(*) Отрывокъ изъ путешествія Платона по Италіи. Греческая рукопись сей книги найдена въ Гераклеѣ; переведена съ Греч. языка на Итал. Винцентіемъ Куоко, съ Итал. на франц. Бареромъ, Членомъ разныхъ Академій;
Уже солнце скрывается за горами Самніи; насталъ часѣ торжества любви. Взгляни, какъ многочисленно стеченіе народа! вся Самнитская область соединена въ одномъ городѣ. Посреди лежатъ жертвы, чаши и Священныя облаченія, здѣсь ты видишь жрецовъ, подлѣ нихъ судей, которые должны награждать добродѣтель благами любви. На одной сторонѣ стоятъ дѣвы, назначенныя для супружества. Онѣ покрыты бѣлою одеждою; главы ихъ украшены вѣнками изъ розъ, которыя въ ночь лишь раскрылись: священные обряды требуютъ, чтобъ сіи цвѣты не зрѣли минувшаго дня, для лучшаго выраженія простоты и невинности. Матери ихъ облачены въ багряницы: день истиннаго торжества матери бываетъ, когда, отдавъ въ супружество, она приноситъ въ дань отечеству дочь прекрасную и вмѣстѣ добродѣтельную. — На другой сторонѣ стоятъ юноши съ мирнымъ оружіемъ въ рукахъ. Въ день, посвященной миру и любви, запрещается гражданину носить оружіе; все, что украшаетъ сихъ молодыхъ людей, есть добыча, полученная отъ побѣжденныхъ непріятелей. Въ сіи торжественные дни ты не увидишь ни золота, ни серебра, ни драгихъ каменьевъ; вѣроисповѣданіе запрещаетъ ихъ, какъ вещь, которая истребляетъ храбрость и которая превращаетъ любовь въ подлое корыстолюбіе.
Раздаются звуки священныхъ трубѣ. Народѣ въ порядкѣ подвигается и составляешь свиту во храмѣ богини. Дѣти, которыя еще не могутъ владѣть оружіемъ, ему предшествуютъ, слѣдуя за статуей Марса; храбрые, которые, жертвуя пріятнѣйшими лѣтами и самою жизнію, всегда приносили оружіе въ пользу отечества, идутъ за статуей побѣды и заключаютъ шествіе.
Слышишь ли, какъ глубоко проникаютъ въ душу громкіе звуки величественнаго гимна, воспѣваемаго жрецами въ честь богинѣ, защитницѣ браковъ и Самніи? Слышишь ли пѣсни, которыя намъ гласятъ, какъ любовь въ первый разъ улыбнулась, когда хаосъ былъ разсѣянъ, свѣтъ небесъ оплодородилъ землю, и разогнавъ покрывавшую ее влагу, превратилъ въ мѣсто, способное содержать родъ человѣческій. О богиня! ты изливаешь сей жизненный духъ, которой на крылахъ носитъ животворные дожди, бурные вѣтры, скоротечные часы и времена года, Зевесомъ назначенныя для жатвы, для полезныхъ трудовъ и для отдохновенія смертныхъ. Ты возсѣдишь на небесахъ съ властителемъ боговъ. Иногда посѣщаешь вершины Матезы, объемлемыя черными тучами; ихъ съ шумомъ нагоняютъ смѣлые вѣтры; громы тебѣ предшествуютъ, облаки стелются подъ твоими стопами, или превращаются въ благотворные дожди, или катятся по лѣсистымъ вершинамъ горъ, простираясь туманами по долинамъ, орошаемымъ рѣками Тиферномъ, Каларомъ и Вултурномъ. Но въ сей день нисходишь, властительница и мать боговъ, низходишь къ возлюбленному народу, и благословляешь Священныя узы — исполненіе обѣщаній, сдѣланныхъ тобою нашимъ праотцамъ, когда они, избѣгнувъ праведнаго гнѣва Юпитера, въ первый разъ соединились на брегахъ нашихъ рѣкъ. Умы еще были въ печали и устрашаемы ужасами смерти; мысли были возмущаемы сомнѣніями, подозрѣніемъ и страхомъ: человѣкъ казался ближнему страшнѣе и опаснѣе волка, которой расхищаетъ стада его. На брегу священныхъ рѣкъ увидѣли другъ друга и начали говорить о мирѣ и дружбѣ; юныя дѣвы приходили за водою и черпали любовь; но тутъ онѣ были добычею сильнѣйшихъ, которые увлекали ихъ плачущихъ въ вертепы, наслѣдство отцевъ. Ты, властительница, показала имъ, что есть побѣда славнѣе и владычество пріятнѣе силы; ты заставила сильнаго юношу сказать отечеству; вотъ дѣва, которую избираю въ подруги; ты научила отроковицѣ безъ стыда произносить Имя того, кто далъ жизнь ихъ дѣтямъ; ты учредила торжественные обряды, которыми всякой годѣ встрѣчаемъ наступающую весну. — О богиня! прими прошенія, которыя въ сей торжественный день возсылаетъ къ тебѣ преданный народъ[1]!
Величественное шествіе уже достигло мѣста, назначеннаго для торжества. По приношеніи жертвы, народѣ составляетъ необозримый амфитеатрѣ: на правой сторонѣ сидятъ отцы, подлѣ нихъ стоятъ юноши; на лѣвой матери и отроковицы. Съ какою жадностью око зрителя обтекаетъ всѣ тѣ многочисленные и различные образцы красотѣ, которые представляютъ двѣ группы юношей и дѣвицѣ Самнитскихъ? Природная красота молодыхъ людей, преумноженная тѣлесными упражненіями и долгою воинскою службою, казалась бы дикою безъ желанія нравиться. Нѣжнѣйшій видъ дѣвицъ и пламенное желаніе прельщать сдѣлали бы ихъ красоту изнѣженною, естьли бы ее не одушевляла любовь къ отечеству и славѣ. Съ обѣихъ сторонѣ бросаютъ взоры быстрые и томные; слышны вздохи, изъявляющіе и страхъ, и ожиданіе, и надежду; во взглядахъ начертаны желанія краснорѣчивѣе всѣхъ разговоровъ. Любовь и добродѣтель соединяются; слава улыбается, отечество торжествуетъ. —
Судьи возсѣли. Предводители народа приближаются при величественномъ воинскомъ звукѣ, трубѣ; они имѣютъ въ рукахъ, книгу, содержащую имена храбрыхъ, удостоившихся подѣ знаменами своихъ предводителей благодарности отечества. — Трепетъ пролился во всѣ сердца!.. все тихо! Обратимъ слухѣ къ, тому, это провозглашаетъ имена достойныхъ!..
Провозвѣстникъ, народный еще не успѣлъ открыть своего мнѣнія, земля уже покрыта цвѣтами, каждый юноша бросилъ, вѣнокъ предмету своихъ желаній. Они достигли средины амфитеатра; каждый держитъ руку той, для которой искалъ побѣды — побѣды, дорогой сердцу. Иная мать слѣдуетъ за дочерью, другая спѣшитъ обнять мать юноши, которой долженъ быть ея зятемъ; отцы привѣтствуютъ другъ друга; воздухъ наполненъ именами храбрыхъ побѣдителей и любезныхъ дѣвъ; радостное эхо стократъ повторяетъ ихъ въ глубокихъ пещерахъ Машезы.
Но кто сей почтенный старецъ посреди молодыхъ супруговъ? Всѣ его привѣтствуютъ и почитаютъ какъ общаго отца! Слышу слова его: — Имѣлъ я также сына; и онъ вѣрно получилъ бы сего дня цѣну своей храбрости… Не сражался ли онѣ съ вами, храбрые юноши… Глубокое молчаніе царствуетъ между зрителями; юноши мало по малу отъ него удаляются и составляютъ большой кругѣ; слезы покрываютъ очи всѣхъ молодыхъ людей….. Онъ прерываетъ молчаніе и говоритъ: Но сей день есть ли день печали, уже ли вы не знаете что мой сынъ былъ храбръ. — Исполненъ мужества! воскликнули всѣ единогласно. — Свершилось мое желаніе. Хотѣлъ сдѣлать изъ моего сына храбраго гражданина — и наконецъ успѣлъ: никогда не имѣлъ намѣренія сдѣлать его безсмертнымъ. Онъ умеръ, какъ умираютъ храбрые; имя его причислено къ именамъ храбрыхъ. Прахъ его покоится въ могилѣ Героевъ. — Онъ любилъ Калавію, и она была достойна его любви. Братѣ Калавіи любилъ мою дочь, она также его любила. Просилъ небо удостоить сына моего руки Калавіи и также сдѣлать дочь мою достойною ея брата. Но Боги вняли одному моленію!.. (произнеся сіи слова, онъ беретъ за руку дочь свою и юнаго Калавія)….. Но Калавіи! ты одинъ; гдѣ сестра твоя. Почто лишаетъ себя удовольствія видѣть своихъ подругъ, удостоившихся любви и нѣжности храбрыхъ юношей? Приди, приди, Калавія! Юпитера призываю въ свидѣтели: сынъ мой былъ исполненъ храбрости, и сердце моего сына было посвящено тебѣ одной. Но жизнь его пресѣклась… Юноши, которые удостоются быть его соперниками въ храбрости, не забудутъ избранной его сердцемъ; подражая его мужеству, воздадутъ, почтеніе твоей добродѣтели… Десять изъ сихъ юношей, которые должны въ слѣдующіе годы спорить о преимуществѣ, приближаются къ жертвеннику побѣды и клянутся защищать Калавію… Старецъ проливаетъ слезы умиленія и радости… Щастливы, несказанно щастливы, воскликнулъ онъ, народы, коихъ законы награждаютъ добродѣтель, а граждане ее почитаютъ!
Юноши и дѣвы воспѣвали гимнѣ Гименею. Раздѣлясь на двѣ группы, поютъ, поперемѣнно строфы согласно съ громкокд музыкою; прославляютъ войну и торжество брака при восходѣ солнца, который дѣвы называютъ жестокимъ, а молодые люди почитаютъ прекраснѣйшимъ изъ всѣхъ свѣтилъ, солнца, которое изторгаетъ плачущую, дѣву изъ объятій матери, чтобъ повергнуть красоту ея въ объятія супруга. Взгляни на розу, похищенную съ родительскаго стебля, посреди шиповъ, которые защищали ее отъ дерзкой руки пастуха и отъ прикосновеній стадъ; она вянетъ; зефиръ, роса и солнце не одушевляютъ болѣе ея красоты; вянетъ, и уже не та роза, которою, любовники спѣшили украсить или грудь, или главу прекрасной. Такъ дѣвица гибнетъ безъ супруга. — Напротивъ, ее можно уподобить винограду, растущему въ одиночествѣ, среди обширнымъ полей; онъ не смѣетъ возвышаться надъ полями и не можетъ привести въ зрѣлость тѣхъ плодовъ, которые висятъ на вѣтьвяхъ его, лежащихъ въ тинѣ. Но естьли вдругъ, сплетется съ молодымъ вязомъ, вѣтьви снова подымаются, плоды созрѣваютъ и опять онъ составляетъ сладость и предметъ того же земледѣльца, которой прежде его пренебрегалъ. — Молодость, пріятность, красота, пріятные дары небесъ, не совершенно намъ низпосланые: одна часть принадлежитъ родителямъ, другая отечеству… Бѣдной остатокъ получаетъ наше сердце и кому его посвятить, какъ не красотѣ и добродѣтели, которымъ наши предки и отечество приносили даръ?
Обѣ группы воспѣвали гимны, пока веселый народъ возвращался въ домы; но мрачная горесть покрывала сердце Клеовуда. Онъ удалялся съ друзьями, какъ человѣкъ, которой ничего не слушаетъ и не слышитъ и которой не принимаетъ участія въ общей радости. Въ первыя минуты зрѣлища унылая душа моя представила, что ты стоишь подлѣ меня; часто къ Тебѣ обращалась, я показывалъ тебѣ разныя части обширнаго зрѣлища. Сколько разъ, видя красоты Самніи, соединенныя въ семъ мѣстѣ, восклицалъ: Мнезилла превосходитъ всѣхъ! нѣтъ существа подобнаго Мнезиллѣ!… Когда объявляли имена храбрыхъ, чувствовалъ себя сильнѣе и думалъ: не уже ли я не могу быть ея защитникомъ?… Внимая рѣчамъ отца нещастнаго любовника Калавіи, невольно проливалъ слезы. Онъ умеръ и былъ достоинъ любви; я завидовалъ его участи. Сладостныя мечты! съ какою быстротою и горестью вы изчезли!..
- ↑ Сей гимнъ посвященъ Юнонѣ, покровительницѣ браковъ и защитницѣ Самніи, гдѣ ее возхваляютъ подъ Итал. именемъ: Aera.