Бурный поток (Мамин-Сибиряк)/Часть 3/VI/ДО

Въ срединѣ августа, въ тотъ промежуточный моментъ, когда осенній бойкій сезонъ еще не начался и публика переѣзжаетъ съ дачъ, собрался подготовленный, Нилушкой и Богомоловымъ "съѣздъ соревнователей". Для засѣданій этого "съѣзда" Теплоухонъ предложилъ свой домъ, потому что онъ самъ еще оставался на дачѣ и домъ стоялъ совсѣмъ пустой.

Покатиловъ тоже былъ приглашенъ присутствовать на засѣданіяхъ въ качествѣ представителя прессы, вмѣстѣ съ вездѣсущимъ котлецовскимъ корреспондентомъ Бѣгичевымъ; этого послѣдняго въ видахъ полнаго безпристрастія извѣщеній о работахъ съѣзда настоялъ пригласить Богомоловъ. Сюда же попали какія-то никому неизвѣстныя, сомнительныя личности, въ родѣ проживавшихъ у Квасовой "королей въ изгнаніи"; даже одинъ такой "король" былъ налицо — это ex-заводчикъ Радловъ.

— Ничего, порядочная окрошка, — говорилъ Покатилову Чвоковъ, оглядывая собравшихся дѣльцовъ. — И народецъ только!.. Еще старики туда-сюда, ну, крѣпостники и только, а вотъ эта новая-то партія… А вѣдь это представители національныхъ богатствъ.

Первое засѣданіе открылось очень эффектною и трескучею рѣчью Чвокова, который объяснилъ собравшимся "спеціалистамъ" съ нѣкоторой высшей точки зрѣнія всю важность взятой ими на себя обязанности.

Его воззваніе было встрѣчено одобрительнымъ шопотомъ и даже аплодисментами, и "съѣздъ" немедленно перешелъ къ очереднымъ занятіямъ. Программа вопросовъ была разработана во всѣхъ подробностяхъ раньше и представляла собой нѣкоторымъ образомъ перлъ, созданный совмѣстными усиліями Нилушки, Богомолова и Доганскаго.

Работы "съѣзда" шли очень скоро впередъ подъ руководствомъ опытныхъ петербургскихъ дѣльцовъ. Самые щекотливые вопросы были всунуты въ числѣ разныхъ мелочей, чтобы намѣренно сдѣлать ихъ незамѣтными. Но Богомоловъ неожиданно выступилъ противъ плановъ Нилушки, и большинство перешло на его сторону. Чвоковъ вышелъ изъ себя.

Въ самый критическій моментъ разыгравшагося скандала случилось другое событіе, настолько ничтожное, что его замѣтилъ только одинъ Доганскій. Дѣло въ томъ, что Теплоуховъ все время торчалъ въ засѣданіяхъ, а тутъ вдругъ исчезъ. Доганскій все время сторожилъ его, а тутъ какъ-то прозѣвалъ; они вмѣстѣ пріѣзжали изъ Павловска и уѣзжали обратно, а тутъ Теплоуховъ точно провалился. Въ головѣ Доганскаго мелькнуло страшное подозрѣніе, и онъ въ самый разгаръ преній бросился къ швейцару съ вопросомъ, куда дѣвался баринъ.

— Они уѣхали на извозчикѣ, — тупо отвѣтилъ старикъ-швейцаръ.

— Да куда уѣхалъ-то?

— На вокзалъ приказали извозчику…

Сусанна должна была сегодня "заболѣть", oncle уѣхалъ въ Царское Село покупать новую лошадь, Юлепька оставалась на дачѣ совершенно одна, — все это промелькнуло въ головѣ Доганскаго молніей, и онъ сейчасъ же отправился на Павловскій вокзалъ, въ надеждѣ догнать Теплоухова. Но въ тотъ самый моментъ, когда Доганскій выбѣжалъ на платформу, поѣздъ тронулся, до слѣдующаго нужно было ждать два часа.

— Все пропало, все кончено… — шепталъ Доганскій, бѣгая по вокзалу въ страшномъ волненіи. — Ждать два часа… о, это ужасно!.. Послать телеграмму Сусаннѣ? Но это безполезно… у нихъ ужъ все было подготовлено раньше. Какихъ-нибудь пять минутъ… три… даже одна, и все было бы спасено.

Дсганскій все-таки послалъ Сусаннѣ телеграмму: "Теплоуховъ скрылся… Смотри за Жюли". Два часа… два часа душевной пытки и муки, когда голова готова лопнуть отъ напряженія. Проклятое время, проклятыя желѣзныя дороги, проклятая глупость…

Доганскій выпилъ въ буфетѣ нѣсколько рюмокъ коньяку, но вино не дѣйствовало на него, а только увеличивало тяжелое душевное состояніе.

"Можетъ-быть, я ошибся? — начиналъ въ сотый разъ думать Доганскій и самъ смѣялся надъ своею довѣрчивостью. — Нѣтъ! Тутъ ошибки не могло быть… тутъ все было обдумано заранѣе, взвѣшено и теперь приведено въ исполненіе… Я убью этого негодяя…"

Доганскій плохо помнилъ, какъ онъ дождался наконецъ поѣзда, какъ ѣхалъ въ вагонѣ, какъ добрался до своей дачи. У садовой рѣшетки стояли карета и дрожки, значитъ, Сусанна для всѣхъ другихъ была больна, и Доганскій, не заходя домой, сначала прошелъ на дачу oncl'я, — Юленьки не было, потомъ на дачу Теплоухова, — его тоже не было. У Сусанны сидѣлъ прихрамывавшій старичокъ и пилъ кофе. Супруги обмѣнялись взглядами, и у Доганскаго точно что оборвалось въ груди.

— У васъ, кажется, теперь идетъ горячая работа, — шепелявилъ по-французски добродушный старичокъ, ласково улыбаясь одними глазами. — Мы васъ совсѣмъ не ждали.

— Да, я не предполагалъ явиться раньше, но вышелъ одинъ непріятный случай… Сюзи! Ты никого не видала? — обратился Догаискій къ женѣ.

— Julie уѣхала къ матери, въ Парголово.

— Не можетъ быть?!

— Да!..

— А… Евстафій Платонычъ не былъ здѣсь совсѣмъ?..

Было неприлично вести такой разговоръ въ присутствіи посторонняго человѣка, но Доганскому теперь было не до приличій, и онъ, не простившись, выбѣжалъ изъ комнаты.

— Бѣдняжка, кажется, очень встревоженъ, — прошепелявилъ ласковый старичокъ, прихлебывая кофе.

"Нѣтъ, они должны быть гдѣ-нибудь здѣсь, — думалъ, вѣрнѣе — чувствовалъ Доганскій, и сейчасъ же велѣлъ сѣдлать себѣ лошадь, а въ карманъ брюкъ сунулъ ремингтоновскій револьверъ. — Сначала проѣду въ паркъ… да, а если тамъ никого не встрѣчу, тогда… что тогда?"

Въ паркѣ Доганскій не встрѣтилъ Юленьки. Разбитый и усталый, онъ сейчасъ же, не заходя къ женѣ, отправился на вокзалъ, чтобы немедленно вернуться въ Петербургъ.

"Можетъ-быть, Julie дѣйствительно у матери? — думалъ Доганскій, напрасно стараясь себя успокоить. — Наконецъ, если не тамъ, то она могла уѣхать къ Аннѣ Григорьевнѣ… къ Бэтси… наконецъ, у oncl'я".

Прежде всего Доганскій бросился къ Аннѣ Григорьевнѣ и упросилъ ее спросить о Юленькѣ телеграммой, въ Парголовѣ ли она или нѣтъ, а самъ отправился къ Бэтси и къ oncl'ю. Юленьки нигдѣ не оказалось.