В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений.
Том третий. Статьи и рецензии (1839—1840). Пятидесятилетний дядюшка
М., Издательство Академии Наук СССР, 1953
29. Быль и заблуждения моего ума и сердца. Сочинение Алексея Башкатова. В стихах и прозе. Москва. 1838. В типография А. Евреинова. 303 (8). С портретом автора.1
Г-н Башкатов — классик: он пишет оды,
Как их писали в мощны годы,2
и песни. Оды его отличаются высокопарностию, правильным расположением строф и регулярным сочетанием рифм; песни его дышат пастушескою чувствительностию и мадригального нежностию. Странное явление — сочинения г. Башкатова в наше романтическое и романическое время, столь чуждое рифмованной высокопарности и идиллической нежности!..
Стихи г. Башкатова не совсем гладки, даже очень негладки, но это выкупается высоким парением слога и глубокостию идей — а это в классицизме главное. Часто в его стихах даже не соблюдается стихотворная мера, довольно также и ошибок против грамматики; но это, вероятно, принадлежит к числу заблуждений ума почтенного автора, о которых упоминается в заглавии его книги. В самом деле, Державин давно уже сказал:
Кто сколько мудростью ни знатен,
А всякий человек есть ложь!3
Кстати мы вспомнили о Державине: после оды г. Башкатова «Мой бог» — ода Державина «Бог» должна перестать считаться чудом искусства. Вот первый куплет оды г. Башкатова:
Вокруг себя вращаю взоры,
Смутившись бездною чудес,
Перелетаю долы, горы,
Царю я мыслью выше звезд,
На дно кидаюсь океана,
Внедряюсь в центр земного шара,
Мятуся духом я моим,
Тебя, о боже всемогущий,
Святый, всесильный, всюду сущий,
Хочу постичь умом своим!
Превосходно!.. Особенно, как хороши эти рифмы, хотя и полубогатые — чудес — звезд, океана — шара!..
Обратимся к заблуждениям сердца.
Видите ли, в чем дело: г. Башкатов говорит о себе:
Глядел, молчал, крепился
И к долу взор пустил;
Но дух мой веселился,
Что я влюблен не был.
Красоточки! скажите:
Не впрям ли я герой?
Но да успокоятся красоточки: эта твердость не надолго, и г. Башкатов так утешает опечаленных его холодностию красавиц:
Но болей не тужите,
Я жертвую собой.
Быть так: уж вам отдамся
И пленным стану слыть,
Что может с тем сравниться,
Чтоб вас боготворить?
Но, увы! кто мог ожидать таких печальных следствий от такой геройской решимости? — Послушайте:
Теперь лишь в горьком восхищенье
Себе припомню те часы,
Когда я в сладостном забвенье,
Невинно пожирал красы.
Начто не камнем в свет родился,
Зачем творец мне чувства дал?
На то ль, чтоб глядя я томился,
И вечно от тебя страдал?
Вот чувствий всех моих награда,
Презренье, ненависть и злость,
Какая для любви прохлада;
Какой суровый сердцу гость!..
Но неисцелимы глубокие раны сердца, и для чувствительной души холодность любимого предмета — не помеха любить его:
Но я на все сии причуды
Любви глазами лишь смотрю,
Твои сколь чувствия ни грубы,
Но всё тебя еще люблю.
Наконец г. Башкатов, в одном стихотворении, зарекается влюбляться.
Не стану я тебя любить;
Не стало сил уже влюбляться.
На что нам боле заблуждаться,
Чтоб жить?..
Но не верьте поэту: его зароки и обещания ненадежны. Посмотрите, что потом пишет г. Башкатов к какой-то Лизыньке:
Мне поля, леса и горы
Лишь про Лизыньку твердят;
О жестоки, милы взоры,
Легче б ввек вас не видать!..
Но, увы! и тут неудача!
Лиза милая, не стыдно ль
Так со мною поступать?
Лучше б столько миловидной
Не бывать, не чаровать?
Сердце стлевшее бросаю
У твоих, Лизета, ног;
О когда бы ты узнала,
Сколь любить тебя я мог!
Вот и еще неудачная попытка:
Я не могу тебя любить.
Твоя душа того не стоит;
Но как мне горю пособить,
Кто бедно сердце успокоит.
Тебя, сладчайшую мечту
Мою, ловил я ненаглядну;
Но ты, быв вечно на лету,
Неуловима — о досадно!..
В самом деле должно быть досадно! И г. Башкатов уж наотрез говорит, что больше его не подденут:
О женщины, о пол ужасный!
За что вы мучите меня?
Ужели век мне быть несчастным,
Ужель на смех родился я?
Нет! за презрение — презренье!
О — я умею презирать!!
Мне в сердце льется омерзенье, —
Не стану больше обожать.
Чтобы поставить непреоборимую преграду между собою и вероломным, бесчувственным полом, г. Башкатов, по примеру Буало, написал на женщин презлую сатиру, которой начало мы здесь и выписываем, в поучение современникам и на удивление потомству:
К жестоким.
На смех другим меня природа создала
И душу дивную она в меня влила —
Толкаюсь в мире я, повсюду лишь краснеясь,
Вздыхаю, мучуся, премены не надеясь.
Мой остов сохнет весь — а я еще живу,
Во сне лишь вижу жизнь, а горе наяву…
Повсюду кажутся мне чудные призраки,
Я вижу лишь одни осуществленны враки,
И, веру потеряв к создавшей так меня,
Боюсь кругом всего: земли, воды, огня;
А о сердцах людей подумать ужасаюсь;
И если на беду с красавицей встречаюсь,
Крещенский пробежит по жилам вдруг мороз,
Стремглав бегу от сих колючих милых роз,
Куда глаза глядят без памяти в тревоге,
Лишь мыслию дыша о милосердом боге.
О вы, лукавые, не нежные сердца!
Дождусь ли я когда отрадного конца?
Пойдете ль вы когда правдивою тропою,
И станете ль пленять — нас истиной святою?
Вот погляди на те прелестные глаза;
Среди огнистых искр в них блещет и слеза,
Но что же? аспида то злое искушенье,
Ниспосланное нам на вечное мученье,
В свой ряд оно сразит Сократа самого,
А после? холодом повеет на него.
За этою горькою жалобою следует подробное описание всех коварств неблагодарного и бесчувственного пола.
Но если исчислять все хитры их затеи,
Невольно попадешь в пасквильны грамотеи,
— говорит далее г. Башкатов и, наконец, заключает свою длинную филиппику воззванием всё к ним же, жестоким:
О вы жестокие! хотя слезой почтите!
Беда с чувствительным сердцем!
Теперь от заблуждений ума и сердца перейдем к были, а тут, в сочинениях г. Башкатова, точно есть быль и еще не одна, а целых две. Они обе находятся в примечаниях и обе недолги, и потому мы выпишем.4
Однажды за обедом, любуясь молодостью, красотой и любезностию Е. А. В., я в комплимент сказал ей, что теперь смотрю на нее, как на нечто неземное; она же, улыбнувшись, отвечала: «А щи ем».
Однажды Е. А. В., смотря на меня пристально, предсказательным голосом сказала другому лицу, что моя будущая суженая, (запятая) будет прелестна собою, и между протчим добавила: «Будет препошлая дура!» В ответ я значительно взглянул на нее — проглотил вздох.
О Аркадия!..
1. «Моск. наблюдатель» 1839, ч. I, № 2 (ценз. разр. 1/III), отд. V, стр. 94—100. Без подписи.
2. Из «Евгения Онегина» (гл. 4, строфа XXXIII).
3. Из оды Державина «Фелица».
4. Белинский берет два примечания к «Песне шестой» цикла «Песни» и дает им названия «Былей». — «Быль № 1» — второе примечание, «Быль № 2» — третье.