1898.
правитьБРАЧНЫЙ ДОГОВОРЪ
правитьГрафъ де-Манервиль, представитель стариннаго нормандскаго рода, пользовался, особенной благосклонностью герцога Ришелье, который женилъ его на одной изъ богатѣйшихъ невѣстъ города Бордо, служившаго мѣстопребываніемъ стараго герцога въ бытность его губернаторомъ Пенни. Нормандецъ продалъ свои земли въ Бессэвѣ и сдѣлался гасконцемъ, очарованный красотой замка Ланстракъ, принадлежавшаго его женѣ. Графъ прожилъ до 1813 года, счастливо отдѣлавшись отъ ударовъ революціи, благодаря случайному стеченію благопріятныхъ обстоятельствъ. Въ концѣ 1790 года онъ отправился на островъ Мартинику по дѣламъ жены, а управленіе своими гасконскими землями передалъ честному клерку Матіасу, въ то время уже зараженному новыми вѣяніями. По возвращеніи на родину графъ нашелъ всѣ владѣнія свои въ цвѣтущемъ состояніи; благодаря преданности и умѣлому управленію гасконца, земли приносили изрядный доходъ. Въ 1810 году умерла графиня де-Манервиль. Убѣдившись послѣ бурно прожитой молодости въ громадной силѣ капитала и отводя ему, подобно большинству стариковъ, болѣе видное мѣсто въ жизни, чѣмъ слѣдуетъ, графъ де-Манервиль постепенно превратился въ совершеннаго скрягу. Упуская изъ виду, что скупость отцовъ предрасполагаетъ дѣтей къ расточительности, онъ ничего не давалъ своему единственному сыну.
Поль де-Манервиль, вернувшись въ 1810 году изъ Вандомскаго коллежа, прожилъ около трехъ лѣтъ подъ гнетомъ отцовскаго деспотизма, и этотъ деспотизмъ шестидесятилѣтняго старика оказалъ неотразимое вліяніе на несложившійся еще характеръ юноши. Нелишенный физическаго мужества, составляющаго отличительную черту всѣхъ гасконцевъ, Поль не осмѣливался бороться съ деспотизмомъ отца и мало-по-малу совершенно терялъ ту силу характера, которая обусловливаетъ нравственное мужество. Всѣ тѣ чувства, которыя онъ не смѣлъ выразить, накоплялись въ его душѣ и впослѣдствіи парализовали его волю, несмотря на то, что онъ убѣдился, что чувства эти не соотвѣтствуютъ общепринятымъ взглядамъ. Онъ готовъ былъ драться изъ-за самаго невиннаго слова и вмѣстѣ съ тѣмъ дрожалъ при мысли о необходимости прогнать одного изъ своихъ слугъ. Робость его все усиливалась при условіяхъ, требовавшихъ постоянной борьбы. Способный выказать героизмъ, когда нужно было избавиться отъ преслѣдованій, онъ не находилъ въ себѣ силы ни для отраженія этихъ преслѣдованій, ни для систематической борьбы съ ними. Смѣлый въ мысляхъ, но робкій въ дѣйствіяхъ, онъ отличался той мягкостью, которая дѣлаетъ человѣка жертвой случайныхъ обстоятельствъ. Пригвожденный къ старинному дому своего отца, не имѣя средствъ тянуться за молодыми людьми родного города, онъ глубоко завидовалъ ихъ свободной жизни. Старый графъ выѣзжалъ съ нимъ ежедневно въ старинной каретѣ, запряженной парой старыхъ клячъ, въ сопровожденіи старыхъ, плохо одѣтыхъ слугъ. Общество, въ которомъ они вращались, состояло изъ сохранившихся обломковъ аристократіи парламента и аристократіи шпаги. Соединившись послѣ революціи для противодѣйствія вліянію бонапартизма, эти два аристократическихъ лагеря образовали родъ земельной аристократіи. Подавленный невѣроятно быстрымъ обогащеніемъ приморскихъ городовъ, этотъ бордоскій фобуръ Сенъ-Жерменъ относился съ презрѣніемъ къ блестящей роскоши, царившей въ торговыхъ, административныхъ и военныхъ кружкахъ. Поль скучалъ въ мірѣ этихъ окаменѣлостей, будучи еще слишкомъ молодъ, чтобы уразумѣть смыслъ сословныхъ различій, и не подозрѣвая, что эта атмосфера упрочитъ въ немъ тѣ чисто аристократическія черты, которыя такъ высоко цѣнятся во Франціи. Единственнымъ развлеченіемъ юноши послѣ скучныхъ вечеровъ, проведенныхъ въ аристократическихъ гостиныхъ, были физическія упражненія, которыя вообще нравятся молодымъ людямъ и на которыхъ особенно настаивалъ старикъ отецъ. По его взглядамъ, воспитаніе молодого человѣка исчерпывалось фехтованіемъ, верховой ѣздой, стрѣльбой, игрой въ мячъ и усвоеніемъ изящныхъ манеръ. И Поль каждое утро фехтовалъ, упражнялся въ манежѣ въ верховой ѣздѣ и занимался стрѣльбой въ цѣль. Остальное время онъ посвящалъ чтенію романовъ, такъ какъ отецъ его не признавалъ трансцендентальныхъ наукъ, завершающихъ современное воспитаніе. Такая монотонная жизнь убила бы въ концѣ концовъ юношу, если бы смерть отца не избавила его отъ этой тяжелой тираніи именно въ тотъ моментъ, когда она становилась уже невыносимой. Благодаря скупости отца, Поль получилъ въ наслѣдство весьма значительный капиталъ и обширныя владѣнія, находившіяся въ цвѣтущемъ состоящій. Но онъ ненавидѣлъ Бордо и не питалъ особенной симпатіи въ Ланстраку, гдѣ обыкновенно проводилъ лѣто съ отцемъ, охотясь съ нимъ съ утра до вечера.
Какъ только дѣло по утвержденію Поля де-Манервиль въ правахъ наслѣдства кончилось, молодой наслѣдникъ, жаждавшій наслажденій, накупилъ процентныхъ бумагъ и, передавъ управленіе своими имѣніями старику Матіасу, нотаріусу отца, уѣхалъ на шесть лѣтъ изъ Бордо. Сначала онъ, въ качествѣ атташе французскаго посольства, отправился въ Неаполь, затѣмъ занималъ въ Мадридѣ постъ секретаря посольства, оттуда переселился въ Лондонъ и такимъ образомъ побывалъ въ главнѣйшихъ столицахъ Европы. Ознакомившись со свѣтомъ, отрезвившись отъ многихъ иллюзій, истративъ почти весь завѣщанный ему отцомъ капиталъ, Поль увидѣлъ себя вынужденнымъ прибѣгнуть къ доходамъ отъ имѣній, находившихся въ рукахъ стараго нотаріуса. Въ эту критическую минуту своей жизни, поддавшись такъ называему голосу благоразумія, Поль рѣшилъ оставить Парижъ, вернуться въ Бордо, взяться за управленіе своими дѣлами, заняться улучшеніемъ своихъ земель, жениться и добиться званія депутата. Поль принадлежалъ въ древнему роду, графская корона должна была содѣйствовать его матримоніальнымъ стремленіямъ. Онъ могъ и долженъ былъ сдѣлать хорошую партію. Если многія женщины мечтаютъ о мужѣ съ громкимъ титуломъ, то еще большее число женщинъ мечтаетъ о мужѣ, который сумѣлъ бы обратить на себя вниманіе общества. А Поль успѣлъ пріобрѣсти репутацію человѣка, умѣющаго жить, благодаря семи стамъ тысячамъ франковъ, растраченнымъ имъ въ теченіе шести лѣтъ. Репутація эта пріобрѣтается въ свѣтѣ нелегко; она требуетъ долгаго изученія, обширнаго круга знакомствъ, друзей и враговъ, изящной фигуры, хорошихъ манеръ и благозвучнаго имени. Но съ этой репутаціей неразрывно связаны всевозможныя приключенія, дуэли, пари, проигранныя на скачкахъ, и цѣлый рядъ неудобоваримыхъ удовольствій. Поль де-Манервиль считался однимъ изъ самыхъ изящныхъ мужчинъ Парижа. Но, несмотря на свою безумную расточительность, онъ не могъ сдѣлаться тѣмъ, что называется «homme à іа mode». Въ пестрой арміи свѣтскихъ людей l’homme à la mode является маршаломъ, l’homme élégant — генералъ-лейтенантомъ. Поль умѣлъ поддерживать свою репутацію изящнаго мужчины: слуги его были прекрасно выдержаны и безукоризненно одѣты, экипажи его приводились, какъ образцовые, ужины пользовались большимъ успѣхомъ, а обстановка его холостой квартиры ставилась на ряду съ лучшими домами Парижа. Но онъ не губилъ женщинъ, не терялъ крупныхъ суммъ за карточнымъ столомъ, не обманывалъ никого, даже продажныхъ женщинъ, не разбрасывалъ своихъ billets doux, не имѣлъ ящика съ любовными письмами, въ которомъ друзья его могли бы рыться въ то время, какъ онъ одѣвался или брился, неспособенъ былъ на какой-нибудь смѣлый шагъ, который привлекъ бы вниманіе общества, не занималъ денегъ и имѣлъ неосторожность давать взаймы друзьямъ, которые, сдѣлавшись его должниками, удалились отъ него и старались не говорить о немъ ни хорошаго, не дурного. Казалось, что даже расточительность его была строго регламентирована. Разгадка характера Поля де-Манервиля заключалась въ отцовскомъ деспотизмѣ, сдѣлавшимъ изъ молодого человѣка нѣчто вродѣ соціальнаго выродка.
Однажды утромъ Поль сказалъ своему другу де-Марсэ, который впослѣдствіи пріобрѣлъ громкую извѣстность:
— Другъ мой, я понялъ, наконецъ, смыслъ жизни.
— О, нужно достигнуть двадцатисемилѣтняго возраста, чтобы понять его! — воскликнулъ насмѣшливо де-Марсэ.
— Да, мнѣ теперь двадцать семь лѣтъ и, принимая во вниманіе этотъ возрастъ, я рѣшилъ вернуться въ Ланстракъ. Я буду жить въ Бордо, въ старинномъ замкѣ моего отца, куда перевезу всю мою обстановку, а въ Парижѣ буду ежегодно проводить три зимнихъ мѣсяца и потому оставляю за собой этотъ домъ.
— И ты, конечно, женишься?
— Да, женюсь.
— Послушай, голубчикъ, — сказалъ де-Марсэ послѣ нѣкотораго молчанія, — ты знаешь, насколько я преданъ тебѣ. Прекрасно… будь хорошимъ отцомъ и примѣрнымъ мужемъ, сдѣлайся посмѣшищемъ всего Парижа! Если бы ты могъ, рискуя сдѣлаться смѣшнымъ, достигнуть, по крайней мѣрѣ, счастья, то стоило бы задуматься надъ этимъ вопросомъ. Но ты не будешь счастливъ, у тебя недостаточно твердая рука для управленія домомъ. Отдаю тебѣ полную справедливость, ты прекрасный наѣздникъ; никто не сумѣетъ съ такимъ изяществомъ бросить или поднять возжи, сидѣть съ такой граціей въ сѣдлѣ. Но, другъ мой, бракъ требуетъ совершенно иной выдержки. Вижу тебя порабощеннымъ графиней де-Манервиль, противъ воли мчащимся галопомъ и въ концѣ концовъ сброшеннымъ съ сѣдла и лежащимъ съ сломанными ногами на днѣ какого-нибудь оврага. У тебя остается сорокъ съ небольшимъ тысячъ франковъ годового дохода отъ твоихъ владѣній въ департаментѣ Жиронды. Прекрасно. Перевези туда твоихъ лошадей и твою прислугу, омеблируй старый отель въ Бордо… Ты сдѣлаешься королемъ Бордо, будешь вводить тамъ все то, что мы будемъ предписывать въ Парижѣ, будешь проводникомъ нашихъ глупостей. Отлично. Дѣлай всевозможныя безумства, дѣлай даже глупости, ты можешь пріобрѣсти тамъ громкое имя. Но… не женись! Кто женится нынче? Торговцы въ интересѣ дѣла, ради пріобрѣтенія капитала или компаньона, крестьяне, которымъ бракъ даетъ дѣтей-работвиковъ, агенты банкирскихъ домовъ или нотаріусы, которымъ необходимо приданое для пріобѣтенія конторы, наконецъ, несчастные короли, которые обязаны заботиться о продолженіи несчастныхъ династій. Мы одни пользуемся въ этомъ отношеніи полной свободой. А между тѣмъ ты самъ стремишься подъ ярмо. Будь откровененъ со мной, другъ мой, выясни мнѣ, что побуждаетъ тебя думать о бракѣ. Предположимъ даже, что ты женишься на особѣ, у которой будетъ столько же годового дохода, сколько и у тебя. Но восемьдесятъ тысячъ годового дохода для человѣка женатаго не то, что сорокъ тысячъ для холостого. Семья постепенно увеличивается… является одинъ ребенокъ, затѣмъ другой, третій. Можетъ быть, тебя толкаетъ къ браку глупая любовь къ роду Манервилей? Берегись, она не дастъ тебѣ ничего хорошаго. Ты, вѣроятно, не имѣешь понятія о прелестяхъ, сопряженныхъ съ званіемъ отца. Бракъ, милый мой, одно изъ глупѣйшихъ соціальныхъ учрежденій. Воспользуются его преимуществами только дѣти наши, да и воспользуются лишь тогда, когда лошади ихъ будутъ ѣсть траву, выросшую на нашихъ могилахъ. Сожалѣешь ли ты объ отцѣ, этомъ деспотѣ, отравившемъ всю твою молодость? Какимъ образомъ добьешься ты любви своихъ дѣтей? Твои заботы о ихъ воспитаніи, о ихъ будущемъ счастіи, строгость, въ которой тебѣ необходимо придется прибѣгать для ихъ же блага, все это оттолкнетъ ихъ отъ тебя. Дѣти любятъ слабыхъ, снисходительныхъ отцовъ, которыхъ они сами впослѣдствіи презираютъ. Ты будешь вѣчно находиться между страхомъ и презрѣніемъ дѣтей. Не всѣмъ дано быть хорошими отцами. Взгляни на всѣхъ нашихъ товарищей и скажи, кого изъ нихъ ты желалъ бы имѣть своимъ сыномъ. Мы съ тобой знавали немало такихъ юношей, которые позорили свое имя. Дѣти, другъ мой, это продуктъ, требующій самаго заботливаго ухода. Но допустимъ даже, что твои дѣти будутъ ангелами. Прекрасно. А подумалъ ли ты о той пропасти, которая раздѣляетъ холостяка отъ семьянина? Холостякъ можетъ сказать себѣ: люди будутъ думать обо мнѣ только то, что самъ я позволю имъ думать о себѣ. Женатый же человѣкъ дѣлается сразу посмѣшищемъ для всѣхъ. Холостякъ самъ создаетъ себѣ свое счастье, наслаждается имъ сегодня, а завтра можетъ отказаться отъ него. Женатому человѣку навязывается извѣстнаго рода счастье и нерѣдко онъ долженъ отказаться отъ него именно въ тотъ моментъ, когда ему хотѣлось бы наслаждаться имъ. Разъ ты женишься, ты сдѣлаешься тупицей, станешь вычислятъ, сколько денегъ у твоихъ знакомыхъ, будешь съ апломбомъ говорить объ общественной и религіозной нравственности, будешь обвинять молодежь въ безнравственности, однимъ словомъ, превратишься въ настоящаго академика. Мнѣ жаль тебя. Старый холостякъ, смерти котораго съ нетерпѣніемъ ждутъ его наслѣдники, который томится на смертномъ одрѣ, тщетно умоляя безжалостную старую сидѣлку утолить его жажду, да, этотъ умирающій холостякъ можетъ считаться счастливымъ въ сравненіи съ женатымъ человѣкомъ. Я не буду говорить о томъ, сколько скуки, раздраженія, деспотизма, стѣсненія и глупости проявляется при этомъ постоянномъ столкновеніи двухъ существъ, навѣки связавшихъ другъ друга въ надеждѣ получить взаимное удовлетвореніе. Это значило бы повторять сатиру Буало, которую всѣ мы знаемъ наизусть. И я готовъ былъ бы простить тебѣ твою безсмысленную мечту, если бы ты обѣщалъ мнѣ жениться на женщинѣ съ большимъ капиталомъ, установить маіоратъ, воспользоваться медовымъ періодомъ супружества и дать жизнь двумъ законнымъ дѣтямъ, а затѣмъ устроить женѣ отдѣльный домъ, обставленный со всевозможной роскошью, встрѣчаться съ ней только въ обществѣ и никогда не являться къ ней, не предупредивъ курьеромъ о своемъ прибытіи. Такой образъ жизни возможенъ, конечно, только при рентѣ въ двѣсти тысячъ франковъ, и ты можешь осуществить его, женившись на богатой англичанкѣ, которая жаждетъ титула. Мнѣ кажется, что такая жизнь вполнѣ соотвѣтствуетъ французскому духу, что она одна можетъ поддерживать уваженіе и дружбу жены къ мужу, что она одна возвышаетъ насъ надъ пошлой толпой. Только такая форма брака можетъ заставить молодого человѣка промѣнять жизнь холостяка на жизнь семьянина. Занявъ извѣстное положеніе, графъ де-Манервиль сразу ставитъ себя выше толпы и можетъ только быть министромъ или посломъ. Насмѣшка не касается его; онъ сумѣлъ пріобрѣсти всѣ соціальныя выгоды брака и вмѣстѣ съ тѣмъ сохранилъ всѣ преимущества холостяка.
— Но, другъ мой, я не де-Марсэ, я просто Поль де-Манервиль, хорошій отецъ и хорошій мужъ, депутатъ центра, а, можетъ быть, и пэръ Франціи — будущность, какъ ты видишь, весьма скромная. Но я не требователенъ и покоряюсь своей участи.
— А твоя жена, — спросилъ неумолимый де-Марсэ, — покорится ли она этому?
— Жена моя, другъ мой, будетъ дѣлать то, что я потребую отъ нея.
— Ахъ, бѣдняга, такъ вотъ о чемъ ты мечтаешь! Ну, прощай, Поль. Съ сегодняшняго дня ты потерялъ право на мое уваженіе. Но позволь сказать тебѣ еще два слова, такъ какъ я не могу спокойно подписать твою отставку. Вникни въ то, что составляетъ силу нашего положенія. Неженатый человѣкъ можетъ считать себя счастливымъ даже при рентѣ въ шесть тысячъ франковъ, если онъ сумѣлъ упрочить за собой репутацію изящнаго мужчины… воспоминаніе о его былыхъ успѣхахъ окружаетъ его нѣкоторымъ ореоломъ, жизнь открываетъ передъ нимъ еще много шансовъ для осуществленія его тщеславныхъ стремленій. Но бракъ, Поль, означаетъ: «Ты дальше этого не пойдешь!» Разъ ты женишься, ты застынешь на данной точкѣ, если только жена не позаботится о томъ, чтобы выдвинуть тебя.
— Но, — вскричалъ Поль, — ты забрасываешь меня какими-то исключительными теоріями! Мнѣ надоѣло жить для другихъ, держать лошадей для того, чтобы другіе восхищались ими, вѣчно принимать во вниманіе то, что скажутъ обо мнѣ другіе, разорятъ себя для того, чтобы ослы не говорили: «Смотрите, у Поля все та же коляска! Есть ли у него состояніе? Не играетъ ли онъ на биржѣ?… Нѣтъ, онъ милліонеръ. Госпожа такая-то сходитъ съ ума по немъ. Онъ выписалъ изъ Англіи упряжь, которая красивѣе всѣхъ существующихъ въ Парижѣ… Особенное вниманіе обратили на себя въ Longchamps коляски де-Марсэ и де-Манервиля, запряженныя четверкой лошадей»… И жить ради всего этого вздора, которымъ ослѣпляютъ насъ болваны! Я начинаю видѣть, что эта жизнь, при которой человѣкъ летитъ, а не двигается, калѣчитъ насъ и приближаетъ къ старости. Повѣрь мнѣ, милый Анри, я не завидую твоей силѣ, хотя и преклоняюсь передъ ней. Ты можешь разобраться во всемъ, говорить и дѣйствовать съ хладнокровіемъ государственнаго человѣка, стать выше ходячихъ мнѣній и предразсудковъ, не сообразуясь съ общепринятыми правилами. Ты видишь особенное счастье въ положеніи, которое было бы несчастьемъ для меня. Твои жестокія, холодныя дедукціи, быть можетъ, вполнѣ вѣрныя, должны казаться большинству людей возмутительно безнравственными. Я самъ принадлежу къ этому большинству. Я долженъ жить согласно уставу того общества, съ которымъ связала меня судьба. Поднимаясь надъ человѣческой пошлостью на ледяныя вершины, ты все-таки находишь возможнымъ проявлять и тамъ нѣкоторыя чувства. А я замерзъ бы тамъ. Жизнь того большинства, къ которому принадлежу и я, состоитъ изъ ряда ощущеній, въ которыхъ я нуждаюсь въ данное время. Я люблю постоянное, спокойное теченіе жизни и мечтаю о тихой жизни въ обществѣ любимой женщины.
— Ты, однако, очень быстро рѣшаешь вопросы о бракѣ, — воскликнулъ де-Марсэ.
Поль нисколько не смутился. — Ты, конечно, будешь смѣяться, но увѣряю тебя; что я буду самымъ счастливымъ человѣкомъ на свѣтѣ, когда лакей мой доложитъ мнѣ: «Графиня проситъ васъ въ завтраку!» или когда, возвращаясь домой, я встрѣчу душу…
— Ты очень спѣшишь, Поль! Ты не созрѣлъ еще духовно для женитьбы.
— …Душу, съ которой я могу подѣлиться моими заботами и чувствами. Я хочу жить въ такомъ близкомъ общеніи съ любимымъ существомъ, чтобы наши отношенія не находились въ зависимости отъ какого-нибудь пустого слова, отъ положенія, при которомъ самый красивый мужчина толкуетъ о разочарованіи въ любви. Наконецъ, у меня достаточно мужества для того, чтобы сдѣлаться хорошимъ мужемъ и примѣрнымъ отцомъ. Меня привлекаютъ семейныя радости и я хочу поставить себя въ условія, которыя требуются для обоснованія семьи…
— Ладно, ты всю жизнь будешь несчастной жертвой! Ахъ, бѣдняга, ты хочешь жениться, чтобы имѣть подругу жизни! Другими словами, ты хочешь благополучно разрѣшить въ свою пользу одну изъ труднѣйшихъ задачъ, представляемыхъ нашими буржуазными нравами, водворившимися послѣ революціи. Ты предполагаешь вести уединенную жизнь. Неужели же ты полагаешь, что жена твоя не будетъ стремиться къ той блестящей жизни, которую ты презираешь? Что она съ такимъ же отвращеніемъ будетъ относиться къ ней? Послушай, Поль, если ты отвергаешь тотъ аристократическій бракъ, программу котораго формулировалъ тебѣ твой другъ де-Марсэ, то прими мой послѣдній совѣтъ: оставайся холостякомъ еще въ теченіе тринадцати лѣтъ, наслаждайся вволю жизнью, а когда тебѣ стукнетъ сорокъ лѣтъ, женись на тридцатилѣтней вдовѣ. Тогда ты, пожалуй, еще можешь быть счастливъ. Но если ты женишься на молодой дѣвушкѣ, ты сойдешь съ ума.
— Какой вздоръ! Объясни мнѣ пожалуйста, на чемъ это предположеніе основано? — вскричалъ Поль.
— Другъ мой, — возразилъ де-Марсэ, — сатира Буало, направленная противъ женщинъ, представляетъ собраніе пошлостей, облагороженныхъ поэзіей. Почему же женщины должны быть безгрѣшны? Почему нападать за нихъ за то, что природа создала ихъ такими? По моему, задача брака не разрѣшается той формулой, которую далъ намъ нашъ критикъ. Ты, можетъ быть, думаешь, что въ бракѣ, какъ и въ свободной любви, достаточно быть мужчиной, чтобы быть любимымъ? Въ блаженные дни юности мужчина легко покоряетъ женщинъ своей страстью; препятствія, созидаемыя законами общества, нѣкоторыя своеобразныя душевныя движенія и естественное чувство самоохраны въ женщинѣ обманываютъ поверхностныхъ людей насчетъ ихъ будущихъ отношеній въ брачномъ союзѣ, гдѣ устранены всѣ препятствія и гдѣ женщина зачастую только терпитъ любовь и иногда не только избѣгаетъ, но даже прямо отталкиваетъ наслажденіе. Тутъ мужчина знакомится съ иной стороной жизни. Свободный мужчина, являясь завоевателемъ, не боится неудачи. Въ бракѣ первая неудача — непоправимое несчастье. Если любовникъ можетъ вернуть къ себѣ милость любимой женщины, то для мужей, милый мой, это возвращеніе равносильно пораженію при Ватерлоо. Мужья обречены, подобно Наполеону, на постоянныя побѣды, и, несмотря на число этихъ побѣдъ, первое пораженіе свергаетъ ихъ. Женщина, которой льститъ настойчивость любовника, которая радуется вспышкамъ его гнѣва, возмущается проявленіемъ этихъ же качествъ со стороны мужа, какъ проявленіями грубой натуры. Если свободный мужчина воленъ выбирать поле для своихъ дѣйствій, если все дозволено ему, то, наоборотъ, все запрещено мужу, и поле сраженія остается неизмѣннымъ. Условія борьбы совершенно различны въ томъ и другомъ случаѣ. Жена всегда расположена отказывать въ томъ, что она обязана давать, между тѣмъ какъ метресса всегда согласна дать то, чего нельзя требовать отъ нея. Ты желаешь жениться и, конечно, женишься. Но задумывался ли ты надъ гражданскимъ кодексомъ? Я никогда не хотѣлъ пачкать своихъ ногъ въ помойной ямѣ, служащей мѣстомъ сборища для болтуновъ и называемой Училищемъ Правовѣдѣнія! Я никогда не заглядывалъ въ наши законы, но вижу ихъ приложеніе въ жизни и въ такой же степени могу считать себя законникомъ, въ какой начальникъ какой-нибудь клиники можетъ считать себя врачемъ. Болѣзнь не въ книгахъ, а въ организмѣ больного. Законъ поставилъ женщину подъ опеку мужчины, призналъ ее неправоспособной наравнѣ съ дѣтьми. Но чѣмъ же дѣйствуютъ на дѣтей? Страхомъ. Вотъ въ этомъ словѣ заключается вся наука укрощенія звѣрей. Но взгляни-ка на меня. Можешь ли ты, столь кроткій, мягкій и довѣрчивый, превратиться въ тирана? Я самъ смѣялся когда-то надъ тобой, а теперь настолько полюбилъ тебя, что рѣшилъ познакомить тебя съ моими воззрѣніями, основанными на наукѣ, которую нѣмцы называютъ антропологіей. Ахъ, если бы я не чувствовалъ глубокой антипатіи къ тѣмъ людямъ, которые мудрствуютъ вмѣсто того, чтобы дѣйствовать, если бы я не презиралъ дураковъ, которые вѣрятъ въ силу книги, хотя знаютъ, что пески африканскихъ пустынь состоятъ изъ пепла громаднаго числа неизвѣстныхъ намъ давно погибшихъ умственныхъ центровъ вродѣ Лондона, Венеціи, Парижа, Рима, я написалъ бы книгу о современныхъ бракахъ и о вліяніи на нихъ христіанства, освѣтилъ бы эту груду острыхъ камней, между которыми стараются примоститься приверженцы теоріи размноженія человѣчества. Но стоитъ ли человѣчество того, чтобы я отдалъ ему четверть часа моего времени? По моему, единственно разумное употребленіе чернилъ — опьянѣніе сердецъ посредствомъ любовныхъ пѣсенъ. Ну, значитъ ты скоро представишь намъ графиню де-Манервиль?
— Можетъ быть, — сказала Поль.
— Мы останемся друзьями, — сказалъ де-Марсэ.
— Неправда ли?
— Будь покоенъ, мы будемъ такъ же любезны относительно тебя, какъ Кавалеръ Maison-Bouge относительно англичанъ при Фонтенуа.
Хотя разговоръ этотъ произвелъ сильное впечатлѣніе на Поля, онъ тѣмъ не менѣе сталъ приводить въ исполненіе свои планы и зимою 1821 года переселился въ Бордо. Огромныя суммы, которыя пришлось ему затратить для передѣлки и меблировки стараго отеля, упрочили, за нимъ и тутъ репутацію одного изъ самыхъ элегантныхъ мужчинъ. Благодаря старымъ связамъ, двери аристократическихъ домовъ изъ лагеря роялистовъ, къ которому онъ принадлежалъ по своимъ убѣжденіямъ и традиціямъ своего рода, широко отворились передъ нимъ. Его умѣніе жить, его манеры и парижское воспитаніе очаровали бордоскій фобуръ Сенъ-жерменъ. Одна старая маркиза вспомнила даже старинное выраженіе, бывшее когда-то въ употребленіи при дворѣ, и относившееся къ той золотой молодежи, которая задавала тонъ модѣ. «Поль де-Манервиль, — сказала она, — это la fleur des pois». Либеральный лагерь подхватилъ это выраженіе, стараясь обратить его въ насмѣшку, но лагерь роялистовъ гордился этимъ прозвищемъ, а Поль старался доказать, что онъ достоинъ его. Подобно посредственнымъ актерамъ, игра которыхъ становится лучше съ того момента, какъ публика удостоиваетъ ихъ своего вниманія, и Поль де-Манервиль, подъ вліяніемъ симпатіи общества, сталъ постепенно обнаруживать наиболѣе симпатичныя стороны своего характера, насколько онѣ не парализовались его недостатками. Въ остроуміи его не было ни рѣзкости, ни горечи, въ манерахъ не было высокомѣрія; въ обращеніи съ женщинами онъ держался того почтительнаго тона, который такъ нравится прекрасному полу; о своей наружности онъ, казалось, тщательно заботился только ради того, чтобы быть пріятнымъ другимъ, къ титуламъ относился съ уваженіемъ, въ обществѣ молодыхъ людей допускалъ по отношенію къ себѣ нѣкоторую фамильярность, которую умѣлъ, однако, сдерживать, благодаря свѣтской опытности, пріобрѣтенной въ Парижѣ. Очень искусный въ умѣніи владѣть шпагой и пистолетомъ, онъ проявлялъ, однако, чисто женственную мягкость, которая приводила всѣхъ въ восторгъ. Средній ростъ и нѣкоторая склонность въ полнотѣ, два обстоятельства, весьма неблагопріятныя для элегантнаго мужчины, не вредили Полю въ его роли бордоскаго Брюммеля. Нѣжный, очень бѣлый цвѣтъ лица, нѣсколько оживленный здоровымъ видомъ, красивыя руки, изящная нога, голубые глаза, длинныя рѣсницы, граціозныя движенія, грудной голосъ, проникающій въ душу слушателя, — все вполнѣ гармонировало съ даннымъ Полю прозвищемъ. Да, онъ вполнѣ походилъ на нѣжный цвѣтокъ, который требуетъ заботливаго ухода и благопріятной почвы, который не выноситъ рѣзкихъ перемѣнъ, чахнетъ отъ палящихъ лучей солнца и замерзаетъ отъ холода. Поль де-Манервиль принадлежалъ къ той породѣ людей, которые ждутъ отъ другихъ счастья, но сами неспособны давать его, которые нуждаются въ женщинахъ, ждутъ отъ нихъ поощренія, желаютъ быть разгаданными ими и относятся къ браку, какъ къ откровенію. Подобные характеры вызываютъ постоянныя недоразумѣнія въ интимной жизни, но въ обществѣ пользуются несомнѣннымъ успѣхомъ. И дѣйствительно, Поль де-Манервиль имѣлъ блестящій успѣхъ въ тѣсномъ кругу провинціальной жизни, гдѣ нѣсколько робкій умъ его могъ быть лучше оцѣненъ, чѣмъ въ Парижѣ. Отдѣлка его отеля въ Бордо и его замка въ Ланстракѣ, гдѣ все поражало роскошью и чисто англійскимъ комфортомъ, поглотила всѣ суммы, вырученныя изъ его владѣній въ теченіе послѣднихъ шести лѣтъ. Имѣя теперь въ своемъ распоряженіи сорокъ съ небольшимъ тысячъ франковъ ренты, Поль счелъ самымъ благоразумнымъ поставить домъ свой на такую ногу, которая въ точности соотвѣтствовала бы этому доходу. Показавъ городу всѣ свои экипажи, перезнакомившись со всѣми молодыми аристократами города, поохотившись съ ними нѣсколько разъ въ окрестностяхъ Ланстрака, онъ рѣшилъ, что жить въ провинціи холостымъ невозможно. Онъ былъ еще слишкомъ молодъ, чтобы посвятить себя заботамъ объ улучшеніи своихъ земель и увеличеніи ихъ доходности, заботамъ, поглощающимъ жизнь провинціальныхъ землевладѣльцевъ, вынужденныхъ заботиться о будущности своихъ дѣтей. Такимъ образомъ, Поль де-Манервиль скоро сталъ скучать по тѣмъ разнообразнымъ развлеченіямъ, къ которымъ привыкаетъ каждый парижанинъ. Съ другой стороны, мысль о продолженіи стараго рода, о наслѣдникахъ, которымъ онъ могъ бы передать свои владѣнія, о вліяніи дома, въ которомъ могли бы собираться всѣ болѣе или менѣе выдающіеся представители аристократіи округа, наконецъ, скука, которую наводили на него мимолетныя связи, — все приводило Поля къ необходимости брака. Къ тому же онъ вскорѣ по пріѣздѣ въ Бордо влюбился въ царицу бордоскаго общества, красавицу, мадемуазель Евангелиста.
Въ началѣ этого столѣтія поселился въ Бордо очень богатый испанецъ, синьоръ Евангелиста. Благодаря своему громадному богатству и привезеннымъ съ собой рекомендательнымъ письмамъ, онъ былъ принятъ во всѣхъ аристократическихъ салонахъ Бордо. Жена его значительно содѣйствовала блеску его дома, восхищая всю бордоскую аристократію, которая собственно принимала испанцевъ только изъ желанія задѣть нѣкоторые второстепенные слои бордоскаго общества. Креолка по происхожденію, принадлежа въ знаменитому роду Casa-Real, напоминая по своимъ привычкамъ восточныхъ женщинъ, окруженныхъ рабынями, г-жа Евангелиста жила на широкую ногу, не зная цѣны деньгамъ, требуя исполненія самыхъ безумныхъ своихъ желаній, всегда исполнявшихся влюбленнымъ супругомъ, великодушно скрывавшимъ отъ жены всѣ пружины своихъ финансовыхъ операцій. Радуясь тому, что ей нравился Бордо, въ которомъ онъ вынужденъ былъ жить по своимъ дѣламъ, испанецъ купилъ отель, отдѣлалъ и меблировалъ его съ необыкновенной роскошью; пышные пріемы въ этомъ отелѣ пріобрѣли громкую извѣстность, и съ 1800 по 1812 года въ Бордо только и было рѣчи о г-нѣ и г-жѣ Евангелиста. Въ 1813 году г-нъ Евангелиста умеръ, оставивъ своей тридцатидвухлѣтней вдовѣ огромное состояніе и прелестную дочь, дѣвочку одиннадцати лѣтъ, подававшую блестящія надежды. Реставрація значительно измѣнила положеніе г-жи Евангелиста, общество распалось, многіе роялисты уѣхали съ семьями изъ Бордо. Но, несмотря на то, что, лишившись мужа, г-жа Евангелиста не могла вести его дѣлъ, она съ безпечностью креолки продолжала вести прежній образъ жизни, не желая отказаться отъ прежнихъ привычекъ. Въ тотъ моментъ, когда Поль рѣшилъ вернуться на родину, мадемуазель Натали Евангелиста считалась первой красавицей и лучшей партіей въ Бордо, гдѣ ничего не знали о томъ, какъ быстро таяли капиталы ея матери, растратившей колоссальныя суммы для продленія своего престижа въ обществѣ. Балы, пріемы, широкая жизнь въ роскошномъ отелѣ — все поддерживало увѣренность публики въ томъ, что Евангелиста обладаютъ несмѣтными богатствами. Но Натали достигла уже девятнадцатилѣтняго возраста, а между тѣмъ ни одно предложеніе не дошло еще до слуха ея матери. Мадемуазель Евангелиста, малѣйшіе капризы которой тотчасъ же исполнялись щедрой матерью, носила платья изъ самыхъ дорогихъ кашемировъ, имѣла драгоцѣнныя украшенія и вообще была окружена роскошью, которая запугивала солидныхъ людей въ странѣ, гдѣ даже дѣти умѣютъ разсчитывать. Роковая фраза: «Только какой-нибудь принцъ можетъ жениться на мадемуазель Евангелиста» слышалась во всѣхъ салонахъ, во всѣхъ кружкахъ. Матери семействъ, бабушки, которымъ нужно было выдать замужъ внучекъ, молодыя дѣвушки, которыя завидовали изяществу нарядовъ Натали и ея царственной красотѣ, подчеркивали эту фразу разными ядовитыми замѣчаніями. Когда при входѣ Натали въ бальную залу одинъ изъ молодыхъ людей восклицалъ: «Боже, какъ она хороша!» Маменьки отвѣчали: «Да, но слишкомъ дорога!» Если кто-нибудь изъ пріѣзжихъ восхищался Натали, ему тотчасъ же возражали: «Кто же можетъ жениться на молодой дѣвушкѣ, которая получаетъ на свои туалеты тысячу франковъ въ мѣсяцъ отъ матери, имѣетъ свои лошади, свою горничную и носитъ пенюары, отдѣланные настоящими кружевами? Того, что она уплачиваетъ своей прачкѣ, хватило бы на содержаніе цѣлой семьи труженика. По утрамъ она носитъ пелеринки, одно глаженіе которыхъ обходится по шести франковъ за каждую изъ. нихъ».
Такого рода замѣчанія заглушали въ мужчинахъ всякое желаніе жениться на мадемуазель Натали. Признанная царицей всѣхъ баловъ, окруженная лестью, улыбками, восхищеніемъ поклонниковъ, Натали совсѣмъ не знала дѣйствительной жизни. Она не понимала значенія денегъ, не знала, откуда онѣ получаются и какимъ образомъ сохраняются. Можетъ быть, она полагала, что въ каждомъ домѣ должны быть повара, кучера, горничныя и другіе слуги, какъ должно быть сѣно на лугу или плоды на деревьяхъ. Изнѣженная матерью, единственной надеждой которой, казалось, была ея дочь, Натали всей душой отдавалась удовольствіямъ, никогда не чувствуя утомленія, и рыскала по баламъ, какъ лошадь въ степяхъ, безъ уздечки и безъ подковъ.
Шесть мѣсяцевъ спустя послѣ пріѣзда Поля въ Бордо высшее общество познакомило «la fleur des pois» съ царицей баловъ. Эти два цвѣтка взглянули другъ на друга съ видимымъ равнодушіемъ, но въ сущности они были очарованы другъ другомъ. Внимательно слѣдя за этой заранѣе подготовленной встрѣчей, г-жа Евангелиста прочла въ глазахъ Поля тѣ чувства, которыя волновали его, и рѣшила: «Онъ будетъ моимъ зятемъ!» Въ то же время Поль подумалъ, глядя на Натали: «Она будетъ моей женой». О богатствѣ дома Евангелиста толковалъ весь городъ; Поль съ дѣтства слышалъ о немъ и нисколько въ немъ не сомнѣвался. Такимъ образомъ сразу устранялись денежныя затрудненія, столь непріятныя какъ для робкихъ, такъ и для гордыхъ натуръ. Нѣсколько человѣкъ пытались, правда, отдавая дань манерамъ, изяществу и красотѣ Натали, коснуться матеріальнаго вопроса, который невольно вызывался образомъ жизни г-жи Евангелиста и ея дочери. Но Поль отклонилъ съ презрѣніемъ эти мелочныя провинціальныя соображенія, и такъ какъ онъ въ то время предписывалъ тонъ обществу, то, когда взглядъ его сдѣлался извѣстнымъ обществу, всѣ толки умолкли. Вмѣстѣ съ сигарами, желтыми перчатками и пони Поль ввелъ въ бордоское общество англійскую чопорность, байроновскій сарказмъ, презрѣніе къ жизни и пренебреженіе къ обычаямъ старины. Такимъ образомъ ни одна изъ матерей, ни одна изъ молодыхъ дѣвушекъ не пытались даже разочаровать Поля, боясь уронить себя.
Г-жа Евангелиста начала съ того, что дала нѣсколько блестящихъ обѣдовъ, къ которымъ неизмѣнно приглашала Поля, который не могъ отсутствовать тамъ, гдѣ собирались самые выдающіеся изъ молодыхъ людей города. Несмотря на маску равнодушія, за которой Поль старался скрыть свои чувства, для матери и дочери не подлежало сомнѣнію, что онъ постепенно сворачиваетъ на путь, который неминуемо долженъ былъ вести къ браку. Когда Поль проѣзжалъ въ своемъ тюльбери или верхомъ на своей красивой лошади, онъ слышалъ, какъ вслѣдъ за нимъ говорили: «Вотъ счастливецъ! Онъ богатъ, красивъ и, говорятъ, собирается жениться на мадемуазель Натали. Есть люди, для которыхъ, повидимому, созданъ весь міръ!»… Когда Поль встрѣчался съ коляской г-жи Евангелиста, онъ гордился тѣмъ особеннымъ поклономъ, которымъ удостаивали его мать и дочь. Если бы Поль не былъ даже влюбленъ въ мадемуазель Евангелиста, свѣтъ, безъ сомнѣнія, всетаки сосваталъ бы ихъ. Свѣтъ нерѣдко служитъ источникомъ зла, но когда послѣдствія этого зла обнаруживаются, онъ открещивается отъ него, старается мстить за свою ошибку. Высшее общество въ Бордо, приписывая мадмуазель Евангелиста милліонъ франковъ приданаго, прочило ее въ жены Полю, не спрашивая его согласія, какъ это часто дѣлается. Молодые люди подходили другъ къ другу какъ по состоянію, такъ и по личнымъ качествамъ. Поль привыкъ въ той атмосферѣ роскоши и изящества, среди которой жила Натали, онъ самъ недавно отдѣлалъ для себя отель, съ роскошью котораго не могъ сравниться ни одинъ изъ домовъ въ Бордо. Только подобный человѣкъ, близко освоившійся съ расточительностью парижанокъ, могъ не бояться несчастныхъ послѣдствій брака съ дѣвушкой, которая во всемъ походила на свою избалованную, не знавшую цѣны деньгамъ креолку-мать. По мнѣнію общества, Поль-де-Манервиль одинъ могъ избѣжать затрудненій, которыя неизбѣжно выпади бы на долю всякаго другого, влюбленнаго въ мадемуазель Натали. Итакъ, бракъ этотъ считался рѣшеннымъ въ обществѣ, и въ высшихъ роялистскихъ кружкахъ, какъ только рѣчь заходила объ этомъ вопросѣ, Полю нерѣдко приходилось слышать выраженія одобренія, льстившія его самолюбію:
— Всѣ предназначаютъ вамъ мадемуазель Натали въ жены; вы прекрасно сдѣлаете, если женитесь на ней: нигдѣ, даже въ Парижѣ вы не найдете такой красивой дѣвушки; она изящна, граціозна и принадлежитъ со стороны матери къ роду Casa-Real. Вы составите восхитительную парочку, у васъ одинаковые вкусы, одинаковые взгляды на жизнь, вы составите одинъ изъ самыхъ пріятныхъ домовъ въ Бордо. Да и отель вашъ совершенно готовъ дли пріема жены, которой остается только захватить свой ночной чепчикъ. А вполнѣ устроенный домъ равносиленъ хорошему приданому, милый Поль! къ тому же вы должны считать особеннымъ счастьемъ для себя благоволеніе такой тещи, какъ г-жа Евангелиста. Какъ женщина умная и энергичная, она будетъ для васъ значительной поддержкой въ политической карьерѣ, въ которой вы должны стремиться. Она пожертвовала всѣмъ въ жизни для своей дочери, которую она обожаетъ, а Натали, которая боготворить свою мать, будетъ, вѣроятно, прекрасной женой… Да и нужно ке, наконецъ, покончить съ холостой жизнью.
— Все это прекрасно, — говорилъ Поль, который, несмотря на свою любовь къ прекрасной испанкѣ, хотѣлъ отстоять свою самостоятельность, — но покончить нужно благоразумно.
Поль сталъ бывать и безъ особенныхъ приглашеній у г-жи Евангелиста. Ему было труднѣе, чѣмъ кому-либо; заполнить свободное время, а въ домѣ испанки все дышало великолѣпіемъ и изяществомъ, къ которымъ онъ такъ привыкъ. Г-жа Евангелиста, которой исполнилось сорокъ лѣтъ, сіяла красотой, напоминавшей великолѣпный закать лѣтняго безоблачнаго дня. Ея незапятнанное прошлое служило темой постоянныхъ толковъ въ бордоскихъ кружкахъ; общество удивлялось цѣломудренной жизни красивой женщины, одаренной страстнымъ темпераментомъ, отличающимъ креолокъ и испанокъ. У нея были черные волосы и черные глаза, маленькая нога и гибкій станъ, которымъ славятся испанки. Все еще прекрасное лицо очаровывало тѣмъ особеннымъ оттѣнкомъ, который напоминаетъ пурпуръ, покрытый бѣлой кисеей. Роскошный бюстъ привлекалъ той своеобразной граціей, въ которой сливаются нѣга, живость и сила. Г-жа Евангелиста очаровывала и вмѣстѣ съ тѣмъ импонировала, соблазняла, не обѣщая, однако, ничего. Высокій ростъ и величественная осанка придавали ей видъ королевы. Общество ея привлекало мужчинъ, какъ привлекаетъ птицъ древесный клей; умъ ея отличался всѣми тѣми особенностями, которые характеризуютъ интригановъ, и она пользовалась имъ, дѣлая уступки, вооружаясь извѣстными ей данными для того, чтобы добиться новыхъ, и искусно увертываясь въ ту минуту, когда предвидѣла, что отъ нея могутъ потребовать взаимной услуги. Благодаря связямъ при дворахъ Испаніи и Неаполя и знакомству съ разными выдающимися людьми Сѣверной и Южной Америки и Англіи, г-жа Евангелиста толковала обо всемъ съ такимъ апломбомъ, что считалась многосторонне образованной, хотя въ сущности была весьма невѣжественна. Она проявляла крайне изысканный вкусъ и держалась съ тѣмъ достоинствомъ, которое не пріобрѣтается, а является результатомъ способности нѣкоторыхъ лицъ присвоивать себѣ все благородное и прекрасное, ассимилируясь съ ними настолько, что оно становится ихъ второй натурой. Репутація г-жи Евангелиста, оставаясь неразгаданной, тѣмъ не менѣе придавала большой авторитетъ ея дѣйствіемъ, ея рѣчамъ и ея мнѣніямъ.
Мать и дочь, тѣсно связанныя не только узами родстш, но и самой искренней дружбой, прекрасно гармонировали другъ съ другомъ и ни малѣйшее недоразумѣніе не омрачало ихъ отношеній. Многіе въ обществѣ объясняли цѣломудренную жизнь г-жи Евангелиста ея беззавѣтной любовью къ дочери. Но хотя Натали дѣйствительно была утѣхой матери, она все-таки была не единственной причиной упорнаго ея вдовства. Разсказывали, что красивая испанка влюбилась въ человѣка, которому Реставрація возвратила его права и званіе пэра. Человѣкъ этотъ, который охггно женился бы на г-жѣ Евангелиста въ 1814 году, порвалъ съ нею всякія сношенія въ 1816 году. Г-жа Евангелиста, казавшаяся самой добродушной женщиной въ мірѣ, въ глубинѣ души таила ужасныя чувства, слѣдуя девизу Екатерины Медичи: «Odiate et aspettate» (питайте ненависть и выжидайте). Встрѣчая вездѣ повиновеніе, играя всегда первую роль, г-жа Евангелиста отличалась всѣми особенностями властителей: мягкая, кроткая, очаровательная при нормальныхъ условіяхъ, она становилась жестокой, неумолимой, когда задѣвали ея гордость, гордость испанки и представительницы рода Casa-Real. Въ такихъ случаяхъ она не знала пощады. Къ тому же она глубоко вѣрила въ могущество своей ненависти, вѣрила, что ея ненависть должна принести несчастье врагу. Она испытала роковое могущество своей ненависти надъ человѣкомъ, который обманулъ ее. Сдѣлавшись министромъ и пэромъ Франціи, онъ постепенно запутался и, наконецъ, окончательно разорился и лишился всего, даже добраго имени. Однажды г-жа Евангелиста промчалась въ блестящемъ экипажѣ мимо несчастнаго, который плелся пѣшкомъ по Елисейскимъ Полямъ, и бросила на него торжествующій взглядъ, полный злорадства. Этотъ неудачный романъ, волновавшій ее въ теченіе двухъ лѣтъ, отвратилъ ее отъ брака. Гордость ея всегда возмущалась при сравненіи другихъ мужчинъ, ухаживавшихъ за ней, съ покойнымъ мужемъ, который такъ беззавѣтно, такъ искренно любилъ ее. Такимъ образомъ, переходя отъ надежды въ разочарованію, отъ ошибокъ къ разсчетамъ, она достигла, наконецъ, того возраста, когда женщинѣ не остается ничего, кромѣ роли матери, весь интересъ которой сосредоточивается на дѣтяхъ.
Г-жа Евангелиста сразу разгадала характеръ Поля и вмѣстѣ съ тѣмъ сумѣла скрыть отъ него свой собственный. Поль вполнѣ удовлетворялъ ея требованіямъ. Онъ принадлежалъ по матери къ знаменитому роду Моленкуровъ; старая баронесса де-Моленкуръ, его тетка, жила въ Парижѣ, въ Сенъ-Жерменскомъ предмѣстьи, а внукъ баронессы, Огюстъ де-Моленкуръ, занималъ тамъ видное положеніе. Такимъ образомъ Поль могъ ввести свою жену и ея мать въ самые блестящіе салоны Парижа. Г-жа Евангелиста бывала въ Парижѣ во времена Имперіи, но оставалась тамъ очень не долго и вообще мало знала его. А между тѣмъ ей хотѣлось блистать, играть роль въ обновленномъ Парижѣ, единственномъ пунктѣ на земномъ шарѣ, гдѣ свѣтскія женщины могли играть роль въ политикѣ. Городъ Бордо, къ которому она была прикована, благодаря дѣламъ мужа, не нравился ей. У нея былъ домъ, обстановка, лошади, тысячи мелочей привязывали ее къ этому городу. Но онъ утратилъ для нея всякую привлекательность, ей нуженъ былъ болѣе обширный театръ дѣйствій для проявленія своихъ способностей. Въ своихъ собственныхъ интересахъ она мечтала о блестящей политической карьерѣ Поля де-Манервиль, разсчитывая употребить всѣ свои способности, все свое знаніе жизни въ пользу зятя, при помощи котораго сама она мечтала добиться власти. Какъ часто мы видимъ, что мужчины служатъ только ширмой для женскаго честолюбія! Впрочемъ, г-жа Евангелиста и по другимъ соображеніямъ желала завладѣть мужемъ своей дочери и прибѣгала къ разнымъ средствамъ, чтобы ослѣпить блескомъ своего дома человѣка, который могъ дать ей возможность продолжать прежній образъ жизни.
Встрѣтивъ сочувствіе въ домѣ Евангелиста, Поль сталъ самоувѣреннѣе. Каждая мысль его, каждое слово вызывали улыбку одобренія на лицѣ Натали, подхватывались матерью, умѣвшей очень тонко льстить. И Поль былъ такъ увѣренъ въ томъ, что общество его нравится обѣимъ женщинамъ, казавшимся необыкновенно добродушными, что проводила почти все свое свободное время въ домѣ г-жи Евангелиста, не замѣчая, какъ мать и дочь, искусно играя на стрункахъ его самолюбія, всецѣло завладѣли имъ.
Прошелъ годъ со времени переселенія Поля въ Бордо. Общество, видя неизмѣнное вниманіе, которое оказывалъ Натали молодой де-Манервиль, не сомнѣвалось въ его намѣреніяхъ. Но ни мать, ни дочь, казалось, не думали о бракѣ. Натали сохраняла въ общеніи съ Полемъ тонъ великосвѣтской дамы, которая умѣетъ быть очаровательно-любезной, не допуская, однако, интимности. Эта столь несвойственная провинціаламъ сдержанность очаровывала Поля. Робкіе люди подозрительны, ихъ смущаютъ быстрыя перемѣны. Они бѣгутъ отъ слишкомъ шумнаго счастья и покорно отдаются мягкимъ тѣнямъ, сопровождающимъ несчастье. Замѣтивъ, что г-жа Евангелиста нисколько не старается связать его, онъ самъ сталъ мечтать о бракѣ. Однажды вечеромъ испанка окончательно очаровала его, заявивъ, что для каждой развитой женщины, какъ и для большинства мужчинъ, долженъ наступить моментъ, когда честолюбіе вытѣсняетъ всѣ другія чувства.
«Эта женщина, — подумалъ Поль, — могла бы доставить мнѣ постъ посланника, прежде чѣмъ я буду избранъ депутатомъ».
Если человѣкъ при извѣстныхъ условіяхъ не въ состояніи обнять вопроса со всѣхъ его сторонъ, то мы въ правѣ назвать его ограниченнымъ или слабымъ, неспособнымъ выдержать борьбу съ опасностями жизни. Въ этотъ моментъ Поль былъ настроенъ оптимистически и не думалъ о томъ, что честолюбивая теща можетъ сдѣлаться домашнимъ тираномъ. Каждый вечеръ, уходя изъ отеля г-жи Евангелиста, онъ обсуждалъ условія брачной жизни, мало-по-малу увлекаясь мыслью о бракѣ. Да, онъ слишкомъ долго пользовался своей свободой, потерявшей для него всякую привлекательность. Жизнь холостяка надоѣла ему, онъ не ожидалъ отъ нея ничего новаго, между тѣмъ какъ въ бракѣ онъ видѣлъ только свѣтлыя стороны и увлекался невѣдомымъ для него полемъ.
— Бракъ, — разсуждалъ онъ — стѣснителенъ только для людей бѣдныхъ. Богатые не знаютъ большей части его неудобствъ.
И съ каждымъ днемъ онъ наталкивался на новое благопріятное обстоятельство, которое укрѣпляло его въ желаніи сочетаться бракомъ съ мадемуазель Евангелиста.
— Какого бы положенія я ни добился, Натали будетъ всегда на высотѣ этого положенія, и это громадное преимущество. Я видѣлъ немало людей, возвысившихся во времена Имперіи, которые ужасно страдали по милости своихъ женъ. Развѣ сознаніе, что ваше самолюбіе никогда не будетъ задѣто женщиной, которую вы избрали себѣ подругой жизни, не есть одно изъ необходимыхъ условій счастья? Никогда человѣкъ не можетъ быть несчастливъ съ благовоспитанной женой. Такая жена сумѣетъ быть полезной мужу и никогда не поставитъ его въ неловкое положеніе. Натали будетъ прекрасной хозяйкой дома.
Поль начиналъ припоминать самыхъ видныхъ дамъ Сенъ-Жерменскаго предмѣстья и, сравнивая ихъ съ Натали, находилъ, что если она не затмѣваетъ ихъ, то во всякомъ случаѣ можетъ быть поставлена на-ряду съ ними. Мадемуазель Евангелиста безспорно выигрывала отъ этого заочнаго сравненія. Въ Парижѣ Поль на каждомъ шагу встрѣчалъ бы молодыхъ дѣвушекъ всевозможныхъ типовъ, красота которыхъ могла бы произвести на него впечатлѣніе, и это разнообразіе впечатлѣній содѣйствовало бы сохраненію его душевнаго равновѣсія. Въ Бордо же Натали не имѣла соперницъ; она была рѣдкимъ, единственнымъ цвѣткомъ, на которой было обращено всеобщее вниманіе, и искусно сумѣла воспользоваться моментомъ, когда Поль подпалъ гнету идеи, порабощающей въ концѣ концовъ всѣхъ мужнинъ. Такимъ образомъ, благодаря сравненіямъ, нашептываніямъ самолюбія и зарождавшейся страсти, которая могла найти удовлетвореніе только путемъ брака, Поль самымъ неразумнымъ образомъ увлекся молодой испанкой, стараясь, однако, объяснить свое увлеченіе желаніемъ покончить съ холостой жизнью. Правда, ужасныя слова де-Марсэ все еще звучали въ ушахъ Поля, и, не желая рисковать своею будущностью, онъ старался изучать характеръ Натали. Но люди, выросшіе среди роскоши, часто поражаютъ обманчивой простотой; презирая въ душѣ роскошь, они видятъ въ ней не цѣль, а средство для достиженія какой-нибудь цѣли. Разумѣется, Поль не могъ догадаться, что образъ жизни этихъ двухъ женщинъ, вполнѣ гармонировавшій съ его собственнымъ образомъ жизни, скрываетъ подъ своимъ блескомъ полное разореніе. Къ тому же не подлежитъ сомнѣнію, что если существуютъ какія-нибудь правила для смягченія невзгодъ семейной жизни, то нѣтъ никакихъ данныхъ, при помощи которыхъ можно было бы предугадать или предотвратить эти невзгоды.
Большая часть семейныхъ неурядицъ зарождается отъ постояннаго, очень близкаго соприкосновенія двухъ существъ, которыя раньше были совершенно чужды другъ другу. Эти существа, знакомясь другъ съ другомъ и собираясь слить свои жизни, скрываются за густой сѣтью невольной лжи. Каждый изъ нихъ стремится выказать себя въ самомъ выгодномъ свѣтѣ, оба думаютъ лишь о томъ, какъ бы понравиться другъ другу, и становятся на извѣстную высоту, на которой впослѣдствіи не могутъ удержаться. Въ нашей жизни, какъ и въ природѣ, тусклые сѣренькіе дни преобладаютъ надъ яркими солнечными днями. Влюбленные видятъ лишь солнечные дни, и когда впослѣдствіи наступаетъ рядъ сѣренькихъ дней, они приписываютъ ихъ условіямъ семейной жизни, въ силу присущей людямъ наклонности искать причину своихъ невзгодъ въ тѣхъ обстоятельствахъ или въ тѣхъ существахъ, которыя стоятъ ближе всего къ нимъ.
Но для того, чтобы уловить въ выраженіи лица, въ словахъ или въ жестахъ мадемуазель Натали основныя черты или главные недостатки ея характера, Поль долженъ былъ обладать не только знаніями Лафатера и Галля, но и индивидуальнымъ талантомъ наблюдателя, вооруженнаго самыми разносторонними знаніями. Лицо Натали, какъ и лица большинства молодыхъ дѣвушекъ, не отражало ея душевной жизни. На немъ лежала печать того глубокаго, невозмутимаго спокойствія, которое скульпторы придаютъ дѣвственнымъ лицамъ своихъ богинь, не омраченныхъ земными страстями. Это спокойствіе — лучшее украшеніе молодой дѣвушки, свидѣтельствующее о ея непорочности. Ничто еще не волновало ея души, не омрачало ея лица — ни обманутыя надежды, ни разбитая страсть. Тамъ, гдѣ нѣтъ этого яснаго спокойствія, нѣтъ и обаянія невинности. Не разлучаясь никогда съ матерью, Натали, подобно всѣмъ молодымъ испанкамъ, получила чисто религіозное воспитаніе; спокойствіе ея лица было вполнѣ естественно при такомъ воспитаніи, но оно вмѣстѣ съ тѣмъ служило покровомъ, за которымъ скрывалась женщина, какъ скрывается бабочка въ куколкѣ. Конечно, искусный наблюдатель, изощрившійся въ способности анализировать, могъ бы найти въ выраженіи этого лица нѣкоторыя указанія на тѣ непривлекательныя стороны характера Натали, которыя должны были обнаружиться впослѣдствіи въ столкновеніяхъ семейной и общественной жизни. Поразительная красота Натали обусловливалась необыкновенной правильностью чертъ ея лица, гармонировавшихъ съ очертаніемъ головы и со всей фигурой. Такая полная гармонія внѣшности не предвѣщаетъ глубокаго ума. Всякая болѣе или менѣе выдающаяся натура сказывается въ легкихъ неправильностяхъ чертъ лица, которыя отражаютъ самыя противоположныя мысли и чувства и привлекаютъ взоры своей игрой. Полная гармонія чертъ свидѣтельствуетъ о холодной, равнодушной натурѣ. У Натали была круглая талія — признакъ сильной, непреклонной воли, переходящей въ упрямство у людей, не надѣленныхъ особенной глубиной ума. Руки молодой дѣвушки, напоминавшія руки греческой статуи, подтверждали предсказанія лица и таліи, выражая желаніе властвовать во что бы то ни стало; сходящіяся брови указывали на предрасположеніе къ ревности. У выдающихся натуръ ревность можетъ сдѣлаться источникомъ великихъ дѣлъ, у низменныхъ натуръ она порождаетъ только грубую ненависть. Девизъ матери: «Odiate et aspettate», пустилъ глубокіе корни въ ея душѣ. Глаза Натали, казавшіеся на первый взглядъ черными, были собственно темнокаріе съ золотистымъ отливомъ и представляли странный контрастъ съ рыжими волосами того особеннаго, нѣкогда столь высоко цѣннаго въ Римѣ оттѣнка, который англичане называютъ auburn и который бываетъ у большинства дѣтей, родители которыхъ брюнеты. Бѣлизна и нѣжность цвѣта лица испанки производили чарующее впечатлѣніе при этомъ контрастѣ цвѣта глазъ и волосъ, но это была красота чисто внѣшняя; какъ бы ни были закончены линіи лица, если онѣ лишены извѣстной мягкости, можно всегда предугадать отсутствіе извѣстнаго благородства души. Розы юности обманчивы и быстро вянутъ, и послѣ нѣсколькихъ лѣтъ вы, къ удивленію своему, встрѣчаете черствость и жесткость тамъ, гдѣ вы восхищались благородствомъ чертъ. Въ контурахъ лица Натали было нѣчто царственное, но подбородокъ слегка портилъ общее впечатлѣніе, указывая на нѣкоторыя черты характера, которыя должны были развиться въ болѣе поздній періодъ жизни. Нѣсколько сжатый ротъ выражалъ гордое презрѣніе, гармонировавшее съ общимъ впечатлѣніемъ рукъ, подбородка, бровей и прелестной таліи. Наконецъ, послѣдней характеристикой, весьма существенной для опытнаго наблюдателя, былъ голосъ Натали, очаровательный голосъ, имѣвшій, однако, металлическій оттѣнокъ. И, несмотря на крайнюю осторожность обращенія съ этимъ металлическимъ инструментомъ, несмотря на грацію, съ которой звуки лились по спиралямъ этого рожка, онъ напоминалъ голосъ герцога Альбы, родоначальника всѣхъ Каза-Реаловъ. Всѣ эти особенности указывали на властолюбивую, страстную натуру, лишенную всякой нѣжности, на способность къ внезапнымъ вспышкамъ и проявленіямъ непримиримой ненависти, на безусловное стремленіе къ власти, характеризующее всѣхъ людей, чувствующихъ, что они ниже своихъ требованій. Конечно, недостатки эти, обусловленные темпераментомъ и организаціей и отчасти уравновѣшенные благородствомъ крови предковъ, были еще въ зачаточномъ состояніи и должны были обнаружиться только со временемъ, при столкновеніяхъ съ дѣйствительной жизнью.
Въ данный моментъ грація и свѣжесть молодости, изящество манеръ, полное невѣдѣніе жизни и привлекательная наружность молодой дѣвушки — все способствовало иллюзіи, вполнѣ ослѣпляющей поверхностныхъ людей. Къ тому же мать научила ее искусству свѣтской болтовни, съ апломбомъ касающейся всего, отвѣчающей шуткой на возраженія и скрывающей невѣжество женщинъ, какъ въ иныхъ мѣстахъ красивыя растенія скрываютъ безплодную почву. Кромѣ того, Натали отличалась той особенной прелестью избалованныхъ дѣтей, которыя незнакомы ни съ страданіями, ни съ какой бы то ни было формой стѣсненія. Она увлекала своей искренностью и никогда не напускала на себя того торжественнаго тона, который навязывается молодымъ дѣвушкамъ многими матерями, предписывающими имъ, какъ вести себя и что говорить. Натали была весела и откровенна, какъ настоящій ребенокъ, не знающій ничего о бракѣ и ожидающій отъ него однихъ удовольствій, не предвидя будущихъ несчастій и разсчитывая, что получитъ, наконецъ, право исполнять всѣ свои желанія. Могъ ли Поль, любовь котораго разжигалась желаніемъ обладанія, разобраться въ характерѣ этой дѣвушки, красота которой ослѣпляла его? Могъ ли онъ предугадать, чѣмъ будетъ Натали къ тридцати годамъ? Онъ думалъ, что если мужчина не будетъ счастливъ въ бракѣ съ этой дѣвушкой, то счастье вообще недостижимо. За недостатками, находившимися въ зачаточномъ состояніи, обнаруживались несомнѣнныя достоинства. Въ рукахъ опытнаго учителя хорошія качества, при условіи правильнаго развитія, могли вполнѣ подавить дальнѣйшее развитіе ея недостатковъ. Но для того, чтобы руководить натурой, подобной Натали, Поль долженъ былъ обладать желѣзной рукой, о которой говорилъ ему де-Марсэ. Парижскій дэнди былъ правъ. Страхъ на почвѣ любви — лучшее орудіе для подчиненія себѣ женщины. Но могъ ли Поль разсчитывать, что у него хватитъ хладнокровія и твердости для веденія систематической борьбы съ женой? Да и любила ли Натали Поля? Подобно большинству молодыхъ дѣвушекъ, она принимала за любовь первыя проявленія полового инстинкта, возбужденнаго изящной наружностью Поля. Но она не понимала еще смысла брака. Она не могла представить себѣ, что Поль де-Манервиль, молодой дипломатъ, бывавшій при всѣхъ европейскихъ дворахъ, одинъ изъ самыхъ элегантныхъ мужчинъ Парижа — обыкновенный смертный, лишенный твердой воли, робкій и вмѣстѣ съ тѣмъ смѣлый, энергичный въ моментъ опасности, но беззащитный среди житейскихъ невзгодъ, омрачающихъ счастье. Хватитъ ли у нея въ будущемъ такта признать прекрасныя душевныя качества Поля, не преувеличивая его недостатковъ? Въ извѣстномъ возрастѣ женщина прощаетъ даже крупные пороки тѣмъ, которые умѣютъ оградить ее отъ разныхъ несчастій или, вѣрнѣе, отъ разныхъ непріятностей, такъ какъ женщина считаетъ всякую непріятность большимъ несчастіемъ. Но гдѣ же была та умиротворяющая сила, та испытанная опытность, которыя освѣтили бы жизнь юной четы? Не будутъ же Поль и жена его воображать себѣ, что серьезно любятъ другъ друга, на основаніи тѣхъ нѣжностей, которыя дозволяютъ себѣ молодыя женщины въ началѣ супружеской жизни, или на основаніи тѣхъ комплиментовъ, которыми осыпаютъ мужья молодыхъ женъ по возвращеніи съ бала? Не подпадетъ ли Поль деспотизму жены, вмѣсто того чтобы установить въ домѣ свою власть? Сумѣетъ ли онъ своевременно произнести свое veto. Путь, по которому онъ шелъ, былъ усѣянъ опасностями, съ которыми нелегко было справиться и болѣе сильному человѣку.
Но цѣль этого очерка не состоитъ въ изслѣдованіи переходнаго состоянія, переживаемаго каждымъ мужчиной передъ вступленіемъ его въ бракъ, хотя сюжетъ этотъ, при серьезной разработкѣ, не лишенъ былъ бы интереса, какъ и все, что такъ или иначе находится въ связи съ нашей душевной жизнью. Событія и идеи, изложенныя нами и обусловившія бракъ Поля де-Манервиль съ мадемуазель Евангелиста, являются только введеніемъ къ очерку, исключительно предназначенному воспроизвести великую комедію, предшествующую браку. Драматурги до настоящаго времени пренебрегали этимъ матеріаломъ, который могъ бы служить богатымъ источникомъ для изощренія ихъ остроумія.
Итакъ, главный интересъ этой книги сосредоточенъ на сценѣ, рѣшившей участь Поля и со страхомъ ожидавшей ее госпожи Евангелиста — на обсужденіяхъ, сопровождающихъ всѣ брачные договоры какъ въ аристократическихъ, такъ и въ буржуазныхъ семьяхъ, такъ какъ проявленія страстей человѣческихъ независятъ отъ характера затрогиваемыхъ интересовъ. Комедіи эти, разыгрывающіяся въ присутствіи нотаріусовъ, походятъ одна на другую, и интересъ развиваемой нами сцены заключается не столько въ ней самой, сколько въ вызываемыхъ ею воспоминаніяхъ.
Въ началѣ зимы 1822 года Поль де Манервиль просилъ руки мадемуазель Евангелиста черезъ посредство тетки своей матери, баронессы де-Моленкуръ. Хотя баронесса обыкновенно проводила не болѣе двухъ мѣсяцевъ въ Медонѣ, однако въ этомъ году она рѣшилась остаться до конца октября, чтобы содѣйствовать женитьбѣ Поля. Поговоривъ съ госпожей Евангелиста, старая баронесса немедленно отправилась въ Полю сообщить о результатѣ своего визита.
— Дитя мое, — сказала она, — ваше дѣло улажено. Но изъ разговора съ госпожей Евангелиста я узнала, что она ничего не даетъ своей дочери, кромѣ права на наслѣдство отца. Женитесь, другъ мой! Люди, которые должны заботиться о сохраненіи своего рода и о передачѣ своихъ земель дѣтямъ, рано или поздно должны кончить бракомъ. Мнѣ хотѣлось бы, чтобы Огюстъ мой также свернулъ на эту дорогу. Свадьбу вы можете сыграть и безъ меня: намъ, старухамъ, нечего дѣлать на брачномъ пиру. Даю вамъ свое благословенье и завтра же уѣзжаю въ Парижъ. Въ Парижѣ мнѣ будетъ удобнѣе ближе сойтись съ вашей женой. Если бы у васъ не было своего отеля въ Парижѣ, я предложила бы вамъ остановиться у меня и могла бы отдѣлать для васъ второй этажъ въ моемъ домѣ.
— Благодарю васъ, дорогая тетушка, — сказалъ Поль, — Но что значитъ ваше выраженіе: мать не даетъ ничего своей дочери, кромѣ права на наслѣдство отца?
— Мать Натали, дитя мое, ловкая птица. Она пользуется красотой своей дочери, чтобы ослѣпить васъ и навязать вамъ свои условія. Мы, старики, прежде всего освѣдомляемся о состояніи жениха и невѣсты. Совѣтую вамъ серьезно потолковать съ вашимъ нотаріусомъ. Брачный договоръ, дружокъ, это одна изъ святѣйшихъ обязанностей нашихъ. Если бы ваши родители не позаботились о своей постели, вы были бы теперь безъ простынь. У васъ будутъ дѣти. Это неизбѣжныя послѣдствія брака, и вы должны подумать о нихъ. Повидайтесь съ нашимъ старымъ нотаріусомъ Матіасомъ.
Госпожа де-Моленкуръ уѣхала въ Парижъ, оставивъ Поля въ. страшномъ недоумѣніи. Мать Натали — ловкая птица! Необходимо оградить свои интересы! Кто же собирается оспаривать ихъ? Поль послѣдовалъ совѣту своей тетушки и поручилъ старику Матіасу составленіе брачнаго договора. Но его сильно смущали предстоявшіе по этому вопросу дебаты.
Съ глубокимъ волненіемъ онъ отправился къ госпожѣ Евангелиста. Какъ всѣ робкіе люди, онъ дрожалъ при одной мысли обнаружить недовѣріе, внушенное ему теткой, недовѣріе, казавшееся ему оскорбленіемъ. Боясь задѣть какимъ-нибудь словомъ госпожу Евангелиста, онъ сидѣлъ въ глубокомъ смущеніи, придумывая, какъ приступить къ дѣлу.
— Сударыня, — сказалъ онъ наконецъ, улучшивъ минуту, когда Натали вышла изъ комнаты, — вы, вѣроятно, знаете, что такое семейный нотаріусъ? Мой нотаріусъ — добрѣйшій старичекъ, который былъ бы очень опечаленъ, если бы я не поручилъ ему составленія брачнаго договора…
— Разумѣется, другъ мой, — прервала его госпожа Евангелиста. — Но развѣ брачные договоры не вездѣ совершаются нотаріусомъ семьи?
До той минуты, пока Поль рѣшился заговорить, госпожа Евангелиста спрашивала себя съ тревогой, о чемъ думаетъ молодой человѣкъ. Женщины умѣютъ съ удивительнымъ искусствомъ разгадывать мысли человѣка по игрѣ его физіономіи. По смущенному взгляду и взволнованному голосу Поля она угадала внушенныя ему теткой сомнѣнія и вызванную ими душевную борьбу.
«Наконецъ-то, — подумала она, — насталъ роковой день. Развязка приближается. Каковъ-то будетъ результатъ?»
— Нашъ нотаріусъ — Салоне, — сказала она, — вашъ нотаріусъ — Матіасъ. Я приглашу ихъ обоихъ завтра къ обѣду; они уладятъ это дѣло. Не для того ли и существуютъ нотаріусы, чтобы оберегать наши интересы, избавляя насъ отъ заботъ?
— Вы правы, — сказалъ Поль, вздохнувъ съ облегченіемъ.
Они, казалось, помѣнялись ролями. Поль, совѣсть котораго была совершенно чиста, дрожалъ отъ волненія, а госпожа Евангелиста, которая испытывала страшную душевную тревогу, казалась совершенно спокойной. Она растратила изъ денегъ дочери милліонъ двѣсти тысячъ франковъ, т. е. треть завѣщаннаго мужемъ капитала, и не въ состояніи была даже продажей всего своего имущества покрыть эту сумму. Такимъ образомъ она должна была разсчитывать на великодушіе зятя. Она была увѣрена въ своемъ вліяніи на Поля. Но если нотаріусъ откроетъ глаза молодому человѣку, то не станетъ ли онъ требовать отъ нея отчета въ деньгахъ Натали, который она, какъ опекунша, обязана представить ему? А что, если онъ откажется отъ руки ея дочери? Весь городъ будетъ знать о мотивахъ этого отказа, и Натали невозможно будетъ выдать замужъ въ Бордо! Она невольно думала о томъ, что послѣ безупречно прожитой жизни ей завтра придется опозорить себя; и подобно храбрымъ офицерамъ, которые желали бы вычеркнуть изъ своей жизни ту минуту, когда они чувствовали себя трусами, госпожа Евангелиста дала бы многое, чтобы вычеркнуть завтрашній день изъ своей жизни. Вѣроятно, многіе изъ ея волосъ посѣдѣли за эту ночь, когда, оставшись одна и очутившись лицомъ въ лицу съ голыми фактами, она стала упрекать себя въ безпечности, доведшей ее до подобнаго состоянія. Прежде всего ей предстояло довѣриться своему нотаріусу, котораго она пригласила къ себѣ на слѣдующее утро, сознаться ему въ томъ, въ чемъ она не хотѣла сознаваться даже самой себѣ, такъ какъ шла навстрѣчу разоренію, не думая ни о чемъ, смутно разсчитывая на одну изъ тѣхъ счастливыхъ случайностей, которыя никогда не являются, когда ихъ ждутъ. Въ ея душѣ поднималось какое-то недружелюбное, хотя неясное для нея самой чувство по отношенію къ Полю. Не являлся ли онъ противной стороной въ этомъ дѣлѣ? Не становился ли онъ врагомъ, котораго предстояло побѣдить? Кто въ состояніи любить свою жертву? Вынужденная прибѣгнуть въ хитрости, испанка рѣшила, что во что бы то ни стало выйдетъ побѣдительницей изъ этой борьбы, позоръ которой могъ быть искупленъ только полной побѣдой. Въ тишинѣ ночи она успокоивала себя цѣлымъ рядомъ смягчающихъ обстоятельствъ. Не пользовалась ли Натали ея расточительностью? Можно ли объяснитъ ея поведеніе какимъ-нибудь грязнымъ, неблагороднымъ мотивомъ, который позорилъ бы ее? Правда, она не умѣла разсчитывать своихъ средствъ. Но развѣ это преступленіе или порокъ? Развѣ не счастье для мужчины обладать такой женой, какъ Натали? Не стоитъ ли ея отчета это сокровище, которое она такъ заботливо охраняла? Не найдутся ли тысячи мужчинъ, готовыхъ купить цѣною всякихъ жертвъ любимую женщину? Неужели же законная жена недостойна тѣхъ жертвъ, которыя заслуживаетъ куртизанка? Вѣдь Поль — это ничтожество, нуль. Но она постарается развернуть для него всѣ рессурсы своего ума, проложить ему дорогу въ свѣтѣ. Не значитъ ли это выплатить ему сполна долгъ? Глупо было бы колебаться. Неужели же онъ остановится? Онъ оказался бы подлецомъ.
— Если не удастся уладить это дѣло, — рѣшила она, — я оставлю Бордо. Я могу все-таки устроить судьбу Натали, если распродамъ всѣ мои брилліанты, обстановку, домъ, оставивъ себѣ лишь небольшую пенсію.
Когда сильный умъ находитъ какой-нибудь выходъ изъ положенія и рисуетъ себѣ грандіозный результатъ, онъ получитъ необходимую точку опоры, благодаря которой выходитъ торжествующимъ изъ борьбы. Возможность этого выхода въ случаѣ несчастья успокоила г-жу Евангелиста, которая уснула, наконецъ, полная надеждъ на побѣду. Болѣе всего она разсчитывала на содѣйствіе искуснѣйшаго изъ бордоскихъ нотаріусовъ, господина Солоне, двадцатисемилѣтняго юноши, украшеннаго орденомъ Почетнаго Легіона за усердное содѣйствіе второму возвращенію Бурбоновъ. Солоне очень гордился тѣмъ, что бывалъ въ домѣ г-жи Евангелиста, и не только въ качествѣ нотаріуса семьи, а въ качествѣ члена роялистской партіи. Къ тому же молодой нотаріусъ воспылалъ страстью къ своей кліенткѣ, и хотя г-жа Евангелиста сумѣла отклонить эту страсть, она, однако, была чрезвычайно польщена ею. Солоне держался по отношенію къ ней съ крайней почтительностью, но, повидимому, не терялъ надежды.
Утромъ слѣдующаго дня молодой нотаріусъ явился на приглашеніе съ поспѣшностью раба и былъ принятъ въ спальнѣ кокетливой вдовой, очаровательной въ своемъ искусномъ дезабилье.
— Могу ли я, — обратилась она къ нему, — разсчитывать на вашу преданность? Обѣщаете ли вы, что все, что произойдетъ сегодня вечеромъ, останется между нами? Вы догадываетесь, конечно, что рѣчь идетъ о брачномъ договорѣ.
Молодой человѣкъ сталъ разсыпаться въ изъявленіи своихъ чувствъ.
— А теперь къ дѣлу, — сказала она.
— Я въ вашимъ услугамъ, — произнесъ онъ торжественнымъ тономъ.
Г-жа Евангелиста выяснила ему безъ всякихъ прикрасъ положеніе дѣла.
— О, сударыня, все это пустяки, — сказалъ Солоне, выслушавъ рядъ цифръ, приводимыхъ г-жей Евангелиста. — Но какъ вы держали себя относительно Поля де-Манервиль? Иногда нравственная сторона вопроса преобладаетъ надъ юридической и финансовой.
Г-жа Евангелиста приняла надменный видъ, и молодой нотаріусъ узналъ, къ великому своему удовольствію, что кліентка его держала себя по отношенію къ Полю съ необыкновеннымъ достоинствомъ, что она отчасти изъ гордости, отчасти изъ безсознательнаго разсчета всегда держала себя съ Полемъ какъ съ человѣкомъ, который долженъ считать неизмѣримой честью для себя получить руку мадемуазель Евангелиста. Ни она, ни дочь ея не могли быть заподозрѣны въ корыстныхъ цѣляхъ, въ чувствахъ ихъ нельзя было предположить какого бы то ни было разсчета. При малѣйшемъ протестѣ Поля онѣ сумѣютъ тотчасъ же подняться на недосягаемую для него высоту. Одно не подлежало сомнѣнію — безспорное вліяніе, которое пріобрѣла г-жа Евангелиста на своего будущаго зятя.
— А теперь, — сказалъ Солоне, — позвольте узнать, какія уступки вы согласны сдѣлать?
— Если возможно, никакихъ, — отвѣчала смѣясь г-жа Евангелиста.
— Чисто женскій отвѣтъ, — воскликнулъ Солоне. — Стало быть, вы, во-первыхъ, желаете выдать замужъ мадмуазель Натали?
— Да.
— Во-вторыхъ, вы желали бы получить росписку въ полученіи милліона ста пятидесяти шести тысячъ франковъ, которые вы должны были бы вручить вашему будущему зятю?
— Да.
— Сколько желаете вы сохранить для себя?
— Не менѣе тридцати тысячъ франковъ ренты.
— Стало быть, предстоитъ побѣдить или погибнуть?
— Да.
— Хорошо. Позвольте мнѣ подумать о средствахъ для предстоящей борьбы. Намъ придется затратить немало силъ и развернуть большую ловкость. Я дамъ вамъ точную инструкцію сегодня вечеромъ, вы должны слѣдовать ей во всѣхъ пунктахъ. Предсказываю вамъ полный успѣхъ.. Любитъ ли Поль де-Манервиль мадемуазель Натали? — спросилъ Солоне, поднимаясь.
— Онъ боготворитъ ее.
— Этого недостаточно. Возбуждаетъ ли она настолько его страсть, что онъ не остановится передъ денежными затрудненіями?
— Да.
— Вотъ это главное! — воскликнулъ нотаріусъ. — Постарайтесь, чтобы она была по возможности хороша сегодня вечеромъ, — прибавилъ онъ съ тонкой улыбкой.
— Мы приготовили для этого случая восхитительный туалетъ.
— Туалетъ невѣсты при обсужденіи брачнаго договора равняется половинѣ приданаго, — сказалъ Солоне.
Послѣдній аргументъ такъ подѣйствовалъ на г-жу Евангелиста, что она пожелала присутствовать при туалетѣ Натали, которая являлась такимъ образомъ невольной соучастницей ея заговора. Причесанная à la Sevigoé, въ бѣломъ кашемировомъ платьѣ, украшенномъ розовыми бантами, Натали была такъ восхитительна, что г-жа Евангелиста не могла сомнѣваться въ побѣдѣ. Когда горничная, удалилась и г-жа Евангелиста убѣдилась въ томъ, что никто не слышитъ ея. она подошла къ дочери и, поправляя ея прическу, спросила довольно твердымъ голосомъ:
— Дорогая моя, любишь ли ты Поля де-Манервиль?
Мать и дочь обмѣнялись загадочнымъ взглядомъ.
— Почему вы спрашиваете объ этомъ именно сегодня, мамочка? Вѣдь вы ничего не имѣли противъ нашего сближенія?
— Если бы намъ пришлось разставаться навсегда, настаивала ли бы ты на этомъ бракѣ?
— Я во всякомъ случаѣ не умерла бы съ тоски, если бы мнѣ пришлось отказаться отъ него.
— Это не любовь, милочка, — сказала мать, цѣлуя дѣвушку въ лобъ.
— Но почему, дорогая, вы разыгрываете великаго инквизитора?
— Мнѣ хотѣлось только знать, какъ ты относишься къ этому вопросу.
— Я люблю Поля.
— И прекрасно. Онъ графъ и мы постараемся сдѣлать его пэромъ Франціи. Но я предвижу разныя затрудненія, которыя могутъ препятствовать вашему союзу.
— Затрудненія между людьми, которые любятъ другъ друга? О, нѣтъ, Поль слишкомъ прочно укрѣпился тутъ, — она указала пальчикомъ на свое сердце, — и я увѣрена въ томъ, что для него не существуетъ затрудненій.
— Что, если ты ошибаешься?
— Я сумѣю скоро забыть его.
— Браво! Ты настоящая Casa-Real. Но предположимъ, что, хотя Поль безумно влюбленъ въ тебя, онъ не можетъ отклонить возбужденія нѣкоторыхъ вопросовъ, и такъ какъ желательно было бы склонить его къ рѣшенію этихъ вопросовъ въ нашу пользу, то не думаешь ли ты, что могла бы, не выходя изъ границъ свѣтскихъ приличій, смягчить его… ну, словомъ, взглядомъ. Мужчины ужь такъ созданы; они выдерживаютъ самую серьезную осаду вѣскихъ доказательствъ и пасуютъ передъ однимъ взглядомъ.
— А, понимаю! Нужно слегка стегнуть Фавори, чтобы заставить его прыгнуть черезъ заборъ, — сказала Натали, подражая жестомъ удару хлыстомъ.
— Ангелъ мой, я не требую ничего, что походило бы на соблазнъ. Въ нашихъ жилахъ течетъ старая кастильская кровь, которая не допуститъ насъ до униженія. Поль де-Манервиль узнаетъ все, что касается нашего положенія.
— Какого положенія?
— Ты ничего не смыслишь въ этихъ дѣлахъ, крошка. Итакъ, если Поль, увидѣвъ тебя во всемъ блескѣ твоей красоты, станетъ колебаться — о, я буду слѣдить за нимъ! — тогда я немедленно прерву всякія сношенія съ нимъ, продамъ все мое имущество, уѣду изъ Бордо и отправлюсь въ Дуэ къ Клайсамъ, съ которыми мы находимся въ родствѣ по Темнинкамъ. Затѣмъ я выдамъ тебя замужъ за какого-нибудь пэра Франціи, хотя бы мнѣ пришлось для этого отдать тебѣ все мое состояніе и удалиться въ монастырь.
— Но чѣмъ же можно было бы предотвратить всѣ эти бѣдствія? — спросила Натали.
— Ты никогда не была такъ хороша, какъ сегодня, дитя мое. Пококетничай только немного съ Полемъ, и все можетъ еще уладиться.
Г-жа Евангелиста ушла, оставивъ Натали въ глубокомъ раздумьи, и занялась своимъ туалетомъ, съ помощью котораго она надѣялась выдержать сравненіе съ дочерью. Если Натали должна была очаровать Поля, то ей предстояло воспламенить своего рыцаря, Солоне. Мать и дочь были во всемъ оружіи, когда Поль явился съ букетомъ; въ теченіе послѣднихъ мѣсяцевъ онъ каждый вечеръ преподносилъ цвѣты мадемуазель Натали. Въ ожиданіи нотаріуса они стали бесѣдовать.
Этотъ день былъ для Поля первымъ дѣйствіемъ той длинной и утомительной комедіи, которую называютъ бракомъ. Необходимо было прежде всего установить силы обѣихъ сторонъ, положеніе ихъ и изслѣдовать поле военныхъ дѣйствій. Въ предстоящемъ сраженіи, значенія котораго онъ не могъ выяснить себѣ, единственной поддержкой Поля являлся старый нотаріусъ Матіасъ, но ихъ обоихъ ожидало неожиданное нападеніе врага, дѣйствовавшаго по опредѣленному плану и надѣявшагося застигнуть врасплохъ непріятеля и заставить его произнести категорическій отвѣтъ, не давая ему времени на размышленіе. Кто не палъ бы жертвой такой комбинаціи? Можно ли ожидать обмана тамъ, гдѣ все кажется весьма простымъ и не предвидится осложненій? Могъ ли старикъ Матіасъ противодѣйствовать заговору г-жи Евангелиста, Солоне и Натали, если его влюбленный кліентъ готовъ былъ перейти въ враждебный лагерь при первомъ затрудненіи, которое угрожало бы его любви? Вотъ Поль и теперь, сидя рядомъ съ своей невѣстой, нашептываетъ ей слова любви, столь обыкновенныя въ устахъ жениха, но пріобрѣтавшія огромное значеніе въ глазахъ г-жи Евангелиста, которая радовалась тому, что Поль все больше компрометируетъ себя.
Оба нотаріуса, собиравшіеся выступить другъ противъ друга, защищая интересы своихъ кліентовъ, являлись представителями двухъ разныхъ эпохъ — старой и молодой Франціи.
Старикъ Матіасъ, которому было шестьдесятъ девять лѣтъ, очень гордился тѣмъ, что болѣе двадцати лѣтъ состоялъ нотаріусомъ, на его распухшихъ отъ подагры ногахъ красовались башмаки съ серебряными пряжками; слишкомъ тонкія ляжки, терявшіяся въ широкихъ черныхъ панталонахъ, казалось, гнулись подъ тяжестью большого круглаго живота; весь торсъ, слишкомъ развитой, какъ у большинства компетентныхъ ученыхъ, напоминалъ большой зеленый шаръ, укутанный въ неизмѣнный зеленый сюртукъ. Волосы его, напудренные и тщательно подобранные, образовали сзади маленькую косичку, напоминавшую мышиный хвостикъ и всегда покоившуюся между воротомъ сюртука и воротомъ бѣлой жилетки съ цвѣтами. Круглая голова старика, красное лицо, голубые глаза, носъ формы трубы, толстыя губы и двойной подбородокъ — все это уподобляло маленькаго нотаріуса тому, что мы называемъ каррикатурой, и вызывало вездѣ, гдѣ не знали старика, веселый смѣхъ. Но большинство бордосцевъ относилось къ Матіасу съ глубокимъ уваженіемъ и любовью; духъ восторжествовалъ надъ формой, душевныя качества надъ уродливостью тѣла. Голосъ нотаріуса покорялъ себѣ всѣ сердца, вызывая въ нихъ благородныя движенія. Презирая хитрость, онъ всегда шелъ прямо къ цѣли, разоблачая ехидныя мысли точнымъ допросомъ. Проницательный взглядъ и большая опытность давали ему возможность проникать въ душу собесѣдника и угадывать его сокровенныя мысли. Серьезный и сосредоточенный во время зааятій, патріархъ этотъ отличался веселостью нашихъ предковъ. Къ нему неизмѣнно обращались съ просьбой затянуть застольную пѣснь, почтить своимъ присутствіемъ семейныя празднества, именины бабушекъ и внучекъ. Онъ любилъ дѣлать подарки, устраивать сюрпризы, преподносить яйца въ Свѣтлое Воскресенье и свято чтилъ обычаи старины. Старикъ Матіасъ былъ благороднѣйшимъ представителемъ того типа прежнихъ нотаріусовъ, имена которыхъ канули въ вѣчность. Они не выдавали росписокъ, получая милліоны изъ рукъ своихъ кліентовъ, и возвращали имъ эти милліоны въ тѣхъ же мѣшкахъ, перевязанные тою же веревочкой; они исполняли съ необыкновенной точностью завѣщанія своихъ кліентовъ, сами составляли инвентаря оставшихся имуществъ, интересовались, какъ своими собственными, дѣлами своихъ кліентовъ, останавливали нерѣдко расточителей, готовыхъ разориться, и были посвящены во всѣ домашнія тайны кліентовъ. Никогда въ теченіе двадцатилѣтней дѣятельности Матіаса ни одинъ изъ его кліентовъ не могъ пожаловаться на плохое помѣщеніе капиталовъ или на невыгодный ипотечный договоръ. Состояніе его было нажито медленнымъ, честнымъ путемъ тридцатилѣтняго труда и бережливости. Религіозный и великодушный, Матіасъ дѣлалъ много добра. Онъ пристроилъ четырнадцать клерковъ. Какъ членъ комитета призрѣнія бѣдныхъ и благотворительнаго комитета, онъ постоянно жертвовалъ большія суммы на поддержку лицъ, внезапно застигнутыхъ несчастьемъ, или на основаніе полезныхъ учрежденій. Ни онъ, ни жена его не имѣли собственныхъ экипажей, но слово его считалось святыней и въ подвалахъ его дома хранилось столько же денегъ кліентовъ, сколько въ государственномъ банкѣ. Обитатели Бордо называли его «нашъ добрый г-нъ Матіасъ», и когда онъ умеръ, на похоронахъ его собралось до трехъ тысячъ человѣкъ.
Солоне принадлежалъ къ новому типу нотаріусовъ. Онъ прикидывался весельчакомъ, всегда насвистывалъ какую-нибудь арію и утверждалъ, что дѣла успѣшнѣе всего вести шутя. Онъ стѣснялся своего званія нотаріуса, называлъ себя капитаномъ національной гвардіи и гордился орденомъ Почетнаго Легіона. У него были собственныя лошади и цѣлый штатъ клерковъ, которые составляли всѣ нотаріальные акты. Это былъ типъ моднаго нотаріуса, посѣщающаго всѣ балы, всѣ спектакли, пріобрѣтающаго картины, играющаго въ карты, имѣющаго кассу, изъ которой выдаются банковыми билетами суммы, внесенныя золотомъ. Этотъ нотаріусъ дѣйствуетъ въ духѣ своего времени, участвуетъ своими капиталами въ самыхъ рискованныхъ предпріятіяхъ и во что бы то ни стало мечтаетъ послѣ десятилѣтней дѣятельности въ званіи нотаріуса нажить ренту въ тридцать тысячъ франковъ и въ концѣ концовъ жениться на какой-нибудь богатой наслѣдницѣ.
Когда изящный бѣлокурый Солоне, завитой, раздушенный, обутый, какъ первый любовникъ изъ театра Водевиль, и одѣтый, какъ дэнди, который больше всего интересуется дуэлями, когда этотъ юноша вошелъ въ сопровожденіи своего стараго коллеги, задержаннаго припадкомъ подагры, г-жа и мадемуазель Евангелиста, никогда не видѣвшія «добраго Матіаса», съ трудомъ сдержали улыбку. Но ихъ тотчасъ же расположила въ его пользу грація, съ которой старикъ привѣтствовалъ ихъ, задушевный его голосъ и его манера говоритъ. Молодой нотаріусъ съ своимъ игривымъ тономъ совершенно стушевался передъ нимъ. И въ той манерѣ, съ которой старикъ подошелъ къ Полю, сказалось его превосходство и знаніе свѣта. Не унижая своихъ сѣдыхъ волосъ, онъ отдавалъ дань уваженія старому аристократическому роду, къ которому принадлежалъ юноша. Наоборотъ, поклонъ Солоне свидѣтельствовалъ о томъ, что молодой нотаріусъ считаетъ себя равнымъ тѣмъ людямъ, къ которымъ явился; развязность его должна была казаться оскорбительной свѣтскимъ людямъ и дѣлала его смѣшнымъ въ глазахъ серьезныхъ людей. Поздоровавшись со всѣми, Солоне довольно фамильярнымъ жестомъ пригласилъ г-жу Евангелиста въ одну изъ амбразуръ окна, и тутъ они въ теченіе нѣкотораго времени бесѣдовали шепотомъ, прерываемымъ громкимъ смѣхомъ, которымъ Солоне хотѣлъ, повидимому, замаскировать серьезность своего разговора съ г-жей Евангелиста, которой онъ давалъ подробную инструкціи относительно предстоявшаго сраженія.
— Но, — спросилъ онъ въ заключеніе, — хватитъ ли у васъ дѣйствительно рѣшимости продать этотъ отель?
— О, да.
Г-жа Евангелиста не объяснила своему нотаріусу мотивовъ этого героизма, полагая, что рвеніе Солоне ослабѣетъ, если онъ узнаетъ, что его кліентка готова разстаться съ Бордо. Она не говорила объ этомъ даже Полю, не желая запугать его изложеніемъ всѣхъ трудностей, сопряженныхъ съ его политической карьерой.
Послѣ обѣда оба уполномоченные перешли въ сосѣднюю гостиную, предназначенную для ихъ совѣщанія, оставивъ влюбленныхъ, ворковавшихъ подъ зоркимъ наблюденіемъ матери. Какой контрастъ представляли эти двѣ группы! У камина большой гостиной развертывалась восхитительная сцена любви, тутъ жизнь являлась въ самыхъ заманчивыхъ, веселыхъ краскахъ, а рядомъ разыгрывалась сухая, неприглядная сцена, въ которой фигурировали на первомъ планѣ матеріальные интересы, обыкновенно скрывающіеся за благоухающими цвѣтами жизни.
— Дорогой коллега, — сказалъ Солоне Матіасу, — актъ будетъ, конечно, составленъ въ вашей конторѣ; я хорошо понимаю, что долженъ предоставить это вамъ, какъ болѣе опытному и болѣе свѣдущему.
Матіасъ отвѣсилъ церемонный поклонъ.
— Но, — сказалъ Солоне, развертывая черновую проекта, который онъ велѣлъ набросать одному изъ своихъ клерковъ, — но такъ какъ мы собственно сторона подчиненная, то я набросалъ черновую договора, чтобы избавить васъ отъ этой работы. Мы вступаемъ въ бракъ на основаніи принципа общности имуществъ; въ случаѣ смерти одного изъ супруговъ и при отсутствіи наслѣдниковъ имущество переходитъ къ пережившему супругу либо въ видѣ дарственной всего имущества, либо въ видѣ одной четвертой части доходовъ и одной четвертой части собственности; вся обстановка дома составляетъ собственность оставшагося въ живыхъ супруга. Кажется, тутъ все ясно.
— Та-та-та! — произнесъ Матіасъ. — Нѣтъ, извините, коллега. Я не умѣю рѣшать шутя серьезные вопросы. Въ чемъ же заключаются ваши права?
— А ваши? — спросилъ Солоне.
— Мы вносимъ, — сказалъ Матіасъ, — земли Ланстракъ, дающія двадцать три тысячи франковъ ренты, не считая оброка натурой; фермы Грасоль и Гаде, изъ которыхъ каждая приноситъ три тысячи шестьсотъ франковъ ренты, и землю Бельрозъ, приносящую шестнадцать тысячъ франковъ, — всего, стало быть, сорокъ шесть тысячъ двѣсти франковъ ренты. Затѣмъ отель въ Бордо, который можетъ дать девятьсотъ франковъ годового дохода,! красивый домъ съ садомъ и дворомъ въ Парижѣ, въ улицѣ Пепиньеръ, приносящій 1.500 франковъ въ годъ. Всѣ относящіеся до поименованныхъ владѣній документы находятся у меня; всѣ они перешли къ Полю де-Манервилю отъ отца и матери, за исключеніемъ дома въ Парижѣ, который пріобрѣтенъ имъ самимъ. Слѣдуетъ присоединить еще обстановку нашихъ двухъ домовъ и замка Ланстракъ, оцѣненныхъ въ четыреста пятьдесятъ тысячъ франковъ. Вотъ, стало быть, столъ, скатерть и первое блюдо. Что вносите вы для второго блюда и для дессерта?
— Наши права, — сказалъ Солоне.
— Опредѣлите ихъ точнѣе, милый коллега, — возразилъ Матіасъ. — Что вы собственно даете намъ? Гдѣ инвентарь, составленный послѣ смерти господина Евангелиста? Покажите мнѣ документы по ликвидаціи его дѣлъ и по помѣщенію его капиталовъ. Гдѣ эти капиталы? Гдѣ ваши недвижимыя имущества? Однимъ словомъ, представьте намъ опекунскій отчетъ и скажите, что предназначаетъ мать въ приданое дочери.
— Любить ли Поль де-Манервиль мадмуазель Евангелиста?
— Онъ хочетъ жениться на ней, если всѣ условія окажутся подходящими, — сказалъ старый нотаріусъ. — Я не ребенокъ, здѣсь рѣчь идетъ о дѣлѣ, а не о чувствахъ.
— Дѣло не состоится, если нѣтъ чувства, — сказалъ Солоне, — и вотъ почему. Г-жа Евангелиста не составляла инвентаря послѣ смерти своего мужа, она — креолка и испанка и не обязана знать французскихъ законовъ. Впрочемъ, она была такъ подавлена горемъ, что совсѣмъ не думала объ этихъ мизерныхъ формальностяхъ, занимающихъ эгоистическія души. Все бордоское общество знаетъ, какъ была любима своимъ супругомъ г-жа Евангелиста и какъ она оплакивала его. Если у насъ есть нѣчто вродѣ ликвидаціоннаго акта и что-то вродѣ инвентаря, то это только благодаря тому, что г-жа Евангелиста должна была признать за дочерью нѣкоторую сумму въ то время, когда мы потребовали обратно изъ Лондонскаго банка англійскія ренты, собираясь перевести ихъ въ Парижъ, гдѣ проценты на капиталъ значительно выше.
— Ну, бросьте этотъ вздоръ! Вѣдь есть же способы контроля. Сколько уплатили вы пошлинъ при утвержденіи въ правахъ наслѣдства? Достаточно даже этой цифры, чтобы произвести разсчеты. Скажите откровенно, сколько вы получили и сколько остается у васъ?
— Если вы женитесь на насъ изъ-за нашихъ денегъ, то лучше всего теперь же распрощаться. Мы имѣемъ по завѣщанію болѣе одного милліона приданаго, но у матери нѣтъ ничего, кромѣ этого отеля, обстановки и четырехъ сотъ пятидесяти тысячъ франковъ, пущенныхъ въ оборотъ по 5 % въ 1817 году и дающихъ теперь сорокъ тысячъ франковъ ренты.
— Какъ, и вы ведете образъ жизни, требующій не менѣе ста тысячъ ливровъ ренты? — воскликнулъ возмущенный Матіасъ,
— О, дочь наша стоила громадныхъ денегъ! Впрочемъ, мы дѣйствительно расточительны, да и, наконецъ, іереміады ваши не возвратятъ намъ и двухъ ліардовъ.
— Но у мадемуазель Натали было пятьдесятъ тысячъ франковъ ренты и вы могли воспитывать ее въ довольствѣ, не разоряя себя. Если у молодой дѣвушки такой страшный аппетитъ, что же будетъ съ нею, когда она станетъ женщиной?
— Въ такомъ случаѣ оставьте насъ, — сказалъ Солоне. — Такая красавица всегда должна тратить больше, чѣмъ есть у нея.
— Я хочу поговорить съ моимъ кліентомъ, — заявилъ Матіасъ.
«Ладно, ладно, — подумалъ Солоне, — иди, сообщи твоему кліенту, что у насъ нѣтъ ни одного ліарда!»
Онъ въ тиши своего кабинета расположилъ свои силы, провелъ всѣ линіи дѣйствій и подготовилъ эффектный моментъ, когда стороны, полагая, что все погибло, очутятся передъ счастливой развязкой, а кліентка его будетъ торжествовать.
Бѣлое платье съ розовыми бантами, локоны à la Sevigné, маленькая ножка Натали, кокетливые взгляды и прелестная ручка, поправлявшая локоны, — всѣ эта маневры, напоминавшіе пріемы павлина, распускающаго свой хвостъ при лучахъ солнца, успѣли уже сдѣлать свое дѣло и довести Поля до того состоянія, о которомъ мечтала его будущая теща. Онъ положительно опьянѣлъ отъ желаній и мечталъ объ обладаніи своей невѣстой, какъ юноша мечтаетъ объ обладаніи куртизанкой. Во взглядѣ его, вѣрномъ термометрѣ души, выражалась та степень страсти, когда человѣкъ въ состояніи надѣлать массу глупостей.
— Натали такъ хороша сегодня, — сказалъ онъ на ухо своей тещѣ, — что я вполнѣ понимаю безумцевъ, которые готовы заплатить смертью за одинъ мигъ блаженства.
— О, такъ говорятъ всѣ влюбленные! — возразила г-жа Евангелиста. — Только мужъ мой никогда не произносилъ подобныхъ фразъ. Но онъ женился на мнѣ, несмотря на то, что у меня не было приданаго, и въ теченіе тринадцати лѣтъ ни разу не доставилъ мнѣ ни малѣйшаго огорченія.
— Это звучитъ точно упрекъ мнѣ, — сказалъ Поль смѣясь.
— Вы знаете, какъ я люблю васъ, дитя мое! — воскликнула г-жа Евангелиста, пожимая ему руку, — Да и не доказываю ли я вамъ свою любовь тѣмъ, что отдаю вамъ Натали?
— О, меня отдаютъ! — вскрикнула кокетливо Латали, смѣясь и помахивая вѣеромъ изъ пестрыхъ перьевъ. — О чемъ это вы тамъ шепчетесь?
— Я говорилъ вашей матери о томъ, какъ я люблю васъ, — сказалъ Полъ, — талъ какъ я не смѣю говорить объ этомъ съ вами.
— Почему же?
— Потому что я боюсь самого себя.
— О, вы такъ умны, что всегда сумѣете найти приличную оправу для вашихъ комплиментовъ!.. Желаете ли вы знать мое мнѣніе о васъ? Ну, такъ знайте же, я нахожу, что у васъ больше ума, чѣмъ у большинства влюбленныхъ мужчинъ. Быть образцомъ изящества и вмѣстѣ съ тѣмъ умнымъ человѣкомъ — это составляетъ ужь слишкомъ много преимуществъ. Я тоже боюсь за себя.
— Вы боитесь… чего?
— Прекратимъ этотъ разговоръ. Не находите ли вы, мама, что онъ неумѣстенъ въ виду того, что договоръ еще не подписанъ?
— Онъ сейчасъ будетъ подписанъ, — сказалъ Поль.
— Мнѣ хотѣлось бы знать, о чемъ тамъ толкуютъ Ахиллъ и Гекторъ, — сказала Натали, указывая взглядомъ, полнымъ наивнаго любопытства, на дверь, которая вела въ сосѣднюю комнату.
— Они говорятъ о нашихъ дѣтяхъ, о нашей смерти и о тому подобныхъ пустякахъ. Они считаютъ наши деньги, чтобы рѣшить, въ состояніи ли мы будемъ держать пятерку лошадей въ нашихъ конюшняхъ. Они заботятся также о томъ, что мы даемъ другъ другу, но я парализовалъ всѣ ихъ заботы.
— Какимъ образомъ? — спросила Натали.
— Развѣ я уже не отдалъ себя всецѣло вамъ, дорогая моя? — спросилъ Ноль, глядя на молодую дѣвушку, которая была дивно хороша въ этотъ моментъ, польщенная его заявленіемъ.
— Дорогая мама, чѣмъ могу я отблагодарить за такое великодушіе?
— Дитя мое, у тебя впереди еще цѣлая жизнь. Способность составить счастье человѣка, доставляя ему ежедневныя радости, не есть ли это источникъ неисчерпаемыхъ сокровищъ? У меня не было другого приданаго.
— Нравится ли вамъ Ланстракъ? — спросилъ Поль.
— Какъ можетъ не нравиться то, что принадлежитъ вамъ? — возразила Натали. — Мнѣ очень хотѣлось бы увидѣть вашъ домъ.
— То есть н_а_ш_ъ домъ. Вы хотѣли бы знать, сумѣлъ ли я удовлетворить вашему вкусу, предугадать ваши желанія. Но ваша матушка поставила вашего мужа въ крайне затруднительное положеніе: вы всегда были очень счастливы… Впрочемъ, когда любовь безгранична, для нея нѣтъ ндчего невозможнаго.
— Милые дѣтки, — вмѣшалась въ разговоръ г-жа Евангелиста, — найдете ли вы возможнымъ оставаться въ Бордо послѣ свадьбы? Хватитъ ли у васъ мужества выдерживать любопытные взгляды людей, которые знаютъ васъ и будутъ слѣдить за вами и стѣснять вашу жизнь? Если же вы оба чувствуете потребность скрыть отъ людей тѣ чувства, которыя переполняютъ ваша души, то не лучше ли намъ уѣхать въ Парижъ, гдѣ жизнь ваша сольется съ общимъ потокомъ. Только тамъ можно свободно проявлять свои чувства, не боясь насмѣшекъ окружающихъ.
— Вы правы, матушка, я и не подумалъ объ этомъ. Но въ такомъ случаѣ мнѣ необходимо позаботиться о томъ, чтобы домъ мой въ Парижѣ былъ поскорѣй приведенъ въ порядокъ. А сегодня же напишу моему другу де-Марсэ, онъ одинъ сумѣетъ поторопить работу.
Подобно всѣмъ молодымъ людямъ, неспособнымъ расчитывать, когда дѣло идетъ объ удовлетвореніи ихъ желаній, Поль сразу увлекся проектомъ переѣзда въ Парижъ, сопряженнымъ съ огромными издержками. Въ эту минуту въ комнату вошелъ старикъ Матіасъ и знакомъ подозвалъ его къ себѣ,
— Въ чемъ дѣло, другъ мой? --спросилъ Поль, слѣдуя за нимъ.
— Графъ, — сказалъ старикъ, — у невѣсты нѣтъ ни одного су. Мое мнѣніе — отложить совѣщаніе до другого раза, дабы вы могли хорошенько обдумать положеніе дѣла и принять соотвѣтственное рѣшеніе.
— Г-нъ Поль, — сказала Натали, — позвольте и мнѣ сказать вамъ два слова.
Г-жа Евангелиста казалась совершенно спокойной, но нѣтъ сомнѣнія въ томъ, что ни одинъ изъ евреевъ, подвергавшихся пытки въ средніе вѣка, не испытывалъ въ котлѣ съ кипящимъ масломъ тѣхъ ужасныхъ мукъ, которыя испытывала г-жа Евангелиста въ своемъ фіолетовомъ бархатномъ платьѣ. Солоне гарантировалъ ей, что бракъ этотъ состоится, но онъ не сказалъ ничего относительно средствъ, которыми онъ надѣялся добиться успѣха, и она невыразимо страдала.
Непослушаніе Натали обезпечило торжество матери. Натали замѣтила тревогу г-жи Евангелиста и начала догадываться о томъ, что происходило вокругъ нея. Самыя противорѣчивыя чувства волновали сердце молодой дѣвушки; убѣдившись въ успѣхѣ своего кокетства, она почувствовала угрызенія совѣсти. Не осмѣливаясь порицать дѣйствія матери, она была конфужена этой игрой, направленной къ извѣстной цѣли. Но вмѣстѣ съ тѣмъ ею овладѣло ревнивое желаніе узнать, любитъ ли ее Поль настолько, что рѣшится пренебречь всѣми затрудненіями, о которыхъ у поминала ея мать и на которыя указывало мрачное лицо стараго нотаріуса. Всѣ эти ощущенія толкнули молодую дѣвушку на поступокъ, который болѣе содѣйствовалъ ея торжеству, чѣмъ самыя хитрыя козни.
— Поль, — сказала она графу вполголоса — она въ первый разъ назвала его по имени, — Поль, если бы между нами встали какія-нибудь препятствія, то помните, что я освобождаю васъ отъ вашихъ обѣщаній и позволяю вамъ взвалить на меня всѣ послѣдствія разрыва.
Въ выраженіи лица Натали было столько благородства и въ голосѣ звучала такая искренность, что Поль ее могъ сомнѣваться въ ея безкорыстіи и въ ея незнаніи факта, о которомъ только-что сообщилъ ему Матіасъ. Онъ поцѣловалъ руку молодой дѣвушки, и этотъ поцѣлуй говорилъ, что для него любовь выше всякихъ другихъ соображеній.
Натали вышла изъ комнаты.
— Графъ, умоляю васъ не дѣлать глупостей, — сказалъ старый нотаріусъ, подходя къ своему кліенту.
Поль задумался. Озъ разсчитывалъ, что капиталъ невѣсты будетъ приносить не менѣе пятидесяти тысячъ франковъ ренты, такъ что въ общемъ у него будетъ около ста тысячъ франковъ годового дохода. Какъ бы ни былъ влюбленъ человѣкъ, ему нелегко перейти сразу отъ ста тысячъ франковъ ренты къ сорока тысячамъ, да еще чувствовать себя навсегда связаннымъ съ женщиной, привыкшей къ роскоши.
— Дочь моя ушла; не можете ли вы объяснить мнѣ, что произошло? — спросила г-жа Евангелиста, подходя съ величественнымъ видомъ къ нотаріусу.
— Сударыня, — произнесъ Матіасъ, смущенный молчаніемъ Поля, — произошло недоразумѣніе, которое вынуждаетъ насъ отложить…
Тутъ Солоне вышелъ изъ маленькой гостиной и прервалъ своего стараго коллегу фразой, которая возвратила жизнь Полю. Смущенный воспоминаніемъ о томъ, что онъ въ порывѣ страсти нашептывалъ въ этотъ вечеръ Натали, Поль совершенно растерялся и готовъ былъ броситься въ пропасть.
— Г-жа Евангелиста имѣетъ возможность расплатиться съ дочерью, — сказалъ молодой нотаріусъ развязнымъ тономъ. — У нея есть сорокъ тысячъ франковъ ренты въ пятипроцентныхъ бумагахъ, биржевая цѣнность которыхъ равняется восьмистамъ тысячъ франковъ. Этотъ отель съ садомъ можетъ быть оцѣненъ въ двѣсти тысячъ франковъ. Такимъ образомъ моя кліентка можетъ по брачному договору передать на имя дочери голое право собственности на эти цѣнности, такъ какъ я полагаю, что графъ не имѣетъ намѣренія лишать свою тещу всякихъ средствъ къ существованію. Если г-жа Евангелиста растратила часть своего состоянія, то она почти сполна возвращаетъ все, что слѣдуетъ дочери.
— Мы, женщины, несчастнѣйшія существа на свѣтѣ, такъ какъ ровно ничего не смыслимъ въ дѣлахъ, — сказала г-жа Евангелиста. — Что означаетъ голое право собственности?
Поль былъ въ восторгѣ, предвидя возможность уладить дѣло. Старый нотаріусъ, замѣтивъ ловушку, въ которую Поль успѣлъ уже попасть одной ногой, пробормоталъ:
— Мнѣ кажется, что надъ нами издѣваются.
— Если моя кліентка желаетъ послѣдовать моимъ совѣтамъ, то она должна прежде всего обезпечить свое спокойствіе, — продолжалъ молодой нотаріусъ. — Жертвуя собой, она должна, по крайней мѣрѣ, имѣть увѣренность, что никто не станетъ тревожить ее. Неизвѣстно, кто кого переживетъ. Поэтому графъ де-Манервиль долженъ признать въ договорѣ, что получилъ сполна капиталъ мадемуазель Натали, завѣщанный ей отцомъ.
Матіасъ не могъ болѣе скрытъ своего негодованія, оно сверкало въ его глазахъ и въ выраженіи побагровѣвшаго лица.
— И этотъ капиталъ, — спросилъ онъ дрожащимъ голосомъ, — равняется?..
— Одному милліону пятидесяти тысячамъ франковъ…
— Вы бы потребовали лучше, чтобы графъ отдалъ по договору все свое состояніе будущей женѣ! — воскликнулъ Матіасъ. — Это было бы все-таки честнѣе того, что вы требуете отъ насъ. Но я не желаю присутствовать при разореніи Поля де-Манервиля и потому удаляюсь.
Онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ по направленію къ двери, но вернулся и, обращаясь въ г-жѣ Евангелиста, сказалъ:
— Не думайте, сударыня, что я считаю васъ солидарной съ тѣмъ, что высказалъ только что мой коллега. Я считаю васъ честной женщиной, ничего не понимающей въ подобныхъ дѣлахъ.
— Благодарю, коллега, — сказалъ Солоне.
— Какіе тамъ счеты между нами! — подхватилъ Матіасъ. — Вы должны, по крайней мѣрѣ, узнать, сударыня, какія могли бы быть послѣдствія предложенія г-на Солоне. Вы еще молоды и красивы, вы можете выйти замужъ… О, сударыня, не отрицайте, кто же можетъ поручиться за себя?
— Я не думала, г-нъ Матіасъ, что отъ меня могутъ ожидать въ тридцать девять лѣтъ такого безумія, послѣ того какъ я оставалась въ теченіе семи лѣтъ вдовой, отклонивъ изъ любви къ дочери самыя блестящія предложенія. Если бы мы не толковали о серьезномъ дѣлѣ, я приняла бы это предположеніе за оскорбленіе.
— Меѣ кажется, что гораздо болѣе тяжкимъ оскорбленіемъ было бы предположеніе, что вы не можете болѣе выйти замужъ. Но не будемъ говорить о вашемъ замужествѣ. Предположимъ — и мы всѣ горячо желаемъ этого, — что вы проживете еще сорокъ пять лѣтъ. Такъ какъ вамъ предоставляется пожизненное пользованіе доходности съ имущества г. Евангелиста, то дѣтямъ вашігмъ остается только поставить зубы на полку.
— Что означаютъ ваши выраженія? — спросила вдова. — Что значитъ: «пожизненное пользованіе доходами» и «доставить зубы на полку?»
Солоне улыбнулся.
— Я объясню вамъ сейчасъ мою мысль, — сказалъ Матіасъ, — Если ваши дѣти благоразумны, то они должны думать о будущемъ. Думать о будущемъ — значитъ откладывать половину своихъ доходовъ въ разсчстъ на приращеніе семьи. Полагая даже, что у нихъ будетъ только двое дѣтей, этотъ разсчетъ вызывается необходимостью дать имъ хорошее воспитаніе, а потомъ изрядное приданое. Такимъ образомъ, дочь ваша и ея мужъ должны будутъ ограничиться двадцатью тысячами франковъ ренты, тогда какъ каждый изъ нихъ расходовалъ около пятидесяти тысячъ франковъ до брака. Но это еще далеко не все. Моему кліенту придется въ одинъ прекрасный день отдать отчетъ своимъ дѣтямъ въ полученной имъ отъ матери суммѣ — 1.100.000 франковъ. Предположимъ, что жена графа умретъ раньше его тещи, каково же будетъ его положеніе передъ дѣтьми? Нѣтъ, подписать подобный договоръ значитъ броситься въ Жиронду со связанными руками и ногами! Вы желаете счастья вашей дочери. Если дѣйствительно она будетъ любить своего мужа, въ чемъ мы, нотаріусы, никогда не сомнѣваемся, то она должна раздѣлять всѣ его заботы. О, сударыня, эти заботы убьютъ вашу дочь! Вѣдь ей придется познакомиться съ нуждой, да, съ нуждой, потому что люди, привыкшіе тратить сто тысячъ франковъ въ годъ, должны чувствовать нужду, имѣя не болѣе двадцати тысячъ франковъ ежегоднаго дохода. Если графъ, ослѣпленный любовью, готовъ дѣлать глупости, то жена его сама будетъ упрекать его за нихъ въ тяжелую минуту жизни. Я защищаю интересы вашихъ дѣтей и ваши собственные, сударыня.
«Ну, теперь старикъ истощилъ, кажется, весь запасъ своего пороха», подумалъ Солоне, бросая взглядъ на свою кліентку и точно говоря ей: «Начинайте!»
— Есть средство устранить возникшія недоразумѣнія, — произнесла спокойнымъ голосомъ г-жа Евангелиста, — могу сохранить для себя только небольшую пенсію, которая дала бы мнѣ возможность поступить въ монастырь. Въ такомъ случаѣ вы могли бы теперь же получить все мое состояніе. Я согласна отказаться отъ свѣта, если только это можетъ содѣйствовать счастью моей дочери.
— Сударыня, — сказалъ старый нотаріусъ, — необходимо серьезно обдумать данное положеніе и потому лучше всего отсрочить рѣшеніе этого вопроса.
— О, Боже, — воскликнула г-жа Евангелиста, чувствуя, что отсрочка погубитъ дѣло, — все, кажется, ясно тутъ! Я испанка и креолка, я не могла представить себѣ всего, что осложняетъ бракъ во Франціи. Я не подозрѣвала, что прежде, чѣмъ выдать замужъ мою дочъ, я должна знать, насколько времени Богу угодно будетъ продлить мои дни, не подозрѣвала, что продленіе моей жизни будетъ несчастьемъ для моей дочери и что съ моей стороны грѣшно существовать. Когда мужъ мой женился на мнѣ, у меня не было ничего, кромѣ имени и личныхъ преимуществъ. Но какія богатства могутъ сравниться съ славнымъ именемъ? Моимъ приданымъ были: красота, счастье, происхожденіе и воспитаніе. Можно ли пріобрѣсти за деньги всѣ эти сокровища? Если бы отецъ Натали могъ слышать всѣ наши разсужденія, его благородная душа получила бы тяжелый ударъ, который омрачилъ бы его спокойствіе въ раю. Я растратила и, можетъ быть, самымъ безразсуднымъ образомъ нѣсколько милліоновъ, и, однако, онъ ни разу не выказалъ мнѣ ни малѣйшаго недовольства. Со времени его смерти я стала разсчетливѣе, я сократила, насколько могла, свои расходы. Но лучше всего теперь же прервать эти переговоры и разойтись. Графъ де-Мапервилъ такъ подавленъ, что я…
Трудно передать впечатлѣніе, произведенное на присутствовавшихъ словомъ «разойтись». Всѣ четверо заговорили одновременно.
— Испанцы женятся по-испански, а французы должны быть благоразумны и слѣдовать обычаямъ своего народа, — сказалъ Матіасъ.
— Ахъ, сударыня, — воскликнулъ Поль, выходя изъ своего оцѣпенѣнія, — вы ошибаетесь насчетъ моихъ чувствъ!
— Здѣсь рѣчь идетъ не о чувствахъ, — замѣтилъ старикъ, желая образумить своего кліента. — Мы рѣшаемъ судьбу трехъ поколѣній и должны разрѣшить представившіяся затрудненія.
— Въ такомъ случаѣ женитесь и не придирайтесь, — сказалъ Солоне.
— Не придирайтесь! Вы называете придирками желаніе защитить интересы семьи — отца, матери, дѣтей!
— Да, — продолжалъ Поль, не слушая ихъ, — я оплакиваю свою расточительность въ прежніе годы, оплакиваю свое растраченное состояніе, которое дало бы мнѣ теперь возможностъ прекратить споръ однимъ словомъ. Клянусь Богомъ, что въ данную минуту я совсѣмъ не думаю о себѣ, скромная, тихая жизнь въ Ланстракѣ нисколько не пугаетъ меня. Но не придется ли мадемуазель Натали отказаться отъ всѣхъ своихъ привычекъ и наклонностей? Мы будемъ ужасно стѣснены,
— Откуда же черпалъ Евангелиста свои милліоны? — спросила вдова.
— Евангелиста, — возразилъ съ живостью старый нотаріусъ, — велъ крупныя торговыя дѣла, отправлялъ свои корабли въ далекія страны и зарабатывалъ большія суммы. Поль де-Манервиль долженъ жить опредѣленными доходами съ своего капитала.
— Есть еще одно средство привести всѣхъ къ соглашенію, — сказалъ Солоне рѣзкимъ голосомъ, который сразу заставилъ всѣхъ замолчать.
— Г-жа Евангелиста, — сказалъ Солоне послѣ небольшой паузы, — можетъ передать теперь же свои процентныя бумаги, дающія ей 5 %, и немедленно приступить къ продажѣ отеля. Я могу гарантировать ей за продажу отеля триста тысячъ франковъ, изъ которыхъ она передастъ вамъ сто пятьдесятъ тысячъ франковъ. Такимъ образомъ вы получите отъ нея девятьсотъ пятьдесятъ тысячъ франковъ. Правда, это не составляетъ всего капитала, оставленнаго г. Евангелиста дочери, но поищите-ка, найдется ли во Франціи много невѣстъ съ такимъ приданымъ!
— Прекрасно, — сказалъ Матіасъ. — Но на какія средства будетъ существовать г-жа Евангелиста?
При этомъ вопросѣ, въ которомъ слышалось согласіе принять предложеніе, Солоне почувствовалъ радость. «Ну, вотъ мы и поймали тебя, старый волкъ!» подумалъ онъ.
— Г-жа Евангелиста? — подхватилъ онъ. — У нея останутся сто пятьдесятъ тысячъ франковъ отъ продажи отеля. Сумма эта вмѣстѣ съ той, которая выручится отъ продажи обстановки, можетъ быть помѣщена такимъ образомъ, что обезпечитъ г-жѣ Евангелиста двадцать тысячъ франковъ ренты. Графъ дастъ ей квартиру у себя. Въ Ланстракѣ мѣста много, а въ Парижѣ у васъ свой домъ, — обратился онъ къ Полю, — ваша теща можетъ жить вмѣстѣ съ вами. Женщина, которая не должна вести своего дома, можетъ считать себя богатой при двадцати тысячахъ франковъ рейты. У г-жи Евангелиста нѣтъ никого на свѣтѣ, кромѣ дочери, графъ также не имѣетъ близкихъ родственниковъ, стало быть, столкновеній пока не предвидится, и при такихъ условіяхъ теща и зять могутъ слиться, образуя одну семью. Г-жа Евангелиста будетъ вносить нѣкоторую сумму изъ своей ренты для пополненія дефицита, — вы знаете, насколько она великодушна и далека отъ мелочности, — она никогда не будетъ бременемъ для своихъ дѣтей, Итакъ, вы будете жить въ мирѣ и согласіи, располагая рентой въ сто тысячъ франковъ; не находите ли вы, что эта сумма можетъ удовлетворить не только насущнымъ потребностямъ, но и дастъ возможность молодымъ наслаждаться жизнью въ любомъ мѣстѣ? И, повѣрьте мнѣ, молодая чета часто чувствуетъ необходимость въ присутствіи третьяго лица… Что же можетъ быть отраднѣе присутствія преданной, любящей матери?
Полю казалось, что онъ слышитъ голосъ ангела. Онъ взглянулъ на Матіаса, желая узнать, раздѣляетъ ли и тотъ его восхищеніе увлекательнымъ краснорѣчіемъ Солоне, не подозрѣвая о томъ, что нотаріусы, какъ и адвокаты, нерѣдко прикрываютъ страстными словами холодный разсчетъ.
— Настоящій рай! Пробормоталъ старикъ.
Удрученный увлеченіемъ своего кліента, Матіасъ усѣлся на оттоманкѣ, склонивъ голову на руку и погрузившись въ размышленіе. Ему была хорошо знакома вся эта фразеологія, въ которую дѣловые люди облекаютъ свои козни, и его нелегко было провести такимъ путемъ. Сидя вдали отъ другихъ, онъ принялся наблюдать за своимъ коллегой и за г-жей Евангелиста, бесѣдовавшей съ Полемъ; онъ не могъ сомнѣваться въ томъ, что имѣетъ дѣло съ искусно подготовленнымъ заговоромъ, и старался уловить какой-нибудь слѣдъ этого заговора на лицахъ своихъ противниковъ.
— Сударь, — обратился Поль къ Солоне, — благодарю васъ за желаніе уладить наше дѣло. Затрудненія устраняются гораздо легче, чѣмъ я предполагалъ… конечно, если предположить, что предложенная комбинація соотвѣтствуетъ вашимъ желаніямъ, — прибавилъ онъ, обращаясь къ г-жѣ Евангелиста. — Мнѣ не хотѣлось бы доставить вамъ какое-нибудь стѣсненіе.
— О, я буду радоваться всему, что составитъ счастье моихъ дѣтей. Не думайте обо мнѣ.
— Но мы должны думать о васъ! — воскликнулъ Поль. — Если существованіе ваше не будетъ обезпечено, мы, Натали и я, будемъ страдать не менѣе вашего.
— Не безпокойтесь, г-нъ графъ, мы уладимъ и этотъ вопросъ, — сказалъ Солоне.
«Ага, — подумалъ Матіасъ, — они заставятъ его еще поцѣловать розги, которыми собираются высѣчь его!»
— Успокойтесь, — продолжалъ Солоне, — въ данное время спекулятивная горячка настолько охватила Бордо, что нетрудно найти очень выгодное помѣщеніе капитала взамѣнъ пожизненной ренты. Изъ продажи отеля и обстановки могу гарантировать г-жѣ Евангелиста двѣсти пятьдесятъ тысячъ франковъ. Я берусь помѣстить эту сумму подъ первую закладную имѣній, оцѣненныхъ въ милліонъ, и гарантирую десять процентовъ, т. е. двадцать пять тысячъ франковъ ренты. Такимъ образомъ части обоихъ сторонъ почти равны. Поль де-Манервиль имѣетъ сорокъ тысячъ франковъ ренты, составляющихъ пять процентовъ съ его капитала, а мадемуазель Натали вноситъ сорокъ тысячъ франковъ ренты и сто пятьдесятъ тысячъ франковъ, которые могутъ дать семь тысячъ франковъ ренты, итого 47.000 франковъ.
— Это совершенно ясно, — замѣтилъ Поль.
Солоне въ концѣ своей рѣчи бросилъ многозначительный взглядъ на г-жу Евангелиста, который говорилъ: «Выдвиньте резервы!» Взглядъ этотъ не ускользнулъ отъ Матіаса.
— Но, — воскликнула г-жа Евангелиста голосомъ, въ которомъ звучала искренняя радость, — вѣдь я могу дать Натали мои брилліанты! Они стоятъ, по крайней мѣрѣ, сто тысячъ франковъ.
— Мы можемъ произвести оцѣнку ихъ, — сказалъ нотаріусъ. — Это сразу измѣняетъ положеніе дѣла. Въ такомъ случаѣ графъ дѣйствительно можетъ выдать росписку въ томъ, что получилъ сполна весь капиталъ, завѣщанный отцомъ мадемуазель Натали, не требуя отчета отъ опекуна. Если г-жа Евангелиста отказывается отъ всего съ чисто испанскимъ великодушіемъ, то мы считаемъ себя обязанными выдать ей эту росписку.
— Безъ сомнѣнія, — вмѣшался Поль, — но я крайне смущенъ этимъ великодушіемъ.
— Развѣ дочь моя не часть меня самой? — спросила г-жа Евангелиста.
Радость, освѣтившая лицо г-жи Евангелиста, и то обстоятельство, что она такъ поздно вспомнила о своихъ брилліантахъ, подтвердили подозрѣнія стараго Матіаса.
— Сцена эта была заранѣе подготовлена ими, — сказалъ себѣ старикъ. — Неужели же этотъ бѣдный птенецъ, родившійся на моихъ глазахъ, будетъ ощипанъ тещей и изжаренъ въ огнѣ любви женою? Неужели же я такъ заботливо оберегалъ его земли только для того, чтобы онѣ ухнули въ одинъ вечеръ? Отдать три съ половиною милліона, ради милліона ста тысячъ франковъ приданаго, которое эти женщины заставятъ его проѣсть въ первый же годъ!..
Открывая въ душѣ г-жи Евангелиста намѣренія, которыя, правда, нельзя было отнести къ извѣстнымъ рубрикамъ преступныхъ дѣяній — обману, кражѣ или надувательству, но которыя заключали въ себѣ зачатки всѣхъ этихъ пороковъ, старикъ Матіасъ не испытывалъ ни благороднаго негодованія, ни презрѣнія. Онъ не былъ склоненъ къ мизантропіи; благодаря своей профессіи, онъ привыкъ къ ловкимъ продѣлкамъ свѣтскихъ людей, тонкимъ мошенничествамъ, болѣе преступнымъ, чѣмъ убійство, совершенное на большой дорогѣ несчастнымъ бродягой, котораго наказываетъ гильотина. Въ высшемъ свѣтѣ всѣ эти сцены, всѣ эти дипломатическіе конгрессы являются темными углами, въ которые бросается накопившійся въ домѣ соръ. Охваченный жалостью къ своему кліенту, старикъ съ печалью вглядывался въ будущее, не предвѣщавшее ничего хорошаго.
— Ладно, будемъ сражаться тѣмъ же оружіемъ и разобьемъ ихъ! — сказалъ онъ себѣ.
Въ эту минуту Поль, Солове я г-жа Евангелиста, смущенные молчаніемъ старика, взглянули на него, выжидая его отвѣта.
— Ну-съ, дорогой Матіасъ, чтобы скажете? — спросилъ Поль.
— Я выскажу вамъ откровенно свое мнѣніе, — сказалъ неумолимый старикъ. — Вы недостаточно богаты, чтобы дѣлать глупости. Земля Ланстракъ, приносящая три процента, съ замкомъ и его обстановкой стоитъ больше милліона франковъ; фермы Грасоль и Гаде и имѣніе Бельрозъ можно оцѣнить въ милліонъ; ваши два отеля со всей обстановкой составляютъ третій милліонъ. Мадемуазель Натали имѣетъ восемьдесятъ тысячъ франковъ въ процентныхъ бумагахъ, на сто тысячъ франковъ брилліантовъ, да еще сто пятьдесятъ тысячъ франковъ — всего милліонъ сто пятьдесятъ тысячъ фраковъ. А между тѣмъ мой коллега утверждаетъ, что состояніе обѣихъ сторонъ, вступающихъ въ бракъ, равны! Затѣмъ онъ требуетъ, чтобы мы выдали росписку въ полученіи одного милліона ста пяти десяти тысячъ франковъ, тогда какъ мы получаемъ всего одинъ милліонъ пятьдесятъ тысячъ франковъ. Вы выслушиваете все это, г-нъ Поль, съ восторгомъ влюбленнаго и полагаете, что старикъ Матіасъ, который не влюбленъ, совершенно забылъ ариѳметику и не видитъ разницы между рентой, приносимой землей, и рентой, приносимой процентными бумагами! Я достаточно пожилъ на свѣтѣ и успѣлъ убѣдиться въ томъ, что капиталъ при самомъ выгодномъ помѣщеніи его подвергается постоянному риску и что, наоборотъ, земля постоянно поднимается въ цѣнности. Вы призвали меня въ качествѣ защитника вашихъ интересовъ, графъ. Предоставьте же маѣ защиту ихъ или позвольте удалиться.
— Если вы ищите капитала, равнаго вашему, — сказалъ Солоне, — то нечего и толковать, такъ какъ у насъ нѣтъ трехъ съ половиной милліоновъ. Да, у насъ есть только одинъ несчастный милліонъ, т. е., втрое больше приданаго принцессы австрійскаго дома! Бонапартъ получилъ всего двѣсти пятьдесятъ тысячъ франковъ за Маріей-Луизой.
— Марія-Луяза погубила Бонапарта, — проворчалъ Матіасъ.
Г-жа Евангелиста поняла смыслъ этого замѣчанія.
— Если всѣ наши жертвы не ведутъ ни къ чему, — воскликнула она, — то я не желаю продолжать этихъ унизительныхъ переговоровъ. А разсчитываю на то, что все, что произошло, останется между нами, и отказываюсь отъ чести назвать г-на Поля де-Манервиль моимъ зятемъ.
Молодой нотаріусъ ясно предвидѣлъ всѣ моменты этой борьбы. Теперь наступила минута, когда г-жа Евангелиста должна была восторжествовать. Она пожертвовала всѣмъ, поразила всѣхъ своимъ великодушіемъ, не было сомнѣнія въ томъ, что Поль приметъ всѣ условія, заранѣе установленныя нотаріусомъ Солоне и его кліенткой. Точно часовая стрѣлка, повинующаяся цѣлой системѣ колесъ, такъ Клодъ шелъ по намѣченному пути къ намѣченной цѣли.
— Какъ, сударыня, — воскликнулъ Поль, — вы можете порвать въ одно мгновеніе…
— О, графъ, когда дочери моей исполнится двадцать одинъ годъ, она приметъ отъ меня всѣ счеты и выдастъ мнѣ требуемую квитанцію. У нея будетъ милліонъ франковъ и она можетъ выбрать мужа между сыновьями любого изъ пэровъ Франціи, вѣдь она принадлежитъ въ роду Casa-Real!
— Г-жа Евангелиста права, — сказалъ Солоне. — Зачѣмъ же ей теперь подвергаться всѣмъ этимъ непріятностямъ, когда черезъ четырнадцать мѣсяцевъ мадемуазель Евангелиста достигнетъ совершеннолѣтія и дѣло уладится весьма просто?
— Матіасъ, — воскликнулъ Поль съ отчаяніемъ, — вы губите меня!
Онъ подошелъ къ старику, повидимому, собираясь просить его немедленно же приступить къ редактированію контракта. Матіасу хотѣлось шепнуть ему: «Подождите немного!» Но онъ увидѣлъ слезы въ глазахъ Поля и вынужденъ былъ уступить.
Въ эту минуту въ комнату вошла Натали, сіяя молодостью и красотой.
— Не помѣшаю ли я? — спросила она.
— Ты здѣсь никому не нужна, дитя мое, — возразила съ горечью мать.
— Нѣтъ, не уходите, дорогая Натали, — сказалъ Поль, беря за руку молодую дѣвушку и подводя ее къ креслу. — Все уладится!
Матіасъ замѣтилъ:
— Да, все можетъ еще уладиться.
Подобно генералу, разстраивающему въ извѣстный моментъ планы непріятелей, старый нотаріусъ, внезапно осѣненный геніальной мыслью, увидѣлъ возможность спасти будущность Поля и его дѣтей. Солоне предвидѣлъ только одну возможную развязку — рѣшимость Поля подъ вліяніемъ страсти пренебречь всѣми затрудненіями и добиться своего. Замѣчаніе Матіаса крайне удивило его. Желая узнать, какимъ путемъ надѣялся его коллега выбраться изъ затруднительныхъ обстоятельствъ, онъ спросилъ:
— Что же вы предложите намъ?
— Дорогая моя, — обратилась г-жа Евангелиста къ своей дочери, — оставь насъ.
— Мадемуазель не лишняя тутъ, — сказалъ Матіасъ улыбаясь. — Я защищаю ея интересы точно такъ же, какъ и интересы графа.
Наступило глубокое молчаніе. Всѣ ждали съ волненіемъ и любопытствомъ разъясненій старика.
— Въ настоящее время, — началъ Матіасъ послѣ нѣкоторой паузы, — положеніе нотаріуса измѣнилось. Политическіе перевороты вліяютъ на судьбы отдѣльныхъ семействъ, чего не бывало въ прежнія времена, когда соціальное положеніе людей было заключено въ опредѣленныхъ границахъ…
— Мы собрались не для того, чтобы слушать курсъ политической экономіи, а чтобы обсудить условія брачнаго договора, — прервалъ Солоне старика съ выраженіемъ нетерпѣнія и досады.
— Прошу васъ дать мнѣ высказаться. — сказалъ Матіасъ.
Солоне усѣлся на оттоманку, шепнувъ г-жѣ Евангелиста:
— Вы узнаете, что называется у насъ галиматьей.
— Нотаріусы, — продолжалъ Матіасъ, — вынуждены слѣдовать за политическими теченіями, съ которыми неразрывно связаны судьбы частныхъ лицъ. Иллюстрируемъ это примѣромъ. Въ прежнее время имущества знатныхъ фамилій считались неприкосновенными; революція разорила всѣ эти накопленныя аристократіей богатства, но въ настоящее время замѣтно стремленіе возстановить ихъ. Обладая громкимъ именемъ, блестящими способностями и богатствомъ, Поль де-Манервиль призванъ занять со временемъ видное мѣсто въ избирательной палатѣ. Быть можетъ, ему суждено сдѣлаться пэромъ Франціи… Не считаете ли вы это возможнымъ? — обратился старикъ къ вдовѣ.
— Вы предугадали мои сокровеннѣйшія желанія, — возразила она. — Я умру отъ огорченія, если Поль де-Манервиль не будетъ пэромъ Франціи.
— И все, что ведетъ къ этой цѣли… — произнесъ Матіасъ, устремивъ на вдову добродушный взглядъ.
— Будетъ отъ души одобрено мною — отвѣчала она.
— Въ такомъ случаѣ, вы должны согласиться съ тѣмъ, что этотъ бракъ представляетъ прекрасный случай установить маіоратъ. Это будетъ имѣть весьма важное значеніе въ глазахъ правительства, когда зайдетъ рѣчь объ избраніи Поля депутатомъ. Графъ пожертвуетъ для маіората землями Ланстракъ, которыя стоятъ милліонъ. Я не требую такой же суммы отъ мадемуазель Евангелиста, достаточно будетъ употребить на это восемьсотъ тысячъ франковъ изъ ея приданнаго. Я знаю два имѣнія, прилегающія къ Ланстраку и продающіяся въ настоящее время. Домъ въ Парижѣ также будетъ присоединенъ въ маіорату. Остатокъ соединеннаго имущества при хорошемъ управленіи обезпечитъ остальныхъ дѣтей. Если стороны согласны съ моимъ предложеніемъ, то Поль де-Манервиль можетъ выдать требуемую вами росписку и дѣло наше улажено.
— Questa coda non è di qnesto gatto (это хвостъ другой кошки)! — воскликнула г-жа Евангелиста, обращаясь къ Солоне и указывая на Матіаса.
— Нужно искать угря подъ скалой, — возразилъ Солоне французской поговоркой.
— Къ чему все это? — спросилъ Поль Матіаса, удаляясь съ нимъ въ гостиную.
— Чтобы спасти васъ отъ неминуемаго разоренія, — возразилъ, понижая голосъ, нотаріусъ. — Вы непремѣнно хотите связать свою жизнь съ жизнью двухъ женщинъ, которыя въ теченіе семи лѣтъ поглотили около двухъ милліоновъ, вы расписываетесь въ полученіи одного милліона ста пятидесяти шести тысячъ франковъ, въ которыхъ вы должны будете отдать отчетъ вашимъ дѣтямъ, получая всего около милліона франковъ! Вы рискуете потерять все ваше состояніе черезъ пять лѣтъ и остаться нищимъ, должникомъ вашей жены и ея наслѣдниковъ. Если вамъ во что бы то ни стало хочется испытать этой каторги, счастливаго пути, графъ! Но позвольте, по крайней мѣрѣ, старому другу спасти честь дома де-Манервиль.
— Какимъ образомъ спасете вы ее?
— Графъ, вы влюблены?
— Да.
— На человѣка влюбленнаго нельзя разсчитывать и потому я пока не буду выяснять вамъ подробностей моего плана. Если вы передадите то, что я скажу вамъ, вашъ бракъ можетъ разстроиться. Ваша любовь находится въ зависимости отъ моего молчанія. Можете ли вы довѣриться мнѣ?
— Что за вопросъ!
— Ну, такъ знайте же, что г-жа Евангелиста, ея нотаріусъ и ея дочь хотѣли подвести насъ. Они очень ловко вели свою игру.
— Натали! — воскликнулъ Поль.
— Не поручусь и за нее, — сказалъ старикъ. — Женитесь на ней съ Богомъ, если она такъ нравится вамъ, но я отъ души желалъ бы, чтобы что-нибудь разстроило этотъ бракъ.
— Почему?
— Эта дѣвушка способна проглотить всѣ богатства Перу. Къ тому же она ѣздитъ верхомъ, какъ настоящая наѣздница цирка, и вообще слишкомъ эманципирована; изъ такихъ женщинъ рѣдко выходятъ хорошія жены.
Поль пожалъ руку Матіаса и сказалъ съ самодовольной улыбкой:
— Будьте спокойны на этотъ счетъ. Но что же мнѣ теперь дѣлать?
— Не отступайте отъ этихъ условій; они будутъ безусловно приняты, такъ какъ не задѣваютъ ничьихъ интересовъ, Впрочемъ, г-жа Евангелиста мечтаетъ только о замужествѣ дочери; я заглянулъ въ ея игру — не довѣряйте ей!
Поль вернулся въ залу, гдѣ теща его бесѣдовала вполголоса съ Солоне. Натали сидѣла въ нѣкоторомъ отдаленіи отъ нихъ и играла своимъ вѣеромъ. При появленіи Поля она спросила:
— Почему же мнѣ ничего не говорятъ о томъ, что касается лично меня?
Молодой нотаріусъ предвидѣлъ отдаленныя послѣдствія комбинаціи Матіаса, которую старикъ разсчитывалъ провести, играя на тщеславіи участниковъ. Но Солоне былъ крайне самолюбивъ и готовъ былъ изъ самолюбія измѣнить интересамъ своихъ кліентовъ. Въ данномъ случаѣ, не желая показать вдовѣ, что Ахиллъ побѣжденъ Гекторомъ, онъ уговаривалъ ее принять предложенныя условія. Онъ не задумывался надъ дальнѣйшими послѣдствіями контракта, для него важно было лишь то, что онъ добился обѣщаннаго результата — брака Натали на условіяхъ, при которыхъ его кліентка сохраняла нѣкоторое обезпеченіе.
— Весь Бордо будетъ говорить о томъ, что вы даете милліонъ сто тысячъ франковъ Натали и что у васъ остается еще двадцать пять тысячъ франковъ ренты, — сказалъ Солоне, наклоняясь къ г-жѣ Евангелиста. — Я не разсчитывалъ добиться такого результата.
— Но объясните мнѣ, — спросила она, — почему предложеніе установленія маіората сразу успокоило бурю?
— Въ этомъ выражается недовѣріе къ вамъ и къ вашей дочери. Маіоратъ неприкосновененъ, ни одинъ изъ супруговъ не можетъ коснуться его.
— Это положительно оскорбительно для насъ.
— Нѣтъ. Мы называемъ это предусмотрительностью. Старикъ поймалъ васъ въ свою ловушку. Откажитесь отъ его предложенія и онъ скажетъ: стало быть, вы желаете растратить состояніе моего кліента, которое обезпечивается установленіемъ маіората,
Въ то же время Солоне успокоивалъ свои собственныя сомнѣнія, говоря себѣ:
— Вѣдь послѣдствія этого скажутся только въ далекомъ будущемъ, когда г-жи Евангелиста уже не будетъ на свѣтѣ.
Г-жа Евангелиста удовольствовалась разъясненіями Солоне, которому она вполнѣ довѣряла. Она не имѣла понятія о законахъ; дочь ея выходила замужъ за Поля де-Манервиль, этого было довольно. На другой день она вся отдалась радости одержанной побѣды. Такимъ образомъ Матіасъ не ошибся: ни Солоне, ни мадамъ Евангелиста не понимали еще значенія его комбинаціи.
— Стало быть, все въ порядкѣ, г-нъ Матіасъ, — сказала вдова, обращаясь къ старику,
— Сударыня, если вы и графъ согласны принять мою комбинацію, то вы должны обмѣняться словомъ. Итакъ, вы соглашаетесь съ тѣмъ, — произнесъ старикъ, переводя взглядъ отъ одного къ другому, — что бракъ можетъ состояться только подъ условіемъ установленія маіората; въ этотъ маіоратъ входятъ земли Ланстракъ и парижскій отель въ улицѣ Пепиньеръ, принадлежащіе жениху, и восемьсотъ тысячъ франковъ, составляющіе часть приданаго невѣсты, которые должны быть употреблены на покупку земель. Простите мнѣ, сударыня, это повтореніе, тутъ требуется рѣшительный и опредѣленный отвѣтъ. Установленіе маіората сопряжено съ разными формальностями: нужно хлопотать въ разныхъ канцеляріяхъ, добиться королевскаго приказа; наконецъ, необходимо теперь же пріобрѣсти земли, такъ какъ онѣ должны быть поименованы въ приказѣ короля. Во многихъ случаяхъ прибѣгаютъ къ предварительному письменному условію, но въ данномъ случаѣ достаточно простого словеснаго заявленія. Согласны ли вы?
— Да, — сказала г-жа Евангелиста.
— Да, — подтвердилъ Поль.
— А моего согласія не требуется? — спросила смѣясь Натали.
— Вы несовершеннолѣтняя, мадемуазель, — возразилъ Солоне.
Вслѣдъ затѣмъ было рѣшено, что Матіасъ напишетъ брачный договоръ, что Солоне составитъ опекунскій отчетъ и что эти документы будутъ подписаны, какъ это требовалось закономъ, за нѣсколько дней до бракосочетанія. Покончивъ съ этими вопросами, нотаріусы стали прощаться.
— Вотъ и дождь пошелъ! Послушайте, Матіасъ, я подвезу васъ въ своемъ кабріолетѣ, — сказалъ Солоне.
— Мой экипажъ къ вашимъ услугамъ, — сказалъ Полъ, выражая желаніе проводить старика.
— О, я не хочу лишить васъ ни одной минуты блаженства, — сказалъ старикъ. — Я принимаю предложеніе моего коллеги.
— Ну, — сказалъ Ахиллъ Гектору, сидя въ кабріолетѣ, — вы оказались настоящимъ благодѣтелемъ, Эти молодые люди дѣйствительно разорились бы.
— Меня пугала ихъ будущность, — сказалъ Матіасъ, не выдавая тайныхъ мотивовъ своей комбинаціи.
Въ эту минуту оба они напоминали актеровъ, которые дружески жмутъ другъ другу руку за кулисами послѣ сцены, въ которой они проявляли непримиримую ненависть другъ къ другу.
— Не я ли долженъ пріобрѣсти тѣ земли, о которыхъ вы говорили? — спросилъ Солоне, возвращаясь къ дѣлу.
— Но какъ же мы упомянемъ въ маіоратѣ, установленномъ графомъ де-Манервиль, о земляхъ мадемуазель Евангелиста?
— Мы должны сдѣлать запросъ относительно этого пункта.
— Но вѣдь я состою нотаріусомъ какъ лица, продающаго эти земли, такъ и лица, пріобрѣтающаго ихъ, — возразилъ Матіасъ. — Впрочемъ, графъ можетъ пріобрѣсти эти земли отъ своего имени. Мы упомянемъ объ употребленіи денегъ мадемуазель Евангелиста при внесеніи приданаго,
— У васъ, кажется, имѣется готовый отвѣтъ на всѣ вопросы, старина, — сказалъ Солоне смѣясь. — Вы превзошли себя сегодня вечеромъ, вы совершенно разбили насъ.
— Для старика, неподготовленнаго къ вашимъ батареямъ, заряженнымъ картечью, недурно, не правда ли?
Солоне расхохотался.
Жестокая борьба, въ которой было поставлено на карту счастье цѣлой семьи, была для нихъ вопросомъ нотаріальной полемики.
— Не даромъ же мы бились сорокъ лѣтъ на этомъ поприщѣ! — сказалъ Матіасъ. — Однако, послушайте, Солоне, вѣдь я человѣкъ сговорчивый, какъ видите, вы можете присутствовать при составленіи купчей тѣхъ земель, которыя присоединяются къ маіорату.
— Благодарю васъ, добрѣйшій коллега! Если бы вамъ понадобились мои услуги, разсчитывайте на меня.
Въ то время, какъ оба нотаріуса мирно бесѣдовали, Поль и г-жа Евангелиста испытывали то нервное возбужденіе, то потрясеніе всего организма, которое охватываетъ страстныхъ людей послѣ всякаго событія, близко затрогивающаго ихъ интересы или ахъ чувства. Г-жа Евангелиста терзалась, кромѣ того, ужасной мыслью, освѣщавшей роковымъ свѣтомъ отдаленные раскаты только-что пронесшейся грозы.
«Не разрушилъ ли старый Матіасъ въ нѣсколько минутъ работу шести мѣсяцевъ? — спрашивала она себя. — Не вырвалъ ли онъ Поля изъ сферы моего вліянія, внушая ему гнусныя подозрѣнія въ то время, когда они совѣщались вдвоемъ въ маленькой гостиной?»
Она стояла передъ каминомъ, положивъ руку на мраморную доску камина и углубившись въ свои мысли. Когда ворота захлопнулись за кабріолетомъ, увозившимъ обоихъ нотаріусовъ, она повернулась къ Полю, желая поскорѣй разрѣшить свои сомнѣнія.
— Вотъ самый ужасный день въ моей жизни! — воскликнулъ Поль, обрадовавшись устраненію всѣхъ препятствій. — Я не знаю человѣка болѣе несговорчиваго этого старика Матіаса. Да услышитъ его Господь и да сдѣлаетъ онъ меня пэромъ Франціи! Дорогая Натали, я желаю этого главнымъ образомъ ради васъ, Вы — мое честолюбіе, я живу только вами.
Услышавъ эту фразу, вырвавшуюся изъ глубины души Поля, взглянувъ на его чистые голубые глаза, въ которыхъ нельзя было уловить никакой задней мысли, г-жа Евангелиста вполнѣ предалась своей радости. Она стала упрекать себя въ тѣхъ рѣзкихъ выраженіяхъ, которыми она хотѣла уязвить зятя во время переговоровъ, и, упоенная побѣдой, рѣшилась сдѣлать все, что отъ нея зависѣло, чтобы возстановить миръ. Нѣсколько успокоившись и придавъ своему лицу то выраженіе нѣжной преданности, которое дѣлало ее необыкновенно привлекательной, она сказала Полю:
— Я могу сказать то же самое относительно себя. Да, милое дитя мое, можетъ быть, испанская кровь увлекла меня сегодня нѣсколько дальше, чѣмъ слѣдовало. Но вы не должны сердиться на меня за нѣкоторыя необдуманныя слова. Оставайтесь такимъ, какимъ создалъ васъ Богъ, добрымъ и сердечнымъ; ну, дайте мнѣ вашу руку…
Поль былъ сконфуженъ, Онъ поцѣловалъ г-жу Евангелиста, чувствуя себя глубоко виноватымъ передъ нею.
— Милый Поль, — сказала она съ глубокимъ волненіемъ, — почему же эти два крючка не могли уладить все это между собой?
— О, тогда я не зналъ бы, — сказалъ Поль, — насколько вы добры и великодушны!
— Хорошо сказано, Поль, — воскликнула Натали, пожимая етну руку.
— А теперь нужно покончить съ нѣкоторыми неотложными вопросами, милое дитя мое. Мы, Натали и я, не придаемъ никакого значенія многимъ глупостямъ, которыми большинство женщинъ дорожатъ. Такъ, напримѣръ, Натали не нуждается въ брилліантахъ, я дамъ ей свои.
— Ахъ, мамочка, неужели же вы полагаете, что я приму ихъ? — вскричала Натали.
— Да, дитя мое, они включены въ договоръ.
— Ну, въ такогь случаѣ я совсѣмъ не выйду замужъ, — заявила Натали. — Вы не должны разставаться съ этими драгоцѣнностями, которыя отецъ преподносилъ вамъ съ такой любовью. Какъ можетъ Поль требовать…
— Перестань, милочяа, — прервала ее мать, едва сдерживай свои слезы. — Моя безпечность и мое неумѣніе вести дѣла требуютъ еще болѣе крупныхъ жертвъ.
— Какихъ именно?
— Я вынуждена продать этотъ отель, чтобы возвратить тебѣ то, что я должна тебѣ.
— Но можетъ ли быть рѣчь о какомъ-нибудь долгѣ мнѣ, мнѣ, которая обязана вамъ жизнью? Могу ли я надѣяться отдать вамъ хоть часть того, что вы сдѣлали для меня? О, если бракъ мой требуетъ отъ васъ какой бы то ни было жертвы, то я отказываюсь отъ него.
— Дорогая моя, ты совершенный ребенокъ!
— Дорогая Натали, — сказалъ Поль, — поймите, что этихъ жертвъ не желаемъ ни я, ни ваша мать, ни вы, онѣ необходимы для будущности нашихъ дѣтей…
— А если я не выйду замужъ? — прервала она его.
— Такъ вы не любите меня?
— Перестань, крошка! Неужели же ты думаешь, что брачный договоръ — карточное зданіе, которое ты можешь опрокинуть по капризу? Ты не знаешь, сколько труда намъ стоило установить маіоратъ старшему изъ твоихъ будущихъ дѣтей. Не возвращайся къ тѣмъ затрудненіямъ, изъ которыхъ мы только-что съ трудомъ выбрались.
— Почему же мама должна непремѣнно разориться? — спросила Натали.
— Кто же виноватъ въ томъ, что вы такъ богаты? — улыбнулся Поль,
— Дѣтки мои, не спорьте, вы еще не повѣнчаны. Итакъ, Поль, — обратилась она къ зятю, — не тратьтесь на подарки, на драгоцѣнности и тряпки. У Натали есть все. Приберегите лучше деньги, которыя вы истратили бы на свадебные подарки. И не знаю ничего глупѣе буржуазнаго обычая, въ силу котораго люди тратятъ сто тысячъ франковъ на подарки, отъ которыхъ черезъ нѣсколько лѣтъ не остается ничего, кромѣ обитаго бѣлымъ атласомъ еупдука. А между тѣмъ, если ассигновать женѣ пять тысячъ франковъ въ годъ на наряды, то это избавляетъ молодую женщину отъ разныхъ заботъ и непріятностей, Впрочемъ деньги эти будутъ нужны вамъ для устройства отеля въ Парижѣ. Въ Лапстракъ мы вернемся весною; въ теченіе зимы Солоне устроитъ всѣ мои дѣла.
— Все прекрасно складывается, — замѣтилъ счастливый женихъ.
— Значитъ я увижу Парижъ! — воскликнула Натали съ выраженіемъ, которое испугало бы опытный слухъ де-Марсэ.
— Мнѣ остается только, — сказалъ Поль, — написать де-Марсэ, чтобы онъ взялъ ложу въ оперѣ на будущую зиму,
— Вы очень любезны, я не рѣшалась просить васъ объ этомъ, сказала Натали. — Бракъ очень пріятное установленіе, оно одаряетъ мужей способностью предугадывать желанія ихъ женъ.
— Совершенно вѣрно, — сказалъ Поль. — Но теперь около полуночи, мнѣ пора домой.
— Да что это вы сегодня такъ рано? — спросила г-жа Евангелиста съ тѣмъ милымъ кокетствомъ, которое такъ нравится мужчинамъ.
Такимъ образомъ, хотя все обошлось благополучно, но обсужденіе свадебнаго договора вызвало какъ въ Полѣ, такъ и въ его тещѣ первый зародышъ недовѣрія и непріязни, которыя готовы были вспыхнуть при первой искрѣ, обусловленной гнѣвомъ или оскорбленіемъ. Вопросъ о приданомъ, возбуждаемый при составленіи брачнаго договора, служитъ нерѣдко причиной возникновенія вражды между семьями, задѣвая самолюбіе заинтересованныхъ лицъ или вызывая въ нихъ недовольство жертвами, требуемыми отъ нихъ этимъ договоромъ. Разъ явились затрудненія, непремѣнно явятся побѣжденные и побѣдители. Родители помолвленныхъ стараются заключить на возможно выгодныхъ условіяхъ договоръ, неизбѣжно сопровождаемый, какъ и всякій торговый договоръ, проявленіями хитрости, разсчетливости и всякаго рода разочарованіями. Въ большинствѣ случаевъ только женихъ посвящается во всѣ тайны переговоровъ, въ то время какъ невѣста остается совершенно чуждой всѣмъ тѣмъ перипетіямъ борьбы, которыя касаются ея будущаго благосостоянія.
Уходя изъ отеля г-жи Евангелиста, Поль былъ убѣжденъ въ томъ, что, благодаря ловкости Матіаса, состояніе его было совершенно обезпечено отъ всякихъ невзгодъ и случайностей. Если теща останется съ ними, то у нихъ будетъ болѣе ста тысячъ франковъ ежегоднаго дохода! Такимъ образомъ, всѣ мечты его объ обезпеченной, счастливой жизни, повидимому, готовы были осуществиться.
— Теща моя, кажется, прекрасная женщина, — сказалъ онъ себѣ, находясь еще подъ очарованіемъ тѣхъ любезностей, которыми г-жа Евангелиста старалась разсѣять тяжелое впечатлѣніе послѣобѣденныхъ преній. — Матіасъ, конечно, ошибается. Эти нотаріусы странные субъекты, они готовы заподозрить всѣхъ. По моему, во всемъ виноватъ этотъ болтунъ Солоне, который хотѣлъ разыграть мудреца.
Въ то время какъ Поль, ложась спать, подводилъ итоги всѣмъ премуществамъ, которыхъ онъ добился въ этотъ вечеръ, г-жа Евангелиста также наслаждалась одержанной побѣдой.
— Ну, мамочка, довольна ли ты? — спросила Натали, слѣдуя за матерью въ спальню.
— Да, милочка, все вполнѣ удалось мнѣ, я чувствую, что съ плечъ моихъ свалилась тяжесть, которая еще сегодня утромъ подавляла меня. Поль прекрасный человѣкъ и мы должны позаботиться о его счастіи. Ты должна осчастливить его своей любовью, а я позабочусь о его политической карьерѣ. Испанскій посланникъ — одинъ изъ моихъ друзей, я опять возобновлю сношенія съ нимъ, какъ и съ другими моими знакомыми. О, мы скоро освоимся съ политикой! Вамъ, дѣтки мои, радости жизни, а мнѣ заботы о васъ, погоня за положеніемъ и вліяніемъ. Не смущайся же, дорогая, тѣмъ, что я собираюсь продать этотъ отель — вѣдь мы никогда не вернемся въ Бордо! Лѣтомъ мы будемь жить въ Ланстракѣ, а зимой въ Парижѣ, гдѣ сосредоточены теперь всѣ наши интересы. Теперь признайся, милочка, развѣ такъ трудно было исполнить то, о чемъ я просила тебя?
— О, мамочка, были минуты, когда я готова была умереть отъ стыда!
— Солоне совѣтуетъ мнѣ сдать въ аренду этотъ отель, — сказала мать, — но я не послѣдую его совѣту, я ее хочу лишить тебя ни одного ліарда.
— Всѣ были ужасно взволнованы, — сказала Натали, — Какимъ образомъ удалось усмирить эту бурю?
— Я пожертвовала своими брилліантами. Солоне былъ правъ. Какъ умѣло онъ велъ дѣло!.. Принеси сюда мои футляры, дорогая. Я никогда не интересовалась тѣмъ, сколько, стоятъ эти брилліанты. Оцѣнивая ихъ въ сто тысячъ франковъ, я, кажется, сказала нелѣпость. Г-жа де-Гіаса утверждала, что колье и серьги къ нему, подаренныя мнѣ твоимъ отцомъ, стоятъ, по крайней мѣрѣ, сто тысячъ франковъ. Бѣдный мужъ былъ необычайно щедръ! А нашъ семейный алмазъ, подаренный моей теткѣ герцогомъ Альба и завѣщанный мнѣ теткой, былъ когда-то оцѣненъ въ четыре тысячи квадруплей[1].
Натали принесла и разложила на туалетѣ матери ея колье, парюры, браслеты и другія драгоцѣнности, разсматривая ихъ съ тѣмъ особымъ чувствомъ, которое овладѣваетъ большинствомъ женщинъ при видѣ блестящихъ каменьевъ, съ помощью которыхъ, по объясненію талмуда, падшіе ангелы соблазняли дочерей смертныхъ, добывая изъ нѣдръ земли эти издѣлія небеснаго огня.
— Правда, — сказала г-жа Евангелиста, — я собственно умѣю только получать и носить драгоцѣнности и ничего не смыслю въ ихъ цѣнѣ. Тѣмъ не менѣе я полагаю, что эти каменья составляютъ изрядный капиталъ. Кромѣ того, если мы будемъ жить однимъ домомъ, я могу продать мое серебро, которое стоитъ не менѣе тридцати тысячъ франковъ, если цѣнить его по вѣсу. Когда мы привезли его изъ Лимы, таможня оцѣнила его въ эту сумму. Да, Солоне правъ. Я пошлю за Эли Магнусомъ, онъ оцѣнитъ всѣ эти драгоцѣнности. Быть можетъ, мнѣ удастся еще спасти кое-что.
— Какое прелестное колье! — воскликнула Натали,
— Надѣюсь, что онъ оставитъ его тебѣ, если онъ любитъ тебя. Развѣ онъ не долженъ преподнести тебѣ всѣ тѣ драгоцѣнности, которыя я передамъ ему? По контракту онѣ составляютъ твою собственность. А теперь спокойной ночи, мой ангелъ. Послѣ столь тревожнаго дня необходимо отдохнуть.
Безпечная креолка, неспособная сообразить значеніе договора, который не былъ еще точно формулированъ, спокойно уснула, радуясь, что ей удалось подыскать для дочери покладистаго мужа, который предоставитъ имъ обѣимъ полную власть въ веденіи дома. Да и состояніе его давало имъ возможность продолжать прежнюю жизнь. Передавая дочери все, что ей слѣдовало, г-жа Евангелиста могла все-таки считать себя обезпеченной женщиной.
— Не глупо ли было терзаться призраками? Хотѣлось бы только, чтобы все это кончилось скорѣй.
Поль и Натали остались также очень довольны результатами переговоровъ, и такимъ образомъ въ обоихъ лагеряхъ раздавался благодарственный гимнъ. Довольно опасное положеніе! Вслѣдъ за этимъ торжествомъ наступаетъ моментъ, когда побѣжденный долженъ уразумѣть свое заблужденіе. Г-жа Евангелиста считала Поля побѣжденнымъ искусствомъ Солоне.
На слѣдующее утро явился Эли Магнусъ, вызванный г-жей Евангелиста. Еврей полагалъ, что вдова собирается продать своя драгоцѣнности въ виду предстоящаго замужества Натали, о которомъ толковалъ весь городъ, и былъ крайне удивленъ, когда узналъ, что рѣчь идетъ только объ оцѣнкѣ брилліантовъ г-жи Евангелиста. Въ силу свойственнаго евреямъ инстинкта, онъ тотчасъ же догадался о томъ, что эти брилліанты будутъ даны въ приданое Натали и внесены въ брачный договоръ. Только ювелиры умѣютъ отличить азіатскіе алмазы отъ бразильскихъ. Каменья Гольконды и Визапура отличаются бѣлизной и чистотой игры отъ бразильскихъ алмазовъ, которые имѣютъ желтоватый отливъ, понижающій ихъ цѣнность. Серьги и колье г-жи Евангелиста, состоявшіе изъ азіатскихъ алмазовъ, были оцѣнены Эли Магнусомъ въ двѣсти пятьдесятъ тысячъ франковъ, а ея Discrete, очень извѣстный въ мірѣ ювелировъ, въ сто тысячъ франковъ. Г-жа Евангелиста спросила, можетъ ли она немедленно получить эту сумму.
— Сударыня, — возразилъ еврей, — если вы желаете немеденно продать эти вещи, то я могу предложить вамъ только семьдесятъ пять тысячъ за Discrete и сто шестьдесятъ тысячъ за колье и серьги.
— Почему же? — спросила г-жа Евангелиста съ удивленіемъ.
— Сударыня, чѣмъ цѣннѣе алмазы, тѣмъ труднѣе продать ихъ и тѣмъ дольше они остаются у насъ. Но для купца всего важнѣе быстрый оборотъ капитала, и этимъ объясняются разныя колебанія въ цѣнѣ драгоцѣнностей. Храня у себя въ теченіе двадцати лѣтъ эти алмазы, вы потеряли около трехсотъ тысячъ франковъ процентовъ. Если предположить, что вы надѣвали ихъ ежегодно на болѣе десяти разъ, то каждый вечеръ обошелся вамъ въ тысячу экю. Сколько прелестныхъ туалетовъ можно получить за эти деньги! Тѣ, которые хранятъ у себя брилліанты, просто безумцы; но женщины, къ счастью для насъ, не понимаютъ этихъ разсчетовъ.
— Благодарю васъ за оцѣнку, я воспользуюсь ею.
— Вы хотите продать ихъ? — спросилъ съ живостью еврей.
— Не будете ли вы такъ добры оцѣнить и другіе предметы?
Еврей сталъ внимательно разсматривать золото, жемчугъ, рубины, діадемы, аграфы, браслеты, фермуары, цѣпочки и, наконецъ, сказалъ:
— Тутъ мало португальскихъ алмазовъ, добытыхъ въ Бразиліи. Я не могу дать за нихъ въ данную минуту болѣе ста тысячъ франковъ. Но если бы нашелся подходящій покупатель, то вы могли бы получить сто пятьдесятъ тысячъ франковъ.
— Я не продамъ ихъ, — сказала г-жа Евангелиста.
— Напрасно, — возразилъ Эли Магусъ. — На проценты изъ той суммы, которую вы выручите за нихъ, вы черезъ пять лѣтъ можете пріобрѣсти такіе же брилліанты и сохраните капиталъ.
Эти переговоры сдѣлались предметомъ обсужденія всего города и подтвердили слухи, вызванныя свадебнымъ договоромъ. Въ провинціи все становится извѣстнымъ. Прислуга, слыша шумъ голосовъ въ залѣ во время совѣщанія семьи въ присутствіи нотаріусовъ, придала переговорамъ острый характеръ; сплетни, переходя изъ дома въ домъ въ кругу прислуги, дошли и до господъ. Вниманіе всей бордоской аристократіи и всѣхъ горожанъ было устремлено на Поля де-Манервиль и Натали Евангелиста, и недѣлю спустя послѣ вышеописанной сцены въ городѣ стали распространяться странные слухи. «Г-жа Евангелиста продаетъ отель, стало быть, она разорилась… Она предложила свои брилліанты Эли Магусу… Ничего еще не рѣшено относительно предполагавшагося брака. Состоится ли онъ?» Одни полагали, что состоится, другіе утверждали, что онъ не можетъ состояться. Оба нотаріуса упорно отрицали всѣ эти сплетни, доказывая обывателямъ, что затрудненія возникли только въ виду необходимости установить маіоратъ. Но съ общественнымъ мнѣніемъ справиться не легко, и, несмотря на то, что Поль бывалъ ежедневно въ домѣ Евангелиста и что оба нотаріуса отрицали нелѣпые слухи, клевета дѣлала свое дѣло. Многія молодыя дѣвушки, матери ихъ и тетки, озлобленныя тѣмъ, что имъ не удалось овладѣть Полемъ, не могли простить г-жѣ Евангелиста ея побѣды. Многіе изъ обывателей старались мстить за то чувство зависти, которое въ теченіе двадцати лѣтъ вызывали въ нихъ роскошь и величіе испанскаго дома. Проволочки, обусловленныя маіоратомъ, подтверждали подозрѣнія бордоскихъ политикановъ.
— Они затянутъ дѣло до весны, затѣмъ весною отправятся на воды, а черезъ годъ мы узнаемъ, что свадьба разстроилась.
— Вы понимаете, — говорили одни, — что тутъ необходимо щадить самолюбіе той и другой семьи; въ концѣ концовъ окажется, что по поводу маіората возникли такія затрудненія, которыя воспрепятствовали браку.
— Г-жа Евангелиста, — говорили другіе, — вела жизнь, которая могла поглотить всѣ рудники Валенсіи. Когда пришлось лить колоколъ, не нашлось матеріала.
Однимъ словомъ, всѣ радовались случаю подчеркнуть расточительность прекрасной вдовы и констатировать ея разореніе; возбужденіе дошло до того, что въ городѣ держали крупныя пари, будетъ ли или не будетъ свадьба. Только заинтересованныя лица не знали ничего о возбужденныхъ ими толкахъ и сплетняхъ, у нихъ не было ни близкихъ друзей, ни отъявленныхъ враговъ въ Бордо и говоръ толпы не доходилъ до нихъ.
Будучи вынужденъ отправиться по своимъ дѣламъ въ Ланстракъ, Поль воспользовался случаемъ и пригласилъ молодежь поохотиться въ окрестностяхъ и погостить у него въ замкѣ. Общество увидѣло въ этомъ приглашеніи подтвержденіе своихъ подозрѣній.
Наконецъ, одна изъ дамъ высшаго свѣта, г-жа де-Гіасъ, у которой была взрослая дочь, рѣшила, что необходимо выяснить вопросъ и выразить свое соболѣзнованіе г-жѣ Евангелиста. Натали и ея мать были крайне удивлены, увидѣвъ печальное лицо маркизы, и спросили, не случилось ли у нея чего-нибудь непріятнаго.
— Но неужели же вы не знаете, что весь городъ говоритъ о васъ? Хотя я и не вѣрю этимъ слухамъ, но мнѣ хотѣлось узнать истину и прекратить эти толки, хотя бы въ кругу моихъ друзей. Быть жертвой или сообщниками подобныхъ недоразумѣній очень тяжело для истинныхъ друзей.
— Но что же собственно случилось? — воскликнули въ одинъ голосъ мать и дочь.
Г-жа де-Гіасъ передала до малѣйшихъ подробностей всѣ городскія сплетни, нисколько не щадя своихъ дорогихъ пріятельницъ. Натали и г-жа Евангелиста взглянули другъ на друга съ улыбкой, но онѣ прекрасно понимали побужденія и намѣренія маркизы.
— Дорогая, — возразила смѣясь г-жа Евангелиста, — неужели же, проживъ столько лѣтъ въ провинціи, вы не знаете, на что способны матери, у которыхъ на шеѣ взрослыя дочери, лишенныя красоты или ума, или приданаго, или того и другого? Онѣ готовы остановить на ходу дилижансъ, совершить преступленіе, выжидать мужчину на перекресткѣ, отдаться ему, если бы это привело къ чему-нибудь. Такихъ матерей въ Бордо немало, и весьма естественно, что онѣ и намъ приписываютъ свои мысли и чувства. Натуралисты познакомили насъ съ нравами разныхъ дикихъ звѣрей, но они забыли изучить типъ матери, отыскивающей жениха для дочери. Это сущія гіены, алчущія жертвы, звѣри, одаренные мужскимъ умомъ и женской душой. Меня не удивляетъ озлобленіе этихъ бордоскихъ пауковъ: мадемуазель де-Белоръ, мадемуазель де-Трансъ и другихъ барышень, тщетно разставляющихъ свои сѣти; я прощаю этимъ несчастнымъ ихъ злоязычіе. Но какъ могли вы внять этимъ сплетнямъ, вы, аристократка и парижанка, не имѣющая ничего общаго съ провинціалами, вы, мать хорошенькой, умной, богатой дѣвушки! Неужели же я должна давать бордосцамъ отчетъ въ тѣхъ обстоятельствахъ, которыя вызвали необходимость въ виду будущей политической карьеры моего зятя установить маіоратъ? Неужели же принципъ гласности проникаетъ даже семейныя тайны? Неужели же я должна была созвать всѣхъ отцовъ и матерей города, приглашая ихъ присутствовать при обсужденіи всѣхъ статей свадебнаго договора?
Цѣлый потокъ эпиграммъ посыпался на бордосцевъ. Г-жа Евангелиста собиралась покинуть городъ и смѣло изображала каррикатуры своихъ друзей и враговъ, не боясь теперь ихъ непріязни. Она изливала долго сдерживаемую злобу, издѣваясь надъ ними и объясняя мотивы, руководившіе ими при распространеніи этихъ сплетенъ.
— Но, дорогая моя, — сказала маркиза де-Гіасъ, — чѣмъ же объясняется пребываніе Поля де-Манервиль въ Ланстракѣ, охота, которую онъ устроилъ для молодежи?..
— О, — прервала ее г-жа Евангелиста, — неужели же вы полагаете, что мы придерживаемся узкихъ буржуазныхъ предразсудковъ? Мы нисколько не желаемъ лишать Поля свободы и увѣрены въ томъ, что онъ не собирается бѣжать. Что же, по вашему, его слѣдовало бы охранять жандармами? Или вы полагаете, что вамъ угрожаетъ какой-нибудь заговоръ со стороны бордосцевъ, имѣющій цѣлью лишить насъ Поля де-Манервиль?
— Повѣрьте, дорогой другъ мой, что я безконечно радуюсь…
Слова ея были прерваны лакеемъ, который доложилъ о пріѣздѣ Поля. Молодой графъ проскакалъ четыре лье, чтобы провести часъ съ Натали, и, какъ всѣ влюбленные, восторгался своей идеей. Онъ оставилъ своихъ друзей на охотѣ и явился въ ботфортахъ, шпорахъ, съ хлыстомъ въ рукѣ.
— Милый Поль, вы не подозрѣваете даже, какимъ прекраснымъ отвѣтомъ служитъ ваше появленіе, — сказала Натали.
Когда Поль узналъ о сплетняхъ, которыя волновали бордоскихъ обывателей, онъ расхохотался,
— О, эти бѣдные люди просто взбѣшены тѣмъ, что бракъ нашъ не будетъ сопровождаться тѣми празднествами, къ которымъ такъ привыкли провинціалы. Въ такомъ случаѣ, дорогая матушка, — обратился онъ къ г-жѣ Евангелиста, цѣлуя ея руку, — мы дадимъ имъ балъ въ день подписанія брачнаго договора. Они, повидимому, ждутъ этого бала, какъ ждетъ народъ своего праздника въ Елисейскихъ Поляхъ; мы доставимъ такимъ образомъ друзьямъ нашимъ удовольствіе присутствовать при подписаніи одного изъ тѣхъ договоровъ, какіе встрѣчаются довольно рѣдко бъ провинціи!
Этотъ инцидентъ имѣлъ огромное значеніе. Г-жа Евангелиста пригласила весь городъ къ дню подписанія договора, желая опровергнуть небывалой роскошью лживые толки и сплетни. Приготовленія къ этому празднеству длились сорокъ дней: его прозвали «ночью камелій». Лѣстница, передняя, большая зала, гдѣ былъ сервированъ ужинъ, были усѣяны камеліями. Одновременно съ приготовленіями къ празднику шли хлопоты, сопряженные съ дѣломъ о маіоратѣ. Наконецъ земли, прилегавшія къ Ланстраку, были пріобрѣтены, оглашеніе сдѣлано, сомнѣнія разсѣялись. Друзья и недруги думали лишь о приготовленіи туалетовъ къ предстоявшему торжеству. Такимъ образомъ, среди суеты приготовленій ни Поль, ни г-жа Евангелиста не думали о вопросахъ, возбужденныхъ при обсужденіи договора, время, казалось, унесло даже воспоминаніе о пережитой недавно бурѣ. Не слѣдовало ли предоставить все это дѣло обоимъ нотаріусамъ? Но какъ часто среди быстраго теченія жизни случается, что человѣкъ слышитъ вдругъ предостерегающій голосъ, напоминающій ему либо важное событіе изъ области прошлаго, либо ожидающую васъ опасность!
Утромъ того дня, когда долженъ былъ быть подписанъ брачный договоръ, одинъ изъ такихъ блуждающихъ огоньковъ блеснулъ въ душѣ г-жи Евангелиста въ тотъ моментъ, когда она просыпалась отъ сна. Ей показалось, что кто-то крикнулъ ей фразу, которую она сказала Солоне въ то время, когда Матіасъ соглашался принять условія Солоне: «Questa coda non è di qaesto gatio!»
Несмотря на свою полную неспособность вникать въ дѣла, г-жа Евангелиста сказала себѣ: «Если ловкій Матіасъ успокоился, то, вѣроятно, одинъ изъ супруговъ, по его мнѣнію, можетъ добиться нѣкоторыхъ преимуществъ насчетъ другого. Неужели же издержки войны падутъ на Натали?» Она рѣшила потребовать дополнительныхъ разъясненій относительно нѣкоторыхъ пунктовъ договора, не думая пока о томъ, какъ слѣдуетъ ей поступить въ томъ случаѣ, если интересы ея дочери будутъ серьезно скомпрометированы.
Этотъ день оказалъ столь значительное вліяніе на всю дальнѣйшую судьбу Поля, что необходимо выяснить нѣкоторыя изъ побочныхъ обстоятельствахъ драмы, обыкновенно оказывающихъ немаловажное вліяніе на ходъ событій.
Рѣшившись продать свой отель и желая блеснуть въ послѣдній разъ, г-жа Евангелиста не останавливалась передъ издержками, вызванными торжествомъ. Дворъ былъ усѣянъ пескомъ, покрыта шатромъ въ турецкомъ вкусѣ и обсаженъ деревьями, несмотря на зимнее время. Лѣстницы и сѣни были убраны цвѣтущими камеліями, о которыхъ говорилось отъ Ангулэма до Дакса. Нѣкоторые простѣнки были разрушены для увеличенія пріемнаго и танцовальнаго залъ. Весь городъ, славившійся своимъ богатствомъ, ожидалъ съ лихорадочнымъ нетерпѣніемъ обѣщанныхъ чудесъ. Около восьми часовъ вечера толпа любопытныхъ, желавшихъ видѣть роскошные туалеты выходившихъ изъ каретъ женщинъ, выстроилась въ два ряда по обѣимъ сторонамъ воротъ отеля. Такимъ образомъ, въ моментъ подписанія договора дѣйствующія лица были охвачены атмосферой ожидаемаго торжества; въ самый критическій моментъ зажженные фонари торжественно горѣли на своихъ столбахъ и раздавался стукъ колесъ первыхъ въѣзжавшихъ во дворъ отеля экипажей. Оба нотаріуса обѣдали въ этотъ день съ помолвленной четой и г-жей Евангелиста. Первый клеркъ Матіаса, которому было поручено отобрать подписи и слѣдить за тѣмъ, чтобы никто изъ публики не читалъ контракта, былъ также приглашенъ къ столу.
Прошу читателей обратиться къ своимъ воспоминаніямъ: ни одинъ изъ туалетовъ, ни одна изъ женщинъ — ничто не могло сравниться съ красотой Натали, которая въ своемъ платьѣ, изъ атласа и кружевъ, съ ниспадавшими на шею локонами, казалась дивнымъ, едва распустившимся цвѣткомъ. Рядомъ съ ней г-жа Евангелиста въ малиновомъ бархатномъ платьѣ, удивительно оттѣнявшемъ ея цвѣтъ лица, черные глаза и волосы, сіяла красотой сорокалѣтней женщины; жемчужное колье съ знаменитыми Discreto въ фермуарѣ опровергало всѣ ходившія по городу сплетни.
Для уясненія нижеописанной сцены необходимо подчеркнуть, что Поль и Натали сидѣли все время у камина, на диванчикѣ, и не обращали никакого вниманія на чтеніе опекунскаго отчета. Оба они отдавались, точно дѣти, своему счастью: молодые, богатые, влюбленные, они готовы были всецѣло отдаться жизни, разстилавшейся передъ ними точно яркое синее небо. Они наклонялись другъ къ другу, стараясь говорить шепотомъ. Поль, чувствуя за собой уже нѣкоторыя нрава, цѣловалъ кончики пальцевъ Натали, прикасался губами къ ея бѣлоснѣжной шеѣ и ея пышнымъ волосамъ и стараясь скрыть отъ постороннихъ взглядовъ эти вольности. Натали играла вѣеромъ изъ дорогихъ перьевъ, подареннымъ ей Полемъ. Въ нѣкоторыхъ странахъ такой подарокъ считается столь же мрачнымъ предзнаменованіемъ, какъ преподнесеніе ножницъ или другого остраго орудія.
Сидя недалеко отъ Матіаса и Солоне, г-жа Евангелиста съ необыкновеннымъ вниманіемъ прислушивалась къ чтенію актовъ. Прослушавъ опекунскій отчетъ, весьма ловко изложенный Солоне, она обратилась къ молодымъ людямъ:
— Теперь слушайте, дѣти, мы будемъ читать брачный договоръ.
Клеркъ выпилъ стаканъ сахарной воды, Солоно и Матіасъ высморкались. Поль и Натали взглянули на сидѣвшую въ нѣкоторомъ отдаленіи группу изъ четырехъ лицъ, выслушали вступительную фразу договора и затѣмъ снова принялись болтать. Установленіе размѣра вносимаго брачующимися имущества, установленіе даренія въ случаѣ бездѣтной смерти одного изъ супруговъ, даренія одной четвертой части пользованія и одной четвертой части въ видѣ голой собственности согласно кодексу, независимо отъ количества дѣтей, установленіе основаній общности, дареніе брилліантовъ женѣ, библіотеки и лошадей мужу — все это прошло, не вызывая замѣчаній. Наконецъ дошла очередь до маіората. Когда клеркъ окончилъ чтеніе, г-жа Евангелиста спросила о значеніи подобнаго маіората.
— Маіоратъ, сударыня, — сказалъ Солоне, — неприкосновенное владѣніе, выдѣленное изъ имущества супруговъ въ пользу ихъ старшаго сына и передающееся изъ поколѣнія въ поколѣніе, что не лишаетъ, однако, старшаго сына права на участіе въ общемъ раздѣлѣ остального имущества.
— Какими преимуществами и правами будетъ пользоваться моя дочь? — спросила она.
Матіасъ, неспособный скрывать истину, сказалъ:
— Сударыня, такъ какъ маіоратъ составляется изъ имущества обоихъ супруговъ, то въ случаѣ, если жена умретъ первая, оставивъ одного или нѣсколькихъ дѣтей, изъ которыхъ одинъ окажется мужского пола, графъ де-Манервиль отвѣтствуетъ передъ ними только въ суммѣ трехсотъ пятидесяти тысячъ франковъ. Въ противномъ случаѣ, то есть если графъ де-Манервиль умретъ первый, оставляя дѣтей мужского пола, г-жа де-Манервиль имѣетъ право на полученіи всего трехсотъ пятидесяти тысячъ франковъ, на часть тѣхъ земель графа, которыя не вошли въ маіоратъ, на свои брилліанты и на законную часть общаго имущества.
Результатъ хитрой политики Матіаса обнаружился во всей наготѣ.
— Дочь моя разорена, — пробормотала г-жа Евангелиста.
— Развѣ обезпеченіе въ пользу своей семьи солиднаго, неприкосновеннаго состоянія можно назвать разореніемъ? — спросилъ тихимъ голосомъ Матіасъ.
Замѣтивъ выраженіе лица своей кліентки, Солоне счелъ своимъ долгомъ выразить въ точныхъ цифрахъ значеніе потери.
— Мы хотѣли оттянуть триста тысячъ франковъ. Теперь оказывается, что они оттягиваютъ восемьсотъ тысячъ франковъ, такъ что въ общемъ потеря наша въ пользу дѣтей четы де-Манервиль составляетъ четыреста тысячъ франковъ. Стало быть, остается одно изъ двухъ — разорвать или подписать договоръ, — сказалъ Солоне, обращаясь къ г-жѣ Евангелиста.
Водворилось глубокое молчаніе — моментъ, не поддающійся описанію. Старикъ Матіасъ ждалъ съ торжествующимъ выраженіемъ подписей двухъ лицъ, намѣревавшихся обобрать его кліента. Натали, не понимавшая, что она потеряла половину своего состоянія, и Поль, не знавшій, что домъ Манервилей пріобрѣлъ эту часть, беззаботно смѣялись и болтали. Солоне и г-жа Евангелиста смотрѣли другъ на друга — одинъ, сохраняя равнодушный видъ, другая, отдаваясь самымъ разнообразнымъ чувствамъ. Чувствуя страшныя угрызенія совѣсти, вдова рѣшилась прибѣгнуть ко всевозможнымъ средствамъ, чтобы свалить на Поля всѣ тѣ ошибки, благодаря которымъ она разорила Натали. Она уже освоилась съ мыслью, что Поль ея жертва, и вдругъ ей пришлось убѣдиться въ томъ, что она не побѣдитель, а побѣжденный, и что жертвой является ея родная дочь! Такимъ образомъ оказывалось, что она не извлекла никакой пользы изъ своего преступнаго замысла и сдѣлалась жертвой неумолимаго старика, который, вѣроятно, презиралъ ее. Не навела ли она его своей нечестной игрой на мысль о маіоратѣ? Она съ ужасомъ думала объ этомъ. И, вѣроятно, Матіасъ успѣлъ открыть глаза Полю. А если даже не успѣлъ, то послѣ подписанія договора старый волкъ, конечно, постарается познакомить своего кліента съ тѣми опасностями, которыхъ онъ избѣжалъ, постарается хотя бы для того, чтобы получить благодарность отъ своего кліента — вѣдь всѣ люди добиваются похвалъ и признательности! Не внушитъ ли онъ молодому человѣку недовѣріе къ женщинѣ, уличенной въ столь неблагородномъ замыслѣ? Не поколеблетъ ли онъ ея вліянія на зятя? Слабыя натуры рѣдко возвращаются къ своимъ кумирамъ, разъ вѣра ихъ поколеблена. Стало быть, все погибло! Въ тотъ день, когда происходило совѣщаніе, она главнымъ образомъ разсчитывала на слабость Поля, на то, что у него не хватитъ мужества порвать отношенія послѣ того, какъ онъ зашелъ такъ далеко въ своихъ признаніяхъ. Теперь оказывалось, что попалась она сама, что теперь для нея самой отступленіе еще менѣе возможно, чѣмъ мѣсяца три тому назадъ для Поля. Весь городъ зналъ, что недоразумѣнія устранены нотаріусами въ теченіе послѣднихъ двухъ мѣсяцевъ. Оглашеніе было сдѣлано. Свадьба должна была состояться черезъ два дня. Друзья обоихъ домовъ, все приглашенное общество начинало съѣзжаться. Какъ объявить теперь, что подписаніе договора откладывается? О причинахъ размолвки узнаетъ весь городъ, въ словахъ честнаго старика никто не станетъ сомнѣваться. Она и ея дочь будутъ осмѣяны, у нихъ немало завистниковъ! Безъ сомнѣнія, необходимо уступить. Всѣ эти мысли сразили точно громъ г-жу Евангелиста, все помрачилось въ ея умѣ. Лицо ея оставалось невозмутимо сёрьезнымъ, только подбородокъ ея слегка дрожалъ подъ вліяніемъ трудно сдерживаемаго гнѣва. Такой же дрожью подбородка выразился гнѣвъ Екатерины II, когда она при подобныхъ же обстоятельствахъ была оскорблена въ присутствіи всего своего двора молодымъ шведскимъ королемъ. Солоне замѣтилъ эту игру мускуловъ, бурю безъ грома и молніи, за которой скрывалась смертельная ненависть.
— Сударь, — сказала она, наклоняясь къ Солоне, — вы назвали все это галиматіей… Ее мнѣ кажется, что не могло быть ничего яснѣе…
— Сударыня, позвольте…
— Сударь, — продолжала она, не слушая его, — если вы не догадались о послѣдствіяхъ установленія маіората во время нашего совѣщанія, то странно, какъ вы не подумали о нихъ въ тиши вашего кабинета. Вѣдь это трудно объяснить умственной тупостью.
Молодой нотаріусъ увелъ свою кліентку въ маленькую гостиную рядомъ, думая въ это время:
«Мнѣ слѣдуетъ болѣе тысячи экю гонорара за опекунскій отчетъ, шесть тысячъ франковъ за продажу отеля, всего пятнадцать тысячъ франковъ, я долженъ побороть себя, не ссориться съ нею».
Онъ притворилъ двери, бросилъ на г-жу Евангелиста холодный взглядъ дѣловыхъ людей и, читая на ея лицѣ о тѣхъ чувствахъ, которыя волновали ее, сказалъ:
— Сударыня, неужели же вы отплатите мнѣ такимъ образомъ за всю мою преданность?
— Но, сударь…
— Сударыня, я дѣйствительно не подумалъ о послѣдствіяхъ предложенныхъ условій. Но если вы не желаете выдать дочь вашу за графа де-Манервиль, то вѣдь вы ничѣмъ не связаны. Вѣдь договоръ еще не подписанъ! Примите гостей, ничто не должно омрачать блеска вашего бала; мы отложимъ только подписаніе договора до другого раза. Лучше обмануть всѣхъ бордосцевъ, чѣмъ самихъ себя.
— Но какъ объяснить всему обществу мотивы, по которымъ дѣло откладывается?
— Скажите, что произошла ошибка въ Парижѣ, что документы не въ порядкѣ.
— А пріобрѣтенныя земли?
— Графу де-Манервиль, вѣроятно, не долго придется искать невѣсту съ солиднымъ приданымъ…
— О, да, конечно, онъ-то ничего не теряетъ! Но мы, мы теряемъ все!
— О, вы можете достать графа на болѣе выгодныхъ условіяхъ, если вы желаете этого брака только ради титула Поля де-Манервиль.
— Нѣтъ, нѣтъ, я не могу играть своимъ словомъ. Мы попались въ ловушку, сударь. Весь городъ будетъ говорить объ этомъ, мы обмѣнялись уже словомъ.
— Вы желаете, конечно, счастья мадмуазель Натали?
— Да, прежде всего.
— Быть счастливой во Франціи — значитъ быть полновластной хозяйкой своего дома. Натали будетъ водить за носъ этого дурака де-Манервиля. Онъ такъ глупъ, что не замѣтить ничего. Если бы даже онъ потерялъ довѣріе къ вамъ, то все-таки онъ будетъ безусловно вѣрить женѣ… Такимъ образомъ онъ будетъ всецѣло въ вашихъ рукахъ.
— О, если бы вы оказались правы, я ни въ чемъ не могла бы отказать вамъ! — воскликнула г-жа Евангелиста, въ глазахъ которой блеснулъ огонекъ. Солоне понялъ его смыслъ.
— Ну, такъ вернемся въ залъ, — сказалъ онъ. — Но теперь вы должны безусловно повиноваться мнѣ, а затѣмъ можете бранить меня.
— Любезный коллега, — сказалъ Матіасу молодой нотаріусъ, — несмотря на всю вашу ловкость, вы не предвидѣли ни того случая, если бы Поль де-Манервиль умеръ бездѣтнымъ, ни того случая, если бы онъ умеръ, оставивъ только дочерей. Въ этихъ обоихъ случаяхъ явились бы поводы къ процессамъ съ Манервилями, представители которыхъ, безъ сомнѣнія, отыщутся. Необходимо, по моему, установить, что въ первомъ случаѣ маіоратъ подчиняется постановленію общаго даренія между супругами, а во второмъ — самый фактъ установленія маіората будетъ считаться недѣйствительнымъ.
— Это требованіе вполнѣ справедливо, — сказалъ Матіасъ. — Что касается до его включенія въ приказъ, то графъ въ случаѣ надобности снесется съ канцеляріей.
Молодой нотаріусъ схватилъ перо и вписалъ на поляхъ акта ужасный параграфъ, на который ни Поль, ни Натали не обратили вниманія. Г-жа Евангелиста стояла, опустивъ глаза, пока Матіасъ читалъ его.
— Теперь можно подписать актъ, — сказала она.
Въ голосѣ ея звучало глубокое волненіе. «Нѣтъ, — говорила она самой себѣ, — не дочь моя будетъ разорена, а онъ! Если Натали убѣдится въ томъ, что она не любитъ мужа, если она полюбитъ другого, Поль будетъ изгнанъ изъ Франціи. А дочь моя будетъ свободна, счастлива и богата».
Старый Матіасъ былъ очень опытный дѣлецъ, но очень плохой психологъ. Онъ не замѣтилъ ни малѣйшей непріязни со стороны г-жи Евангелиста и былъ увѣренъ въ томъ, что она соглашается отъ чистаго сердца, желая загладить свою вину. Пока Солоне и его клеркъ слѣдили за тѣмъ, какъ мадемуазель Евангелиста подписывала акты, что потребовало немало времени, Матіасъ отвелъ въ сторону Поля и сталъ разъяснять ему нѣкоторыя статьи договора, благодаря которымъ онъ спасъ графа отъ неизбѣжнаго разоренія.
— У насъ имѣется ипотека въ сто пятьдесятъ тысячъ франковъ на этотъ отель, — сказалъ онъ въ заключеніе. — Теперь все въ порядкѣ. Но въ договорѣ есть росписка въ полученіи суммы, которую мы надѣемся выручить продажей брилліантовъ. Потребуйте эти брилліанты. Въ настоящее время они поднимаются въ цѣнѣ, но впослѣдствіи могутъ пасть. Пріобрѣтеніе же земель Озавъ и Сену-Фру требуетъ, чтобы вы превратили все въ наличныя деньга. Итакъ, графъ, отбросьте ложный стыдъ. Первый платежъ въ двѣсти тысячъ франковъ долженъ быть внесенъ по исполненіи всѣхъ формальностей — воспользуйтесь брилліантами для покрытія этой суммы. Ко второму сроку у васъ будетъ ипотека на отель г-жи Евангелиста; недостающую сумму покроютъ доходы съ маіората. Если вы сумѣете ограничиться рентой въ пятьдесятъ тысячъ франковъ въ теченіе трехъ лѣтъ, вы покроете тѣ двѣсти тысячъ франковъ, которые вы въ настоящее время должны по договору. Можно будетъ развести виноградники въ гористыхъ частяхъ Сенъ-Фру, и тогда этотъ участокъ будетъ давать до двадцати шести тысячъ франковъ годового дохода. Такимъ образомъ, вашъ маіоратъ будетъ однимъ изъ самыхъ солидныхъ маіоратовъ въ нашемъ краю, принося пятьдесятъ тысячъ франковъ годового дохода. Да, теперь можно сказать, что вы сдѣлали прекрасную партію.
Поль пожалъ съ жаромъ руку стараго друга. Этотъ жестъ не ускользнулъ отъ зоркихъ глазъ г-жи Евангелиста, которая въ это время приближалась къ Полю съ перомъ въ рукѣ. Она увидѣла подтвержденіе своихъ подозрѣній и не сомнѣвалась болѣе въ томъ, что Поль и Матіасъ дѣйствовали по соглашенію. Въ сердцѣ ея поднялась бѣшеная злоба. Она поклялась отомстить.
Провѣривъ всѣ акты и всѣ подписи, Матіасъ взглянулъ на г-жу Евангелиста и на своего кліента и, замѣтивъ, что послѣдній не заговариваетъ о брилліантахъ, сказалъ:
— Не думаю, чтобы передача брилліантовъ сопряжена была съ какими-нибудь затрудненіями, вѣдь вы составляете теперь одну семью.
— Но все-таки лучше было бы передать ихъ теперь же. Графъ де-Манервиль расписался въ полученіи опекунскаго отчета, всѣ мы смертны и нельзя предвидѣть, что случится завтра съ нами, — произнесъ Солоне, желая возстановить г-жу Евангелиста противъ ея зятя.
— О, матушка, вы этимъ оскорбите всѣхъ насъ, — сказалъ Поль и, обращаясь къ Солоне, прибавилъ: — Summum jus, somma injuria.
Но г-жа Евангелиста, охваченная негодованіемъ, усмотрѣла оскорбленіе въ косвенномъ требованіи Матіаса.
— А я, — воскликнула она, — клянусь вамъ, что разорву договоръ, если вы не примете ихъ! — И она выбѣжала изъ комнаты, охваченная однимъ изъ тѣхъ припадковъ бѣшенства, подъ вліяніемъ которыхъ хочется все разрушить, раздавить, разбить; въ такія минуты сознаніе безсилія доводитъ до изступленія.
— Ради Бога, Поль, возьмите ихъ, — сказала Натали на ухо жениху. — Мама разсержена… я сегодня же узнаю, что вызвало ея гнѣвъ… мы постараемся успокоить ее.
Г-жа Евангелиста сохранила свои серьги и колье, но велѣла принести всѣ драгоцѣнности, оцѣненныя Эли Магусомъ въ сто пятьдесятъ тысячъ франковъ. Матіасъ и Солоне привыкли разсматривать семейныя драгоцѣнности кліентовъ, и теперь, разсматривая экраны, пришли въ восторгъ,
— Вы нисколько не теряете на приданомъ, господинъ графъ, — сказалъ Солоне, заставляя Поля покраснѣть.
— Да, — сказалъ Матіасъ, — сумма, вырученная отъ продажи этихъ брилліантовъ, можетъ вполнѣ покрыть первый платежъ за пріобрѣтенныя земли.
— И расходы по составленію брачнаго договора, — прибавилъ Солоне.
Ненависть, какъ и любовь, питается самыми ничтожными мелочами — все поддерживаетъ ее. Точно такъ же, какъ мы не усматриваемъ дурныхъ чертъ въ образѣ любимаго человѣка, мы не въ состояніи видѣть хорошихъ чертъ въ образѣ непавистнаго человѣка. Г-жа Евангелиста назвала кривляніемъ стѣсненіе Поля, который положительно не зналъ, куда дѣвать всѣ эти футляры. Онъ охотно выбросилъ бы ихъ за окно. Видя его смущеніе, г-жа Евангелиста не отрывала отъ него повелѣвающаго взгляда, говорившаго: унесите ихъ поскорѣй!
— Дорогая Натали, — сказалъ Поль своей будушей женѣ, — спрячьте эти драгоцѣнности; онѣ принадлежатъ вамъ, возьмите ихъ.
Натали спрятала футляры въ ящикъ одного изъ консолей. Въ эту минуту грохотъ подъѣзжавшихъ экипажей и шумъ голосовъ въ сосѣднихъ залахъ заставили Натали и ея мать выйти навстрѣчу гостей. Залы скоро наполнились народомъ.
— Воспользуйтесь медовымъ мѣсяцемъ и продайте ваши брилліанты, — сказалъ старый нотаріусъ Полю.
Въ ожиданіи сигнала къ открытію бала всѣ толковали о предстоящемъ бракѣ; нѣкоторые выражали сомнѣніе насчетъ будущности молодыхъ.
— Улажено ли уже все между вами? — спросила одна изъ самыхъ важныхъ особъ города, обращали къ г-жѣ Евангелиста.
— Намъ пришлось прочитать и прослушать столько актовъ, что мы опоздали, но это простительно.
— Что касается до меня, то я ровно ничего не слышала — сказала Натали, подавая руку Полю, съ которымъ она должна была открыть балъ.
— Эти молодые люди страшно расточительны, и, конечно, матъ не станетъ обуздывать ихъ, — говорила какая-то вдова.
— Но они, говорятъ, установили маіоратъ, который будетъ приносить пятьдесятъ тысячъ франковъ ренты.
— Ба!
— Вѣроятно, это дѣло рукъ честнаго Матіаса, — сказалъ какой-то чиновникъ. — Старикъ хотѣлъ, вѣроятно, снасти будущность семьи.
— Натали слишкомъ хороша, чтобы не быть отчаянной кокеткой. Послѣ двухъ лѣтъ супружества можно быть увѣреннымъ въ томъ, что Манервиль будетъ очень несчастенъ въ своей семейной жизни.
— Сами виноваты. Зачѣмъ онъ погнался за этой длинной жердью? — сказала какая-то молодая дѣвушка.
— Не находите ли вы, что у г-жи Евангелиста очень недовольное лицо?
— Ахъ, милая моя, мнѣ только-что сообщили, что у нея останется всего двадцать пять тысячъ франковъ ренты. Что это для нея?
— Это почти равносильно нищетѣ!
— Да, она разорилась для своей дочери. Говорятъ, что де-Манервиль предъявилъ страшныя требованія…
— Да, ужасныя, — подхватилъ Солоне. — Но онъ будетъ пэромъ Франціи. Моленкуры окажутъ ему протекцію… Онѣ вѣдь принадлежитъ къ Сень-Жерменскому предмѣстью.
— Ахъ, онъ просто будетъ принятъ тамъ, вотъ и все, — сказала одна дама, мечтавшая женить Поля на своей дочери. — Мадемуазель Евангелиста, дочь коммерсанта, не можетъ содѣйствовать его успѣху въ Аристократическихъ сферахъ.
— Мать ея племянница герцога Casa-Real.
— О, по женской линіи!
Наконецъ сплетни умолкли. Играющіе усѣлись за карточные столы, молодые люди отдались танцамъ. Затѣмъ былъ поданъ роскошный ужинъ и гости разошлись только на разсвѣтѣ, когда первые лучи зари освѣтили большія окна отеля. Попрощавшись съ Полемъ, который ушелъ послѣднимъ, г-жа Евангелиста отправилась въ комнату Натали, такъ какъ ея комната была отведена архитекторомъ для увеличенія пріемной залы. Хотя дочь и мать едва держались на нотъ отъ усталости, онѣ обмѣнялись, оставшись однѣ, нѣсколькими словами.
— Что съ тобою, мамочка?
— Ангелъ мой, я только сегодня узнала, на что способна любящая мать. Ты ничего не понимаешь въ дѣлахъ и не поймешь, сколько униженія я перенесла сегодня. Но я подавила свою гордость: рѣчь шла о твоемъ счастьѣ и о нашемъ добромъ имени!
— Вы говорите о брилліантахъ? Ахъ, бѣдняга просто готовъ былъ расплакаться. Онъ ни за что не хотѣлъ взять ихъ и отдалъ ихъ мнѣ.
— Спи, крошка. Мы поговоримъ завтра о дѣлахъ… Да, — прибавила она, вздыхая, — теперь у насъ есть дѣла и теперь между нами стоитъ третье лицо.
— О, дорогая мама, Поль никогда не будетъ служить помѣхой нашему счастью! — сказала Натали, засыпая.
— Бѣдная дѣвочка, она и не подозрѣваетъ, что онъ разорилъ ее.
Г-жа Евангелиста почувствовала въ эту ночь первый приступъ той скупости, которая овладѣваетъ многими людьми въ извѣстномъ возрастѣ. Ей захотѣлось вдругъ вернуть дочери все состояніе, оставленное ей г. Евангелиста. Этого требовала ея честь. Любовь къ Натали превратила безпечную, расточительную креолку въ самаго ловкаго спекулянта. Удивительно, какъ мѣняетъ какая-нибудь страсть характеръ человѣка: болтунъ становится дипломатомъ, трусъ — храбрымъ. Ненависть превратила въ скрягу госпожу Евангелиста, отличавшуюся щедростью. Деньги должны были способствовать приведенію въ исполненіе ея плановъ мщенія, весьма смутно бродившихъ въ ея душѣ. «До завтра!» сказала она себѣ, засыпая. Но умъ ея продолжалъ работать и во снѣ — необъяснимый процессъ, извѣстный мыслителямъ, — и она яснѣе и опредѣленнѣе поняла, какимъ образомъ поработить Поля, и даже составила планъ дѣйствій, за выполненіе котораго принялась на слѣдующее же утро.
Хотя увлеченіе баломъ изгнало изъ души Поля всѣ подозрѣнія, они все-таки снова овладѣли имъ, какъ только онъ вернулся домой и легъ въ постель.
— Не будь Матіаса, я, кажется, былъ бы славно одураченъ тещей. Вѣроятно ли это? И зачѣмъ ей обманывать меня? Не должны ли мы слить наши капиталы и составить одну семью? Черезъ нѣсколько дней Натали будетъ моей женой, ничто не можетъ разлучить насъ. Смѣло впередъ! Впрочемъ, я буду на-сторожѣ: если Матіасъ правъ… ну, что же, вѣдь я не на матери женюсь!
Послѣ этого второго сраженія будущее Поля должно было принять совершенно иное теченіе. Изъ двухъ существъ, съ которыми онъ связывалъ свою жизнь, одно стало его смертельнымъ врагомъ и уже приняло твердое рѣшеніе отдѣлиться отъ него. Поль не въ состояніи былъ уловить разницы между матерью Натали и другими женщинами, разницу, обусловленную ея происхожденіемъ; не въ состояніи былъ понять основныхъ чертъ ея характера. Креолка — совершенно своеобразное существо. По своимъ умственнымъ задаткамъ она не отличается отъ европейскихъ женщинъ, по необузданной страстности она напоминаетъ женщинъ тропическихъ странъ, по безпечной апатіи, съ которой она относится къ добру и злу, ближе всего стоитъ къ женщинѣ Востока. Правда, креолка полна особенной прелести, но она становится опасной, если лишена руководителя. Подобно ребенку, она требуетъ немедленнаго исполненія своихъ желаній и готова поджечь домъ, чтобы сварить яйцо. При спокойномъ теченіи она не думаетъ ни о чемъ, но становится очень предусмотрительной, когда страсти ея возбуждены. Многое въ ней напоминаетъ вѣроломныхъ негровъ, окружавшихъ ее съ колыбели: она наивна, какъ ребенокъ, но съ необыкновенной настойчивостью преслѣдуетъ внезапно предавшееся въ ней желаніе. Это удивительное соединеніе достоинствъ и недостатковъ было прикрыто у г-жи Евангелиста блестящимъ лоскомъ французской цивилизаціи. Подобная натура, усыпленная счастьемъ въ теченіе шестнадцати лѣтъ, разсѣянная суетой свѣтской жизни, должна была проснуться и почувствовать всю свою силу при первой вспышкѣ гнѣва. Пожаръ вспыхнулъ въ тотъ мементъ ея жизни, когда она теряла любимое существо и должна была искать новой пищи для удовлетворенія присущей каждой женщинѣ жажды примѣненія своихъ силъ.
Натали оставалась еще три дня подъ исключительнымъ вліяніемъ матери. С-жа Евангелиста располагала еще цѣлымъ днемъ, послѣднимъ днемъ, который молодая дѣвушка проводитъ обыкновенно съ матерью. Креолка могла однимъ словомъ повліять на всю дальнѣйшую жизнь двухъ существъ, которымъ предстояло пробираться рука объ руку по тернистой дорогѣ парижскаго свѣта. Натали слѣпо вѣрила своей матери. Какое огромное значеніе долженъ былъ имѣть совѣтъ, данный при подобныхъ условіяхъ! Вся будущность молодыхъ могла быть передѣлана одной фразой. Никакое законодательство, никакія человѣческія учрежденія не могутъ предусмотрѣть такого нравственнаго преступленія, какъ убійство словомъ. Въ этомъ явленіи сказывается несовершенство нашихъ законодательствъ и вмѣстѣ съ тѣмъ обнаруживается разница между нравами великосвѣтскаго общества и нравами народа: народъ прямодушенъ, высшее общество — лицемѣрно, народъ пускаетъ въ дѣло ножъ, высшее общество дѣйствуетъ ядомъ идей и словъ; первый подвергается казни, второе остается безнаказаннымъ.
Въ полдень слѣдующаго дня г-жа Евангелиста, улеглась рядомъ съ дочерью въ кровати Натали. Мать и дочь осыпали другъ друга ласками, отдаваясь радостнымъ воспоминаніямъ о счастливыхъ дняхъ, не омраченныхъ никакимъ разногласіемъ, благодаря полной гармоніи ихъ чувствъ, мыслей и наклонностей.
— Бѣдная крошка, — сказала мать, заливаясь слезами, — я не могу не-волноваться при мысли, что любимица моя, желанія которой всегда безусловно исполнялись, завтра будетъ принадлежать постороннему мужчинѣ, которому она должна будетъ повиноваться.
— О, дорогая мама, что касается повиновенія… — воскликнула Натали съ шаловливой улыбкой. — Но вы, конечно, шутите? Не исполнялъ ли отецъ всѣ ваши капризы? Онъ угадывалъ всѣ ваши желанія, потому что любилъ васъ. А развѣ Поль не будетъ любить меня?
— Да, Поль любитъ тебя, крошка. Но если женщина держитъ себя съ мужемъ недостаточно осторожно, то ничто не улетучивается такъ быстро, какъ супружеская любовь. Очень важно для женщины сумѣть поставить себя съ первой минуты… Тебѣ необходимы дѣльные совѣты…
— Но вѣдь вы будете съ нами…
— Не знаю, дитя мое. Вчера, во время бала, я много думала объ этомъ вопросѣ, о томъ, сколько неудобствъ представитъ эта жизнь втроемъ. Что, если присутствіе мое повредитъ тебѣ, что, если всѣ тѣ маневры, посредствомъ которыхъ ты должна стараться укрѣпить свое господство, будутъ приписаны моему вліянію? Не станетъ ли тогда твой домъ сущимъ адомъ? Ты знаешь, какъ я самолюбива: при первомъ выраженіи неудовольствія со стороны, твоего мужа я немедленно покину вашъ домъ. Въ такомъ случаѣ не лучше ли совсѣмъ не вступать въ него? Я не въ состояніи была бы простить твоему мужу ту рознь, которая могла бы наступить между нами. Наоборотъ, если ты сдѣлаешься полновластной хозяйкой, если мужъ твой будетъ для тебя тѣмъ, чѣмъ былъ для меня твой отецъ, намъ нечего будетъ бояться недоразумѣній. Конечно, вести эту политику будетъ тяжело для твоего нѣжнаго молодого сердца, но благоразуміе требуетъ, чтобы ты была у себя безграничной хозяйкой.
— Почему же, дорогая, вы сказали, что я должна буду повиноваться Полю?
— Милое дитя, если женщина хочетъ добиться господства, она должна всегда дѣлать видъ, что она подчиняется желаніямъ своего мужа. Ты должна знать это, дитя мое, потому что можешь испортить всю свою будущность необузданнымъ сопротивленіемъ. Поль человѣкъ слабохарактерный. Онъ легко можетъ подпасть вліянію друга или даже другой женщины, которые будутъ оказывать давленіе и на тебя. Предупреди это, всецѣло завладѣвъ имъ. Не лучше ли будетъ, если онъ подпадетъ твоему вліянію, чѣмъ вліянію постороннихъ людей?
— Конечно, — сказала Натали, — я желаю только его счастья.
— А мнѣ, дорогая, позволительно думать только о твоемъ счастіи и желать, чтобы ты въ столь серьезный моментъ жизни не очутилась безъ компаса въ открытомъ морѣ, гдѣ ты натолкнешься на каждомъ шагу на цѣлый рядъ подводныхъ камней.
— Но, дорогая мама, неужели же мы не можемъ оставаться вмѣстѣ, не вызывая въ Полѣ неудовольствія? Поль очень любить тебя, родная.
— Любитъ? О, нѣтъ, онъ просто боится меня. Наблюдай хорошенько за нимъ въ то время, когда я сообщу ему о томъ, что не поѣду съ вами въ Парижъ. Ты увидишь, что, несмотря на старанія скрыть отъ насъ свою радость, она невольно отразится на его лицѣ.
— Но если я соглашусь на этотъ бракъ только подъ условіемъ не разставаться съ тобой? — спросила Натали.
— Это не поведетъ ни къ чему. Наша разлука вызвана необходимостью, — сказала г-жа Евангелиста. — По разнымъ соображеніямъ я измѣнила первоначальному рѣшенію. Вѣдь ты знаешь, что я разорена. Вы будете вести блестящую жизнь въ Парижѣ. Если я буду жить тамъ съ вами, я проживу свои послѣднія крохи, между тѣмъ какъ, живя въ Ланстракѣ, я буду заботиться о вашихъ интересахъ и путемъ строгой бережливости поправлю и свои дѣла.
— Ты, мамочка, будешь бережлива? — весело воскликнула Натали. — Полно, не разыгрывай такъ рано бабушку! И по такимъ мизернымъ мотивамъ ты рѣшаешься разстаться со мной? Дорогая моя, Поль можетъ казаться тебѣ ограниченнымъ, но увѣряю тебя, что онъ совсѣмъ не корыстолюбивъ.
— О, — воскликнула г-жа Евангелиста тономъ, который смутилъ Натали, — обсужденіе контракта вселило во мнѣ глубокое недовѣріе и вызвало нѣкоторыя сомнѣнія. Но не безпокойся, милочка, — прибавила она, заключая дочь въ свои объятія и цѣлуя ее, — я не надолго покину тебя. Когда я буду увѣрена въ томъ, что мое возвращеніе къ вамъ не вызоветъ ни малѣйшей тѣни, когда Поль ближе узнаетъ меня, мы опять заживемъ старой жизнью, возобновимъ наши милыя вечернія бесѣды.
— Какъ, мамочка, неужели же ты можешь жить безъ твоей Нини?
— Да, могу, ангелъ мой, потому что я буду жать исключительно для тебя. Мое материнское сердце будетъ всегда чувствовать удовлетвореніе при мысли, что я исполняю своё долгъ и содѣйствую вашему благосостоянію.
— Но, дорогая, неужели же я теперь же останусь одна съ Полемъ? Что станется со мною? Скажи, что мнѣ дѣлать? Какъ должна я вести себя?
— Бѣдная малютка, неужели же ты думаешь, что я оставлю тебя безъ всякой поддержки въ этой первой серьезной схваткѣ? Мы будемъ писать другъ другу три раза въ недѣлю, какъ двое влюбленныхъ, будемъ постоянно думать другъ о другѣ. Я буду знать обо всемъ, что ты будешь испытывать, и, повѣрь мнѣ, сумѣю охранить тебя отъ всѣхъ невзгодъ. Да и, впрочемъ, было бы весьма странно, если бы я совсѣмъ не навѣщала васъ въ Парижѣ, этимъ, я выразила бы неуваженіе въ твоему мужу. Я собираюсь ежегодно проводить мѣсяца два въ Парижѣ…
— Одна, совершенно одна съ нимъ! — воскликнула Натали съ ужасомъ, прерывая мать.
— Не согласилась ли ты сдѣлаться его женой?
— Совершенно вѣрно. Но скажи мнѣ, какъ я должна вести себя? Я слѣпо буду повиноваться тебѣ. Вѣдь ты сумѣла пріобрѣсти полную власть надъ моимъ отцомъ!
Г-жа Евангелиста поцѣловала молодую дѣвушку въ лобъ. Она давно ждала этой просьбы.
— Дитя мое, совѣты мои должны сообразоваться съ обстоятельствами. Мужчины далеко не походятъ другъ на друга; разница между отдѣльными индивидуумами въ нравственномъ отношеніи несравненно больше, чѣмъ разница между львомъ и лягушкой. Могу ли я предвидѣть сегодня, что можетъ приключиться съ тобой завтра? Я могу дать тебѣ только общіе совѣты относительно твоего поведенія.
— Дорогая мамочка, скажи мнѣ все, что ты знаешь.
— Прежде всего, дитя мое, я должна сказать тебѣ, что главная причина гибели замужнихъ женщинъ, желающихъ сохранить привязанность своихъ мужей — и сохранить ихъ привязанность или управлять ими одно и то же — да, такъ главная причина супружескихъ несогласій заключается въ постоянномъ соприкосновеніи супруговъ, въ постоянной близости, которая не существовала раньше, но которая укоренилась въ нашей странѣ.. Со времени французской революціи буржуазные нравы заразили самые аристократическіе дома. Этимъ несчастьемъ мы обязаны Руссо, подлому еретику, проникнутому революціонными идеями. Ему удалось доказать — не знаю, какимъ путемъ, — что всѣ женщины должны пользоваться одними и тѣми же правами, обладая однѣми и тѣми же способностями, и что всѣ онѣ одинаково должны повиноваться голосу природы. Точно у жены испанскаго гранда, у тебя или у меня можетъ быть что-нибудь общее съ женщиной изъ народа! Подъ вліяніемъ этихъ воззрѣній приличныя женщины стали сами воспитывать своихъ дочерей и проводить все свое время дома. Такимъ образомъ жизнь осложнилась до того, что счастье стало почти невозможнымъ. Полная гармонія двухъ характеровъ, благодаря которой мы жили точно двѣ подруги, крайне рѣдкое явленіе. Постоянное соприкосновеніе между дѣтьми и родителями столь же вредно, какъ и постоянная близость супруговъ. Лишь немногимъ существамъ дана способность сохранить любовь близкихъ людей, несмотря на постоянное пребываніе въ ихъ средѣ, но мы относимъ это явленіе къ области чудесъ. Поставь же между собой и Полемъ всѣ преграды свѣта, посѣщай балы, театры. Выѣзжай по утрамъ, дѣлай визиты, бывай за званыхъ обѣдахъ, удѣляй Полю лишь немного времени. При такой системѣ ты никогда не утратишь своего обаянія. Когда людей связываетъ только чувство, ресурсы ихъ скоро изсякаютъ, наступаетъ равнодушіе, пресыщеніе и отвращеніе. А разъ чувство погасло, какъ жить? Взамѣнъ угасшаго чувства почти всегда является равнодушіе или презрѣніе. Старайся же сохранить молодость и прелесть новизны. Весьма возможно, что Поль со временемъ надоѣстъ тебѣ, но ты во всякомъ случаѣ не должна надоѣсть ему. Умѣть переносить скуку — одинъ изъ признаковъ дѣйствительной силы. Ни заботы о матеріальномъ благосостояніи, ни занятія по хозяйству не могутъ разнообразить вашей жизни, стало быть, если тебѣ не удастся втянуть мужа въ потокъ свѣтской жизни, если ты не будешь служить для него развлеченіемъ, вы скоро дойдете до полной атрофіи чувствъ. Такъ обыкновенно начинается сплинъ любви. Мужчины любятъ только тѣхъ женщинъ, которыя развлекаютъ ихъ или дѣлаютъ ихъ счастливыми. Помни, однако, что давать счастье или получать его — двѣ совершенно различныя системы женской тактики, раздѣленныя пропастью.
— Дорогая мама, я слушаю васъ, но не понимаю.
— Если ты любишь Поля настолько, что подчинишься всѣмъ его требованіямъ и притомъ будешь чувствовать себя счастливой, то знай, что ты никогда не будешь полновластной хозяйкой и что лучшіе совѣты не приведутъ ни къ чему.
— Это для меня яснѣе. Но я могу только заучить правило, не зная его приложенія, — засмѣялась Натали. — Теперь я усвоила себѣ теорію, практика придетъ со временемъ.
— Моя бѣдненькая Нини, — продолжала мать, роняя искреннюю слезу при мысли о предстоящей свадьбѣ дочери, сжимавшей ея сердце, — тебѣ предстоитъ еще много испытаній! Но ты должна запомнить одно: у насъ, женщинъ, есть извѣстное призваніе, точно также какъ у мужчинъ извѣстная профессія. Женщина можетъ быть образцовой свѣтской дамой или прелестной хозяйкой дома, какъ мужчина можетъ быть великимъ полководцемъ или поэтомъ. Твое назначеніе — нравиться мужчинамъ. Ты предназначена воспитаніемъ для свѣтской жизни. Въ настоящее время женщину нужно спеціально воспитывать для салона, какъ въ прежнее время она воспитывалась для терема. Ты не создана для роли матери или экономки. Если ужь у тебя должны быть дѣти, то надѣюсь, что они не изуродуютъ твоей фигуры сейчасъ же послѣ брака. Нѣтъ ничего буржуазнѣе беременности въ первомъ же мѣсяцѣ послѣ свадьбы. Это доказываетъ только, что мужъ недостаточно любитъ свою жену. Если же у тебя будутъ дѣти — черезъ два или три года послѣ свадьбы, — то ихъ будутъ воспитывать гувернатки и гувернеры. Ты должна оставаться великосвѣтской дамой, украшеніемъ и радостью дома. Но выказывай свое превосходство лишь въ тѣхъ случаяхъ, когда оно льститъ самолюбію твоего мужа, и старайся не показывать власти, которую тебѣ удастся пріобрѣсти надъ мужемъ въ важныхъ вопросахъ.
— Вы пугаете меня, мамочка! — воскликнула Натали. — Какъ мнѣ запомнить всѣ эти правила? Сумѣю ли я, избалованный, легкомысленный ребенокъ, взвѣшивать всѣ свои поступки?
— Крошка моя, я намѣчаю только все то, что тебѣ придется узнать путемъ горькаго опыта, цѣлаго ряда ошибокъ, которыя будутъ тормазить твою жизнь.
— Но съ чего же начать? — наивно спросила молодая дѣвушка.
— Ты должна руководствоваться своимъ инстинктомъ. Въ настоящую минуту Поль охваченъ желаніемъ обладанія, а не любовью. Любовь, возбужденная желаніемъ, призракъ; только любовь, возникающая по удовлетвореніи желанія, реальна. Въ этомъ, дорогая моя, заключается весь вопросъ. Всѣ женщины любимы наканунѣ брака, если ты будешь любима на слѣдующій день послѣ брака, то навсегда сохранишь любовь мужа. Поль человѣкъ слабый, легко подчиняющійся привычкѣ. Если онъ разъ уступитъ тебѣ, то всегда будетъ уступать. Женщина, которую мужчина страстно желаетъ, можетъ требовать всего. Не поддавайся безумію, въ которое впадаетъ большинство женщинъ: не понимая всего значенія первыхъ часовъ своего владычества, онѣ посвящаютъ ихъ пустякамъ, глупымъ выходкамъ. Воспользуйся первой вспышкой страсти у твоего мужа и пріучи его повиноваться тебѣ, потребуй отъ него, чтобы испытать надъ нимъ свою власть, самаго неразумнаго, самаго невозможнаго. Какой толкъ въ томъ, если ты заставишь его желать разумной вещи? Нужно умѣть схватить быка за рога, какъ говоритъ испанская поговорка. Разъ онъ убѣдится въ безполезности своихъ средствъ и своей силы, онъ будетъ порабощенъ. Если мужъ твой сдѣлаетъ глупость ради тебя, ты заберешь его въ руки.
— Боже, но для чего же это?
— Видишь-ли, дитя мое, бракъ длится цѣлую жизнь, да и мужъ не походитъ на другихъ мужчинъ. Помни же, не будь настолько безумна чтобы отдаться ему всецѣло въ какомъ бы то ни было отношеніи. Будь всегда сдержанна какъ въ рѣчахъ, такъ и въ дѣйствіяхъ. Ты можешь даже дойти, не рискуя ни чѣмъ, до самой низкой температуры, которую ты можешь по усмотрѣнію повышать. Нѣтъ ничего противнѣе утрированныхъ проявленій нѣжности. Мужъ, дорогая моя, единственный мужчина, съ которымъ женщина ничего не должна дозволять себѣ. Впрочемъ, нѣтъ ничего легче, какъ сохраненіе своего достоинства. Слова: жена ваша не должна, не можетъ дѣлать того, или иного — вотъ въ чемъ великій талисманъ. Вся жизнь женщины выражается въ этихъ двухъ формулахъ: не хочу или не могу. Не могу — непреодолимый аргументъ слабой женщины, которая ложится, плачетъ и очаровываетъ. Не хочу — послѣдній, крайній аргументъ, къ которому слѣдуетъ прибѣгать лишь въ исключительныхъ, серьезныхъ случаяхъ. Успѣхъ зависитъ всецѣло отъ того, какъ пользуется женщина этими двумя словами, какъ она комментируетъ и варіируетъ ихъ. Но есть болѣе подходящій способъ подчиненія себѣ мужа, не требующій столь продолжительныхъ дебатовъ. Я, милочка, всегда пользовалась безграничной властью, опираясь на слѣпое довѣріе мужа ко мнѣ. Если ты сумѣешь пріобрѣсти довѣріе своего мужа, ты будешь всесильна. Но, чтобы внушить ему эту вѣру, ты должна доказать ему, что ты вполнѣ понимаешь его. Не думай, что это легко; женщина всегда сумѣетъ доказать мужчинѣ свою любовь, но доказать ему, что она понимаетъ его, несравненно труднѣе. Мнѣ необходимо обратить на это твое вниманіе, такъ какъ для тебя завтра начнется жизнь съ ея осложненіями, жизнь, въ которой двѣ воли должны слиться и дѣйствовать совмѣстно. Понимаешь ли ты значеніе этого сліянія? Лучшій способъ согласовать двѣ воли — устроить такъ, чтобы въ домѣ была лишь одна воля. Многіе утверждаютъ, что женщина, дѣйствуя такимъ образомъ, создаетъ себѣ несчастную жизнь, но зато она управляетъ событіями, а не подчиняется имъ, и одно это преимущество покрываетъ всякія неудобства.
Натали цѣловала руки матери, обливая ихъ слезами благодарности. Какъ всѣ женщины, у которыхъ физическая страсть не имѣетъ нравственной подкладки, она поняла сразу значеніе этой женской политики. Но подобно избалованнымъ дѣтямъ, которыя не считаютъ себя разбитыми, несмотря на самые убѣдительные аргументы, она вернулась къ исходному пункту разговора:
— Дорогая мамочка, нѣсколько дней тому назадъ, вы много говорили о тѣхъ трудностяхъ, которыя вамъ придется преодолѣть, чтобы проложить дорогу Полю, почему же вы теперь рѣшаете предоставитъ насъ самимъ себѣ?
— Я не знала тогда ни значенія принятыхъ на себя обязательствъ, ни точной цифры моихъ долговъ, — возразила мать, не желая выдать своей тайны. — Впрочемъ, черезъ годъ или два я отвѣчу тебѣ на этотъ вопросъ. Но пора одѣваться, Поль сейчасъ явится. Будь же такъ мила, голубка, какъ въ тотъ вечеръ, помнишь, когда мы обсуждали этотъ злосчастный контрактъ. Я сегодня хочу спасти одинъ изъ обломковъ нашего дома и передать вамъ вещь, къ которой я чувствую суевѣрную привязанность.
— Что именно?
— Знаменитый Discreto.
Поль явился къ четыремъ часамъ. Хотя онъ и старался придать своему лицу привѣтливое выраженіе, г-жа Евангелиста увидѣла на немъ слѣды накопившихся за ночь сомнѣній и недоумѣній.
— Да, Матіасъ предупредилъ его, — сказала она себѣ, приступая къ уничтоженію работы стараго нотаріуса. — Милое дитя, обратилась она къ нему, вы оставили ваши драгоцѣнности въ ящикѣ консоля. Признаюсь, мнѣ непріятно видѣть вещи, которыя чуть было не разлучили насъ. Впрочемъ, какъ вѣрно замѣтилъ старый Матіасъ, ихъ необходимо продать, чтобы внести къ первому сроку деньги за пріобрѣтенныя земли.
— Эти драгоцѣнности не принадлежатъ мнѣ, — сказалъ Поль, — я подарилъ ихъ Натали.
Г-жа Еванвелиста схватила руку Поля и сердечно пожала ее, съ трудомъ сдерживая слезы.
— Послушайте, милые мои дѣти, — сказала она, — если вы дѣйствительно рѣшили не продавать этихъ драгоцѣнностей, то я предложу вамъ слѣдующее: я вынуждена продать жемчужное колье и серьги. Но, милый Поль, признаюсь въ своей слабости, мнѣ тяжело разставаться съ моимъ Discreto. Нѣтъ, я не могу продать алмазъ, которымъ была украшена рука Филиппа II, историческій камень, красовавшійся въ теченіе десяти лѣтъ на рукояткѣ шпаги герцога Альбы. Эли Магусъ оцѣнилъ мои серьги и колье въ сто съ лишнимъ тысячъ франковъ — возьмите ихъ взамѣнъ полученныхъ отъ меня драгоцѣнностей. Вы будете въ выигрышѣ, но тѣмъ лучше! Вы знаете, что я не корыстна. Итакъ, Поль, вы должны употребить ваши будущія сбереженія на то, чтобы постепенно подбирать брилліанты для діадемы, которая пополнитъ парюру Натали. Вмѣсто всѣхъ этихъ бездѣлушекъ, которыми тѣшатся только маленькіе люди, у вашей жены будутъ великолѣпные брилліанты, которые доставятъ ей дѣйствительное наслажденіе. Ужь если явилась необходимость продать часть драгоцѣнностей, то не лучше ли продать весь хламъ и оставить въ семьѣ эти чудные каменья?
— Но вы сами, матушка? — спросилъ Поль.
— О, мнѣ больше ничего не нужно. Да, я рѣшила сдѣлаться вашимъ фермеромъ въ Ланстракѣ. Не будетъ ли безуміемъ летѣть въ Парижъ именно въ то время, когда я должна ликвидировать тутъ свои дѣла? Я должна сдѣлаться скрягой ради моихъ будущихъ внуковъ.
— Дорогая матушка. — сказалъ растроганный Поль, — могу ли я принять отъ васъ эту жертву?
— Ахъ, Боже, вѣдь у меня нѣтъ ничего дороже васъ на свѣтѣ! Повѣрьте, для меня будетъ высшимъ счастьемъ думать, сидя у камина: Натали будетъ сегодня на балу у герцогини Беррійской во всемъ блескѣ своей красоты. Съ моими серьгами въ ушахъ и моимъ Discrete на шеѣ она будетъ чувствовать то наслажденіе, которое содѣйствуетъ счастью молодой женщины и поддерживаетъ въ ней веселое настроеніе. Ничто не подавляетъ такъ сильно женщину, какъ оскорбленное самолюбіе, я никогда не видѣла, чтобы дурно одѣтая женщина была весела и привѣтлива. Будьте же справедливы, Поль, поймите, что мы гораздо болѣе радуемся счастью близкихъ намъ людей, чѣмъ нашему собственному.
«Боже, какъ ошибся Матіасъ!» — подумалъ Поль. — Хорошо, дорогая матушка, я принимаю ваше предложеніе, — сказалъ онъ вполголоса.
— Я совершенно сконфужена, — пробормотала Натали.
Въ эту минуту явился Солоне и сообщилъ своей кліенткѣ пріятную новость: онъ нашелъ между знакомыми спекулянтами двухъ подрядчиковъ, которые жаждали пріобрѣсти отель съ его обширнымъ садомъ, въ которомъ было много мѣста для новыхъ построекъ.
— Они предлагаютъ двѣсти пятьдесятъ тысячъ франковъ, — сказала Солоне, — но я разсчитываю довести ихъ до трехсотъ тысячъ франковъ. Вѣдь у васъ двѣ десятины земли подъ садомъ.
— Мужъ мой пріобрѣлъ все за двѣсти тысячъ франковъ. Я, конечно, согласна. Но мебель и зеркала останутся за мной, неправда ли?
— А, — засмѣялся Солоне, — вы кое-что смыслите въ дѣлахъ!
— Увы, это необходимо! — вздохнула она.
— Я узналъ, что многіе собираются присутствовать въ церкви при богослуженіи, — сказалъ Солоно и, чувствуя себя лишнимъ, простился.
Г-жа Евангелиста проводила его до дверей послѣдней залы и тутъ шепнула ему:
— Теперь у меня цѣнностей на двѣсти пятьдесятъ тысячъ франковъ. Если у меня останется двѣсти тысячъ франковъ отъ продажи отеля и обстановки, у меня будетъ четыреста пятьдесятъ тысячъ франковъ. Я хочу извлечь изъ нихъ все, что возможно, разсчитываю на ваше содѣйствіе. Я, вѣроятно, останусь въ Ланстракѣ.
Молодой нотаріусъ поцѣловалъ руку своей кліентки; въ голосѣ вдовы ему послышалось, что союзъ ихъ распространится нѣсколько далѣе матеріальныхъ вопросовъ, соединявшихъ ихъ.
— Вы можете разсчитывать на меня, — сказалъ онъ. — Я помѣшу ваши деньги подъ товары; вы не рискуете ничѣмъ и можете нажить большіе барыши…
— До завтра! — сказала г-жа Евангелиста. — Вы и маркизъ будете свидѣтелями со стороны невѣсты.
— Почему, дорогая матушка, отказываетесь вы ѣхать съ нами въ Парижъ? — спросилъ Поль, когда г-жа Евангелиста вернулась въ молодымъ людямъ. — Натали сердится на меня, считая меня виновникомъ вашего рѣшенія.
— Я хорошо обдумала этотъ вопросъ, дѣти мои. Я безусловно стѣсню васъ въ Парижѣ. Вы будете считать себя обязанными втягивать меня во всѣ ваши затѣи; я, можетъ быть, стану противорѣчить вашимъ фантазіямъ, мало ли что можетъ взбрести на умъ молодымъ людямъ! Поѣзжайте же съ Богомъ безъ меня. Я не хочу оказывать на графиню де-Манервиль то давленіе, которое я оказывала на Натали Евангелиста. Теперь ее надо всецѣло предоставить вамъ. Между мною и ею установились привычки, которыя нужно искоренить. Мое вліяніе должно уступить вашему. Я хочу, чтобы вы полюбили меня, Поль, вы видите, что я ближе принимаю къ сердцу ваши интересы, чѣмъ вы думаете. Молодые мужья рано или поздно начинаютъ ревновать женъ къ матерямъ… быть можетъ, они правы. Когда вы вполнѣ сольетесь, когда любовь соединитъ ваши души… о, тогда вы не будете бояться моего вліянія! Я хорошо знаю свѣтъ, людей и отношенія людскія. Я видѣла немало супружествъ, омраченныхъ слѣпой любовью матерей, которыя становились несносными не только для зятей, но и для родныхъ дочерей. Любовь пожилыхъ людей сварлива и требовательна. Можетъ быть, я не сумѣю стушеваться. Я имѣю слабость считать себя красивой; есть льстецы, увѣряющіе меня, что я еще могу очаровывать, у меня масса привычекъ, которыя могутъ стѣснить васъ. Итакъ, позвольте мнѣ принести еще эту жертву для вашего счастья: я отдала вамъ свое состояніе, теперь я хочу принести вамъ въ жертву послѣдніе остатки женскаго тщеславія. Вашъ Матіасъ старъ, онъ не въ состояніи слѣдить за управленіемъ вашими имѣніями. Я сдѣлаюсь вашимъ управляющимъ; у меня будутъ опредѣленныя занятія, которыя необходимы пожилымъ людямъ. Затѣмъ, когда я нужна буду въ Парижѣ для содѣйствія вашимъ планамъ, я пріѣду къ вамъ. Будьте же откровенны, Поль, скажите, одобряете ли вы мое рѣшеніе?
Поль не рѣшился бы сознаться въ этомъ, но онъ въ душѣ радовался своей свободѣ. Подозрѣнія, внушенныя ему Матіасомъ, окончательно разсѣялись послѣ этого разговора.
«Мать моя была права, — додумала Натали, слѣдя за выраженіемъ лица Поля. — Онъ очень радъ ея рѣшенію. Но почему?»
Въ этомъ вопросѣ выражалось уже первое сомнѣніе по отношенію къ Полю. Не подтверждало ли его поведеніе материнскія наставленія, придавая имъ значительный авторитетъ?
Есть характеры, которые готовы увѣровать въ дружбу на основаніи одного факта. У подобныхъ людей облака такъ же быстро разгоняются сѣвернымъ вѣтромъ, какъ приносятся восточнымъ. Они останавливаются на явленіяхъ, не думая о причинахъ ихъ. Поль принадлежалъ къ такимъ крайне довѣрчивымъ натурамъ; у него не было ни малѣйшей злобы, но не было и предусмотрительности. Слабость его обусловливалась его добротой и вѣрой въ добро, а не слабостью умственныхъ способностей.
Натали была грустна и озабочена, такъ какъ не могла помириться съ мыслью о разлукѣ съ матерью. Поль, охваченный тѣмъ фатовствомъ, которое характеризуетъ влюбленныхъ, смѣялся надъ меланхоліей своей будущей жены, утверждая, что радости брачной жизни и увлеченія Парижемъ скоро развлекутъ ее. Г-жа Евангелиста съ удовольствіемъ констатировала довѣрчивость Поля, которая содѣйствовала ея плану. Первое условіе удачи плановъ мести скрытность; открытая ненависть безсильна. Креолка сдѣлала уже два шага на пути мщенія. Во-первыхъ, дочь ея обогатилась прелестной парюрой, которая стоила Полю двѣсти тысячъ франковъ и которую онъ, вѣроятно, постарается пополнить. Во-вторыхъ, она предоставляла этихъ неопытныхъ дѣтей самимъ себѣ и ихъ неразумной любви. Такимъ образомъ, она готовила свое мщеніе втайнѣ отъ дочери, которая должна была рано или поздно стать ея сообщницей. Но любитъ ли Натали Поля? Въ этомъ былъ весь вопросъ, и отвѣтъ на него долженъ былъ дать толчекъ и направленіе ея планамъ, такъ какъ она слишкомъ любила дочь, чтобы не дорожить ея счастьемъ. Итакъ, будущее Поля зависѣло отъ него самого. Если онъ сумѣетъ заставить жену полюбить себя, онъ спасенъ.
Наконецъ, вечеромъ слѣдующаго дня, въ двѣнадцать часовъ ночи, послѣ вечера, проведеннаго семьей въ обществѣ четырехъ свидѣтелей, приглашенныхъ къ безконечному обѣду который слѣдуетъ за брачной церемоніей, молодые и ближайшіе ихъ друзья отправились въ церковь. Тамъ собралось около сотни любопытныхъ. Свадьба, которая празднуется ночью, всегда наводитъ зрителей на мрачныя предчувствія. Свѣтъ считается символомъ жизни и радости. Спросите самаго смѣлаго человѣка, почему онъ чувствуетъ ледяной холодъ въ душѣ и смутную тревогу при видѣ темныхъ сводовъ? Почему его въ темнотѣ пугаетъ шумъ шаговъ? Почему на него непріятно дѣйствуетъ ночью вой собаки и крикъ совы? Хотя нѣтъ никакихъ данныхъ для тревоги, всѣ вздрагиваютъ: темнота, символъ смерти, наводитъ на всѣхъ тоску.
Натали плакала, думая о предстоящей разлукѣ съ матерью. Молодая дѣвушка была охвачена всѣми сомнѣніями, терзающими юное сердце при вступленіи въ новую жизнь. Она дрожала отъ холода, ей подали мантилью. Видъ г-жи Евангелиста и молодыхъ вызвалъ ѣдкія замѣчанія среди элегантной толпы, окружавшей алтарь.
— Солоне только-что сообщилъ мнѣ, что молодые уѣзжаютъ завтра утромъ въ Парижъ.
— Но вѣдь и г-жа Евангелиста собиралась уѣхать съ ними.
— Графъ де-Манервиль успѣлъ уже отдѣлаться отъ нея.
— Какая ошибка съ его стороны, — сказала маркиза де-Гіасъ. — Запереть домъ для матери жены — не значитъ ли это отворить его для любовника? Стало быть, онъ даже не знаетъ, что значитъ мать!
— Онъ поступилъ очень жестоко по отношенію къ г-жѣ Евангелиста. Бѣдная женщина продала свой отель и поселится въ Ланстракѣ.
— Натали очень грустна.
— Весело ли очутиться на большой дорогѣ на второй же день послѣ свадьбы?
— Да, не особенно весело.
— Я очень рада, что пришла сюда, — сказала одна дама. — Я убѣдилась въ необходимости обставлять бракъ со всевозможной торжественностью. А тутъ все такъ печально, такъ голо! И знаете ли, — прибавила она шепотомъ, наклоняясь къ своей сосѣдкѣ, — этотъ бракъ кажется мнѣ просто неприличнымъ.
Г-жа Евангелиста усадила Натали въ свою карету и сама отвезла ее къ Полю.
— Теперь все кончено, дорогая мамочка!
— Подумай о моихъ послѣднихъ наставленіяхъ и ты будешь счастлива. Будь только женой, а не любовницей своего мужа.
Когда Натали легла, мать разыграла маленькую комедію и со слезами бросилась въ объятія своего зятя. Это была единственная провинціальная выходка, которую позволила себѣ великосвѣтская дама. Но у нея были на то свои мотивы. Рыдая и произнося отрывочныя, безумныя слова, она обнимала Поля и, наконецъ, добилась отъ него уступокъ, которыя дѣлаютъ всѣ мужья. На слѣдующій день она усадила молодыхъ въ коляску и проводила ихъ до парома, который переправлялся черезъ Жиронду. Одного слова Натали было достаточно для г-жи Евангелиста, чтобы убѣдиться въ томъ, что если Поль побѣдилъ ее при обсужденіи брачнаго договора, то теперь настала ея очередь: Натали добилась отъ мужа полнаго повиновенія.
Заключеніе.
правитьПять лѣтъ спустя, въ ноябрѣ 1827 года, Поль де-Манервиль, завернутый въ широкій плащъ входилъ, опустивъ голову, къ старому нотаріусу Матіасу. Не будучи въ состояніи въ виду преклонной старости продолжать веденіе дѣлъ, старикъ продалъ свою контору и спокойно доживалъ свои дни въ одномъ изъ своихъ бордоскихъ домовъ. Въ то время, когда долженъ былъ прибыть его гость, Матіѣсу пришлось отлучиться по неотложному дѣлу, но старая его экономка, предупрежденная о пріѣздѣ Поля, повела его въ спальню госпожи Матіасъ, скончавшейся годъ тому назадъ. Утомленный путешествіемъ, Поль проспалъ до вечера. Возвратившись домой, старикъ зашелъ взглянуть на своего бывшаго кліента и долго всматривался въ черты спавшаго; такъ глядитъ мать на своего ребенка. Жозетта, экономка, сопровождавшая своего барина, стояла подбоченившись у ногъ постели.
— Сегодня исполнился годъ, Жозетта, съ того дня, какъ я принималъ тутъ послѣдній вздохъ моей дорогой жены. Я не зналъ тогда, что я вернусь въ эту комнату, чтобы увидѣть тутъ графа въ состояніи, которое не лучше смерти.
— Бѣдный, онъ стонетъ во снѣ! — сказала Жозетта.
— Sac à papier! — воскликнулъ Матіасъ — невинная брань, означавшая, что онъ наткнулся на непреодолимыя затрудненія.
«Слава Богу, — подумалъ онъ, — что я, по крайней мѣрѣ, спасъ отъ крушенія Ланстракъ, д’Озакъ, Сеи-Фру и отель въ Парижѣ… Пять лѣтъ! — продолжалъ старикъ. — Да, въ этомъ мѣсяцѣ исполнилось пять лѣтъ съ того дня, какъ старая его тетка, покойная госпожа де-Моленкуръ, отправилась просить руки этого маленькаго крокодила въ женскомъ платьѣ, который разорилъ его, какъ я и предполагалъ».
Насмотрѣвшись на своего гостя, старикъ вышелъ, опираясь на палку, погулять въ своемъ садикѣ. Въ девять часовъ вечера подали ужинъ, такъ какъ Матіасъ сохранилъ привычку ужинать. Старикъ былъ крайне удивленъ, когда въ столовую вошелъ Поль съ совершенно спокойнымъ, хотя нѣсколько измѣнившимся лицомъ. Если тридцатитрехлѣтнему графу де-Манервиль можно было дать по виду сорокъ лѣтъ, то это обусловливалось только нравственными потрясеніями; физически онъ былъ совершенно здоровъ.
Поль подошелъ къ старому другу и крѣпко пожалъ ему руки, прося его не вставать.
— Дорогой Матіасъ, сколько горя вы перенесли!
— О, г-нъ Поль, мое горе въ порядкѣ вещей, но ваше…
— Мы поговоримъ обо мнѣ потомъ, за ужиномъ…
— Повѣрьте, графъ, если бы у меня не было сына въ судебномъ вѣдомствѣ и замужней дочери, вы нашли бы у стараго Матіаса нѣчто болѣе существенное, чѣмъ обыкновенное гостепріимство. Но скажите, какъ это вы рѣшились явиться въ Бордо въ тотъ моментъ, когда на всѣхъ стѣнахъ его расклеены объявленія о наложеніи ареста на фермы Грасоль и Гаде, на землю Бельрозъ и вашъ бордоскій отель? Не могу выразить вамъ, сколько страданій доставляетъ мнѣ видъ этихъ желтыхъ афишъ, у которыхъ толпятся прохожіе. Вѣдь я въ теченіе сорока лѣтъ оберегалъ всѣ эти имущества точно собственныя! Будучи еще третьимъ клеркомъ у Діено, моего предшественника, я самъ купилъ ихъ для вашей матери и самъ писалъ купчую на пергаментной бумагѣ красивымъ крупнымъ почеркомъ. Когда я прохожу по улицѣ и вижу, какъ люди тѣснятся у этихъ отвратительныхъ желтыхъ афишъ, я чувствую такой стыдъ, точно тамъ говорится о моемъ разореніи или о моей чести. Есть болваны, которые громко читаютъ по складамъ эти объявленія, словно желая привлечь любопытныхъ, и при этомъ дѣлаютъ разные комментаріи. Развѣ человѣкъ не воленъ распорядиться какъ хочетъ своимъ имуществомъ? Вашъ отецъ спустилъ два состоянія и затѣмъ только сталъ откладывать то, что оставилъ вамъ. Вы не были бы настоящимъ Манервилемъ, если бы не послѣдовали его примѣру. Если бы я не былъ дряхлымъ старикомъ, ожидающимъ послѣдняго толчка, чтобы свалиться въ могилу, я поколотилъ бы всѣхъ тѣхъ зѣвакъ, которые останавливаются передъ этими объявленіями, гласящими: «Въ силу рѣшенія суда первой инстанціи департамента Сены устранена общность имуществъ супруговъ Натали Евангелиста и Павла-Франсуа-Жозефъ графа де-Манервиля. По иску Натали Евангелиста… и проч. и проч.».
Старикъ вздохнулъ.
— Натали не хотѣла этого! — воскликнулъ съ жаромъ Поль. — Мнѣ пришлось обмануть ее. Она не знаетъ, что я уѣзжаю изъ Франціи.
— Вы уѣзжаете?
— Да, я уже запасся билетомъ. Я ѣду въ Калькутту на «Прекрасной Амаліи».
— Которая уходитъ черезъ два дня? Значить мы больше не увидимся, графъ!
— Вамъ только семьдесятъ три года, милый Матіасъ, и у васъ подагра — гарантія глубокой старости. Когда я вернусь, вы будете еще на ногахъ и поможете мнѣ воздвигнуть разрушенное зданіе. Черезъ семь лѣтъ надѣюсь пріобрѣсти хорошее состояніе, такъ что по возвращеніи мнѣ будетъ всего сорокъ лѣтъ. Въ этомъ возрастѣ все еще возможно.
— Что вы, графъ! — воскликнулъ Матіасъ. — Неужели же вы расчитываете заняться торговлей?
— Я теперь не графъ, милый Матіасъ, я взялъ билетъ на имя господина Камиль, такъ звали мою мать. У меня есть кое-какія познанія, благодаря которымъ я могу нажить состояніе. Торговля будетъ для меня послѣдней пристанью; я располагаю довольно значительной суммой, которая, позволить мнѣ попытать счастья въ высшихъ сферахъ.
— Гдѣ же эта сумма?
— Мнѣ долженъ прислать ее преданный другъ.
Старикъ выронилъ вилку изъ рукъ при словѣ «другъ» и на лицѣ его изобразилась тревога. Онъ полагалъ, что Поль находится во власти обманчивой иллюзіи, передъ глазами его разверзалась пропасть на томъ мѣстѣ, гдѣ Поль видѣлъ прочный грунтъ.
— Я въ теченіе пятидесяти лѣтъ велъ нотаріальныя дѣла, на мнѣ никогда не приходилось наблюдать, чтобы у разорившихся людей оказывались друзья, готовые дать мнѣ въ займы денегъ.
— Вы не знаете де-Марсэ. Въ данную минуту онъ, вѣроятно, продаетъ процентныя бумаги, если это необходимо, и завтра вы получите переводъ на сто пятьдесятъ тысячъ франковъ.
— Отъ души желаю, чтобы ваши ожиданія оправдались. Но развѣ этотъ другъ не могъ привести въ порядокъ ваши дѣла? Вы могли бы спокойно прожить въ Ланстракѣ, пользуясь доходами вашей жены въ теченіе шести или семи лѣтъ.
— Долгъ мой составляетъ 1.500.000 франковъ; изъ этой суммы я долженъ женѣ 550.000 франковъ.
— Но какъ же вы умудрились сдѣлать такой долгъ въ теченіе четырехъ лѣтъ?
— О, это весьма понятно, дорогой Матіасъ! Вѣдь я подарилъ брилліанты г-жи Евангелиста Натали и истратилъ тѣ сто пятьдесятъ тысячъ франковъ, которые я получилъ послѣ продажи ея отеля, на обстановку моего дома въ Парижѣ. Затѣмъ я долженъ былъ уплатить деньги за пріобрѣтенныя нами здѣсь земли. Пришлось для этого продать на сорокъ тысячъ франковъ процентныхъ бумагъ изъ ренты Натали; мы продали бумаги по восемьдесятъ семь франковъ, и такимъ образомъ я въ первый же мѣсяцъ послѣ свадьбы сдѣлалъ двѣсти тысячъ франковъ долгу. Намъ оставалось шестьдесятъ семь тысячъ франковъ ренты, а между тѣмъ мы ежегодно тратили около двухсотъ тысячъ. Прибавьте къ этимъ девятистамъ тысячамъ франкамъ ростовщическіе проценты и вотъ вамъ милліонъ.
— Чортъ возьми! — воскликнулъ старикъ, — А остальные?
— Мнѣ хотѣлось пополнить парюру Натали, я заплатилъ сто тысячъ франковъ за діадему изъ колосьевъ, подходящую въ ожерелью и серьгамъ г-жи Евангелиста. Вотъ вамъ милліонъ сто тысячъ франковъ. Такимъ образомъ я долженъ женѣ все ея приданое, составляющее триста пятьдесятъ шесть тысячъ франковъ.
— Но если бы графиня заложила свои брилліанты, а вы ренту, то можно было бы сколотить триста тысячъ франковъ и уладить дѣло съ вашими кредиторами.
— Милый Матіасъ, когда человѣкъ палъ, когда его имущество обременено ипотечными обязательствами, когда жена его постоянно требуетъ новыхъ суммъ, когда на него сыпятся векселя, то его нельзя поддержать. Надѣюсь, что долгъ мой сполна покроется вырученной отъ продажи земель суммой.
— Ужасно! — сказалъ Матіасъ.
— Къ счастью, добровольная продажа предупредила наложеніе ареста.
— Продать Бельрозъ, — воскликнулъ Матіасъ, — когда сборъ 1825 года уже въ погребахъ.
— Ничего не подѣлаешь.
— Но Бельрозъ стоитъ шестьсотъ тысячъ франковъ.
— Натали пріобрѣтетъ его. Я совѣтовалъ ей.
— Онъ приноситъ шестнадцать тысячъ франковъ дохода въ обыкновенные годы, не говоря уже о такихъ годахъ, какъ 1825! Я продамъ Бельрозъ за семьсотъ тысячъ, а каждую изъ фермъ за сто двадцать тысячъ франковъ.
— Тѣмъ лучше, я расплачусь со всѣми кредиторами, если только удастся продать мой отель въ Бордо за двѣсти тысячъ франковъ.
— Солоне дастъ за него больше этого, ему давно хочется пріобрѣсти его. Онъ удаляется отъ дѣла съ рентой въ сто съ лишнимъ тысячъ франковъ, нажитыхъ игрой въ тридцать шесть. Онъ продалъ свой нотаріатъ за триста тысячъ франковъ и женится на богатой мулаткѣ. Богъ знаетъ, какими средствами пріобрѣтены ея богатства, но говорятъ, что у нея милліоны. Нотаріусъ, который играетъ въ тридцать шесть! Нотаріусъ, который женится на мулаткѣ! Что за вѣкъ! Онъ, говорятъ, пускалъ въ оборотъ деньги вашей тещи.
— Она заботилась о Ланстракѣ и аккуратно вносила арендную плату.
— Я не считалъ ее способной на это.
— Она такая самоотверженная, такая добрая, она всегда платила долги Натали въ продолженіе тѣхъ трехъ мѣсяцевъ, которые она проводила съ нами въ Парижѣ.
— О, ей легко было сдѣлать это, такъ какъ она живетъ доходами, которые приноситъ Ланстракъ. И подумать, что она стала экономна! Она недавно пріобрѣла имѣніе Гренружъ между Ланстракомъ и Грасоль за сто тысячъ франковъ. Имѣніе это даетъ три тысячи франковъ годового дохода.
— Она все еще очень красива, — сказалъ Поль. — Она хорошо сохранилась въ деревнѣ, Я не рѣшаюсь повидаться съ нею, вѣдь она готова разориться для меня!
— Да вы и не застанете ея въ Ланстракѣ, она въ Парижѣ. Она, вѣроятно, пріѣхала туда въ тотъ моментъ, когда вы уѣзжали.
— Повидимому, она узнала о продажѣ моего имущества и полетѣла въ Парижъ, чтобы помочь мнѣ. Я не могу жаловаться на судьбу. Я любимъ, какъ только можетъ быть любимъ мужчина, двумя прелестными женщинами, которыя стараются превзойти другъ друга въ своей любви ко мнѣ. Дочь упрекаетъ мать въ томъ, что она слишкомъ любитъ меня, мать упрекаетъ дочь въ расточительности. Любовь ихъ погубила меня. Какъ не стремиться удовлетворить капризамъ любимой женщины? Какъ принимать жертвы отъ нея? Конечно, мы могли бы ликвидировать все и переѣхать въ Ланстракъ, Но я предпочитаю уѣхать въ Индію и нажить тамъ состояніе, чѣмъ оторвать Натали отъ жизни, которую она любитъ. Я самъ предложилъ ей раздѣлъ имущества. Женщины ангелы, милый Матіасъ, которыхъ не нужно втягивать въ дрязги и мелочи жизни.
Старикъ слушалъ Поля съ выраженіемъ недовѣрія и удивленія.
— У васъ нѣтъ дѣтей? — спросилъ онъ,
— Къ счастью, нѣтъ, — возразилъ Поль.
— У меня совершенно иное воззрѣніе на бракъ, — сказалъ старикъ. — Жена должна, по моему, раздѣлять счастье и несчастье мужа. Я слышалъ, что молодые супруги, которые относятся другъ къ другу, какъ любовники, не имѣютъ вообще дѣтей. Неужели же цѣль брака исчерпывается наслажденіемъ? Развѣ онъ не служитъ основаніемъ семьи? Но вамъ было двадцать восемь лѣтъ, а графинѣ двадцать; вамъ, конечно, простительно было думать только о любви. Тѣмъ не менѣе и ваше имя, и смыслъ брачнаго договора, все обязывало васъ произвести на свѣтъ Божій здороваго мальчугана; да, господинъ графъ, а если бы первыя дѣти оказались дѣвочками, вы не должны были бы останавливаться до тѣхъ поръ, пока не произвели бы мальчика, будущаго представителя маіората. Вѣдь мадемуазель Евангелиста была вполнѣ здоровая дѣвушка, ей нечего было бояться материнства. Вы скажете, что это устарѣвшіе взгляды нашихъ предковъ. Но въ знатныхъ семьяхъ жена обязана рожать и воспитывать дѣтей. Какъ говорила герцогиня Сюлли, жена нашего великаго Сюлли: жена не есть предметъ наслажденія, она — честь и добродѣтель дома.
— Вы не знаете женщинъ, мой добрый Матіасъ, — сказалъ Поль. — Для того, чтобы быть счастливымъ, нужно любить ихъ такъ, какъ онѣ этого желаютъ. Не возмутительно ли грубо лишать женщину ея красоты раньше, чѣмъ она успѣла насладиться ею?
— Если бы у васъ были дѣти, мать остановила бы расточительность жены, которая вынуждена была бы сидѣть дома…
— Я былъ бы самымъ несчастнымъ человѣкомъ на свѣтѣ, если бы вамъ удалось убѣдить меня въ справедливости вашихъ словъ. Не обостряйте же моихъ страданій этой моралью, дайте мнѣ уѣхать изъ Франціи безъ всякаго горькаго чувства.
На слѣдующій день Матіасъ получилъ отъ де-Марса переводъ на сто пятьдесятъ тысячъ франковъ.
— Вотъ видите, — сказалъ Поль, — онъ не пишетъ мнѣ ни слова, онъ спѣшитъ только помочь мнѣ. Анри самая необыкновенная, самая благородная натура! Если бы вы знали, съ какимъ превосходствомъ этотъ еще молодой человѣкъ разбирается въ области чувствъ и идей, вы были бы удивлены соединеніемъ столькихъ выдающихся умственныхъ и душевныхъ качествъ.
Матіасъ пытался еще нѣсколько разъ поколебать рѣшеніе Поля, но оно было неооколебимо и опиралось на такую массу серьезныхъ аргументовъ, что старый нотаріусъ долженъ былъ оставить всякія попытки удержать своего кліента.
Обыкновенно отплытіе судовъ не совпадаетъ съ назначеннымъ временемъ, большею частью происходитъ довольно значительная задержка. Но по злополучной для Поля случайности вѣтеръ былъ благопріятный и «Прекрасная Амалія» должна была отплыть въ назначенный часъ. Передъ отходомъ судна пристань всегда полна родныхъ и друзей отъѣзжающихъ; кромѣ того, является масса любопытныхъ. Многіе изъ присутствовавшихъ знали лично де-Манервиля. Несчастіе сдѣлало его столь же популярнымъ, Какъ въ первые дни его славы. Въ толпѣ произошло движеніе при его появленіи, каждый спѣшилъ вставить свое замѣчаніе, Матіасъ шелъ рядомъ съ Полемъ, замѣчанія толпы долетали до него и причиняли ему жестокія страданія.
— Кто узналъ бы въ этомъ человѣкѣ, который стоитъ рядомъ съ старымъ Матіасомъ, того дэнди, который пять лѣтъ тому назадъ руководилъ мнѣніемъ всего Бордо?
— Какъ! Какъ, неужели этотъ толстякъ, напоминающій кучера, графъ де-Манервиль?
— Да, дорогая, тотъ, который женился на мадемуазель Евангелиста. Теперь онъ разорился и ѣдетъ безъ денегъ и безъ багажа въ Индію искать счастья,
— Но какъ же онъ разорился? Вѣдь онъ былъ такъ богатъ!
— О, Парижъ, женщины, биржа, игра, роскошь…
— Притомъ же Манервиль не обладаетъ ни умомъ, ни силой воли. Онъ мягокъ, какъ воскъ, и неспособенъ ни на что.
Поль пожалъ руку старику и поспѣшилъ на палубу. Матіасъ остался на пристани, не сводя глазъ съ своего бывшаго кліента, который стоялъ, опираясь на эстраду и бросая на толау полные презрѣнія взгляды. Въ ту минуту, когда матросъ поднялъ якорь, Поль замѣтилъ, что Матіасъ дѣлаетъ ему вакіе-то знаки, размахивая платкомъ. Оказалось, что экономка прибѣжала на пристань и, повидимому, сообщила нѣчто очень важное своему господину, Поль попросилъ капитана подождать немного и послать лодку къ пристани узнать, въ чемъ дѣло. Матіасъ не могъ по слабости и боли въ ногахъ переправиться на палубу, но онъ передалъ два письма одному изъ двухъ матросовъ, подъѣхавшихъ на лодкѣ къ пристани.
— Вотъ, дружокъ, письмо, — сказалъ онъ, указывая на одно изъ двухъ писемъ, которыя онъ вручилъ ему, — письмо, которое только-что доставлено курьеромъ, прискакавшимъ изъ Парижанъ тридцать пять часовъ. Скажи объ этомъ графу, это можетъ заставить его измѣнить свое рѣшеніе.
— И тогда придется высадить его? — спросилъ матросъ.
— Да, другъ мой, — отвѣчалъ неосторожный нотаріусъ.
Матросы всѣхъ странъ — своеобразный народъ, относящійся съ глубокимъ презрѣніемъ ко всѣмъ людямъ на свѣтѣ. Что касается до представителей буржуазіи, то матросы совсѣмъ не понимаютъ ихъ, издѣваются надъ ними, даже обкрадываютъ ихъ при удобномъ случаѣ, не считая это безчестнымъ. Матросъ, которому Матіасъ вручилъ письмо, былъ родомъ изъ южной Бретани.
«Вотъ еще, высадить его! — думалъ онъ, выслушивая порученіе Матіаса. — Капитанъ потеряетъ пассажира!.. Если бы слушаться этихъ господъ, то пришлось бы всю жизнь проводить въ томъ, чтобы сажать да высаживать ихъ. Ужъ не боится ли онъ, что сынокъ его схватитъ насморкъ?»
Матросъ передалъ Полю письма, не передавая порученія Матіаса. Узнавъ почеркъ жены и де-Марсэ и предвидя все, что они могли сказать ему, Поль рѣшилъ не поддаваться искушенію тѣхъ предложеній, которыя могли быть вызваны великодушіемъ этихъ людей, и съ видимымъ равнодушіемъ опустилъ письмо въ карманъ.
— Такъ вотъ изъ-за чего они безпокоятъ насъ! Все пустяки! — сказанъ матросъ капитану. — Если бы дѣло было такъ серьезно, какъ увѣрялъ меня этотъ старикашка, то развѣ графъ бросилъ бы такъ спокойно этотъ пакетъ въ карманъ?
Поглощенный грустными мыслями, невольно охватывающими человѣка при подобныхъ условіяхъ, Поль чувствовалъ глубокую тоску въ то время, какъ онъ прощался съ старымъ другомъ и съ Франціей. Бордосскія зданія постепенно исчезали передъ нимъ. Онъ опустился въ изнеможеніи на тюкъ веревокъ. Ночь застала его въ этомъ положеніи, погруженнымъ въ свои думы. Вмѣстѣ съ вечерними сумерками явились сомнѣнія, будущее начинало тревожить его. Думая о немъ, онъ невольно спрашивалъ себя, хватитъ ли у него мужества для предстоявшей борьбы. Онъ начиналъ чувствовать страхъ за Натали, предоставленную самой себѣ, и сожалѣніе о Парижѣ и о прежней жизни. Но внезапно овладѣвшая имъ морская болѣзнь отвлекла его отъ этихъ мыслей.
Всѣмъ извѣстно дѣйствіе этой болѣзни. Одно изъ самыхъ ужасныхъ ея проявленій — полное уничтоженіе воли. Необъяснимая тревога разрушаетъ связь между отдѣльными функціями, все становится безразличнымъ для больного: мать забываетъ о своемъ ребенкѣ, влюбленный не думаетъ о своей любовницѣ, самый сильный человѣкъ лежитъ точно безжизненная масса. Поля снесли въ каюту, гдѣ онъ пролежалъ три дня, мучимый рвотой, опьяненный грогомъ, которымъ лечили его матросы, не думая ни о чемъ. Наконецъ онъ сталъ поправляться. Окрѣпнувъ, онъ отправился однажды утромъ на палубу, чтобы подышать утреннимъ воздухомъ новаго климата. Опустивъ руку въ карманъ, онъ ощупалъ письма, вытащилъ ихъ и тотчасъ же принялся читать. Онъ началъ съ письма Натали. Но для того, чтобы понять письмо графини де-Манервиль, необходимо сначала привести письмо, написанное Полемъ женѣ передъ отъѣздомъ изъ Парижа:
«Дорогая моя, когда ты будешь читать это письмо, я буду далеко отсюда, буду ужь, можетъ быть, на кораблѣ, который долженъ увезти меня въ Индію, гдѣ я собираюсь поправить мои разстроенныя дѣла. У меня не хватило мужества объявить тебѣ о моемъ отъѣздѣ; я обманулъ тебя, но развѣ я могъ поступить иначе? Ты навѣрное пожелала бы стѣснить себя, предложила бы мнѣ все твое состояніе… Дорогая Натали, не дѣлай себѣ упрековъ, я не сожалѣю ни о чемъ, Когда я вернусь съ милліонами, я постараюсь подражать твоему отцу, я положу ихъ къ твоимъ ногамъ точно такъ же, какъ онъ клалъ свои богатства къ ногамъ твоей матери со словами: „Все это твое“. Я безумно люблю тебя, Натали. Говорю это тебѣ безъ боязни, что ты воспользуешься этимъ признаніемъ для усиленія твоей власти надо мною: этого боятся только слабые люди; твоя власть была безгранична съ перваго дня нашей встрѣчи. Любовь моя была единственнымъ соучастникомъ моего разоренія, но это постепенное разореніе заставило меня испытать безумное блаженство игроковъ. По мѣрѣ того, какъ таяли мои деньги, счастье мое увеличивалось. Каждая частица моего состоянія, превращенная въ какое-нибудь новое наслажденіе, придуманное для тебя, доставляла мнѣ божественную радость. Мнѣ жаль, что у тебя не было больше желаній. Я хорошо зналъ, что направляюсь къ пропасти, но я шелъ къ ней счастливый, охваченный блаженствомъ, невѣдомымъ грубымъ душамъ. Я поступилъ подобно тѣмъ любовникамъ, которые запираются на годъ или на два въ уединенномъ домикѣ на берегу какого-нибудь озера и затѣмъ, погрузившись въ море наслажденій, умираютъ въ разгарѣ любви и иллюзій. Я всегда находилъ, что эти люди поступаютъ очень разумно… Ты ничего не знала ни о моихъ радостяхъ, ни о моихъ жертвахъ. Скрывать отъ любимаго существа, какою цѣною исполняются ея желанія, казалось мнѣ величайшимъ блаженствомъ. Теперь я могу разоблачить свою тайну. Я буду далеко отъ тебя, когда ты возьмешь въ руки этотъ листъ бумаги, пропитанный моей любовью. Правда, я лишаю себя проявленій твоей благодарности, но зато я не чувствую того замиранія сердца, которое овладѣло бы мною, если бы я сталъ говорить тебѣ обо всемъ этомъ. Возлюбленная моя, не увидишь ли ты нѣкотораго разсчета съ моей стороны въ этомъ разоблаченіи прошлаго? Не должно ли оно упрочить въ будущемъ нашу любовь?.. Но развѣ намъ нужно прибѣгать къ подкрѣпляющимъ средствамъ? Развѣ мы не любимъ другъ друга той высшей, чистой любовью, которая не требуетъ доказательствъ, которая не боится ни времени, ни разстоянія и находитъ поддержку въ самой себѣ? Ахъ, Натали, я только-что оторвался отъ этого письма, которое пишу на столѣ у камина, и пошелъ взглянуть на тебя: ты спишь съ выраженіемъ ребяческаго довѣрія на лицѣ, простирая ко мнѣ руку. Я уронилъ слезу на твою подушку, свидѣтельницу нашихъ радостей. Видъ твой придалъ мнѣ бодрости, я уѣзжаю безъ страха, уѣзжаю, чтобы добыть состояніе, которое дало бы мнѣ возможность безмятежно отдаваться наслажденію и удовлетворять всѣ твои желанія. Мы не въ состояніи были бы — ни ты, ни я — отказаться отъ той жизни, которую мы ведемъ. Я мужчина и у меня хватитъ мужества: я беру на себя обязательство достать необходимыя средства. Быть можетъ, ты вздумала бы послѣдовать бы за мною — вотъ почему я не сообщаю тебѣ ни названія судна, съ которымъ я отправляюсь, ни времени и мѣста моего отплытія. Другъ мой скажетъ тебѣ все, когда я буду уже далеко. Натали, любовь моя безгранична; я люблю тебя совершенно безкорыстно, какъ любитъ мать свое дитя, любовникъ свою любовницу. На мою долю выпали заботы и страданія, но ты должна веселиться и вести счастливую жизнь. Развлекайся, не стѣсняй себя ни въ чемъ, бывай въ оперѣ, въ свѣтѣ, на балахъ, я разрѣшаю тебѣ это. Но, ангелъ мой, когда ты будешь возвращаться въ наше гнѣздышко, въ которомъ мы въ теченіе пяти лѣтъ наслаждались нашей любовью, подумай хоть на минуту о твоемъ другѣ, усни, вызывая мой образъ въ своей душѣ — вотъ все, о чемъ я прошу тебя. Я же буду думать только о тебѣ, жизнь моя, изъ то время, какъ я буду работать подъ знойнымъ небомъ, побѣждая препятствія и затрудненія, и въ то время, когда буду отдыхать, мечтая о возвращеніи. Да, я постараюсь всегда быть съ тобой, дорогая, и буду утѣшать себя тѣмъ, что у тебя нѣтъ ни заботъ, ни печалей, что ты счастлива, моя радость. Точно такъ же, какъ въ природѣ день смѣняется ночью, такъ и у меня будутъ смѣняться двѣ жизни — полная прелести жизнь въ Парижѣ и трудовая жизнь въ Индіи; первая будетъ для меня счастливой дѣйствительностью, вторая — тяжелымъ сномъ, и я такъ сроднюсь съ дѣйствительностью, что всѣ дни мои будутъ для меня лишь сномъ. Я буду жить воспоминаніями, буду упиваться, перебирая пѣснь за пѣснью, дивной поэмой нашей пятилѣтней любви, буду припоминать тѣ дни, когда ты сіяла особенной красотой, поражая меня то своимъ туалетомъ, то своимъ дезабилье. Да, ангелъ мой, я уѣзжаю съ чувствомъ человѣка, который посвящаетъ себя смѣлому предпріятію, съ удачей котораго связано для него обладаніе любимой женщиной. Прошлое будетъ для меня одной изъ тѣхъ навѣянныхъ желаніемъ грезъ, которыя предшествуютъ обладанію; обыкновенно обладаніе разсѣиваетъ эти обманчивыя грезы, но ты сумѣла сохранить ихъ, возбуждая желанія. Я увѣренъ въ томъ, что по возвращеніи застану обновленное существо, что разлука придастъ тебѣ новыя прелести. О, любовь моя, дорогая моя Натали, мнѣ хотѣлось бы быть твоимъ кумиромъ! Оставайся тѣмъ чистымъ ребенкомъ, котораго я вижу спящимъ! Если бы ты обманула мое слѣпое довѣріе къ тебѣ, Натали, тебѣ нечего бояться моего гнѣва, знай, что я молча умру отъ этого удара. Но женщина не обманываетъ того, кто даетъ ей полную свободу, она обманываетъ только тирана. Нѣтъ, я не боюсь этого. Прости этотъ крикъ, естественный въ устахъ любящаго мужчины. Дорогая моя, ты увидишься съ де-Марсэ, который будетъ считаться арендаторомъ нашего отеля; онъ предоставитъ его тебѣ. Эта фиктивная сдѣлка была необходима во избѣжаніе ненужныхъ потерь. Кредиторы, не зная, что имъ будетъ сполна уплачено, могли бы наложить арестъ на всю обстановку и пользованіе отелемъ. Будь любезна съ де-Марсэ, я вполнѣ довѣряю его способностямъ и его честности. Пусть онъ будетъ твоимъ защитникомъ и твоимъ руководителемъ. Какъ бы онъ ни былъ заваленъ занятіями, онъ всегда готовъ будетъ поддержать тебя. Поручаю ему слѣдить за ликвидаціей. Если бы ему пришлось выдать нѣкоторую сумму, въ которой онъ затѣмъ нуждался бы, прошу тебя возвратить ее ему. Дорогая моя, поручаю тебя не де-Марсэ, а себѣ самый; указывая тебѣ на него, я не навязываю его тебѣ. Увы, я не могу подробно говорить съ тобою о дѣлахъ, до отъѣзда остается не болѣе часа. Я прислушиваюсь къ твоему дыханію, стараюсь уловить твои мысли во время сна, вспоминаю счастливые часы нашей любви. При каждомъ ударѣ твоего сердца мое сердце наполняется новой любовью, душа моя осыпаетъ тебя всѣми розами любви, какъ осыпаютъ дѣти розами путь въ алтарю во время праздника. Оставляю тебя подъ охраной воспоминаній; мнѣ хотѣлось бы перелить въ тебя мою кровь, чтобы мысли твои слились съ моими мыслями, чтобы сердце твое слилось съ моимъ сердцемъ, чтобы я всецѣло жилъ въ тебѣ… Ты пробормотала что-то вродѣ милаго отвѣта во снѣ. Будь всегда такъ спокойна и такъ прекрасна, какъ въ настоящую минуту. Ахъ, мнѣ хотѣлось бы обладать тѣмъ волшебнымъ даромъ, о которомъ говорится въ сказкахъ! Мнѣ хотѣлось бы оставить тебя спящей и разбудить тебя поцѣлуемъ при возвращеніи. Сколько нужно энергіи, какъ сильна должна быть любовь, чтобы разстаться съ тобой въ эту минуту! Но ты вѣрующая испанка, ты будешь свято чтить клятву, данную во снѣ тому, который слѣпо вѣритъ тебѣ. Прощай, дорогая, твой бѣдный Поль отдаетъ себя бурному вѣтру, но онъ вернется на крыльяхъ счастья. Нѣтъ, дорогая Нини, я не прощаюсь съ тобой, я никогда не разстанусь съ тобою. Не будешь ли ты душой моихъ поступковъ? Не будетъ ли предпріятіе мое одушевлено надеждой доставить тебѣ прочное счастье? Эта надежда направитъ всѣ мои шаги. Ты всегда будешь со мною. Не солнце Индіи, а огонь твоихъ глазъ будетъ освѣщать мой путь. Будь же счастлива, насколько можетъ быть счастлива женщина вдали отъ своего возлюбленнаго. О, какъ тяжело мнѣ разстаться съ тобою, не получивъ отъ тебя прощальнаго поцѣлуя! Но, ангелъ мой, обожаемая Нини, я не хотѣлъ будить тебя. Проснувшись, ты найдешь слезу на своемъ челѣ — пусть она будетъ твоимъ талисманомъ! О, думай, умоляю тебя, думай о томъ, который, быть можетъ, умретъ вдали отъ тебя! Думай не столько о мужѣ, сколько о преданномъ любовникѣ, который поручаетъ тебя Всевышнему».
"Дорогой мой, въ какое горе повергло меня твое письмо! Имѣлъ ли ты право, не посовѣтовавшись со мной, принять рѣшеніе, одинаково касающееся насъ обоихъ? Развѣ ты свободенъ? Развѣ ты не принадлежишь мнѣ? Развѣ я не креолка по матери и не могла слѣдовать за уобой? Ты пишешь мнѣ, что не нуждаешься въ моемъ присутствіи. Что же сдѣлала я, Поль, чтобы лишиться своихъ правъ? Что же я стану дѣлать одна въ Парижѣ? Бѣдный ангелъ, ты берешь на себя всѣ мои ошибки! Не я ли виновница твоего разоренія? Не ложатся ли на чашу вѣсовъ всѣ мои тряпки и бездѣлушки? Ты заставляешь меня проклинать счастливую, безпечную жизнь, которую мы вели въ теченіе четырехъ лѣтъ. Я не могу освоиться съ мыслью, что въ теченіе шести лѣтъ мы не увидимся. И можно ли разбогатѣть въ шесть лѣтъ? Вернешься ли ты? Я имѣла недоброе предчувствіе и упорно отказывалась отъ раздѣла имущества, къ которому вынуждали меня мама и ты. Вспомни, что я говорила тогда: не значитъ ли это бросить тѣнь на тебя? Не повредитъ ли это твоему кредиту? Я уступила только послѣ того, какъ ты разсердился. Дорогой мой Поль, ты никогда не казался мнѣ такимъ великимъ, какъ въ данную минуту. Не поддаться отчаянію, поѣхать искать счастье!.. Нужно имѣть твое мужество и твою силу, чтобы поступить такимъ образомъ. Я стою на колѣняхъ передъ тобой. Человѣкъ, который такъ искренно сознается въ своей слабости, человѣкъ, который желаетъ нажить новое состояніе ради того же, что заставило его разориться — ради любимой женщины, — о, Поль, такой человѣкъ дѣйствительно великъ! Иди же впередъ безъ страха, преодолѣвай всѣ препятствія, не сомнѣваясь въ своей Натали, потому что сомнѣваться въ ней значило бы сомнѣваться въ самомъ себѣ. Бѣдный мой, ты хотѣлъ бы жить во мнѣ! Но развѣ я не живу въ твоей душѣ? О, я не буду жить тутъ, я буду слѣдовать за тобой, буду всегда съ тобою. Если письмо твое причинило мнѣ острую боль, то съ другой стороны оно доставила мнѣ глубокую радость, доказывая мнѣ твою безграничную любовь. Знаешь, Поль, мнѣ иногда казалось, что я гораздо больше люблю тебя, чѣмъ ты меня. Теперь я должна признать себя побѣжденной, должна и въ этомъ вопросѣ признать за тобой превосходство, какъ и во всѣхъ другихъ. Дорогой мой, любовь моя къ тебѣ должна еще глубже охватить всю мою жизнь. Я буду хранить на груди твое письмо, это драгоцѣнное письмо, въ которомъ обнаруживается все величіе твоей души. О, это письмо составляетъ мою гордость! Я поселюсь въ Ланстракѣ вмѣстѣ съ мамой, я похороню себя тамъ и буду откладывать свои сбереженія, чтобы постепенно уплатить твои долги. Съ сегодняшняго утра, Поль, я стала другимъ человѣкомъ; я прощаюсь навсегда съ свѣтомъ, не хочу пользоваться удовольствіями, которыхъ ты не раздѣляешь. Впрочемъ, дорогой мой, я должна уѣхать изъ Парижа и искать уединенія. Милое дитя, знай, что ты вдвойнѣ долженъ теперь желать богатства. Если мужество твое нуждалось въ поощреніи, то знай, что есть еще существо, о которомъ ты долженъ заботиться. Другъ мой, не догадываешься ли ты? Ваши завѣтныя мечты исполнились, сударь, у насъ будетъ ребенокъ. Я не хотѣла говорить тебѣ объ этомъ, боясь разочарованія — мы и безъ того испытали немало тяжелыхъ разочарованій — но сегодня я могу сообщить тебѣ радостную вѣсть съ полной увѣренностью, надѣясь, что она смягчитъ твои страданія. Сегодня утромъ, не подозрѣвая ничего, полагая, что ты вышелъ по своимъ дѣламъ, я отправилась въ церковь Вознесенія. Могла ли я ожидать несчастья? Все улыбалось мнѣ въ это утро. Выходя изъ церкви, я встрѣтила маму. Она узнала о твоемъ несчастіи и прилетѣла въ Парижъ, захвативъ съ собой свои сбереженія — тысячъ тридцать франковъ — и надѣясь, что ей удастся устроить твои дѣла. Какое у нея сердце, Поль! Я была въ самомъ радостномъ настроеніи и разсчитывала сообщить тебѣ эти радостныя вѣсти, завтракая съ тобой въ нашей оранжереѣ, гдѣ я приготовила для тебя твои любимыя лакомства. Тутъ Огюстина подала мнѣ твое письмо. Письмо отъ тебя — что это могло значить? Меня охватилъ смертельный страхъ… Потомъ я стала читать… Я рыдала, читая это письмо, и мама также заливалась слезами. Нужно очень любить человѣка, чтобы дать волю своимъ слезамъ: ничто не портитъ такъ женскаго лица, какъ слезы. Я словно обезумѣла. Столько любви и столько мужества! Высшее счастье и жесточайшія страданія! Безграничныя сердечныя сокровища и полное матеріальное разореніе! И не имѣть возможности прижать возлюбленнаго къ своему сердцу въ ту минуту, когда вся душа полна восторга, преклоняется передъ его величіемъ! Быть такъ далеко отъ тебя, когда рука твоя успокоила бы бѣдное бьющееся сердце! О, ты не могъ взглянуть на меня тѣмъ особеннымъ взглядомъ, который я такъ люблю, не могъ радоваться со мной нашимъ сбывшимся надеждамъ! Твоя Натали не могла облегчить твоихъ страданій тѣми ласками, которыя заставляли тебя забывать обо всемъ. Я хотѣла тотчасъ же уѣхать, полетѣть за тобой, къ твоимъ ногамъ. Но мама остановила меня замѣчаніемъ, что отплытіе «Прекрасной Амаліи» назначено на завтра, что, только выѣхавъ немедленно на почтовыхъ, можно надѣяться нагнать тебя, но что это было бы безуміемъ рисковать нашимъ будущимъ. Несмотря на это, я потребовала лошадей, мама увѣрила меня, что она распорядится насчетъ этого; затѣмъ оказалось, что она обманула меня. Конечно, она поступила совершенно благоразумно, такъ какъ беременность причиняетъ мнѣ много страданій. Всѣ эти волненія такъ подѣйствовали на меня въ первый моментъ, что я лишилась чувствъ. Пишу тебѣ въ постели, врачи требуютъ абсолютнаго покоя въ первые мѣсяцы. До настоящаго времени я была легкомысленной женщиной, теперь я буду матерью семейства. Провидѣніе сжалилось надо мною: кормить и воспитывать ребенка такое наслажденіе, которое облегчитъ муки разлуки съ тобою. Въ немъ я буду любить тебя, дорогой мой, теперь я открыто провозглашу ту великую любовь, которую мы такъ тщательно скрывали отъ всѣхъ. Пусть всѣ узнаютъ истину. Мать моя воспользовалась уже случаемъ опровергнуть нѣкоторые слухи, которые распространились тутъ по поводу твоего разоренія. Шарль и Феликсъ Ванденесъ горячо защищали тебя, но другъ твой де-Марсэ обращаетъ все въ шутку: онъ смѣется надъ твоими обвинителями вмѣсто того, чтобы возражать имъ; я не люблю этой манеры отражать шуткой серьезные нападки. Не ошибаешься ли ты на его счетъ? Тѣмъ не менѣе я повинуюсь тебѣ и буду относиться къ нему, какъ къ другу. Будь совершенно спокоенъ, ангелъ мой, относительно всего, что касается твоей чести, вѣдь я оберегаю въ ней свою собственную. Мои брилліанты заложены. Мы употребимъ всѣ наши рессурсы, чтобы расплатиться съ твоими долгами и пріобрѣсти Бельрозъ. Мама, которая въ дѣлахъ не уступитъ теперь любому прокурору, обвиняетъ тебя въ томъ, что ты не довѣрился ей. Она разсчитывала доставить тебѣ удовольствіе пріобрѣтеніемъ Гренружъ, который прилегаетъ къ твоимъ землямъ, но она охотно отказалась бы отъ этой покупки и одолжила бы тебѣ сто тридцать тысячъ франковъ. Твое рѣшеніе привело ее въ отчаяніе. Она боится, что климатъ Индіи повредитъ тебѣ и умоляетъ тебя быть воздержнымъ, не поддаваться чарамъ женщинъ… Я расхохоталась. Я такъ же увѣрена въ тебѣ, какъ въ себѣ самой. Ты возвратишься ко мнѣ съ богатствами и неизмѣнившимся сердцемъ. Я одна на свѣтѣ знаю твою чисто женскую деликатность и всѣ тѣ душевныя качества, которыя уподобляютъ тебя нѣжному восхитительному цвѣтку. Бордосцы были правы, называя тебя «la fleur des pois». Кто же будетъ ухаживать за моимъ нѣжнымъ цвѣткомъ? Сердце мое истерзано ужасными мыслями. Я, его жена, его Натали, должна оставаться тутъ, когда онъ, быть можетъ, страдаетъ тамъ! Не имѣть возможности раздѣлить съ тобой всѣ затруднеыія и опасности! Бому довѣришься ты? Какъ могъ ты обойти ту, которой ты прежде сообщалъ все? Дорогой, нѣжный цвѣтокъ, унесенный бурею, почему же ты унесся отъ единственной почвы, на которой ты могъ распространять твои благоуханія? Мнѣ кажется, что прошло уже два вѣка со времени твоего отъѣзда, мнѣ холодно въ Парижѣ, я много плакала…
"Быть причиной твоего разоренія! Боже, какая ужасная мысль для любящей жены! Ты отнесся ко мнѣ, какъ къ ребенку, которому даютъ все, что онъ требуетъ, какъ къ куртизанкѣ, ради которой разоряются вѣтреные мужчины. О, твоя деликатность является оскорбленіемъ для меня. Неужели же ты думаешь, что я не могла бы обойтись безъ туалетовъ, безъ оперы, безъ баловъ и свѣтскихъ успѣховъ? Развѣ я настолько пуста? Развѣ я неспособна серьезно думать, относиться такъ же серьезно къ твоимъ интересамъ, какъ я относилась къ своимъ удовольствіямъ? Если бы ты не былъ такъ одинокъ и такъ несчастенъ вдали отъ меня, я осыпала бы тебя упреками. Унизить жену вашу, сударь, до такой степени, Боже! Вѣдь я бывала въ обществѣ главнымъ образомъ ради того, чтобы льстить твоему тщеславію, наряжалась только для тебя. Если я провинилась въ чемъ-нибудь, я жестоко наказана; да, разлука съ тобой слишкомъ жестокое наказаніе за наши радости. О, мы были слишкомъ счастливы, такое счастье должно искупиться страданіемъ, и вотъ оно обрушилось на насъ! Послѣ тѣхъ моментовъ блаженства, которые мы скрывали отъ любопытныхъ глазъ, послѣ жизни, которая была сплошныхъ праздникомъ, прерываемымъ только безуміемъ любви, не остается ничего, какъ тишина уединенія. Да, другъ мой, уединеніе подерживаетъ сильныя страсти, и я мечтаю о немъ. Что стану я дѣлать въ свѣтѣ? Кто будетъ радоваться моимъ побѣдамъ? О, жить въ Ланстракѣ, на землѣ твоего отца, въ замкѣ, обставленномъ тобой съ такой роскошью, жить тамъ съ твоимъ ребенкомъ, ожидая тебя, посылая тебѣ по вечерамъ и по утрамъ наши молитвы, молитвы жены и ребенка, женщины и ангела, не будетъ ли это своего рода счастьемъ для меня? Видишь ли ты маленькія рученки, сложенныя для молитвы въ моихъ рукахъ? Будешь ли ты каждый вечеръ вспоминать, подобно мнѣ, о всѣхъ тѣхъ радостяхъ, о которыхъ ты говоришь въ твоемъ миломъ письмѣ? О, да, мы любимъ другъ друга настоящей любовью! Эта увѣренность будетъ для меня талисманомъ, который предохранитъ меня отъ несчастья. Я такъ же безусловно довѣряю тебѣ, какъ довѣряешь ты мнѣ, дорогой мой. Но чѣмъ могу я утѣшить тебя? Я разстроена, разбита, и эти шесть лѣтъ кажутся мнѣ безпредѣльной пустыней, черезъ которую мнѣ нужно перейти! Но нѣтъ, я не такъ несчастна: развѣ эта пустыня не будетъ оживлена нашимъ малюткой?.. Да, я хочу дать тебѣ сына, это необходимо, неправда ли? А теперь прощай, дорогой мой, наши молитвы и наша Любовь будутъ всегда съ тобою. Выразятъ ли тебѣ все то, чего я не могу сказать, тѣ слезы, которыми орошено это письмо? Возьми горячіе поцѣлуи, которые посылаетъ тебѣ въ этомъ клочкѣ бумаги твоя
Письмо жены унесло Поля въ волшебный міръ грезъ, навѣянныхъ этими доказательствами любви и воспоминаніемъ о былыхъ наслажденіяхъ, которыя онъ перебиралъ одно за другимъ, пытаясь объяснить беременность жены. Чѣмъ счастливѣе мужчина, тѣмъ сильнѣе въ немъ страхъ за свое счастье. У особенно нѣжныхъ натуръ — нѣжность всегда тѣсно переплетается съ слабостью — ревность и тревога прямо пропорціональны счастью. Сильныя натуры не знаютъ ни ревности, ни страха: ревность основана на мнительности, а страхъ обусловленъ безсиліемъ. Отличительной чертой великихъ людей — безграничная вѣра; если они оказываются обманутыми — и сильный можетъ стать жертвой обмана — они вооружаются своимъ единственнымъ орудіемъ — презрѣніемъ, и наносятъ имъ удары. Но такое величіе составляетъ исключеніе. Кому не случалось измѣнять вѣрѣ, поддерживающей нашъ хрупкій механизмъ, и прислушиваться къ неизвѣстной силѣ, которая отрицаетъ все? Цѣпляясь за нѣкоторые непреложные факты, Поль переходилъ отъ невѣрія къ сомнѣнію. Онъ терялся въ путаницѣ мыслей и, охваченный ужасной неизвѣстностью, онъ перечелъ два раза это письмо, изъ котораго нельзя было вывести ничего опредѣленнаго ни за, ни противъ Натали. Наконецъ, вѣра въ чистоту ея взяла верхъ: любовь бываетъ такъ же могущественна своей болтовней, какъ и своей сжатостью.
Чтобы лучше понять душевное состояніе Поля въ послѣдующіе моменты, нужно представить себѣ его среди безбрежнаго океана, парящимъ надъ широко развертывавшимся передъ нимъ безмятежнымъ, какъ безоблачное небо, прошлымъ и въ концѣ концовъ возвращающимся, освободившись отъ вихрей сомнѣнія, къ чистой, безусловной вѣрѣ христіанина и любовника.
Необходимо вмѣстѣ съ тѣмъ привести здѣсь письмо Поля къ его другу, на которое де-Марсэ прислалъ съ нарочнымъ отвѣть.
"Анри, собираюсь сказать тебѣ одно изъ самыхъ сильныхъ словъ, которыя можетъ сказать человѣкъ своему другу: я разоренъ! Когда ты будешь читать эти строки, я буду въ Бордо, наканунѣ отплытія «Прекрасной Амаліи» въ Калькутту. Ты найдешь у твоего нотаріуса документъ, который ждетъ только твоей подписи; это фиктивный договоръ, по которому я отдаю тебѣ въ аренду мой отель въ Парижѣ, срокомъ на шесть лѣтъ; прошу тебя передать контръ-вексель моей женѣ. Я вынужденъ прибѣгнуть въ этой предосторожности ради того, чтобы Натали могла спокойно оставаться у себя, не боясь выселенія. Передаю тебѣ также права на полученіе дохода съ маіората въ теченіе четырехъ лѣтъ, а взамѣнъ этого прошу тебя перевести черезъ одинъ изъ торговыхъ домовъ въ Бордо на имя Матіаса сто пятьдесятъ тысячъ франковъ. Моя жена выдастъ тебѣ требуемое обезпеченіе. Съ этими деньгами я хочу попытать счастья въ Индіи. Если я не ошибся въ тебѣ, я долженъ получить ихъ безъ всякихъ фразъ наканунѣ моего отъѣзда изъ Бордо. Ты одобришь мое поведеніе, ты поступилъ бы точно также, если бы былъ на моемъ мѣстъ. Я держался до послѣдней минуты, скрывая отъ всѣхъ мое разореніе. Затѣмъ, когда распространился слухъ о наложеніи ареста на мое недвижимое имущество, я досталъ подъ векселя сто тысячъ франковъ и рѣшилъ попробовать счастье въ игрѣ. Счастливая случайность могла спасти меня. Я проигралъ. Ты спросишь, какимъ образомъ я разорился? Милый мой Анри, я разорился добровольно. Съ перваго дня я видѣлъ, что не выдержу, что моихъ средствъ не хватитъ вести ту жизнь, которую мы вели, я не сомнѣвался въ исходѣ. Но я не могъ сказать Натали: «Уѣдемъ изъ Парижа, поселимся въ Ланстракѣ». Я разорился для нея, какъ разоряются для метрессы, дѣйствуя вполнѣ сознательно. Между нами будь сказано, меня нельзя назвать ни дуракомъ, ни слабымъ человѣкомъ: дуракъ не поддастся съ открытыми глазами сильной страсти, а человѣкъ, отправляющійся въ Индію попытать счастья вмѣсто того, чтобы пустить себѣ пулю въ лобъ, долженъ обладать нѣкоторымъ мужествомъ. Я возвращусь богачемъ или совсѣмъ не возвращусь. Но такъ какъ я мечтаю о богатствѣ только ради жены, такъ какъ мнѣ не хотѣлось-бы сдѣлаться жертвой обмана, такъ какъ я думаю пробыть шесть лѣтъ вдали отъ родины, то поручаю тебѣ Натали. Ты настолько избалованъ любовью женщинъ, что тебѣ не трудно будетъ уважать въ ней мою жену и доказать мнѣ всю силу связывающей насъ дружбы. Я не знаю лучшаго стража для нея. У насъ нѣтъ дѣтей, любовникъ былъ бы очень опасенъ для нея. Признаюсь, добрый мой де-Марсэ, я безумно люблю Натали. Я, кажется, готовъ былъ бы простить ей даже измѣну мнѣ, готовъ былъ бы умереть, если бы это нужно было для ея счастья, если бы я зналъ, что не могу осчастливить ее. Бояться мнѣ нечего. Натали питаетъ ко мнѣ ту серьезную дружбу, которая независима отъ страсти, но охраняетъ ее. Я относился въ ней, какъ къ избалованному ребенку. Я съ такой радостью приносилъ ей жертву за жертвой, что она была бы чудовищемъ, если бы когда-нибудь обманула меня. Любовь за любовь… И представь себѣ, добрый мой Анри, я только-что написалъ ей письмо, въ которомъ увѣрилъ ее, что я уѣзжаю съ надеждой въ сердцѣ, съ спокойной душой, что у меня нѣтъ ни сомнѣній ни ревности, ни страха. Такія письма пишутся сыновьями, желающими скрыть отъ своихъ матерей, что идутъ на смерть. Боже, въ душѣ моей былъ цѣлый адъ! Я несчастнѣйшій человѣкъ на свѣтѣ, ты одинъ слышишь вопли, скрежетъ зубовъ, рыданія несчастнаго любовника. О, я предпочелъ бы, если бы это было возможно, въ теченіе шести лѣтъ мести улицу подъ ея окнами вмѣсто того, чтобы сдѣлаться милліонеромъ вдали отъ нея. Я испытываю страшныя муки, я буду невыносимо страдать до полученія письма отъ тебя, въ которомъ ты долженъ подтвердить мнѣ, что принимаешь роль опекуна, которую никто лучше тебя не могъ бы исполнить. О, дорогой мой де-Марсэ, эта женщина необходима для поддержанія моей жизни, такъ же необходима, какъ воздухъ и свѣтъ. Возьми ее подъ свою охрану, сохрани мнѣ ея сердце, хотя бы противъ ея собственной воли. Да, я буду радоваться даже подобію счастья! Будь ея руководителемъ, я вполнѣ довѣряю тебѣ. Докажи ей, что обманывать меня было бы вульгарно, что это уподобило бы ее другимъ женщинамъ, между тѣмъ какъ, оставаясь вѣрной мнѣ, она доказала бы свое умственное превосходство. У нея остается еще порядочное состояніе, которое дастъ ей возможность продолжать праздную, беззаботную жизнь, но если бы она нуждалась въ чемъ-нибудь, если бы у нея явились какія-нибудь желанія, будь ея банкиромъ, не бойся ничего — я вернусь богатымъ. Въ концѣ концовъ всѣ страхи мои, безъ сомнѣнія, неосновательны. Натали — ангелъ, воплощеніе добродѣтели. Когда Феликсъ де-Ванднессъ, увлекшись ею, позволилъ себѣ ухаживать за ней, мнѣ стоило только указать ей на опасность для нея такого ухаживанья, и она такъ горячо стала благодарить меня за это предупрежденіе, что я былъ тронутъ до слезъ. Она сказала, что неудобно отказать ему безъ всякой причины отъ дома, но что она сумѣетъ удалить его. И дѣйствительно, въ слѣдующій разъ она очень холодно приняла его и все окончилось благополучно. Это было единственнымъ недоразумѣніемъ между нами за эти четыре года, если только можно назвать недоразумѣніемъ сердечную бесѣду двухъ друзей. Ну, а теперь я долженъ мужественно проститься съ тобой, дорогой другъ! Несчастье обрушилось на меня, и чтобы ни было причиной его, нужно считаться съ нимъ. Нужда и Натали — двѣ несовмѣстимыя величины. Надѣюсь, что никто не будетъ въ правѣ жаловаться на меня — активъ въ точности покроетъ пассивъ. Но если бы явилось что-нибудь непредвидѣнное, что угрожало бы моей чести, я разсчитываю на тебя. Письма свои во мнѣ адресуй въ Калькутту, на имя губернатора Индіи; я хорошо знакомъ съ нѣкоторыми членами его семьи, по пріѣздѣ въ Калькутту мнѣ передадутъ всѣ полученныя изъ Европы письма. Дорогой другъ, мнѣ хотѣлось бы по возвращеніи въ Европу застать тебя такимъ же, какимъ я оставилъ тебя: человѣкомъ, который смѣется надъ всѣмъ и который тѣмъ не менѣе умѣетъ понять чувства другихъ, если только они гармонируютъ съ его грандіознымъ внутреннимъ міромъ. Ты остаешься въ Парижѣ! Въ тотъ моментъ, когда ты будешь читать эти строки, я воскликну: «Въ Карѳагенъ!»
"Итакъ, графъ, вы увязли! Нашъ посолъ споткнулся! Хорошо же ты велъ свои дѣла! О, Поль, почему ты скрылъ все отъ меня? Если бы ты сказалъ мнѣ хоть словечко, я давно освѣтилъ бы тебѣ твое положеніе. Жена твоя отказала мнѣ въ своемъ поручительствѣ — это одно можетъ открыть тебѣ глаза. Если этого недостаточно, знай, что векселя твои были протестовали нѣкимъ Лекюйе, бывшимъ первымъ клеркомъ у бордоскаго нотаріуса Солоне. Этотъ ростовщикъ, переселившійся изъ Бордо въ Парижъ, помѣщаетъ тутъ подъ ростовщическіе проценты денежки твоей почтенной тещи, такъ что ей собственно принадлежатъ выданные тобою векселя на сто тысячъ франковъ, подъ которые добрая женщина выдала тебѣ, говорятъ, шестьдесятъ или семьдесятъ тысячъ франковъ. Въ сравненіи съ г-жей Евангелиста Гобсекъ — старая тряпка, мягкій бархатъ, ванильное пирожное, дядюшка въ пятомъ актѣ комедіи! Бельрозъ твой становится добычей твоей жены, мать ея уплатитъ разницу между цѣной, за которою оно будетъ продаваться съ торговъ, и суммой твоего долга женѣ; г-жа Евангелиста получитъ Гаде и Грасоль; ипотечныя обязательства, обременяющія твой бордоскій отель, также принадлежатъ ей, хотя она скрывается за подставными лицами, которыхъ нашелъ этотъ же Солоне. Теперь эти двѣ прекрасныя женщины будутъ получать сто двадцать тысячъ франковъ ренты — настоящая цифра доходовъ съ твоихъ земель, да у милыхъ кошечекъ имѣется еще запасного капитала тридцать съ лишнимъ тысячъ франковъ государственными облигаціями. Поручительство твоей жены оказалось излишнимъ. Названный Лекюйе явился во мнѣ сегодня утромъ для уплаты той суммы, которую я выслалъ тебѣ, требуя передачи установленнымъ порядкомъ моихъ правъ. Сборъ 1825 года, который находится въ погребахъ твоей тещи въ Ланстракѣ, даетъ ей возможность уплатить мнѣ. Обѣ онѣ разсчитываютъ, что ты уже въ пути, но посылаю тебѣ это письмо съ нарочнымъ, дабы ты имѣлъ еще возможность послѣдовать моему совѣту. Я выпыталъ кое-что у этого Лекюйе. Изъ его полныхъ лжи разсказовъ я успѣлъ, однако, уловить тѣ нити, которыхъ мнѣ недоставало, чтобы возстановить домашній заговоръ, составленный противъ тебя. Сегодня вечеромъ въ испанскомъ посольствѣ я постараюсь наговорить комплиментовъ твоей тещѣ и твоей женѣ, Я буду ухаживать за г-жей Евангелиста, прикинусь, что измѣнилъ тебѣ, стану ловко бранить тебя — грубая брань вызоветъ подозрѣніе въ твоей тещѣ, этомъ Маскариллѣ въ юбкѣ. Чѣмъ ты такъ возстановилъ ее противъ себя? Вотъ что мнѣ хотѣлось бы узнать прежде всего. Если бы у тебя хватило ума влюбиться въ эту женщину, прежде чѣмъ просить руки ея дочери, ты былъ бы теперь пэромъ Франціи, герцогомъ де-Манервиль и посломъ въ Мадридѣ. Если бы ты вызвалъ меня въ себѣ, когда ты рѣшилъ вопросъ о женитьбѣ, я помогъ бы тебѣ разобраться въ характерѣ этихъ двухъ женщинъ, съ которыми ты связывалъ свою судьбу, и изъ нашихъ общихъ наблюденій ты извлекъ бы нѣсколько дѣльныхъ совѣтовъ. Вѣдь ты зналъ, что я единственный изъ твоихъ друзей, на котораго ты могъ положиться! Неужели же ты могъ бояться меня? Познакомившись со мною, эти двѣ женщины почувствовали страхъ и разъединили насъ. Если бы ты не отвернулся отъ меня, ты не попался бы такъ глупо впросакъ. Твоя жена способствовала нашему охлажденію, она была подстрекаема матерью, которой писала два раза въ недѣлю; ты никогда не обращалъ вниманія на это обстоятельство, — узнаю въ этомъ моего Поля. Черезъ мѣсяцъ я буду настолько близокъ въ твоей тещѣ, что надѣюсь узнать причину той испанско-итальянской ненависти, которую она питаетъ къ тебѣ, лучшему изъ людей въ мірѣ. Почувствовала ли она эту ненависть къ тебѣ съ того момента, какъ дочь ея полюбила Феликса де-Ванднесса, или раньше этого? Не изгнала ли она тебя въ Индію, чтобы добиться для дочери той свободы, которая возможна во Франціи для женщины, разлученной съ мужемъ? Въ этомъ для меня теперь весь вопросъ. Вижу, какъ ты станешь метаться и выть, узнавъ, что жена твоя до безумія влюблена въ Феликса де-Ванднесса. Если бы мнѣ не пришла въ голову фантазія отправиться на Востокъ съ Монриро, Ронкеролемъ и нѣкоторыми другими молодцами изъ числа твоихъ знакомыхъ, я могъ бы разсказать тебѣ кое-что объ этой интригѣ, которая началась уже въ то время, какъ я собирался уѣхать. Я уже тогда видѣлъ начало твоего несчастія. Но могъ ли дворянинъ оказаться настолько низкимъ, чтобы приступить къ подобному вопросу безъ всякаго поощренія со стороны мужа? Кто рѣшится повредить женщинѣ? Кто рѣшится разбить зеркало иллюзій, въ которомъ одинъ изъ друзей тѣшится фееріями счастливаго брака? Развѣ иллюзіи не составляютъ лучшее достояніе сердца? Жена твоя, другъ мой, была свѣтской женщиной въ полномъ смыслѣ этого слова: она думала только о своихъ успѣхахъ, бывала то въ театрѣ, то на балахъ, вставала поздно, каталась до обѣда, обѣдала въ гостяхъ или давала у себя обѣды. Такая жизнь для женщинъ то же, что война для мужчинъ: общество знаетъ только побѣдителей и забываетъ павшихъ на войнѣ. Слабыя натуры становятся жертвой такой жизни, выносятъ ее только женщины съ желѣзной организаціей, безсердечныя и отличающіяся хорошимъ желудкомъ; этимъ, вѣроятно, объясняется холодъ, который царитъ въ салонахъ. Женщины, одаренныя возвышенной душой, ищутъ уединенія, слабыя и нѣжныя созданія скоро падаютъ жертвой свѣтской жизни, остаются одни валуны, которые сдерживаютъ волны свѣтской жизни въ извѣстныхъ границахъ, измѣняясь, обтачиваясь, округляясь въ борьбѣ съ потокомъ. Жена твоя чувствовала себя прекрасно при такой жизни, она точно была создана для нея — неутомимая, свѣжая, всегда прекрасная! Для меня было ясно, глядя на васъ, что она не любитъ тебя и что ты безумно любишь ее. Чтобы вызвать любовь въ этомъ кремнѣ, нуженъ былъ желѣзный человѣкъ. Послѣ удара, нанесеннаго ему лэди Дудлей, женой моего дѣйствительнаго отца, Феликсъ долженъ былъ сдѣлаться героемъ Натали. Не трудно было убѣдиться въ томъ, что жена твоя совершенно равнодушна къ тебѣ; отъ этого равнодушія до печальной катастрофы оставался всего одинъ шагъ, и рано или поздно какое-нибудь слово или дѣйствіе должно было бросить твою жену въ его объятія. Я могъ бы разсказать тебѣ все то, что происходило каждый вечеръ между вами въ спальнѣ твоей жены. У васъ нѣтъ дѣтей, другъ мой, не объясняетъ ли это очень многое въ вашихъ отношеніяхъ опытному наблюдателю? Ты былъ такъ опьяненъ страстью, что не замѣчалъ холодности, весьма естественной со стороны молодой женщины, которую ты подготовилъ для Феликса де-Ванднесса. И если бы даже ты замѣтилъ холодность твоей жены, то, по глупѣйшему кодексу, женатыхъ людей, ты обязанъ былъ чтить ея сдержанность. Подобно большинству мужей, ты надѣялся охранить ея цѣломудріе въ свѣтѣ, гдѣ женщины передаютъ другъ другу такія вещи, о которыхъ не рѣшаются говорить мужчины, передаютъ, прикрываясь вѣеромъ, смѣясь, шутя, по поводу процесса или какого-нибудь приключенія. Жена твоя хотѣла наслаждаться благами брака, избѣгая его обязанностей. Обязанности ложились тяжелымъ бременемъ только на тебя. Не отдавая себѣ ни въ чемъ отчета, ты рылъ подъ собой пропасть, покрывая ее цвѣтами — прибѣгаю къ выраженію риторовъ. Ты, конечно, подчинился силѣ, которая порабощаетъ большинство мужчинъ и отъ которой мнѣ хотѣлось уберечь тебя. Милое дитя мое, для довершенія сходства между тобою и тѣмъ глупымъ буржуа, который удивляется измѣнѣ жены или ужасается ею, недоставало только напоминаній о жертвахъ, принесенныхъ тобой, о твоей любви къ Натали: «О, она будетъ неблагодарнѣйшимъ созданіемъ, если обманетъ меня!.. Я сдѣлалъ для нея то-то, я отправлюсь для нея въ Индію»… и прочее. Милый Поль, неужели же ты, прожившій столько времени въ Парижѣ, имѣющій честь быть другомъ Анри де-Марсэ, игнорируешь самыя простыя вещи, основные принципы механизма женской души, азбуку ея сердца? Изведите себя, отправьтесь ради нея въ Сентъ-Пелажи, убейте двадцать два человѣка, бросьте семь женщинъ, служите Лабану, переправьтесь черезъ пустыню, идите на каторгу, добейтесь славы или покройте свое имя позоромъ, отважитесь, подобно Нельсону, отъ сраженія, чтобы поцѣловать плечо лэди Гамильтонъ, начните бредить, подобно Роланду, сломайте себѣ ногу ради того, чтобы протанцовать шесть минутъ съ женщиной!.. О, другъ мой, что общаго между всѣми этими подвигами и любовью? Если бы любовь опредѣлялась подобными дѣяніями, мужчинѣ легко было бы достигнуть счастья: нѣсколько глупостей, учиненныхъ въ тотъ моментъ, когда страсть заговорила въ немъ, привели бы къ нему любимую женщину. Ни потоки крови, ни рудники Потози, ни громъ славы не могутъ вызвать этого необъяснимаго чувства. Молодые люди, которые, подобно тебѣ, требуютъ любви на основаніи подведеннаго баланса, кажутся мнѣ низменными ростовщиками. Мы можемъ требовать отъ нашихъ законныхъ женъ, чтобы онѣ были цѣломудренны и рожали намъ дѣтей, но мы не можемъ требовать отъ нихъ любви. Любовь, Поль, это сознаніе, что получаешь и даешь наслажденіе, это желаніе, вѣчно требующее удовлетворенія и никогда не удовлетворяющееся. Въ тотъ день, когда Ванднессъ затронулъ въ сердцѣ твоей жены ту струнку желанія, которая оставалась нетронутой, всѣ твои любовныя пѣсни, всѣ проливаемые тобою потоки ума и денегъ потеряли всякій смыслъ. Твои брачныя ночи, усѣянныя розами — сущій дымъ, твоя безграничная преданность — вѣчный упрекъ, самъ ты — жертва, зарѣзанная на алтарѣ любви, вся твоя прошлая жизнь — сплошной мракъ! При первой вспышкѣ любви всѣ сокровища твоего сердца превратились въ заржавленное, старое желѣзо. Его, Феликса, надѣлили всѣми добродѣтелями прекрасной, преданной души и, безъ сомнѣнія, неосновательно. Но въ любви — вѣра замѣняетъ дѣйствительность. Твоя теща, по всѣмъ вѣроятіямъ, стала на сторону любовника, она закрыла, а можетъ быть, открыла глаза на все — не знаю, но несомнѣнно то, что она дѣйствовала противъ тебя заодно съ дочерью. Я уже пятнадцать лѣтъ изучаю общество, и могу сказать, что не знаю ни одной матери, которая въ подобномъ случаѣ отреклась бы отъ своей дочери. Эта снисходительность переходитъ по наслѣдію отъ одной женщины къ другой. Кто изъ мужчинъ упрекаетъ ихъ въ этомъ? Развѣ какой-нибудь законникъ, который видитъ однѣ формулы тамъ, гдѣ существуетъ только игра чувствъ! Расточительность, въ которую вовлекала тебя жизнь свѣтской женщины, особенности твоего мягкаго характера и твое тщеславіе, все это послужило, можетъ быть, средствомъ избавиться отъ тебя по заранѣе обдуманному и ловко проведенному плану твоего разоренія. Изъ всего этого ты видишь, другъ мой, что опека, которую ты поручаешь мнѣ и которую я исполнилъ бы по возможности добросовѣстно, такъ какъ она забавила бы меня, теперь оказывается излишней! Зло, которое я долженъ былъ предупредить, наступило: consumallim est. Прости, другъ мой, что я говорю въ шутливомъ тонѣ — à la de Marsay, какъ ты выражался — о дѣлахъ, которыя должны казаться тебѣ необыкновенно серьезными. Я далекъ отъ мысли плясать на могилѣ друга, какъ пляшутъ наслѣдники на могилѣ родственника. Но ты писалъ мнѣ, что ты чувствуешь себя теперь мужчиной, и я повѣрилъ тебѣ и говорю съ тобой не какъ съ обманутымъ любовникомъ, а какъ съ государственной единицей. Не произведетъ ли на тебя этотъ случай дѣйствіе клейма, толкающаго каторжника на систематическую борьбу съ обществомъ? Ты избавился отъ одного изъ важныхъ золъ: бракъ порабощалъ тебя, теперь ты можешь поработить его. Поль, не забывай, что я другъ твой въ полномъ значеніи этого слова. Если бы ты не былъ раньше такъ чувствителенъ, если бы ты раньше выказалъ ту энергію, которая явилась, увы, слишкомъ поздно, я доказалъ бы тебѣ мою дружбу изліяніями, благодаря которымъ ты твердо шагалъ бы по пути жизни, какъ по мягкому ковру Но когда я разсказывалъ тебѣ въ романической формѣ истинныя приключенія моей юности, ты относился къ нимъ, какъ къ романамъ, не понимая ихъ значенія. Такимъ образомъ, я долженъ былъ относиться къ тебѣ, какъ къ жертвѣ несчастной страсти. Но, клянусь честью, въ данномъ положеніи ты взялъ на себя лучшую роль и нисколько не потерялъ въ моихъ глазахъ! Если я и восхищаюсь великими плутами, то люблю и уважаю обманутыхъ людей. Я разсказалъ тебѣ по поводу того врача, котораго любовь къ женщинѣ привела на плаху, другую исторію, исторію несчастнаго адвоката, который попалъ на каторгу за подлогъ, совершенный изъ желанія доставить обожаемой женѣ тридцать тысячъ франковъ ренты; чтобы избавиться отъ него и устроиться съ другимъ, она донесла на него. Ты тогда возмутился этимъ, ты и нѣсколько другихъ простаковъ, ужинавшихъ съ нами. Пойми, другъ мой, что ты играешь теперь роль этого адвоката. Твои друзья безпощадно осыпаютъ тебя обвиненіями, которыя въ нашемъ обществѣ равносильны судебному приговору. Сестра Ванднессовъ, маркиза де-Листомеръ и вся ея партія, въ которой перешли и маленькій Растиньявъ, г-жа д’Эгдемонъ и весь ея салонъ, въ которомъ царитъ Шарль де-Ванднессъ, Ленонкуры, княгиня Феро, г-жа д’Еспаръ, Нюсингены, испанское посольство — весь этотъ міръ заливаетъ тебя грязью. Ты негодяй, картежникъ, развратникъ, самымъ глупымъ образомъ прокутившій свое состояніе. Уплативъ нѣсколько разъ всѣ твои долги, жена твоя, воплощенная добродѣтель, должна была и теперь, когда общность имуществъ отмѣнена судомъ, уплатить сто тысячъ франковъ по твоимъ векселямъ. Къ счастью, ты самъ осудилъ себя своимъ исчезновеніемъ. Если бы ты продолжалъ эту жизнь, ты довелъ бы до полной нищеты несчастную жену, жертву супружескихъ добродѣтелей. Когда человѣкъ пользуется властью, ему приписываютъ всѣ добродѣтели надгробной надписи; какъ только онъ падаетъ, у него оказывается больше пороковъ, чѣмъ у блуднаго сына въ писаніи. Ты и представить себѣ не можешь, сколько тебѣ приписывается преступленій à la don Joan. Ты игралъ на биржѣ, у тебя были порочныя наклонности, удовлетвореніе которыхъ стоило тебѣ громадныхъ денегъ и объясненіе которыхъ требуетъ комментарій и сопровождается шутками, надъ которыми задумываются женщины. Ты платилъ страшные проценты ростовщикамъ. Братья Ванднессъ разсказываютъ, смѣясь, какъ Жигоне продалъ тебѣ за шесть тысячъ франковъ фрегатъ изъ слоновой кости, который онъ нѣкоторое время спустя купилъ за триста франковъ у твоего лакея, чтобы вновь продать тебѣ его; какъ ты, наконецъ, торжественно разрушилъ его, убѣдившись, что ты могъ пріобрѣсти настоящій бригъ на тѣ деньги, которыя стоилъ тебѣ этотъ фрегатъ. Исторія эта случилась съ Максимомъ де-Трайль девять лѣтъ тому назадъ, но она такъ подходитъ къ тебѣ, что Максимъ потерялъ навсегда командованіе своимъ фрегатомъ. Не могу передать тебѣ всего, что говорится тутъ о тебѣ, ты являешься источникомъ цѣлой энциклопедіи сплетенъ, которыя раздуваются твоими дамами. При данномъ положеніи вещей самыя цѣломудренныя отнесутся снисходите4ьно въ утѣшеніямъ графа Феликса де-Ванднессъ (отецъ ихъ умеръ, наконецъ, вчера!) Твоя жена пользуется громаднымъ успѣхомъ. Вчера г-жа de-Camps повторяла мнѣ въ театрѣ всѣ эти басни относительно тебя. «Не говорите мнѣ объ этомъ, — отвѣчалъ я, — вѣдь вы всѣ ничего не знаете! Поль обокралъ банкъ и подвелъ казну. Онъ зарѣзалъ Эцелина, убилъ трехъ Медоръ въ улицѣ Сенъ-Дени и, говоря между нами, подозрѣвается въ томъ, что принадлежитъ къ бандѣ десяти тысячъ. Сообщникомъ его является знаменитый Жакъ Воланъ, котораго полиціи не удалось захватить послѣ того, какъ онъ бѣжалъ изъ каторги. Поль укрывалъ его въ своемъ отелѣ. Вы видите, онъ способенъ на все, онъ обманываетъ даже правительство. Теперь они уѣхали вдвоемъ въ Индію, чтобы овладѣть казной Великаго Могола». Г-жа de-Camps поняла, что знатная дама не должна превращать своего прелестнаго рта въ пасть изъ венеціанской бронзы, но многіе, услышавъ объ этихъ ужасахъ, отказываются вѣрить имъ, утверждаютъ, что это выдумки. Милый мой, Талейранъ сказалъ: «Tout arrive!» Безъ сомнѣнія, передъ нами совершаются вещи еще болѣе удивительныя, чѣмъ этотъ домашній заговоръ, но свѣтъ съ такимъ упорствомъ отрицаетъ ихъ, называя ихъ клеветой, да и разыгрываются эти великолѣпныя драмы съ такой естественностью, такимъ хорошимъ тономъ, что мнѣ нерѣдко приходится перетирать стекла моей лорнетки, чтобы разобраться въ сущности вещей. Но, повторяю тебѣ, если человѣкъ принадлежитъ къ моимъ друзьямъ, если мы вмѣстѣ приняли крещеніе шампанскимъ, вмѣстѣ исповѣдывались у алтаря Венеры, вмѣстѣ удостоились конфирмаціи крючковатыми пальцами Игры и если этотъ человѣкъ попадаетъ въ ложное положеніе, я готовъ разбить двадцать семействъ, чтобы возстановить его въ своихъ правахъ. Ты долженъ убѣдиться въ томъ, что я искренно люблю тебя; припомнишь ли ты, чтобы я когда-либо писалъ столь длинныя письма, какъ настоящее посланіе? Прочитай же со вниманіемъ то, что мнѣ остается еще сказать тебѣ.
"Увы, Поль, я долженъ освоиться съ письменнымъ изложеніемъ моихъ мыслей, долженъ пріучиться редактировать депеши: я посвящаю себя политикѣ! Черезъ пять лѣтъ я хочу получить министерскій портфель или постъ посланника и ворочать по своей фантазіи общественными дѣлами. Въ извѣстномъ возрастѣ самой желанной любовницей для мужчины является его родина. Я хочу стать въ ряды тѣхъ, которые ниспровергаютъ существующія системы и органы правленія, однимъ словомъ, я рѣшилъ поддерживать одного принца, котораго я считаю великимъ политическимъ геніемъ, имя котораго будетъ прославлено на страницахъ исторіи; какъ великій художникъ, онъ будетъ безподобнымъ правителемъ. Мы всѣ — Ронкероль, Монриво, Гранлье, Ла-Рошъ-Гюнонъ, Серизи, Феро и Гранвиль — вооружимся противъ поповской партіи, какъ говоритъ «le Constitutionnel». Мы хотимъ свалить братьевъ Ванднессъ, герцоговъ де-Ленонкуръ, де-Наваренъ, де-Ланже и всю поповщину. Если это окажется необходимымъ, мы присоединимся къ Лафайэту, къ орлеанистамъ, къ лѣвой — союзники, которыхъ придется казнить на слѣдующій же день послѣ нашей побѣды, такъ какъ никакое правительство несовмѣстимо съ ихъ принципами. Мы способны на все для блага нашей родины и нашего собственнаго. Вопросы относительно династическихъ интересовъ должны быть отнесены въ области сентиментальнаго хлама, отъ котораго нужно освободить политику. Въ этомъ отношеніи англичане ушли далеко впередъ въ сравненіи съ нами. Вопросъ совсѣмъ не въ личностяхъ, другъ мой, а въ толчкѣ, который нужно дать націи, чтобы создать прочную олигархію, которая составляла бы основу государства и направляла бы по прямому пути общественныя дѣла, не позволяя дергать страну въ разныя стороны, какъ это дѣлалось за послѣднія сорокъ лѣтъ въ нашей прекрасной Франціи, полной ума и глупости, безумія и благоразумія. Намъ нужна система, а не люди. Что значитъ личность въ этомъ вопросѣ? Если народъ чувствуетъ себя счастливымъ и не испытываетъ тревогъ, ему нѣтъ дѣла до нашихъ привилегій, нашихъ богатствъ и нашихъ наслажденій. А стою теперь на прочномъ основаніи. У меня сто пятьдесятъ тысячъ ливровъ ренты изъ 3 % и двѣсти пятьдесятъ тысячъ франковъ резервнаго капитала для покрытія случайныхъ потерь. Это, конечно, немного для человѣка, который собирается ступить съ лѣвой ноги на путь, ведущій къ власти. Но счастливый случай рѣшилъ мою судьбу, мое вступленіе на этотъ путь, не представляющій особенной прелести для меня — вѣдь ты знаешь, насколько я люблю жизнь Востока! Дѣло въ томъ, что, проснувшись послѣ тридцатипятилѣтняго сна, моя почтенная матушка вспомнила, что у нея есть сынъ, который дѣлаетъ честь ея имени. Мы нерѣдко наблюдаемъ, что на почвѣ, гдѣ былъ виноградникъ, показываются черезъ нѣсколько лѣтъ отдѣльныя виноградныя лозы. Вотъ видишь ли, другъ мой, хотя мать моя почти вырвала меня изъ своего сердца, я успѣлъ воскреснуть въ ея мозгу. Ей пятьдесятъ восемь лѣтъ и она уже настолько постарѣла, что единственный мужчина, о которомъ она можетъ теперь думать, ея сынъ. Въ этомъ настроеніи она встрѣтила гдѣ-то на водахъ прелестную старую англійскую дѣву, у которой двѣсти сорокъ тысячъ ливровъ ренты и которой она сумѣла внушить желаніе сдѣлаться моей женой. Дѣвушка тридцати шести лѣтъ, чортъ возьми! Воспитанная на строгихъ пуританскихъ принципахъ, настоящая насѣдка, утверждающая, что слѣдовало бы предавать публичному сожженію на кострѣ виновныхъ въ прелюбодѣяніи. «Но откуда набрать столько дровъ?» спросилъ я. Я послалъ бы ее ко всѣмъ чертямъ, такъ какъ свобода мнѣ дороже ея двухъ сотъ сорока тысячъ ливровъ ренты; но она единственная наслѣдница стараго подагрика, какого-то лондонскаго пивовара, который въ непродолжительномъ времени долженъ оставить ей состояніе равное, по крайней мѣрѣ, тому, которое есть у нея въ настоящее время. Помимо этихъ преимуществъ, у красотки красный носъ, глаза убитой козы и талія, которая заставляетъ меня постоянно опасаться, что дѣвица разобьется на три части, если упадетъ; въ общемъ она производитъ впечатлѣніе плохо раскрашенной кукла. Но она удивительно экономна и будетъ, несмотря ни на что, боготворить своего мужа и содержать мой отель, мои конюшни и мои земли лучше любого управляющаго. Онъ держитъ себя съ достоинствомъ незапятнанной добродѣтели, точно наперсница изъ Théâtre Franèais; ничто не въ состояніи разубѣдить меня въ томъ, что она была посажена на колъ и что онъ сломался въ ея тѣлѣ на нѣсколько частей. Впрочемъ, миссъ Стивенсъ настолько бѣла, что не будетъ особенно противно жениться на ней, если ужь это окажется необходимымъ. Но — и это очень раздражаетъ меня — у нея, какъ у всѣхъ цѣломудренныхъ дѣвъ, такія красныя руки, что нелегко будетъ придать имъ искуственную бѣлизну, да и не знаю, можно ли будетъ измѣнить форму ея пальцевъ, напоминающихъ сосиски. О, да, эти пальцы констатируютъ ея родство съ пивоваромъ, хотя она въ манерахъ старается подражать аристократкамъ, какъ всѣ богатыя англичанки; ума у нея не больше, чѣмъ требуется для женщины, которую я хочу сдѣлать своей женой. Если бы существовала на свѣтѣ болѣе ограниченная особа, я, пожалуй, отправился бы разыскивать ее. Никогда эта дѣвушка — ея имя Дина — не станетъ осуждать меня, никогда не будетъ противорѣчать мнѣ. Я буду ея Верхней Палатой, ея лордомъ, ея общиной. Да, Поль, эта дѣвица — непреложное доказательство англійскаго генія, она представляетъ продуктъ англійской механики, доведенной до послѣдней степени усовершенствованія; нѣтъ сомнѣнія, что она создана въ Манчестерѣ, между мастерской перьевъ Perry и мастерской паровыхъ машинъ. Она ѣсть, ходитъ, пьетъ, можетъ производить дѣтей, ухаживать за ними и даже прекрасно воспитывать ихъ. И она разыгрываетъ роль женщины и убѣждена въ томъ, что она настоящая женщина! Когда мать моя представила насъ другъ къ другу, она такъ хорошо завела машину, такъ тщательно пересмотрѣла всѣ винты ея, такъ обильно смазала масломъ колеса, что не раздавалось ни малѣйшаго скрипа. Затѣмъ, убѣдившись въ томъ, что я не слишкомъ отстраняюсь, она пустила послѣднія рессоры, дѣвица заговорила! Магь моя также вставила свое слово. Миссъ Дана Стивенсъ тратитъ въ годъ 30.000 франковъ и лѣтъ семь уже путешествуетъ — изъ экономіи! Стало быть, рядомъ съ ней существуетъ и другой идолъ — деньги. Дѣло настолько подвинулось, что сдѣлано даже оглашеніе. Мы называемъ другъ друга my dear love. Миссъ бросаетъ на меня взгляды, которые сбили бы съ ногъ самаго здоровеннаго носильщика. Всѣ вопросы улажены: о моемъ состояніи нѣтъ и рѣчи; миссъ Стивенсъ жертвуетъ частью своего капитала для пріобрѣтенія земель, которыя составятъ маіоратъ въ двѣсти сорокъ тысячъ франковъ ренты, и отеля, который также войдетъ въ маіоратъ. Приданое, которое я получаю по договору, равняется милліону. Ей нечего жаловаться, я предоставляю ей ея дядюшку. Добрый пивоваръ, который лично содѣйствовалъ установленію маіората, чуть не умеръ отъ радости, узнавъ, что дочь его будетъ маркизой. Можно ожидать, что онъ пожертвуетъ кое-что въ пользу моего старшаго сына. Я вложу всѣ свои деньги въ земли, которыя черезъ два года будутъ приносить четыреста тысячъ франковъ дохода, а послѣ смерти пивовара я могу разсчитывать на. шестьсотъ тысячъ франковъ годового дохода. Ты видишь, Поль, я совѣтую друзьямъ моимъ только то, что готовъ исполнить самъ. Если бы ты послушался меня, ты женился бы на англичанкѣ, дочери какого-нибудь набоба, которая предоставила бы тебѣ независимость холостяка и необходимую для политической карьеры свободу. Я уступилъ бы тебѣ мою будущую супругу, если бы ты не былъ женатъ. Но этого не можетъ быть. Ну, не стану пилить тебя относительно прошлаго. Все это вступленіе необходимо было для того, чтобы объяснить тебѣ, что я создалъ себѣ обстановку, необходимую для крупной политической игры. Я разсчитываю и на тебя, другъ мой. Вмѣсто того, чтобы бѣжать въ Индію, гораздо проще пуститься со мной по волнамъ Сены. Повѣрь мнѣ, Парижъ единственное имѣсто, гдѣ легко разбогатѣть. Его рудники находятся въ улицѣ Вивіенъ, въ улицѣ де-ля-Пэ, на Вандомской площади или въ улицѣ Риволи. Въ каждомъ изъ другихъ пунктовъ земного шара для пріобрѣтенія состоянія необходима предварительная тяжелая работа, суета и бѣготня; въ Парижѣ достаточно работы мысли. Здѣсь каждый человѣкъ съ посредственнымъ умомъ открываетъ золотую жилу, надѣвая туфли, чистя послѣ обѣда зубы, ложась спать или просыпаясь. Укажи мнѣ другое мѣсто на свѣтѣ, гдѣ какая-нибудь удачная мысль дала бы возможность сразу выдвинуться! Если же мнѣ удасться взобраться на верхнія ступеньки лѣстницы, то можешь быть увѣренъ въ томъ, что я не откажу тебѣ въ своемъ содѣйствіи. Не нуждаемся ли мы всѣ, молодые повѣсы, въ другѣ, на котораго мы могли бы разсчитывать, котораго мы могли бы компрометировать, чтобы спасти себя или послать на смерть вмѣсто генерала? Политика невозможна безъ людей испытанной честности, съ которыми можно говорить обо всемъ, на которыхъ можно разсчитывать во всѣхъ случаяхъ. Такъ вотъ что я совѣтую тебѣ: оставь въ покоѣ «Прекрасную Амалію» и возвратись немедленно сюда; я устрою тебѣ дуэль съ Феликсомъ де-Ванднессъ, котораго ты долженъ пристрѣлить, какъ голубя, пользуясь правомъ перваго выстрѣла. Во Франціи оскорбленный мужъ, убивающій своего соперника, пріобрѣтаетъ всеобщее уваженіе. Никто не рѣшится издѣваться надъ нимъ. Страхъ смерти, милый мой, общественная сила, средство успѣха для тѣхъ, кто ни передъ кѣмъ не опускаетъ взгляда. Я самъ никогда не испытывалъ этого чувства, да и вообще, какъ ты знаешь, дорожу жизнью почти столько же, сколько чашкой ослинаго молока; но я замѣтилъ удивительныя дѣйствія этого чувства на нравы современнаго общества. Одни боятся лишиться тѣхъ наслажденій, въ которыя они окунулись, другіе не хотятъ разстаться съ любимой женщиной. Романическіе нравы старины, когда люди покидали жизнь, какъ ненужную обувь, давно исчезли. Храбрость многихъ людей — искусный разсчетъ, основанный на страхѣ противника. Въ Европѣ одни поляки дерутся ради удовольствія, они культивируютъ искусство ради искусства, а не изъ спекуляціи. Убей Ванднесса, и твоя жена, твоя теща, все общество будетъ дрожать передъ тобой; ты возстановишь свою честь, признаешь свою безумную страсть къ женѣ и ты будешь героемъ дня. Такова Франція. Ты долженъ взять у меня, сколько потребуется для уплаты самыхъ тяжелыхъ долговъ, затѣмъ ты предотвратишь разореніе продажей твоихъ земель съ правомъ выкупа до извѣстнаго срока, такъ какъ ты скоро получишь положеніе, которое дастъ тебѣ возможность удовлетворить твоихъ кредиторовъ до наступленія этого срока. Зная теперь характеръ твоей жены, ты поработишь ее однимъ словомъ. Ты не могъ бороться съ ней, пока любилъ ее; разлюбивъ ее, ты пріобрѣтешь безграничную власть надъ нею. Ручаюсь, что теща твоя будетъ послушна, какъ овечка. Важнѣе всего для тебя овладѣть тѣми ста пятьюдесятью тысячами франковъ ренты, которые сколотили себѣ эти двѣ женщины. Итакъ, откажись отъ своего плана! Бѣжать — не значитъ ли это подтверждать клевету? Игрокъ, отправляющійся за деньгами во время игры, теряетъ все. Нужно имѣть деньги въ карманѣ. Ты точно отправляешься въ Индію за подкрѣпленіемъ. Глупо! Мы оба стоимъ у зеленаго поля политики, въ такомъ положеніи займы обязательны, мы должны поддерживать другъ друга. Вели подать себѣ почтовыхъ лошадей, пріѣзжай немедленно въ Парижъ и начни новую партію: ты выиграешь ее съ такимъ партнеромъ, какъ Анри де-Марсэ, который умѣетъ желать и умѣетъ бить. Взгляни на наши силы. Отецъ мой играетъ роль въ англійскомъ министерствѣ. Въ Испаніи у насъ будутъ связи при содѣйствіи г-жи Евангелиста, потому что, показавъ другъ другу когти, мы должны будемъ придти къ заключенію, что намъ невыгодно воевать другъ съ другомъ. Монриво, другъ мой, состоитъ генералъ-лейтенантомъ, онъ, конечно, будетъ военнымъ министромъ: благодаря своему краснорѣчію, онъ пріобрѣлъ большое вліяніе на палату. Ронкероль назначенъ уже министромъ;
Марціалъ де-ла-Рошъ-Гюгонъ назначенъ и избранъ въ пэры Франціи; вмѣстѣ съ нимъ маршалъ герцогъ де-Кардіано и всѣ остатки Имперій, пристроившіеся самымъ пошлымъ образомъ къ позвоночнику Реставраціи. Серизи орудуетъ въ государствененъ совѣтѣ, гдѣ онъ незамѣнимъ, Гранвиль — въ магистратурѣ, къ которой принадлежатъ и оба его сына. Всѣ Грандье пользуются большимъ вѣсомъ при дворѣ, Феро — душа партіи Гонревилей, низкихъ интригановъ, всегда почему-то оказывающихся на высшихъ ступеняхъ. При такой поддержкѣ намъ нечего бояться. У насъ будутъ руки во всѣхъ столицахъ, глаза во всѣхъ кабинетахъ, мы незамѣтнымъ образомъ охватимъ администрацію. Что значатъ деньги въ сравненіи съ этой грандіозной задачей, съ искусной подготовкой сложной системы колесъ? Что значитъ женщина? Неужели же ты навсегда останешься школьникомъ? Какой смыслъ имѣетъ жизнь, если вся она сосредоточена на женщинѣ? Это галера, управленіе которой не принадлежитъ намъ, галера, направляемая обезумѣвшими капитаномъ, отданная во власть противоположнымъ вѣтрамъ; каторжные подвергаются на ней не только карѣ закона, но и произволу жестокаго надсмотрщика, не имѣя притомъ возможности отмстить. Другъ мой, великая тайна соціальной алхиміи состоитъ въ извлеченіи возможно большаго изъ каждой данной эпохи, въ способности пользоваться весной всѣми листьями, лѣтомъ — всѣми цвѣтами, осенью — всѣми плодами. Мы, т. е. я и нѣсколько товарищей, наслаждались жизнью, какъ настоящіе мушкетеры — черные, сѣрые и красные мушкетеры, — не отказывая себѣ ни въ чемъ въ теченіе двѣнадцати лѣтъ, позволяя себѣ даже морской разбой отъ времени до времени. Теперь мы вступили въ тотъ возрастъ, когда опытъ позолотилъ жатву и настала пора собирать спѣлыя сливы. Присоединись къ намъ, дружище, ты получишь свою часть въ пуддингѣ, который мы собираемся состряпать.
"Пріѣзжай, ты найдешь преданнаго друга въ лицѣ
Когда Поль де-Манервиль окончилъ чтеніе этого письма, каждая фраза котораго разбивала точно ударомъ топора зданіе его надеждъ, его иллюзій и чувствъ, онъ находился уже за Азорскими островами. Среди этихъ обломковъ имъ овладѣло холодное чувство безсилія.
— И что я сдѣлалъ имъ? — спросилъ онъ себя, обычный вопросъ простаковъ и слабыхъ людей, которые не въ состояніи ни видѣть того, что дѣлается вокругъ нихъ, ни предвидѣть будущаго.
— Анри, Анри, — крикнулъ Поль вѣрному другу.
Многіе сошли бы съ ума въ этотъ моментъ. Поль бросился на постель и уснулъ тѣмъ глубокимъ сномъ, который слѣдуетъ за большими потрясеніями и который овладѣлъ Наполеономъ послѣ сраженія при Ватерлоо.
Парижъ.
Сентябрь — октябрь 1835 г.
- ↑ Квадрупль — испанская монета, равняющаяся 21 руб.