Бойцы проходят через сырые от дождя поля и лощины, по перелескам и кустарникам. Бесчисленное количество трупов румын валяется на степных просторах, на улицах только-что отбитого нашей контратакой села. Бойцы проходят равнодушно мимо этих мертвых солдат и офицеров, — враги получили то, что они заслужили.
Но вот за селом, в овраге, лежит человек в крестьянской одежде. В груди у него пулевые раны. В открытых глазах застыло выражение ужаса. Мы закрываем лицо убитого лежащей рядом старенькой курточкой.
За поворотом оврага люди останавливаются, как вкопанные. Страшное зрелище! Десятки человеческих тел, залитых кровью, полураздетых, лежат на склонах оврага. Это люди, не имевшие никакого отношения к боевым действиям. Это мирные жители — старики, женщины, девушки, подростки, дети. Изуверы, владевшие селом несколько дней, вывели в овраг 160 мирных жителей и безжалостно их расстреляли.
Село было занято частями немецкой дивизии «СС». Но немцы вскоре ушли, оставив вместо себя румын. Население пряталось в погребах. Ночью румынские солдаты, эти достойные ученики гитлеровских разбойников, ворвались в погреба, где в страшной тесноте сидели и лежали люди.
Румыны зажгли карманные фонарики, выбрали молодых женщин и девушек, выстрелами отогнали остальных и стали насильничать. Крики и стоны понеслись из погребов. С большим трудом удалось Марии Гавриловне Ветух, жене сторожа райисполкома, вырвать из рук румын свою беременную дочь Лидию. Издевались над Клавдией С., изнасиловали Ксению М.
— Не знаю, как только сердце мое уцелело, когда схватили мою дочь и тех девушек, — рассказывает Мария Гавриловна. — Звери, людоеды, мерзавцы, чего только они ни делали!
На рассвете румыны согнали население на площадь; 300 человек заперли в большой сарай, а 160, в том числе 70 ребятишек в возрасте 13—15 лет, увели за село, в овраг, и расстреляли.
Потом начался грабеж. Румыны взламывали запертые двери, разбивали окна, вытаскивали мешки с зерном и мукой, выносили из погребов бочки с огурцами, ловили свиней и кур, уносили ватные одеяла, овчины, шапки, рукавицы, платки. Не брезгали также дешевенькими брошками, бусами, браслетами. Внимательно рассматривали фотографии на стенах и, если видели что-нибудь «крамольное», — арестовывали, сажали в сарай, который стал тюрьмой.
Неизвестно, за что расстреляли стариков Новосельца и Торгаша, двух сыновей пекаря Симаниды. На чердаке одного дома был убит в бою наш пулеметчик. Хозяина дома старика Ушакова застрелили тут же, в кровати. Потом облили комнату керосином и хату сожгли.
В соседнем дворе стали насиловать женщину. Муж закричал, — его убили. Вмешались пять односельчан. Их убили. В другом дворе изнасиловали Евфросинию Ш.
Нашли раненого младшего лейтенанта, отрубили ему руки, отрезали уши, нос, выкололи глаза. Убили. Кровь, пролитая на улицах села, еще не ушла в землю. Пожары, зажженные здесь, еще дымятся. Многие из жителей поседели за эти дни. Тех 300 человек, которые были заперты в сарае, румыны увели с собой неизвестно куда.
Но оставшиеся в живых никогда не забудут того, что они видели, что пережили. Сердца их полны ненависти к проклятым убийцам.
Заплатим врагам сторицей за кровь и мучения наших отцов, матерей, жен, детей. Будем вечно помнить о страшных делах фашистских извергов на нашей земле.
Будем мстить!
спец. корр. «Известий».
ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ. (Южный фронт), 9 октября.
