Бурный поток (Мамин-Сибиряк)/Часть 2/X/ДО
Первый номеръ "Сѣвернаго Сіянія" долженъ былъ выйти перваго января.. Въ "Прогрессѣ" Котлецова и въ "Искоркахъ" появились уже замѣтки относительно новой газеты, причемъ дѣло не обошлось, конечно, безъ ядовитаго намека относительно средствъ, на какія будетъ издаваться новая газета.
— Эти господа, кажется, согласились между собой, чтобы сдѣлать мою газету популярной до ея появленія, — замѣтилъ Покатиловъ, когда ему указали на эти замѣтки. — Я считалъ ихъ немножко умнѣе.
Для составленія перваго, пробнаго номера Покатиловъ употребилъ невѣроятныя усилія, чтобы показаться передъ публикой въ самомъ блестящемъ видѣ. Хлопоты съ квартирой, комиссіонерами, объявленіями и сотрудниками были кончены, теперь все вниманіе сосредоточивалось на первомъ номерѣ. Статьи были проредактированы Покатиловымъ самымъ строгимъ образомъ, такъ что Нилушка Чвоковъ даже разсердился, когда увидѣлъ корректуру своей передовицы: весь наборъ былъ исчерченъ поправками Покатилова.
— Это ужъ звѣрство какое-то! — ругался Нилушка, просматривая свою израненную передовицу.
— Нельзя… первый номеръ, — отвѣчалъ Покатиловъ. — Нельзя же передъ публикой въ халатѣ выйти.
— Мнѣ кажется, что ты ужъ придираешься, Романъ, отъ избытка усердія… Впрочемъ, мнѣ это все едино: что попъ, что батька.
— Тѣмъ лучше…
Покатиловъ живмя жилъ въ типографіи, куда къ нему всѣ и приходили. Типографія помѣщалась во флигелѣ большого каменнаго дома въ Столярномъ переулкѣ. Нужно было съ грязнаго маленькаго дворика подняться во второй этажъ; громадная зала была заставлена конторками наборщиковъ, одинъ уголокъ залы отгороженъ былъ дощатою перегородкой для фактора. Въ этомъ уголкѣ теперь и сосредоточивалось все. Покатилову нравились эти ободранныя, прокопченыя стѣны, точно заплатанныя разными объявленіями, березовый шкапъ съ собственными изданіями этой типографіи, конторка фактора, исчезавшая подъ кипами дѣловыхъ бумагъ, самъ факторъ, равнодушный сѣденькій старичокъ въ пенснэ, даже запахъ типографской краски, смѣшанный съ запахомъ масла отъ машинъ, и наконецъ тотъ подавленный вѣчный рабочій шумъ, который стоялъ въ этой комнатѣ, точно въ громадномъ ульѣ, гдѣ около ящиковъ со шрифтами наборщики двигались, какъ рабочія пчелы по сотамъ. Печатныя машины помѣщались въ нижнемъ этажѣ, и полъ въ каморкѣ фактора постоянно вздрагивалъ отъ ихъ тяжелой работы. точно тамъ грузно шевелилось какое-то скованное по рукамъ и ногамъ чудовище. Для Покатилова вся эта обстановка работавшей типографіи являлась чѣмъ-то такимъ дорогимъ и близкимъ сердцу, точно самъ онъ являлся только составною частью общаго механизма.
Сообщеніе факторской съ залой происходило при помощи маленькаго окошечка. Въ него Покатиловъ видѣлъ ряды наклоненныхъ головъ наборщиковъ, набиравшихъ съ рукописи, и не могъ оторвать глазъ отъ этой картины, хотя прежде часто бывалъ въ типографіи и какъ-то совсѣмъ не обращалъ вниманія на спеціально-типографскую музыку. Тогда онъ былъ чужимъ человѣкомъ, наемникомъ, а теперь здѣсь торопливо создавалось свое собственное, кровное дѣло. Подъ шумокъ всей этой сутолоки Покатиловъ перечитывалъ всѣ статьи, дѣлалъ поправки, писалъ свой фельетонъ и чувствовалъ только одно, что сутки сдѣлались точно вдвое короче.
— Вы захвораете, Романъ Ипполитычъ, — уговаривали его капитанъ и Симонъ Денисычъ, прибѣгавшіе въ типографію по десяти разъ въ день. — Такъ нельзя-съ.
— Пустяки… Успѣемъ отдохнутъ, —отвѣчалъ Покатиловъ.
Онъ тутъ же и обѣдалъ и чай пилъ. Чвоковъ никакъ не могъ вытащить его "передохнуть" гдѣ-нибудь у Бореля или Дюссо. Лицо у Покатилова было такое желтое, глаза ввалились; вообще видъ не особенно привлекательный, но теперь было не до наружности. Только иногда, дожидаясь поправленной корректуры, Покатиловъ немного забывался, и его мысль сейчасъ же улетала на Сергіевскую улицу. Нѣтъ, онъ не даромъ взялъ теплоуховскія деньги, и Сусанна увидитъ наконецъ, съ кѣмъ она имѣетъ дѣло. Да и другіе тоже почувствуютъ, начиная съ Котлецова. Мысль о Сусаннѣ подкрѣпляла и вдохновляла Покатилова въ самые трудные моменты, когда голова отказывалась работать. Онъ не видалъ ея сравнительно давно и явится уже редакторомъ de facto, когда къ ея ногамъ положитъ первый номеръ "Сѣвернаго Сіянія".
— Ну, братъ, ты того… обалдѣлъ совсѣмъ! — говорилъ Чвоковъ, заѣзжавшій въ типографію провѣдать пріятеля.
— Ничего, отдохнемъ… Вотъ посмотри-ка лучше, какая музыка у насъ получается для перваго раза.
Покатиловъ прочиталъ программу перваго номера, которую Нилушка Чвоковъ выслушалъ очень внимательно, немножко склонивъ свою голову на бокъ.
— Ну что? Какъ ты находишь? — спрашивалъ Покатиловъ, недовольный молчаніемъ друга.
— Что же, хорошо! — уклончиво отвѣтилъ Нилушка, дѣлая какой-то нерѣшительный жестъ. — Только дѣло въ томъ, что весь номеръ слишкомъ ужъ по-газетному составленъ… Я хочу сказать, что у тебя нѣтъ ни одного литературнаго имени. Слѣдуетъ пригласить кое-кого для вывѣски.
— Да вѣдь это не журналъ, а газета!
— Все-таки… Собственно я врагъ этого популярничанья извѣстными именами, но ничего не подѣлаешь, если публика привыкла къ извѣстнымъ именамъ. Вѣдь въ вашемъ дѣлѣ, какъ и въ нашемъ, все держится на этомъ, чортъ возьми!
— Ну, этого добра мы наберемъ сколько душѣ угодно, — съ улыбкой отвѣтилъ Покатиловъ, вынимая изъ кармана сюртука цѣлую пачку писемъ. — Не угодно ли полюбопытствовать?
Развертывая одно письмо за другимъ, Нилушка Чвоковъ долго перебиралъ ихъ, разбиралъ фамиліи, адресы, первыя строки, которыми они начинались.
— Да тутъ, кажется, всякаго жита будетъ по лопатѣ, — задумчиво проговорилъ Нилушка, возвращая письма назадъ. — Однако я не ожидалъ такого обилія продающихся людей.
— Не людей, а извѣстныхъ именъ, — проговорилъ Покатиловъ съ самодовольною улыбкой. — Чего хочешь, того просишь. Я даже статистику маленькую подвелъ: свои услуги "Сѣверному Сіянію" предлагаютъ семь извѣстныхъ профессоровъ, пятнадцать извѣстныхъ беллетристовъ, до десятка критиковъ, столько же публицистовъ, политиковъ, шесть штукъ фельетонистовъ, а другимъ, неизвѣстными людямъ и счета нѣтъ. Ха-ха!.. Вся улица высыпала!.. Конечно, настоящіе литературные осетры въ нашу воду не пойдутъ, да и мы не заплачемъ о нихъ. Такъ-то, голубчикъ, мы всесильны… Стоитъ только кличъ кликнуть, и все къ нашимъ услугамъ.
— Да, большое предложеніе.
— Больше ста мужчинъ и около двадцати женскихъ душъ. Вѣдь это силища, какъ ни говори, и нужно только умѣть воспользоваться всѣмъ этимъ добромъ: тутъ и наука, и искусство, и талантъ, и спеціальныя знанія, и просто газетное жульничество… Все идетъ на улицу, все подлаживается подъ ея вкусы и требованія. Улица всесильна… это тотъ сфинксъ, который говоритъ: разгадай меня, или я тебя пожру. Да, мы ее разгадаемъ, и она дастъ намъ двадцать тысячъ подписчиковъ.
— Гусей по осени считаютъ, Романъ Ипполитычъ.
— Вотъ увидишь. Пріѣзжай на родины…
— Это когда первый номеръ изъ печки выйдетъ?
— Да!
— Хорошо, заверну.
Ночь съ тридцатаго декабря на тридцать первое Покатиловъ совсѣмъ не спалъ. Нужно было подготовить нѣкоторые матеріалы для слѣдующихъ номеровъ и кромѣ того измѣнить кое-что въ первомъ: Покатиловъ пустилъ въ оборотъ нѣсколько извѣстныхъ именъ и теперь возился съ метранпажемъ относительно разверстки статей. Получалось то больше, то меньше листа, притомъ со всѣхъ сторонъ летѣли объявленія, а редакторъ "Сѣвернаго Сіянія" не желалъ обижать никого изъ этихъ первыхъ, почтившихъ редакцію своимъ лестнымъ довѣріемъ. Весь день тридцать перваго декабря прошелъ въ самыхъ глупыхъ типографскихъ хлопотахъ: запраздничало нѣсколько лучшихъ наборщиковъ, одна скоропечатная машина что-то капризничала, тоже, вѣроятно, по случаю праздниковъ. Покатиловъ горячился, кричалъ, хватался за голову и сто разъ сбѣгалъ внизъ, гдѣ печатался роковой первый номеръ.
Въ восемь часовъ пріѣхалъ Нилушка.
Капитанъ и Симонъ Денисычъ въ почтительномъ молчаніи ждали разрѣшенія всей этой адской сутолоки.
— Скоро ли мы, наконецъ, разрѣшимся нашимъ первенцемъ? — смѣялся Чвоковъ, посасывая дорогую сигарку.
Покатиловъ сидѣлъ въ углу жесткаго диванчика, измученный, желтый, и нервно обкусывалъ кончики усовъ. Его возмущалъ старичокъ-факторъ, который точно замерзъ и едва шевелился.
— Ничего, успѣется, — повторялъ факторъ, посматривая на часы. — Еще только половина девятаго.
— Чортъ возьми, мы въ самомъ дѣлѣ точно собрались на родины, — шутилъ Нилушка, похлопывая Симона Денисыча по плечу.
Это томительное ожиданіе разрѣшилось только въ исходѣ девятаго часа, когда факторъ получилъ наконецъ по слуховой трубѣ изъ нижняго этажа требуемый отвѣтъ. Покатиловъ побѣжалъ-было внизъ, но въ дверяхъ встрѣтился съ улыбавшимся метранпажамъ, который бережно несъ въ рукахъ еще сырой листъ газеты.
— Наконецъ-то мы разродились, — проговорилъ Нилушка, щупая сырой померъ. — Ура!..
— Вотъ онъ, первенецъ! — шепталъ Симонъ Денисычъ, съ умиленіемъ разглядывая первую страницу. — "Сѣверное Сіяніе", 1-го января 187… года, ежедневная газета, политическая и литературная. Подписка принимается… да… семнадцать рублей съ доставкой и пересылкой во всѣ города Россійской имперіи. Номеръ первый.
— Мнѣ особенно нравится заголовокъ: готическія буквы и прочее, — замѣтилъ капитанъ, покручивая усы. — И бумага хорошая.
— Чортъ знаетъ, когда эти доктора успѣли залѣзть на первую страницу, — удивлялся Нилушка, читая объявленія. — Электролѣчебница, мужское безсиліе, акушерка для секретныхъ беременныхъ, накожныя болѣзни, слабость и послѣдствія молодости… Тьфу, цѣлый букетъ всякихъ гадостей. Какъ клопы за обоями набились.
Покатиловъ улыбался и молча потиралъ руки. На послѣдней страницѣ номера вытянулись цѣлыхъ два столбца всевозможныхъ объявленій, гдѣ, рядомъ съ наглымъ зазываньемъ присяжныхъ рекламистовъ, съ нѣмымъ отчаяніемъ протягивала руки безконечная столичная нужда. Здѣсь аукціонъ просроченныхъ залоговъ, тамъ продажа по случаю скораго отъѣзда, dame diplômée, предлагающая свои услуги по части новыхъ языковъ, студентъ, не стѣсняющійся разстояніемъ, ищетъ уроки за комнату и столъ, или за одну комнату или столъ; далѣе опять распродажа, подъ ней пріютилось скромное желаніе имѣть квартирку въ три комнаты, по возможности съ садикомъ, а тутъ сплошь пошли студенты, горничныя, дворники, комиссіонеры, бѣлыя кухарки, перемѣшавшись на этой роковой четвертой страницѣ въ одну живую пеструю кучу, которая шевелилась и барахталась, какъ мечется и барахтается выброшенная на берегъ рыба.
— Ну, я усталъ, господа, — заявилъ Покатиловъ, складывая померъ и пряча его въ карманъ.
— Да, да, пора отдохнуть, я тебя могу довезти, — предлагалъ Нилушка, надвигая соболью шапку на глаза. — Тебѣ куда?
— Домой, въ редакцію. Ахъ, да, Семенъ Иванычъ, — обратился онъ къ фактору: — когда номеръ будетъ конченъ, предложите наборщикамъ въ мой счетъ…
— Тсс!.. — зашипѣлъ испугавшійся старичокъ. — Что вы, Романъ Ипполитычъ! Да мы ихъ и въ недѣлю не соберемъ; знаете, такой особенный народъ-съ.
— Ну, дѣлайте, какъ знаете.
— Мы это по частямъ устроимъ, Романъ Ипполитычъ: сегодня одни отдохнутъ, завтра — другіе. Оно гораздо даже любопытнѣе выйдетъ.
Въ своей квартирѣ Покатиловъ наскоро умылся и переодѣлся, а потомъ, захвативъ номеръ, сейчасъ же отправился съ нимъ въ Сергіевскую. Онъ нарочно не взялъ извозчика, а пошелъ пѣшкомъ, чтобы освѣжиться послѣ безсонной ночи. Падалъ мягкій липнувшій снѣгъ, застилавшій переливавшеюся сѣткой огни фонарей и освѣщенныя окна въ магазинахъ. На Невскомъ публики было особенно много; всѣ торопились по домамъ, чтобы встрѣтить Новый годъ по своимъ угламъ.
"Что же это я не пригласилъ Нилушку къ Доганскимъ? — думалъ Покатиловъ, шагая по тротуару. — Вмѣстѣ бы и Новый годъ встрѣтили. Ахъ, да, вѣдь ему нельзя!"
Покатиловъ засмѣялся, вспомнивъ, что Нилушка сегодня уѣдетъ встрѣчать Новый годъ къ своей содержанкѣ, которою только-что успѣлъ обзавестись. Смѣшно было то, что Нилушка находилъ нужнымъ скрывать это тонкое обстоятельство, хотя всѣ давно знали о его интимныхъ похожденіяхъ.
Послѣ горѣвшаго огнями Невскаго другія улицы казались совсѣмъ темными, а уличные фонари мигали, какъ слезящіеся старческіе глаза. Вотъ и Симеоновскій мостъ и Моховая. Что-то теперь дѣлаетъ бѣдняжка Бэтси? Въ груди Покатилова шевельнулось тяжелое чувство, и онъ зашагалъ быстрѣе впередъ, точно старался убѣжать отъ самого себя. Широкая Сергіевская совсѣмъ потонула въ мягкомъ зимнемъ сумракѣ. Вереницы настоящихъ барскихъ домовъ глядѣли большими освѣщенными окнами. Эта улица всегда нравилась Покатилову, а теперь въ особенности.
"Отлично!" — вслухъ проговорилъ Покатиловъ, машинально ощупывая карманъ, въ которомъ лежалъ только-что испеченный померъ своей газеты.
Въ этомъ хорошемъ настроеніи духа Покатиловъ дошелъ до самой квартиры Доганскихъ, сунулъ швейцару красненькую и бойко взбѣжалъ по лѣстницѣ во второй этажъ. Онъ еще издали услыхалъ голоса разговаривающихъ въ гостиной и смѣхъ Доганской, который заставилъ его вздрогнуть. Остановившись въ дверяхъ гостиной, Покатиловъ увидалъ такую картину: Доганская сидѣла на мягкомъ стеганомъ диванчикѣ, около нея на низкой скамейкѣ помѣщался oncle, а на креслѣ виднѣлась какая-то женская фигура, на которую Покатиловъ не обратилъ вниманія, потому что вынималъ изъ кармана номеръ "своей" газеты.
— А, это вы, г-нъ редакторъ! — весело проговорила Доганская, издали кивая головой. — Вы что это совсѣмъ насъ забыли?
Покатиловъ торопливо подошелъ къ ней, поцѣловалъ протянутую руку и молча подалъ газету.
— Что это такое? — равнодушно спрашивала Доганская, развертывая мягкій газетный листъ. — Ахъ, газета… поздравляю!
— Вотъ какъ! — пробасилъ oncle. — Сейчасъ изъ печи.
Доганская лѣниво прочитала заголовокъ, свернула листъ и проговорила прежнимъ веселымъ тономъ:
— Позвольте, г-нъ редакторъ! Вы, кажется, не знакомы: Чарльзъ Зостъ, мистрисъ Кэй.
— Мы знакомы, — тихо проговорила по-англійски Бэтси, пока Покатиловъ и Зостъ, съ принужденными улыбками, пожимали другъ другу руки.
Небольшого роста, худощавый, но съ свѣжимъ, блѣднымъ лицомъ, Зостъ выглядѣлъ бы совсѣмъ мальчикомъ, если бы не строго сложенныя губы и не этотъ холодный, увѣренный взглядъ сѣрыхъ, прелестныхъ глазъ. Oncle съ улыбкой наблюдалъ происходившую сцену и въ душѣ даже пожалѣлъ Покатилова: бѣдняга попалъ между двухъ огней.
"Эти женщины точно для того только и созданы, чтобы ставить насъ въ чертовски скверное положеніе!" — сдѣлалъ заключеніе старикъ.
— А мы тутъ разговариваемъ о лошадяхъ, — заговорила Доганская, продолжая прерванную бесѣду. — Вы, г-нъ редакторъ, тоже вѣдь любите этотъ отдѣлъ спорта?
— Да, я люблю спортъ, — бормоталъ Покатиловъ, недоумѣвая, какъ сюда могла затесаться Бэтси.
— У Романа есть слогъ, когда онъ описываетъ скачки, — подтвердилъ oncle, поднимая свои крашеныя брови. — Позвольте мнѣ газету, Сусанна Антоновна.
"Этакая глупая лошадь, англійская лошадь! — со злостью подумалъ Покатиловъ по адресу милаго дядюшки. — Чортъ тянетъ за языкъ… слогъ!"
Первый номеръ "своей" газеты былъ растоптанъ и уничтоженъ проклятыми англійскими лошадьми, о которыхъ Сусанна болтала все время съ Зостомъ. Въ ушахъ у Покатилова вертѣлись совсѣмъ непонятныя слова: жокеи, тренера, тотализаторъ и еще чортъ знаетъ какая лошадиная галиматья. Однако зачѣмъ здѣсь этотъ "нашъ молодой другъ", какъ называлъ oncle Зоста, и почему онъ появился вмѣстѣ съ Бэтси? Всѣ эти вопросы перемѣшивались въ головѣ Покатилова, какъ разноцвѣтныя стеклышки въ калейдоскопѣ, и онъ отвѣчалъ Сусаннѣ два раза совсѣмъ невпопадъ. Но она даже не обратила вниманія на это: перламутровые глаза у ней сегодня были совсѣмъ темны, а по лицу бродила разсѣянная улыбка. Покатиловъ понималъ эту лихорадку чувства, которую теперь переживала Сусанна.
— Какой вы сегодня странный, г-нъ редакторъ! — обратилась къ Покатилову Доганская, когда разговоръ о лошадяхъ оборвался. — Точно вы муху проглотили… Будьте же повеселѣе, а то вы нагоните скуку на всѣхъ. Вотъ и Бэтси тоже!
Въ порывѣ чувства Доганская обняла Бэтси и крѣпко ее расцѣловала; эта институтская выходка говорила уже о полномъ умственномъ затменіи. Покатиловъ понялъ все и, неловко поднявшись съ кресла, началъ прощаться.
— Куда же это вы? — разсѣянно говорила Сусанна, но замѣчая Покатилова.
— У меня голова болитъ… до свиданія!
Доганская посмотрѣла на него какими-то опьянѣвшими глазами, слишкомъ счастливая, чтобы понимать что-нибудь.
— Эй, дружище, а газету возьми! — остановилъ oncle Покатилова.
Несчастный первенецъ былъ скомканъ самымъ безжалостнымъ образомъ и полетѣлъ куда-то подъ рояль. Проклятый номеръ!
— Все конечно, все! — шепталъ Покатиловъ, останавливаясь посреди громадной гостиной, едва освѣщенной двумя бра. — И на кого промѣняла: мальчишка… щепокъ!..
Ему сдѣлалось даже гадко, когда онъ вспомнилъ, какъ Сусанна цѣловала Бэтси. Однако какъ Бэтси попала сюда? Подождать ее и проводить до дому? Вниманіе Покатилова было привлечено щелканьемъ бильярдныхъ шаровъ, и онъ машинально побрелъ въ бильярдную, плохо отдавая отчетъ, что дѣлаетъ.
Отворивъ двери, онъ увидѣлъ самого Доганскаго и Теплоухова, которые съ увлеченіемъ доигрывали партію на французскомъ бильярдѣ безъ лузъ. Теплоуховъ "дѣлалъ шара" со своимъ обычнымъ пришибленнымъ видомъ, а Доганскій вытягивался по бильярду во весь ростъ, чтобы достать кіемъ шаръ безъ помощи машинки.
— Ваша партія! — крикнулъ Доганскій, бросая кій.
Онъ только сейчасъ замѣтилъ стоявшаго въ дверяхъ Покатилова и улыбнулся ему:
— А! Романъ Ипполитычъ! Вотъ не желаете ли проиграть партію этому господину, который увѣряетъ всѣхъ, что даже не умѣетъ держать кія въ рукахъ! Вы видѣли Сюзи?
— Да, я сейчасъ оттуда.
— Ахъ, она совсѣмъ увлеклась этимъ плутишкой Чарли… Это нашъ новый молодой другъ, Романъ Ипполитычъ, который овладѣлъ сердцемъ бѣдной Сюзи сразу, такъ что я ужъ не знаю, какъ вы теперь будете…
Доганскій самъ же первый громко засмѣялся своей шуткѣ, а у Покатилова сжались кулаки, чтобы раздавить эту холодно улыбавшуюся гадину.
— Такъ вы не желаете попытать счастья… на бильярдѣ? — спрашивалъ Доганскій, какъ ни въ чемъ не бывало, выбирая новый кій.
— Нѣтъ, благодарю васъ.
— Ну-съ, такъ ужъ намъ съ Евстафіемъ Платонычемъ, видно, на роду написано играть одну партію за другой.
Бильярдные шары застучали съ новою силой, а Покатиловъ побрелъ назадъ: въ этомъ домѣ въ каждомъ углу шла самая отчаянная игра.
— Вы куда это уходите? — кричалъ вслѣдъ Доганскій. — Оставайтесь встрѣчать Новый годъ!.. по-семейному!