Генрик Ибсен
правитьБранд
правитьДраматическая поэма в пяти действиях (1865).
правитьПубликуется по: Ибсен Г. Собрание сочинений. Т. 2. М., 1956. С. 129—380.
Б р а н д.
Е г о м а т ь.
Э й н а р, художник.
А г н е с.
Ф о г т.
Д о к т о р.
П р о б с т.
К и с те р.
Ш к о л ь н ы й у ч и т е л ь.
Г е р д.
К р е с т ь я н и н.
Е г о с ы н, подросток.
В т о р о й к р е с т ь я н и н.
Ж е н щ и н а.
В т о р а я ж е н щ и н а.
П и с а р ь.
Д у х о в е н с т в о, с е л ь с к и е в л а с т и, н а р о д: мужчины, женщины и дети. И с к у с и т е л ь в пустыне. Х о р н е в и д и м ы х. Г о л о с.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
правитьЭй, слышь, чужак! Помедли чуть!
Ты где?
Я здесь.
А где же путь?
Густой туман так плотно пал, —
За два шага не видно стало.
Отец, тут щели!
Тут провалы!
И всякий след пути пропал!
Стой! Боже мой!
Здесь наст, — он ломкий,
Тут корка, не топчись по кромке!
Я водопада слышу гром…
Ручей прорылся подо льдами,
Поглотит глубина под нами
Тебя, и нас, и все кругом!
Мой долг, как я сказал, — вперед!
Никто живым тут не пройдет!
Тут хрупкий наст над пустотой,
Тут жизнь и смерть вступили в бой!..
Кто шлет меня — велик и строг.
А имя как?
А имя — Бог.
А что ж ты сам такое?
Прест.
Пусть так; но я из этих мест.
И будь ты пробст, епископ сам,
В зевоте смертной ляжешь там
До света, коль пойдешь вперед
И вступишь на подмытый лед!
Слышь, прест, будь ты учен, умен,
Не вынесешь таких бремен.
Вернись назад, не будь упрям,
Ведь жизнь лишь раз дается нам.
Чем заменить, коль жизнь ушла?
Не ближе мили до села,
Туман все гуще, гуще мгла,
Хоть режь ножом их по кускам…
В тумане нас завлечь трудней
Игрой блуждающих огней.
Тут дело скверное: кругом
Лежат озера с тонким льдом!..
Их перейдем мы.
По водам?
Не сдержишь, что сулишь, вот горе!
Коль вера есть, сказал Он Сам,
Как посуху пройдем мы море…
Да, в оны дни!
Но мы с тобой
Со всей потонем требухой!
Прощай.
На карту жизнь кладешь!
Коль жизнь моя нужна Ему, —
Снега и пропасть — все прийму.
Безумен он, с ним пропадешь…
Отец, вернемся! Видишь знак:
Подходит буря, ливень, мрак…
Крестьянин, ты твердил не раз:
Дочь, что живет вон там, у фьорда,
Шлет весть: подходит смертный час.
Но не простясь с тобой, от нас
Уйти ей трудно с верой твердой?
Все верно. Помоги мне Бог!
Сегодня истекает срок?
Да.
Не поздней?
Нет.
Так идем.
Немыслимо. Взгляни кругом…
А далеров ты дал бы сотню,
Чтоб ей спокойно умереть?!
Да, прест.
А две?
И дом и клеть,
Все отдал бы сейчас охотно,
Чтоб с миром отошла она!
И жизнь, когда б была нужна?
Что? Жизнь еще? Но, милый…
Ну?
Нет, все же мера есть всему! —
О Боже, Боже! Ведь на свете
Есть у меня жена и дети!
Кого назвал ты — мать имел.
В те дни таков уж был удел, —
В те дни не раз творилось чудо,
Теперь же — не слыхать покуда…
Вернись. Лишь смерть — твоя стезя,
Не знаешь Бога, Бог — тебя.
Ого, ты строг!..
Уйдем от бед!..
Да, но и он пойдет нам вслед.
Кто — я?..
Коль ты продолжишь путь
Сквозь злую вьюгу, злую муть,
Молва пойдет, — не скрыть мне вести,
Что из дому ушли мы вместе,
И поведут меня на суд.
А если ты утонешь тут,
Цепями закуют мне руки…
За дело Божье примешь муки!
Его ль, твое ли это дело,
Мне что? Своих-то ворох целый!
Идем…
Прощай!
Лавины гром!
Пусти!
Нет!
Отпусти!
Идем!
Нет, чорт меня возьми!
Поверь,
Он это сделает теперь!
Ох!.. Парень-то упрям, силен, —
Вишь, Божье дело сделал он!
Эй, прест!
Грядой пошел он горной.
Его я вижу, вон он, там…
Слышь ты, коль помнишь, крикни нам:
Где сбились мы с дороги торной?
Тебе не нужно крест нести:
Уже на торном ты пути.
Дай Бог, чтоб было так, — тогда б
В тепле сидел я вечерком!
Домой бредешь ты, жалкий раб!
А била б воля родником
В тебе и лишь не стало б сил,
Я б тяжкий путь твой сократил, —
Пусть в ранах ноги и устали,
Тебя б легко понес я дале.
Но нет, ничто уж не поможет
Тем, кто не хочет, коль не может!
Гм!.. Жизнь!.. Как странно, что она
Для всех живущих так важна,
Так даже слабому ценна,
Как будто мира исцеленье,
Душ человеческих спасенье
Ему легло на рамена!
Готов он жертвовать, но, Боже!
Жизнь, жизнь ему стократ дороже!
Две мысли с детских лет не раз
Во мне рождали смех до колик,
За что секла меня подчас,
Сердясь, учительница в школе:
Я видел сов с боязнью мрака
И рыб с водобоязнью… Я
Гнал мысли прочь, они, однако,
Являлись вновь когтить меня…
Откуда ж смех тот до упада?
От чувства смутного разлада
Меж вещью — так, как есть она,
И тем, чем быть она должна бы;
Должны нести мы бремена
И мним — для них мы слишком слабы!
Любой земляк — будь хвор, здоров —
Похож на этих рыб и сов.
Трудиться создан он на дне,
Во мраке, в самой глубине, —
Но он глубин бежит пугливо,
О берег бьется в час отлива,
И небеса души кляня,
Взывает: воздуха и дня!
Что это, песня? Тут? Сейчас?
Да, песня, прерываясь смехом…
«Ура» домчалось с горным эхом…
Второй… четвертый… пятый раз!
Восходит солнце сквозь туманы,
Я вижу дальние поляны;
Вон там, где горная тропа
В сияньи утра, где вершины
На запад тени шлют в долины,
Шумит веселая толпа.
Прощаются… Вот повернули
На запад двое… На восток
Другие… Рук и шляп поток
Мелькнул… вот шарфами взмахнули…
Вкруг этих двух — свет утра зыбкий,
С тропы туманы поднялись,
И вереск склон одел, и высь
И гор гряда им шлет улыбки…
Брат и сестра? В руке рука,
Бегут, коврами мха спускаясь,
Она — едва земли касаясь,
А он — стройнее тростника.
Вот ускользнула… Хочет он
Поймать ее, бежит вдогонку, —
И в игры путь их превращен,
И смех их мчится песней звонкой!
Агнес, прелестный мой мотылек,
Ты всех мотыльков прелестней!
Я с мелкими петлями сеть плету,
И каждая петля — песня!
Если я мотылек, дай испить росы —
На вереске капель много, —
А если ты мальчик и жаждешь игры,
Гоняйся за мной, но не трогай!
Агнес, прелестный мой мотылек,
Взгляни на петельки эти!
Тебе не поможет твой легкий полет,
Тебя я поймаю в сети!
Коль я мотылек, — в веселой игре
Порхаю я с солнечной пылью,
Но если поймаешь меня в силок,
Не тронь мои нежные крылья!
Нет, осторожно тебя я возьму
И в сердце своем укрою,
Там тешиться сможешь всю жизнь свою
Ты самой веселой игрою!
Стой! Стойте!.. Пропасть сзади вас!
Кто там?
Глянь!..
Прочь, пока не поздно!
Спасайтесь! Это полый наст,
Повиснувший над кручей грозной!
В том нет для нас нужды особой!
Вся жизнь пред нами, не забудь.
В сияньи солнца дан нам путь,
Сто лет нам жить еще до гроба!
И уж тогда — ко дну? Пора.
Нет, устремится ввысь игра!
Сперва сто лет веселой жизни,
Чтоб свадьбы свет в ночи не гас,
Чтоб жизнь кипела каждый час…
А там?
На небеса — к отчизне!
Так вы оттуда и пришли?
Откуда ж мы прийти могли?
Да, то есть мы идем сейчас
Из дола, что от гор к востоку.
Я словно видел смутно вас
У перевала, недалеко.
Да, то толпа друзей, подруг
Нас провожала на прощанье,
Лобзаньями, пожатьем рук
Скрепив навек воспоминанья.
Сойдите к нам! Терпеть нет сил
Поведать, как Господь к нам мил.
И вы поймете праздник наш!
Не стойте там, как мерзлый кряж!
Вот так! Оттайте! Мы вам рады!
Что я художник, знать вам надо, —
И тем уже я взыскан Им,
Полет Он мыслям дал моим,
Чтоб жизнь творить из красок кистью,
Как Он творит из почек листья;
А ныне лучший дар послал:
Он Агнес мне в невесты дал!
Я с юга шел, был путь чудесен,
Этюдник на спине висел…
По-королевски бодр и смел,
Неся с собою сотни песен!
Раз шел я верхом, вдоль села, —
Она же там в гостях жила,
Чтоб пить дух сосен, воздух гор,
Росу, и солнце, и простор;
Гнал Бог меня, должно быть, в горы,
Пел дух во мне: ищи красу
В полете туч, среди простора,
Меж сосен у реки в лесу!
И создал я шедевр на диво:
Ее румянец — пламя роз,
И взор лучистый и счастливый,
И смех, что в сердце песней рос!
Не видя, ты писал! Возможно,
Ты слепо жизни пил бокал,
Пока однажды не предстал
С мешком и палкою дорожной!
И лишь тогда сообразил:
Ведь я посвататься забыл!
Ура! Спешу… Ответ — «согласна»,
И все уладилось прекрасно!
Наш старый доктор так был рад,
Что пировал три дня подряд,
Нас задержав на трое суток
Среди веселья, песен, шуток;
Был ленсман, фогт, писец и прест
И молодежь из сел окрест;
Мы вышли ночью, в темноте,
А праздник длился чередой:
С венками, с флагом на шесте,
На склон, минуя кряж крутой,
Шли с нами гости всей толпой…
Поляной горною вперед
Вился веселый хоровод!
Вино из чаш старинных пили…
Под летней ночью песни плыли…
И злой туман, что ночью пал,
Покорно путь нам уступал.
Теперь ваш путь?
Как раз идем
Вперед мы, в город.
Там — мой дом.
Сперва на запад, к фьорду, мимо
Вершин последних вниз, а там
Конь Эгира с клубами дыма
Нас к свадебным помчит пирам.
Потом вдвоем мы к странам юга,
Как лебеди, начнем полет…
И там?..
Жизнь в счастье друг для друга,
Как сказка, как мечта, как мед!
Ведь ныне, на заре воскресной,
Хоть без священника, средь скал
Со счастьем наш союз чудесный
Был освящен.
Кто ж вас венчал?
Веселая толпа народа:
Закляты ей под кубков звон
И дождь, и вихрь, и непогода,
Тревожащие счастья сон!
Друзья лобзаньями изгнали
Все, что страшило впереди,
И нас, листвой венчав, признали
Веселья истого детьми.
Прощайте оба.
Что? Куда?
Постойте! Кажется… ну да,
Вы мне знакомы…
Мы чужие…
И все же, в школе, в дни былые —
Я мог бы вспомнить… класс, диктант…
Да, в школе были мы друзьями,
Но ныне мы не дети с вами.
Ужели? Быть не может!
Бранд?!
Да, ты! Какими же путями?!
Тебя узнал я в первый миг.
Привет, привет! — Вот сердца клик!
Дай на тебя взглянуть, — ты прежний,
Всегда довлевший сам себе,
Не знавший игр с толпой мятежной,
Чужой в ребяческой гурьбе!
Да, я меж вас бездомным жил,
Тебя же, помнится, любил,
Хотя и были там, на юге,
Вы из совсем другой руды,
Чем я, рожденный в шуме вьюги
На голом мысе у воды.
Тут где-то твой родной приход?
Через него мой путь идет.
Через него? Не в дом родной?
Сейчас спешу я из округи.
Ты прест?
Викарий на досуге.
И как у зайца под сосной,
Мой дом и кров то там, то здесь.
Куда ж теперь? В какую весь?
Не спрашивай.
А что?
Ах да,
То судно, что прийдет сюда,
С собою и меня берет.
Мой брачный конь? Ура! Вперед!
О Агнес, с нами едет он!
Да, только я — для похорон.
Кто ж умер там? Как долг твой труден!
Тот бог, кого своим назвал.
Скорей уйдем!..
Бранд!
Срок настал,
Чтоб бог рабов земли и буден
Был погребен при свете дня,
Чтоб с ним окончилась возня.
Пора понять: в нем толку нет,
Он одряхлел за сотни лет.
Ты болен, Бранд!
Я свеж и бодр,
Как можжевельник, как сосна;
Зато душа людей больна
И ждет врача, клонясь на одр.
Вам надо петь, смеяться, жить,
Немножко верить, все забыть
И нагрузить все бремя зол
На одного, кто в тесный дол,
Как вам сказали, к вам пришел.
За вас Он взял венец из терний, —
Ну что ж, пляшите в час вечерний,
Пока припляшете вы вдруг…
Куда — другое дело, друг!
А, понял! Эта песнь нова
И модны здесь ее слова:
Ты из породы юных птах,
Для коих жизнь — греховный прах,
Которые, пугая адом,
Загнали б мир в мешок со смрадом!
Я не писец проповедей,
Я не церковный свод идей,
Христианин ли я, не знаю,
Но с головы до самых ног
Я человек — и проклинаю
Страну ослабивший порок.
Молву впервые слышу я,
Что добрая страна моя
Излишком радости страдает!
Нет, радость не преобладает!
А лучше б было: ведь тогда б
Хоть радости ты был бы раб.
И не менялся б, духом слаб, —
Сегодня — этот, завтра — тот,
А там и третий через год!
Вакханта образ ясен мне,
Но жалок, кто погряз в вине;
Силен — прекрасная фигура,
Но пьяница — карикатура.
Попробуй обойди наш край
И в души всех людей вникай;
Поймешь — умеют в наши дни
Всем понемногу быть они:
Чуть важными по воскресеньям,
Чуть чтущими завет отцов,
Чуть падкими на наслажденья
(Как их отцы, в конце концов);
Чуть тронутыми за попойкой,
Когда про маленький, но стойкий,
Не знавший палки до сих пор
Народец горный грянет хор;
Чуть щедрыми на обещанья,
Чуть трезвыми на совещаньи,
Как данный на пиру обет
Сдержать, но без потерь и бед, —
Да, да, они чуть-чуть во всем,
Чуть-чуть в хорошем и в плохом, —
Они в большом и малом — дроби,
В добре и в зле, в любви и в злобе;
Всего ж страшней, что дроби часть
Берет над всем остатком власть!
Да, издеваться все мы рады,
Однако лучше — путь пощады.
Быть может, но не так здоров.
Ну ладно, этот свод грехов
Народных я приму, пожалуй;
Но не ясна мне связь нимало
С тем, что хоронишь ты, — ну, с ним,
Кого назвал я здесь своим.
Художник ты, мой друг беспечный,
Так покажи мне лик предвечный!
Его писал ты, слышал я —
Картина нравилась твоя.
Он очень стар. Так или нет?
Ну да…
Конечно. Стар и сед.
Притом плешив. А борода —
Серебряные нити льда.
Он благ, но все ж настолько строг,
Чтоб гнать детей в постельки в срок;
Надел ли туфли ты ему,
Не моему решать уму;
А, право, было бы с руки
Надеть ермолку и очки!
Смеешься?
Это не смешки;
Таков и есть для наших дней
Семейный бог страны моей!
Как лик Спасителя-героя
В дитя католик превратил,
Так бог наш дряхлого покроя
Впал в детство и лишился сил.
Как папа из Петровых дел
Лишь ключ двойной хранит сегодня,
Так вы в церковный ваш придел
Все царство втиснули Господне;
Вы жизнь и веру разлучили;
Вам быть не важно, лишь бы жили;
Хоть дух возвысить вы стремитесь,
Но полной жизнью жить боитесь;
Вам нужен — в зле, в добре скитальцы —
Бог, что на все глядит сквозь пальцы;
Как род людской — того же толка,
С большою плешью под ермолкой!
Но этот дряхлый бог — не мой;
Мой — буря там, где ветер — твой,
Где твой лишь глух, мой — беспощаден,
Вселюбящ там, где твой прохладен;
Мой — Геркулес в венце побед,
А не добряк преклонных лет!
Гремел глагол Его, как гром,
Когда пылающим кустом
Он высился пред Моисеем,
Как богатырь перед пигмеем;
Бег солнца Он во время оно
Сдержал в долине Гаваона.
И днесь творил бы чудо Он,
Но род людской впал в крепкий сон!
И должен быть преображен?
Да, это истина, мой друг,
Как то, что я на свет рожден
Врачом, целящим сей недуг.
Не угашай лучин сосновых,
Пока не разожжен фонарь, —
Пока ты слов не создал новых,
Не заглушай звучавших встарь.
Я к новым не стремлюсь словам, —
О вечной правде молвлю вам;
Не церковь и не догму ныне
Хочу возвысить до святыни, —
Те видели свой первый день
И потому, как всё, конечно,
Увидят и ночную тень,
Ведь сотворенное не вечно;
Оно червей и моли корм,
Его закон времен и норм
Сметет с пути для новых форм.
Но нечто вечно пребывает:
Тот дух, что не был сотворен
И, пав, пав на заре времен,
Свое паденье искупает,
Когда бросает веры мост
От плоти к духу — выше звезд;
Теперь иссяк он понемногу
От нынешней трактовки Бога.
Но должен дух из рук, голов,
Осколков душ, сердец, кусков
Вновь целым стать среди обломков,
Чтобы Господь опять признал
В нем лучшее, что он создал, —
Адама доблестных потомков!
Прощай. Здесь лучше будет нам
Расстаться.
Коль на запад вам,
На север мне. Равны пути,
Чтоб нас до фьорда довести.
Прощай!
Прощай.
Есть свет и муть;
Что жить — искусство, не забудь!
Э, поверни хоть мир вверх дном, —
При боге остаюсь своем!
Напяль ему очки на лоб,
А я его затисну в гроб!
Заходит солнце?
Нет, слегка
Его закрыли облака…
Здесь холодно…
То ветер, путь
Найдя в ущелье, начал дуть.
Ну, вот и спуск…
Горой столь черной
Не преграждался путь наш горный…
Ты в упоении игры
Не замечала той горы,
Пока тебя не напугал
Он криком, как гроза меж скал.
Но пусть крутым своим путем
Идет, — мы вновь игру начнем!
Нет, не теперь, я так устала…
И я, по правде. Да сюда
К тому ж сходить труднее стало, —
Не то, что плоская гряда.
Но только этот спуск пройдем,
Опять играть, плясать начнем —
В сто раз резвей, чем до сих пор.
Да, да — ему наперекор!
Глянь, Агнес, в голубой пожар, —
Как в нем пылает солнца жар!
То мелкой рябью, то улыбкой
Блестит полоска влаги зыбкой, —
То море свежее вдали!
А видишь ты, как виснет дым
Вон там, где ходят корабли?
А точку черную под ним?
То пароход наш — твой и мой!
Идет он к фьорду, чтоб домой
Уйти под вечер в темноту
С тобой и мною на борту!
Скажи, ты видишь, как густы
Туманы — вон у той черты,
Где море с небом ищут встречи?
Да… Но скажи мне, видел ты…
Что?
Как он рос во время речи!..
Да, себя узнал я снова!
Каждый дом, сарай сосновый,
Холм, березу в устьи, мост,
Церковь старую, погост,
Речки склон, ольшаник с краю —
Все я с детства вспоминаю,
Только мельче и серей
Стало все с тех дальних дней…
Шапкой снежной снег свисает
С гор обильней, чем тогда,
Неба узкую долину
Срезал он наполовину,
И грозит, и тень бросает,
Крадет солнце грудой льда.
Фьорд… Он был ли в прошлый раз
Жалок, узок, как сейчас?..
Дождь над фьордом. Вон — с опаской
По ветру идет баркас…
Вон — южней, под тенью скал,
Пристань, лавка и причал,
Двор, что крашен красной краской…
Двор вдовы — мой дом родной…
И встают передо мной
Детских лет воспоминанья…
Там один я, как в изгнаньи,
Средь камней прибрежных рос,
Кровных уз тяготы нес —
Уз с душой, что, мне не внемля,
Дух мой втаптывала в землю…
Дел великих светлый сон
Словно дымкой мгла укрыла,
Гаснет мужество и сила,
Дух слабеет — вянет он
Здесь, вблизи родимых хижин;
Тем слабей, чем дом мой ближе,
Приручен, смирен, острижен,
Как блудницею Самсон…
Что там? Суета, движенье —
Из домов, из сел подряд
Жен, мужей, детей отряд
В путь выходит, тропкой горной
Вьется, вьется лентой черной,
И подходит длинный ряд
К старой церкви у селенья.
Знаю вас — внутри, извне:
Ум и души — в вялом сне!
Знаю: весь ваш «Отче наш»
Так лишен крылатой воли,
Страха Божьего, стремленья,
Что доносит голос ваш
До небес никак не боле,
Чем четвертое прошенье!
Вот девиз страны родной,
Клич народа боевой.
Он лежит, в сердцах таимый,
Словно штормами гонимый
Остов веры их былой! Нет!
От душных прочь теснин!
Воздух шахт оттуда веет.
Вижу: стяг тут ни один
В вольном ветре не зареет!
Эй, там! Кто мечет камни?
А! Он закричал! Попала я!
Дитя, послушай, брось игру!
Вон, невредимый, на юру,
Он на валежнике сидит!
Он дик, как прежде. Ай! Летит!
На помощь! Ох! Он закогтит!..
Во имя Божье!
Тсс… Ты кто?
Летит, — будь тих, будь тих, — не то…
Да кто ж?
Не видел — ястреб в небе?
Здесь? Нет…
Противный он, большой,
Со лба свисает плоский гребень,
Глаз — с желто-красною каймой!
Куда идешь ты?
В церковь.
Да?
Так оба мы пойдем туда.
Мы оба? Нет, я вверх должна.
Но церковь там!
Та, что видна?
Ну да, — идем…
Нет! Гадко там.
Как? Почему?
Там теснота.
Где ж ты видала больший храм?
Где больший? Знаю я места.
Прощай.
Путь к церкви твой — туда?
Но там лишь дикая гряда!
Пойдем со мной, увидишь сам
Из льда и снега Божий храм!
Из льда и снега? А, я знаю:
Там, где вершина ледяная.
Отделена большим зубцом,
Ущелье есть, — слыхал о том
Я с детских лет, — и свод над ним
Зовется «храмом ледяным».
Там озеро замерзло полом.
Там вязкий снег пластом тяжелым
На гребне стен навис кругом
Огромным снежным потолком.
Да, с виду это лед и снег,
Но это — церковь лучше всех.
Нейди туда! Лишь ветра шквал —
И рухнет льдистый наст меж скал;
Крик, выстрел — и падет громада…
Идем смотреть оленье стадо,
Его обвал убил зимой,
Теперь растаял снег с весной…
Нейди туда! Там так опасно!
Нейди туда! Там так ужасно!
Господь с тобой…
Пойдем со мной —
На горы, к церкви ледяной!
Там мессы служит водопад,
Гремят лавины, льды звенят,
Там ветер проповедь поет
Так, что бросает в жар и в пот…
Туда злой ястреб не проник:
Садится он на Черный пик, —
Сидит, противный, злющей птицей,
Как флюгер на церковном шпице.
Да, дик твой путь, дик разум твой,
Как скрипка с треснувшей доской,
Но тупость — лишь себе подстать,
А злое может добрым стать…
Вот он летит, шумит крылом!
Прощай! Должна успеть я в дом, —
Укроюсь в церкви ледяной!
Ух! Вон летит он — гадкий, злой…
Прочь! Камнем брошу я в тебя!
Коль ты когтями — палкой я!..
Вот тоже прихожанка, — что ж,
Дол или кряж — где меньше ложь?
Где больше? Чей тяжеле грех?
Кто от истока дальше всех?
Там — легкомыслие весельем
Над грозным тешится ущельем;
Тут — тугодумье лезет вяло,
Затем что так и встарь бывало;
А здесь безумия полет
Преображает в церковь — лед!
Нет! В бой! В бой против всяких уз!
На этот тройственный союз!
Мое призванье — вот оно
Блестит, как солнце сквозь окно!
Я знаю долг: три этих тролля
Искупят, пав, земные боли, —
Лишь втиснув в гроб их, род людской
С чумой покончит мировой.
Так встань, душа! Вынь меч! Вперед!
В бой за небесный, вольный род!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
правитьПусти!
Пришла я раньше!
Прочь!
Ты должен мне тотчас помочь!
Постой…
Нельзя! Четыре-пять
Голодных ждут, — я должен вспять!
Не знаешь точного числа?
Как я пошел к вам — смерть вошла…
Постой. Ты в этом списке есть?
Нет… да, тебе на счастье, здесь!
Вот — номер двадцать девять… Дай…
Ну, ну, народ, не напирай!
Нильс Снёмюр?
Да.
Возьмешь сейчас
Три четверти от прежней нормы,
Вас меньше…
Да. Вчера как раз.
Скончалась Рангхильд в вое шторма.
Одной уж нет. Все — лишний пай…
Эй, не спеши и не вступай
Так скоро в новый брак!
Хи-хи!
Над чем смеешься?
Ну грехи, —
Как фогт у нас острит!..
Молчи:
Сошлись мы не шутить — всерьез,
Но шутка — средство против слез.
Карман последний пуст, — вот чудно!
Бумажник пуст и кошелек, —
Бродягой я взойду на судно,
Часы и палку дам в залог!
Пришли вы оба в нужный час:
Немного я собрал пока, —
Известно всем, что выйти может,
Когда начнет делить запас
Рука пустая бедняка
Со ртом, что только воздух гложет!..
Еще один! Коль вы слыхали
Про наводненье, голод, мор,
Вы б кошелек ваш развязали,
Коль он завязан до сих пор, —
Запас наш на исходе ныне:
Пяточком рыб народ в пустыне
В наш век насытить мудрено!..
И десять тысяч, что дано
Во имя идола, равно
Не даст одной души сберечь.
Сейчас ведь не об этом речь:
Не слов прошу из ваших уст, —
То — камни, коль желудок пуст!
Не может быть, чтоб знал ты, друг,
Как здесь народ страдал вокруг:
Бранд, тут болезни, недород —
Смерть бродит тут…
Я знал вперед:
По теням из свинца у глаз
Поймешь, кто тинг ведет у вас!
И все ж тверды вы, как кремень?
Когда б тут жизнь шла тупо, вяло,
В нужде всегдашней каждый день,
Я сострадал бы вам, пожалуй;
Когда б ползли, как зверь лесной,
На четвереньках вы домой,
А день полз, душен и убог,
Со скрипом похоронных дрог, —
Тогда б любой подумать мог:
Его из книги жизни Бог
Изъял… Но Он к вам добр и благ:
В крови у вас посеял страх,
Бичом нужды вас наказал,
Свои дары обратно взял…
Он бьет нас, тешась над нуждой!
И нас, снабдивших вас едой!
О, если б кровь моя могла
Вас исцелить, — она б дотла,
Пока не высохнет исток,
На вас струилась, как поток!
Но грех сейчас вам помогать:
Вас Бог решил из тьмы поднять!
Коль жив народ, пусть слаб и дробен,
Но духом он извлечь способен
Из бедствий мощь, — тогда ваш взор
Взлетит, как сокол, на простор,
И воля спину разогнет
И победит в сраженьи гнет;
Но если горестный удел
Не породит высоких дел,
То недостоин здешний люд
Спастись, избавиться от пут.
Гроза над фьордом! Знать, она
От слов его пробуждена!
Гневит он Бога — вот мой сказ!
Ваш бог не даст чудес для вас!
Гроза! Гляди!
Прочь от домов! —
Камнями — коль он так суров!
Христом молю!.. Скорей!.. Беда!..
Что нужно? В чем твоя нужда?
Не до нужды, не до потерь!
О самом страшном речь теперь…
О чем?
Нет слов… сказать невмочь…
Где прест? Лишь он бы мог помочь…
Здесь преста нет.
Пропал!.. Пропал!..
Зачем Господь меня создал!
А может быть, здесь есть и тот…
Пока не поздно, пусть идет!..
Открой нужду — прибудет он.
За фьордом…
Ну?
Мой муж… постой —
Три малыша… и дом пустой…
Скажи мне — он не осужден?!
Сперва кончай.
Иссохли груди…
Не помогли ни Бог, ни люди —
Кончался младший… бился… выл…
Муж истерзался — и убил…
Убил он!
Сына!
В тот же миг
Всю бездну ужаса постиг!
Раскаянья не вынес муки —
И на себя он поднял руки…
Спаси — грозе наперекор!
Ни умереть, ни жить с тех пор
Не смеет он, все держит труп
В объятьях, и слетает с губ
Лишь к дьяволу ужасный крик!
Вот здесь — нужда…
Я потрясен…
Но в округ мой не входит он.
Эй, лодку! Переправлюсь я.
В такую бурю? Нет, нельзя.
Вокруг фьорда есть тропа…
Пройти
По ней нельзя, там нет пути:
Как шла я там, разлив, реки
Смыл позади меня мостки!
Так лодку!
Нет, — уж я сказал:
Над рифами бушует шквал!
Смотрите! Налетел порыв,
Весь фьорд туманами укрыв!
Когда вот так ревет окрест, —
И мессу отменяет прест!
Душа в грехах, спеша на суд,
Не ждет, пока ветра спадут!
Рискнете лодкой?
Да. Но вы…
Кому дороже головы
Бог — пусть идет.
Боюсь…
И я…
Тут в гроб прямехонько стезя…
Вас в шторм не отнесет домой
Ваш бог; со мной же будет — мой!
Без покаянья он умрет!
Довольно одного — помочь
С ковшом и снастью, и — вперед!
Хотя б один пришел из вас,
Вот здесь деливших свой запас!
Все дайте, все — и жизнь свою!
Не требуй в нашем ты краю
Такого ввек!
Из лодки прочь!
Знать, Бога искушать ты рад!
Шторм крепнет!!
Разорвал канат!!
Иди хоть ты, но поспеши!
Я?.. Здесь?.. Коль ни одной души?!
А что тебе? Пускай стоят!
Я не могу!..
И ты?
Притом
Я мать… Их трое… малыши…
На грязи строите вы дом!
Ты слышал все? Что ж ты примолк?..
Да, он силен…
Ты знаешь долг, —
Господь тебя благослови!
Здесь есть один, кто путь любви
Достоин разделить вполне!
Идите же скорей!
Ты — мне?..
Иди! Ты — дар мой, чтоб опять
Могла я к небу взор поднять!
Пока тебя не встретил я,
Охотно б в дар принес себя.
А ныне?
Ныне жизнь моя
Мне дорога…
Что ты сказал?
Я не посмею…
Нет? — Тогда
Морей кипящих шумный вал
Лег между нами навсегда!
Так я иду!
Поторопись!
О Боже!
Агнес!..
Стой!! Вернись!!
Где дом твой?
Сзади, на гряде,
Вон — черный риф торчит в воде!
О, вспомни мать и дом родной…
Всю жизнь…
Нас трое над волной!
Мыс обогнул!
Нет!
Да! Гляди,
Уж риф остался позади!
Порыв погнал их… Каково!
Глядите, шляпу снес с него!
Волос — как ворона крыло —
По ветру пряди размело…
Все — дым и пена!..
Что за крик
Сквозь шторма шум сюда проник?..
Он шел к нам с гор.
Там Герд стоит,
Хохочет и кричит им вслед!
Наворожит им всяких бед, —
Швыряет камни, в рог трубит…
Вот рог швырнула под обрыв,
Дудит, ладонь трубой сложив…
Пусть гадкий тролль дудит, кричит, —
У парня стража есть и щит!
С ним у руля и в злейший норд
Пущусь спокойно через фьорд!
А кто он?
Прест.
Кто он таков,
Видать; да, молодец толков,
Отважен, стоек и силен, —
Хороший прест нам был бы он!
Толпа постепенно рассыпается по холмам.
Все это не по форме: влезть
В чужой приход, где люди есть,
На карту ставить жизнь и чин
Без настоятельных причин…
Я знаю долг свой, крепок в нем, —
Но только в округе своем.
Это — смерть. Омыты ею
Пятна грязи, ужас, страх,
Вновь покой в его чертах,
Вновь он легче и светлее…
Да, но ложь, исчезнув в нем,
Ночь соделает ли днем?
Осознав деянья ужас,
Скорлупу лишь видел он,
То, что может вызвать стон,
Что яснее, ощутимей,
Что его позорит имя,
В преступленьи обнаружась…
Те же двое, что во мглу
Взгляд вперив, раскрыв ресницы,
В страхе жмутся, точно птицы,
За печной трубой в углу
И глядят, глядят, внимая,
Но чему, не понимая,
Чьи запятнаны сердца
Ржой, что всех морей волною
Не омоешь до конца,
Ни трудом, ни сединою, —
Те, чей жизненный исток
Так ужасен, так жесток,
Те, что вырастут под тенью
Злодеянья, преступленья
И не выжгут до конца
В мыслях страшных дел отца…
Он не мог понять, что эти
Перепуганные дети —
Два великие истца!
Может быть, от них пойдет
Род преступный, грешный род.
Отчего? В глухом ответе
Бездны гул: «В отца и дети!»
Что в тиши стереть нам надо?
Что спасти любви оградой?
В ком ответственность за род,
Где начало грех берет?
Кто и как судить нас будет?
В час допроса — кто рассудит,
Кто свидетель, кто должник?
Ведь в любом — грехов избыток, —
Кто ж раскроет в этот миг
Свой заимствованный свиток,
И какой в ответе толк:
«Долг отцов — сыновний долг!»
Глубока, темна загадка,
Не ответит разум шаткий…
Жизнь над бездною повисла,
Пляшет рой без чувств и смысла…
Нет! Должны мы быть готовы
Трепетать, дрожать все пуще,
Но не видит ни один
Горный кряж долгов и вин,
Ввысь из маленького слова,
Из словечка жить растущий.
Опять мы встретиться должны.
Ему вы больше не нужны.
Он помощь получил и стих;
Но в доме трое есть других.
И что ж?
Из крох, что есть у нас,
Собрали мы для них запас.
Коль все ты, кроме жизни, дал, —
Знай: весь твой дар ничтожно мал.
Когда б скончавшийся сейчас
В беду попал, в волне тонул,
На помощь звал, — его б я спас
И жизнью бы своей рискнул.
Души же гибель — не беда?
Мы люди тяжкого труда…
Так отвратите вовсе взор
От света над вершиной гор,
А не коситесь каждым глазом
И в небо и на землю разом,
Себя в ярмо, согнувши спину,
Впрягая сами, как скотину!
Я думал, ты мне дашь совет,
Как снять ярмо тяжелых бед.
Коль сможете.
Нам ты поможешь.
Я?
Многие твердили то же,
Путь указуя в светлый дол, —
Но те твердили — ты пошел!
Ты думаешь?
Деянья след
Сильней, чем слово и совет.
Приход нас за тобою шлет:
Такой как раз нам подойдет.
Что ж нужно?
Преста в наш приход.
К вам?.. Я?..
Ты слышал иль читал —
Без преста мы уж целый год!
Да, вспоминаю…
Наш приход
Был больше, ныне стал он мал:
Когда ударил недород,
Мор поразил людей и скот,
И бедность сбила с ног народ;
Когда нуждой в подобье сна
Душа была погружена
И цены мяса и зерна
Вверх поползли, тогда у нас
И престам возросла цена.
Что хочешь требуй, но не это, —
Мой больше долг, трудней обеты:
Мне нужен жизни бурный вал,
Где б мир, весь мир речам внимал,
Что ж сделаю я тут, где горы
Мне голос не дадут напречь?
В них громче отзовутся хоры
На правды пламенную речь.
Кто в шахту слезет добровольно,
Когда зовет просторный луг?
Кто понесет в пустыню плуг,
Когда кругом полей довольно?
Кто от семян плод зрелый ждет,
Когда весь сад плодовый зреет?
Кто в рабской суете тупеет,
Умея в высь стремить полет?
Твой подвиг ясен нам вполне,
Но речь твоя невнятна мне.
Довольно слов. Вперед! Вперед!
Призванье, что тебя влечет,
Что направляет твой полет,
Так дорого тебе?
В нем весь
Смысл жизни!
Так останься здесь!
«Коль все ты, кроме жизни, дал, —
Знай: весь твой дар ничтожно мал».
Одно дарить не можем мы:
То — собственного «я» глубины, —
Ему не выстроишь тюрьмы,
Ему не выведешь плотины,
Своим путем к волне морской
Призванье вдаль бежит рекой.
Но и в болоте, с илом споря,
Оно — росой — достигнет моря.
Кто здесь внушил такие речи?
Ты. Подвиг твой в минуту встречи,
Когда, под бури грозный хор,
Ты шторму шел наперекор,
Доверив жизнь свою доске,
Утешить грешный дух в тоске.
Твой подвиг души нам потряс,
В озноб и жар бросал он нас,
Он звал, как колокольный звон…
Возможно, завтра будет он
Забыт — и вновь мы сложим знамя,
Что поднял ты сейчас над нами.
Где силы нет, там тщетно звать.
Не можешь быть, чем должен стать,
Так будь, чем можешь, но вполне:
Сын праха и внутри и вне.
Беда тебе, в кромешной тьме
Опять гасящему ночник,
И нам — прозревшим лишь на миг
Друг за другом, сгорбив спину,
Молча в дом уходит всяк.
Смолкли чувства; тяжко в глину
Утомленный вдавлен шаг,
И любой бредет, печальный,
Словно розгой устрашен,
Точно праотец их дальний,
Что из рая изгнан вон;
Как и он, с душой угрюмой,
Он глядит в кромешный мрак,
Как и он, познанья думы
Вдаль несет, став нищ и наг…
Смело мнил я человека
Цельным, чистым воссоздать, —
Грех — здесь лик его от века,
А не Божья благодать…
Прочь — к просторам без предела!
Вдаль — для рыцарского дела!
Вот сидит она, внимая,
Словно в ветре песня длится,
Словно льется на просторе;
Так внимала, руль сжимая,
Как волна внизу ярится;
Так внимала, пену моря
Отряхая, выжимая, —
Точно грезя, чувства сами
Поменялись в ней местами,
Точно слушает очами…
Верно, девушка, вкруг фьорда
Путь следишь ты — сушу, горы?
Фьорда нет, нет суши твердой,
Оба скрылись прочь от взора;
Землю вижу я большую,
Свод в воздушном океане,
Где моря шумят, бушуя,
Солнца взгляд блестит в тумаке,
Волны света, алый пламень
Вкруг вершин лучи подъемлют;
Ширь пустынь, песок и камень,
Где большие пальмы дремлют;
Где, под ветром замирая,
Стелят тень их оперенья, —
Только жизни нет в том крае,
Словно в первый час творенья…
И звучит там некий голос,
И твердит — и сердцем внемлю:
«В этом гибель — иль спасенье:
Выполняй свой долг тяжелый,
Засели всю эту землю!»
Что ж еще?
В груди, глубоко,
Чую я, как силы тлеют,
Вижу я — заря светлеет,
Слышу — крепнет мощь потока;
И растет внутри все шире
Сердце — мир в растущем мире, —
И опять словам я внемлю:
«Засели всю эту землю!»
Мысли, действия, стремленья,
Что к свершению стремятся,
Шепчут, движутся, роятся,
Словно бьет их час рожденья.
И хоть я не вижу — знаю:
Тот, в Чьей длани жизнь земная,
Вниз, на землю, смотрит вновь,
Весь — забота, весь — любовь,
Благ, как утренние зори,
Но в печали, в смертном горе;
И опять я слышу голос:
«Создавай: в самосозданьи
Иль спасенье — иль изгнанье;
Выполняй свой долг тяжелый!»
Внутрь! Я понял! Внутрь! Вот слово!
В сердце собственное снова
Путь ведет, — его мы можем
Сделать вновь престолом Божьим.
Сердце — вот наш шар земной!
Там погибнет коршун воли,
Там Адам родится новый!
Пусть же мир любую долю,
Путь верша свой, изберет,
Будь то песня, будь то гнет…
Но коль труд мой вожделенный
Станет он крушить враждой, —
Я пойду на смертный бой!
Есть же место во вселенной,
Чтобы быть самим собой.
Это прав людских основа:
Я не требую иного!
Быть вполне самим собою…
Так, — а бремя родовое?
Что за женщина по склону
Вверх плетется, в землю глядя?
Сгорблен стан, свисают пряди,
Встала — дух перевести,
Как бездомные скитальцы;
Вот в карман вцепились пальцы,
Точно в страхе от урону,
Точно клад хранят в пути…
Опереньем виснет платье
Над иссохшим костяком;
Руки — точно лапы птичьи;
Вся она похожа статью
На орла, что по обычью
Под резным прибит коньком…
На нее ложится иней, —
Память детских лет тая,
Все вокруг как будто стынет,
И метет пургой в пустыне! —
Боже! Это мать моя!..
Сказали — здесь он был… Лукавый
Побрал бы солнце! Ишь, блестит!
Сын, ты?
Я.
Фу, как блеск слепит,
И жжет глаза, и застит вид:
Мужик иль прест, не знаешь, право!
Да, дома солнца я не знал
Со дня, как лист спадал с опушки
До крика первого кукушки.
Нет, там отлично. Там смерзаешь
В сосульку, в ледяной кристалл,
И крепким, сильным вырастаешь,
Ни в чем не ведая препон,
И все же мыслишь: ты спасен.
Ну, здравствуй и прощай опять.
Да, ты всегда спешил удрать;
Как ты ушел — мальчонка малый…
Ты этого сама желала.
Да, был и есть тут ряд причин,
Чтоб ты имел духовный чин.
Гм, вырос сильный он, большой…
Так слушай сказ мой всей душой:
Жизнь береги!
Всё или нет?
Жизнь? Чем же большим ты владеешь?
Я говорю: весь твой совет
Лишь в этом?
Коль еще имеешь,
Так пользуйся. Но жизни дни —
Мой дар — ты для меня храни!
Уж слух прошел про это дело,
Я устрашилась, обомлела, —
На фьорде!.. Нынче!.. Ты бы мог
Расхитить данный мной залог!
Ведь ты теперь последний в роде,
Ты — сын мой, плоть и кровь моя,
И увенчать ты должен — вроде
Конька — тот дом, что строю я.
Держись; живи без счета годы;
Жизнь береги; покрепче стой;
Обязан жить наследник рода, —
В конце концов ты будешь мой!
Так. Ты для этого обмана
И шла ко мне, набив карманы?
Ты спятил, сын!
Не подходи!
Ударю палкой! Хватит силы!
Что вздумал ты? — Ну вот, гляди:
Что год, я старше; впереди —
Скорей иль позже — ждет могила;
Тогда получишь все, что есть,
При полном счете, весе, мере;
Нет ничего при мне, — не веришь?
Все дома, все могу я счесть;
Не много, но уж, верно, ты
Не будешь ведать нищеты…
Стой, где стоишь! Не подходи!
Клянусь тебе, все будет вместе:
Не стану прятать ни в углу,
Ни в щелях, ни в безвестном месте,
Ни под камнями, ни в полу, —
Ты, сын мой, все получишь сразу,
Один получишь, целиком!
Но при условьи?
При таком:
Своею жизнью не швыряйся,
Так глупо не рискуй ни разу,
Чтоб длили род сынов сыны, —
Иной не требую цены.
И береги богатства тоже, —
Не раздробились бы они.
Ты не умножишь их, быть может, —
Но что завещено, храни.
Есть вещь, которую меж нас
Должны мы выяснить сейчас.
Я с детства был упрям с тобой;
Я не был сыном, не была
Ты матерью, — так дожила
Ты до седин, я стал большой…
Самой мне ласка не нужна,
Как хочешь будь, — я не нежна;
Будь холодней и жестче льда,
Не ранишь грудь мне никогда;
Лишь спрячь наследство: пусть идет
Хоть мертвым — но из рода в род!
А если мне, наоборот,
Его развеять мысль придет?
Развеять то, за что года
Сплошного рабского труда
Меня покрыли серебром?
За что я сгорбленной стою?!
Развеять.
Так с моим добром
Развеешь душу ты мою!
А если ночью в самом деле
Я встану у твоей постели,
Едва на ложе, при свечах,
Держа молитвенник в руках,
Заснешь ты вечным, смертным сном, —
И буду шарить, рыться рядом
И обнаружу клад за кладом,
Иль подожгу свечою дом?
Откуда эта мысль? Куда
Ты гнешь?
Так рассказать мне?
Да.
От случая из детских лет, —
Ничто не выжжет этот след,
Как гроб, страшит он душу нам,
Как на лице, ужасный шрам…
Осенний вечер был. Отец
Скончался; ты больной лежала,
И я прокрался наконец
К отцу; сиянье свеч дрожало
Кругом; я видел из угла
Псалтырь, зажатый кистью правой,
Дивился, как тонки суставы,
Как долог строгий сон чела,
И плакал, в уголочке сидя…
Но тут шаги зашелестели,
И женщина, меня не видя,
В каморку крадучись вошла
И стала, подойдя к постели,
Копаться, рыться без конца:
Под изголовьем мертвеца
Пакет нашла — и зашептала,
Считая деньги: «Мало! мало!..»
Потом под тюфяком нашла
Пакет, завязанный узлами,
Рвала их злобными руками
И снова рылась, и шептала,
Найдя монеты: «Мало! мало!..»
Молила, плакала, стонала
И вновь чутьем искала клада,
И, находя, сквозь страх и радость,
Его хватала там и тут,
Как сокол птицу на лету.
Когда же обыскала все,
Как осужденная, ушла
И клад в тряпицу убрала
Под тихий стон: «Так это все?!»
Тогда, я многого ждала,
Находка же была мала,
Я слишком дорого дала…
Ты заплатила и дороже,
Сгубив сыновье чувство тоже.
Пускай! Обычай этот стар —
Гасить за деньги сердца жар!
Дала я с самого начала
Большую цену: я дала
Всю жизнь, чтоб с жизнью погибало
Все, чем она была светла,
Что помнится мне с тех времен,
Как глупый и прекрасный сон,
Что вырвала из сердца с кровью, —
То, что народ зовет любовью…
Борьба была не легкой, нет,
Но помню я отца совет:
«Забудь о батраке; другого
Возьми; пускай он телом хил,
Он парень умный и толковый,
Добро удвоит — хватит сил!»
Я вышла за него — и что ж?
Со мною не был он хорош.
Добра удвоить он не смог!
Потом сама я долгий срок
Трудилась, кровь лила и пот, —
Теперь лишь чуть недостает…
А хорошо ли помнишь ты
Теперь, у гробовой черты,
Что душу ты дала в придачу?
Ты — доказательство, иначе
Теперь бы не был престом ты;
Твоя забота дать прощенье
Душе в отплату за наследство:
Имею я и дом и средства,
Ты — власть и слово утешенья!
Как ни умна ты, план твой — ложь, —
Я с замыслом твоим не схож;
Немало есть за фьордом этим
Семей с такой любовью к детям:
Вы в нас привыкли видеть с детства
Лишь управителей наследства;
Когда ж свет вечности мелькнет
У вас в душе сквозь быта гнет,
Вы и ему стремитесь вслед:
Хотите с жизнью в торг вступить,
Чтоб жизнь и смерть объединить,
Род и наследство сочетав,
И вечность получить, как сплав,
Как сумму всех прожитых лет.
Сын, душу матери не трогай!
Наследуй, как уйду в дорогу…
А долг?
Долг? Не пойму никак!
Нет никаких долгов…
Пусть так;
Но если б был, — платил бы я,
Что задолжала мать моя;
Честь сына — все долги отдать
У гроба, где уснула мать.
И будь твой дом пустым и голым
И долгом отягчен тяжелым,
Сын вынужден наследье взять.
Того не требует закон…
Да, коль пером написан он.
Но в сердце честных сыновей
Другой, — он врезан посильней,
Лишь по нему я поступаю!
Учись же видеть, мать слепая!
Жилище Бога на земле
Сквернила ты, живя во зле,
Ты душу суетой сгубила, —
Полученный от Бога лен;
Тот лик, где дух запечатлен,
Ты грязью, плесенью покрыла;
Крылатый дух в толпе мирской
Ты крыл лишила суетой, —
Вот — долг! Куда ж тебе бежать,
Когда тебе врученный клад
Господь потребует назад?
Бежать?.. Куда?..
Не бойся, мать:
Твой сын оплатит долг стократ.
Омытый волей, с новой силой
В нем встанет лик, что ты грязнила;
В гробу спокойно можешь спать,
Должницею не будет мать
Моя в могиле!
Долг и грех?
Долг! Знать должна ты тверже всех:
Твой долг оплатит сын сполна,
Твой грех — ты искупить должна;
Всю человечность, что тобой
Растрачена в борьбе тупой,
Всю до последнего гроша
Вернет трудом его душа,
Но за саму растрату данью
Ты примешь смерть — иль покаянье.
Пожалуй, я домой пойду,
В тень ледника, поближе к льду.
Здесь корни ядовитых дум
Растут от солнечного жара,
От запахов мутится ум…
Иди же в тень. Я близко буду.
Когда же к встрече — к свету, к чуду —
Ты устремишься в этом льду,
Пошли мне весть — и я приду.
Ну да, судья, грозящий карой…
Нет — нежный сын и мягкий прест:
Воздвигну против страха крест,
Спою тебе псалмы любви,
Жар остужу в твоей крови…
Дай клятву — отвратишь беду?..
В твой покаянный час — приду.
Но я поставлю, как и ты,
Условье: цепи суеты
Сбрось добровольно — в гроба сень
Сойди нагой, как в первый день.
Вели огню расстаться с жаром,
Снегам — с морозом, туче — с паром!
Сбавь цену!
Выплесни бадью
До дна — и попроси у Бога,
Чтоб Он судил тебя не строго.
Голодный пост, епитимью
Потребуй лучше от меня, —
Но этого не в силах я…
Коль прочь от главного бежишь, —
Судью остатком не смягчишь.
Даю на церковь…
Все даешь?
Сын, разве много — не довольно?
Все покаянье будет ложь,
Пока, как Иов, добровольно
На груде пепла не умрешь!
Погибла жизнь!.. Душа пропала!..
Добро развеет ветер шалый!..
Домой же! Все, что носит имя
Мое, руками сжать своими;
Мое добро — дитя невзгод,
Я за тебя лью кровь и пот!
Домой же — над тобой рыдать,
Как над больным дитятей мать!
Зачем я в плоть воплощена,
Коль плоть любить я не должна,
Коль та любовь есть смерть души?..
Будь близко, прест! — Тогда спеши:
Я не могу сказать сейчас,
Что я почую в смертный час,
Но если все терять должна я,
То лишь у гробового края!
Да, сын твой быть вблизи сумеет,
Дня покаянья будет ждать
И руку старую согреет,
Едва ее протянет мать…
Вечер с утром так несхожи:
Я мечтал о битве Божьей,
Слышал бранные напевы,
Чуял меч разящий гнева —
Ложь крушить, низвергнуть троллей,
Мир омыть от бед и болей…
Вечер с утром так несхож:
Дух манили игры, ложь;
Утром я о том мечтала,
Что утратить — счастьем стало!
Как мечты прекрасны были, —
Лебединой, белой стаей
Дух на крыльях возносили,
Путь мой шел вперед блистая,
Человеческого рода
Грех старинный побеждая,
Плыл я вдаль под клик народа;
Служб церковных красота,
Гимны, шелк знамен, куренья,
Чаши, свечи, песнопенья,
Толп народных ликованье
Озаряли жизни труд,
Как манящее сиянье;
Но все это лишь мечта,
Льдов сверкающих виденье
Над грядой гранитных груд…
А теперь на щебне твердом
Я стою меж гор и фьордом,
Где густеет ночи тень
Раньше, чем заходит день;
Да, теперь стою я тверже,
От сует людских отвержен,
На земле, в краю родном;
Спет воскресный мой псалом,
Конь расседлан мой крылатый,
Целью высшей светит даль;
То не рыцарские латы,
Не меча былого сталь —
Труд тяжелый день за днем
Должен быть облагорожен,
В праздник Божий возведен!
А тот бог, что осужден?
Так же точно сгинет он,
Только втайне, осторожно,
Не открыто и не вдруг.
Вижу — толковал я ложно
Весть, целящую недуг:
И великое деянье
Не вернет их к покаянью,
Не пробудит сил душевных,
Не залечит ран их древних, —
Воля — вот он, врач народа,
Воля — гибель и свобода!
Семя воли, стань началом
Как в великом, так и в малом!
Так придите те, кто в горе
Разбрелись к домам селенья
Узкой, замкнутой долиной;
В задушевном разговоре
Наше дело очищенья
Испытаем и обсудим,
Дробность, ложь навек осудим,
Мощь разбудим воли львиной!
Как с мечом, рука с киркою
Может честью стать людскою, —
Цель одна, одна дорога:
Быть живой скрижалью Бога!
Стой! Отдай назад, что взял!
Вон сидит она у моря.
Выбирай: свет на просторе
Иль печаль в углу, меж скал!
Нет мне выбора иного.
Агнес, Агнес, вспомни слово,
Поговорка где-то есть:
Взять легко, да тяжко несть!
С Богом, искуситель милый,
Понесу, пока есть силы…
Вспомни тех, кого тут нет!
Сестрам, матери привет,
Напишу им, коль сумею…
Там, над синей влагой рея,
Паруса скользят, белея;
Словно дух, мечтаний полный,
Рассекая штевнем волны,
Вдаль уходят корабли,
Блещут пеною жемчужной
И летят на берег южный
Зачарованной земли…
Мчись на запад, на восток,
Для тебя — схоронена я.
Как сестра иди родная!
Океан меж нами лег…
О, так к матери назад!
Здесь — наставник, друг и брат!
Дева юная, страшись!
Тут, средь гор, где кряжа высь
Скрыла все холодной мглой,
В узкой, замкнутой теснине
Жизнь моя пойдет отныне,
Как октябрьский вечер злой…
Мрак не страшен мне — над кручей
Звезды глянули сквозь тучи!
Знай, я строг в бою со старым:
Все — иль ничего! Прости,
Если ты падешь в пути,
Жизнь твоя погибнет даром;
Никаких в нужде уступок,
Снисхождений за проступок;
Жизни мало — надо смочь
Смерть принять в борьбе жестокой!
От игры ужасной — прочь!
Прочь от мрачного пророка
И живи, как все живет!
Выбирай — ты у распутья.
Выбирай меж ним и мной —
Бурею и тишиной,
Счастьем и чредой забот,
Светом дня и ночи жутью,
Жизнью и могильной тьмой!
В ночь. Вовнутрь. Сквозь смерть и горе,
В даль, где утра плещут зори!
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
правитьМой муж любимый, вновь с тревогой
Следит твой взор за той дорогой…
Я вести жду…
И ты взволнован…
От матери — прошло с тех пор
Три года — день за днем я снова
Напрасно этой вести ждал;
Но нынче утром я узнал:
Ждут каждый час ее кончину.
Без зова, Бранд, пойти бы сыну…
В ком скорби нет о прегрешеньи —
Для тех не знаю утешенья.
Ведь мать она…
Но мне не след
Склоняться пред богами рода.
Бранд, ты суров!
К тебе?..
О нет!
Я путь тяжелый предвещал…
И не сбылось, что обещал,
Ничуть!
Угрюма здесь природа;
Румянец твой бледнеет тут,
Льды душу нежную гнетут,
Достатка наш не знает дом,
Камнями окружен и льдом…
Зато надежно у гряды
Он стал — над ним ледник висит,
Но по весне, как тают льды,
Поверх него идет громада,
А домик преста цел стоит,
Как в нише, сзади водопада!
Но солнца нет в глубокой щели…
Оно танцует на плечах
Вон той горы, что вся в лучах!
Да, правда, — летом, три недели,
Но не зайдет к нам луч его!
О Бранд, боишься ты… чего?
Нет, ты!
Нет, ты!
Ты носишь страх,
Таишь глубоко…
Бранд, и ты!
Ты словно встала над горой,
Над самым краем пустоты!
Скажи мне все!
Дрожу порой…
Дрожишь порой!.. Но за кого?
За Альфа…
Альфа?
Как и ты!
Мне страшно за него подчас,
Но нет, он не уйдет от нас!
Бог — добр; мой маленький сынок
Большим и крепким станет в срок…
Где он теперь?
Он спит.
Гляди:
Он видит счастье впереди,
Кругла, полна ручонка эта…
Но бледен он…
Пройдет за лето!
Здоровым, крепким сном он спит.
Господь его благословит, —
Спи, набирайся сил во сне!
С тобой и с ним вошли ко мне
И свет и мир: призванья дело
Ты тихой радостью одела.
Минуты горя и труда
Легко я с вами нес всегда;
Я в играх сына черпал силы,
Мне мужество не изменило
С тобою, Агнес, никогда.
Как муку, взял приход в те дни,
Но изменилось все: взгляни,
Как ворожило счастье нам!
Ты счастья был достоин сам,
Боролся, ратовал, страдал,
Ни дня, ни отдыха не знал, —
Ты кровью плакал в тишине…
Но легким все казалось мне!
С тобой любовь ко мне вошла,
Весенний день в душе зажгла.
Я никогда не знал ее, —
Отец и мать скорей мое
Гасили сердце, а не грели;
Но искры все ж под пеплом тлели;
И вот случилось так, что я
Всю нежность, скопленную тайно,
Сберег, как нимб необычайный,
Ему, тебе, жена моя!
Не только нам одним — и тем,
Кто член общины нашей, всем,
Кто горя сын, кто брат в нужде;
Ребенок сирый, мать в беде —
В тебе нашли отца и брата,
А в полном сердце — пир богатый!
Лишь чрез него и чрез тебя;
Меж мной и миром вы, любя,
Мост проложили в вышину:
Душа обнять всего не в силах.
Пока сперва не полюбила
Лишь одного или одну;
Я тосковал, я ждал годами,
И сердце обращалось в камень.
И все ж любовь твоя жестка:
Погладить хочешь — бьет рука…
Тебя?
Меня? О нет, мой милый,
Нести, что дал ты, хватит силы, —
Но оттолкнул не одного
Девиз твой: «Все — иль ничего!»
Того, что мир зовет любовью,
Я не признаю никогда,
Но Божью знаю я любовь:
Она безжалостна, тверда,
Грозней, чем смерть у изголовья,
Погладит — засочится кровь…
Что отвечала Божья воля,
Когда в саду, среди маслин,
Молил в поту и в страхе сын,
Чтоб миновала чаша боли?
Была ли чаша убрана?
Нет, Он испил ее до дна!
Коль мерить мерою такой,
Здесь всем погибель суждена!
Мы приговор не знаем свой,
Но вечно блещут письмена:
«Иди, будь верен до конца,
Не купишь сделкою венца;
И в муках должен ты стремиться,
Пройти огонь и холод льда.
Что ты не смог — тебе простится,
Что ты не хочешь — никогда».
Да будет так, как ты сказал.
Веди, веди же в свой причал —
В твои небесные высоты.
Дух бодр, но мысль еще во мгле,
Порой страшит, пугает что-то,
И ноги приросли к земле…
Приход наш должен быть готов
Трусливый компромисс отринуть!
Деяние осуждено,
Коль совершается оно
Для вида иль наполовину, —
Ученье это быть должно
Законом жизни, а не слов!
С тобой — куда ни ступишь ты!
Для двух — и кручи не круты!
Э, с голубочком голубочек
Ведет игру меж скал да кочек!
А, старый доктор мой, ты тут!
Входи…
Не к вам — другие ждут.
Я, знаешь, на тебя сердит:
Залезла в щель, да и сидит.
Здесь вьюги, ветра вечный вой
И дух и тело леденит…
Не дух.
Да ну? Еще живой?
Ну, все равно, почти что так;
Однако ваш поспешный брак
Остался, видно, в полной силе,
Хоть в старину и говорили:
Союз, что в миг один возник,
И рушится в единый миг!
Один лишь солнца яркий блик,
Один лишь колокола звук —
И лето вновь царит вокруг!
Прощайте. Ждут меня к больной.
То — мать моя?
Да. Вы со мной?
Но не теперь.
Уж были?
Нет.
Жестоки вы. Насилу след
Я проложил в горах сквозь снег,
Хоть знаю, ваша мать из тех,
Кто мне платить сочтет за грех…
Вас Бог спасет за ваше рвенье,
Старайтесь дать ей облегченье!
Да, волю укрепил мне Бог,
Я быстро шел, как только мог,
Всегда спешить нужда велит!
Вас известили, я забыт,
И жду с разбитым сердцем снова…
Пошли бы сами…
Мне без зова
Там делать нечего пока.
И это нежное растенье
Сомнет жестокая рука!
Я не жесток.
Отдать готов
Он кровь свою — ей в искупленье!
Как сын, я взял ее именье
Со списком всех ее долгов.
Свои платили бы!
О нет, —
Один пред Богом много бед
Способен искупить вполне!
Но лишь не тот, кто, нищ втройне,
В долгах зарылся с головою…
Богат иль нищ, хочу всего я,
И этого довольно мне!
Да, силы воли quantum satis
Вписал в свой счет конторский ты,
Но, прест, твой conto caritatis
Весь сплошь — лишь белые листы!
Любовь! — понятье ни одно
Так ложью не загрязнено:
С бесовской хитростью оно
Скрывает их изъяны воли
И истину прикрыть должно,
Что жизнь для них — игра, не боле!
Пускай тропа узка, крута —
Любовь им отомкнет врата;
Дорогою греха пойдут,
В любви прощенье обретут;
Увидят цель — к чему дела?
Любовь одна б спасти могла;
Заблудятся, хоть знают путь, —
В приют любви спешат свернуть!
Да, это ложь… И все же где-то
Живет сомненье: так ли это?
Одним пренебрегли: сперва
Закона строгого права
Должны мы волей утолить;
Нет, не к тому стремись душой,
Что, в малой мере иль большой,
Вполне ты в силах совершить
И что содержит лишь деянье
Как сумму сил, трудов, страданья;
Нет, радостно умей хотеть —
Пусть хлещет мук и страха плеть;
Последний подвиг твой не в том,
Чтоб кончить путь страстной крестом,
Но в том, чтоб ты хотел креста,
Хотел — хоть плотью изнемог,
Хотел — хоть в кровь спеклись уста.
Лишь здесь — спасенья твой залог!
Твоих высот я иногда
Страшусь — ты говори тогда!
Лишь если волею сполна
Ты победил в такой борьбе,
Любви приходят времена;
Как голубь, жизни ветвь тебе
Она несет, — то ветвь оливы!
Но ныне люди — род ленивый:
Здесь ненавистью быть должна
Любовь, здесь ненависть нужна…
Бой с целым миром! Бой суровый!
Простое, маленькое слово!..
Над сыном на колени встал,
Склонился, словно плачет он,
К постельке голову прижал,
Как тот, кто помощи лишен…
О, как любовь живет обильно
В его душе суровой, сильной!
Им Альф любим: змей мировой
В пяту дитя еще не жалил…
Встал! Голову ладони сжали!..
Что с ним? Он бледен, сам не свой!..
Что ж вестник?.. Не был?..
Нет пока…
Пульс — словно молот у виска,
Горит обтянутая кожа…
О, не пугайся…
Что с ним? Боже!..
Не бойся…
Вот… идет… за мной…
Теперь иди, отец!
Иду.
А весть?
Тяжелая. В бреду
На ложе поднялась своем
И шепчет: «Пусть придет священник, —
Дам полдобра за причащенье…»
Лишь половину?
Я б солгал,
Когда б иначе передал!
Лишь полдобра? Речь шла о всем!
Пусть; но я слышал ясно: «пол», —
Я твердо помню, с тем и шел.
В Господний день, перед судом,
Посмеешь ты поклясться в том?
Да.
Так снеси ей мой ответ:
Ни преста, ни причастья — нет.
Прест, ты не хочешь понимать?
Шлет за тобой родная мать!
Я прав не ведаю двойных —
Для посторонних и родных.
Ответ жесток!
Она его
Слыхала: все — иль ничего!
Прест!..
Передай: кумира часть —
Все та же идольская власть.
Бичом ответа за вину
Как можно мягче мать стегну,
И пусть надежды в ней цветут:
Не так суров Господний суд!
Да, трупным ядом душ немало
Надежда эта отравляла,
Как ядом мировой чумы,
Когда у гроба на краю
Псалмами, страхом мыслим мы
Умаслить грозного Судью!..
Конечно! Сделка так легка,
Они ведь знают «старика»,
Им нрав его давно знаком:
Сторгуются со «стариком»!..
Вот новый вестник…
Да.
Что ж мать?
Девять десятых хочет дать…
Не все?
Не все.
Я дал ответ:
Ни преста, ни причастья — нет.
Молила, страх и боль тая…
Прест, вспомни, это мать твоя!
Не смею на весах двойных
Чужих я мерить и родных
Так велико больной мученье, —
Приди или пошли прощенье!
Скажи ей: для святых даров
Потребен чистый стол и кров.
Твоей мне страшно высоты,
Как Божий меч, пылаешь ты!
Не мир ли вышел на меня,
Ножнами без меча звеня?
Не в кровь ли дух он ранит мой
Своею цепкостью тупой?
Твои условья так жестки…
Дай те, коль смеешь, что мягки!
Кого тут с меркою такой
Найдешь? Взгляни на род людской…
Да, здесь понятен мне твой страх,
Так пусто, пошло в их сердцах,
Так взгляд на жизнь тут низок стал,
Что ставят тех на пьедестал,
Кто, оставаясь неизвестным,
Грош завещает нуждам местным!
Пусть имя вычеркнет герой
Свое из памяти людской,
Взяв навсегда себе в удел
Одни плоды великих дел, —
И много ль дел увидит свет?
И разве выпустит поэт
Из клетки птиц, свои творенья,
Чтоб не узнали поколенья,
Кто дал им голос, оперенье?
Попробуй жертвенность найти
В ветвях народных, все равно,
Сухих, способных ли цвести…
Везде ты встретишь лишь одно:
Мечты раба — земли мечты,
Долезть скорей по кручам скал
К лозе житейской суеты,
А коль обманет и она,
Вонзить в сплетенья волокна
И ногти и зубов оскал.
И в эту тупость, ханжество
Кричишь ты: «Все — иль ничего».
Победа здесь, быть может, ближе,
Чем кажется: встает порой
Всех выше тот, кто пал всех ниже!
И все ж, когда с душой простой
Я строг и непреклонен в споре,
Мне чудится: я в бурном море
Плыву с разбитою доской…
В слезах и муках я привык
Грызть свой бичующий язык, —
Людей бичую часто я,
Объятий жажду затая…
Встань, Агнес, убаюкай сына,
Введи напевом в царство сна;
Его душа нежна, ясна,
Как в летнем озере глубины, —
И ласка матери, она
Там отразится птицей белой…
Что это, Бранд? Куда б ни слал
Ты мысль, — всё к Альфу мчатся стрелы!
Храни его! Он нежен, мал…
Так поддержи мне душу словом!
Могучим?
Нежным, не суровым…
Кто без вины — тот будет жить.
Одно не смеет Бог просить!
А если б Он посмел? Ведь так
Потребован был Исаак…
Нет! Я уж совершил закланье:
Всей жизни отдал я призванье —
Как Божий гром, греметь о зле,
Будить уснувших на земле!..
Ложь! Никакой в том жертвы нет:
В тот миг прошел мой сон, мой бред,
Лишь Агнес дух мой озарила,
На тайный путь со мной вступила!
Что ж от больной все нет посланья
О жертве — и о покаяньи?
Оно с корнями вырвет зло,
Что в сердце всем стволом вросло!..
Гляди! Нет, это фогт спешит,
Кругл, добродушен, бодр на вид,
В карманы руки запустил,
Как скобки в вводном предложенья…
Привет! Коль я вас посетил
Не вовремя, прошу прощенья!
Входите…
Хорошо и тут;
И если только вход найдут
Мои слова, скажу по чести,
Я пользу принесу — всем вместе!
В чем ваше дело?
Ваша мать
Отходит; должен вам сказать —
Мне жаль…
Я верю вам всецело.
Ах, очень жаль.
Так в чем же дело?
Но ведь она стара, и — Боже! —
Всем под конец грозит нам то же…
Так вот, я мимо шел как раз
И думаю: спрос не указ,
Отделался — и к стороне;
К тому же, говорили мне,
Что с ней у вас с тех самых пор,
Как вы пришли, — семейный спор.
Семейный спор?..
Жужжит толпа,
Что очень уж она скупа!
И правда, слишком далеко
Она зашла: не так легко
Себя забыть вам до конца.
Она же, не деля наследства,
Себе присвоила все средства:
Свои и вашего отца!
Наследство не делилось, да…
Тут люди ссорятся всегда;
И в этом вижу я причину,
Что без особенной кручины
Вы встретите, что суждено.
Прошу без гнева и без охов
Послушать, хоть, пожалуй, плохо
Я выбрал час…
Мне все равно —
Теперь иль позже слушать вас.
Так прямо к делу — и сейчас;
Как только ваша мать умрет
И ляжет в землю в свой черед,
Вы станете тут всех богаче.
Вы думаете?
Не иначе!
Возьмите-ка бинокль, мой друг:
Принадлежит ей все окрест,
Ее земля везде вокруг, —
Богат отменно будет прест!
А как же суд, как быть с разделом?
Причем тут суд? Ему есть дело
До сонаследников, долгов, —
Ваш случай вовсе не таков!
Но там, где есть добро и долг,
Наследников найдется полк,
И каждый скажет: я — законный,
Ну, разве чорт неугомонный!
Нет, слушайте: никто другой
Сюда не ступит и ногой, —
Уж верьте мне, мне все известно.
Богаче всех в округе местной
Вам быть, едва умрет она;
К чему же вам приход наш тесный,
Когда пред вами вся страна?
Фогт, ваша речь звучит точь-в-точь
Намеком: «Уезжай-ка прочь!»
Почти. Ко благу это дело
Обмозговал уж я всецело;
Взгляните пристальней и строже:
Кому вы весть несете Божью?
Подходите вы так же к нам,
Как волк к гусыням и гусям!
Поймите: ваш талант бесспорный
Для общества большого — клад,
Но вред для тех, кто век подряд
Сидит у трещин горных гряд,
Как уроженец щели горной!
Для человека край отцов
Есть то, что корень для дубов;
Нет там делам его ответа —
Погибло дело, песня спета!
Закон для всех деяний есть:
Страны потребности учесть.
Они видны с высот немалых,
А не из сел, зажатых в скалах!
Но ваша речь — к краям обширным,
Не к нам, не к людям нищим, мирным!
Делить привыкли с давних пор
Вы племена равнин и гор!
Как богачи, вы прав хотите,
Но от долгов своих бежите,
Оправдываясь наперед
Трусливым криком: «Помогите!
Мы что! Мы маленький народ!»
Всему свой час: сменяет род
Людской задачи час от часу;
Но лепту внес и наш приход
В великих целей мира кассу;
Днесь мал и пуст он, — но взгляните:
Еще живут преданья нити,
Величья дни его деля
С эпохой Бэле-короля;
Живут в сказаньях до сих пор
Два храбрых брата — Ульф и Тор
И их дружина и набег
На Брётланда цветущий брег.
Так жгли и грабили они,
Что юг, от страха холодея,
Молился: «Боже, охрани
Нас от жестокости злодея!»
И всем сомненьям вопреки,
То были наши земляки, —
Умели парни грянуть карой
И убивать в дыму пожара!
Затем живет в легенде старой
Герой Господень, взявший крест,
Хоть и погружено во мрак,
Ушел ли он из этих мест…
Толпа людей из сел окрест —
Его потомки?
Это так, —
Но как узнали вы?
Заране
Узнать не трудно славный род,
Крестовый видя их поход,
Героев щедрых обещаний!
Да, род их крепок на земле;
Итак, о Бэле-короле
Шла речь. Громили мы сперва
Народов дальних острова,
Потом с сородичами в спор
Вступил могучий наш топор.
Топтали мы их хлеб и травы,
Сжигали церкви, дом и двор, —
И нас венцом венчала слава!
Быть может, кровью пролитой
Мы слишком хвастаем порой,
Но все, что я успел сказать,
Дает мне право — по обычью,
Без всякой спеси — указать
На нашу мощь во дни величья,
Когда сумел строку вписать
Наш край, неся огонь и сталь,
В прогресса славную скрижаль!
Сдается мне, вы позабыли,
Что благородство — долг, мой друг,
И ныне, меч сменив на плуг,
Наследье Бэле в землю врыли…
Ничуть! Пусть кто-нибудь войдет
В дом, где пирует наш приход,
Где ленсман, кистер и судья —
В гостях почетных, как и я, —
Там свято память Бэле чтится,
Лишь пуншем дух разгорячится!
Под песни, тосты, кубков звон
Во всех речах уловит он:
Живет о нем воспоминанье;
Частенько сам я увлечен,
И пестрой мысли одеянье
Тку вкруг него из ярких слов,
Дух поднимая земляков!
Я сам к поэзии чуть-чуть
Бываю склонен, — общий путь
Всех северян, — но в меру все же,
Отнюдь ей жизни не тревожа:
Так, меж семью и девятью,
Работу выполнив свою,
Не прочь принять здесь много душ
Поэзии прохладный душ!
Вот бездна — та, что делит нас:
Упорством, силой в тот же час
Хотите вы объединить
С мотыгой меч; служенье Богу
С культурою картошки слить;
И, дав единую дорогу
Идей и жизни, получить,
Как порох из угля и серы
С селитрой, подвиг дел и веры!
Почти.
Здесь план подобный ложен,
Но в обществах больших — возможен.
Их и пытайтесь к высям звать,
А нас оставьте ковырять
Сохою в море да во мху.
Сперва бы выпахать труху —
Хвастливый крик о славе предков;
Не будешь выше, гномом став,
Будь прадед твой хоть Голиаф!
Залог величья в славе той!
Коль слава — с жизнью в связи крепкой.
Вы ж из нее курган пустой
Создали вялостью тупой!
И все ж беседы нашей цель —
Уехать лучше вам отсель!
Не процветет тут ваше дело,
Ваш взгляд на жизнь здесь чужд всецело;
А небольшой подъем, желанный
Порою для раба труда, —
О нем забочусь я всегда,
Неутомимо, неустанно,
С тех пор как дина принял честь;
Тому свидетельств много есть:
Со мною здесь почти что втрое
Людей умножилось число;
Сперва одно, потом другое
Я насадил тут ремесло;
С природой начал спор в отчизне, —
Вперед мы шли, как на парад,
Дорог, мостов построил ряд…
Но не меж верою и жизнью!
Меж фьордом и горой, скорее!
Но не меж делом и идеей!
Связал сперва с селом село,
Чтоб единенье тут росло.
Все так и думали окрест,
Пока вы не пришли как прест
И вновь смешали все в одно —
Шахтерской лампы огонек
И блеск полярного сиянья;
Ну кто бы разобрать тут мог,
Что верно, что искажено,
Что искупленье, что страданье?
Вы всех в округе сбили с ног,
На станы разделив соседей,
Что вместе шли уже к победе!
Вам вопреки — останусь я!
Навеки избрана стезя
Тем, у кого есть цель своя,
Кому в огне успел блеснуть
Зов Бога: «Здесь слугою будь!»
Останьтесь, но держась в границах;
Я рад, что от грехов омыться
Зовете вы, — грехи растут, —
Ей-богу, это нужно тут!
Но не творите день воскресный
Из всей недели, вздернув флаг,
Как будто в каждой лодке тесной —
Бог на борту, и строг и благ!
Чтоб внять советам вашим, надо
Мне душу заменить и взгляды;
Нет, долг наш — быть самим собой,
За дело жизни выйти в бой, —
И дело двину я вперед.
Да озарится им народ —
Тот край, что долго ваша клика
Глушила спячкой лжи двуликой,
Кого по клеткам вы упорно
Терзали, чтоб природы горной
Остаток мелочностью стал,
Чтоб каждый был угрюм, устал!..
Вы кости превращали в воск,
Вы мужества сосали мозг,
Дробить в куски вы души стали,
Что были отлиты из стали!..
Но вскоре, может быть, страна,
Воспрянув, прогремит: «Война!»
Война?!
Война!
Но взявши меч,
Вам первому пришлось бы лечь!
Поймут потом, лжи сбросив власть,
Что лучшая победа — пасть!
Очнитесь, Бранд! С ходулей слезьте,
Вы все поставили на кон!
Я так решил.
Со ставкой вместе
Исчезнет жизни краткий сон!
Судьба была к вам тароватой:
Наследник матери богатой,
Вы для ребенка жить должны,
Для счастья любящей жены.
О, сколько благ дано вам в руки!
А если все же, выбрав муки,
Спиной я стану ко всему,
Как долг велит?
Все ни к чему!
Где тут, меж снегом и волной,
Идти вам с мировой войной!
Богатый юг — другое дело.
Там люди кверху смотрят смело,
Там предлагать кровопусканье
Вы вправе на большом собраньи, —
Мы жертвуем не кровь, а пот:
На скалах хлеб у нас растет!
Останусь здесь, где дом родной,
Отсюда гряну я войной.
Поймите, неудачу встретив,
Теряете вы все на свете!
Коль отступлю — себя теряю!
Один — не воин в целом крае!
Я с лучшими в толпе одной.
Пусть так, но большинство — со мной!
Вот он — народа сын вполне:
Благожелателен и трезв,
И справедлив, и в деле резв,
А все же бич в своей стране!
Морозы, вьюги, ледоход,
Чума, и голод, и лавины
Не натворят и половины
Подобных бед за целый год;
Стихия жизнь лишь похищает —
А он! Все мысли убивает,
Всю свежесть воли притупляет,
Всю радость песни заглушает
Его одышкой спертый дух!
Как много на устах улыбок,
Как много пламени в сердцах,
Подъем душевный, радость, страх,
Что в подвиг вырасти могли бы,
Бескровно сдунул он, как пух…
Но вестник!.. Что ж он?.. Не прислала?..
А, доктор!
Ну, как мать?.. Видали?..
Пред вечным судией предстала.
Мертва!.. Но — каялась?
Едва ли;
Цеплялась крепко за свое,
Пока не пробил час ее.
Итак, душа осуждена?
Быть может, будет там она
Не по закону мертвых строк
Судима…
Что ж она сказала?
Шепнула тихо и устало:
«Не так Господь, как сын мой, строг!»
В чаду греха, на смертной грани —
Ложь, ложь все та же, как и ране!
Хотите древние года
Вы вновь перенести сюда;
Все верите в библейских уз
Меж Богом и людьми союз;
Но каждый век дает свой клич:
Нас не страшит геенны бич,
Наивным сказкам веры нет, —
Гуманность — вот для нас завет!
Гуманность! Дряблой лжи отстой!
Вот всей земли завет пустой!
Им маскирует каждый трус
Бессилье взять деянья груз;
Ничтожество, что дел не хочет,
Им лень свою прикрыть хлопочет;
Вот щит, спасающий от бед,
Чтоб легче нарушать обет,
Чтоб лилипутов из людей
Создал гуманный свод идей!
Гуманен был ли Бог с Христом?
А если б ваш царил, — удобным
Нашел бы он на месте лобном
Пощаду кликнуть, чтоб потом
Свести все дело искупленья
К дипломатическому пренью!
Бушуй, бушуй, печаль тая!
Но лучше б плакал ты, пожалуй…
Скорей!.. За мной!..
Ты испугала
Меня, дитя! Что там?
Змея
Легла вкруг сердца моего!..
Но что?!
Господь! Храни его!..
Смерть, как и жизнь, — без покаянья…
Не перст ли это на пути?
Вернуть я должен достоянье,
Растраченное по незнанью.
Втройне позор — теперь уйти!
На родине с минуты той
С сыновним долгом крепко стой!
Как крестоносец в бой иди,
Паденье плоти победи
Нетленным духом: Бог мне в дар
Глагола меч и гнева жар
Послал, — я целый кряж их горный
Разрушу волею упорной!
Сейчас же прочь! Запри свой дом!
Я остаюсь, хоть грянет гром.
Так к смерти сын твой присужден!
Альф? Сын? Что это — морок? Сон?
Мой Альф…
Нет, подождите тут!
Здесь света нет, здесь солнца нет,
Здесь вихри с полюса метут,
Туманы виснут бахромой;
Еще с одной такой зимой
Увянет нежной жизни цвет!
Прочь, Бранд, — спасенье в вашей воле,
Спешите… вредно медлить доле!
Сегодня!.. Вечером!.. Сейчас!
Он крепким вырастет у нас!
Там с ледников не будут дуть
Ветра на маленькую грудь!
Он спит, возьми его нежней, —
Вдаль, вдаль от снега и камней!
О Агнес, лишь бы нам успеть:
Смерть вкруг него сплетает сеть!
Я втайне мучилась немало,
Но всей беды не понимала…
Но вы уверены в спасеньи,
Коль мы бежим сейчас же прочь?
Жизнь, что хранят и день и ночь
Отец и мать, — вне опасенья;
Не бойтесь, вам недолго ждать,
Начнет он быстро расцветать!
Спасибо, доктор!
Поплотней
В перинку, в пух дитя укутай,
От фьорда с каждою минутой
Вечерний ветер холодней…
Неумолим к толпе людской,
Зато уступчив сам с собой!
Для них — ни много и ни мало,
А только «все иль ничего»;
Но тотчас мужество упало,
Лишь жеребьевка на его
Родного агнца указала!
Что это значит?
Мать свою
Громили словом, как в бою:
«Погибнешь, все не дав сполна, —
Нагою в гроб ты лечь должна!»
И тот же клич гремел, как гром,
Когда народ страдал кругом;
Но только в кораблекрушенье
Попали сами, для спасенья
Долги, возмездье, искупленье —
Все оказалось за бортом!
О, в море проповедей том, —
Крушил лишь груди братьев он,
Теперь же речь идет о том,
Чтоб отпрыск кровный был спасен!
Бежать, бежать из этих мест:
От трупа матери, людей,
Призванья, паствы, душ, идей —
Прочь! Отменяет мессу прест!
Ослеп — иль раньше был слепцом?!
Вы стали попросту отцом.
Я не корю вас в этот раз:
Вот так, с поломанным крылом,
Величья больше стало в вас,
Чем в эдаком борце-титане!
Прощайте! Зеркало припас
Я вам, — себя увидев в нем,
Вздохните: «Боже! Вот каков
Герой, штурмующий богов!»
Когда был слеп я? — Ныне?.. Ране?..
Слышь, прест, враг на твоем пути!
Да, здесь…
То здешний фогт. Не скрою:
Посев твой пышно стал расти,
Пока он слухов спорыньею
Не смял его; а слух простой:
Что будет домик твой пустой,
Что ты спиною станешь к краю,
Лишь мать богатая помрет.
А если б так?
Тебя я знаю
И знаю, как тот слух растет:
Встал на дороге фогта ты,
Согнуть же преста невозможно, —
Вот корень всей их суеты!
Но если верно слышал ты?..
Тогда солгал ты нам безбожно!
Солгал?
Ты ясно нам сказал,
Что Бог тебя к борьбе призвал;
Что здесь, у нас твой дом родной,
Откуда ты пойдешь войной;
Что изменить никто призванью
Не смеет в самом злом страданьи,
Но биться должен, ложь губя;
Ведь есть призванье у тебя:
Все ярче свет твой, — погляди,
У многих он горит в груди!
Но слух толпы для правды глух,
Для чувств высоких замкнут дух!
Ты знаешь лучше, — ведь не раз
Свет солнца зажигал ты в нас!
Но в большей части — ночь царит!
Ты — свет наш, что в ночи горит,
Но, хоть ты лучше разумеешь,
Тут счет не нужен никакой:
Я — здесь, я — человек простой,
И говорю: беги, коль смеешь!
Моя душа от мига к мигу
Полней, но я не справлюсь с книгой.
Подняв меня из мрака злого,
Попробуй сбрось, коль смеешь, снова!
Нет! Крепко я держу канат.
Коль отпущу, — куда мне? В ад?..
Прощай! Спокойно жду я вести —
Мой прест со мной и с Богом вместе!
Ты побледнел, ты рот кривишь,
Как будто в сердце крик таишь…
Отражены от горных гряд,
Слова здесь бьют сильней стократ…
Готова я.
К чему, жена?
К тому, что сделать мать должна.
Улетел наш прест! Слыхали?
На холмах у горных гряд
Тролли, призраки кишат,
Тонки, толсты, черны, злы, —
Ух, как бьются — как козлы!
Правый глаз мой чуть не скрали,
Полдуши себе забрали,
Ну да хватит мне и части, —
Много тут разбитой снасти!
Девушка, где мысль твоя?
Видишь — пред тобою я!
Ты? Да, ты — но нет тут преста!
Ястреб мой с горы слетел,
Он покинул Черный пик,
Зол, оседлан, взнуздан, дик,
Полня шипом всю окрестность, —
А на нем верхом сидел
Он — в ком я узнала преста!
Церковь сельская пуста,
На засовы заперта!
Срок ей кончился, приспело
Время в честь войти моей:
Прест там больше и сильней,
Служит мессы в ризе белой
Из росы оледенелой;
Хочешь в церковь, так идем,
Пуст теперь твой Божий дом,
Мой же прест поет псалом
Так, что землю полнит гром!
Кто мне идола напевы
Шлет в твоем безумьи, дева?
Идол? Это что такое?
Идол? Вспомнила! Оно
То мало, а то большое,
Красок, золота полно…
Идол? Подожди немножко…
Глянь сюда! Ты видишь — ножка?
Видишь — ручка? Вот пеленка
Обвивает тканью тонкой
Словно спящего ребенка,
Так пестро и так чудно…
Отшатнулась… прячет крошку…
Идол! Глянь-ка — вот оно!
Можешь ты рыдать, молиться?
Дух мой ужасом сожжен!..
Агнес, горе нам! Десница
Божья в ней, — окончен сон!
Слышишь? Над грядою горной
Все звонят колокола,
Прихожане лентой черной
К храму вышли из села.
Видишь? Пляшут толпы троллей, —
Прест топил их раньше в море;
Видишь — пляшут толпы гномов,
Погребенные в могилах,
Вновь теперь они на волю
Людям вылезли на горе, —
Их гроба сдержать не в силах!
Холодны, мокры, измяты,
Оживают тролленята,
Выползают из проломов
И горланят: «Мать! Папаша!»
И мужья и жены ваши
С ними в шаг идут, как с ровней,
Как отцы в толпе сыновней;
Мать хватает троллененка,
Грудь сосет он мертвой мордой, —
В храм родной крестить ребенка
Прежде мать не шла так гордо!
Ну и жизнь пошла у фьорда,
Чуть лишь прест умчался прочь!
Сгинь! Страшней видений ночь
Надо мной!
То — он смеется!
Он — сидящий у дороги,
Там, где вверх идут отроги,
Он ведет по книге счет
Каждому, кто вверх идет.
Гей! Уж все почти у места.
Церковь сельская пуста,
На засовы заперта,
Прочь умчал мой ястреб преста!
В путь пора пуститься нам…
Где же путь наш?
Там — иль там?
Бранд!.. Но сын твой… ты забыл?..
Не сперва ль я престом был?
Пусть хоть гром гремит в ответ —
У меня ответа нет.
Только мать решает тут:
За тобой — последний суд.
Ты владыка мой, — жена
Мужу следовать должна!
Горький выбора сосуд
От меня должна ты взять!
Взять его не может мать!
Приговор тут слышен мне!..
Есть ли право выбирать?
Приговор звучит вдвойне!
Веришь ли сейчас вполне,
Что Господь тебя призвал?
Да!!
Но ты решать должна —
Жизнь иль смерть: ты — мать, жена!
В путь, что Бог тебе избрал!
В путь пора пуститься нам…
Где же путь наш?
Там?
Нет — там!
Боже! Самую большую
Жертву к небу возношу я, —
Дай мне жизни мрак пройти!
Иисусе, просвети!!
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
правитьНет еще! Все нету, нету…
О, как тяжко снова, снова
Ждать весь день, за зовом зовы
Посылая без ответа!
Снег ложится, тих и бел, —
Мягкой шалью он одел
Нашей старой церкви крышу…
Тсс… Я скрип калитки слышу,
Твердый шаг уж у дверей…
Это ты? Входи скорей!
Как ты долго не был дома!
Не бросай меня одну, —
Этой страшной, черной дремы
Я одна не отряхну!
Это время — и какое! —
Те два дня и ночь кончины…
Я опять, дитя, с тобою.
Ты бледна…
Гнетет кручина;
Все металась, тосковала.
Вот — сплела венок; хоть мало
Было зелени, но с лета
Я для елки зелень эту
К рождеству приберегала.
Куст его был, — вот он в срок
Куст и взял, но — как венок!
Боже! снег его жилище
Заметает…
На кладбище.
О, как слово это грозно…
Жалобы не надо слезной!
Да, но будь же терпеливым:
В сердце, сплошь кровоточивом,
Рана так свежа, сильна,
Жизни ключ иссяк до дна…
Я потом вздохну свободней,
Эти дни пройдут, как сон,
Стихнут пени, смолкнет стон…
Так ли праздник чтят Господний?
Нет, но будь же терпеливым:
Год назад в родном жилище
Он был крепким и счастливым,
А теперь он…
На кладбище!
Этих слов не надо!
Надо!
Если их боишься ты,
Пусть гремят, как волн громада
У береговой черты!
Сам страдаешь ты от слова,
Лишь скрываешь предо мной.
Весь в поту твой лоб суровый —
Вот цена за твой покой!
Нет, на лбу — я знаю твердо —
Только брызги пены с фьорда.
А в глазах твоих росинки —
Только талые снежинки?
Нет, их влага так тепла —
Из груди она текла…
Агнес, будем, друг мой милый,
Сильны, тверды, и вдвоем,
Сочетавши наши силы,
В путь — за шагом шаг — пойдем!
О, я мужем был на море:
Волны к рифам шли отрядом,
Чайки смолкли в грозном хоре,
Жалкий бот наш било градом;
Там, на фьорде, все кипело,
Мачта гнулась и скрипела,
Ветер рвал наш парус белый,
В пене волн трепал обрывки;
Каждый гвоздь кричал в обшивке;
С гор свергаясь, брызжа пеной,
Шли лавины, точно стены,
И гребцы, как восемь трупов,
Весла сжав, застыли тупо…
У руля восстал тогда я,
Призывая, увлекая,
Ибо знал: Господней дланью
Крещено мое призванье!
Легче с бурей вынесть бой,
Легче жить всю жизнь борьбой!
Но подумай обо мне,
Кто одна выносит бремя
И, чирикая в тиши,
Горькой песенкой души
Заглушить не может время…
Но подумай обо мне:
Я не вижу блеска дел,
Узок, мелок мой удел,
Все я здесь, средь этих комнат…
Как забыть? И смею ль помнить?..
Твой удел ничтожен? Твой?
Никогда перед тобой
Большим не был он! Послушай.
В бедах чуял я не раз —
Размягчает горе душу,
Слезы просятся из глаз;
Словно падает ограда,
Словно сердце плакать радо…
Слушай, Агнес, в этот миг
Я так близко Бога вижу…
Мнится, я б Его достиг,
Все яснее Он и ближе…
Алчу, жажду без конца
Пасть к Нему, на грудь склониться,
Вечно быть в Его деснице —
В мощи благостной Отца!
Бранд, когда бы вечно так
Видел ты Того, Кто благ,
Не царем — отцом скорее!
Нет, не смею… Я не смею
Путь Господний преграждать!
Мощным, грозным Бога звать
Должен ныне человек,
Ибо мелким стал наш век!
Ты же можешь в нем отца
Разглядеть сквозь блеск лица
И, склонясь в объятья к Богу,
Отдохнув, забыв тревогу,
Сильной, крепкой вниз сойти,
Блеском рая в ясном взоре
Озарив борьбу и горе
На страстном моем пути!
Видишь, Агнес, сущность брака
В этом мудром разделеньи:
Я сражаю силы мрака,
Ты несешь мне исцеленье;
Вот когда «едины двое» —
Брака таинство живое!
С дня, когда ты, встав спиной
К суете мирского дела,
Трудный жребий выбрав смело,
Назвалась моей женой,
На тебе лежит призванье:
До победы иль закланья
Должен биться я — и в зной,
И под стужей ледяной;
Ты — протягивать мне кубок
С освежающей любовью
И, склоняясь к изголовью,
Окружать мой панцирь грубый
Даром нежности и света, —
Нет, не мелко дело это!
Что б я сделать ни решила,
Не могу — иссякла сила;
Тысяч дум моих отростки
Все сплелись, как в узел жесткий, —
Словно сон владеет мной…
Дай же горю мне отдаться,
Помоги мне разобраться
В долге — и в себе самой!
Бранд, когда ты брел в метели,
Ночью, он пришел ко мне —
О, румян, здоров вполне,
Но одет лишь еле-еле,
В той, короткой рубашонке;
Подошел к моей постели,
Протянул ко мне ручонки,
Улыбнулся, мать позвал,
Словно мать он умолял
О тепле… Да, было так!!
Агнес!
Да! Там холод, мрак!
Должен зябнуть он снаружи,
Там, на мерзлых стружках, в стуже!..
Агнес, снег заносит труп, —
Альф давно умчался к свету!
О, не трогай рану эту!
Как в словах ты прям и груб!
То, что трупом так сурово
Ты зовешь, то для меня
Есть дитя — душа и тело:
Так, как ты, я не готова,
Плоть и дух разъединя,
Поделить, что было цело…
Альф в снегу, в гробу убогом —
Тот же Альф мой, взятый, Богом!
Раны чем кровоточивей,
Тем скорей пройдут они!
Да, но будь же терпеливей,
Ввысь веди, но не гони!
Встань поближе, дай мне силы,
Но нежнее, мягче, милый!
Ты, чья речь — как шторм суровый,
В час, когда должна душа,
Совершив избранья шаг,
Получить венец терновый, —
Ты не знаешь песни нежной,
Чтоб утихнул дух мятежный,
Или слова, что согрето
Нежным отблеском рассвета?
Бог твой в мощи исполинской
В замке грозном — Царь царей, —
Что ему до материнской
Боли маленькой моей?
Лучше тот, к кому ты прежде
Обратилась бы в надежде?
Нет! Обратно — никогда!
Хоть случается на миг,
Вновь влечет меня туда,
Где и свет и дня сиянье…
«Взять легко, нести — мученье» —
Так звучало изреченье?
Для меня твой мир велик.
Слишком все кругом громадно:
Ты, твой долг, твое призванье,
Воля, путь твой беспощадный,
Горе, боль воспоминанья,
Фьорд, замкнувший все дороги,
Этих гор нагих отроги,
Этот мрак, борьба и мгла…
Только церковь тут мала…
Та же мысль! Она витает
Словно в воздухе самом…
Чем же мал наш храм?
Кто знает? Тут не объяснишь умом…
Не родится ль настроенье,
Как душистая струя
В ветра вольном дуновеньи?
То пришла, а то ушла…
Вот в такое-то мгновенье
Я, не зная, поняла:
Церковь здешняя мала!
Да, в народе есть прозренье:
В сотнях душ в моем приходе
Мысль рождалась в том же роде;
Даже в той, чьи в исступленьи
Одичавшие уста
Мне кричали с выси горной:
«Гадко там! Там теснота!» —
Хоть она свой вопль упорный
Объяснить бы не смогла;
Сотня женщин подтверждала —
Церковь старая мала!
Голос женских уст был дружен.
Да, им храм просторный нужен!
Агнес! Ты ко мне сошла
Как избранница Господня,
Светлый ангел на пути, —
Вновь, хоть ощупью, сегодня
Верный путь смогла найти
Там, где мысль моя блуждала!
Не собьют огни болота
Ложью дух твой светлокрылый;
В первый день ты мне открыла
Царство творческой работы —
Внутрь мой взор ты обратила,
Указав, что есть я сам,
Взлет прервав мой к небесам…
Агнес, вновь ты молвишь слово,
Что, как солнце, мощью новой
Озарило предо мной
Путь неясный. Вот дорога:
Церковь здесь мала, убога,
Так построим храм иной!
Никогда еще так ясно
Я не видел, друг ты мой,
Что в тебе дано мне Богом,
И, как ты, молю я страстно:
Будь со мной! О, будь со мной!
Осушу я слезы; горе
С сердца матери стряхну;
Точно склеп, на все запоры
Замок памяти замкну;
Пусть лежит забвенья море
Между замком тем и мной;
Счастья вытравлю узоры
С грез, что мною овладели,
Стану лишь твоей женой!
Путь ведет к великой цели!
Но оставь же эти шпоры
Вечной строгости стальной!
Вышний мной повелевает!
Ты о Нем мне сам сказал:
Он порыв не отвергает,
Будь порыв и слаб и мал…
Агнес, ты куда?
Когда-то
Надо мне убрать наш дом;
Помнишь, прошлым Рождеством
В мотовстве корил меня ты?
Я зажгла тогда все свечи,
Разукрасила для встречи
Елку, вынула игрушки, —
В этот день, как на пирушке,
Здесь и пели и смеялись…
Бранд, хочу я, чтоб сияли
Вновь все свечи и сегодня,
Дом для праздника Господня
Я украшу, словно храм;
Если Бог заглянет к нам,
Он увидит: сын и дочь,
Им смиренные, внимают
Отчей благости и знают:
Из-за кары им не надо
Изгонять из сердца радость
В предрождественскую ночь!
Глянь: уж слезы не видны!
Так свершай свой долг жены:
Свет, дитя, зажги полнощный!
Строй же храм твой, светлый, мощный,
Но скорее — до весны.
В бездне мук, в беде, в ненастья
Доброй волею полна, —
Но слабеет дух в несчастьи,
Хоть и хочет жертв она…
Боже, зрящий души наши!
Помоги, позволь не брать
Этой страшной, горькой чаши —
Долга грозного: послать
Злого ястреба закона
На нее, жену мою,
Чтоб жестокий клюв дракона
Крови теплой пил струю…
Смело, твердо я стою,
Мне дай груз двойной на плечи,
К ней лишь будь мягкосердечен!..
Вас побежденный посетил.
Как, побежденный?..
Я ведь это!
Вы помните, как я в то лето
Изгнать отсюда вас решил,
Как предвещал: борьба меж нами
Для вас окончится бедой?
И что ж?..
Хоть прав, был голос мой,
Я прекращаю с вами бой.
Причина?
Большинство за вами!
За мной?!
Не знать вы не могли:
К вам все спешат — вблизи, вдали;
Здесь, в округе, стал ощущаем
Какой-то дух совсем иной,
Рожденный, видит Бог, не мной;
Так вывод вправе сделать я:
От вас исходит та струя.
Вот вам рука — мы бой кончаем!
В войне, как наша, вечен бой,
Хотя б один и пал в сраженьи.
Что ж лучше после пораженья,
Чем добрый мир и соглашенье?
Я не из прущих на копье,
Я, как другие люди, создан:
Когда приставят острие
К груди — сдаюсь, пока не поздно.
Коль против копий держишь палку,
Разумнее покинуть свалку,
А коль останешься один,
Не отступить — мне нет причин!
Две вещи выделим вначале:
Во-первых, я, как вы сказали,
Сильней, и сами вы признали,
Что большинство со мной.
Ну да!
Теперь — возможно. Но тогда,
В день жертв, — кто в этот грозный час
Сильней окажется из нас?
В день жертв? До них и не дойдет!
О Господи, ведь мы гуманны,
И в худшем случае народ
Развяжет несколько карманы!
Наш век не просит жертв тяжеле,
И те даем мы еле-еле!
Всего ж досадней в этом деле,
Что сам из тех я, кто вперед
Гуманность двигал в свой черед
И к жертвам отбивал охоту;
Ну, словом, я могу сказать,
Что самому пришлось связать
Мне розг пучок, чтоб отстегать
И цель мою и всю работу!
Пусть даже правы вы всецело,
Но — во-вторых — как мне понять,
Что согласились вы признать
Проигранным свое же дело?
Муж создан, чтоб свершать свой труд,
Секут его иль не секут,
Он цель считает райским садом, —
И пусть меж целью и тобой
Грохочет всех морей прибой,
Страна же бесов близко, рядом, —
Ты смеешь ли с пути свернуть,
Воскликнув: «В ад короче путь»?
Отвечу вам: и нет и да;
Всем к пристани причалить надо,
Но ложен путь, где ни награды,
Ни пользы нет нам от труда!
Ведь все мы жаждем возмещенья
За малый труд иль за большой.
Где победить нельзя в сраженьи,
Пройдем тихонько стороной!
Но белым цвет не станет черный!
Мой друг, к чему твердить упорно:
«Бело, как лед», коль все равно
Толпа кричит: «Как снег, черно!»
И вместе с ними вы?
Но, но!
Кричу — «серо», а не «черно»!
В гуманный век должны стараться
Сходиться мы, а не бодаться;
У нас свободная страна,
Где есть общественное мненье;
К чему ж особое сужденье,
Бела ли вещь или черна?
Итак, скажу двумя словами:
Вы — первый, большинство за вами;
Отныне к бывшему врагу
Я примыкаю, как могу, —
И упрекнут меня едва ли,
Что я не стал бороться дале…
Я вижу, судит здесь народ
Меня за мелочность забот;
Другое больше уважая,
Чем повышенье урожая;
Дань на общественный алтарь
Несут не так легко, как встарь;
А не хотят играть соседи
В одну игру, — не быть победе!
Мне горько бросить план работ
По осушению болот,
Мосты, дороги, удобренья,
Но, Боже! если мы в сраженьи
Не можем сразу победить, —
Мудрей в сторонку отступить,
Отнюдь не ссориться со всеми,
Надежду возложив — на время…
Лишился тем же я путем
Народного благоволения,
Каким снискал его, — но рвенье
Мое вернет его потом.
Так, значит, популярность — вот
Цель ваших мыслей и забот!
Нет, видит Бог, не так совсем, —
Я пекся лишь о благе края!
Но кто же станет спорить с тем,
Что человек, творить стараясь,
Ждет компенсации всегда
За плод удачного труда?
Конечно, если кто умен,
Способен, делен, — хочет он
Собрать плоды своих работ,
А не точить кровавый пот
Всю жизнь за голую идею!
Не откажусь я от забот
О пользе ради высших дум.
Не раздарю чужим весь ум:
Семьей большою я владею —
Жена и дочек целый полк, —
Пристроить их мой первый долг;
Идеей голод не уймешь,
Идеей жажду не зальешь.
Кто дом, как я, большой имеет,
Меня поймет; тому ж, кто смеет
Корить меня, ответ один:
Он, видно, скверный семьянин.
Чего ж теперь хотите?
Строить.
Как? Строить, вы сказали?
Да. Но будет плод благой труда
На пользу мне и всем в приходе;
Я имя доброе в народе
Таким путем верну опять.
В тинг скоро будут выбирать:
Большое дело дам им снова,
На полный ход пущу притом,
Вновь стану первым петухом
И им не дам избрать другого!
Теперь решил я так: уж раз
Веслом не одолеть теченья,
Народ же хочет, как сейчас
Зовется это, «воспаренья», —
Что было б делом не моим, —
Помочь я все же мог бы им
Встать на ноги — по доброй воле;
Но здесь меня не ценят боле…
Так вот теперь мое решенье:
Отбросив прежние мечты,
Найти для них от нищеты,
Коль мне удастся, излеченье.
Чтоб с ней покончить?!
Не совсем, —
Она — порок, присущий всем,
Любому обществу; лишь надо
С умом построить ей ограду
И, вовремя заметив зло,
Следить, чтоб в русло все вошло;
Ведь нищета, как ил и сор,
Грехам — питательный раствор.
Так возведем плотину илу!
Но как?
Гадать вам не под силу?
Для пользы округа не прочь
Я горькой нищете помочь:
Я ей построю чумный дом,
Да, чумный дом — и тем зараз
Других спасу от всех зараз;
С арестным домом воедино
Связать удобно этот дом,
Чтоб запер следствие с причиной
Один засов с одним замком —
Двойное стойло с разгородкой;
А там уж разговор короткий,
Как разойдусь, пристроить в срок
Под ту же крышу флигелек
Для выборов, для угощенья,
Для важных дел и развлеченья,
С трибуной, залом для гостей
И всяких праздничных затей, —
Ну, словом, не поймите грубо,
Род политического клуба!
Последний нужен вам отменно,
Но все ж сильней нужда в другом.
Конечно, сумасшедший дом?
Он также нужен непременно,
Моей он первой мыслью был,
Но, план проверив в разговорах
С другими, я к нему остыл:
Где соберем мы денег ворох
На столь необычайный труд?
Уж вы поверьте, дом подобный
Потребует огромных ссуд:
Ведь там должны найти приют
Все по достоинству — удобный!
Учтите также бег времен:
Глядеть вперед нас учит он;
Глядите, как все лезет в гору,
Нам мало то, что было впору,
Гигантски двинулся вперед
В своих потребностях народ;
Как в семимильных сапогах
Шагает он: ну просто страх,
Как прибывать в нем силы стали,
Какую б область вы ни взяли!
Нет, шутка слишком дорога —
Доставить место, чорт возьми,
Для всех потомков с их детьми…
И потому скажу я: «Боже!
Мы после зуб сей вырвем тоже!»
А кто б совсем безумным стал —
У вас ведь есть просторный зал!
Да, часто будет он свободен, —
Бранд, хитрый план ваш превосходен!
Коль гладким все пойдет путем,
Получим даром желтый дом
И соберем в один костяк
Под ту же крышу, тот же стяг
Все элементы, от которых
Окраску край наш получил:
И негодяев грешный ил,
И наших бедняков, и ворох
В уме свихнувшихся, чья свора
Доселе бродит без призора;
Мы там узрим — свободы плод! —
Речей предвыборных полет;
Там будет славный зал совета,
Где план дальнейшего расцвета
Обсудим мы; тот зал, где все
Дадут обет — во всей красе
Хранить наследия заветы!
Коль делу не грозит провал,
Получит наконец сын скал
Все то, на что имел он право,
Чтоб жизнь прожить умно и здраво.
Бог видит: край наш не богат;
Но если дело двинуть в ход,
Отметить каждый будет рад:
Благоустроен наш приход!
Но средства?
Да, тут дело скверно:
Увы, ведь даже и пустяк
Порою пожалеет всяк, —
Без вашей помощи, наверно,
Придется мне спустить мой стяг!
Но если б вы всей мощью слова
Народный поддержали пыл, —
Я б дело выполнил толково
И вашу помощь не забыл!
Так вы купить меня хотите?
Иным названьем окрестите
Мой план: для блага всех я рад
Заполнить пропасть — тот разлад,
Который был досель у нас,
Обоим нам вредя подчас.
Но плохо выбрали вы время.
Ах, да — тяжелое легло
На вас и ваших близких бремя…
Но ваше мужество ввело
Меня, должно быть, в заблужденье;
Потребность же в таком строеньи…
В миг радости и в миг кручины
Я наготове ежечасно;
Но есть теперь важней причины,
Что вы пришли ко мне напрасно.
Какие ж?
Сам хочу я строить.
Что? Взять идею? План мой? Да?!
О нет…
Смотрите, фогт, туда!
Там?
Да.
Сарай обширный слева?
То стены пасторского хлева!
Нет, жалкий, старый, под горою…
Что? Церковь?!
Храм я здесь построю!
Нет, нет! Не троньте церкви, прест!
О чорт! Никто ее не сроет!
То значило б поставить крест
На весь мой план, — он нужен, спешен…
Теперь я вашим — сшиблен, спешен,
Я выбит из седла совсем!
Две вещи — слишком много сразу,
Так отступитесь!
Я ни разу
Не отступал ни перед чем.
Но здесь — должны вы! Коль совместный
И местный клуб, и дом арестный,
И чумный дом мы возведем, —
Ну, словом, сумасшедший дом, —
Кто спрашивать о церкви станет?
К чему ж срывать ее дотла?
Была ж она просторна ране!
Возможно, но теперь — мала!
И так-то полной не была!
Одной душе — и то в ней тесно
Подняться к благости небесной!
Тем самым доказав без спору,
Что желтый дом как раз ей впору…
Не троньте церкви! Долг соседства
Предупредить вас, — ведь она
Часть благородного наследства,
Которым славится страна;
Каприз ваш всем наносит рану!
О, если план мой рухнет в прах,
Как феникс я из пепла встану,
Вновь обрету любовь в сердцах
И за родную старину,
Как рыцарь, выйду на войну!
Здесь было капище у брега
При Бэле, может быть, самом,
Потом поднялся Божий дом
При набожных князьях набега,
Своей суровой красотой
Достойный древности святой.
Таким остался он и ныне!
Но прежней мощи и гордыни
Теперь и признака там нет,
Истерся их малейший след!
Ну да: так древни вещи эти,
Что их давно уж нет на свете;
Но дед мой, как известно мне,
Еще видал дыру в стене.
Дыру?
Как дверь — возы б пролезли!
Но стены?..
Те давно исчезли!
И потому, скажу вам прямо,
Невыполним ваш план упрямый.
Срыть церковь — было б гнусным актом,
Дикарским, беспримерным фактом!..
А средства?.. Странный вы субъект!
Вы щедрость знаете прихода, —
Иль станет он нести расходы
На ваш ублюдочный проект,
Когда при капельке старанья
Мы подновить могли бы зданье
И церковь вновь стояла б годы?
Вербуйте ж партию себе,
Теперь я вас сломлю в борьбе!
Я средств не стану выжимать:
Для Бога моего я втрое
Просторней, выше храм построю
На те, что завещала мать, —
Все брошу я на это дело!
Ну, фогт, вы все еще так смелы,
Что мыслите меня согнуть?
Упал я с неба! Просто жуть!
И в городах больших едва ли
О деле этаком слыхали,
Не то что здесь, средь горных гряд!
Здесь, где закон гласит: тем туже
Закрой кошель, чем ближним хуже,
Вы вдруг открыли водопад, —
Он брызжет, льется все сильнее…
Нет, Бранд, по чести — я немею!!
Ведь в мыслях я решил давно
Не брать наследства.
Так оно
Казалось многим тут вначале,
Немало здесь о том шептали,
Но все ж я думал: это ложь, —
Ведь всем пожертвуешь едва ли,
Коль явных выгод не найдешь…
Ну, это область не моя.
Вперед же, Бранд! За вами я!
Вы — впереди, подъявши знамя,
Я — сзади мелкими шажками,
И храм построю вместе с вами!
Что?! Вы бросаете свой план?!
Бог видит: был бы обуян
Безумьем я, решив иначе!
Совсем не трудная задача
Понять, к кому пойдет толпа:
К тому ль, кто даст ей корм и пойло,
К тому ль, кто стричь погонит в стойло!
Клянусь, у нас одна тропа!
Ваш план меня вгоняет в жар,
Я увлечен, почти растроган, —
Нет, то судьбы счастливый дар —
В дом преста указать дорогу
В канун Рождественского дня!
И смею думать: без меня
Ваш план не мог бы быть рожден,
А потому отчасти он
Мое же собственное дело, —
Я церковь буду строить смело!
Но помните: без снисхожденья
Снесу я память старины.
Там — от двойного освещенья
Снегов и молодой луны —
Он выглядит совсем, как хлам…
Что, фогт?
Бранд, слишком стар наш храм!
Я даже чувствую смущенье,
Как до сих пор не видел я,
Что все косит, все из гнилья, —
В нем даже быть небезопасно!
Где ж тут архитектура, стиль?
И пол и стены — все ужасно;
А своды, арки, дуги, шпиль?
Специалисты, без сомненья,
Мое бы подтвердили мненье!
А крыши? Мох, труха и пыль!
Клянусь, они на самом деле
Совсем не от эпохи Бэле!
Нет, уваженью есть границы!
Ручаюсь: всякий, кто ни глянь,
В одно мгновенье убедится,
Что эта рухлядь — просто дрянь!
А если б всей общины мненье
Восстало против разрушенья?
Пусть не хотят, но я хочу!
Теперь же! Святочной порою!
Я все формальности устрою,
Дорогой гладкой покачу!
Я проявлю такую ревность
В писаньях, в действиях — да-да,
Кто фогт, поймете вы тогда!
А если помощь от деревни,
Чтоб церковь срыть, не получу,
Тогда я собственной рукою
Ее по бревнам размечу!
Да, если выйду я с женою
И дочек пригоню весь полк,
Так, чорт возьми, тут будет толк!
Теперь берете вы со мною
Совсем иной, не прежний тон.
Плод гуманизма, — учит он
Брать вещи с нескольких сторон;
И коль не лжет поэт могучий,
Весьма приятно, что взлетать
Способны мысли, — что летучи
И мысли наши, так сказать.
Прощайте
Надо торопиться
Мне к шайке.
К шайке?..
На границе
Сам-друг я нынче изловил
Цыганский табор; вы поверьте,
Все безобразны, словно черти!
Мне помогли, я их скрутил
И тут, к соседу, засадил
В сарай; но чорт меня дери,
Коль не удрало два иль три…
Когда о мире на земле
Колокола несут нам весть…
Как эта нечисть на селе
Явилась? Что ж, не все тут гладко —
У них с приходом связи есть…
И даже с вами… Вот загадка:
И вас и их на свет родил
Единый ряд причин и сил —
И все ж они другого рода,
Затем что из другого рода.
Загадок тьма, мы знать не властны
Всего, — к чему ж гадать напрасно?
Тут отгадать могли б вы сразу:
Вы, верно, помните рассказы
О бедном парне, — здесь он жил,
Он был из нашего же места,
Ученый, как четыре преста, —
И сватать вашу мать решил!
Ну?
Богатейшая невеста!
Она нахала посылает
На Блоксберг, как и подобает;
Так что же парень натворил?
В уме от горя помешался
И наконец с другой связался,
С цыганкой, с нищей попрошайкой,
Ребят до смерти с ней плодил,
Изрядно увеличив шайку,
Что бродит тут в греховной доле;
Ну, одного из этих троллей
Все ж навязал нам этот ферт
На память о своих повадках…
И этот тролль?..
Цыганка Герд!
Да, так…
Что ж, недурна загадка?
Вас тот же ряд причин и сил,
Что и ее, на свет родил, —
Ведь к вашей матери питал
Тот парень страсть — вот в грех и впал!
Скажите, фогт, что сделать надо,
Чтоб души их извлечь из смрада?
Ба! Посадить в арестный дом!
Они погибли целиком!
Спасать их — красть у чорта дань:
Банкротом станут духи ада,
Коль не сберут хоть эту дрянь!
Вы думали построить дом,
Приют в нужде и в униженьи…
Ну да, но сразу же потом
Я взял обратно предложенье!
И все же… Так ведь нужен он…
«Теперь берете вы со мною
Совсем иной, не прежний тон…»
В гробах оставьте тех, кто мертв, —
Муж должен быть в решеньях тверд!
Прощайте! Время уж ночное,
Мне больше медлить невозможно:
Сбежавший мой товар острожный
Иду искать. Поверьте мне:
Сойдемся мы. Привет жене!
Веселых празднеств! До свиданья!
И нет конца для покаянья,
И так пестро судеб рядно
Из тысяч нитей сплетено,
Так грех и плод греховный сразу
Сливаются, соча заразу,
Что, глядя вглубь, увидишь ты:
Ложь с правдою — в одно слиты!
Мой сын, невинный агнец Божий!
За мать мою на смертном ложе
В земле лежишь ты, не дыша, —
Мне весть разбитая душа
Прислала от того, кто в небе,
Велела вынуть грозный жребий, —
Душа, что здесь оделась в плоть
Лишь оттого, что, в тьме блуждая,
Решила мать моя родная…
Так собирает с нас Господь
Плоды греха, пороки наши,
Чтоб в равновесьи были чаши,
И кару шлет, чтоб искупленье
Свершилось — в третьем поколеньи…
Да, Бог закона миром правит:
Он равновесье целью ставит!..
Готовность к жертве — вот залог,
Чтоб ты восстать из праха мог, —
Но жертв боится человек,
Их ложью подменил наш век!
Молиться?.. Гм… Но это слово
Всегда сорваться с уст готово.
Ведь на молитву каждый щедр;
Для них молиться — в бурю, в ветр,
Засевши по пояс в болото
Унынья, клянчить у кого-то
То благ, то права на места
В страдальческом возке Христа…
О, будь здесь толку хоть немного,
И я б осмелился стучать,
Как все вокруг, в ворота Бога,
Того, что страшно величать…
И все ж в великий час печали,
Когда уснул в последний раз
Наш сын и в тихом сне угас,
И поцелуй и влага глаз
Его уже не пробуждали, —
Я не молился разве?.. Да.
Откуда же пришли тогда
И сладость головокруженья,
И это сладостное пенье? —
Оно росло, оно звучало,
И душу вдаль оно умчало.
Молился я? Был освежен?
Увидел небо? Божий трон?
Меня Он слышал? Вниз взглянул,
В тот дом, где я в слезах тонул?
Что знаю я? Везде теперь
Сгустился мрак; закрыта дверь;
Нигде я не найду ответа!..
Но Агнес… пусть она слепа…
Ей к Господу видней тропа…
Скорее, Агнес! Света! Света!
Свет!
Видишь свечи Рождества?
О, Рождества…
Я разве долго
Замешкалась?
Нет, нет!
Дрова
Сгорели, ты замерз, тут холод…
Нет!
Сколько гордости в ответе!
Не хочешь быть в тепле и свете?
Гм, не хочу!..
Пусть тут стоят. Он пальчиками год назад
Блеск свечек святочных ловил
Здоровый, свежий, полный сил,
Со стульчика тянулся к свету
И спрашивал — не солнце ль это?
Вот так — теперь сиянье свеч
На то… то… место может лечь,
Теперь он видит сквозь стекло,
Как в спаленке его светло,
Теперь прийти на Рождество
В свой домик может он с мороза…
Но на стекле — как будто слезы, —
Постой, сейчас протру его…
В ней море скорби ежечасно
До самого клокочет дна…
Покой ей нужен…
Глянь, как ясно!
Как будто спала пелена,
И домик стал просторней, выше,
А злой земли промерзший ком
Стал вдруг пуховым тюфячком,
Постелькой маленькому сыну…
Что делаешь ты, Агнес?
Тише!..
Зачем открыла ты гардину?
То сон был… Я очнулась снова…
Во сне нам расставляют ковы, —
Закрой же!
Бранд!..
Закрой! Закрой!
О нет! Не будь так строг со мной
Закрой!
Закрыто, на засовы
Все замкнуто со всех сторон…
Но знаю: Бог не оскорблен,
Что освежил меня на миг
Ручей надежд…
О, благ старик!
Судья сговорчивый! Уж он,
Конечно, не осудит строго,
Когда в душе твоей немного
Пристрастья к идолу найдет!
Но где ж кончается расчет?
Скажи! Устала я смертельно,
Мне больше не поднять крыла…
Ты знаешь: жертвовать бесцельно,
Коль жертва не полна была.
Моя — полна: все отдала я!
За жертвой следует другая.
Проси! Есть смелость нищеты!
Давай!
Бери, что сыщешь ты!
Воспоминанья и мечты,
Твоей тоски греховной море.
Последний чахлый сердца корень!
Так вырви, вырви!
Бесполезно
Все жертвы ты бросаешь в бездну,
Коль ты скорбишь о них потом.
Крутым твой Бог ведет путем!
Для воли — путь один пред нами.
А милосердья путь?
Камнями
Усеян жертвенными он.
Как пропасть в грозной глубине,
Писаний смысл открылся мне:
До дна теперь лишь познает
Душа закон…
Какой закон?
Кто Бога видел — тот умрет.
О, спрячься! Спрячься! Страшен свет…
Закрой глаза!!
Должна я?..
Нет!
Ты страждешь?..
Ты — любовь моя!
Сурово любишь ты!
Чрезмерно?
Не спрашивай: женою верной
Пойду с тобой повсюду я!
Ты думаешь, я, вдаль не глядя,
От танцев, игр тебя увел?
Иль половинчатости ради
Твой дух от жертвы к жертве вел?
Нет, Агнес, слишком уж ценна
Та жертва, что принесена, —
Она была б чрезмерной данью.
Нет, Агнес, ты моя жена, —
Тебя я требую сполна,
Чтоб довершить мое призванье!
Да, требуй, только никогда
Не покидай меня!
О да,
Покой мне нужен для труда:
Начну я строить храм просторный!
В прах — маленький разрушен мой.
Он Божьей был разбит грозой,
В ней жил твой идол рукотворный!
Мир над тобой, мир надо мной —
В тебе, — и делу путь прямой.
Бранд, можно я немножко сдвину
Вон ту противную гардину
И ставенку — чуть-чуть, чтоб свет
Прошел туда… Бранд, можно?..
Нет!
Все замкнулось, все закрылось
На засов, замок, печать:
Неба высь и глубь могилы, —
Ни вздохнуть, ни закричать…
Прочь уйти бы: одиноко
Жить мне тут в тоске глубокой, —
Но куда? Следит повсюду
Око грозное за мной!..
Как бежать мне прочь отсюда,
Сердца клад забрав с собой,
Как бежать от дней вчерашних,
Тишины пустой и страшной?..
Голос мой его не ранит:
Все читает громко вслух,
Не поддержит слабый дух…
Бог на святках слишком занят:
Там, где радостные семьи,
Там, где дети и достаток,
Он внимает в это время
Смеху, играм, песням святок, —
Не заметит Он внизу
Скорбной матери слезу…
Ставню сдвинуть бы чуть-чуть,
Свечкам святок — путь недальний,
Чтоб прогнать ночную жуть
От его холодной спальни…
Нет! Там пусто и темно!
Рождество ведь детский день,
Он покинул мрака сень, —
Может быть, под песни стужи
Он стучит сейчас снаружи
В материнское окно?
Там!.. Не детский плач ли это?..
Ни поддержки… ни совета…
Альф, отец твой запер дверь, —
Смею ль я открыть теперь!..
Альф, ты был такой послушный,
Мы отца не огорчали, —
О, вернись же в Божьи дали,
В вечный свет тропой воздушной,
Тешься там с детьми игрой,
Только слезки эти скрой.
Скрой, что ты стучал так долго
У закрытых им дверей, —
Не поймет ведь ум детей
Взрослых горестного долга…
Но скажи им, что вздыхал он,
Горевал он, и сплетал он
Листья пестрые в венок, —
Вот он — видишь, мой сынок?..
Сплю я?.. Крепче ставней в раме
Цепь преград меж ним и мной:
Только жертвенное пламя
Может стены сжечь меж нами,
В прах разрушить свод суровый,
Разомкнуть тюрьмы засовы,
Растопить замок дверной!
Многое должно случиться,
Прежде чем навек нам слиться, —
Буду я в тиши стараться
Полнить долга зев пустой,
В муках, в горе закаляться…
Но сегодня, в день святой,
Так на прошлый непохожий,
Должен чтиться праздник Божий;
Выну клад, мою святыню,
Клад, чью цену может знать
Лишь, утратив счастье, мать —
Мать, скорбящая о сыне!
Тот же путь — к могиле в гости,
Те же игры на погосте…
Вот накидочка, — мы сына
В ней носили на крестины…
Вот в узле хранится платье…
Боже мой, как толст и мил,
Как прелестен мальчик был
В церкви, там, в моих объятьях…
Вот и шарф; а вот пальтишко, —
Как надел его тогда
На прогулку мой мальчишка,
Длинным было поначалу,
А потом коротким стало, —
Отложу его сюда…
Вот и варежки, сапожки
И чулки, — а что за ножки!..
Вот из шелка капор новый,
Чтоб не жег мороз суровый.
Чистый, белый капор… Да,
Было все давно готово —
Нежно, плотно завернуть
Тельце Альфа в дальний путь,
Прочь отсюда… И когда
Я опять его раздела,
Я устала — до предела…
Боже! Идола земного
Храм ее, последний храм,
Не смогу разбить я сам!
Пощади! Пошли иного!
Весь закапанный слезами,
Вот мой клад, вот жизнь моя:
Плащ, впитавший все мытарства,
Слез расшитый жемчугами,
Нимбом жертвы озаренный,
Страхом выбора спаленный, —
Плащ, в котором Альф на царство
Увенчался в час крещенья, —
Агнец жертвоприношенья…
Как еще богата я!
Мать-богачка, поделись!
Ты богаче во сто крат!
Все вы тут подстать сошлись,
Все слова одни твердят!
Что ты ищешь здесь, ответь!
Не тебя, поп чернорясый!
Лучше смерть, чем слушать снова,
Как точить ты будешь лясы
О грехах! Скорей готова
Сгнить в воде я, в шхерах стлеть,
Чем стоять перед попами,
Путь нам кажущими в пламя!
Чорт возьми, вина ль моя,
Что такою стала я?
Этот голос, вид и взгляд
Дух догадкой леденят…
Отдохни в тепле жилища,
Верно, голоден ребенок?
Разве смеет цыганенок
Быть, где свет, тепло и пища.
Дом наш — грязь дороги торной,
Скалы, лес у кручи горной,
Путь бродяжий, путь всегдашний, —
Вам сужден очаг домашний!
Нет, скорее из округи!
Словно псы, за мной бегут
Ленсман, фогт — закона слуги,
Крепко свяжут, коль найдут!
Тут тебя не тронут.
Тут?
Тут, где стены так гнетут?
Ну уж нет, нам колкий воздух
Зимней ночи — лучший роздых!
Только дай ребенку платьиц, —
У него есть старший братец,
Вор, удрал со всем тряпьем.
Видишь: мальчик чуть не голый,
Весь замерзший, синий, квёлый,
Вьюжный иней лег на нем…
Мать! Со страшного пути
К нам младенца отпусти,
Дай подняться, дай взрасти, —
Здесь проклятье будет смыто!
Да, ты знаешь дело, ты-то!
Но не быть такому чуду,
И пускай — война повсюду
Вам, забывшим стыд и жалость!..
Знаешь, как дитя рождалось?
В мокром рву, в дожде да стуже,
Под галденье до утра,
Окрещен мальчонка в луже,
Мечен углем из костра,
Освежен глотком из фляги
Прежде, чем сосать он мог;
А вокруг дрались бродяги,
Изрыгали гром проклятий,
Знаешь, кто? — Прости мне бог! —
Не отец — отцы дитяти!
Агнес?..
Да.
Ты знаешь долг?..
Этой?! Бранд!! О, никогда!!
Дай мне! Дай мне! Дай сюда!
Все отдай — тряпье и шелк,
Все годится — чем-нибудь
Тельце сына обернуть.
Он дышать перестает, —
Пусть, согревшись, он умрет!
Грянул выбор с новой силой!
Своему всего нашила,
А тому, кто нищ, раздет,
Полотна на саван нет?
Грозным предостереженьем
Не звучит ли крик ее?
Дай!
Кощунством, оскверненьем
Запятнать дитя мое?!
Альф напрасно смертью взят,
Если только до порога
Путь тобою был проторен!
Да свершится воля Бога,
Растопчу я сердца корень!
Мать, приди, делю я клад, —
На, возьми, смотри-ка, сколько…
Дай!
Ты делишь, Агнес? Только?
Лучше смерть — чем все отдать!
Шаг за шагом отступила, —
О, куда же отступать?
Ей довольно половины…
Разве вдвое накупила
Ты для собственного сына?
Мать, возьми! Вот — плащик новый,
Раз надетый — на крестины;
Куртка, теплая обнова
Против воздуха ночного;
Капор шелковый, пуховый —
Чтоб не жег мороз суровый…
Все возьми — до лоскута…
Дай!
Ты все дала ей, Агнес?
Мать, вот плащ — в нем Божий агнец
Коронован на смерть был!
Так! Коробочка пуста,
Кто здесь был — тех след простыл…
Ну, должна я торопиться,
Заверну потом в тряпицы!
Бранд, скажи, кто вправе боле
Взять с меня, чем я дала?
Но вполне ль по доброй воле
Ты на эту жертву шла?
Нет!
Так дар твой брошен в бездну:
Не уменьшен долг железный.
Бранд!
Ну?
Шторм в душе утих,
Каюсь я в грехах своих;
Ты не знал, что солгала я,
Что не все еще дала я…
Как?..
Остался чепчик, вот он.
Чепчик?
Сына смертным потом,
Слез потоком увлажнен,
На груди хранился он…
Строй же идольский свой храм!
Стой!
Зачем?
Ты знаешь сам.
Дар — от сердца?
Да!
Я верю, —
Дай мне — та еще за дверью.
Все ушло, исчезло, взято,
Связь с землей вконец разъята…
Я свободна, Бранд, свободна!
Агнес!
Мрака больше нет!
Страх, давивший безысходно
Грудь мою, как тяжкий бред,
Сброшен вниз, — пуста могила!
Воля в битве победила!
Уползли туманы с кручи,
Прочь ушли, умчались тучи, —
Вижу я сквозь смерть и горе
Утра огненные зори!
Кладбище! Уж это слово
Слез не исторгает снова,
Не родит в груди тревогу, —
Знаю: Альф вознесся к Богу!
Да, теперь ты победила!
Да, и страх, и мрак могилы —
В прах повержены они!
Но взгляни наверх, взгляни!
Видишь: Альф стоит у трона,
Словно ангел белокрылый,
Из надзвездной глуби лона
Руки тянет к нам, — взгляни!
Весел, как в былые дни!
Нет! Хотя б сто уст имела
И могла просить и смела,
Ни одних бы не раскрыла —
Сына требовать назад!
Как же Бог велик, богат,
Если Он, взяв в жертву сына,
Душу матери подвинул
В высоту средь смертных мук…
И тебе спасибо, друг,
Поддержавший эту руку.
О, я видела всю муку —
Муку сердца твоего!
Ныне упадает бремя
На тебя — настало время
Выбрать: все — иль ничего!
Агнес, речь твоя туманна, —
Мук, борьбы прошел черед!
Ты забыл закон, нам данный:
«Бога видевший — умрет!»
Горе мне! Какой ты свет
Вдруг зажгла!.. Нет! Сто раз — нет!!
Бой не страшен: сильны руки,
Но уйти ты не должна!
Все прийму: потери, муки,
Всех побед покину путь я,
Ты одна лишь мне нужна!
Выбирай, ты у распутья:
Погаси зажженный светоч,
Дум поток замкни потуже,
Возврати кумиров ветошь, —
Мать сидит еще снаружи;
Дай вернуться в темень злую,
В слепоту мою былую;
В грязь столкни меня обратно,
Где грешила я стократно.
Знай: свободен выбор твой,
Не вступлю в борьбу с тобой;
Крылья срежь, замкни засовы,
Груз к ногам подвесь свинцовый,
И, вернув к прошедшим дням,
Вниз, откуда поднял сам, —
Дай мне снова жить, как ране,
В вечном мраке, в злом тумане;
Хочешь, смеешь — я должна,
Я — как встарь, твоя жена…
Выбирай, ты у распутья…
Горе мне, когда б вернуть я
Мрак прошедший пожелал, —
Но вдали от этих скал,
Мук, утраты, боли, горя
Жизнь и свет нашла б ты вскоре!
Ты забыл свое призванье,
Жертву нашу позабыл?
Здесь лечить ты избран был
Сотни душ — неси избранье!
Их Господь тебе доверил —
Отворить им к раю двери!
Выбирай, ты у распутья!
Нет! Навеки выбрал путь я.
О, спасибо и за это!
Верно вел меня ты к свету!
Мгла плотнее, сумрак строже…
Ты пободрствуешь у ложа?..
Спи. Окончен труд дневной!
Труд окончен! Свет ночной
Ярче, ярче брезжит в очи…
Победив, я так устала,
Ослабела — сил не стало,
Но зато могу достойно
Славить Бога песней стройной!
Бранд, спасибо! Доброй ночи!
Доброй ночи!
Доброй ночи!
А теперь — засну спокойно!
Цели верь, душа, конечной:
Все утратив — побеждаешь,
Все теряя — обретаешь,
Лишь утраченное — вечно!
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
правитьУже на месте?
Так и нужно!
Давайте-ка протянем дружно
Гирлянды со столба на столб,
На всем пути народных толп!
У дома преста ставят тоже
С какой-то круглой рамкой шест.
Да, да, конечно!
Это что же?
Щит чести получил наш прест:
Фон золотой, на фоне имя.
Да, будет празднично в общине, —
Сюда текут со всех концов,
Весь фьорд стал бел от парусов!
Теперь проснулись прихожане,
А при покойном престе, ране,
Раздорам чуждый, столько лет
Спал каждый сам и спал сосед.
Что лучше — право, я не знаю!
Жизнь, кистер, жизнь!
Да, но какая?
И вы и я — мы в стороне, —
А почему?
Понятно мне:
Трудились мы — они дремали,
Они проснулись — спать мы стали.
В нас не нуждаются, увы!
Но лучше жизнь, сказали вы?
Я вторю голосу молвы,
Так говорят и пробст и прест;
Отмечу: для народных масс
Все это так, но не для нас,
Чиновников из этих мест, —
У нас не тот же свод законов,
Что у общин с нагорных склонов;
Наш долг — порядок поддержать,
Церковный догмой ум взнуздать,
А не кипеть в страстей азарте, —
Ну, словом, быть вне всяких партий!
Но в центре дела прест стоит!
Как раз он этим и грешит!
Я знаю: в том-то вся причина,
Что неугоден он властям.
И если б не любовь общины,
Давно бы был отставлен сам…
Но прест хитер, прекрасно знает
Он тут всю жизнь до основанья.
Вот строит церковь! Поражает
Нас всех здесь каждое деянье.
Насколько нужен данный акт —
Не важно, важен самый факт:
Теперь мы все — вожди и стадо —
Быть родом «деятелей» рады!
Вы были в стортинге: должны
Вы знать людей и быт страны;
Но кто-то, посетив приход,
Когда проснулся тут народ,
Сказал, что мы прямой дорогою
Из царства сна идем вперед
И обещаем очень многое.
Да, обещающий народ!
В короткий срок пошел он в гору,
И каждый толковать тут скоро
О миссии своей начнет.
Гадал не раз я в час бессонный,
Но объясните вы, ученый,
Что это — «миссия народа»?
Друг кистер, вещь такого рода
Для объясненья трудновата!
Ну, это нечто, что людей
Связует силою идей,
Притом великое, — оно
(Здесь — нотабене) суждено
Народу в будущем, когда-то.
Так, это понял я вполне;
Но вот что знать хотелось мне…
Ну, что?
Когда, в который год
То будущее к нам придет?
Да никогда!
Как, никогда?
Вполне естественно: тогда,
Когда «грядущее» настанет,
Оно уж «настоящим» станет
И быть «грядущим» перестанет.
Да, это верно, спору нет:
Но как же, через сколько лет
Народ исполнит обещание?
Я вам сказал минутой ранее:
Обет в «грядущем» заключен,
В «грядущем» выполнится он.
Да, но когда ж оно придет?
Вот это кистер!..
Друг, опять
Я должен буду вам сказать:
«Грядущее» не настает, —
Ведь если бы оно настало,
Оно бы «настоящим» стало!
Благодарю!
Во всем, дружок,
Сокрыт подобный же крючок,
Который ясен и известен
Для всех, умеющих считать
Не до пяти… Ведь, так сказать,
Давать обеты — значит лгать,
Хоть тот, кто их дает, и честен;
Но их свершить — труд не ничтожный,
А даже просто невозможный
Тому, кто с логикой сживется, —
Так пусть обет, как птица, вьется!..
Послушайте…
Тсс!..
Что там?..
Странно!..
Клянусь, я слышу звук органный…
Вот…
Это он!
Кто? Прест?
Точь-в-точь!
Чорт побери, он вышел рано…
Ну, он едва ли в эту ночь
Касался пасторской постели…
Как?
С ним неладно в самом деле!
Со дня вдовства его грызут
Печаль и скорбь; он их от нас
Скрывает втайне, но подчас
Они прорвутся там и тут
Из сердца, что тоски полно,
Как будто треснет вдруг оно…
Вот он играет, — в каждом звуке
О мертвых скорбь и боль разлуки…
Он словно с ними говорит…
Те утешают, он скорбит…
Гм!.. Если б смел, я безусловно
Расчувствовался б…
Смеет тот,
Кого не вяжет долг чиновный!
Кого не вяжет цепь забот
О службе, званьи, положенья…
Кто может слать к чертям добро,
Указку, книгу и перо!
Кто действует без рассужденья
И смеет чувствовать остро…
Мой друг, никто не видит нас,
Давайте чувствовать свободно!
Мы загрязнимся в тот же час,
Спустившись до толпы народной!
Как учит прест, никто на свете
Не может быть и «тем» и «этим»,
И невозможно слить от века
Чиновника и человека;
Для нас же было б лучшим делом
Последовать в частях и в целом
Примеру фогта.
Почему?
Скажите, именно ему?
А помните вы это диво:
Пожар пылал в его дому,
А он сокровища архива
Спасал…
Да, да, под вечер, в тьму…
И в бурю! Вот-то фогт сражался!
Он десять жизней клал сполна!
Но черт стоял там и смеялся…
Вдруг, черта увидав, жена
Вопит: «Тебя сгребет лукавый!
Спасай же душу! Боже правый!
Спасай ее, пока ты жив!»
А фогт, в огне пожара стоя,
Кричит: «Чорт с ней, с моей душою,
Лишь помоги спасти архив!»
Вот это фогт внутри и вне,
Душой и телом фогт вполне!
И потому, даю вам слово,
Награду он найдет свою.
Но где и как?
Да в том раю,
Что добрым фогтам уготован.
Ученый друг…
Ну, что?
Готов
Я за любым из ваших слов
Отметить признаки броженья;
Что все тут бродит, нет сомненья, —
Ну, например, как видно мне,
Здесь нет почтенья к старине.
Пусть плесень даст нам удобренье,
Гнилье — питать ростки поможет!
Здесь грудь людей чахотка гложет;
Коль выхаркнуть болезнь нельзя, —
Прямая в гроб ведет стезя!
Да, есть броженье, факт бесспорный,
Не надо и трубы подзорной;
В тот день, как рухнул старый храм,
Он словно взял с собой весь хлам,
Весь пласт земли, где столько дней,
Сплетая тысячи корней,
Жизнь наша почву находила…
Приход молчанье охватило!
Сперва кричали — срыть да срыть!
Но скоро поутихла прыть.
Потом смутилась вся округа,
Глядели робко друг на друга,
Шептали — лучше б сохранить…
Они порвать боялись нить,
Связующую с прежней почвой,
Пока их «замок», светлый, прочный,
Не освящен для новых благ, —
И потому весьма несмело
Следили за исходом дела
И ждали в страхе, в напряженьи
Того великого мгновенья,
Когда падет их старый флаг
И ввысь взовьется яркий, новый…
Да-да, чем выше шпиль вставал,
Тем больше люд бледнел, стихал;
Но вот — час пробил: все готово!
Смотрите! И велик и мал
Спешат…
Их тысячи идут
В молчаньи…
Все же слышен гуд,
Как в море перед непогодой…
О, это стон души народа;
Как будто весь народ постиг,
Что наступил великий миг
И перед ним лежит дорога
На тинг, где надо выбрать бога!
Но где же прест наш? Я в смятенья,
Я б спрятался поглубже, в тень…
И я!.. И я!..
В подобный день
В своей душе не видишь дна:
Под глубиной — вновь глубина,
И страшно, и растет влеченье…
Друг…
Друг мой?..
Гм!..
А дальше что же?
Ведь мы расчувствовались все ж…
Не я!
Не я, конечно, тоже,
Свидетелей тут не найдешь!
Ведь мы не бабы, мы мужчины!
Ну-с, я спешу по долгу чина:
Меня там ждут ученики.
Мы грезили, как дураки…
Но вновь на верной я дорожке,
Закрыт, как книга на застежке, —
Так к делу, полно зря болтать:
Ведь праздность — всех пороков мать!
Нет, не в силах эти руки
Прежней мощи вызвать звуки, —
Крик рождается — не звук…
В тесноте им нет свободы,
Их сжимают арки, своды,
Отстраняют с жесткой злобой
И смыкаются вокруг,
Как над мертвым доски гроба…
Вся душа во мне боролась,
Но орган утратил голос!
Я тогда молиться стал,
Но мольба, как стон тяжелый,
Не могла подняться с пола,
Точно колокола злого
Ржавый, треснувший металл;
Точно Сам Господь стоял
Там, на хорах, у престола,
И молитву отметал
Дланью гневной и суровой…
Да, создать просторный храм
Дерзко дал я обещанье,
Бодро срыл их старый хлам
До земли, до основанья, —
Храм закончен в этот миг,
И звучит их хор, их клик:
«Как велик он! Как велик!»
Кто же прав: они иль я?
«Мал», — кричит душа моя…
Иль велик? Но этот дом —
Разве то, чего я жажду?
Разве я мечтал о том,
Утоляя сердца жажду?
Разве это — образ зданья,
Что в великий час страданья
Различал мой взор духовный
Вставшим над землей греховной?
Агнес!.. Если б ты жила,
Ты б великое смогла
Узрить в том, что мало, тесно,
Боль сомнений отогнать
И, как крона ствол древесный,
Землю, небо — все обнять!..
Зелень, флаг, толпа у ската;
Учат школьники кантату;
Будет полон преста двор,
Прогремит приветствий хор;
На шесте мой герб насажен…
Боже!! Просвети — иль сбрось
В глубь земли на сотню сажен!…
Будет все, как повелось:
Через час начнется праздник,
Прест — в их думах и сердцах,
Имя преста — на устах;
Знаю мысль их: хуже казни
Их хвала мне сердце жжет,
Холодит меня, как лед…
О, когда б… когда б я мог
Сжаться в крошечный комок,
Все забыв и все отринув,
Спрятаться в норе звериной!..
Великий день настал — да, да!
Шесть дней упорного труда
Сменяет отдых — день субботний;
Теперь спокойней, беззаботней
Мы по теченью поплывем
Без парусов, под сенью флага,
И видим — все теперь на благо!
Привет вам, благородный муж,
Чья слава, как громовый туш,
Еще пройдет по всем дорогам!
Привет вам! Я вконец растроган!
И я ужасно рад притом! А вы?..
Какой-то в горле ком…
О, изгоните это чувство!
Пора вам выказать искусство
И в проповеди, словно медь,
На пользу пастве прогреметь;
Здесь столь чудесный резонанс,
Что все впадают прямо в транс
От удивленья…
Да?
Ведь сам
Почтенный пробст хвалил ваш храм!
Какое благородство стиля!
Какую формы мощь вместили!
Заметили вы…
Что заметил?
То, что он кажется большим?
Он есть — не кажется таким!
Вблизи, вдали — велик и светел!
Велик он? Правда? Так и есть?
Клянусь! Скорей я мог бы счесть
Что слишком он большой и мощный
Для северной страны полнощной;
Другим краям другая честь:
Иные там масштабы есть,
Но здесь, где жизнь тесней, скудней,
Меж фьордом и грядой камней,
Он душу поражает дрожью!
Итак, мы только новой ложью
Былую заменили ложь!
Позвольте — как же… отчего ж?
Народа мысль мы обратили
От старины, истлевшей в пыль,
На церковь в современном стиле,
На уходящий в небо шпиль;
И если встарь они вопили:
«Чти древность!» — то теперь вопят:
«Гляди, как велика! Навряд
Найдешь такую в мире целом!»
Мой друг, я счел бы дерзким делом,
Когда бы хоть один пострел
Просторней требовать посмел!
Да, но пускай бы каждый знал,
Что храм, как он воздвигнут, мал, —
Скрывать все это было б ложью!
Послушайте, во имя Божье,
Причуды бросьте! Ну к чему
Свой труд порочить самому?
Народ доволен от души
Богатством, красотой деталей, —
Они таких и не видали,
Так им и эти хороши!
Пускай всегда б считали так, —
Зачем тревожить нам бедняг,
Зажженный факел тыча в нос,
Коль света им никто не нес?
Ведь это все есть дело веры:
И разницы нет ни на грош,
Будь храм действительно хорош,
Будь он собачьей конурой,
Коль верят люди всей душой,
Что он высок, велик без меры!
Во всех делах ученье то же!
К тому же нынче праздник тут,
Все люди в гости к нам идут,
И было бы совсем негоже
Не дать им радостных минут;
Но я забочусь и о вас:
Вам не к чему кричать сейчас,
Об истинных размерах зданья.
Но почему?
Вот основанье:
Совет общины заказал
Вам в дар серебряный бокал,
Где надпись глупой в высшей мере
Была б при торге о размере;
А гимн, что пропоют вам хором?
Речь, где я ставлю вас в пример?
Все это станет сущим вздором,
Коль преуменьшим мы размер!
Вот видите — вам надо сдаться,
Разумным стать, как все мужи…
Я вижу: тут должно начаться
Лжепразднество во имя лжи!
Как сильно, Боже Иисусе!
Что ж нужно вам, мой дорогой?
Но, чтоб закончить спор о вкусе,
Я двину аргумент другой, —
Тот был серебряный отчасти,
А этот будет золотой!
Узнайте: на любимце счастья
И честь и милость почиют,
Короче — орден вам дают,
И нынче, крест надев на грудь,
На славный вступите вы путь!
Тяжеле крест мне дан в удел, —
Кто б снять его и мог и смел?
Как? Вы не тронуты ничуть?
Бесстрастны к милости, к награде?
Нет, вы загадка, вот в чем суть!
Одумайтесь же, бога ради!
Напрасна ваша болтовня,
Не вразумит она меня!
Не уловляли никогда
Вы ни малейшего следа
Того, что крылось за словами,
Когда беседовал я с вами;
Я мыслил о величьи том,
Что не измерится вершком,
Что излучается обратно,
И леденит, и жжет огнем,
И манит к дали невозвратной,
Как звездной ночи окоём,
Как… как… Уйдите! Я устал!
С другими бейтесь, ссорьтесь, спорьте!..
Ну кто б из нас в подобном сорте
Сумбура копошиться стал?
Величье — в том, что непонятно,
Что излучается обратно,
Что не измеришь… Вот так раз!
Да он за завтраком подчас
Уж не хватил ли?.. Вероятно…
Так одинок, как в эти дни,
Я не был и в ущельи диком:
Любое слово тут они
Встречают кваканьем и гиком…
Я б раздавил его пятой, —
Едва на эту бездну лжи
Я взгляд его поднять пытался,
Он дерзко предо мной плевался,
Гнилую душу обнажив…
О Агнес! Будь бы ты сильней!
Я утомлен игрой теней,
Игрой ничтожной и пустой,
Где чет и нечет в равной доле…
О да: один — не воин в поле!
О мои чада! О ягнята!..
Простите! Я имел в виду,
Коллега, вас, но на беду
Вид праздника — такой богатый —
Мне прямо голову вскружил:
Вчера я проповедь учил,
Так все не сходит с языка…
Ну ладно! Вот моя рука,
Я приношу вам благодарность:
Вы храбро проломили лед,
Вы мужественно шли вперед
Сквозь крики, болтовню, бездарность
И, срыв что было пасть готово,
Достойное создали снова!
О нет еще…
Прошу прощенья,
Что ж нужно, кроме освященья?
Чтоб поселился в храме том
Ум чистый, дух перерожденный.
Оно само придет потом:
В такой прекрасно освещенный,
Красивый, мощный храм народ
Уже очищенным войдет!
А резонанс? Прехитрый план:
Он удвояет силу слова,
А с ней и веру прихожан —
На сто процентов у любого!
Вот это — результат! И право,
Нам и великие державы
Не смогут лучших предъявить, —
И вам за это честь и слава!
Я вас пришел благодарить
От сердца, дорогой собрат.
Когда ж начнется здесь парад,
За трапезою в вашу честь,
Я полагаю, вам не счесть
Речей крылатых, многословных
От младших по чинам духовных…
Но, милый Бранд, как бледны вы!..
И мощь и мужество, увы,
Уже давно мне изменили!
Понятно: сил вы не щадили,
И все без помощи, одни…
Но миновали злые дни,
Грядущий день сулит награду,
Так унывать нельзя, не надо!
Глядите: тысячной толпой
Общины к вам текут рекой, —
И кто же тут, ответьте сами,
Сравнится в красноречьи с вами?
Вон там — духовные собратья
К вам тянут радостно объятья;
Тут — с полным сердцем вам приход
Тепло и благодарность шлет;
А как все удалось на славу!
А как все пышно, величаво!
А тема для проповедей!
А угощенье для гостей!
Двор пасторский меня привлек;
Какой прекраснейший телок
Зарезан там — не перестарок!
Найти столь лакомый кусок
Немалых стоило забот,
У нас ведь тут тяжелый год:
Фунт мяса стоит девять марок!
Но это между прочим, — к вам
Я по иным, пришел делам.
Сейчас другое нужно мне.
Ну что ж? Терзайте, бейте, жгите…
Мой метод мягче, друг! Простите
За краткость, — надо поспешать.
Так вот; тут пунктик есть, — изъять
Его отныне безвозвратно
Не слишком тяжкий труд для вас;
Я полагаю, вам понятно,
Куда я гну в подобный час?
Речь об обязанностях чина:
Ценили мало вы подчас
Обычай, правила общины, —
Но ведь обычай есть устой,
Не самый главный, но первейший;
Не стану вас бранить, милейший,
Вы человек здесь молодой,
Средь окружающего новый,
Пришли из города большого
И местных нужд могли не знать;
Теперь же нужно, верьте слову,
Вам дело правильней понять.
Пеклись о каждом до сих пор
Отдельно вы уж очень шибко,
Что, между нами, есть ошибка, —
Нет, красьте всех в один узор,
Всех на весы кладите грудой;
Ручаюсь: вам не будет худо!
Нельзя ль ясней?
Приход, мой друг,
Храм получил из ваших рук;
Храм — облаченье, крепкий свод
Для духа мира и закона.
В религии, не без резона,
Зрит государство свой оплот
И силу, что смогла б народ
Облагородить — в идеале,
Короче — аванпост морали.
Но государственный запас
Иль фонд, к несчастью, мал у нас;
Так получить побольше мы
Хотим за грош, что дан взаймы.
Кто лучше как христианин,
Тот лучше и как гражданин;
Что ж, государство-то должно
Растратить все во имя Бога,
Себе оставив лишь тревогу?
Нет, мой дружок, оно умно,
И плохо всем бы нам пришлось,
Когда б правительство престрого
О жизни здешней не пеклось!
И эту цель, мой друг, оно
Осуществляет на основе
Разумных действий лиц чиновных —
Здесь, в данном случае, духовных.
Что ж дальше? Мудрость — в каждом слове!
Итак, построив новый храм
Для государства, вы всемерно
Должны настойчиво и верно
Содействовать отныне нам.
Сим духом будет напоен
Тот праздник, что вот-вот начнется,
Им дышит колокола звон,
И в этом духе вам придется
Акт дарственный прочесть. Но он
И ваш обет предполагает —
И вам размыслить не мешает…
Клянусь, я не имел в виду…
Да, да, мой друг, но на беду
Теперь уж поздно!
Поздно? Да?
А вот посмотрим, так ли поздно!
Разумней будьте, друг! Серьезно,
Смешно вас слушать! В чем беда?
Что обещали б вы плохого?
Ведь можно душ смягчать мытарства
И быть слугою государства:
Двум господам служить не трудно,
Коль поведешь себя толково,
Спокойно и не безрассудно.
Ваш долг не в том, чтоб Пауля, Пера
Избавить от гееннской серы;
Ваш долг — всему приходу дать
Надежду, милость, благодать;
А если весь приход спасется,
Так часть для каждого найдется!
Ведь государство — вряд ли знать
Могли вы это — вполовину
Республиканец. Хоть оно
Свободу гонит, как чуму,
Но любо равенство ему,
И потому оно должно
Все горы превращать в равнину;
А ваша цель была обратной:
Вы увеличили стократно
Различье взглядов у прихода,
Как никогда в былые годы!
Вы личность создали, а ране
Тут были только прихожане;
По чести, скверная услуга!
Затем и поступает туго
Налог подушный, подоходный,
Что церковь перестала вдруг
Быть шапкою, для всех пригодной!
Какая даль, почтенный друг,
Открылась взору моему!
Но падать духом ни к чему!
Хоть спорить было бы напрасно,
Что тут царит сумбур ужасный,
Но там, где жизни шум не смолк,
Всегда есть место и надежде;
Ваш дар учетверил ваш долг —
Работать ревностней, чем прежде,
Для церкви и для государства,
Во всем порядок должен быть,
Порядок — лучшее лекарство.
Опасна бешеная прыть
Неукрощенных жеребят, —
Они крушат столбы оград,
Обычьев, пограничных знаков!
Закон порядка одинаков,
Хоть разным именем крещен:
В искусстве — школой будет он,
В военном деле, — хоть немного
Я знаю в нем, — шаганьем в ногу,
Вот слово! Вот в чем, милый друг,
Цель государственных потуг:
Бежать — с пути сойдешь, пожалуй;
Шагать на месте — слишком мало;
Нет, равный шаг для всех вокруг,
Чтоб вместе шел и «тот» и «этот», —
Вот государства мудрый метод!
Орлу — канава, гусю — кручи
И взлет над пропастью сквозь тучи…
Ну, слава Богу, мы не птицы!
Но если к басням прибегать,
К Писанью лучше обратиться,
Там можно сотни отыскать:
От бытия до искупленья —
Все материал для поученья!
Возьмем хотя б пример всегдашний —
Постройку Вавилонской башни.
Зашла ль постройка далеко?
А почему? Понять легко:
Держаться вместе перестали
И, разный получив язык,
Ярмо общественное вмиг
Тянуть не захотели дале,
Короче — личностями стали!
Вот половина той двойчатки,
Что скрыта притчи скорлупой:
Без помощи погибнет в схватке,
Кто разделил себя с толпой.
И в том, кого в борьбе с судьбой
Сражает Бог, он наперед
Дух «индивида» разовьет!
Уж римляне твердили фразу,
Что «боги отнимают разум»,
Но одинокий человек —
Безумец в наш гуманный век,
И должен под конец он ждать
Судьбы, что Урии подстать,
Когда Давид послал его
На аванпосты одного!
Вполне возможно! Но поверьте,
Я гибели не вижу в смерти!
А вы вполне убеждены,
Что, будь строителям даны
Один язык, одна душа,
Постройка вышла б хороша
И вплоть до неба наконец
Достал бы башенный зубец?
До неба? В том-то все и дело:
Нам не достичь небес предела!
И здесь вторая половина
Ядра, что скрыто скорлупой:
Пасть осужден проект любой,
Чья в небе хочет быть вершина!
До неба лестницу-виденье
Иаков видел в вещем сне,
Достигнет неба душ стремленье!
Ах, этим способом — вполне!
Об этом и болтать не надо:
Конечно, небо нам в награду
За веру, святость суждено;
Но жизнь и вера не одно.
Мешать их — вред в подобном деле;
Нам для труда шесть дней дано,
Седьмой — для чувств, для потрясенья;
Откройте храм на всю неделю —
Исчезнет сразу воскресенье!
Не экономя, аромат
Слов очистительных навряд
Вам удалось бы поддержать:
Религия, как и искусство,
Отнюдь не может паром чувства
Без перерыва истекать.
Ваш идеал под волны звона
С высот священного амвона
Должны вы ясно созерцать,
Но, выходя на солнце, вместе
С той ризой, что была на престе,
Его в сторонку отлагать.
Итак, один закон во всем,
Он требует разграниченья, —
И с вами лишь для выясненья
Сей пункт я обсудил вдвоем.
Одно теперь мне стало ясно:
Быть у казенных ссудных касс
Для душ — не место мне отныне.
Ну что вы, друг, — вы их как раз
Пополнить можете прекрасно,
Но в более высоком чине!
Мы вознесем вас…
Уж не тем ли,
Что втопчете поглубже в землю?
Кто сам себя уничижает —
Возвысится; чтоб крюк хватал,
Его конец сперва сгибают…
Чтоб человек вам годен стал,
Его сначала убивают!
Избави Бог! Как? Этот бред
Вы и во мне подозревали?
Так быть должно: излить вначале
Всю кровь! Способен лишь скелет
Длить жизни вашей прозябанье!
Бог видит: на кровопусканье
Не то что вас, не дам и кошку!
Я думал лишь открыть немножко
Ту дверь, куда я сам иду,
Чтоб щель была у вас в виду.
Понятно ль, что вам нужно стало?
Чтоб, слыша петушиный крик —
Крик государства, в тот же миг
Отрекся я от идеала!
Нисколько! Не об этом толк!
Я просто разъяснил ваш долг:
Вы помолчать должны наружно
О том, что обществу не нужно;
Лелейте дум хоть целый полк,
Но плотно их в себе замкните,
И — с Богом: веруйте, парите,
Мечтайте, только не вовне,
Не перед паствой; верьте мне,
Себя наказывает сам,
Кто непокорен и упрям!
Да, вечный трепет наказанья,
Награды вечное алканье —
Знак Каина на лбу твоем,
И он гласит: своей рукою
Убил премудростью мирскою
Ты Авеля — в себе самом!
Да он никак на «ты»?.. Клянусь,
Уж это слишком…
Воздержусь
Длить этот спор, но я опять
Вас искренно прошу понять:
Стремясь к успеху, надо знать,
Когда живешь, в какой стране
И на твоей ли стороне
Дух современности, — иначе
Борьба — бесплодная задача!
Поэты, как и живописцы,
Им не посмели б пренебречь.
А войско? Нам их ржавый меч
Казался б сказкой летописца!
А почему? О том и речь.
Закон есть — чти нужду страны!
Различья сгладить мы должны,
Не лезть вперед, не возвышаться,
Но ровно с массой продвигаться.
Фогт говорит: гуманно время, —
Так будьте же и вы подстать,
Чтоб чем-то большим в жизни стать!
Но надо все края сточить,
Стать гладким, ветви прочь остричь.
И в негу шествовать со всеми
В одном ряду, а не спешить
Тропой особой, одиночной, —
Тогда свершится дело прочно!
Прочь, прочь отсюда!
Да, мой друг,
Мужам, как вы, в конечном счете,
Просторнее потребен круг;
Но все ж довольство вы найдете, —
Будь то большой иль малый мир, —
Лишь нынешний надев мундир.
Ведь чтоб толпа шагала дружно,
Ей палкой такт вбить прежде нужно,
И в наше время идеал
Вождя народного — капрал!
Как он солдат ведет повзводно
В Господний дом, как на парад,
Так прест обязан поприходно
В рай провести духовных чад!
Труда большого в этом нет:
У вас ведь есть авторитет —
Основа веры и оплот,
А так как он к тому же плод
Учености, то все за ним
Пойдут с доверием слепым;
Что ж до распространенья веры, —
В уставе вы найдете меры.
Итак, унынье прочь, собрат!
Пока есть время, бросьте взгляд
На вас и ваше положенье,
Оставив страхи и сомненья!..
Мне надо в церковь — испытать,
Смогу ль я тон повыше взять,
Ведь резонанс такой чудесный
Весьма не част в стране окрестной!
Прощайте! Проповедь народу
Скажу про двойственность природы —
Разлад всегдашний естества
И искаженье лика Бога…
Однако надо мне сперва
Перекусить хотя б немного!
Все в жертву, думал я, слепец,
Принес я Богу и призванью, —
Но будничной трубы взыванье
Мне показало наконец,
Кому служил я столько лет!
Но нет еще! Не их я! Нет!
Постройка храма — вся в крови,
Здесь жертва жизни и любви!
Но душу не отдам я им!
Ужасно быть всегда одним,
Повсюду смерти знак встречать;
Ужасно камни получать,
Когда я хлеба, хлеба жажду!..
Да, правду страшную он каждой
Вещал мне буквою, и все ж
Та правда — пустота и ложь!
Где ж голубь духа? Надо мной
Он никогда не опускался…
О, хоть один бы повстречался,
Кто б верой крепкой дал покой!
Ты, Эйнар?
Так меня зовут.
Сейчас я жаждал встретить тут
Того, чья грудь не камень мертвый!
Прийди! Объятья распростерты…
К чему? Я к гавани приплыл.
Ты сердишься? Ты не забыл
Последней встречи?
О, пустое!
Ты не виновен. Дланью Бога
Ты, как орудие слепое,
Мне, грешному, ниспослан был,
Когда я брел мирской дорогой.
Что за язык?
Язык покоя,
Даваемый в миг пробужденья
Из снов греховных — к возрожденью!
Как странно! Знал я стороной,
Что путь твой был совсем иной:
Свернул ты…
Совращен был я:
Гордыня дерзкая моя
И вера в собственные силы —
Вот боги, кои свету милы!
Талант, что я имел (как слышно),
И дар певца — был сетью пышной,
Которой чорт меня завлек.
Но полон был любовью Бог,
Не бросил слабую овцу,
Когда дела пошли к концу…
Что ж сделал Он?
Я впал в порок.
В порок? Какой?
В кутеж с азартом;
Он дал мне вкус к костям и картам.
И это ты зовешь любовью?
То первый шаг к спасенью, Бранд;
Потом Он отнял прочь здоровье,
Потом я потерял талант;
Когда ж пришел конец веселью,
Очнулся я на новосельи —
В больнице; я горел в огне,
И в комнатах, казалось мне,
Я видел мух гигантских стаю…
Чуть поправляюсь, как встречаю
Святых сестер — трех, в ровном счете,
Что состояли на учете
У неба — множить Божий лов;
Они и некий богослов
Меня омыли от грехов,
Спасли от сети преисподней,
Преобразив в дитя Господне!
Вот как!..
Ведь нет путей единых:
Тот в высях бродит, тот — в долинах.
А после?
После? Верно, да:
Я с проповедью воздержанья
Пошел потом, но иногда
В таких делах при всем стараньи
Не одолеть соблазн примером,
И вот я стал миссионером.
Куда ж?
К хвостатым неграм в край.
Но не к чему беседу длить —
Я тороплюсь.
И час побыть
Не хочешь ты со мною вместе?
Сейчас тут праздник загудит…
Благодарю, но я на месте
Средь черных душ.
Итак, прощай.
Ни проблеска воспоминанья?
Ничто вопроса не родит?
О чем?
О той, кому страданье
Могла бы разница принесть
Меж тем, кто был ты и кто есть.
А, догадался: ты, конечно,
Меня о деве той спросил,
Державшей дух мой сетью грешной,
Пока я верой не омыл
Души… Что ж с ней? Каков исход?
Женой мне стала через год.
Неважно, это все пустое,
Оно внимания не стоит,
Лишь главное хочу я знать.
Нам щедро Божья благодать
Давала радость, но и боли:
Наш сын покинул вскоре мать.
Неважно также!
Да, тем боле,
Что он скорей был дан в заем, —
Ведь мы сойдемся — все втроем…
Потом ее иссякли силы:
Там зеленеют две могилы.
Неважно тоже!
Тоже нет?
В том интереса нет нимало!
Я знать хочу — как умирала?
С надеждой ясной на рассвет,
С душой богатой и обильной,
И с волею, до гроба сильной,
И с благодарностью всему,
Что жизнь дала, что жизнь взяла,
Спокойно в гроб она сошла.
Все пустяки, все ни к чему, —
Скажи: как верила она?
Несокрушимо.
Но в кого?
Да в Бога!
Только лишь в него?
Тогда она осуждена!
Что?
Очень жаль, но без пощады!
Прочь, негодяй!
Властитель ада
И твой сгребет когтями прах, —
Ты, как она, умрешь навек!
Шлешь в ад ты, подлый человек,
Вчера лишь вязнувший в грехах?
Я отстирался в водах веры,
На мне не сыщешь ни пятна:
Сошла с меня и грязь и сера
Под скалкой святости сполна;
Я бденья валиком белье
Адама выстирал свое,
Мне ризы праведность омыла —
Молитвы щелок, веры мыло!
Тьфу!..
Тьфу тебе! Здесь ад дымится,
Рогатых бесов вьются рати!
Аз есьм — небесная пшеница,
А ты — мякина на лопате!
Вот в ком я искал спасенья!
Всех цепей распались звенья!
Взвейся ж, стяг мой, кличь к победам,
Хоть никто не выйдет следом!
Вы бы, прест, поторопились:
Клир и паства — все столпились,
Выйдет шествие сейчас!
Пусть выходит.
Как? Без вас?
Нет, очнитесь, в дом спешите, —
Порвались терпенья нити,
Там столпился весь приход,
Точно льдины в ледоход!
К престу все стеклись на двор,
«Преста!» — кличет целый хор,
Вновь кричат, идут вперед…
Поскорей! Мне жутко стало,
Что толпа себя, пожалуй,
Негуманно поведет!
Я лица скрывать не стану
В свите фогтовского стана, —
Здесь я буду.
Вы в уме?
Путь ваш слишком узок мне!
Он, чем дальше, будет уже,
Как толпа притиснет туже!
Вновь штурмуют! Безусловно!
Гляньте! Уж они бегут!
Пробст, и клир, и люд чиновный —
Все оттиснуты к канаве!
Милый прест, скорей! Вы вправе
Применить влиянья кнут!
Эх! Столбы сломали, арку…
Поздно! Шествие — насмарку!
Прест!
Гляди!
Дай знак — все ждут!
Фогт! Держите их в границе!
Мне никто не подчинится!
Говорите! Бросьте свет
В души, полные смятенья!
Дурно ль, славно ль — где ответ? —
То, что ждет сейчас свершенья?
О, так все ж бурлит теченье
В душной мгле тяжелых буден!
На распутьи все вы, люди:
Новь ищите всей душою,
Прочь отбросьте все гнилое —
И созиждется сама
Церковь — та, что вечно будет!
Спятил прест!
Сошел с ума!..
Нет, я был безумным, мысля,
Что, хоть и в особом смысле,
Все же служите вы Богу,
Верны духу правды строгой!
Нет, я был безумным, веря,
Что открою к раю двери,
В торг вступая о размере.
Слишком мал был старый храм, —
Я, как трус, решил: создам
Вдвое больший — это хватит,
В пять — подействует на братий!
Я не понял искушенья,
Не дал «все — иль ничего»,
И вступил я в соглашенье.
Но сегодня глас Его
С грозной силой надо мною
Грянул судною трубою,
И, услышав Божество,
Как Давид перед Нафаном,
Пал я, страхом обуянный, —
Прочь сомненья, даль ясна:
Компромисс — вот сатана!
Всех долой, кто нас теснил!
Кто нам кровь сосал из жил!
Враг забрался к вам в нутро,
Сетью вас оплел хитро!
Распродав по мелочам
Столько сил, себя вы сами
Раскололи пополам, —
А теперь пришла расплата:
Ужас — личности утрата!
Что ж вы ищете во храме?
Блеск вас манит, блеск, уборы,
Перезвон, орган да хоры!
Подогреть вам надо чувства
Жаром пастырских речей,
Что порой, как шепот, вьются,
Что порой потопом льются,
То журча, как с гор ручей,
То грозя, как свист бичей, —
Все по правилам искусства!
Жвачку фогта атакует…
Пробста мямленье бичует…
В час святой, в огне свечей
Вы лишь внешним пленены,
А потом — скорей домой,
К лени, к тупости немой,
В серых будней влезть штаны
Всей душой, а весть спасенья
Спрятать в ларь, под рухлядь вашу,
До другого воскресенья!
Не о том мечтал я, братья,
Выпив жертвенную чашу:
Храм большой хотел создать я,
Чтоб смогло под светлой сенью
Жить не только лишь ученье,
Но и все, что силы Бога
Нам для жизни даровали!
Будней труд с борьбой, тревогой,
Ночи отдых и печали,
Свежей юности веселье —
Все, что властвует победно
Над душой богатой, бедной;
Водопада рев в ущелье,
Плеск реки, что с гор стремится,
Грохот бури на просторе,
Голоса седого моря —
Все должно с душою слиться,
Взмыть с органом к высям свода,
Песней стать в устах народа!
Прочь же то, что здесь свершилось,
Страшной лжи оно оплот, —
Обречен на тлен и гнилость
Жалкой воли вашей плод!
Все побеги вы глушите
Разделеньем в каждом деле:
Божий стяг на всю неделю
С мачты вы убрать спешите,
Чтобы он лишь днем воскресным
Реял в воздухе окрестном!
Чуем бурю! В путь! К победам!
В путь! С тобой нам страх неведом!
О, не слушайте! В нем веры
Христианской нет совсем!
Да, порок тот равной мерой
Дан и нам с тобой, как всем.
И порок тот — раздвоенье!
Вера есть души удел.
Где ж ты душу подглядел
С мощной цельностью стремленья?
Укажи мне, чья душа
Не отбросит лучшей части,
Торопясь, дрожа, спеша?
Опьянясь в грошовом счастьи
Под гудки фиглярской труппы,
К свету жизни слепы, тупы,
Пред ковчегом в пляске тяжкой
Пляшут души-старикашки!
А когда глупец, калека
В кубке жизни видит дно,
Говорит он в горе: «Эка!
Каяться нам суждено!»
Лишь стирая оттиск Бога,
Став скотиною двуногой,
Вы стучитесь в двери рая,
Инвалидом ковыляя!
Потому-то царство Божье
И дрожит, как перед сломкой,
Что вокруг его подножья
Только дряхлых душ чреда!
А ведь Он сказал нам громко:
Крови жар, а не вода,
Должен в жилах течь лавиной,
Чтоб тебя избрал Он сыном, —
Лишь дитя — наследник царству;
Не пролезть под райским тыном
Ни лукавству, ни коварству!
Братья! Женщины, мужчины,
С детской, свежею душой, —
В церковь жизни! В путь! За мной!
Так откройте!
Нет! Не эту!
Нашей церкви — меры нету!
Пол — зеленая земля,
Горы, фьорд, моря, поля;
В свод небес она одета,
Только с небом ширь деля!
Там мы будем в каждом деле
Звуком, слышным в хоре братства;
Там исполним труд недели,
Не свершая святотатства;
Церкви той, как ствол — корою,
Нас укроет облаченье,
Сочетав в согласном строе
Труд и веру и ученье, —
И труда закон железный
Превратит в полет надзвездный,
В игры святок с песней, бегом,
В царский танец пред ковчегом!
Свет зажжен над мраком ада!
Жизнь — одно с служеньем Богу!
Горе! Он похитит стадо…
Ленсман! Фогт! На святотатца!..
Чорт возьми, кричать не надо, —
Кто пойдет с быком бодаться?
Пусть побесится немного…
Прочь отсюда! Нет здесь Бога:
Чужд рабов толпе развратной
Тот, чье царство есть свобода!
Прест свой дар берет обратно,
Здесь — не прест я для прихода,
И на праздник ваш ключей
Я не дам руке ничьей!
Если хочешь, раб земли,
Проползай в дыру подвала,
Гнись, как встарь, спиной бывалой,
В душном мраке вздохи дли,
Яд точи без передышки,
Как чахоточный в одышке!
Ну, на орден не косись!..
Ну, с епископством простись!..
В путь же, бодрый! В путь же, юный!
В путь, дыханьем жизни сдунув
В затхлых щелях сор и муть,
В путь за мной — в победный путь!
Должен же когда-нибудь
Пробудиться ты, свободный,
К жизни цельной, благородной,
Компромисса цепь порвать,
Из беды, нужды восстать
И, отринув тьмы народной,
Вечной дробности печать,
Смертный бой с врагом начать!
Стой! О бунте акт прочту я!
Можешь! Рву с тобой вчистую!
Где наш путь? Идем с тобою!
Через горы всей толпою
Мы, как вихрь, пройдем по краю,
Душ тенета разрывая,
Очищая, возвышая,
Истребляя старый хлам —
Дробность, тупость, лень, коварство, —
Чтобы престом стал тут всякий,
Вновь чеканя Божьи знаки,
Чтоб создать из государства
Вечной жизни светлый храм!
Дел великих близок полдень!
Ярче солнца пламя молний!
Стойте, жертвы ослепленья!
Эти ль речи не ясны?
Это козни сатаны!
Эй! Вернуться вы должны
В тишь, к фарватеру селенья!
Добрый люд! Погибнет всякий…
Гм! Молчат они, собаки!
Вспомните очаг и дом!
Будут лучшие потом!
Поле, пашню, огород,
Коз, овец, запасы хлеба…
Напитала манна с неба
Богом избранный народ!
Плачут сзади жены ваши!
Кто нас бросил — те не наши!
Ваши дети кличут вас!
Кто не с нами — против нас!
Так, потерь познавший пытки
И духовных стад лишенный,
Старый пастырь сокрушенный
Обворован им до нитки!
Стыд, позор делам твоим!!
Все же, пробст, мы победим!
Победим? Уж их не стало!..
Не разбиты мы нимало,
Знаю я своих овец!
Фогт уходит? Ах, хитрец!
Так и я за ним! Ей-богу!
Ха, я крепну понемногу!
В горы! Вверх! В толпу забраться!
Брать их в плен, сражаться пылко!
Эй, коня седлайте, братцы,
Ту, надежную кобылку!
Смотрите вдаль! Там путь победный!
Лежит внизу поселок бедный,
И мелкий дождь от гор до гор
Туманов развернул шатер.
Забудь же дрему, люд Господний,
Взлетай же ввысь смелей, свободней!
Постой! Старик-отец устал!
Я сутки хлеба в рот не брал!
Насыть нас! Жажду утоли нам!
Сперва сквозь горы — к тем долинам!
Каким путем?
Равны пути:
Все могут к цели привести!
Сюда, за мной!
Подъем здесь крут,
До ночи проплутаем тут!
Тут путь и к церкви ледяной.
Всего короче — путь крутой!
Стой! Мой ребенок болен…
Ноги
Истерла в кровь я по дороге!
Кто ободрит меня в тревоге?..
Насыть толпу, — в ней пыл исчез…
Дай чуда, прест! Мы ждем чудес!
О, рабством меченное стадо!
Вам прежде дел нужна награда?
Стряхните смертный сон раба,
А если нет — назад, в гроба!
Он прав: сперва вперед, в сраженье, —
Потом, конечно, награжденье.
Оно придет в урочный срок
Так верно, как всеведущ Бог!
Внимайте! Он пророк! Пророк!
Скажи нам, будет бой жесток?
И будет долгий? И кровавый?
Прест, нужно храбрым быть на славу?
Но жизни все ж не надо класть?
А велика ль в награде часть?
Я сыном не рискну своим?
До вторника мы победим?
О чем вы? Что вы знать хотите?
Сперва — как долго биться надо,
Потом потери назовите
И наконец — размер награды!
Так вот о чем?!
Ну да, вначале,
Внизу, мы толком не узнали…
Так знайте же!
Скажи!! Скажи!!
Как долог бой? Пока ты жив!
Пока всех жертв не положив,
Ты не прийдешь к концу межи,
Расторгнув цепи соглашенья,
Почуяв воли торжество,
Изгнав трусливые сомненья
Пред долгом: все — иль ничего!
Потери ваши? Все кумиры:
Дух дробности — владыка мира,
Подушки лени в сонном склепе
И рабства золотые цепи!
Награда ваша? Веры взлет,
Души единство, воли, силы,
Готовность к жертвам, что дает
Покой и радость до могилы,
И на чело — венец терновый
Тем, кто награду заслужил!
Он предал нас! Он изменил!
О нет! Держу я крепко слово…
Победу ты совал нам в руки,
Теперь зовешь на жертвы, муки?
Я обещал победу вам, —
Я через вас победу дам.
Но тот, кто первым примет бой
За правый путь, погибнуть может,
Когда ж боится он, пусть сложит
Оружие перед борьбой;
В ком воли мощной ключ иссяк —
Во власть врага предаст он стяг;
Кто ж трусит жертвоприношенья,
Тот мертв уже до пораженья!
Он нас обрек смертям и мукам
На благо нерожденным внукам!!
Безлюдьем гор, сквозь дождь, туман,
Проходит путь в наш Ханаан,
В жизнь — через смерть! Здесь каждый зван:
В путь, рыцари Господня стяга!
Ну, влипли!.. Вот так передряга!..
Проклятью предал нас приход…
Туда навек закрыт нам вход!
Вперед не сделаешь ни шага…
Убить его!!
Плохой исход:
Без вожака нельзя остаться!
Ой! Пробст!.. Ой!
Только не пугаться!
Ягнята! Чадушки мои!
К вам слово пастыря седого!
Мы норы бросили свои, —
На горы лезть нам лучше снова…
О, как могли вы так сурово
Изранить сердце старика?
Ты ранил души их — века!
Не слушайте его! Он враг,
Наобещает вновь пустого!
Да, это верно! Это так!
Мы — не жестоки, мы прощаем,
Едва раскаянье встречаем;
Придите ж, наконец, в себя!
Он, адской хитростью губя,
Вокруг себя сбирает стадо, —
Понять вам хитрость эту надо!
Да, это так! Он нас сманил!
Одумайтесь! Где взять вам сил —
Ничтожной кучке из селенья —
В глуши, в нужде, в уединеньи?
Кто вас избрал для славных дел?
Кому дадите избавленье?
У вас — свой, маленький удел;
Что сверх того — ненужно, дурно;
На поле брани, в битве бурной
От ваших рук какой вам толк?
Сберечь ваш домик — вот ваш долг.
Чего ж хотите вы теперь
Меж соколами и орлами,
Меж медведями и волками,
Где загрызет вас первый зверь?
О мои овцы, чада!
Горе!
Вот это — истины слова!
И все ж, когда мы шли на взгорье,
Мы двери заперли сперва:
Нет места нам среди прихода!
Он свет зажег в глазах народа,
Он осудил порок и ложь, —
Теперь, как прежде, не заснешь,
И жизнь, что удовлетворяла
Нас встарь, — теперь не жизнью стала!
Ах, верьте — скоро все пройдет,
Пойдем мы старой колеею.
Всего б минуточку покою
И я ручаюсь: прихожане
Мир обретут опять, как ране…
Решайте же — назад? Вперед?
Домой хотим! Мы так устали!
Нет, поздно: через горы — в дали!
Вы здесь?! Вот счастье! Вот находка!
Не гневайся, наш добрый, кроткий!..
Потом, потом! Домой сейчас!
Счастливый час настал для вас:
Разумно выслушайте брата,
И вы — до вечера — богаты!
Но как же? Как?
Трески косяк,
Мильон мильонов — в водах фьорда!
Не может быть?!
Клянусь, что так!
Уже в горах и дождь и мрак, —
Скорей в селенье, бойтесь норда!
Здесь раньше не было трески,
Теперь же, братья, скажем гордо:
Пришли счастливые деньки!
Так выбирайте: Божий глас
Иль фогта зов важней для вас?
Пусть здравый смысл решит сейчас!
Нет, это чудо, Божья весть!
Здесь явно перст небесный есть!
Ах, это часто снилось мне;
Как я скорбел, что лишь во сне, —
Теперь мне ясен смысл виденья…
Утрата духа — в отступленьи!
Косяк трески!
Мильон! Мильон!
Хлеб, деньги — для детей и жен!
Теперь вы видите: вам было
Не время тратить столько сил
В борьбе с превосходящей силой,
Где даже пробст наш отступил;
Теперь другая цель пред вами,
Не взлет пустой над облаками, —
Бог сам себя побережет,
Надежно сделан небосвод, —
К чему страдать в чужом раздоре?
Спешите клад извлечь из моря!
Вот вам практический исход:
Без крови все произойдет,
Тут матерьяльная награда,
Тут личных жертв отнюдь не надо!
Пылают в небе письмена:
Лишь жертва Господу нужна!
Ах, будет к жертве тяготенье —
Охотно я приму всегда,
Хоть, например, в то воскресенье,
И я, ей-богу…
Да, да, да!
Мой чин мне будет сохранен?
Из школы не погонят вон?
Сломите лишь толпы упорство,
И к вам не отнесутся черство…
Домой! Не тратьте даром время!
На лодки! К веслам, кто умен!
А как же прест?
Безумец он!
Он должен быть оставлен всеми!
Вы, господа, прочли глагол
Ясней, чем в книге пункт устава!
Покинуть преста — ваше право,
Ваш долг, — он басней вам наплел!
Он нам налгал!
Он в вере хром,
Дурные он имел отметки…
Что он имел?
Был на заметке!
Да, это видели мы в нем!
Старуха-мать как ожидала, —
Так нет, причастья не дал ей!
Да и сынка сгубил, пожалуй!
Да и жену!
Он зверь! Злодей!
Дурной отец, супруг и сын, —
Где ж худший есть христианин?
Он церковь старую нам срыл!
На ключ он новую закрыл!
На мель нас всех швырнул потом!
Украл мой план — мой «желтый дом»!
Клеймо горит на каждом лбу:
Дорога ваша — тлеть в гробу!
Не слушайте!! Прочь из селенья
Гони его!! Бросай каменья!!
О мои чада! О ягнята!
Теперь спешите к очагам;
Пусть покаяньем будет снято
Все, что затмило очи вам,
И все наладится отныне, —
Нет меры Божьей благостыне,
Не просит Он невинной крови;
Да и правительство у нас
Так мягко, как нигде сейчас,
Ни фогт, ни амтман никогда
Не станут вам чинить вреда,
А я — я полон к вам любови,
Как мне велит уж столько лет
В гуманный век Христов завет, —
Того же ведь хотят и власти:
Жить с вами вместе в мире, счастьи…
А если где и есть порок,
Излечится он в быстрый срок.
Едва утихнет этот гром,
Комиссию мы изберем,
Она решит, потребны ль меры
Для укрепленья света веры;
В нее мы престов позовем,
Которых с пробстом я назначу,
Возьмем учителя в придачу,
И кистера туда возьмем,
Мы и средь вас найдем достойных,
Чтоб были вы вполне спокойны!
Мы путь вам облегчить готовы,
Как ныне пастыря седого
Вы облегчили от тревог.
Вот мысль, что укрепит любого:
Нам чудо Бог послал в залог!
Прощайте! Доброго улова!
Вот это — перлы в христианстве!
Без блеска, скромен путь их странствий!
Так милы, добры, благородны!
При этом истинно народны!
И в жертвенный не лезут раж!
Твердят не только «Отче наш»!..
Дела улучшились намного,
Все повернется скоро тут:
Ведь существует, слава богу,
То, что «реакцией» зовут…
Моя заслуга, что в спектакле
Я сразу действие прервал!
Ах, суть здесь в чуде…
В чуде? Так ли?
В каком?
Трески мильонный вал…
Трески? Ну, это я соврал!
Соврали?
Мне другой брехни
На ум сначала не пришло, —
Кто ж упрекнет, коль дело шло
О главном?..
Боже сохрани! Законна ложь, коль не до шуток…
К тому ж пройдет не больше суток,
Народ оправится — и кто ж
Нас спросит, правда или ложь
В борьбе опасной победила?
О, я не ригорист, мой милый!
Не Бранд ли это по горам
Бредет?
Вы правы, как всегда!
Единственный в походе воин!
Нет, подождите! Кто-то там…
Далеко… сзади…
Герд? Да, да!
Ну, парень спутницы достоин!
Когда он к жертвоприношенью
Всецело утолит влеченье,
Мы эпитафией такою
Его снабдим: «Лежит в покое
Здесь некий Бранд; судьба герою
Победу жалкую дала:
Владел он лишь одной душою,
И та безумною была!»
Но, все обдумав, я одним
Смущен: в суде толпы над ним
Гуманной не было идеи…
Идем! Vox populi — vox Dei.
Толпы вышли из селенья —
Не достиг никто вершины!
К дню великому стремленье
Говорит во всех сердцах,
И горит в душе общины
Зов к борьбе обетованной…
Да, но жертвы, жертвы страх —
Вот рубеж их непрестанный.
Воли робкой смертный грех!
Умер ведь один за всех —
Значит, страх не преступленье!
Знал я ужаса томленье,
Проникал мне в кости страх:
Как ребенок, что впотьмах,
Окружен собачьим воем,
Привидений грозным роем,
Комнатой ночной идет,
Так я шел за годом год.
Но смирял я сердца трепет,
Я мечтал: снаружи светит
Яркий полдень в вышине;
Темнота — не ночь, не вечер,
Только ставни на окне.
И мечтал я в детской вере:
Солнца жизни хлынут струи
Сквозь раскрывшиеся двери,
Покоряя, торжествуя,
В полный призраками дом.
Как ошибся я потом!
Ночь, смолы черней, навстречу
Мне ударила хлыстом;
А снаружи, вдоль залива,
По клетям сидели люди,
Как разбитые орудья,
И, вцепясь душой трусливой
В тени прошлого, лениво
Стерегли их груз бесплодный,
Как король стерег года
Юной Снефрид труп холодный,
Поднимая иногда
Смертный саван, чтоб, сквозь слезы,
Крох надежды алча тупо,
Ждать, не вспыхнут ли у трупа
Алой, жаркой крови розы…
Да, не раз народ пытался,
Как король, мечтой бессильной
Оживлять здесь прах могильный,
И никто не догадался
Труп скорей земле отдать.
Труп — земному нужен чреву,
Труп былого — удобреньем
Служит новому посеву…
Ночь без края!.. Ночь опять,
Ночь над целым поколеньем!..
О, когда б мечом из молний
Мог я их спасти от тленья!
Мчатся черные виденья —
Скачка мертвых сумрак полнит;
В одеяньи бури время
Нудит нас, вонзая стремя,
За деянье жизни меч
Вместо посоха извлечь…
Вижу предков, в бой идущих,
Вижу братьев, робко ждущих,
В щель, под шапку-невидимку
С рабской лезущих ужимкой…
Вижу горшее вдали —
Все ничтожество земли:
Хнычут все — мужья и жены,
Глухи к просьбам и мольбам,
Приложив печать ко лбам:
«Мы-де бедный люд прибрежный,
Бог чеканил нас небрежно!»
И вникают пораженно
В гул, подобный крыльям бури,
В тоге слабости бесплодной…
Радуга над майским лугом,
Где ты, стяг наш? Что же смолк,
Не шумит трехцветный шелк,
Что плескал и пел в лазури
В вихре песни всенародной?
Но в тебе король-мечтатель
Вырезал язык некстати,
Хвастовством ты был прельщен;
Но когда народ — дракон
Без зубов, труслив, недужен,
Стяг зубчатый нам не нужен;
Лучше б было помолчать,
Ножниц королю не брать…
Мирный, четырехугольный —
Нам и этого довольно;
Вот сигнал, земле несущий
Весть о кораблекрушеньи!..
Вижу худшие виденья —
Молний блеск в ночи грядущей,
Чад британский черной тучей,
Антрацитовой, летучей,
Душит, травит все зачатки —
Зелень пастбищ, нивы, грядки,
По стране сочится ядом,
Солнце крадет, пеплом, смрадом
Оседает все плотнее,
Как над проклятой Помпеей…
Род людской тут стал уродом:
По подземным шахтным ходам —
Лишь журчанье злой воды,
Там — усердных гномов рати,
Сгорбив спину, дух растратив,
Волочат, освобождая,
Груды пленные руды,
И впивает жадным взглядом
Золотую ложь их стая…
Смолкла песнь, душа пуста,
Не смеются их уста,
Гибель братьев их не ранит,
Лев в их сердце не восстанет,
Каждый бьет, стучит, чеканит,
Меркнет светоч в дымной мгле.
Бродят люди по земле,
Позабыв: долг воли сущей
Сохранится и в паденьи…
Вижу худшие виденья —
Молний блеск в ночи грядущей:
Хитроумья волк ярится,
Лает в ночь кровавой мордой,
Солнца свет пожрать грозится;
Клич беды на север мчится,
Боевым судам у фьорда
Охранять велит границы,
Но шипит сердитый гном —
Это дело не по нем:
«Пусть в стране большой и гордой
Гомонят, идут навстречу, —
Мы истечь не можем кровью,
Слабы души, слабы плечи;
Где нам, малым, в столкновеньи
Класть народное здоровье,
Оплатив частичку нашу
Во всемирном искупленьи!
Не за нас испита чаша,
Не за нас, венчая славой,
В лоб вонзался терн кровавый,
Не за нас копьем солдата
На кресте пронзен Распятый,
От гвоздей забитых муки
Не за нас приняли руки;
Малы мы — из дальних мест,
Не за нас был принят крест.
Нам ли быть стране охраной?..»
Нет, ремня, ремня удар —
Вот их Агасферов дар,
Чтоб пурпурней стали раны
Под тупым бруском креста, —
Вот их часть в страстях Христа!
Грезил я?.. Проснулся снова?
Все укрыл туман свинцовый.
Что ж, души больной виденья
Мне предстали на мгновенье,
Или образ незабытый,
Изначально в сердце скрытый,
Или, плотью облечен,
Дух наш плотью побежден?
Что там в буре? Вздохи?.. Пенье?..
Век ты с Ним не будешь сходен,
В плоть земли ты облечен,
Будь слугой иль стань свободен,
Все равно — ты обречен!
Горе мне!.. Словам их скоро
Я поверю… Там… на хорах…
Не отмел ли Он сурово
Гневной дланью сердца слово?
Взял Он все мои владенья,
Скрыл от света, как в темнице,
И, велев до смерти биться,
Дал изведать пораженье!
Червь! Ты с Ним не будешь сходен!
Кубка смерти близко дно:
С Ним иль против — ты свободен,
Осужден ты все равно!
Агнес! Альф! Мгновенья счастья,
Миги мира, жизнь в покое —
Все сменив на боль, напасти,
Грудь пронзив своей рукою,
Не сразил я змея власти!
С Ним, сновидец, ты не сходен!
Пусть ты отдал все, чем жил, —
Для Него твой дар бесплоден:
Для земли ты создан был!
Агнес! Альф! Вернитесь снова!
Я один — к скале прикован,
Ветром северным пронзаем,
Роем призраков терзаем…
Бранд, я здесь, опять с тобой!
Агнес! Агнес! Что ж тут было?!
Бред горячки, милый мой,
Но туман утратит силы!
Агнес!!
Нет! Не подходи!
Видишь — пропасть между нами:
Водопад бурлит под льдами,
Мчится, плещет впереди…
Ты не грезишь: это бденье,
Прочь умчались привиденья, —
Ты был болен долгий срок,
Пил безумья горький сок,
Видел в тяжком сновиденьи,
Что жена твоя ушла…
Ты жива! Жива! Хвала…
Тсс!.. Докончишь в час иной…
Время кратко, — в путь, за мной!
О, но Альф?
Он также жив.
Жив?
Здоров, румян, красив;
То был бред, очнись скорей.
Вся борьба твоя — лишь сон.
Альф — у матери твоей,
Мать здорова, вырос он;
Церковь есть еще в селеньи.
Хочешь — сроют во мгновенье;
Вновь внизу, как в добрый год,
Тяжко трудится приход.
В добрый?
Да, пока народ
В мире жил с самим собою!
В мире?
Бранд! Иди за мною…
Вновь я брежу…
Кончен бред,
Но ты слаб — стеречь я буду
Твой покой…
Я крепок!
Нет,
Стережет тебя повсюду
Ужас грез, видений ложь, —
Вновь туманом ускользнешь
Ты от нас — жены и сына,
Вновь пройдешь по всем мытарствам,
Коль побрезгаешь лекарством…
Дай скорее!
Ты мужчина,
Сам возьми — в тебе причина!
Назови же!
Врач-старик,
Прочитавший столько книг,
Мудро в боль твою проник
И открыл ее причину:
Всех видений злое пламя
Рождено тремя словами, —
Зачеркнуть их надо смело,
Сделать память — книгой белой,
Прочь стереть с камней скрижали, —
То они болезнь призвали,
Черный вихрь безумья злого, —
О, забудь, забудь его,
Душу вновь очисть…
Три слова?
Что же?..
«Все — иль ничего!»
Так ли?!
Так, как я — живая,
Как сойдешь ты в смертный сон…
Горе нам! Как встарь, пылая,
Меч над нами занесен!
Друг, любовью грудь согрета,
Сильных рук твоих я жажду,
Мы поищем солнца, лета…
Не прийти болезни дважды…
Ах, поверь, придет она…
Нет, изжит теперь сполна
Ужас снов в моей груди, —
Ужас жизни впереди!..
Жизни?
В путь же, Агнес!
Стой!
Бранд, скажи, что хочешь ты?
То, что долг велит святой:
Воплотить мои мечты,
В яви — призрак воссоздать!
Ха! Нельзя! Забыл, куда
Путь приводит?
В путь опять!
Пробужденный и свободный,
К скачке страхов безысходной
Ты опять вернешься?
Да,
Пробужденный и свободный!
Дашь и сына!
Дам и сына!
Бранд, опять?
Таков мой долг.
Жертв бичом хлестать мне плечи,
Чтобы голос сердца смолк?
Насмерть? Да?
Таков мой долг.
Погасить в ночи все свечи,
Солнцу выстроить плотину,
Жизни плод вовек не трогать,
Песнь изгнать, как плод запретный?
О, страданий было много…
В том мой долг. Ты молишь тщетно.
Не забудь: за жертвы, беды
Нет наград в твоей борьбе, —
Ты не поднял дух прихода,
Изменили все тебе!
Я наград не ждал себе!
Не себе искал победы!
Тем, кто в шахтах роет ходы!
И один даст свет для многих!
Для потомков душ убогих!
Мощной воле нет предела:
И один исполнит дело!
Но изгнал Он, не забудь,
Человека вон из рая,
Пропасть вырыл Он без края,
Не прейдешь ты бездн эфира!
Нам открыт стремленья путь!
Так умри — ненужный миру!
Птицей серой, острокрылой
Взмыла в дым, в туман сырой,
Словно ястреб над горой;
Лишь мизинец попросила
Чтоб всю руку затянуть, —
Компромисса злая суть!
Ястреб! Ястреб! Видел? Встретил?
Да, на этот раз заметил…
Где он? Путь узнать мне нужно!
Дай убьем, ударим дружно!
Не сразить его оружьем:
Мнится — вот ему конец,
В сердце гибельный свинец,
Лишь удар — и смерть настанет, —
Глядь — он сзади, он снаружи,
Вновь здоров, смеется, манит…
Глянь-ка, я ружье вчера
У охотника украла, —
Пуля тут из серебра,
Верь, не так глупа я стала…
Цель сразить тебе пора!
Прест, а ты хромаешь, право!
Почему?
Меня травили.
Твой висок в росе кровавой!
Почему?
Меня избили.
Твой звучавший пеньем голос
Стал шуршать, как прелый колос…
Все мне тут…
Что?
Изменили!
Ха! Узнала я черты, —
Я ведь думала о престе,
Тьфу ему с другими вместе!
Величайший в мире — ты!
Сам чуть-чуть я этой гили
Не поверил…
Дай, дай руки!
Руки?
Язв кровавых муки
Тут… и тут; а лоб суровый
В каплях крови; шип терновый
В лоб вонзился в диком гневе…
А!.. Ты был на крестном древе!
В детстве слышала я вести
От отца: в далеком месте
Было то с другим, давно, —
Как меня надуть он мог?
Ныне знаю: ты — спаситель!
Прочь отыди, искуситель!
Не должна ль я пасть у ног?
Сгинь!
Ты отдал кровь в залог,
Всем принёс ты искупленье!
Ах, не знаю я спасенья
И для собственной души…
Вот ружье! Стреляй, круши!
Надо к гибели стремиться…
Не тебе! Ты первым вышел,
Ты — в кровавой багрянице,
Ты — избранник, ты — всех выше!
Червь ничтожный, персть земная!
Знаешь, где стоишь ты?
Знаю:
Перед первою ступенью
Божьей лестницы — чуть жив…
Знаешь, где стоишь? Скажи?..
Плащ тумана сполз к селенью…
Пала мантия: возник
Прямо в небо Черный пик!
Ледяная церковь?!
Да!
Ты пришел-таки сюда!
О, бежать бы в дальний край!
Я тянусь душою к свету,
К солнцу, нежности и лету,
К тишине, к покою в храме,
К жизни с светлыми дарами…
Иисусе! Звал Тебя я,
Но меня не обнял Ты,
Близко шел Ты, ускользая,
Как забытые черты…
Дай же кровью искупленья
Окропленных риз спасенья
Ухватить хоть бедный край!
Что с тобой? Ты плачешь? Ты?
Жарких слез стекает стая,
Вон дымятся два следа
Так, что каплями стекая,
Тает вечный саван льда,
Так, что лед на сердце тает,
На душе слезой вскипает,
Так, что ризы льдов спадают
С преста снежного навек…
Что же раньше никогда
Ты не плакал, человек?..
Долго я во тьме морозной
Шел путем закона грозным, —
Ныне все объято светом!
До сих пор искал я доли —
Быть скрижалью Божьей воли,
Но отныне солнцем лета
Будет жизнь моя согрета.
Треснул лед: могу молиться,
Мир любить, в слезах излиться!
Вон — сидит он, зол и дик,
Тень бросает по селеньям,
Вон — могучим опереньем
Он бичует Черный пик.
Близок, близок час спасенья:
Серебром настигну вмиг!
Что ты делаешь?!
Скользит он!
В цель попала я — кричит он!
Слушай: загремели склоны,
Мчатся перьев миллионы,
Стонет горная гряда…
Глянь: растет — белее льда…
Ай! Он катится сюда!!
Да, так каждый сын народа
Осужден грехами рода!
В десять раз шатер небес
Больше стал, как он исчез!
Вот он катит! Слышишь хохот?
Прочь все страхи… Вот взлетел…
Глянь — он стал, как голубь, бел!..
У!.. Противный, гадкий грохот…
Боже! В смертный час открой —
Легче ль праха пред Тобой
Воли нашей quantum satis?..
Он есть — Deus caritatis!