Борьба за трон (Эйнсворт; Белов)

Борьба за трон
автор Уильям Гаррисон Эйнсворт, пер. Алексей Михайлович Белов

Оригинал: англ. Beatrice Tyldesley, опубл.: 1878. — Перевод опубл.: 1910. Источник: az.lib.ru

Вильям Энсворт

Борьба за трон

Beatrice Tyldesley, 1878

Пролог

I. Агенты сверженного короля

В четверг 13-го июня 1689 года ранним утром в устье реки Луны недалеко от Кокергама бросил якорь большой тяжелый корабль с узкой кормою. С него немедленно спустили шлюпку, и два пассажира поспешно сошли на берег в Корке, расположенном на южном берегу реки возле самой гавани. В обоих пассажирах заметна была военная выправка. Они несли с собой два ящика с пистолетами, две шпаги и большой дорожный мешок.

Выходя из лодки, один из них вспомнил, что он забыл взять с собою свои седельные вьюки, и хотел было вернуться за ними. Но товарищ удержал его, заметив, что теперь таможенные чиновники уже наверно явились на корабль, и, несомненно, арестуют его.

Чтобы понять значение этого предостережения, необходимо иметь в виду, что весною этого года бывший английский король Иаков II, поддерживаемый Людовиком XIV, высадился в Кингселе в Ирландии и торжественно вступил в Дублин, где был восторженно принят народом. Скоро он оказался во главе значительной армии и принялся осаждать город Лондондерри на севере Ирландии.

Чтобы поднять восстание среди приверженцев Иакова в Ланкашире и северных графствах, из Дублина и других портовых городов беспрестанно шныряли тайные агенты короля. Вот почему были приняты все меры, чтобы их арестовывать и предупреждать их преступные замыслы. Но меры эти не всегда удавались.

Судя по тому, как высадились на берег наши незнакомцы и, принимая во внимание ранний час, было естественно заключить, что они принадлежали к числу агентов Иакова II. Так оно, действительно, и было.

Незнакомцы, по-видимому, не боялись погони за собою, так как один из них, тот самый, который забыл свои седельные вьюки, приказал матросам принести их потом к нему в маленькую гостиницу Тома Твистона в Кокергаме, в которой он намерен ныл позавтракать.

Не успели матросы сделать несколько шагов, как чиновники местной таможни Лейланд и Гольт явились на борт корабля.

Они стали опрашивать судовладельца Чарльза Каусона относительно груза и получили ответ, что на корабле нет ничего, кроме тонны-другой железных горшков, тонны-другой железных брусьев и девяти бочонков с мясом. Хозяин заявил еще, что он привез из Дублина двух пассажиров, которые только что высадились.

— Почему же они обнаружили такую поспешность? — подозрительно спросил Лейланд. — Вы обязаны были, как вам, наверно, небезызвестно, задержать их до нашего прибытия.

— Они настаивали на том, чтобы их немедленно спустили на берег, и я не мог помешать им, — отвечал Каусон.

— Мы этого так не оставим, — сердито вскричал Гольт. — Был у них какой-нибудь багаж?

— Багажа было немного, сэр. Они оставили здесь пару седельных вьюков.

— Седельные вьюки! Ага! Где же они?

— В трюме, сэр, — отвечал Каусон.

— Вам, конечно, известны имена и род занятий этих людей? — спросил Лейланд.

— Что касается рода их занятий, то на этот счет я ничего не могу сказать, — возразил Каусон. — Но имена их я вам могу назвать. Одного из них зовут Трельфолль, другого Лент. Последний, как я полагаю, ирландец. Оба, как я уже сказал, прибыли из Дублина.

— Все это очень подозрительно, — заметил Гольт. — Осмотрим-ка их багаж.

В сопровождении судовладельца оба чиновника спустились в трюм и скоро отыскали там забытые вьюки. Они оказались набитыми разными бумагами весьма компрометирующего содержания — бланками короля Иакова, списками дворян-католиков, воззваниями к этим дворянам с приглашением поднять войска, захватить командование милицией и быть готовыми к восстанию по данному сигналу. Все это доказывало, что в северных областях ожидалось восстание.

Оба чиновника с изумлением смотрели друг на друга. Они не могли понять, каким образом могли быть забыты столь важные документы.

— Ну, мистер Каусон, — воскликнул Гольт, — что вы на это скажете? Можно ли теперь отрицать, что вы втянуты в заговор якобитов? Оба эти заговорщика, которых вы привезли из Дублина, конечно, будут повешены, как изменники. Надо только их захватить. Но, конечно, в то же самое время будете повешены и вы за их укрывательство.

— С нами крестная сила! — воскликнул Каусон, боязливо смотревший, как таможенные вскрывали вьюки. — Ведь я не имею никакого отношения к революции и никогда не участвовал в ней ни здесь, ни в Ирландии. Я верный подданный короля Вильгельма и королевы Марии. Я не знаю ничего об этих людях, но не могу не похвалить их: за переезд они заплатили мне десять фунтов. Провизия и вино у них были свои. К экипажу они были также очень щедры. Но они требовали, чтобы, кроме них, других пассажиров не было.

— И это обстоятельство не возбудило у вас подозрения? — спросил Лейланд.

— Они хорошо платили, и я их не расспрашивал. Но если бы я подозревал в них агентов короля Иакова, которые стараются поднять восстание и возвести его на трон, то я, конечно, выдал бы их.

— Вам и надо было бы это сделать, мистер Каусон, — сказал Лейланд. — Но так как вы не исполнили вашей обязанности, то вам и придется отвечать за это. Вас будут считать их сообщником.

— Что же я должен сделать, чтобы оправдаться? — воскликнул Каусон.

— Съехать с нами на берег и помочь нам задержать их. Если мы их арестуем, вы будете свободны от обвинения.

— Если так, то я готов ехать с вами, — отвечал судохозяин.

Чиновников ждала таможенная лодка. Все втроем они спустились в нее, захватив и седельные вьюки.

Пристав к берегу, таможенные вместе с гребцами, которые были вооружены пистолетами и тесаками, быстро двинулись к маленькой гостинице, рассчитывая захватить там якобитских агентов.

Совсем уже рассвело. Когда они подошли к гостинице, служившей также и почтовой станцией, они увидели Тома Твистона, который стоял у притолоки открытой двери.

На расспросы таможенных он отвечал, что два джентльмена, которых они ищут, часа полтора тому назад наняли лошадей и уехали в Гарстанг.

— Черт возьми! — вскричал Гольт. — Уж не вы ли дали им лошадей?

— Да, я, — возразил Твистон. — Я отправил с ними почтальона. Все как следует.

— Вы ошибаетесь, Том, — возразил Гольт. — Вовсе не все как следует. Вы впутались в очень серьезное дело. Эти люди — тайные агенты якобитов.

— Каким образом, черт возьми, я мог это знать? — воскликнул хозяин. — Я их принял за офицеров милиции.

— Говорят вам, что это изменники, которые пытаются поднять восстание, — сказал Гольт. — Был у них какой-нибудь багаж?

— Хорошенько не помню, — уклончиво отвечал хозяин гостиницы. — Ах, да! с ними был большой сверток, который они поручили везти почтальону.

— Вы наверно знаете, что они поехали в Гарстанг?

— В этом я уверен, сэр, — отвечал Твистон. — Они отправились в этом направлении. Вот все, что я о них знаю. Самое лучшее для вас — отправиться поскорее вслед за ними.

— Они от нас не уйдут, — воскликнул Лейланд. — Мы живо нападем на их след. Дайте нам лошадей, — приказал он своим людям. — Постарайтесь, если можете, добыть экипаж для мистера Каусона.

— Если они не найдут, то я могу дать свой, — прибавил Твистон. — Войдите, господа. Стаканчик вина выгонит холод из желудка.

Ни таможенные, ни судохозяин не возражали против предложения и вошли в главную комнату гостиницы. Хозяин принес бутылку вина и поставил стаканы.

Вино было испробовано, как следует, когда привели, наконец, лошадей, и трое преследователей, значительно повеселевшие, пустились на поиски.

Том Твистон предложил было сохранить у себя в целости столь важные седельные вьюки, пока они не возвратятся обратно, но они отказались оставить их у него.

По дороге пришлось объезжать обширное и опасное болото, лежащее около Гарстанга. Добравшись до этого небольшого городка, лежащего на правом берегу Вайры, они не могли получить никаких сведений о всадниках; очевидно, якобитские агенты и не думали останавливаться в Гарстанге. Тем не менее преследователи переправились через реку повыше моста и быстро двинулись к городу.

Здесь их постигла новая неудача.

И на мосту они не могли получить нужных сведений. Беглецы, по всей вероятности, направились в Престон, а может быть, они укрылись в Майерскофе, резиденции полковника Тильдеслея, видного члена партии Иакова и папы. Он-то, вероятно, и приютил их у себя.

Обсудив положение, чиновники решили ехать дальше в Майерскоф. Пустив лошадей крупной рысью, они скоро увидели перед собою красивое старинное здание, обсаженное со всех сторон рощей старых деревьев.

Добравшись до въезда в парк, они заметили, что ворота его заперты. Привратник в одежде с гербами Тильдеслеев отказался впустить их в парк, говоря, что в такой ранний час никого нельзя впустить в Майерскоф, не известив хозяина.

— Ты уверен, что никто еще не приезжал сюда сегодня? — недоверчиво спросил его Лейланд.

— Через эти ворота никто не проезжал, — отвечал привратник.

— Ты лжешь, негодяй! — гневно воскликнул Гольт. — Но с нами шутки плохи. Ты знаешь, что мы чиновники и явились в Майерскоф по долгу службы. Ты поплатишься, отказываясь впустить нас!

— Я не имею права открывать ворота без позволения полковника Тильдеслея, — упрямо твердил привратник.

— Приказываем тебе отворить! — кричали оба таможенника.

— Если вам угодно будет подождать здесь несколько минут, я сбегаю в дом. Впрочем, нечего кричать — вот едут сюда сам полковник и его родственница мисс Тильдеслей.

Пока он говорил, на узкой дороге, ведущей к воротам, показалась кавалькада: красивый мужчина в расцвете молодости и прелестная девушка лет восемнадцати, сопровождаемые двумя грумами в таких же ливреях, какая была на привратнике.

Полковник, очевидно, не считал нужным подогнать лошадей, хотя и видел чиновников, стоявших за воротами.

Полковнику Тильдеслею, внуку знаменитого сэра Томаса Тильдеслея, который так отличился во время междоусобной войны и был убит в битве при Виган-Лэне, было года тридцать два. Он был женат на молодой и красивой женщине, от которой у него не было детей.

В то время, к которому относится наш рассказ, миссис Тильдеслей жила у своего дяди в Престоне и, полковник, очевидно, ехал к ней со своей родственницей.

Высокого роста и крепкого сложения, полковник красиво сидел на лошади, которая как будто и не чувствовала его тяжести. Его красивый камзол, вышитый золотом, с целым рядом пуговиц спереди заканчивался на руках широкими отворотами. Жилет того же цвета и так же вышитый спускался до колен, почти касаясь огромных сапог с раструбами.

Пышный парик из светло-каштановых волос, длинный кисейный галстук, белая шляпа с широкими полями, приподнятыми с боков, украшенная страусовыми перьями, довершали его костюм. В руках он держал тяжелый хлыст, хотя его крепкий гнедой конь обнаруживал такой ум, что для него не нужно было ни хлыста, ни шпор.

Полковник Тильдеслей отличался правильными, красивыми чертами лица и приветливым, благородным обращением, свойственным дворянам этой местности.

Беатриса Тильдеслей представляла полную противоположность своему дюжему родственнику. Ее тонкая изящная фигура красиво обрисовывалась в амазонке из голубого вышитого серебром камлота. Небольшая бархатная шляпа, сдерживавшая ее черные кудри, была украшена лишь одним желтым пером.

Беатриса была брюнетка, с чудными черными глазами и длинными ресницами. Ее лицо отличалось тонкими чертами, а ее зубы блестели, как жемчужины.

— Что вы будете делать с этими людьми, кузен? — спросила она полковника.

— Предложу им отправиться по своим делам, если они пойдут.

— Ну, а если не пойдут, тогда что?

— Тогда я должен впустить их в дом и так или иначе от них отделаться. Я спокоен. Они, конечно, ничего не откроют. Отец Джонсон уж позаботится о наших гостях.

— Но ведь они могут заметить почтовых лошадей на конюшне. Ведь не могли же они прискакать сюда без всадников. Как же вы объясните это обстоятельство?

— Почтовые лошади уже отправлены. Чтобы выиграть время, я и приказал задержать насколько возможно таможенных досмотрщиков у ворот.

— При виде их я не могу удержаться от смеха, хотя и должна была бы держать себя серьезно. Какое смешное положение!

— Ну, если наших тайных агентов поймают, положение будет далеко не смешное, — заметил полковник.

— Но ведь, по вашим словам, их не поймают?

— Думаю, что так, ибо отец Джонсон не даст им совершить ни малейшей неосторожности. Но едем дальше.

Минуты через две полковник Тильдеслей приказал привратнику открыть ворота.

Досмотрщики вместе с мистером Каусоном ринулись в парк. Завязались переговоры.

— Вы имеете ко мне какое-нибудь дело, джентльмены? — спросил полковник, вежливо отвешивая поклон.

— Весьма важное дело, сэр, — отвечал Лейланд. — Мы ищем двух якобитских агентов, которые, по нашим соображениям, укрылись здесь. Отказ вашего привратника отворить ворота еще более усилил наши подозрения.

— Жалею о том, что вас задержали, — возразил полковник. — Но мой служитель совершенно прав. Ему строго-настрого приказано держать ворота на запоре ранним утром.

— Необыкновенная предосторожность, полковник, — заметил Гольт. — Но мы вынуждены просить нас возвратиться вместе с нами назад, к дому. Мы намерены обыскать его, если заговорщики не будут нам выданы. Мы имеем убедительные доказательства их измены в этих вьюках, которые они забыли на корабле, доставившем их из Дублина в Кокергам. Владелец корабля Чарльз Каусон здесь и может опознать изменников.

--: Пожалуйста, обыщите весь дом, джентльмены, — отвечал полковник. — Тут вы не найдете никаких якобитских агентов. Но я самым решительным образом должен протестовать против незаконного вторжения в мой дом.

— Может быть, вы не верите, джентльмены, и тому, что полковник Тильдеслей и я едем в Престон к моему отцу? — спросила Беатриса.

— К великому сожалению, нам приходится расстроить ваши планы, — возразил Лейланд. — Мы не можем разрешить полковнику продолжать путь дальше.

Всякие возражения были излишни, и полковник Тильдеслей и его прекрасная родственница вернулись домой в сопровождении таможенных чиновников и Каусона.

Майерскоф, содержавшийся в период, к которому относится наш рассказ, в полном порядке, был построен в начале XVI века. С того времени часть его была срыта, часть обращена в ферму. Построенное исключительно из дуба, старое здание было украшено множеством островерхих башенок. По его фасаду тянулась длинная галерея, освещавшаяся целым рядом окон с частым переплетом; по другую сторону от главного входа находилось большое окно с разноцветными стеклами.

Вокруг дома шел крепостной ров. Каменный мост вел через него к подъезду.

Просторный зал с дубовым потолком, который поддерживался толстыми балками, славился своим огромным камином, над которым развешаны были родовые гербы и оружие Тильдеслеев.

По стенам висели портреты предков хозяина, из которых самым известным был сэр Томас Тильдеслей, дед теперешнего владельца имения.

Широкая дубовая лестница с резной дубовой решеткой вела в верхние покои, уставленные старинной мебелью.

На южной стороне дома находилась очень красивая небольшая домовая церковь, которая, по-видимому, была построена ранее дома. В ней висел образ Святой Девы, которому народная молва приписывала чудотворную силу.

С тех пор, как отец Джонсон, о котором нам приходилось уже упоминать, появился в доме, в церкви каждый день служилась обедня.

Майерскоф удостоился посещения Иакова I в 1617 г. и Иакова II в 1651 г. незадолго до того, как его храбрый хозяин погиб в битве при Виган-Лэне.

Прежде, чем полковник Тильдеслей успел въехать на каменный мост, ведущий к подъезду, его возвращение было замечено обитателями дома и трое или четверо слуг, во главе с дворецким, мистером Горнби, вышли ему навстречу.

— С вами что-нибудь случилось, г-н полковник? — спросил Горнби.

— Да, вот эти господа не позволяют мне ехать в Престон. Они ищут двух якобитских агентов, которые, по их словам, укрылись в нашем доме.

— Я знаю этих господ, — сказал дворецкий, пристально взглянув на чиновников. — Они из таможни в Кокергаме.

— Совершенно верно, — отвечал Лейланд. — Мы тоже знаем вас, мистер Горнби и не думаем, чтобы вы злостным образом стали нас обманывать. Здесь ли те два человека, которых мы ищем?

— Ничего не могу вам сказать на этот счет, — отвечал дворецкий.

— Проводи господ таможенных чиновников в дом и пусть они сами удовлетворят свое любопытство, — сказал полковник. — Они найдут меня в столовой, когда окончат свой обыск.

Беатриса, сдерживавшая до сих пор свою веселость, входя в дом за полковником, вдруг громко расхохоталась.

— Удивляюсь, как вежливы вы были с этими таможенными, — вскричала она. — Я бы не позволила им войти в дом.

— Но они вооружены властью, которой нельзя безнаказанно сопротивляться, — возразил ее спутник. — К тому же, как я только что сказал, нам нечего здесь бояться. Тут они ничего не найдут.

— Они не найдут того, кого ищут, но зато тщательно осмотрят весь дом. Поверьте мне, после этого они вскоре явятся сюда вторично.

— Ну нет. Я надеюсь, что это будет их последний визит. Вскоре мы совсем освободимся от этих неприятных посещений.

— Да, конечно, если вскоре разразится восстание, но только в этом случае.

— Не говорите так громко, — сказал полковник. — Нас могут подслушать.

— А мне даже хочется, чтобы эти наглые посетители услышали меня. Может быть, они сделают что-нибудь такое, что заставит и вас, мой долготерпеливый кузен, перейти к действию.

— Они уж и так для этого много сделали. Но мы должны действовать осторожно. Не настало еще наше время.

— Не следует ли мне сходить к отцу Джонсону и рассказать ему о всем, что случилось?

— Пожалуйста, — сказал полковник, — но только будьте осторожны.

Выйдя из зала, Беатриса поднялась по главной лестнице и быстро пустилась по коридору, пока не достигла двери в самом его конце, в которую она и постучала.

Отец Джонсон сейчас же сам открыл ей дверь.

Высокая худая фигура священника была облечена в длинное черное одеяние. На голове у него была черная шапочка. На смуглом лице блистали острые проницательные глаза.

Он, видимо, удивился, увидев перед собою Беатрису, и с тревогой спросил, зачем она вернулась. Беатриса в двух словах рассказала ему о всем, что произошло и предупредила его, чтобы он держался настороже, так как досмотрщики начали уже обыскивать дом. Исполнив поручение, она быстро пустилась обратно.

Оба незнакомца сидели в комнате священника.

Оставшись один, отец Джонсон открыл потайную дверь в дубовой панели, за которой оказался глубокий коридор. Оба незнакомца быстро скрылись в него, после чего панель была приведена в прежний вид.

Между тем таможенные, сопровождаемые Каусоном, которому все происходившее, видимо, было не по душе, безуспешно обыскивали нижнюю половину дома.

Затем они направились в конюшню, где конюхи дали все требовавшиеся ими объяснения относительно лошадей. Вернувшись в дом, они пожелали осмотреть церковь.

Горнби поспешил исполнить их желание. Он рассчитывал, что Лейланд как-нибудь расстанется со своими седельными вьюками, но осторожный досмотрщик всюду таскал их за собою. Однако, войдя в церковь, он сложил их на пол, полагая, что они здесь в полной безопасности, и принялся за поиски.

На одной стороне церкви высился белый мраморный памятник знаменитому сэру Томасу Тильдеслею, привлекший к себе особенное внимание таможенных. Пока они рассматривали его, Горнби незаметным образом скрылся из церкви.

Видя, что он не возвращается, таможенные хотели было позвать его, но дверь из церкви оказалась запертой, а вьюки исчезли.

Попавшись в ловушку, таможенные подняли шум, стали браниться, но никто не отвечал на их угрозы. Им даже показалось, что снаружи послышался смех, и это обстоятельство еще более усилило их ярость.

Что касается судовладельца, то он быстро примирился со своим положением, и, усевшись поудобнее на скамью, погрузился в глубокий сон.

Так прошло более часа. Таможенным начинало уже казаться, что их никогда не выпустят отсюда, как вдруг дверь церкви отворилась и вошли полковник Тильдеслей с Беатрисой и отцом Джонсоном.

Сзади них следовали Горнби и несколько слуг.

— Известно ли вам, полковник, что вьюки, которые мы привезли с собою, исчезли? — вскричал угрожающим тоном Лейланд.

— Я не вполне понимаю вас, сэр, — ответил полковник, делая вид, что он очень удивлен.

— Говоря прямо, ваш дворецкий Горнби обокрал нас и насильственным образом задержал нас здесь.

— Так ли это, Горнби?

— Совершенно не так, г-н полковник. Я не брал вьюков. А запер я их в церкви совершенно нечаянно.

— Но ведь мы пробыли здесь более часа? — в ярости вскричали оба таможенника.

— Чрезвычайно сожалею об этом, — сказал полковник, еле удерживаясь от смеха. — Но прошу позавтракать с нами. Мы только что получили свежую провизию.

Чиновники, пораздумав немного, сочли за лучшее принять приглашение.

Между тем Каусон продолжал себе спать на скамье. Горнби разбудил его и, сказав ему на ухо несколько слов, повел его в зал, где уже готов был весьма обильный завтрак из холодных блюд, жареных птиц, ветчины и пирога с голубями.

Когда таможенные вошли в комнату, там уже сидели два человека. Оба привстали и сделали легкий поклон.

Одного из них звали Арчером, другого Фоулером. Первому было лет тридцать; его лицо носило отпечаток бесстыдства и хитрости, которые еще более подчеркивали острые серые глаза.

Фоулер был несколько старше. Лицо его было приятнее, манеры лучше: видно было, что это джентльмен.

Оба были одеты в красные камзолы, высокие сапоги; длинные галстуки и парики довершали их костюм. Их треуголки висели тут же в зале, на рогах оленя.

При первом взгляде на них таможенные почувствовали, что это и есть якобитские агенты, которых они ищут. Решив действовать безотлагательно, они обратились к Каусону, который держался за ними.

— Посмотрите на этих людей. Не признаете ли вы их?

Владелец корабля отрицательно покачал головой.

— Вы утверждаете, что никогда не видали их? Посмотрите хорошенько!

— Нечего мне смотреть, — возразил Каусон. — Я все равно их не признаю, хотя бы пришлось смотреть на них полчаса.

— Вы привезли с собою мистера Каусона в качестве понятого, — вмешался полковник, — и стараетесь подорвать доверие к его словам и уверить его, что это те самые люди, которых вы ищете. Вы ошибаетесь, однако. Капитан Арчер и капитан Фоулер прибыли сюда не из Ирландии, как вы думаете, и не были на борту корабля. Они приехали из Престона. Я сказал вам все, что вам нужно знать и не желаю отвечать на дальнейшие расспросы. А теперь не угодно ли вам, господа, садиться.

Священник прочитал по-латыни краткую молитву, и завтрак начался.

Полковник Тильдеслей сидел во главе длинного дубового стола. Направо от него занимал место Джонсон, налево Беатриса.

Недавно прибывшие гости и таможенные досмотрщики сидели друг против друга. Владелец корабля, видимо, перешел на их сторону и мирно беседовал с ними, что еще более усиливало подозрение досмотрщиков, которые в конце концов решили привлечь его к ответственности по обвинению в измене. Но Каусону, весело уничтожавшему завтрак, казалось, и дела ни до чего не было.

За столом то и дело слышался смех Беатрисы, которая, казалось, забавлялась происходившим и время от времени что-то говорила полковнику и отцу Джонсону.

Капитан Арчер говорил громко и не стесняясь. Никто его не останавливал. Все отлично понимали, что таможенные считали его и Фоулера врагами правительства и не прочь были бы арестовать их.

— По-моему, лучше было бы прекратить эти разговоры, — тихо сказал полковнику отец Джонсон.

— Я охотно сделал бы это, но ведь капитан Арчер не послушает меня, — так же тихо отвечал полковник.

— Может быть, он послушает меня, — сказала Беатриса.

— Готов повиноваться всем приказаниям вашим, мисс, — вмешался Арчер, услышавший ее слова.

— В таком случае попросите прощения у этих господ, — рассмеялась она.

— Просить у них прощения! — воскликнул Арчер. — Извините меня, мисс Тильдеслей, но этого я не могу сделать. Я могу только не оскорблять их в вашем присутствии, иначе я бы…

— Что же вы намеревались бы сделать, сэр? — спросил Гольт.

— Выплеснуть вам в лицо остатки моего стакана.

— Не советую вам делать подобную вещь, — продолжал Гольт, схватывая свою шпагу.

Но Арчер, без сомнения, привел бы свою угрозу в исполнение, если бы его не удержал его товарищ. Кроме того, поднялась и Беатриса с явным намерением оставить комнату, и капитан Арчер бросился ее упрашивать остаться, обещая держать себя спокойнее.

— Прошу вас, — отвечала ему молодая девушка, снова занимая свое место.

— Считаю нужным заявить вам, полковник Тильдеслей, — вскричал Гольт, — что мы немедленно будем просить распоряжения лорда Джерарда Брандона, лорда-лейтенанта этой местности, об аресте этих двух лиц.

— В таком случае я вынужден буду задержать ваш отъезд, — отвечал полковник.

— Но вы поплатитесь жизнью за наш арест, — вскричали таможенные.

— Прикажи хорошенько сторожить мост, — отнесся полковник к Горнби. — Никто не смеет выехать отсюда без особого моего разрешения.

— Слушаю, г-н полковник, — отвечал дворецкий.

Как ни неприятно было чиновникам, но приходилось повиноваться. Они поняли, что их лошади уведены и ясно видели, что Каусон не расположен помогать им.

— Эти чиновники вели себя довольно дерзко, — прошептала Беатриса полковнику. — Не выпускайте их на свободу, пока не обезопасите себя от них.

Пока полковник размышлял, как ему поступить при данных обстоятельствах, Горнби быстро вернулся и доложил, что прибыли капитан Вальтер Кросби и один джентльмен-квакер.

Хотя имя Вальтера Кросби было произнесено шепотом, Беатриса точно уловила его, и на щеках ее выступила легкая краска.

— Капитан Кросби прибыл один? — спросила она.

— Никак нет, — отвечал дворецкий. — С ним доктор Бромфильд, квакер.

Услышав это, полковник Тильдеслей и отец Джонсон в изумлении переглянулись между собою. Не успели они, однако, вымолвить слово, как оба новоприбывшие вошли в зал. Полковник поднялся им навстречу.

Вальтер Кросби принадлежал к хорошей семье католиков, которая имела постоянное место жительства в Ланкашире. Пятнадцати лет отроду он остался сиротою. Его отец лишился всех своих имений во время междоусобной войны и умер в бедности.

Хотя молодой человек не имел состояния, зато он обладал красивой внешностью и изящными манерами. Кроме того, у него было несколько влиятельных друзей, и один из них представил его Карлу II. Добродушный король был так поражен его внешностью, что тотчас сделал его своим пажом.

Счастливая внешность молодого человека сослужила ему хорошую службу при дворе. Он пользовался большим успехом у дам и вел довольно веселый образ жизни.

Так же милостиво относился к нему и Иаков II, переведший его в свою гвардию. Поскольку дело шло о наружности, Кросби вполне оправдывал выбор короля и считался красивейшим мужчиной в полку. Но он был в то же время и лучшим офицером в полку, отличаясь умом и храбростью.

Мы не будем следить здесь за его карьерой и ограничимся лишь упоминанием о том, что после изгнания его августейшего покровителя Вальтер сопровождал его во Францию и не раз исполнял тайные поручения сверженного короля, передавая его распоряжения ланкастерским якобитам, и принимал участие в заговоре, имевшем целью снова посадить Иакова на престол.

Великим его желанием было сопровождать Иакова в Ирландию, чтобы принять участие в осаде Лондондерри, но король не разрешил ему следовать за собою, полагая, что он будет гораздо полезнее в Ланкашире.

Капитан Кросби отличался огромным ростом и прекрасным сложением. Он был одет в темное дорожное платье, высокие сапоги и широкополую шляпу с пером.

Спутник его был гораздо ниже и коренастее его и казался старше его лет на двадцать. Сюртук из темного драпа с высоким стоячим воротником обличал в нем квакера.

На нем был скромный парик, простая шляпа и длинный белый галстук. Так как ехать ему приходилось верхом, то ему нельзя было отказаться от некоторого комфорта в виде больших сапог и хлыста, которым он владел так же легко, как и полковник.

Лицо доктора Бромфильда носило отпечаток доброты и кротости. Хотя он, очевидно, принадлежал к мирным людям, но натура у него была боевая и его легко было вовлечь в мятежное восстание. Он немало изъездил на своем веку и — странное дело — всюду находил прекрасный прием у католического дворянства северной Англии, у которого чувствовал себя, как дома.

Некоторые утверждали, что одеяние квакера было простым маскарадом, но слухи эти оставались голословными. Достоверно было только одно, — что он был в дружбе со знаменитым Вильямом Пенном.

Доктор Бромфильд впервые появился в Майерскофе, хотя его давно уже приглашали приехать сюда. Он прибыл прямо из Престона, где встретился с Вальтером Кросби, который и привез его с собою.

Пока полковник приветливо здоровался с новоприбывшими, доктор Бромфильд быстро осмотрел зал и заметил таможенных досмотрщиков, о которых его успел предупредить Горнби.

Он узнал также Арчера и Фоулера и припомнил Каусона, на судне которого ему однажды пришлось совершать переход.

— У вас здесь, как я вижу, не совсем приятные посетители, друг мой, — сказал он полковнику.

— Да. Не знаю, что мне с ними делать. Если отпустить их, то они, очевидно, добьются приказа о моем аресте.

— Кроме того, они легко могут получить помощь от капитана Бриджа, который рыщет в окрестностях с отрядом голландских драгун, — сказал Вальтер Кросби.

— Не лучше ли было бы подкупить их? — спросил доктор Бромфильд. — Я мог бы попробовать спасти вас от ланкастерской тюрьмы.

— Как вы думаете, возьмут они взятку или нет? — спросил полковник.

— Ручаюсь вам, что возьмут, только дайте побольше, — продолжал Бромфильд.

— Капитана Бриджа и его гвардейцев также можно подкупить, — заметил Кросби.

— Отлично, я дам этим молодцам на дорогу, — сказал полковник. — Но нужно иметь какое-нибудь ручательство в том, что они не явятся сюда вторично.

— Тогда застрелите их обоих, — засмеялся Вальтер.

— Нет. Это вызовет волнение. Уведете их в другую комнату, а я устрою дело к вашему удовольствию, — промолвил доктор Бромфильд.

Послушавшись его, полковник увел таможенных в свой кабинет, куда за ними последовал и доктор.

Полковник отпер бюро и вынул оттуда мешок с золотом.

— Сколько у вас здесь? — спросил Бромфильд.

— Двести гиней. Довольно этого?

— Даже слишком. Лучше будет действовать прямо.

По его знаку ввели обоих таможенных.

— Пусть подадут лошадей этих джентльменов, — сказал полковник.

— Стало быть, вы хотите отпустить нас, полковник, — воскликнули досмотрщики.

— Доктор Бромфильд объяснит вам мои намерения.

— Полковник Тильдеслей полагает, что некоторые неприятности, которые здесь произошли, нужно предать забвению, — сказал Бромфильд. — Он надеется, что мы можем лучше столковаться между собой. В доказательство своего доброго расположения к вам он просит вас принять от него этот мешок с деньгами, в котором, как мне известно, двести гиней.

Услышав эту цифру, таможенные не могли скрыть своего изумления и жадно посматривали на мешок, не решаясь, однако, взять его.

Видя, что они колеблются, доктор Бромфильд стал действовать энергичнее.

— Не отказывайтесь, пожалуйста, от этого подарка, — сказал он. — Вы можете оказать полковнику Тильдеслею услугу, за которую он готов поблагодарить вас заранее.

После такого намека досмотрщики, не говоря ни слова, взяли мешок и заявили, что они готовы исполнить желание полковника и не будут больше вмешиваться в его дела.

— Я полагаю, что Каусона вам лучше взять с собою, — сказал вошедший полковник.

Таможенные выразили согласие и вскоре вместе с судовладельцем покинули Майерскоф.

Прибыв в маленькую гостиницу в Кокергам, они нашли там почтовых лошадей, которые уже вернулись обратно. На этот раз они не нашли нужным входить в какие бы то ни было объяснения с Томом Твистоном, но хитрый трактирщик быстро заметил, что они были более чем довольны результатом своей поездки.

II. Тайный предатель

После отъезда таможенных и Каусона гости и хозяева Майерскофа собрались в комнате, прилегавшей к библиотеке, и стали совещаться о том, что теперь делать. На этом совещании было разрешено присутствовать и Беатрисе в качестве ревностной сторонницы короля Иакова.

Велено было принести сюда седельные вьюки, которыми Горнби успел овладеть в церкви, и Лент — мы должны с этих пор называть его настоящим именем — открыл их. Он вынул оттуда несколько бланков патентов и положил их на стол, за которым сидели все присутствовавшие.

— Я привез эти патенты прямо от его величества короля Иакова, которого я имел счастье видеть всего неделю тому назад с генералом Розеном и Гамильтоном перед Лондондерри. Один из этих патентов предназначается для вас, полковник, — сказал он, обращаясь к Тильдеслею. — Это назначение вас полковником драгунского полка с предоставлением вам права самому выбрать себе офицеров.

— Позвольте мне его, — сказал доктор Бромфильд, запасшийся уже свечой и воском.

Приложив к приказу большую печать, он передал его полковнику Тильдеслею, который принял его на коленях и поднес к губам с видом самой глубокой преданности.

— Я положу свою жизнь за восстановление моего короля, — сказал он. — Первое, что я сделаю по предоставленному мне праву — это назначу вас майором в мой полк, — прибавил он, обращаясь к Вальтеру Кросби.

С этими словами он взял перо и заполнил бланк именем молодого человека.

— Уверен, что я оправдаю ваше доверие, — сказал Кросби, горячо благодаря полковника за оказанное ему отличие.

— Я никогда и не сомневался в этом, — последовал ответ.

Беатриса, видимо, была в восторге.

— Если вы укомплектуете ваш полк так же удачно, как вы начали, — сказала она, — то королю можно будет лишь радоваться.

— Кого прикажете вписать подполковником? — спросил доктор Бромфильд.

— Джона Джерлингтона, — отвечал Тильдеслей. — А капитанами я назначаю Генри Бутлера, Александра Бутлера и Томаса Каруса, лейтенантами Вильяма Вестби, Джорджа Каруса и Томаса Бутлера, корнетами Николаса Найна и Чарльза Кола.

— Но согласятся ли все эти господа занять предлагаемые должности? — спросил Лент.

— Все согласятся. Я отвечаю за них, — отвечал полковник.

— В таком случае полк сформирован, — заметил доктор Бромфильд, продолжавший вписывать имена.

— Сформирован только офицерский состав, — возразил полковник Тильдеслей. — Но нужно еще позаботиться о людях, лошадях, оружии и амуниции. Как бы то ни было, я ручаюсь, что через месяц все будет готово.

— Полковник Тильдеслей всегда обещает только то, что может сделать, — заметил отец Джонсон.

— Мы будем в состоянии поднять целую дюжину конных полков в этой местности, — сказал Лент. — Лорд Молинэ и сэр Вильгельм Джерард писали уже королю Иакову, что его величество может вполне на них рассчитывать.

— Король приказывает всем своим верноподданным в Ланкашире и Йоркшире быть наготове, — сказал Трельфолль. — Как только они услышат, что герцог Берик высадился в Шотландии, пусть они ждут его прибытия из Ирландии с большими силами.

— Вторжение произойдет со всех сторон, — сказал Кросби. — Одновременно французы высадятся в Корневелле и оттуда двинутся на Лондон.

— Вы хотите присоединиться к ним? — тихо спросила Беатриса.

— Хорошенько еще не знаю, — отвечал он, — но думаю сделать так.

— Бог скоро изгонит узурпатора из пределов королевства! — вскричал отец Джонсон.

— Аминь! — произнес доктор Бромфильд. — Куда вы теперь двинетесь? — спросил он у Гента.

— Сначала мне нужно попасть в Денкенгальф-Парк. Я желал бы переговорить с полковником Вольмслеем. Затем я поеду к Томасу Клифтону, от него к Филиппу Лангтону, Вильяму Дикконсону и, наконец, к Блонделлю.

— Все это народ верный и честный, — сказал Бромфильд. — В Чешире можно ручаться за Эгертона, Чольмондлея с Королевской Долины и Чольмондлея из Гольфорда.

— А в Кумберланде и Нортумберланде я отвечаю за двадцать хороших семей, — сказал Трельфолль. — В этих округах завербовано уже более четырех тысяч человек. Как только король высадится, Карлейл и Ньюкастл окажутся в его руках. Тогда можно будет атаковать Берик и Честер.

— За успех можно ручаться, только бы наши планы не потерпели крушения, — заметил Вальтер.

— Вы, конечно, понимаете, полковник, что ни я, ни Лент не можем оставаться здесь долее, — сказал Трельфолль. — Через час мы должны отправляться далее для исполнения возложенных на нас поручений. Как я уже говорил, я беру на себя Кумберланд, Нортумберланд и округа, лежащие между ними, а мистер Лент ограничится Честером и Ланкаширом. Но нам нужны лошади.

— Лошади для вас будут, — отвечал полковник. — Только пришлите мне их обратно, они мне понадобятся самому. Вы оказали бы мне огромную услугу, если бы приняли на себя вербовку для меня людей, да, кстати, закупили бы и лошадей.

— Можете рассчитывать на нас, полковник, — сказал Лент. — Но для этого нужно иметь на руках кое-какие деньги — хотя бы по сотне каждому.

— Пойдемте со мной в кабинет, — предложил Тильдеслей.

— С вашего позволения, я пойду с вами, господа, — сказал отец Джонсон. — Я хочу вам дать кое-какие советы.

Гости разделились. Полковник со всеми собеседниками удалился в кабинет, а остальные вышли в сад.

Стоял великолепный день. Трудно было найти что-нибудь более очаровательное, чем этот старомодный майерскофский сад. Доктор Бромфильд сел на скамейку, а Вальтер и Беатриса отправились гулять.

Медленно отойдя на несколько шагов, они остановились под тенью развесистого дуба.

— Если не ошибаюсь, я должен был видеть вас и полковника сегодня утром в Престоне, — начал Вальтер.

— Нас задержали эти таможенные досмотрщики. Но мы поедем туда днем, если мистер Тильдеслей будет свободен. Вы долго были в Престоне, Вальтер?

— Со вчерашнего дня. Я приехал к вашему отцу вместе с доктором Бромфильдом и застал его поглощенным приготовлениями к восстанию. Я должен скоро вернуться в Сен-Жермен, если здесь не произойдет чего-нибудь важного. Вы знаете, я теперь пользуюсь полным доверием королевы. Она вечно устраивает какой-нибудь заговор для восстановления короля и при этом всегда пользуется моими услугами.

— Вам доставляет удовольствие служить ей?

— Иначе и быть не может. Королева Мария — очаровательнейшая из женщин.

— Мне бы так хотелось быть фрейлиной ее величества, — сказала Беатриса. — Я уверена, я полюбила бы Сен-Жермен.

— Надеюсь, что двор скоро вернется в сент-джемский дворец, и тогда вы можете исполнить свое желание, — отвечал Кросби.

— Я предпочитала бы быть во французском дворце, — сказала Беатриса. — Но я говорю о дворе, как будто бы знаю, что такое двор. А между тем я его никогда не видела, да, по всей вероятности, никогда и не увижу, — прибавила она, вздохнув.

— Нельзя так говорить, — возразил Вальтер. — Если когда-нибудь вы будете представлены королеве Марии, я уверен, что вы скоро завоюете ее расположение.

— Вы льстите мне, Вальтер.

— Нет. Вы как раз из тех, кто нравится королеве. Вы отличаетесь откровенностью и прямотой, которая способна очаровать ее. Я уверен, что в один из прекрасных дней вы будете в числе ее приближенных.

— Будем надеяться, — воскликнула она. — Вы можете помочь мне в этом. Но что вы теперь будете делать и останетесь ли здесь?

— Ненадолго. Я ожидаю приказаний короля. Мне, должно быть, придется сопровождать доктора Бромфильда.

— Он действительно квакер, этот доктор Бромфильд? — спросила Беатриса. — Мне как-то не верится в это.

— Не спрашивайте меня. Это необыкновенная личность, к какой бы религиозной секте он ни принадлежал. Я привез его сегодня с собою, так как он хотел познакомиться с полковником Тильдеслеем, с которым ему не приходилось еще встречаться. За исключением полковника Паркера это самый деятельный из всех приверженцев короля Иакова.

— Вы слишком мало цените себя, Вальтер. Вы деятельнее их всех.

— Я могу только ездить быстрее и дольше их. Могу больше исполнять важных поручений и привозить больше ответов. Но я не могу так хорошо обдумать заговор. Полковник Паркер — отличный офицер. Он в прекрасных отношениях с королем. Когда вспыхнет восстание, он, несомненно, будет поставлен во главе его. Теперь он в Престоне.

— Здесь в Майерскофе должен быть сбор всех якобитских сил, — сказала Беатриса. — Сэр Джон Фенвик из Нортумберланда, который, как вы знаете, находится во главе нашей партии, собирается посетить полковника Тильдеслея. Для встречи будут приглашены некоторые его друзья.

— Сэр Джон Фенвик и леди Мария уже едут сюда и будут здесь, вероятно, сегодня же, — сказал Вальтер. — Они останавливались у полковника Тоунлея и приедут сюда вместе с ним и Паркером.

— Мне никогда не случалось видеть Фенвика. Говорят, он очень красив, но чересчур высокомерен.

— Вам описали его совершенно верно, — ответил Вальтер, — он страшно горд. Он, впрочем, имеет право гордиться, так как принадлежит к одному из древнейших родов, который владеет Фенвиком со времен Генриха III. Их род всегда отличался воинственностью и бесчисленное количество раз принимал участие во всяких военных столкновениях. Сэр Джон и сам в 1676 г. командовал с отличием конным полком у принца Оранского. Но, хотя он и служил у принца, однако не отрекся от своего законного государя и отказался поднять меч за узурпатора. Леди Фенвик, дочь графа Карлейля, точно так же предана королю Иакову.

— Я знаю это, — заметила Беатриса. — Сэр Джон является, без сомнения, призванным вождем якобитов. Но почему он не с королем под Лондондерри?

— Он будет полезнее для его величества здесь, — отвечал Вальтер.

Здесь их разговор был прерван доктором Бромфильд ом, который объявил, что приехала из Престона миссис Тильдеслей, а с нею сэр Джон Фенвик с супругою и полковник Паркер.

— Как это странно! — воскликнула Беатриса. — Мы только что говорили о них. Пойдем скорее в дом: мне хочется видеть Фенвиков.

Они нашли гостей уже в зале.

Миссис Тильдеслей, прибывшая из Престона в своем экипаже, быстро соскочила на подъезде и вместе с мужем встречала своих знатных гостей.

Действительно, нортумберландский баронет был очень красив, этому немало способствовал и его костюм. Богато вышитый камзол красного цвета прекрасно облегал его высокую элегантную фигуру. Большой ненапудренный парик из светло-каштановых волос широкими кудрями падал на его плечи. Галстук его был из голландских кружев. Такие же кружева украшали концы его рукавов. Через плечо на богато украшенной перевязи висела шпага. На ногах были шелковые чулки и высокие башмаки, которые застегивались брильянтовой пряжкой. В руках он держал вышитую шляпу с пером, ухитряясь в то же время беспрестанно открывать свою табакерку.

Манеры Джона Фенвика вообще были довольно высокомерны, но теперь он держался непринужденно, что с ним бывало довольно редко, и был особенно любезен с окружающими.

Леди Мэри Фенвик, как мы упоминали уже, была дочерью графа Карлейля. Она отличалась приветливым обращением и хотя не блистала красотою, однако не была и дурнушкой. У нее были кроткие голубые глаза, прекрасный цвет лица, в котором косметическое искусство было не при чем, и выразительное лицо, привлекавшее к ней немало поклонников.

Полковник Тильдеслей, которому никогда еще не приходилось ее видеть, был от нее в восторге.

К тому времени женский костюм стал скромнее, и прелести, которые в эпоху Карла II, быть может, слишком явно выставлялись напоказ, теперь тщательно прикрывались, так что вся фигура уходила в длинный, туго зашнурованный корсаж. Широкие рукава теперь сменились узкими, обшитыми кружевами, которые висели до локтя.

Косы не спадали уже на плечи, как было во времена графа де-Граммона, но заплетались на лбу; украшались лентами и покрывались сверху богатой фатой.

Так были причесаны обе дамы — леди Фенвик и миссис Тильдеслей.

Высокая прическа с целым ворохом лент делала первую выше ростом. Зато миссис Тильдеслей, которая была моложе и красивее, эта прическа не совсем шла, и прежняя мода, несомненно, была бы ей более к лицу.

Полковник Тоунлей, принадлежавший к одной из самых старых католических семей Ланкашира и немало пострадавший за принадлежность к религии своих отцов, имел вид настоящего сельского дворянина, который большую часть своего времени посвящает охоте и спорту.

Он был воплощением здоровья. Хотя он уже давно перешел средний возраст, но смотрел таким бодрым и веселым, что можно было бы поручиться, что он проживет еще лет пятьдесят, если не сломает себе шею на охоте.

Приятно было смотреть на это свежее, полное добродушия лицо с голубыми глазами.

Полковник Паркер, приехавший вместе с ним в одном экипаже, был гораздо моложе его. Он точно также принадлежал к хорошей ланкаширской фамилии, но не обладал собственным имением. Его красивое лицо принимало иногда зловещее выражение, но его манеры были удивительно мягки и подкупающи.

На нем был полувоенный дорожный костюм, парик, треугольная шляпа с пером, большие сапоги и шпага.

Как мы уже сказали, Паркер был закоренелым приверженцем короля Иакова и принимал участие в каждом заговоре, имевшем целью восстановление изгнанного короля. Говорили, что он не был чужд и замыслов убить того, кого он называл узурпатором. Король Вильгельм чем-то оскорбил его, и Паркер дал клятву отомстить ему за это.

Полковник был давно в дружбе с отцом Джонсоном, который радостно приветствовал его приезд. Пока Тильдеслей принимал Фенвиков, они отошли в сторону и принялись беседовать.

— Наконец-то я вижу в Майерскофе вас и леди Марию, — сказал хозяин, обращаясь к своим знатным гостям. — Много раз я ждал вас к себе, но все напрасно.

— Мне нечего объяснять вам, почему я мог попасть к вам только теперь, полковник, — отвечал сэр Джон. — Но я очень рад, что я, наконец, у вас. Резиденция вашего храброго деда всегда была для меня предметом живейшего любопытства.

— И для меня, — прибавила леди Мария, — я не подозревала, что это такой прелестный уголок!

— Ему, конечно, далеко до Тоунлея, — возразил полковник.

— Может быть, у вас нет таких дубов, как у нас, — заметил полковник Тоунлей, — зато у нас нет ничего подобного этому прекрасному залу.

— Вы, очевидно, говорите это из любезности, сэр, — отвечал хозяин. — Но каковы бы ни были достоинства и недостатки моего дома, он достаточно велик для того, чтобы принимать в нем моих друзей, и я рад видеть вас у себя.

Он подошел к гостю, и они обменялись рукопожатием.

— Надеюсь, вы привезли с собою хорошие новости.

— Превосходные новости из Шотландии, — отвечал Паркер. — Виконт Денди только что выиграл большое сражение и разбил генерала Маки при Килликранки. К несчастью, сам Денди ранен насмерть.

— Это лишает победу половины ее значения, — заметил полковник Тильдеслей.

— Эта новость была получена из Шотландии с нарочным. Послали уже сказать об этом королю Иакову. Отец Джонсон передавал мне, что здесь были Лент и Трельфолль?

— Они только что уехали, едва избегнув таможенных и ареста, — отвечал хозяин. — Дело, кажется, хорошо идет в Ирландии, хотя осада Лондондерри затягивается. Но я с удовольствием узнал, что наши друзья в этой стране готовы восстать.

— Они только ждут сигнала, — сказал Паркер. — Но как-нибудь, при более удобном случае я расскажу вам все подробности.

— Пойдемте со мной в библиотеку. Нам там не помешают, — предложил полковник Тильдеслей. — Я горю нетерпением узнать, как идут наши дела.

И, обратившись к леди Марии, он просил извинить его, если он на несколько минут оставит ее в обществе своей жены.

— Пожалуйста, не стесняйтесь, полковник, — отвечала она. — Женщинам нечего делать, когда мужчины говорят о делах.

— Позвольте с вами не согласиться, — заметила миссис Тильдеслей. — Я полагаю, что иной раз и мы, женщины, можем дать хороший совет. Но если у нас его не спрашивают, то, конечно, нам нечего и беспокоиться. Пока мужчины будут обсуждать дела, позвольте мне проводить вас в вашу комнату.

Пройдя через зал, леди Мария в сопровождении хозяйки поднялась по лестнице и вошла в большую комнату, отделанную темным дубом и сплошь увешанную коврами. Здесь стояла старинная мебель, дубовая кровать с высокой резной спинкой и тяжелое канапэ.

Благодаря такой меблировке, комната имела мрачный вид, но леди Мария осталась по-видимому, вполне довольна ею.

Между тем мужчины, собравшись в библиотеке, уселись вокруг стола, стоявшего в середине комнаты.

За дверями встал Горнби, которому был дан строгий приказ никого не пропускать в библиотеку.

— Теперь можно открыть наше совещание, господа, — сказал хозяин. — Позволяю себе спросить наиболее из нас осведомленных, все ли готово для восстания?

— Мы ждем только приказа короля, — отвечал Паркер. — Доктор Бромфильд и мистер Кросби, которые так же хорошо знают положение дел, как и я, могут подтвердить, что все приготовления уже сделаны, оружие, седла, сбруя — словом, все необходимое уже имеется и скрыто в домах наших единомышленников. Во всех частях графства и прилегающих к ним местностях уже навербовано изрядное количество людей. Кроме того, помощь людьми и оружием мы получим от короля Людовика IV.

— По этому поводу я доставил лорду Молинэ письмо королевы Марии, — сказал Вальтер Кросби.

— А я получил письмо от лорда Мельфорда, — сказал доктор Бромфильд, — в котором его милость сообщает, что как только Лондондерри будет взят, — а это может случиться каждую минуту, — король Иаков высадится в Англии. В то же самое время, в Шотландии, высадится герцог Берик. Победа, которую одержал храбрый Денди, без сомнения, заставит его теперь действовать.

— При всей вашей осведомленности, вы, может быть, не знаете, — сказал Джон Фенвик, сидевший рядом с хозяином, — что в Нортумберланде размещено уже пятьсот ирландских солдат. Через несколько дней они будут готовы помогать королю Иакову, если в здешних местах вспыхнет восстание.

Со всех сторон послышались выражения живейшего удовольствия.

— Я, со своей стороны, могу рассчитывать на сотню людей, которых я берусь снарядить, — сказал полковник Тоунлей. — Со мной будут подполковник Стандиш и капитан Бирлей.

— А я могу выставить конный полк, командиром которого я назначен, — заявил в свою очередь хозяин. — Со мной будут подполковник Тирлингтон и полдюжины офицеров. У меня сделан большой запас оружия, которое скрыто здесь, в доме. Настоятель нашей церкви может это вам подтвердить.

— Да, да, оружие и снаряжение на целый полк, — отозвался отец Джонсон.

— Все это хорошо, господа, — заметил полковник Паркер. — Но вы забываете одно: мы не можем оставить короля в Ирландии без поддержки. Герцог Шомбергский, храбрость и военные дарования которого отрицать нельзя, поспешно набрал из английского ополчения и французских беглецов армию в десять тысяч человек, которую он предполагает высадить в Ульстере. Вскоре, следовательно, произойдет битва, которая может существенно повредить нашим будущим планам. Но каков бы ни был исход сражения, по-моему, только одним путем можно обеспечить наш успех.

— Говорите, говорите, — воскликнул отец Джонсон.

— Вильгельм Нассауский теперь в Голландии. Он не должен вернуться сюда обратно.

— Это, конечно, в высшей степени желательно, — сказал священник. — Но как воспрепятствовать ему?

— Не догадываетесь? — значительно спросил Паркер.

Ответ засел у всех в горле, но возражений не было.

В конце концов заговорил полковник Тильдеслей.

— Я не хочу делать вид, будто не понял вас, полковник Паркер, — сказал он серьезно. Но как ни желательно устранить принца, нужно все-таки быть справедливым.

— Это злейший враг нашей религии, — сказал отец Джонсон.

— Это узурпатор, — добавил доктор Бромфильд. — Он не имеет никакого права на престол.

— Но все-таки не следует лишать его жизни, — отвечал полковник Тильдеслей.

— Нет, нет! — вскричал Тоунлей. — Я никогда не приму участия в таком предприятии!

— Вы слишком уж щепетильны, господа, — сказал Паркер.

— И я так думаю, — добавил Бромфильд.

— Ваше предложение довольно неожиданно. Нужно его хорошенько обдумать, — сказал Фенвик.

— Незачем его и обдумывать, — возразил Тильдеслей.

— В таком случае позвольте мне заметить, — сказал Паркер, — что этот план был одобрен, даже больше того — подсказан — одним из высших иерархов нашей святой церкви.

— Не отрицаю это, — сказал Джонсон.

— Но если этот план и встретил поддержку кое-кого, то все равно нужно отказаться от него, — продолжал Тильдеслей. — Если мы приведем его в исполнение, то этим самым только повредим своему делу.

— Вильгельм Нассауский навлек на себя такую ненависть, что сотни кинжалов готовы его поразить, — сказал Паркер. — Удивительно, как еще до него никто не добрался.

— Предоставьте его своей судьбе, — заметил полковник Тильдеслей.

— Вы еще не высказались, капитан Кросби, — сказал Фенвик. — Одобряете вы этот замысел?

— Да, — отвечал Вальтер. — Пускай другие действуют, как им кажется лучше.

— Не будем больше говорить об этом, — продолжал Фенвик. — Вы, по-видимому, не совсем согласны. Но я желал бы предложить несколько вопросов. Я слышал, что флот французского короля еще не готов, а укрепления Бреста, Шербурга и Гавра требуют исправлений. Между тем принц Оранский располагает здесь и в Голландии сотней кораблей.

— Ваши сведения не верны, сэр Джон, — отвечал Вальтер. — Укрепления, о которых вы говорите, в полной исправности. Это я могу удостоверить сам. Король Людовик намерен отправить целую эскадру из двадцати двух судов под командой графа де-Шато-Реньо. Эта эскадра направится в залив Бентри и здесь встретится с адмиралом Гербертом.

— У нас есть, конечно, надежды на лучшее будущее, — сказал Тильдеслей. — И если мы одержим такую же победу, как при Килликранки, то мы можем овладеть и Эдинбургом, где у нас много сторонников.

— У нас есть там друзья, которые захватят крепость, как только высадится герцог Берик, — сказал Джон Фенвик.

— Все идет так хорошо, — заметил полковник Тильдеслей, — что нам, очевидно, незачем прибегать к бесчестным средствам. А теперь я хотел бы показать вам мои запасы оружия.

При этих словах все встали и пошли из комнаты, кроме полковника Паркера, доктора Бромфильда и священника, которые, видимо, остались недовольны результатами совещания.

— Жалею, что открыл им свой план, — сказал Паркер. — Я думал, что его примут совершенно иначе. Но я не оставлю его.

— Полагаю, что сэр Джон Фенвик присоединится к нам, — заметил доктор.

— Наверно, — подтвердил Джонсон. — Я переговорю с ним наедине.

Тем временем мужчины вышли из библиотеки, к ним присоединились сверху дамы, и все общество направилось опять в зал. Но здесь гости оставались недолго.

Полковнику очень хотелось показать сделанные им запасы оружия, и он повел их по разным потайным комнатам, где было сложено множество седел, сбруй, кобур, два или три ящика сабель, мушкетов, пистолетов, пик, барабанов, литавр, труб, двое знамен и амуниция, которой хватило бы даже для двух полков.

Полковник Тильдеслей объявил также, что у него большой запас пороху и что дюжина бочонков спрятана в подвалах.

— Вполне достаточно для того, чтобы взорвать этот дом, — со смехом сказал Тоунлей.

— Вполне достаточно, чтобы взорвать полдюжины таких домов, — поправил его Паркер. — Я желал бы, чтобы принц Оранский явился сюда. Отсюда можно было бы отправить его на небеса. У вас, полковник, конечно, найдется и соответствующее число лошадей для этого запаса сбруй?

— Да, — отвечал хозяин. — Я вполне приготовился. Я сегодня ожидаю ко мне подполковника Гирлингтона. Будут также капитан Бутлер, капитан Карус и лейтенант Вестби.

— Буду очень рад их всех видеть, — сказал сэр Фенвик.

— Да вот как раз и они: въезжают во двор! — воскликнул полковник Тоунлей.

Хозяин поспешил навстречу новоприбывшим.

В этот день в Майерскофе, очевидно, должен был состояться большой съезд якобитов. Едва успел полковник Тильдеслей принять офицеров, о которых мы только что упомянули, как пожаловали еще более важные лица: лорд Молинэ, сэр Вильям Джерард и сэр Роуланд Станлей. Они приехали верхом в сопровождении полдюжины конных слуг.

Лорд Молинэ, полковник Тильдеслей и Тоунби были свойственниками.

— Благодарю вас, дорогой лорд, за ваш приезд ко мне, — приветствовал его хозяин. — Он тем более приятен, что мы не ждали вас.

— Не ждали? Как не ждали? — вскричал лорд Молинэ. — Ведь я же получил приглашение от вас?

— И мы тоже, — сказали Джерард и Станлей.

— Приглашение шло не от меня, — отвечал Тильдеслей, — и я подозреваю здесь дурной умысел. Тем не менее, повторяю, я очень рад видеть вас. Вы встретите здесь кое-кого из ваших друзей.

И он перечислил всех, кто в это время был в доме.

Но все были удивлены еще более, когда вслед за ними прибыли еще три важных приверженца партии якобитов — сэр Томас Клифтон, мистер Вильям Дикконсон и мистер Филипп Лангтон.

Они также приехали верхом в сопровождении своих слуг.

Никого из них полковник Тильдеслей не приглашал. Очевидно, тут был какой-то злой умысел. И хозяину и его гостям приходилось принять все предосторожности для сохранения своей безопасности.

Первою их мыслью было уехать скорее обратно, но по просьбе хозяина, сэра Фенвика и полковника Тоунлея, решено было остаться всем на короткое время и обдумать положение.

Во избежание какой-либо нечаянности, полковник Тильдеслей приказал запереть ворота парка и сторожить мост. Лошадей не отводили на конюшни, слуги оставались при них.

— Теперь мы в состоянии отбить даже сильное нападение, — сказал лорд Молинэ.

— Не думаю, чтобы кто-нибудь решился на такой безрассудный шаг, — сказал хозяин. — Однако, это следует иметь все-таки в виду.

С этими словами он повел их в дом и там представил дамам, которые были чрезвычайно удивлены таким неожиданным наплывом гостей. Еще более удивились они, когда те объяснили, что все они явились по приглашению.

Миссис Тильдеслей была убеждена, что за этим кроется что-то ужасное, но Беатриса пыталась ободрить ее.

После нескольких слов взаимных приветствий полковник Паркер обратился к собравшимся и сказал:

— Очень понятно, почему эти приглашения были сделаны от имени полковника Тильдеслея. Очевидно, имелось в виду собрать в одно место всех наиболее видных приверженцев короля Иакова в этой местности и затем арестовать их как сообщников измены. Без сомнения, об этом уже отдан соответствующий приказ, и капитан Бридж с голландскими драгунами сейчас нагрянет сюда. Хозяин высказался в том смысле, что не следует сопротивляться им. В таком случае нам остается только бежать, так как невозможно скрыть столько людей и лошадей. Но, — прибавил он, переменив тон, — я лично полагаю, что нам нужно сопротивляться. У нас много людей и оружия, а дом с его рвом и мостом делает сопротивление вполне возможным.

— Конечно, дом можно защищать с успехом, — подтвердил Тильдеслей. — Но мне бы не хотелось прибегать к этому, ибо открытое сопротивление может повлечь весьма нежелательные последствия для нашей партии.

— Конечно, — поддержал его Тоунлей. — Не далее как через неделю мы все очутимся в ланкаширской крепости. Мой совет — сейчас же отправляться всем отсюда и ехать вместе до Престона. Если же мы разделимся, то хотя большинству и удастся ускользнуть, некоторые все-таки будут захвачены.

— Вы правы, полковник, — сказал лорд Молинэ. — Увидя нас всех вместе, капитан Бридж не решится напасть на нас, зато мы можем атаковать его, если пожелаем.

— Я всем вам дам оружие, — сказал Тильдеслей.

Выпив полные стаканы за здоровье короля Иакова, гости стали готовиться к отъезду. Так как Майерскоф был теперь не совсем надежным убежищем, то дамы также изъявили желание ехать к Тоунлею.

Стеречь дом должны были остаться полковник и отец Джонсон.

Вскоре все было готово к отъезду.

Всем невооруженным розданы были пистолеты, а конюхи повесили через плечо по мушкету.

Авангард состоял из шести вооруженных слуг с подполковником Тирлингтоном, капитаном Бутлером, Карусом, лордом Молинэ, сэром Джерардом и сэром Станлеем.

За ними ехали несколько человек вооруженных слуг, за которыми двигался большой экипаж Тоунлея с леди Фенвик и миссис Тильдеслей.

По одну сторону экипажа ехал сам полковник Тоунлей, по другую — доктор Бромфильд. Полковник Паркер ехал один. В арьергарде следовали Беатриса и Вальтер Кросби.

Кавалькада проехала уже мили четыре по дороге к Престону, не встречая никаких препятствий, как вдруг вдали показалась группа всадников, быстро ехавших от Браутона.

Не было сомнения, что это капитан Бридж с его голландскими драгунами. Он ехал на сильном коне. То был красивый человек в малиновом камзоле, треугольной шляпе с пером и в больших сапогах. Из кобуры у него торчали пистолеты, а через плечо свешивалась длинная сабля. Смотрел он грозно и властно.

Крупные голландские драгуны отлично сидели на лошадях. На них красовались стальные латы.

Увидев якобитов, капитан Бридж сначала изумился их многочисленности, но затем громким голосом приказал им остановиться и выстроил своих людей поперек дороги, как бы желая преградить им дальнейший путь.

Полковник Паркер, которому было вверено командование якобитами, выехал вперед и надменно спросил, почему им мешают ехать.

— Отвечайте на мои вопросы, — строго сказал капитан Бридж. — Откуда вы едете? Куда вы едете и зачем?

— Мы не желаем отвечать ни на какие вопросы, — сказал Паркер. — Прочь с дороги и позвольте нам проехать.

— Ага! — свирепо воскликнул Бридж. — Вы изменники и якобиты, вы воображаете, что вам удастся безнаказанно составить заговор против короля. Но вы ошибаетесь, мне известно, что у вас было изменническое совещание в доме полковника Тильдеслея в Майерскофе.

— Откуда это вам известно? — спросил Паркер.

— Я получил точные сведения обо всем, что вы затеваете, — отвечал капитан Бридж.

— Вы сами затеваете измену, — сказал Паркер. — Большинство этих господ приехало в Майерскоф по ложному приглашению, очевидно, разосланному вами.

— Это ложь, — вскричал Бридж с деланным негодованием. — Мне не было никакой надобности заманивать вас в ловушку. Я давно бы мог арестовать вас всех и еще некоторых озлобленных и опасных лиц в этой местности, но ожидал только удобного случая, чтобы захватить вас всех разом.

— Но не найдя такого случая и не желая примириться с неудачею, вы и решили прибегнуть к этой бесчестной уловке, — отвечал Паркер. — Знайте, однако, что мы вовсе не расположены превратиться в ваших пленников и если вы вздумаете арестовать нас, мы будем сопротивляться.

Эти слова были сказаны так решительно, что Бридж стал колебаться и обернулся в седле, чтобы взглянуть на своих людей.

Те стояли по-прежнему безмолвно и, по-видимому, не совсем ясно понимали все происходящее. Но в то же время они готовы были исполнить всякое приказание своего командира.

Бридж колебался.

Его план не удался. Он надеялся захватить всех якобитов в Майерскофе, но теперь ясно видел, что будет разбит, если вздумает арестовать их силою.

Не стараясь даже скрыть своей досады, он повернул лошадь назад и скомандовал своим людям следовать за ним.

Когда капитан Бридж остановил кавалькаду якобитов, Беатриса, как мы уже знаем, ехала рядом с капитаном Кросби.

Вдруг ее лошадь, чего-то испугавшись, бросилась в сторону. Вальтер последовал за нею. Испуганное животное бросилось с дороги налево в кустарник и понеслось по полю. Вальтер полетел за невольной беглянкой и держался рядом с нею, стараясь предупредить всякую опасность.

Таким образом они неслись почти три мили. Наконец, лошади стали обнаруживать признаки усталости, а всадникам, ни на минуту не потерявшим мужества, удалось наконец остановить их.

Вальтер сошел с лошади и поздравил Беатрису с избавлением от опасности.

— Ваша лошадь неслась так, что я боялся, как бы вы не упали в реку.

— Ну, нет, хотя я не могла остановить ее, но я отлично знала, где опасность и повернула ее от реки. Но злое животное как будто замышляло что-то против меня и пустилось опять в Майерскоф.

— Не видно уже ни врагов, ни друзей, — сказал Вальтер, оглядываясь кругом. — Что мы будем теперь делать?

— Ехать в Престон, конечно, — отвечала Беатриса.

Но это оказалось невозможным. Во время скачки по полю ее лошадь повредила себе ногу и теперь едва шла, сильно хромая.

Оставалось только вернуться в Майерскоф. Вальтеру пришлось сопровождать свою спутницу.

Медленно ехали они вперед вдоль речки Бруна, подвигаясь к Майерскофу. Подъехав к воротам, они с удовольствием узнали, что капитан Бридж еще не приезжал сюда со своими драгунами. У Вальтера явилась мысль, что он и не решится потревожить их покой.

В парке никого не было, но на мосту их встретила с дюжину слуг, вооруженных мушкетами.

Горнби немедленно доложил полковнику и отцу Джонсону о неожиданном возвращении Беатрисы и Вальтера, и те сейчас же вышли им навстречу. Узнав о случившемся, полковник решил послать гонца в Престон уведомить обо всем миссис Тильдеслей, а кстати сообщить, что капитан Бридж не появлялся в Майерскофе.

Вальтер хотел было сам исполнить это поручение, но полковник удержал его.

— Уж если случай заставил вас вернуться сюда, то оставайтесь здесь до завтра, — сказал он. — Если до завтра не произойдет ничего, тогда вам можно будет ехать беспрепятственно в Тоунлей.

— Я поступлю так, как вы желаете, полковник, — отвечал молодой человек, перекинувшись взглядом с Беатрисой.

Все вошли в дом, где Вальтер еще раз рассказал в подробностях все случившееся с Беатрисой.

— Как вы думаете, явится сюда капитан Бридж? — спросил отец Джонсон.

— Трудно сказать, — отвечал Вальтер. — Я думал, что он уже здесь.

— Не верю, чтобы и теперь мы были в безопасности от него, — заметила Беатриса. — Я была в полной уверенности, что он захватит нас в плен.

— Святая Дева сохранила вас от большой опасности, дочь моя, — сказал священник. — Вы должны возблагодарить ее.

— Я и так хотела идти в церковь, — отвечала Беатриса.

— Мне прикажете идти с вами?

— Нет, я хочу быть одна.

С этими словами она вышла из комнаты. В церкви она горячо молилась перед изображением Святой Девы.

Вдруг ей показалось, что кто-то тихонько отворил дверь. Не поворачивая головы, она продолжала молиться.

Окончив молитву и поднявшись, она увидала перед собою Вальтера.

— Разве вы не слыхали, как я сказала отцу Джонсону, что хочу быть одна? — спросила она, бросая на него недовольный взгляд.

— Прошу извинить мое вторжение, — отвечал он. — Мне нужно сказать вам несколько слов, и я хотел бы сделать это именно сейчас.

— Говорите.

Несмотря на такое ободрение, он все еще колебался. Набравшись, наконец, смелости, он взял ее за руку, которую она не отнимала.

— Мне незачем повторять вам, как горячо я люблю вас, — начал он. — Но никогда моя любовь не была так сильна, как в ту минуту, когда вы понеслись от меня сегодня. Какое было бы для меня несчастие, если бы я лишился вас!

— Зачем строить такие предположения, — прервала она его. — Вам и не пришлось бы терять меня.

— Мы так редко остаемся наедине, — продолжал Вальтер. — А любовь, говорят, не терпит продолжительной разлуки.

— Но не такая любовь, как моя, Вальтер. Не бойтесь ничего. Верьте мне, что я нисколько не изменилась к вам.

— Я верю в это, пока слышу вашу речь и смотрю в ваши глаза. Но бывают минуты, когда на меня нападают сомнение и страх.

— Отгоняйте их сейчас же. Для них нет основания.

— О, как бы я хотел отогнать их! — вскричал он.

— Вы, по-видимому, обладаете ревнивым характером, Вальтер, и любите мучить себя.

— Может быть, — согласился он. — По временам я, действительно, жалок.

— Мне хочется посмеяться над вами, Вальтер. Неужели вы не замечаете, что сами на себя накликаете несчастье? Слышали ли вы, чтобы я предпочла вам кого-нибудь другого? Слышали ли вы, что кто-нибудь ухаживает за мною?

— Да, слышал. За вами ухаживают несколько человек. Я не уверен, что и теперь их нет.

— Никто не ухаживает за мною, Вальтер. Мне делали немало предложений, но я их все отвергла.

— Но когда-нибудь ваше сопротивление может быть сломлено.

— Не думаю, — сказала она с улыбкою.

— Ответьте мне, Беатриса, на один вопрос, но ответьте мне искренне. Если бы ваш отец стал уговаривать вас вступить в брак с другим, которого он считал бы более достойным, чем я, послушались ли бы вы его?

— Нет. Я уже показала свою непреклонность. Если даже потребуют этого мой отец и мой родственник полковник Тильдеслей, то я сумею показать свою стойкость. Я очень упряма и если раз на что решусь, то никакие уговоры на меня не подействуют.

— Позвольте предложить вам другой вопрос. Ответ на него имеет для меня чрезвычайную важность. Ответьте откровенно.

— Постараюсь, если смогу, — сказала она, отчасти угадав его намерение.

— Знает ли полковник Тильдеслей, что вы отдаете предпочтение мне?

— Он об этом никогда не говорил, но я полагаю, что он знает, — отвечала она.

— Будет ли он против нашего брака или за него?

— Не могу вам сказать. Думаю, однако, что мой отец не согласится на него.

Молодой человек издал восклицание отчаяния.

— Стало быть, будет совершенно бесполезно говорить с ним об этом.

— Совершенно бесполезно. Вы получите категорический отказ. Предоставьте это мне.

— О, пожалуйста, — вскричал Вальтер. — Вот, что я вам предложу, — продолжал он, видимо, опять начиная колебаться. — Впрочем, после того, что вы сказали, я не смею этого предложить. Обручимся здесь, перед лицом Святой Девы!

— Не требуйте этого от меня, Вальтер, — сказала Беатриса, отдергивая свою руку. — Я не хочу связывать себя таким образом.

— Во всяком случае вы не любите меня так, как утверждаете! — вскричал он.

— Нет, я страшно люблю вас. Но обстоятельства могут воспрепятствовать нашему браку.

— Вы не хотите дать торжественный обет в том, что будете моей, — сказал он тоном, полным тоски.

— Вовсе нет, — возразила она твердо и спокойно. — Я полагаю, что все будет именно так, как мы хотим, но обета я давать не желаю.

Вальтер отшатнулся назад и закачался, как будто получил сильный удар.

В это время дверь в церковь, которую молодой человек не притворил как следует при своем входе, открылась и вошел отец Джонсон.

— Вы правильно поступили, дочь моя, — сказал он, обращаясь к Беатрисе. — Я слышал все, что тут было и одобряю ваше поведение.

— Не думал я, что и вы будете против меня! — воскликнул Вальтер.

— Я не против вас, — возразил священник. — Но я предвижу столько препятствий к вашему браку, что лучше всего не давать никаких обязательств. Вы должны ждать, пока не исполните то, что вы должны сделать.

Вальтер бросил умоляющий взгляд на Беатрису, но та оставалась непроницаемой.

Все вышли из церкви и двинулись в дом, где их нетерпеливо поджидали полковник Тильдеслей и Горнби.

Очевидно что-то случилось.

— Вы являетесь как раз вовремя, — вскрикнул полковник. — Я уже хотел посылать за вами. Прибыл капитан Бридж со своими драгунами и требует, чтобы его пропустили в дом. Он заявляет, что имеет приказ арестовать меня.

— Я сам видел этот приказ, — сказал Горнби.

— Где капитан Бридж? — спросил Вальтер.

— На той стороне моста.

— Вы, конечно, будете сопротивляться? — спросил Вальтер.

— Я еще не знаю. Прежде чем дать ему ответ, я еще хочу посоветоваться с отцом Джонсоном. Как мне поступить? — спросил он священника.

— Не могу вам сказать, — ответил тот. — Я могу ведь и ошибиться.

— Но я желаю знать ваше мнение.

— По-моему, сдаться было бы безопаснее, — сказал священник. — Капитана Бриджа с его драгунами можно, конечно, и прогнать. Но он опять вернется с подкреплением и возобновит атаку. Успех будет, вероятно, на его стороне.

— Но прежде, чем они займут дом, вы можете бежать, — сказала Беатриса полковнику.

— Я не хочу спасаться бегством, — возразил тот.

— Как? Вы не будете сопротивляться и покорно отдадите себя в их руки? — с изумлением спросила Беатриса.

— Сигнал к восстанию еще не дан, — заметил священник. — Полковник может навлечь на себя нарекания за свою поспешность.

— Такого совета я от вас не ожидала, — сказала Беатриса.

— Что прикажете ответить капитану Бриджу, полковник? — спросил Горнби. — Он выражает большое нетерпение.

— Скажите, что я сам переговорю с ним здесь. Он может взять с собою двух солдат, но другим я не позволю въехать в Майерскоф, пока мы не придем к соглашению.

— Слушаю. Все будет передано в точности, — отвечал Горнби, отправляясь исполнять поручение.

Капитан Бридж не замедлил явиться. Сопровождавшие его два солдата остановились в дверях.

— Мне очень неприятно нанести вам такой визит, полковник, — сказал Бридж, отвешивая поклон. — Но я должен исполнить свой долг.

— Не извиняйтесь, сэр, — возразил Тильдеслей высокомерно. — Вы явились с тем, чтобы арестовать меня?

— Так точно, полковник.

— Не стоит и спрашивать, по какой причине. Вероятно, по поводу предполагаемых изменнических замыслов. Говорю — предполагаемых, потому что не признаю себя виновным ни в чем.

— Сегодня утром, здесь, в Майерскофе было значительное число якобитов, полковник. Я сам их видел.

— Вы могли встретить нескольких лиц, которых вы называете якобитами, но у вас нет доказательств, что они были здесь.

— Извините, полковник, — у меня есть для этого положительные доказательства. Я даже могу показать вам список ваших гостей. До сведения тайного совета дошло, что среди католического поместного дворянства в Ланкашире готовится обширный заговор, имеющий целью возвести на престол бывшего короля. Поэтому за поведением всех его приверженцев был установлен строгий надзор. Повторяю, мне известно, что здесь сегодня состоялось многолюдное собрание подозрительных лиц.

— Это собрание было не у меня, сэр! — воскликнул полковник Тильдеслей.

— Это все равно: оно было. Этому мы имеем достаточные доказательства. Я сам знаю большинство из тех, кто здесь был. Поэтому я арестую вас всех по обвинению в государственной измене. Я должен взять вас отсюда и отправить в крепость в Ланкашире.

С этими словами он предъявил приказ об аресте.

— Неужели вы позволите, полковник, чтобы вас захватили таким образом? — спросил Вальтер.

— Сопротивляться будет бесполезно, — отвечал Бридж. — Полковник должен отправиться со мною.

— Должен? — с презрением спросил Тильдеслей.

— Конечно, вы должны… Все ненужные стеснения будут для вас устранены.

— Дайте мне полчаса времени, чтобы сделать все приготовления к отъезду, — сказал полковник.

— С величайшим удовольствием, — отвечал Бридж. — Я останусь здесь, пока вы не вернетесь.

— Прикажите подать закуски для капитана Бриджа, — сказал полковник Горнби.

— Не беспокойтесь, пожалуйста, — возразил Бридж. — Мне ничего не нужно.

— Не разрешите ли, г-н капитан, отвести ваших людей в людскую? Там я мог бы предложить им по стакану хорошего эля, — сказал Горнби.

— Только не давайте им слишком много, — отвечал Бридж, давая этими словами понять, что он принимает предложение Горнби.

Полковник Тильдеслей с Джонсоном вышли из зала. Вальтер и Беатриса последовали за ними.

Между тем Горнби отвел обоих солдат в людскую и, дав им по большой кружке эля, также исчез.

Первым его делом было вооружить всех слуг, оставшихся в Майерскофе, и поставить их у входа в зал. В то же время полковник вместе с другими быстро прошли в комнату отца Джонсона, где, как мы знаем, был устроен тайник. Священник стал развивать свой план, как провести Бриджа.

Странно было только то, что капитан Бридж, обыкновенно столь подозрительный, по-видимому, и не предчувствовал, что ему готовилось. Он никак не думал, что кто-нибудь может ускользнуть отсюда, раз его отряд сторожит мост.

Прошло уже более получаса, а между тем никто еще не возвращался. Наконец появился Горнби. Капитан Бридж вскочил.

— Собрался ли наконец полковник Тильдеслей? — спросил он. — Я не могу ждать его больше.

— Я не могу его найти, — отвечал дворецкий.

— Как не можете найти? — воскликнул Бридж. — Не обманул же он меня! Он дал слово вернуться, и я поверил его обещанию.

— Если он дал слово, то, конечно, вернется. Но мне кажется, что вы ошибаетесь.

— А, негодяй! Теперь я вижу все. Ты помог бежать твоему господину. Его здесь нет.

— Не стану отрицать этого, ибо полагаю, что он теперь в полной безопасности, — сказал Горнби.

— Другие также бежали? — спросил Бридж.

— Ваша догадка совершенно верна, г-н капитан, — . отвечал дворецкий.

— Каким же образом они могли бежать? Отвечай, негодяй, иначе я велю тебя повесить.

— Не могу вам этого объяснить. Знаю только одно: они бежали.

— Это меня не удовлетворяет! — вскричал Бридж. — Я обыщу весь дом.

— Ну нет, г-н капитан. Дом оставлен на мое попечение, я за все отвечаю и не могу позволить здесь делать обыск.

— И ты осмелишься встать мне на дороге? — вскричал Бридж. Горнби только усмехнулся.

— Вы мой пленник, и я буду держать вас в заключении, сколько пожелаю. Оба ваши солдата также в плену и обезоружены, Я уже сказал вам, что полковник Тильдеслей и его гости уехали. Бесполезно будет искать их, да я и не позволю этого.

— Ты понимаешь лиг, — что ты делаешь? — спросил капитан Бридж.

— Я готов ко всему, — отвечал дворецкий. — Но слушайте: вы не выйдете отсюда до тех пор, пока не дадите клятву оставить нас в покое. Вы в моей власти, и я вас выпущу только с этим условием. Даю вам пять минут на размышление. Если по прошествии этих пяти минут вы откажетесь исполнить мое требование, я прикажу вывести вас во двор и расстрелять, а с вами и обоих ваших драгун. Не думайте, что я угрожаю зря. Все уже готово для исполнения моих слов.

Капитан Бридж взглянул на него и по его решительным манерам понял, что он не задумается привести в исполнение свои угрозы. Бросились ему в глаза и вооруженные слуги, стоявшие в дверях.

— Выпустите меня и моих солдат, и я уеду, клянусь вам, — сказал он.

— И не вернетесь? — спросил Горнби.

— Не вернусь.

Через несколько минут Майерскоф опустел. Едва удалился капитан Бридж, как Тильдеслей и его гости вышли из тайника, и все вместе направились из комнаты священника вниз, в главный зал.

I. Король Иаков и Сен-Жерменский двор

Прошло пять лет. Много событий совершилось за этот долгий промежуток времени, но все они были неблагоприятны для изгнанного короля.

Осаду Лондондерри, благодаря продолжительной и храброй защите его жителей, пришлось снять. Огромный якобитский заговор, во главе которого стояли лорды Дармаут, Эльсбери и Кларендон и многие лица из высшего общества северных областей, был раскрыт. Множество его участников, в том числе лорды Дармаут и Кларендон, были заключены в Тауэр. Произошла решительная битва при Бойне, после которой Иаков был вынужден оставить Ирландию и вернуться во Францию. Дублин покорился Вильгельму. Мирный договор, заключенный при Лимерике, пришлось подписать поневоле и несчастный Иаков, сидя в Гааге, был свидетелем того, как рушились огромные приготовления Людовика XIV к вторжению французов в Англию.

Такое множество неблагоприятных событий и все возраставшее могущество Вильгельма ослабляли надежды Иакова и зароняли в него сомнение в том, будет ли он в состоянии вернуть себе престол. Впрочем, у него было еще много приверженцев, которые требовали от него продолжения войны и пророчили ему полный успех.

Весною 1694 года — с этого времени начинается здесь наш рассказ — сверженный король жил еще в королевском дворце Сен-Жермен, великодушно назначенным ему для жительства Людовиком XIV. Король-Солнце выдавал сверх того Иакову еще на личные расходы восемьсот тысяч франков и предоставил в его распоряжение роту своих гвардейцев.

Кроме того, у Иакова была собственная гвардия, составлявшаяся из беглецов, недовольных или обиженных Вильгельмом. Были и такие, жизни которых грозила на родине опасность. Король Иаков и супруга его Мария Моденская с радостью принимали их к себе.

Между сен-жерменским двором и английскими якобитами постоянно поддерживались тайные сношения, и всякая новость, которая почему-либо могла интересовать бывшего короля, немедленно сообщалась ему.

Благодаря преклонному возрасту, Иаков теперь уже не так стремился в изгнавшую его страну, как прежде. Теперь он хлопотал уже о том, чтобы обеспечить престол для своего сына Эдуарда, которого называли шевалье де-Сен-Жорж и претендентом. Этот шевалье родился в 1688 году, и в это время ему было около шести лет.

Мария Моденская, почти ровесница своему мужу, была наделена отважным духом и мужеством, которого так не хватало бывшему королю. Во что бы то ни стало решила она добыть престол для своего сына. Пылая ненавистью к Вильгельму, которого она считала узурпатором, она не пренебрегала никакими средствами для его устранения.

Дочь Альфонса IV, герцога Моденского, Мария вышла замуж, когда ей было всего пятнадцать лет. — Несмотря на то, что это было около тридцати лет назад, она и до сих пор не утратила еще своей очаровательности. Ее фигура была так же легка и стройна, как и в молодые годы, ее глаза блестели прежним блеском, а косы поражали своей длиной. Некоторые находили, что она стала теперь даже красивее, чем прежде. Неудачи и тревоги как будто не осмелились вредить ее прелестям.

Как и ее супруг, Мария была до крайности набожна и находилась всегда под влиянием духовенства. Особенным авторитетом пользовался у нее ее духовник, некий отец Петр.

Среди ее фрейлин, взятых из лучших семей английских католиков, не было ни одной, которая по красоте и уму могла бы соперничать с Беатрисой Тильдеслей. Возможность быть около королевы, к которой она так стремилась, доставил ей Вальтер Кросби, который лично просил королеву назначить Беатрису фрейлиной. Отец Джонсон сам привез ее в Сен-Жермен. Там ей отвели прелестное помещение с окнами в сад, в котором она чувствовала себя совершенно счастливой: главная ее цель была достигнута.

Королева Мария с первого же свидания отнеслась к ней сниходительно и милостиво и вскоре сильно полюбила свою новую фрейлину.

Красота и изящество Беатрисы произвели большое впечатление среди придворной молодежи, которая обыкновенно сопровождала Людовика во время его наездов в Сен-Жермен. Вскоре она сделалась главной приманкой двора сверженного короля. Из-за нее произошло даже несколько дуэлей.

Отец Джонсон не вернулся в Майерскоф и сделался постоянным тайным посредником между Иаковом и его приверженцами в Ланкашире и Чешире. То был ловкий, изворотливый человек и исполнял свои обязанности великолепно.

Вспомнив о Майерскофе, мы должны здесь сказать, что полковник Тильдеслей года четыре тому назад потерял свою жену и жил теперь в одиночестве.

Из всех лиц, составлявших двор сверженного короля в Сен-Жермене никто не мог занять у королевы такого выдающегося положения, как Вальтер Кросби. Ему давались самые важные поручения; но если их исполнение требовало его продолжительного отсутствия, королева торопила его и нередко посылала ему приказание вернуться.

Участие, которое Мария принимала в молодом капитане, не укрылось от Беатрисы; хотя она и чувствовала некоторую ревность, но, как верная фрейлина, никогда не позволяла прорываться своим чувствам. Она ни на минуту не допускала и мысли, что Вальтер, несмотря на всякие поощрения со стороны королевы, осмелился так высоко кидать свои взоры.

У короля Иакова было двое министров: лорд Мельфорд и лорд Мидльтон, которые по очереди управляли делами короля, капризно менявшего их одного за другим. Оба министра соперничали между собою. За каждым из них стояла сильная партия, и трудно было сказать, кто из них пользуется большим влиянием при дворе.

В приемные дни замок Иакова был обыкновенно переполнен знатными лицами, которые являлись в Сен-Жермен предложить королю свои услуги. Самыми видными среди них были граф Эльсбери, принимавший участие в заговоре, за который лорды Кларендон и Дармаут были брошены в тюрьму, сэр Джон Фенвик, полковник Паркер и капитан Портер.

В одно прекрасное утро в конце мая 1694 года несколько богато одетых дам и кавалеров, видимо, принадлежавших ко двору, собрались небольшой группой на террасе Сен-Жерменского дворца, недалеко от павильона Генриха IV.

С этой великолепной террасы, построенной знаменитым Ленотром лет за двадцать до того, как начинается наш рассказ, открывается дивный вид на долину Сены, которая имеет в этом месте крайне извилистое течение.

На противоположном берегу реки, ниже террасы, тянется Везинетский лес, налево — акведук Мон-Валериан, а вдали виднеются остроконечные крыши собора святого Дионисия и часть Парижа. Все это вместе составляет великолепную панораму.

Старинный замок Сен-Жермен, построенный в XII столетии Людовиком Толстым, впоследствии достался Эдуарду, Черному принцу, который, по-видимому, обходился с ним, как победитель. От этого старинного здания сохранились теперь только башня и домашняя часовня.

При Франциске I замок был исправлен и сильно переделан итальянским архитектором Серлио. В этом подновленном дворце жили Генрих II и Генрих IV, который очень любил это место.

Два короля увидели свет в стенах этого замка — Карл IX и Людовик XIV. Последний родился как раз в павильоне Генриха IV, который стоял в конце террасы, выходящей на Сену.

Великий король не раз живал в Сен-Жермене и расстался с ним только потому, что отсюда был виден собор святого Дионисия, где покоились его предки.

Сен-Жермен к тому времени, как в нем поселился Иаков, имел несколько мрачный вид, но был в полной исправности и прекрасно обставлен Людовиком.

Цветники и парк содержались прекрасно, аллеи его нисколько не уступали версальским; не было только фонтанов. Бесподобная терраса, имевшая в длину около полуторы мили и поддерживавшаяся целой стеной с парапетом, составляла гордость этого замка. Словом, Иаков был обставлен здесь нисколько не хуже, чем у себя в Уайтголле или в Сен-Джемском дворце.

Кроме прогулок по террасе он имел возможность ежедневно совершать прогулки верхом и охотиться на оленей в Сен-Жерменском лесу, который тянулся на несколько миль позади замка.

Мужчины и женщины, о которых мы говорили, были не одни в этот вечер.

Недалеко от входа в павильон Генриха IV стояла группа пажей в шелковых камзолах и голубых бархатных плащах, украшенных серебряным шитьем, в шляпах с перьями и белых башмаках с вышитой на них красной гвоздикой.

Большие ворота дворца охранялись алебардистами, а внутри двора виднелся отряд французских королевских гвардейцев, предоставленных Иакову Людовиком, в своих стальных латах и широкополых шляпах с перьями.

Пока пажи смеялись и оживленно беседовали между собою, из павильона вышел прелестный мальчик, которому было не более шести лет, и стал сходить по лестнице.

Пажи приветствовали его чрезвычайно почтительно. Одет он был в шелковый костюм, весьма к нему шедший, а на его белокурой курчавой голове красовалась небольшая шапочка с пером.

То был сын Иакова II, Иаков-Эдуард, которого при французском дворе и в Сен-Жерменском замке титуловали принцем Уэльским.

Едва он показался на террасе, как придворные дамы окружили его и наперерыв стали ухаживать за ним. В это время к группе подошли две дамы, предшествуемые камер-лакеем.

Одна из них, старшая, была, очевидно, более знатного происхождения, чем ее спутница. На ее прекрасном лице блестели великолепные черные глаза. Одета она была в черное бархатное платье с серебряной оборкой, а на шее красовалось жемчужное ожерелье.

То была сама Мария Моденская с фрейлиной Беатрисой Тильдеслей, которая теперь была в самом расцвете своей красоты. Утренний костюм из белого шелка чрезвычайно шел к ее изящной фигуре. Она была немного выше королевы и не уступала ей по красоте, только в ней не было заметно такой величавости.

Увидев королеву, пажи отвесили установленный поклон, а дамы сделали глубокий реверанс. Юный принц бросился навстречу к матери и поцеловал ей руку, поклонившись при этом и Беатрисе.

После взаимных приветствий королева взяла сына за руку и стала гулять с ним по террасе. Впереди ее шел камер-лакей, а сзади фрейлины и пажи.

Едва они сделали несколько шагов, как Беатриса, обернувшись назад, сказала:

— Капитан Кросби вернулся, ваше величество. Он только что въехал во двор.

— Вы уверены в этом? — спросила королева.

— Совершенно уверена, — отвечала Беатриса. — Я не могла обмануться.

Королева остановилась и, подозвав пажа, велела привести к себе Вальтера.

Приказание было немедленно исполнено.

Вальтер, не успевший еще переменить дорожный костюм, бросился к ногам королевы и поцеловал ее руку, которую она милостиво ему протянула.

— Очень рада, что вы, наконец, вернулись, капитан Кросби, — сказала королева. — Надеюсь, вы привезли хорошие новости?

— Очень хорошие, ваше величество, — отвечал он, поднимаясь с колен. — Ваше величество сейчас узнает все. Мне нужно передать многое.

— Вы подстрекаете мое любопытство. Но я могу и подавить его, если вы говорите, что все идет хорошо.

— Не привезли ли вы писем для меня от отца и полковника? — тихо спросила Беатриса.

— Привез, — отвечал Вальтер. — Я вам передам их потом.

— Вы забыли обо мне, капитан Кросби, — сказал принц, глядя на него.

— Никак нет, ваше высочество, — отвечал Вальтер, низко кланяясь и целуя ему руку. — Во время моего отсутствия я много слышал о вас.

— Я надеюсь скоро опять увидеть Лондон, — сказал принц.

— Как, тебе уже не нравится Сен-Жермен? — спросила королева.

— Нет, но все говорят мне, что я должен быть в Сент-Джемском дворце.

— Да, вы должны там быть, принц. Скоро и будете там, — заметил Вальтер. — Английский народ ждет вас с нетерпением.

— Боюсь, что вы обманываете меня, — сказал принц.

— Обманывать вас! Неужели ваше высочество может так думать?

— Некоторые говорят мне совсем другое.

— Тому, что говорит капитан Кросби, ты можешь поверить, — сказала королева. — Он только что вернулся из Англии.

— Тогда он должен знать лучше, — сказал принц, улыбаясь. — Но как добраться до Лондона? Должны ли мы вторгнуться в Англию?

— Я думаю, что вы правы, принц, — отвечал Вальтер. — Мы будем вынуждены принять этот план.

— Но он может потерпеть неудачу, прежде чем мы вздумаем его осуществить.

— Да, но в таком случае должны быть некоторые особые причины, которых я не сумею объяснить вашему высочеству, — возразил Вальтер. — Но надеюсь, что таких причин не будет.

— Я на это не надеюсь, — заметала королева значительно. — Но пойдемте дальше. Вы не уходите, капитан Кросби. Мне нужно еще переговорить с вами.

— И мне тоже, — сказал принц, хватая его за руку.

Едва королева и ее свита успели сделать несколько шагов, как на боковой дорожке, ведущей к террасе, показались два человека.

Один из них был очень высокого роста. Хотя его нельзя было назвать красивым, так как части его тела как будто не подходили друг к другу, тем не менее он имел величавый и достойный вид. Черты его лица, красивые и резкие, носили отпечаток сильной меланхолии. В больших и красиво прорезанных глазах не было блеска, а длинный черный парик, кудри которого падали ему на плечи, резко оттенял его бледное лицо. Одет он был в черное бархатное платье с богатыми вышивками, с шеи свешивался длинный галстук из великолепных фландрских кружев. На голове была шляпа, украшенная белым пером. На боку висела шпага, а в руках он держал трость.

То был сверженный король Иаков II.

С ним был один из его министров, лорд Мельфорд, высокий худощавый человек средних лет, одетый в богатый костюм, сшитый по французской моде, и в большом напудренном парике. Веселое выражение его лица представляло странный контраст с мрачным настроением короля.

Увидев королеву, Иаков, шедший довольно медленно, вдруг остановился и сел на скамейку, зная, что она сама подойдет к нему.

Мария сейчас же догадалась о его желании. Оставив свою свиту и взяв лишь Беатрису и капитана Кросби, она спустилась по лестнице террасы и направилась к скамейке, на которой сидел король.

Лорд Мельфорд двинулся ей навстречу и церемонно подвел к королю, который поднялся и дал ей место рядом с собою.

По приказанию королевы Беатриса отошла немного с принцем, Вальтер же подошел к скамье и был милостиво встречен королем.

— Очень рад, что вы вернулись, капитан Кросби, — начал Иаков. — Так же ли преданы мне мои ланкаширские друзья, как и прежде?

— Я не видел никого, у кого бы верноподданнические чувства испытали охлаждение, — отвечал Вальтер. — Все сторонники короля Иакова на севере готовы поднять знамя восстания, как только вашему величеству угодно будет подать к этому сигнал. Все необходимые приготовления уже сделаны.

— К сожалению, я принужден охладить ваше усердие, — сказал Иаков. — Я думаю, что теперешнее положение вещей не совсем благоприятно для восстания.

— Ваше величество совершенно правы. Нам нужно выжидать, — заметил лорд Мельфорд, стоявший возле короля. — Может случиться нечто такое, что сразу перевернет современное положение. Тогда вторжение может скорее рассчитывать на успех.

— Это общее мнение, — отвечал Вальтер. — Прежде чем поднимать восстание, нужно устранить узурпатора.

— На это я не согласен, — возразил Иаков. — Я не желаю вернуть себе королевство посредством убийства.

— Об убийстве никто не думает, клянусь вам, — сказал Вальтер.

— Что же тогда имеется в виду? — спросил король, пристально глядя на него.

— Плен и заключение, — отвечал Вальтер.

— Но каким же образом осуществить это?

— Для этого выработано несколько планов, которые я, с разрешения вашего величества, и изложу сейчас.

— Нет, я не желаю слышать о них, — возразил бывший король.

— Но если вашему величеству не угодно будет одобрить тот или другой план, то я боюсь, что мысль о вторжении придется оставить! — воскликнул Вальтер.

— А хотя бы и так, — холодно возразил король.

— Нет, нет, — воскликнула королева. — Ваше величество не должны разочаровывать ваших верных сторонников. Вы должны одобрить этот план.

— Я не могу сделать этого по совести, — отвечал король.

— Посоветуйтесь с отцом Петром, — тихо промолвила королева. — Он положит конец вашим колебаниям.

Иаков не отвечал.

Королева дала Беатрисе знать, чтобы она подвела принца Уэльского. Король поцеловал сына.

— Ваше величество должны вернуть себе королевство ради вашего сына, — шепнула королева. — А для этого нет другого пути. Хочешь ехать в Англию? — спросила она у принца.

— Очень, очень хочу! — воскликнул мальчик. — Капитан Кросби говорил, что весь народ ждет меня.

— Не верю я этому, — сказал король. — Лучше оставаться на своем месте. Здесь мы в безопасности.

— Стало быть, я не буду королем Англии? — спросил мальчик.

— Надеюсь, что будешь, — промолвил Иаков. — Но не могу поручиться тебе за это. Может быть, события и помешают этому.

— Но вы должны сами оставить мне корону, — продолжал принц.

— Постараюсь, — сказал удивленный Иаков с неудовольствием, — но ты не должен рассчитывать на нее.

С этими словами он поднялся. Королева не смела противоречить ему из страха увеличить его неудовольствие и тоже встала. Королевская чета направилась к террасе, а принц Уэльский шел между ними. По знаку королевы лорд Мельфорд подошел к ней с левой стороны.

Беатриса и капитан Кросби шли сзади и беседовали.

— Я надеюсь, дорогая Беатриса, что вы вспоминали меня во время моего отсутствия? — спросил он.

— Я постоянно помнила о вас, — отвечала она, — и сильно беспокоилась за вашу безопасность.

— Я не раз был близок к гибели, но меня как будто защищал ангел-хранитель.

— Надеюсь, что так всегда будет. Но скажите мне откровенно, действительно ли наша партия имеет шансы на успех?

— Без всякого сомнения! — воскликнул он. — Мы теперь сильнее и сплоченнее, чем когда-либо. Но для нас есть одно затруднение: пока Вильгельм жив, восстание осуждено на неудачу. Благодаря протестантской партии, которая готова биться за него на жизнь и на смерть, он всемогущ. Нечего думать о битве, ибо, если мы ее проиграем, якобиты будут разбиты наголову и сокрушены окончательно. Пока Вильгельм действует против нас, мы не можем мечтать об успехе. Нужно сознаться, что как полководец он гораздо лучше нашего короля.

— Вы хотите сказать: гораздо счастливее, — возразила Беатриса.

— Нет. Я не беру назад своих слов. Повторяю, необходимо устранить Вильгельма.

— Но не убивать, Вальтер!

— Достаточно лишь помешать ему командовать армией. Поговорим лучше о своих собственных делах. Они так же неважны, как и раньше. До брака нам так же далеко, как и прежде. Мы ждем уже почти пять лет и, кажется, придется ждать еще столько же.

— Увы! Это верно. Но королева милостива ко мне, и я надеюсь хорошо здесь устроиться. Больше всего беспокоюсь я о вас, Вальтер.

— Я не могу, конечно, перемениться! — воскликнул он. — Я по-прежнему буду рисковать всем для короля Иакова и делать все, что он прикажет.

— Хвалю вашу решимость, Вальтер, и, надеюсь, что ваша преданность будет когда-нибудь вознаграждена.

На этом и кончился их разговор.

Их величества дошли уже до террасы, где их ожидала свита. Иаков хотел было направиться прямо во дворец, но королева упросила его продолжить прогулку.

Король предпочитал гулять по уединенным местам парка, но открывшийся с террасы прелестный вид понравился ему. К тому же он был польщен выражением почтительной преданности, которую ему выказывала толпа, уже успевшая собраться около террасы. В ней было немало его бывших подданных, которые последовали за ним в изгнание и теперь жили с ним в Сен-Жерменском замке. Было тут немало и французов, которые приветствовали его так же демонстративно, как и англичане.

По мере того как Иаков шел дальше по террасе, народу становилось все меньше и меньше: присутствовавшие не решались следовать за королем, так что королевская чета осталась, наконец, одна.

Королю надоело уже смотреть вниз, на долину Сены. Взяв сына на руки, он начал показывать ему извилины реки и некоторые понравившиеся ему места.

Когда он обратил его внимание на собор в С.-Дени, принц спросил:

— Здесь погребены короли Франции? Не так ли?

Иаков отвечал утвердительно.

— А где же хоронят королей Англии?

— Твой дед Карл I погребен в церкви святого Георгия в Виндзорском дворце, — угрюмо отвечал Иаков.

Королева, боясь еще каких-нибудь каверзных вопросов со стороны мальчика, вмешалась в разговор и приказала увести принца вниз.

Иаков возобновил свою прогулку, как вдруг какой-то человек в полувоенном костюме, с виду крепкий и коренастый, выждав приближение короля, быстро приблизился к нему и, несмотря на сопротивление лорда Мельфорда, подал ему какую-то бумагу.

Предполагая, что тот хочет о чем-то его спросить, Иаков не принял его прошения и отстранил его рукою. Тогда незнакомец вдруг выхватил кинжал и хотел вонзить его королю в сердце.

Но прежде чем он успел привести в исполнение свой злодейский умысел, Вальтер Кросби, стоявший возле короля, схватил его за руку и вырвал занесенное уже оружие.

Все это произошло в несколько секунд, и Иаков сообразил, что на него готовилось покушение лишь тогда, когда он убедился в том, что он невредим. Он не потерял самообладания, но королева, на глазах которой произошло это покушение, была страшно испугана и закричала, как и Беатриса, также бывшая свидетельницей покушения.

Произошло смятение. Придворные бросились было вперед, но их оттеснили. Лорд Мельфорд обнажил шпагу, желая воспрепятствовать убийце бежать. Увидев, что попытка не удалась, он, впрочем, и не пытался бежать и, по-видимому, покорился своей судьбе.

— Небо против меня! — воскликнул он.

— Кто ты такой, злодей? Что побудило тебя так дерзко покуситься на мою жизнь? — спросил Иаков преступника, которого крепко держал Вальтер Кросби.

— Кто тебя подучил? — спросил лорд Мельфорд. — Пытка заставит тебя говорить.

— Пытайте меня, попробуйте, — был ответ.

— Сознаешься ли ты, если я прощу тебя? — спросил Иаков. Незнакомец недоверчиво взглянул на него.

— Ваше величество не отдаете отчета в своих словах, — сказал он.

— Если я обещаю тебе прощение, то я сдержу свое слово, — возразил король.

— Ты подкуплен узурпатором Вильгельмом Оранским? — спросила королева.

— Мне пощадят жизнь, если я все расскажу? — спросил арестованный.

— Да, — сказала королева.

— Тогда я сознаюсь, что меня нанял английский король, — отвечал незнакомец.

Все были поражены этим ответом.

— Ты наверно это знаешь? — воскликнул Иаков.

— Я могу доказать то, что я утверждаю, — отвечал преступник.

— Как твое имя?

— Гендрик Вандаален, — отвечал тот.

— Ты голландец? — спросил король.

— Я из Роттердама.

Король был поражен.

— Вот необыкновенное открытие, — промолвила королева.

— Я должен допросить его наедине, — сказал Иаков. — Возьмите его с собою в замок, — приказал он лорду Мельфорду.

Явилась гвардия. Пленника со связанными за спиною руками поместили между солдатами, и все двинулись вперед. Вальтер, по приказанию лорда Мельфорда, отправился вместе с отрядом.

Если бы солдаты не охраняли Вандаалена от яростной толпы, то народ убил бы его на месте.

Король с семейством медленно шел за ними, приветствуемый толпою. В Версаль лордом Мельфордом немедленно был отправлен курьер — уведомить Людовика XIV о всем происшедшем.

По дороге во дворец Иаков зашел в домовую церковь, чтобы возблагодарить Бога за свое спасение. С ним отправились королева, Беатриса, лорд Мельфорд и еще несколько человек. Молебен служил капелан, достопочтенный Эдуард Скарисбрик.

Вернувшись в большую залу дворца, где бывали приемы придворных, король нашел здесь Эльсбери, лорда Монгомери и множество других, которые собрались для поздравления его с избавлением, от угрожавшей опасности. Среди них был и сэр Джон Фенвик.

Когда Иаков сел на свое кресло, все преклонили колена и стали по очереди целовать его руку, давая клятву отомстить за него.

Иаков, видимо, был сильно тронут их привязанностью.

— После этого гнусного покушения ни под каким видом не следует вступать в сношения с узурпатором, — сказал граф Эльсбери.

— И я того же мнения теперь, — промолвил лорд Монгомери.

— Покушение удалось предотвратить, и потому я нисколько не жалею о нем, — сказал сэр Джон Фенвик. — Оно должно прекратить колебания вашего величества.

— Не совсем, — ответствовал Иаков.

— Надеюсь, что оно сделает еще больше, — сказал Вильям Перкинс. — Теперь мы имеем право действовать, как находим нужным.

— Ваше величество изволили уже допросить преступника? — спросил другой лорд.

— Нет еще, — отвечал король. — Но он уже сознался, что был подкуплен принцем Оранским.

— Довольно! Больше и говорить нечего! — воскликнул капитан Чарнок.

— Если принц Оранский оказался способным на такой поступок, то это не причина и мне быть таким же, — сказал король, — скорее как раз наоборот. Я простил преступника, чтобы открыть истину.

— А открыв ее, ваше величество, теперь уже знаете, как вам поступать, — сказал Фенвик.

— Но прежде, чем решиться действовать, я должен знать, что это действительно правда, — заметил Иаков.

Тут как раз вошли в зал лорд Мельфорд и Кросби.

На вопрос короля лорд отвечал, что преступника тщательно обыскали, но ничего не нашли при нем. Денег при нем не оказалось, и он заявил только, что прибыл из Парижа.

— Приведите его ко мне, — сказал король. — Я допрошу его сам.

Вальтер Кросби бросился исполнять приказание, и через минуту Вандаален был введен в зал под конвоем двух алебардистов.

Он успел уже совершенно овладеть собою и имел самый решительный вид.

Около него с обнаженной шпагой встал Вальтер.

— Подтверждаешь ли ты то, в чем ты сознался? — спросил король.

— Да, ваше величество. Я все сказал и ничего не могу переменить в моих словах.

— Принц Оранский лично поручил тебе это ужасное дело?

— Я видался с ним в Кенсингтонском дворце, и он сказал мне, что если я хочу оказать ему услугу, то должен ехать в Сен-Жермен и освободить его от врага. Если бы я успешно исполнил поручение, меня ожидала бы хорошая награда.

Окружавшие короля не могли воздержаться от выражения негодования.

— Какое же есть у тебя доказательство, что ты говоришь правду? — спросил Иаков.

— Доказательств нет никаких. Я уничтожил свои бумаги, кроме той, которую я подал вашему величеству, но она была написана специально для этого случая.

— Не знаю, насколько всему этому можно верить, — заметил Иаков, обращаясь к графу Эльсбери и лорду Мельфорду, которые стояли около него.

— Не выпускайте его на свободу, государь, — сказал лорд. — Прежде чем отпустить его, посоветуйтесь с королем Людовиком!

— Я так и сделаю, — отвечал Иаков. — Стерегите его, но обращайтесь с ним мягко.

Преступника увели.

Граф Эльсбери и некоторые другие также выразили сомнение в правдивости его слов, но большинство присутствующих были уверены, что он сказал правду.

Вскоре возвратился офицер, посланный в Версаль, и доложил, что он встретил Людовика на дороге и что король едет сам в Сен-Жермен. Его величеству уже известно, что здесь произошло. Кроме того, офицер прибавил, что король приказал ему ехать назад и предупредить, что он сейчас будет в Сен-Жермене.

— Его величество едет один? — спросил король.

— Никак нет. С ним m-me Ментон и две другие дамы. Кроме того, сзади едут еще две кареты.

— Пусть дадут знать об этом королеве, — сказал король дежурному камергеру и в сопровождении лорда Мельфорда направился в свой кабинет.

II. Людовик XIV и его супруга

Вскоре послышался тяжелый грохот экипажей, заиграли трубы, забили барабаны, гвардия выстроилась во фронт, множество придворных, пажей и лакеев выбежали из дворца навстречу великолепной карете, запряженной четверкой белоснежных лошадей в красивой сбруе, украшенной золотом.

Из этой кареты вышел сам великий монарх, богато одетый в белый шелковый камзол, шитый золотом, в огромном парике, кудри которого падали ему на плечи. На голове красовалась шляпа с пером.

Людовику в это время было пятьдесят шесть лет, но он держал себя с таким подавляющим величием, что казалось, он и в молодые годы имел такой же самый вид.

Он еще не испытал несчастий, которые омрачили конец его долгого и блестящего царствования. Хотя его и постигали иногда кое-какие невзгоды, но и эти невзгоды обратились во славу Франции больше, чем при каком бы то ни было короле.

Правду говорили, что слово «Величество» было создано именно для него, ибо не было ни одного монарха, который среди самых тяжелых обстоятельств умел бы сохранять такую величавость.

Он справедливо заслужил эпитет «Великого», ибо в его царствование Франция стала одной из величайших европейских стран.

Наука, литература, поэзия, искусство — все находило себе поощрение со стороны короля. То был век Боссюэ, Паскаля, Бурдалю, Лабрюйера, Мальбранша. Тогда же действовали Масильон, Фенелон, Буало, Расин, Мольер, Лафонтен, Кино, m-me де Севинье. Можно ли найти такое созвездие в какую-нибудь другую эпоху? Сколько тут красноречивых проповедников, сколько философов, поэтов, три несравненных драматурга — Корнель, Расин и Мольер! То был век скульпторов Жирардена и Пюже, живописцев Лебрена и Лезюера и создателя садов Ленотра!

Среди великих людей эпохи нужно вспомнить Конде, герцога дё Ларошфуко, маршала де Вивонна, герцога Монтозье.

Людовик XIV придал новый блеск французской академии, которую он осыпал почетными наградами. В течение двадцати лет он основал академию художеств, академию надписей и наук, устроил в Париже обсерваторию и ботанический сад.

Он давал пенсию многим иностранным ученым, продолжал достраивать Лувр и создал чудный фасад лучшего в мире дворца.

Доказательством его королевской щедрости служило его отношение к Иакову II, которому он остался верен до последнего своего дня.

Говоря о дворцах, не нужно забывать о Версале, с которым не сравнится ни один дворец. Кроме него, Людовик предложил грандиозный Южный канал, соединяющий Средиземное море с Атлантическим океаном.

Воистину, он был великий король и заслужил большую благодарность народа, над которым он царствовал.

Выйдя из кареты, король подал руку мадам Ментенон и между двумя рядами придворных повел ее в вестибюль, где их встретили граф Эльсбери, лорд Монгомери, сэр Джон Фенвик, отец Петр и другие английские вельможи, жившие в Сен-Жермене.

Хотя мадам Ментенон в это время было уже около шестидесяти лет, она с успехом сопротивлялась разрушительному действию времени и еще сохраняла свою красоту и изящество. На ней было белое шелковое платье почти без всяких украшений. На голове у ней были туго накрахмаленные кружева с длинными концами, ниспадавшими ей на плечи. Этот убор назывался тогда «башней».

Всем было хорошо известно, что король сочетался с нею тайным браком. Он обращался с нею с величайшею почтительностью и требовал того же и от других. Впрочем, мадам де Ментенон довольствовалась перед публикой ролью простой статс-дамы.

Ее всегда сопровождали две молодые особы — воспитанницы Сен-Сирской школы, основанной ею для дочерей бедных дворян и щедро обеспеченной королем.

В качестве супруги короля (хотя публично она никогда не титуловалась королевой) мадам де Ментенон знала все государственные тайны, нередко присутствовала на заседаниях совета министров и высказывала свое мнение по самым сложным делам. Ее взгляд считался обыкновенно самым верным, и наиболее важные должности замещались по ее рекомендации.

Насколько мы можем проверить, советы, которые она давала королю, обыкновенно были удачны, хотя им и не всегда можно было следовать.

Как истая католичка, она была очень набожна. Гугеноты рассказывали, что именно она добилась отмены Нантского эдикта и стремилась к тому, чтобы заставить всю Францию исповедывать единую религию.

«Нет ни малейших признаков, чтобы мадам де Ментенон старалась стать признанной королевой, — писала начальница Сен-Сирской школы. — Внешние знаки королевского достоинства не имеют цены в ее глазах, а зависть и недоброжелательность принцев были бы для нее постоянной пыткой».

«Разве вы не видите, — писала она сама мадам де Мезонфор: — что я умираю со скуки среди своего благополучия, которое больше, чем я могла рассчитывать, и что только благодаря помощи Неба я не пала духом! Я была молода и красива. Я веселилась. Став постарше, я везде находила себе поклонников. Я снискала себе благоволение короля, но все это, — скажу вам откровенно — оставило пустоту в моей душе. Я завидую вашему одиночеству и спокойствию и не удивляюсь тому, что королева Христина отказалась от престола, чтобы жить с большею свободой».

Мадам де Ментенон была в большой дружбе с Марией Моденской, которая обращалась с нею, как с королевой.

Кроме Людовика и мадам де Ментенон, в карете сидели еще аббат Гобелен и мадам де Мезонфор.

Во второй карете ехали Барбезье, маркиз де Телье, министр внутренних дел и две придворные дамы.

После небольшой остановки мадам де Ментенон и ее дамы были введены с установленными церемониями к королеве Марии, а Людовик и Барбезье направились в кабинет короля, сопровождаемые лордом Мельфордом и Вальтером Кросби.

Когда дверь кабинета отворилась, Иаков двинулся навстречу гостю и облобызался с ним.

Оба монарха, посмотрев некоторое время друг на друга с чувством истинной приязни, сели рядом, а маркиз де Телье, лорд Мельфорд и Вальтер Кросби стали поодаль.

— Вашему величеству едва удалось избегнуть смерти, — сказал Людовик. — Я никогда не был хорошего мнения о принце Оранском, но все-таки я не считал его способным на такое дело.

— Я обязан спасением моей жизни вот этому молодому человеку, — сказал Иаков, глядя на Вальтера. — Не будь его кинжал, по всей вероятности, пронзил бы мое сердце.

— Но ваше величество знаете наверное, что убийца был подкуплен принцем Оранским?

— Негодяй сам сознался в этом.

— Да, с условием, что его простят. Но представил ли он какое-нибудь доказательство того, что он говорит правду?

— Нет.

— В таком случае я не могу ему верить, — сказал Людовик. — Я чувствую, что убийца обманывает вас и что причины, которые побудили его на такое дело, должны быть иные. Достоверно только одно: он покушался на жизнь вашего величества.

— Я почти жалею теперь, что простил его.

— Вы поступили чересчур поспешно. Но обещание, которое вырвалось у вас, не может вас связывать. Убийцу нужно было бы казнить. Но, сообразно обстоятельствам, мы несколько изменим наказание и сошлем его на галеры. Прикажите исполнить приговор, — добавил он, обращаясь к Барбезье.

— Убийца будет отправлен в Диепп, ваше величество, — ответил тот.

— Какие новости привез капитан Кросби из Англии? — спросил Людовик. — Готовы ли якобиты к восстанию на севере?

— Есть еще, по-видимому, некоторые затруднения, — отвечал Иаков.

— В чем же дело? — вторично спросил Людовик, обращаясь прямо к Вальтеру.

— Партия протестантов еще слишком сильна, ваше величество, — отвечал тот. — Наши друзья не хотят затевать дело, которое может окончиться неудачею. Чтобы обеспечить себе успех, они хотят дождаться того момента, когда принца Оранского не будет.

— Но ведь нельзя поручиться за то, что его не будет. Разве только захватить его как-нибудь, — заметил Людовик.

— Это они и имеют в виду, — отвечал Вальтер. — Они хотят устранить его.

— А! — воскликнул Людовик. — Я не могу принимать участие в таком замысле. Не могу даже позволить, чтобы об этом говорили в моем присутствии. Вернувшись в Англию, вы можете передать вашим друзьям мои слова. Я еще не оставил мысли о вторжении в Англию с целью восстановить короля на престол, но они должны действовать честными средствами.

— Вполне разделяю ваше мнение, — промолвил Иаков.

— Могут наступить события, которые обеспечат успех вторжению, нам нужно ждать.

— Благоприятный случай, конечно, представится, — подтвердил Иаков.

— Мы должны быть готовы всегда воспользоваться им. А теперь пойдем к королеве, — прибавил Людовик, вставая.

Иаков тоже встал, и оба короля со свитою направились в большой зал, где была Мария Моденская. Рядом с нею на кресле сидела мадам де Ментенон.

Тем временем сюда собрались все знатные лица, жившие в Сен-Жермене. Людовик милостиво отвечал на их приветствия. Королева поднялась ему навстречу и просила садиться на кресло рядом с нею. Мадам Ментенон проделала ту же церемонию с Иаковом.

Она была страшно поражена святотатственным, по ее словам, покушением на жизнь Иакова и питала твердую уверенность, что оно было подготовлено Вильгельмом. Она уже успела переговорить об этом с Марией, которая держалась того же мнения. Обе пришли к заключению, что Вильгельму, который не поколебался поднять возмущение против своего тестя, ничего не стоило одобрить и убийство короля. Обе полагали, что король сделал большую ошибку, простив убийцу, ибо своей мягкостью он только поощряет к повторению таких покушений.

— Боюсь, что среди нас есть шпионы, — сказал Иаков. — К несчастью, мне не удается открыть их.

— Вы должны искать их среди наиболее важных из ваших гостей, — заметила мадам де Ментенон многозначительно. — Если вы не имеете против них прямых улик, то, по крайней мере, сделайте вид, что вы подозреваете их.

— Я буду действовать, как вы советуете, мадам, — ответил Иаков, — и если я что-нибудь обнаружу, сейчас же сообщу вам.

Между тем Людовик беседовал с королевой.

— Должен сказать вашему величеству то, чего не мог сказать вашему супругу. Я был бы крайне опечален, если бы удался этот гнусный замысел на его жизнь. Небо хранило его и, будем надеяться, сохранит и на будущее время, а, назло врагам его, мне удастся вернуть ему престол. Я знаю, что партия протестантов сильнее и многочисленнее в Англии, чем партия католическая, но при помощи строгих репрессивных мер за нею можно установить строгий надзор и сделать ее совершенно безопасной.

— Молю Бога, чтобы скорее наступил этот день, — сказала королева. — Если король мой супруг опять взойдет на трон, то этим он будет обязан только вашему величеству.

— Не стоит говорить об этом, — возразил Людовик. — Я люблю короля Иакова как брата и буду поступать с ним по-братски.

Заметив юного принца, который стоял тут же и пристально смотрел на него, Людовик поманил его к себе. Мальчик бросился к нему и поклонился.

— Подойдите поближе, принц, — сказал Людовик, милостиво протягивая ему руку. — Мне нужно спросить вас кое о чем. Вы видели, что произошло на террасе?

— Да, ваше величество, — отвечал принц. — Я был сильно испуган.

— Но вам нечего тревожиться. Королю еще рано умирать. Его дело еще не кончено. Ему нужно вернуться в Англию — наказать своих мятежных подданных и наградить тех, которые остались ему верны.

— Подданные моего отца не так верны ему, как подданные вашего величества.

— Ими не управляли так строго, — заметил Людовик, — Если бы с ними держались строже, они не смели бы поступать таким образом.

— Я запомню то, что вы изволили сказать, и буду поступать сообразно с этим, если когда-нибудь мне придется царствовать.

Людовик остался очень доволен его ответами и одобрительно улыбнулся. Затем он простился с королевой. Несмотря на то, что каждое движение было предусмотрено церемониалом, видно было, что он питал к ней большое уважение.

Возвращаясь из зала в сопровождении лорда Мельфорда и графа Эльсбери, он несколько раз останавливался и удостаивал разговором то того, то другого из английских вельмож, которые были собраны в зале.

Между лицами, удостоенными такого отличия, находились, между прочим, сэр Джон Фенвик и полковник Темпест. Все трое, видимо, были чрезвычайно польщены вниманием его величества.

Иаков лично проводил мадам де Ментенон до кареты. Аббат Гобелен и мадам де Мезонфор стояли возле экипажа, Людовик сердечно простился со сверженным королем и сказал, садясь в карету: — Надеюсь скоро увидеть ваше величество и королеву в Версале.

Опять затрубили трубы, забили барабаны, и среди всех этих возбуждающих звуков королевский экипаж тронулся в обратный путь.

III. Дуэль

Вальтер Кросби рассчитывал, что в этот вечер ему удастся обстоятельно переговорить обо всем с Беатрисой, но обманулся в своих расчетах.

Королева не выходила никуда из своих покоев, кроме церкви, и Беатриса не могла ее оставить. Вальтер видел их обеих в церкви, и это было для него единственным утешением. На другой день он был, однако, вознагражден. Рано утром он вышел в сад в смутной надежде встретить здесь Беатрису. И, действительно, не долго пришлось ему ждать.

— Мне очень досадно, что я не могла повидаться с вами вчера вечером, — промолвила она. — Но это было решительно невозможно. Чтобы избежать помех днем, я нарочно решилась прийти сюда рано утром. Я догадывалась, что вы будете искать встречи со мною на том же месте, где вы виделись со мной раньше. Мне нужно кое-что сказать вам, — продолжала она, принимая важный вид. — Вчера вечером королева сообщила мне нечто такое, чего я не могу скрыть от вас. Дело вот в чем: некий якобитский дворянин, живущий здесь, в замке, влюбился в меня и просил у королевы разрешения предложить мне руку и сердце. Я не скажу вам пока, кто он.

— Да и не к чему говорить, — отвечал Вальтер. — Лицо, на которое вы намекаете, есть никто иной, как лорд Монгомери. Я заметил это по его обращению с вами вчера.

— В таком случае вы отличаетесь более острой наблюдательностью, чем я, — сказала Беатриса. — Что касается меня, то я не замечала каких-либо проявлений его нежных чувств ко мне.

— Не очень-то я этому верю, — промолвил Вальтер. — Я инстинктивно чувствовал, что у меня есть соперник.

— Я не хочу подстрекать вашей ревности, но вы не можете не сознаться, что лорд Монгомери — красивый и храбрый джентльмен.

— И обладает всем, чем можно пленить сердце молодой девушки, — проворчал Вальтер. — Я все это вижу. Я понимаю, что этот лорд превосходит меня во всех отношениях, кроме одного: он не может любить вас так, как я.

— А королева уверяет, что может.

— Ее величество ошибается. Но если вы предпочитаете лорда Монгомери, если вас соблазняет его титул, то я устраняюсь.

— Вы это серьезно говорите, Вальтер? — спросила Беатриса, задетая за живое.

— Совершенно серьезно.

— Прежде, чем дать вам окончательный ответ, я должна посоветоваться с ее величеством.

— Нет. Вы должны решить дело теперь же. Я не могу позволить, чтобы со мной играли. Если вы изберете этого молодого лорда, то не услышите от меня ни одного упрека.

— Я начинаю думать, что вы никогда и не любили меня, как следует. Иначе вы не согласились бы так спокойно уступить меня другому.

— Я любил вас, но сумел победить свою страсть. Повторяю, вы свободны.

— Тогда я ловлю вас на слове, — воскликнула она с раздражением. — Не удивляйтесь, если я последую советам королевы.

— Я ничему не удивляюсь более, — произнес он горько. — Теперь между нами все кончено.

— Довольно! — вскричала она и, не взглянув на него, пошла прочь.

Не успела она удалиться, как Вальтер уже стал упрекать себя за свое поведение. Ревнивое чувство, которое толкало его на резкости, теперь вдруг пропало.

Беатриса еще шла по направлению к дворцу. Он бросился за ней вслед, но уже не мог догнать ее. Он окликнул ее, но она продолжала идти вперед, не отзываясь на его зов.

Иаков II чрезвычайно любил Сен-Жерменский лес и почти каждый день совершал туда прогулку верхом, иногда один, иногда с королевой и важнейшими лицами своего двора.

Этот великолепный лес, один из самых больших во Франции, в те времена кишел оленями. Внутри его встречалось немало чудных мест для прогулок верхом или в экипаже.

Несмотря на то, что там обыкновенно гуляло немало народу, в глубине лес был совершенно пустынен; в чащу даже охотники редко проникали, а гуляющие, рискнув свернуть с тропинки, попадали на нее обратно, обыкновенно, с большим трудом.

В самой середине леса стоял охотничий домик, построенный Франциском I и охотно посещавшийся Генрихом IV. Назывался он «Pavilion de la Muette». Здесь держали собак и жили несколько охотников.

Этот павильон всегда служил местом сбора, когда Иаков выезжал на охоту. Сен-Жерменский лес имел для него какую-то особенную притягательную силу, и прогулки среди его чащи почти примиряли его с изгнанием.

В одно прекрасное утро блестящая кавалькада, состоявшая из короля, королевы и главных лиц их свиты, двинулась из замка по направлению к лесу.

День был прекрасный и очень подходящий для прогулки, Королева умелой рукой сдерживала своего коня. Возле нее ехал молодой принц на чрезвычайно красивом пони. За ними ехали фрейлины в красивых одеяниях. Больше всех из них блистала красотою Беатриса Тильдеслей.

Рядом с ними ехали состоявшие при королеве дамы во главе с Марией Фенвик.

Иаков ехал впереди, сопровождаемый лордом Мельфордом и сэром Джоном Фенвиком, с которыми он вел разговор.

Кавалькада двинулась вперед. Вскоре участвовавшие в ней лорд Монгомери и граф Эльсбери отделились от своих и примкнули к той части, где ехала королева. Один хотел быть к услугам ее величества, другой искал близости Беатрисы.

В арьергарде двигалась целая толпа дворцовых служителей, одетых в одинаковые ливреи.

Кавалькада въехала в лес и некоторое время двигалась по дороге, прорубленной между двумя стенами огромных и старых деревьев. В некоторых местах эти почтенные громадные леса протягивали поперек дороги свои гигантские ветви и образовывали свод над головами пестро одетых охотников. Все это вместе представляло чудную картину. По сторонам, то там, то здесь открывались красивые поляны, на которых виднелись стада оленей.

Поднявшись на самый гребень холма, всадники увидели направо Сену, извивавшуюся по долине. Но дальше великолепный вид исчезал, скрытый деревьями.

Проехав некоторое время прямо, король вдруг повернул налево и, ускорив рысь, быстро выехал на чудную луговину, посередине которой стоял павильон «de la Muette» с его конюшнями и собачниками.

Не успел еще король остановиться, как к нему подскакал принц, испускавший радостные крики при виде павильона, который он видел в первый раз.

Королю, видимо, не хотелось слезать с лошади, он поджидал королеву, которая подъезжала со своей женской свитой. Увидав, что она хочет сойти с лошади, он не стал противоречить, и вся кавалькада вошла в павильон, оставив лошадей на попечение грумов.

Павильон внутри представлял собою большой высокий зал, украшенный оленьими рогами — охотничьими трофеями. Посредине красовался огромный камин с гербами Франциска I.

В центре зала стоял длинный стол с винами и закусками.

По окончании легкого завтрака король пошел с сэром Джоном Фенвиком и лордом Мельфордом смотреть собак, лай которых не умолкал. За ними направилась туда же королева, сопровождаемая леди Фенвик и графом Эльсбери. За ней шли Беатриса и лорд Монгомери.

По знаку короля собак выпустили на свободу. Как ни старались псари держать их всех вместе, их появление произвело замешательство среди женщин, которые поспешили со страхом удалиться с этого места.

Это замешательство отдалило Беатрису от королевы, и лорд Монгомери решил воспользоваться этим случаем, чтобы сказать ей несколько слов.

— Вы знаете, — начал он, — как страстно я люблю вас. Мое счастье зависит от вас. Решайте мою судьбу.

— Мое искреннее желание заключается в том, чтобы сделать вас счастливым, но…

— Нет, нет, не сомневайтесь, умоляю вас, — прервал он ее прежде, чем она могла прийти в себя, схватил ее руку и поднес к своим губам. — Дайте мне ответ, когда мы вернемся в замок, — умоляюще сказал он.

— Не могу, — возразила Беатриса.

— Нет, нет! Вы можете, вы должны!

Подняв глаза, она встретилась взглядом с Вальтером, который стоял недалеко от них и с упреком смотрел на нее.

— Я не могу вас слушать более, — сказала она. — Я должна вернуться к королеве.

— Я понимаю, кто вас прервал, — отвечал Монгомери, глядя на Вальтера. — Но не беспокойтесь об этом. Предоставьте мне переговорить с ним. Только обещайте мне дать ответ, когда мы вернемся. Это вполне меня удовлетворит.

— Я могу вам дать только такой ответ, который я уже дала вам. А теперь прошу вас отвести меня к королеве.

— Я отведу вас к королеве! — воскликнул Вальтер и, схватив ее за руку, повел в другой конец двора.

Лорд Монгомери быстро двинулся за ними. Его лицо пылало гневом.

Королева очень удивилась, увидав Беатрису в сопровождении такой необыкновенной свиты… Впрочем, она не сказала ничего, и Вальтер, доведя Беатрису, сейчас же уступил свое место молодому лорду, хотя она и приглашала его взглядом остаться возле нее.

Кавалькада недолго оставалась у павильона. Вскоре стало известно, что король собирается ехать обратно. В одну минуту все были в седлах.

В обратный путь всадники тронулись в прежнем порядке. Лорд Монгомери опять занял место возле Беатрисы, которая выказывала к нему большую холодность. Напрасно искала она Вальтера: его не было возле них.

Несмотря на то, что соперник уже не стеснял его своим присутствием, лорд чувствовал себя раздраженным и решил при первом же удобном случае затеять с Вальтером ссору.

На обратном пути король поехал другой дорогой, которая, впрочем, почти ничем не отличалась от прежней: те же луговины, те же величавые деревья и те же виды.

Молодой принц теперь ехал уже не с матерью. По той или другой причине, которую он не хотел объяснить, он старался держаться около Вальтера Кросби и вел с ним оживленный разговор, расспрашивая его о всем, что он видел в Англии, причем задавал такие вопросы, которые, казалось, никак не могли интересовать такого маленького мальчика, как он.

Когда кавалькада вернулась в замок, принц упросил королеву пригласить Вальтера к себе.

— Капитан Кросби, — сказал он, — сообщил мне много интересных вещей, которые я желал знать.

Ее величество улыбнулась и казалась очень довольной.

Теперь для Вальтера представлялся удобный случай объясниться с Беатрисой, но он не подумал им воспользоваться.

Он не пожелал даже помочь ей сойти с лошади, предоставив это сделать лорду Монгомери, и молчал все время, пока они были у королевы.

Выйдя из замка, Вальтер направился к террасе, где встретил капитана Чарнока и стал гулять с ним. Не успел он, однако, сделать несколько шагов, как из дверей вышел сэр Джон Фенвик и поспешно направился в их сторону.

Угадав его цель, Вальтер остановился и стал ждать. И, действительно, сэр Фенвик отвесил ему церемонный поклон и передал письмо.

Пробежав его, Вальтер обратился к своему спутнику и сказал:

— Я получил вызов от лорда Монгомери. Могу я рассчитывать на вас?

— Конечно, — отвечал Чарнок. — Я к вашим услугам. Но нельзя ли как-нибудь уладить дело мирным путем?

— Невозможно, — решительно отвечал Вальтер. — Скажите пославшему вас, — прибавил он, обращаясь к Фенвику, — что я буду ждать его завтра рано утром. Предоставляю условиться обо всем вам и капитану Чарноку.

С этими словами он сделал церемонный поклон и удалился.

— Неприятный случай, сэр Джон, — сказал Чарнок. — Но тут ничего не поделаешь. Будем надеяться, что дело не дойдет до фатального исхода и не причинит горя ни вам, ни мне.

— Я разделяю ваши чувства, капитан, — отвечал Фенвик. — Мне было бы слишком больно, если бы произошло что-нибудь серьезное. Но лорд Монгомери решил драться, и дуэли не избежать. Я думаю, обоим соперникам лучше всего встретиться завтра, в шесть часов утра, вот в той рощице и там свести свои счеты.

— Отлично, — промолвил капитан Чарнок. — Мы встретимся с вами здесь, в дворцовом парке и пойдем отсюда дальше, пока не найдем достаточно укромного местечка.

Сделав друг другу обычный поклон, секунданты разошлись… Возвращаясь в замок, Вальтер встретил Беатрису. Холодно поклонившись, он хотел было молча пройти мимо, но она остановила его.

— Я вас искала, Вальтер, — сказала она серьезно. — Мне нужно переговорить с вами, я боюсь, что вам предстоит драться с лордом Монгомери. Отвечайте мне, так ли это?

— Что вам беспокоиться обо мне? — возразил он мрачно. — Вам совершенно безразлично, что будет со мною.

— Жестоко с вашей стороны говорить так. Я была бы глубоко несчастна, если бы с вами что-нибудь случилось из-за меня.

— В таком случае успокойтесь. Со мною ничего не случится.

— Вы обманываете меня, Вальтер. Обещаете ли вы мне не драться на дуэли с лордом Монгомери?

— Вы не имеете права брать с меня подобного обещания.

— До сих пор вы исполняли малейшие мои желания, Вальтер. Неужели вы совершенно изменились ко мне?

— Это вы перестали меня любить.

— Ошибаетесь, Вальтер. Я вас люблю по-прежнему.

Кросби недоверчиво покачал головой.

— Теперь вам уже не удастся обмануть меня, — промолвил он.

— Выслушайте меня, Вальтер! — воскликнула она. — Я не переменилась к вам.

— В таком случае вы никогда и не любили меня, — возразил Вальтер. — Бесполезно продолжать этот разговор. Я знаю, что вы отдали ваше сердце другому. Остается только перенести этот удар. Прощайте!

— Нет. Я не прощаюсь с вами, пока вы не обещаете, что этой дуэли не будет.

— Такого обещания дать не могу, — холодно прервал ее Вальтер и быстро отошел от нее.

На следующее утро первым явился на условленное место капитан Чарнок. Около пяти часов он уже ходил по террасе, как будто совершая свою утреннюю прогулку.

Он прошелся раза два-три, когда явился и Вальтер. Пожав друг другу руку, они вместе двинулись тихонько вперед, стараясь не привлекать к себе внимания дворцового караула.

Оба были вооружены шпагами. Вальтер переменил свой обычный костюм на более легкий, который не стеснял его движений. Капитан Чарнок был совершенно спокоен, как будто ничего и не случилось. Спокоен был и Вальтер.

Сделав несколько поворотов, они увидали своих противников. Спустившись с террасы в парк, они направились по сросшейся сверху аллее, которая привела их на лужайку среди леса, вполне отвечавшую их целям.

Здесь они решили дождаться своих противников, которые не заставили себя долго ждать.

Обе стороны обменялись поклонами.

Капитан Чарнок прежде всего спросил Джона Фенвика, нравится ли ему лужайка. Тот вежливо отвечал в утвердительном смысле. Чарнок хотел сделать последнюю попытку мирно уладить дело, но пренебрежительный взгляд Фенвика отнял у него всякую к тому охоту.

Все предварительные формальности были окончены очень быстро. Противники заняли свои места, обнажили шпаги и стали сближаться.

С самого начала схватки было очевидно, что Вальтер гораздо сильнее и искуснее своего противника. Он только защищался, с удивительной ловкостью парируя удары, и всегда мог бы поразить противника, если бы того хотел.

Оба секунданта предугадывали исход поединка: лорд Монгомери беспрестанно открывал себя и подвергался опасности. Они надеялись только на то, что противник не захочет воспользоваться его оплошностью. Вальтер спокойно продолжал борьбу. Наконец он почувствовал, что поединок уж слишком затянулся и что надо положить ему конец. Он быстро коснулся противника своей шпагой, вышиб у него оружие и подал его лорду.

Тот вежливо отказался.

— Нет, — сказал он. — Я не обращу больше своего оружия против вас. Признаю себя побежденным. Вы обошлись со мной великодушно, и я надеюсь, что отныне мы не будем больше врагами.

— Я тоже надеюсь, — отвечал Вальтер, протягивая противнику руку.

Увидев это, секунданты, державшиеся несколько вдали, подошли к Вальтеру и поздравили его.

— Вы вели себя прекрасно, капитан Кросби, — сказал сэр Джон. — Я рад, что дело окончилось таким образом.

— Очень рад слышать это, — промолвил и Чарнок. — Я вполне разделяю вашу радость.

На дорожке, которая вела на лужайку, послышались шаги, и дуэлянты едва успели вложить шпаги в ножны, как появился ко всеобщему удивлению король, сопровождаемый неотлучным лордом Мельфордом.

Все сняли шляпы и, чтобы скрыть свое смущение, отвесили низкий поклон.

— Доброе утро, господа, — серьезно произнес Иаков. — Нет нужды спрашивать, что привело вас сюда в такой ранний час. Хотя вы пренебрегли моими приказаниями, но все-таки я рад, что никто из вас не пострадал.

— Ваше величество, — сказал сэр Фенвик. — Мы собрались сюда только для фехтования.

— Позвольте, сэр Джон! — воскликнул Иаков. — Ведь я явился сюда не случайно. Мне сказали, что в парке готовится дуэль, и я пришел ее предупредить.

— Конечно, ваше величество не ожидали найти здесь, такую же роковую дуэль, какая состоялась между Жарнаком и Шатенери. Повторяю, это была безвредная забава.

— Хорошо, что так вышло, сэр Джон, — возразил король с возраставшей строгостью. — Но ведь могло быть и иначе. Не следовало бы пренебрегать моими приказаниями.

— Умоляем ваше величество простить нас, — промолвили, кланяясь, оба противника. — Мы теперь вполне примирились между собою.

— Если бы вы принадлежали ко двору короля Людовика, — отвечал Иаков, — вы, подверглись бы изгнанию месяца на два. Но я снисходительнее. Оба вы не должны являться ко двору в течение недели.

— В течение недели, ваше величество? — воскликнул лорд Монгомери. — Мы не можем так долго жить, не видя солнца.

— В таком случае, мне остается вернуться в Англию, — промолвил в свою очередь Вальтер.

— Может быть, за вас будет просить одно лицо, к которому я расположен, — отвечал король. — Тогда мы посмотрим.

С этими словами он сделал знак обоим следовать за ним.

Каково же было удивление недавних противников, когда в парке оказались королева и Беатриса.

Теперь им все стало понятно. Король явился предупредить дуэль, но опоздал.

Как бы то ни было, никто не пострадал на дуэли, и, видя всех в добром здравии, королева и ее фрейлина успокоились. Преступники были вызваны вперед и, выслушав от королевы строгий выговор, получили прощение.

IV. Отъезд в Англию

Спустя неделю после описанных событий в Сен-Жермен прибыл какой-то незнакомец, по-видимому, лицо довольно важное, так как король тотчас же принял его в своем частном кабинете.

Это был тот самый Джон Лент, который, как мы знаем, пять лет тому назад высадился в Коккергаме и ездил к полковнику Тильдеслею с поручением от короля Иакова, осаждавшего в то время Лондондерри.

Нет надобности рассказывать здесь о всем том, что с того времени было с Лентом. Служа усердно секретным агентом изгнанного короля и его министров, он то и дело переезжал из Франции в Англию и обратно, доставляя ланкаширским якобитам письма и инструкции от сверженного короля и сообщая Иакову их ответ.

При такой деятельности, ежеминутно грозившей ему опасностями, Лент постоянно должен был переодеваться и умел это делать так ловко, что, даже попадая в отчаянное положение, ни разу не был арестован.

Возникли было некоторые сомнения относительно его безусловной верности делу реставрации, но и в этом случае Лент сумел устранить их и сохранить за собою полное доверие Иакова и лорда Мельфорда. В конце концов его положение еще более упрочилось. Он стал одеваться гораздо лучше и имел в своем распоряжении гораздо больше денег, чем в прежние времена.

Он обыкновенно объяснял это тем, что сумел стать необходимым для некоторых якобитов, которые платили ему гораздо щедрее, чем другим, и давали ему пять гиней там, где другие довольствовались одной.

Его осанка сделалась важнее, и он частенько стал выказывать заносчивость. Вальтер Кросби недолюбливал его и не доверял ему, но не имея возможности доказать его измены, держал пока язык за зубами.

Прибыв в Сен-Жермен, Лент заявил, что у него есть проект чрезвычайной важности, но что он может открыть его лишь после того, как переговорит о нем с королем.

Лорд Мельфорд немедленно принялся хлопотать об аудиенции. Король заинтересовался и вскоре принял Лента в своем кабинете.

Кроме лорда здесь же присутствовали Джон Фенвик, доктор Бромфильд, живший теперь в замке, капитан Чарнок и Вальтер Кросби.

Лент в вышитом бархатном камзоле и длинном парике был принят очень милостиво. Король позволил ему поцеловать руку и сказал, что он чрезвычайно рад его видеть.

— Мне передавали, мистер Лент, — начал он, — что вы хотели бы предложить мне чрезвычайно важный план. Я знаю, что вы не стали бы говорить так, если бы дело шло о чем-нибудь обыкновенном, и потому я очень заинтересован вашими словами. Если ваш план действительно окажется необыкновенным и если его можно привести в исполнение, то заранее скажу вам, что вы и все те, кто примет в нем участие, будете награждены достойным образом.

Лент, стоявший возле стола, за которым сидел Иаков, сделал низкий поклон и, приняв таинственный вид, спросил:

— Что бы вы сказали, ваше величество, если бы я и те, кто участвует в этом плане, предоставили вам возможность овладеть Тауэром?

— Я сказал бы, что вы сделали очень много, — отвечал Иаков. — Но ведь вам нужно было бы не только захватить Тауэр, но и удержать его за собою.

— Вашему величеству этого бояться нечего, — возразил Лент. — Мы надеемся захватить Тауэр внезапно. Мы совершим нападение с удвоенной смелостью, так как обнаружилось, что многие из высших начальников крепости преданы вашему величеству и окажут нам помощь.

— Я уверен, что в Тауэре у меня есть друзья, — воскликнул король. — Но продолжайте, сэр.

— Должен доложить вашему величеству, что у нас есть от пяти до шести тысяч хорошо вооруженных и дисциплинированных людей. Мы полагаем, что их будет довольно для осуществления нашего замысла. Если же разразится восстание, то число их, по крайней мере, утроится.

— Это очень удивительно, сэр, — промолвил король. — Я и не знал, что у меня в Лондоне столько приверженцев.

— И я тоже, — присоединился лорд Мельфорд. — Надеюсь, что вы имеете доказательства того, что говорите?

— Я хотел бы теперь же предложить вам несколько вопросов, мистер Лент, — сказал Иаков. — Прежде всего позвольте узнать, каким образом вы рассчитываете захватить Тауэр?

— А вот каким, ваше величество, — отвечал Лент. — Когда мы сделаем все нужные приготовления и назначим определенный день, тысяча человек из наших, одетых в штатское платье, но с оружием, соберется в Тауэр-Гилле и в конце улицы Темзы маленькими партиями, чтобы не привлекать к себе внимания и будет ждать сигнала. Когда внешние ворота и мост будут заняты надежными людьми, тогда будет дан знак. Это легко сделать при помощи наших людей в крепости. Они не только пропустят нас, но и выдадут нам все пушки. Менее чем в полчаса мы овладеем крепостью и введем туда гарнизон в двенадцать тысяч стойких солдат.

— Должен сознаться, что этот план представляется мне возможным, — сказал, подумав, Иаков. — Но как привести его в исполнение? Кто возьмет на себя руководство нападением?

— Да, в этом-то и вопрос, — подтвердил лорд Мельфорд.

— Позволю себе удовлетворить ваше любопытство, — гордо отвечал Лент. — Я могу назвать лордов Февертама, Стаффорда, Балтимора и сэра Вильяма Гаринга.

— Конечно, все это славные имена, — сказал король. — Они почти ручаются за успех.

— К нам готовы присоединиться и многие другие. Мы уверены, что ваше величество будете в Уайтхолле через неделю после того, как мы захватим Тауэр.

Иаков в раздумье покачал головой.

— Боюсь, что это будет не так-то скоро, — промолвил он.

— Ваше величество имеете полную возможность разом обеспечить успех, — продолжал Лент.

— Я не совсем понимаю вас.

— Намек мистера Лента вполне ясен, государь, — сказал лорд Мельфорд. — Он хочет устранить принца Оранского.

— На это я и намекал, ваше величество, — подтвердил Лент. — Таково мнение не только тех благородных лордов, которых я назвал уже, но и всех католиков, с которыми мне приходилось сталкиваться.

— От нашего врага в Англии легко отделаться при помощи какого-нибудь дезертира французской армии, — сказал доктор Бромфильд. — Их найдутся сотни, которые взялись бы за это.

— Предоставьте это дело нам, — заметил лорд Мельфорд. — И не беспокойтесь об этом. Какой ответ прикажете, государь, дать лордам Февертаму и другим? — спросил он короля.

— Я еще подумаю. Ведь мистер Лент едет обратно не сейчас.

— Я недолго здесь останусь, — возразил Лент, — если только ваше величество этого не потребуете. Я обещал своим друзьям скоро привезти ответ и обнадежил их, что он будет для них благоприятным.

— Если дело примет другой оборот, то я боюсь, что даже самые горячие приверженцы вашего величества падут духом, — прибавил Джон Фенвик.

— Совершенно верно! — воскликнул капитан Чарнок.

— Вы еще не высказались, капитан, — сказал король, обращаясь к Вальтеру. — Скажите нам ваше мнение.

— Если бы мне пришлось подавать свой голос, государь, то я, конечно, подал бы его за устранение узурпатора.

— Путем убийства? — строго спросил король.

— Нет, другим путем, государь, — отвечал Вальтер.

— В таком случае и мы голосовали бы с вами, — воскликнули присутствовавшие.

Аудиенция была окончена.

Сломить колебания короля оказалось не так-то легко, как предполагали сначала, хотя отец Петр и старался убедить его, что не будет греха умертвить такого узурпатора, как принц Вильгельм Оранский, Иаков не соглашался и стоял на своем.

Не могла вырвать его согласия и королева, несмотря на то, что она имела огромное влияние на своего царственного супруга.

Пробыв в Сен-Жермене неделю, Лент уехал, потерпев полную неудачу относительно короля.

Но никто не знал, какие инструкции дали ему королева и лорд Мельфорд.

V. Заговор

В Сен-Жермене то и дело появлялись курьеры: одни приезжали, другие уезжали. Через них шло все сообщение с Англией, письма по почте отправлялись очень редко, только в исключительных случаях.

Беатриса получила — от отца всего два-три письма, но она не беспокоилась, имея о нем известия от своего родственника, полковника Тильдеслея. Спокойствие ее было, однако, нарушено появлением в Сен-Жермене отца Джонсона. Он приехал прямо из Майерскофа и сообщил Беатрисе, что отец опасно заболел. Он привез ей также письмо от полковника, в котором тот просил ее немедленно возвращаться домой.

Как ни грустно было Беатрисе расставаться с королевой, к которой она успела сильно привязаться, она без колебаний решилась последовать призыву полковника. Да королева и сама не задерживала ее.

— Мне будет очень жалко расстаться с вами, дорогая Беатриса, — сказала она. — Ваше присутствие было чрезвычайно полезно для меня, но я не буду вас задерживать. Вы, однако, должны обещать, что вернетесь ко мне обратно, как только вам позволят обстоятельства.

— Я никогда не была так счастлива, как в бытность у вашего величества в Сен-Жермене. Надеюсь вернуться сюда не в отдаленном будущем. Мой родственник, полковник Тильдеслей, не пишет, какая болезнь у моего отца. Но отец Джонсон рассказывал, что его силы быстро падают и что он опасается близкого конца. Надеюсь, что мне удастся застать его в живых.

— Сколько времени употребил отец Джонсон на переезд? — спросила королева.

— Больше недели, хотя он ехал с возможной скоростью. Мы поедем с ним вместе. Кроме того, меня будет сопровождать Вальтер Кросби. Мы сядем на корабль в Диеппе, где уже нанято небольшое судно, которое и доставит нас на английский берег.

— Вы отлично все устроили, — сказала королева. — И я уверена, что вам удастся избежать опасности. Вы должны теперь проститься с его величеством и с принцем. Не знаю, что мой сын будет делать без вас.

При мысли о принце Беатриса едва могла удержать слезы. Он оказался легок на помине и вошел в комнату матери, едва заговорили о нем.

— Капитан Кросби сейчас сказал мне, — заговорил мальчик, схватив фрейлину за руку, — что вы уезжаете из Сен-Жермена. Надеюсь, что это неверно?

— Увы, принц, вам сказали правду, — возразила Беатриса. — Я не рассталась бы с вами, если б могла. Но мой отец очень болен и я должна ехать к нему.

— Очень жаль, — с искреннею скорбью произнес мальчик. — Мы будем чувствовать ваше отсутствие.

— Я только что говорила то же самое, — сказала королева.

— Если вы останетесь там подольше, то мы можем встретиться с вами в Уайтхолле. Мистер Лент сказал, что король скоро будет там, — продолжал принц.

— Будем надеяться, что мистер Лент сказал правду.

— Вот идет мой муж: он, очевидно, хочет проститься с вами, — сказала королева, указывая на короля, входившего в сопровождении Вальтера Кросби и отца Джонсона.

— Я очень огорчен известием, что вы собираетесь покинуть нас, — сказал король. — Когда вы думаете отправиться?

— Как можно скорее, государь, — отвечала Беатриса. — Я могу собраться в один час.

— В таком случае все будет готово к вашему отъезду. Я уже приказал подать вам лошадей.

— Вы так добры, государь! — воскликнула она.

— Капитан Кросби рассчитывает быть" в Руане сегодня вечером, — заметил Иаков. — Я думаю, что это едва ли возможно, но вы, конечно, можете попробовать.

— Она прекрасно ездит верхом, и к вечеру мы успеем приехать, — сказал Вальтер.

— Я думаю то же, — согласился и отец Джонсон.

— Что ж, попробуйте, — продолжал король. — Я вас провожу до Манта.

— Как, вы, государь! — воскликнула Беатриса. — Я не могла ожидать такой чести.

— Сегодня прекрасная погода, и мне будет приятно проехаться, — отвечал Иаков.

— Позволь мне ехать с тобой, — обратился к отцу принц.

— Нет, этого нельзя. Расстояние слишком велико для тебя, и притом мы поедем быстро.

Принц принял обиженный вид, но король остался тверд и настоял на своем.

Через час все было готово к отъезду.

Простившись с королевой, Беатриса стала собираться в дорогу и надела свое платье для верховой езды. Все туалеты, которые она брала с собой, уложились в один чемодан, отданный на попечение служанки.

По приказанию короля для Беатрисы и ее спутников были поданы превосходные лошади. Полдюжине конных слуг приказано было проводить их до Диеппа. Иаков взял с собою только двух слуг и всю дорогу беседовал исключительно с отцом Джонсоном.

Оглянувшись на замок, в котором она была так счастлива, и вспоминая любезный прием, который ей оказала королева, Беатриса не могла подавить свое волнение и успела овладеть собою только когда кавалькада подъезжала уже к Манту.

Милостиво попрощавшись с отъезжающими, Иаков выразил надежду, что Беатриса застанет своего отца в живых, и дал ей поручение к полковнику Тильдеслею. Затем он повернул обратно в Сен-Жермен, а Беатриса с провожатыми двинулась дальше к Руану, куда и прибыла за час до полуночи.

Луна ярко сияла на небе, и башни и живописные здания этого красивого города, прорезанного величавой рекой, четко выделялись на темном фоне.

Путники остановились в большой гостинице, недалеко от собора, на рыночной площади. Утомившись после дороги, Беатриса сейчас же удалилась на покой.

На другой день рано утром путники отстояли обедню в великолепном соборе. Беатриса горячо молилась о здоровье отца.

Но надежда найти его в живых была очень слаба, и она приготовилась ко всему худшему. Тревога не давала ей возможности насладиться всеми красотами собора и заставляла ее рваться дальше.

Было еще довольно рано, когда путники пустились в дальнейший путь в Диепп. Оглянувшись на красивый город, лежавший за ними, Беатриса не могла не вздохнуть.

Местность вдоль реки Сены, по которой они теперь проезжали, представляла полную противоположность с чудными долинами, но Беатриса не замечала этой перемены: ее единственным желанием, казалось, было достичь скорее места назначения.

Отъехав от Диеппа мили две, путники нагнали партию каторжан. Эти несчастные имели самый жалкий вид: в лохмотьях, с непокрытой головой, они шли босые, с тяжелыми цепями на шее.

Вальтеру показалось, что он узнал одного из них. Конный стражник, ехавший возле него, подтвердил его наблюдение, назвав его Вандааленом. Это был тот самый голландец, который покушался убить короля Иакова.

Заметив, что разговор шел о нем, Вандаален крикнул Вальтеру:

— Король Иаков обещал мне прощение. Вот как он держит свое королевское слово!

— Молчи! — крикнул конвойный. — Или я прикажу дать тебе плетей. Я веду их в Диепп, где для них заготовлены три галеры, — прибавил он, обращаясь к Вальтеру.

Кавалькада двинулась дальше и, обогнув слева прелестный замок д’Арк, скоро достигла этого приморского городка, раскинувшегося под охраной замка, расположенного на высокой скале к западу от гавани.

В эпоху, к которой относится наш рассказ, Диепп представлял собой небольшой, но зажиточный приморский городок с деревянными домиками, теснившимися в чрезвычайно узких улицах. Это обстоятельство и погубило его, как сейчас увидим.

В тот же самый год, месяца два спустя, адмирал Россель и сэр Джордж Берклей решили после неудачной осады Бреста, который доблестно защищался под начальством знаменитого Вобана, сделать высадку на берегу Нормандии и бомбардировать Диепп.

Обитатели городка приготовились всеми силами защищаться и загородили вход в гавань, затопив несколько кораблей, нагруженных камнем. Но это средство не помогло.

Осыпая город бомбами и гранатами, английский адмирал зажег его в разных местах и спалил дотла. От всего города остались только замок и несколько домиков около форта Палэ.

Когда наши путники прибыли в Диепп, в его гавани стояло несколько судов, в том числе и три галеры для каторжан. То были некрасивые, странной формы суда, длиною в сто пятьдесят и шириною в пятьдесят футов, с огромными веслами, которые торчали по бокам. На каждой галере было пятьдесят скамеек, по двадцати пяти на каждой стороне, к которым приковывались каторжане. Каждому из них давалось весло в пятьдесят футов длиною, с тяжелою ручкой, уравновешивавшей его тяжесть.

Такова была страшная работа, к которой был приговорен несчастный Вандаален. За малейшую провинность начальник галеры мог безнаказанно засечь его до смерти.

Беатриса несколько успокоилась, узнав, что небольшое судно, нанятое отцом Джонсоном, ждет их в гавани.

Капитан заявил, что он будет готов к отплытию через три часа, когда начнется прилив. Было условлено, что он доставит пассажиров прямо к берегам Суссекса.

Разузнав обо всем, Беатриса сошла с лошади и вместе со священником отправилась помолиться о здоровье отца в старинную церковь св. Якова. Когда она опустилась на колени, у ней явилось какое-то предчувствие, что ее отца уже нет в живых. Из церкви она явилась прямо на корабль. Жена капитана, красивая женщина средних лет, отвела ее в лучшую каюту и не покидала во все время переезда.

Слуги, посланные с нею королем Иаковом, остались в гостинице. Они должны были хорошенько дать отдохнуть лошадям, так что в обратный путь им можно было двинуться только на другой день.

Имея два часа свободного времени, Вальтер решился осмотреть город. Ему очень понравились маленькие деревянные домики, но ему и в голову не приходило, что скоро они будут уничтожены его земляками.

Когда он возвращался в гавань, партия каторжан вступила в город. Встреча, которую им устроили добрые обитатели Диеппа, крайне удивила его. Вместо того, чтобы пожалеть этих несчастных, жители осыпали их проклятиями, так что им пришлось скорее спасаться на своих галерах. Начальник конвоя пригласил Вальтера посмотреть, как они будут спускаться в трюм и усаживаться по своим местам, но тот отказался и пошел дальше.

Экипаж «Святой Луции» — так назывался корабль, нанятый для Беатрисы, — состоял из трех человек и мальчика. Для небольшого судна этого было совершенно достаточно. Сам капитан Пьер Шабо был человек расторопный и опытный.

В назначенное время все было готово к отплытию. Маленький корабль был выведен на буксир из гавани, поднял паруса и, благодаря попутному ветру, скоро скрылся с глаз.

В течение суток не попалось навстречу ни одного враждебного судна. Только в отдалении, то там, то сям мелькали иногда паруса. Ночью за ними гнался английский бриг, сделавший по ним три или четыре выстрела. Пользуясь темнотой, им удалось скрыться невредимыми. За исключением этого случая переезд во всех отношениях совершился спокойно, а путники прибыли в Ньюгавен на следующее утро.

Рыбачья лодка быстро свезла их на берег.

VI. В родном гнезде

В те времена якобитов и папистов, которые пытались тайно высадиться на английский берег, хватали и отправляли в тюрьму. Той же участи подверглись бы и пассажиры, высадившиеся в Ньюгавене, если бы им не удалось обмануть бдительность береговой стражи. Но Вальтер Кросби и отец Джонсон не в первый раз совершали такой переезд и знали, как нужно действовать в таких случаях.

Они продвигались вперед лишь тогда, когда впереди нельзя было подозревать присутствия врагов. Не останавливались они и в гостиницах, не наведя предварительно подробных справок об их хозяевах.

В Ньюгавене жил некто Марк Вистон, на которого путники могли смело положиться. Они сразу направились к его дому, который находился в верхней части города и, предложив крупную награду, уговорили его отвезти их в закрытой повозке в дом некоего мистера Моксаля, близ Льюиса.

Моксаль был католик и якобит. Не будучи знакомы с ним лично, Вальтер Кросби и отец Джонсон были, однако, вполне уверены, что он окажет им самое радушное гостеприимство и поможет продолжать путь дальше.

И они не обманулись в своих ожиданиях.

После завтрака путники двинулись в карете по довольно дикой местности, покрытой лесом, в Вакехерсил Плэс — старинное красивое здание, принадлежащее паписту сэру Никласу Кольпеннеру, крепко державшему сторону короля Иакова.

Сэр Никлас с удовольствием воспользовался случаем оказать услугу родственнице полковника Тильдеслея, так как ему было известно о благосклонности к ней королевы, которой она пользовалась в Сен-Жермене.

Он принял все меры для того, чтобы облегчить поездку Беатрисы в Ланкашир, дал ей и ее спутникам лошадей и посоветовал им ехать к мистеру Понсонби, который, со своей стороны, даст им возможность ехать дальше.

Действительно, мистер Понсонби принял путников с распростертыми объятиями и доставил их к одному из своих приятелей в Беркшире, который, в свою очередь, отвез их в Нортамптон.

Спать путникам приходилось очень недолго, и все удивлялись, как Беатриса могла не чувствовать усталости.

Бодрость духа не покидала ее, и она беспрестанно торопила путников, советуя им не обращать на нее внимания.

На шестой день после отъезда из Ньюгавена они достигли Манчестера и остановились в гостинице «Бычья Голова». Здесь Беатриса узнала, что ее отец умер. Он скончался в тот самый день, когда она выехала из Сен-Жермена, и был похоронен в Престоне в церкви св. Иоанна.

Это известие поразило ее. Она только и поддерживала себя надеждой снова увидеть отца. Теперь же, когда оправдались ее опасения, силы покинули ее. Сначала ей казалось, что она не в состоянии будет ехать дальше, но потом она уступила мягким настояниям Вальтера и отца Джонсона и решила сделать последнее усилие и добраться до Майерскофа, которому теперь предстояло стать ее домом. Она с трудом садилась на лошадь, но по мере того, как всадники приближались к месту назначения, ей становилось лучше.

Спутники, видя такую перемену, едва верили своим глазам. Она не жаловалась во время путешествия, но была вся поглощена мрачными мыслями.

Ночью путники прибыли в Престон. Первым делом Беатриса отправилась на могилу отца. Помолившись и поплакав, она почувствовала большое облегчение.

С облегченным сердцем направилась она дальше в Майерскоф. Отец Джонсон отправился туда заранее, чтобы предупредить о ее прибытии полковника Тильдеслея.

Сначала она ехала молча, но по мере того, как бежала дорога, завязывалась и беседа.

— Я чувствую, что я дурно обошлась с вами, Вальтер, так сильно предавшись своему горю. Простите меня, — начала Беатриса.

— Я сильно страдал за вас, Беатриса, — отвечал он. — И если я не решался утешать вас, то потому, что чувствовал себя совершенно неспособным на это. Судя по всему тому, что мне приходилось слышать, я почти уверен, что вы никогда уже не увидите вашего отца. Но, конечно, я не мог сказать вам этого.

— Благодарю вас за вашу осторожность. Если бы я знала, что приеду слишком поздно, я, может быть, и не поехала бы и таким образом не исполнила бы своего долга.

— Ради вашего спокойствия вам, по-моему, лучше было бы возвратиться обратно, — промолвил Вальтер.

— А знаете, у меня было много дурных примет во время пути, и я боюсь, что мы уже не можем надеяться на былое счастье. Будущее представляется мне в мрачном свете. Здесь, в Ланкашире, составляется огромный заговор против правительства, и дело, конечно, должно кончиться гибелью лучших семей.:

— Я не согласен с вами, — возразил он, — и думаю, что кое в чем этот заговор будет очень удачен. Что же остается католикам, как не поднять восстание? Преследования, которым они подвергаются, становятся невыносимыми.

— Я знаю это, — воскликнула она. — Но в то же время я чувствую, что восстание будет роковым для нас, для нашего дела, для нашей религии. Протестантская партия сильнее нас, и она должна восторжествовать. Во время нашего пути я всесторонне изучала положение и пришла именно к такому заключению. Боюсь, что, несмотря на все наши усилия, наш добрый король Иаков не вернется на трон. Я почти уверена, что не будет восстановлена и наша религия.

— Не нужно ни в чем отчаиваться, — попробовал утешить ее Вальтер. — По моим соображениям, король Иаков вернется сюда через несколько месяцев, а затем свершится и все остальное.

— Да помогут нам небеса! — пылко воскликнула Беатриса. — Но я не могу питать таких надежд. Как бы мне хотелось повидать опять королеву. Мне кажется, что я рассталась с ней уже давным-давно.

— Если у вас такое желание, то вы можете ведь и вернуться в Сен-Жермен, — заметил Вальтер. — Я уверен, ее величество будет очень рада увидеть вас.

— Может быть, я действительно и уеду обратно, — ответила Беатриса. — Посмотрим.

В это время сквозь просеку парка показался Майерскоф. Беатриса остановила лошадь и стала смотреть на него.

Благодаря прекрасной погоде или потому, что она давно не была здесь, местность представилась ей такой красивой, какой она никогда не видала ее прежде.

Старинный дом как будто улыбался ей и звал ее к себе, и эта мысль навевала на нее удивительное спокойствие.

— Как мирно все вокруг этого дома! — воскликнула она. — Можно подумать, что его обитатели наслаждаются полным счастьем. Боюсь, однако, что оно не составляет удела моего родственника.

— Он вполне заслуживает его, — сказал Вальтер. — Здесь нет другого такого человека, как полковник Тильдеслей.

— Это, конечно, так. Но он слишком запутался с якобитами, слишком вдался в их заговоры, и теперь у него нет ни спокойствия, ни безопасности. Каждую минуту он должен быть готов бежать из этого дома, каждую минуту его могут схватить и увезти отсюда. Хуже всего, — прибавила она, вздрагивая, — что он может умереть на эшафоте.

— Во всяком случае он умрет за благое дело, — произнес Вальтер, — Но я уверен, что его ждет лучшая доля.

В воротах парка, которые были раскрыты настежь, стоял Горнби. Сияя от радости, старый дворецкий поздравил Беатрису с возвращением в родные места.

— Рад вас видеть опять, дорогая леди, — воскликнул он тоном, не допускавшим сомнения в его искренности. — Все слуги тосковали по вас, а я больше всех. А полковник был сам не свой без вас.

Затем Горнби рассыпался было в сожалениях по поводу смерти ее отца, но, увидев, как огорчают ее эти напоминания, смолк и обратился потом к Вальтеру.

Полковник Тильдеслей ожидал Беатрису перед домом. Увидев ее, он поспешил навстречу и прижал ее к своему сердцу.

Хотя Беатриса уже заранее предвкушала эту встречу, рисуя ее себе приблизительно так, как она и произошла в действительности, однако свидание это слишком сильно подействовало на нее. Войдя в дом, она сейчас же направилась в комнату, которую привыкла считать своею.

Вскоре она вполне овладела собою и вышла в зал.

Между тем полковник дружески здоровался с Вальтером, который искренне любил его и был рад его видеть.

Явился и отец Джонсон. По настоятельной просьбе Беатрисы он должен был идти в церковь и отслужить там молебен, на котором присутствовали и Вальтер с Тильдеслеем.

Скоро обнаружилось, что Беатриса чересчур переутомилась от слишком длинного и быстрого пути. Она стала жаловаться на упадок сил и, удалившись, по совету полковника, в свою комнату, больше уже не показывалась в этот день.

Утром ей сделалось хуже, а к вечеру она опасно заболела.

Вальтер Кросби поскакал в Ланкастер — самый близкий город, где можно было найти врача, и привез с собою доктора Давенпорта, которому Тильдеслей вполне доверял; Давенпорт лечил неоднократно его покойную жену.

Осмотрев больную, доктор заявил, что она заболела от чрезмерного утомления. Выслушав рассказ Вальтера о путешествии, которое они только что совершили, он назначил больной лекарство, восстанавливающее силы, рассчитывая, что оно будет иметь хорошее действие.

Полковник Тильдеслей сильно тревожился за больную, и доктору пришлось заночевать в Майерскофе. Время от времени он давал больной капли и к утру следующего дня объявил, что она уже вне опасности. При надлежащем покое она должна была скоро поправиться.

Тяжелую ночь пришлось провести Вальтеру и полковнику, которые несколько успокоились лишь к утру, когда стало известно, что Беатрисе лучше. Хотя кризис и миновал, она все еще была очень плоха и несколько дней не показывалась из своей комнаты. Ее могли навещать только ее прислуга, доктор, спасший ей жизнь, и отец Джонсон.

У полковника Тильдеслея были и другие заботы. Как заведомый приверженец изгнанного короля и верный сын папы, он был особенно заметен для правительства. Когда в 1680 г. был издан закон об амнистии, Тильдеслей вместе с двумя-тремя своими приятелями нарочно не был подведен под него, как продолжающий сопротивляться правительству.

Вскоре был издан новый закон, уполномочивавший судей отдавать распоряжения об аресте, обыске и конфискации оружия и боевых запасов в домах папистов. Лошади, стоившие дороже пяти фунтов, также отбирались у частных лиц в пользу короля.

Положение полковника при таких условиях было очень опасно, но друзья успевали уведомлять его, когда ему грозила какая-нибудь опасность. Недавно они предупредили его, что власти напали на след большого якобитского заговора, в который, может быть, замешают и его. Все боялись, что Тайный совет даст приказ о его аресте. Приходилось, следовательно, принимать все возможные меры предосторожности.

Полковник Тильдеслей не раз получал подобные предостережения и прежде и почти перестал обращать на них внимание. Но на этот раз дело было слишком серьезно, и Вальтер советовал ему не пренебрегать предупреждением.

Обдумав дело как следует, Вальтер пришел к заключению, что заговор, о котором говорило предупреждение, был не что иное, как план захватить Тауэр, предложенный Лентом королю Иакову. Он не мог только понять, каким образом заговор мог обнаружиться так быстро. Неужели о нем донес тот, кто сам его наладил?

Вальтер всегда сомневался в надежности Лента, а теперь его прежние подозрения получили новую силу.

После аудиенции у короля, на которой он изложил свой план заговора, Лент уехал из Сен-Жермена, захватив с собою и бумаги, которые могли бы подкрепить его донос. Почти сейчас же после его прибытия в Лондон пошли слухи о большом заговоре якобитов, которые, несомненно, предвещали большие аресты. Вальтер теперь не сомневался, что не кто иной, как сам Лент выдал заговорщиков. Побудить его к этому могла предложенная правительством награда — ведь оно платило доносчикам очень щедро, наделяя их из имущества тех, которые подвергались осуждению. На этот раз для конфискации были намечены, очевидно, самые богатые из якобитских дворян.

В этом гнусном деле первым помощником для всех доносчиков был главный прокурор Аарон Смит. Он принимал шпионов у себя в канцелярии и, научив их, как действовать, передавал с рук на руки своему помощнику Кулленфорду, от которого они получали дальнейшие инструкции.

Если Лент действовал по внушению этих господ, — а было похоже на то, — в таком случае положение полковника Тильдеслея становилось очень опасным: негодяй, очевидно, не остановится перед предательством. Если бы удалось получить приказ об аресте полковника, то Лент, зная расположение Майерскофа, мог бы всегда выбрать для нападения слабое место, и все приготовления к защите оказались бы напрасными. Нападающие, очевидно, перероют весь дом и парк в поисках драгоценностей хозяина, которые были спрятаны, о чем Ленту хорошо было известно. А его обширная коллекция оружия и лошади, наверное, будут конфискованы.

Вальтер не говорил полковнику о всех своих подозрениях и ограничился лишь тем, что посоветовал ему быть как можно осторожнее.

— Нельзя пренебрегать полученными предупреждениями, полковник, — сказал как-то Вальтер, сидя с хозяином в большом зале. — Вам нечего ждать пощады от правительства, которое поставило вас вне закона. Что же вы намерены делать, если будет отдан приказ о вашем аресте? Вы так и дадите себя арестовать?

— Конечно, нет, — отвечал полковник.

— В таком случае вам нужно приготовиться к защите или бежать.

— Как могу я защищаться? — мрачно произнес полковник. — Положим, я могу отбить одно нападение. Но на следующий день против меня явится еще более сильный отряд, и я должен буду уступить. Майерскоф не крепость, да и людей у меня нет.

— Это, конечно, верно, — согласился Вальтер. — Но все-таки вы не должны покоряться.

— Что же прикажете мне делать? Придется, по всей вероятности, покинуть отечество и искать убежище во Франции.

— Напрасно, — возразил Вальтер. — Держитесь здесь, пока можно, и рассчитывайте на то, что счастливый случай вас выручит. Может произойти нечто такое, чего мы теперь и не предвидим. Вильгельма Оранского могут убить. Может случиться восстание или вторжение. Тогда положение дела сразу переменится.

— Мы так часто обманывались в своих, расчетах на восстание, что я потерял всякую надежду на него, — отвечал Тильдеслей. — А что касается вторжения, то, боюсь, его совсем и не будет.

— Все возможно, — промолвил Вальтер, — но вам нужно избежать ареста во что бы то ни стало.

При этих словах в зал вошел отец Джонсон. Узнав, о чем шел разговор, он выразил твердую уверенность, что заговор был выдан Лентом и что теперь следует ждать появления в Майерскофе полицейского отряда.

— Что он явится сюда — это я предвижу по многим признакам, — продолжал священник. — Явится с ним и Лент. Он ведь знает все тайники дома. Когда он приехал сюда в первый раз, я вообразил, что он вполне надежный человек и, к несчастью, вверился ему. Я жестоко браню теперь себя за эту неосторожность. Но если он явится сюда с приказом об аресте, то не найдет уже здесь ни денег, ни ценностей, ни серебра.

— Он не должен найти ничего, — воскликнул полковник, — надо заранее увезти.

— Не должен он захватить и оружие, а также лошадей.

— Совершенно верно.

— Кроме того, нужно, чтобы он не мог найти вас, полковник, иначе вы скоро очутитесь в Ланкастерской крепости.

— Я не могу бросить дом.

— Может быть, это и не нужно, — возразил отец Джонсон, — хотя в Сен-Жермене вы были бы в большей безопасности. Но меры предосторожности нужно принять немедленно. Спрячьте серебро и драгоценные вещи и прикажите увести куда-нибудь лошадей.

— Я сделаю, как вы советуете, — отвечал полковник.

Посоветовавшись затем с верным Горнби, он решил изменить свои планы. Дворецкий считал, что лучше всего не трогать ни серебра, ни ценных вещей.

— Последуйте, сударь, моему совету и оставьте все так, как есть, — начал он. — Если вы начнете вывозить все отсюда, то вы только навлечете на себя новые опасности. Если обыск будет, то, я не сомневаюсь, мы успеем к нему приготовиться. Наконец мы во всяком случае не позволим грабителям увезти отсюда их добычу. По тем же соображениям я советую вам не отводить ваших лошадей. Пусть стоят в конюшне. Они могут понадобиться вам, и тогда вам придется пожалеть о том, что их нет.

— Ты прав, Горнби, — сказал полковник. — Твой план совпадает с моим. Серебро и ценные вещи могут пригодиться при случае, ибо я знаю по опыту, что при обыске можно и подкупить. Что касается лошадей, то, конечно, они будут побыстрее драгунских и помогут мне скрыться от них.

— Я так и думаю, господин полковник, — сказал дворецкий. — С вашего позволения я сделаю все приготовления и приму меры на случай ожидаемого визита. Посетители встретят здесь горячий прием, а если с ними явится и мистер Лент, то мы окажем ему особую честь.

На этом разговор окончился, и дворецкий удалился.

Но поднявшаяся тревога не соответствовала, по-видимому, опасности.

Все было спокойно, и в этой местности не было ни одного ареста. Полковник Тильдеслей стал было уже надеяться, что буря пронеслась мимо.

VII. Приключения Вальтера в Лондоне

Тем временем Беатриса поправилась настолько, что могла уже выходить из своей комнаты. Ее появление вызвало общую радость обывателей Майерскофа. Она все еще была слаба, но румянец уже вернулся к ней. Нечего, однако, было думать ехать в Ньюгавен.

— Мне нужно поделиться с вами кое-чем, — сказал ей как-то Вальтер, когда они остались вдвоем. — У меня есть план, исполнение которого я отложил до тех пор, пока не переговорю с вами. Я хочу ехать в Лондон и добиться там в Уайтхолле свидания с министром внутренних дел сэром Джоном Тренчардом. Я предполагаю также повидаться с главным прокурором мистером Аароном Смитом.

— Да ведь это же наши смертельные враги! — воскликнула молодая девушка.

— Потому-то я и хочу их видеть, — возразил он. — Я уверен, что от них я мог бы получить очень ценные указания.

— Вас там арестуют.

— Напротив, я думаю, что меня примут с распростертыми объятиями. Оба они сильно поощряют доносчиков, а я именно и хочу явиться под видом одного из них. Я постараюсь уверить их, что у меня есть важные государственные тайны, которые я хочу им открыть. Они знают о моих связях с партией якобитов и, конечно, поверят мне.

— Такой способ действий может быть и удастся, но я не могу его одобрить: он не достоин вас.

— Против врага хорош всякий способ действий. Кроме того это значит бороться с ним его же оружием. Этот негодяй и изменник Лент, очевидно, нанят Аароном Смитом, чтобы погубить жизнь наших друзей, а я хочу их спасти и поэтому-то и решаюсь рискнуть. Отец Джонсон и я последнее время только и ждем, что полковник Тильдеслей будет арестован по доносу Лента.

— В самом деле? — воскликнула она. — Я ничего не слыхала об этом.

— От вас нарочно все скрывали. Но я боюсь, что опасность еще не прошла.

— Это очень тревожное известие. Вы окажете огромную услугу друзьям, если расстроите замыслы этих негодяев. Вы уже говорили о вашем плане с полковником?

— Говорил. Он находит его слишком рискованным и старается убедить меня отказаться от этой попытки.

— Я тоже хотела отговаривать вас, Вальтер. Но, выслушав вас, я не могу не согласиться с вами. Поезжайте, я буду горячо молиться о вашем успехе.

— Вы меня подбодрили, — сказал он, целуя ее руку.

— Когда вы предполагаете отправиться? — спросила она.

— В самом непродолжительном времени. Мне нужно быть в Лондоне именно теперь, и долго ждать здесь не приходится.

— Вы едете один?

Он отвечал утвердительно.

— Мне очень хотелось бы ехать с вами, — продолжала она. — Но, к сожалению, это невозможно.

— Я понимаю, — промолвил он со вздохом. — Вы не можете оказать мне какую-нибудь помощь. Я должен сделать все один. Все приготовления я уже сделал, остается только приказать подать себе лошадь.

— Стало быть, нам нужно проститься сейчас.

— Так будет лучше. Передайте мой привет полковнику и отцу Джонсону.

С этими словами Вальтер прижал ее к своей груди. От охватившего их сильного волнения они не могли промолвить ни слова и расстались молча.

Минут через десять Вальтер шел уже к конюшням. Он был одет в дорожный костюм и нес с собой небольшой чемодан. По дороге ему попался полковник Тильдеслей, которому волею-неволею пришлось рассказать о задуманной поездке в Лондон.

— Должен вам откровенно сознаться, дорогой полковник, что мне не хотелось прощаться с вами, — сказал Вальтер. — Вы, конечно, легко поймете меня, почему и не осудите меня, надеюсь. Я сообщил свой план Беатрисе, которая передаст вам все подробности. Я надеюсь скоро вернуться и привезти вам хорошие известия.

— Если вы ничего не имеете против, — воскликнул полковник, — то я провожу вас до Престона.

— Напротив, я буду чрезвычайно рад, — отвечал Вальтер. — Это придаст мне бодрости.

В конюшне они нашли Горнби, который распорядился уже оседлать для Вальтера сильного коня. Сбоку седла были прикреплены пистолеты, а спереди плащ. Чемодан привязали сзади.

— Надеюсь, вы не сердитесь на меня, полковник, — почтительно сказал Горнби. — Но я не мог не помочь капитану Кросби в осуществлении плана, который, — одобрите вы его или нет, — имеет в виду вашу же пользу.

— Ты поступил правильно, Горнби, — отвечал полковник. — Если капитан решился привести в исполнение свой замысел, то я ничего не имею против этого. Будем надеяться, что все пойдет хорошо. А теперь распорядитесь оседлать мою лошадь поскорее!

— Как, и вы едете в Лондон, полковник! — воскликнул удивленный дворецкий.

— Тебя не касается, куда я еду. Я возьму с собою только одного грума.

Из своей комнаты, из которой открывался вид на въездную аллею, Беатриса видела, как Вальтер и полковник, сопровождаемые грумом, проехали через подъемный мост и выехали на дорогу. Вальтер взглянул на это окно и сделал своей невесте прощальный жест рукою.

Беатриса долго следила за ним, пока они ехали по дороге. Когда всадники наконец скрылись из виду, она оторвалась от окна и воскликнула с выражением полного отчаяния:

— Увижусь ли еще с ним когда-нибудь?

Невесело ехал в Престон полковник Тильдеслей. Он никак не мог отделаться от предчувствия, что Вальтер напрасно подвергает себя опасности. Он не отговаривал его от затеи, но не мог и подбодрить его.

Сам Вальтер был в довольно хорошем настроении. Предприятие, которое он затеял, как раз соответствовало его характеру, склонному ко всякого рода приключениям. Мысль о неудаче как-то не приходила ему в голову. Напротив, он твердо верил, что ему удастся оказать огромную услугу как полковнику Тильдеслею, так и другим ланкаширским якобитам.

Когда всадники достигли Престона, и настало время проститься, полковник сделал попытку в последний раз отговорить своего спутника от дальнейшего путешествия и вернуться в Майерскоф. Но Вальтер ответил решительным отказом.

— Нет, полковник, я теперь уж не хочу возвращаться назад, — сказал он. — Не вижу причин, почему я должен отказаться от своего плана.

— Не будем больше говорить об этом, — отвечал полковник. — Скажу только, что буду сердечно рад видеть вас опять у себя здравым и невредимым. Но прежде, чем мы расстанемся, скажите, не нужно ли вам денег? Вот мой кошелек.

— Думаю, что я захватил довольно, — сказал Вальтер. — Впрочем, не откажусь от вашего любезного предложения.

Пожелав друг другу всего хорошего, они расстались, и каждый поехал своей дорогой.

Полковник Тильдеслей пробыл в Престоне часа два-три. Он поспешил повидаться с Тоунлеем, который жил в доме одного своего приятеля, и имел с ним продолжительный разговор наедине.

— Мы, несчастные якобиты, подвергаемся теперь большой опасности, — сказал Тоунлей. — Бог один знает, что с нами будет, если только обстоятельства не повернутся в нашу пользу. Мы все ждем восстания и вторжения, но ничего подобного нет и нет. Нам обещали освободить нас от узурпатора, а он все еще сидит на троне. Мы с вами, да еще лорд Молинэ, по-видимому, намечены в жертву, и я боюсь, что нам не удастся убежать и избегнуть заключения в тюрьму.

— Мне не хочется оставлять Майерскоф, — отвечал гость. — Иначе я, конечно, поспешил бы в Сен-Жермен, захватив с собою и мисс Тильдеслей. Но я должен еще дождаться возвращения из столицы капитана Кросби. По новостям, которые он привезет с собою, видно будет, что нам делать дальше.

— Очень может быть, что он и не вернется совсем, — промолвил Тоунлей, — и мы скоро услышим, что его заключили в Тауэр.

— По правде сказать, я этого не думаю; но если это случится, я немедленно отправлюсь во Францию.

— Мне кажется, следовало бы собрать всех наших друзей, — сказал Тоунлей, — и обсудить, что нам делать при настоящих обстоятельствах.

— Это непременно нужно сделать, — согласился с ним Тильдеслей. — Необходимо только соблюдать в этом случае особую осторожность, как бы не проведали об этом правительственные шпионы и доносчики. Иначе нас непременно арестуют. Где нам лучше собраться, в Тоунлее или в Майерскофе?

— Лучше всего собраться через неделю у меня, — ответил Тоунлей. — Я приглашу и всех других.

— Можете на меня рассчитывать. Может быть, и капитан Кросби вернется к этому времени из Лондона. Тогда я привезу его с собою.

— Непременно постарайтесь, — сказал Тоунлей.

Вскоре Тильдеслей ехал обратной дорогой к себе в Майерскоф.

Что касается Вальтера, то расставшись с полковником и проехав Престон, он остановился на короткое время в Чорлее. Переночевав затем в Манчестере, он рано утром двинулся дальше и к завтраку был уже в Маклфильде.

Лошадь бежала бодро, и к вечеру Вальтер достиг уже Дерби. Отсюда он направился на Нортгамптон и поздно вечером на четвертый день прибыл наконец в Лондон. Здесь он остановился в гостинице «Королева» на улице Странд. Хозяин этой гостиницы, Никлас Прайм был тайный якобит, и его дом служил местом сбора всей партии.

Сильно утомившись от продолжительной поездки, Вальтер проснулся на другой день довольно поздно и, сойдя в общую залу, застал там только одного слугу.

Заказав для себя завтрак, он объявил, что хотел бы переговорить с самим хозяином. Прайм сейчас же явился. Поздоровавшись с гостем, хозяин сказал:

— Я слышал, что кто-то прибыл сегодня ночью, хотя никак не думал, чтобы это были вы, сударь. Советую вам держаться как можно осторожнее, — прибавил он, понижая голос. — Безопасность еще не наступила для наших друзей. С того времени, как открыли заговор, произведено немало арестов и ожидаются дальнейшие.

— Я отлично знаю об этом, Прайм, — сказал Вальтер, — хотя должен сказать, я думаю, что тут и не было никакого заговора. Кажется, все это устроил Лент. Скажите, он еще здесь, в городе?

— Вчера он был здесь. Берегитесь его! Он очень опасный человек.

— Он негодяй, но я надеюсь сделать его безвредным при помощи еще большего негодяйства.

— От души желаю вам удачи, сударь, и со своей стороны готов помочь вам всем, чем могу.

Вальтер с аппетитом засел за принесенный завтрак и, покончив с ним, вышел из гостиницы и пошел по улице Странд по направлению к Черинг-Кросс.

Его бравый вид и красивая фигура невольно привлекали к нему общее внимание, так что некоторые долго смотрели ему вслед.

Один из этих ротозеев, который в течение нескольких минут смотрел на него как-то особенно внимательно, вдруг повернул назад и пошел за ним.

Бросив восхищенный взгляд на конную статую, украшающую площадь Черинг-Кросс, Вальтер направился прямо к Уайтхоллу, который был как раз перед ним.

Этот огромный великолепный дворец сохранялся почти в том же виде, в каком его застала внезапная смерть Карла II. Следующее царствование не внесло в него никаких переделок. Восшествие на престол Вильгельма также ни в чем не изменило его внешности.

* * *

Дворец представлял собою огромное здание, в котором помещались королевские апартаменты, комнаты фрейлин и придворных чинов и дворцовая хозяйственная часть.

Ко дворцу примыкали помещения для высшей знати, красивая домашняя церковь, длинная широкая каменная галерея, прекрасный сад с четырехугольными клумбами, украшенными статуями, площадка для игры, на которой «веселый монарх» и его придворные состязались почти каждый день в мяч, и наконец, загороженное место, где происходили любимые при дворе петушиные бои.

Несмотря на отсутствие симметрии и на однообразие, Уайтхолл имел необыкновенно живописный вид, особенно если смотреть на него со стороны реки, откуда он лучше всего был виден, или со стороны ворот, увековеченных на рисунках Гольбейна.

Вальтер хорошо знал этот старинный дворец, в котором он долго жил в счастливую пору своей молодости. Он остановился перед ним и, вперив в него взор, про себя прочитал молитву, чтобы изгнанный король вернулся в него опять.

Пока Вальтер стоял перед дворцом, человек, следовавший за ним от улицы Странд, поравнялся с ним: Вальтер узнал в нем Лента и невольно нахмурился.

Не замечая или делая вид, что он не замечает неудовольствия молодого человека, Лент вежливо приподнял шляпу и сказал:

— Очень рад вас видеть в Лондоне, капитан Кросби. Я думал, что вы еще в Сен-Жермене.

— Я удивлен, видя вас здесь, сэр, — отвечал Вальтер. — Должно быть, ваш огромный заговор рухнул, так как Тауэр до сих пор не в ваших руках.

— Не говорите так громко, сэр, — прошептал Лент. — Нас могут услышать. Мне бы хотелось поговорить с вами. Не хотите ли прогуляться со мною по парку?

— Теперь я занят, — холодно отвечал Вальтер.

— Подождите одну минуту, сэр! — вскричал Лент. — Скажите, где вы остановились, и я зайду к вам.

Вальтер не дал ему ответа и быстро пошел домой.

— Не уйдешь от меня, мой милый, — проворчал ему вслед Лент. — У тебя, очевидно, здесь есть какое-то дело. Ты, может быть, хочешь стать шпионом. Ну, если так, тогда ты будешь, иметь дело со мной. А теперь посмотрим, куда ты идешь.

VIII. Вальтер в пасти льва

Не зная, что за ним следят, Вальтер прошел сквозь широкие дворцовые ворота, в которых стояли два конных стражника и несколько часовых, и вступил на главный двор.

Как памятен ему этот двор! Но теперь он далеко не так оживлен, как в те времена, когда Вальтер был еще пажом. Тогда здесь толпилось множество разряженных придворных, а теперь лишь кое-где виднелись кое-какие фигуры. Сам дворец имел какой-то мрачный, унылый вид, словно он сам чувствовал, что пережил свою славу.

Взглянув мимоходом на банкетную залу, Вальтер двинулся на другой конец двора, где были сосредоточены главнейшие правительственные учреждения. Скоро он был перед казначейством — огромным зданием, лежавшим между канцелярией лорда-камергера и помещением Тайного совета. Вальтер быстро поднялся по лестнице и вошел в переднюю, из которой шел длинный коридор. Тут стояло несколько привратников и рассыльных, которые повели его в канцелярию сэра Джона Тренчарда, находившуюся в конце коридора. В первой комнате, в которую они вступили, сидело за столами несколько клерков. Один из них, по-видимому, сразу узнал Вальтера и вызвался доложить о нем сэру Джону Тренчарду.

Через несколько минут клерк вернулся и повел Вальтера в другую комнату, окна которой выходили во внутренний дворцовый сад. Посреди его стояла, к удивлению Вальтера, конная статуя короля Иакова.

Сэр Джон сидел один за столом, на котором лежали какие-то бумаги.

Это был красивый мужчина лет сорока, богато одетый в яркий камзол, шитый золотом, в длинном парике и галстуке из брюссельских кружев. Широкие рукава его камзола также были украшены кружевами.

При входе Вальтера сэр Джон поднялся и, вежливо поклонившись, просил посетителя садиться.

— Не в первый раз мы встречаемся с вами, капитан Кросби, — начал он. — Я помню вас еще в детстве, когда вы считались самым красивым пажом короля Карла II. Помню вас и офицером в гвардии короля Иакова. С тех пор наружность ваша не изменилась.

— Вы льстите мне, сэр Джон, — сказал Вальтер с улыбкою.

— Нисколько. С тех пор я много слышал о вас. Мне передавали, что недавно вы спасли в Сен-Жермене вашего августейшего покровителя от руки убийцы. Надеюсь, вы явились сюда не для того, чтобы требовать награды за этот подвиг? — спросил он насмешливо.

— Я не прошу никакой награды, сэр Джон, — возразил Вальтер. — Если бы я просил, то, конечно, не сюда мне следовало бы обратиться.

— Чему же я обязан вашим посещением, капитан Кросби? — спросил сэр Джон, меняя тон. — Если вы хотите сделать мне какое-нибудь предложение, то я готов с радостью вас выслушать. Я знаю, у вас был прекрасный случай собрать важные сведения, — это обстоятельство следовало бы учесть. Скажите, вы давно были в Ланкашире?

— Я только что приехал оттуда.

— Ах, вот как! В таком случае вы могли бы сообщить кое-что о тамошних якобитах и папистах, которые вечно заняты разными заговорами.

— Я могу очень мало прибавить к тем сведениям, которые вы уже получили от мистера Лента.

— Ах, так вы слышали о нем? Мистер Лент сообщил мне многое, но мы желали бы знать все подробно, особенно относительно полковника Тильдеслея, Тоунлея, лорда Молинэ и других. Последнее время эти господа доставляли нам немало хлопот, и их нужно успокоить.

— И вы просите меня помочь вам в этом деле, сэр Джон? А что вы можете мне за это предложить?

— Большую награду.

— Определите сумму точнее.

— Мой милый капитан, торгуясь со мною, вы не должны забывать, что вы сами отдались в мои руки. Я ведь могу арестовать вас. Нет, — прибавил он поспешно, — нет, я, конечно, не имею такого намерения, а вы можете положиться на щедрость правительства.

— Так дело у нас не пойдет, сэр Джон, — решительно сказал Вальтер. — Нужно точнее условиться относительно размера суммы — и суммы не маленькой. Ответа я могу и подождать, — прибавил он. — Завтра в этот же час я опять зайду к вам, и к этому времени вы, вероятно, уже обдумаете мое предложение.

— Условие нужно сделать немедля. Мы хотим арестовать с дюжину этих ланкаширских дворян. Я желал бы, чтобы вы переговорили с прокурором Аароном Смитом. Условиться вы можете и с ним.

— Я готов, — отвечал Вальтер. — Но я могу его теперь и не застать.

— Я не могу пойти к нему с вами, — сказал Тренчард, — но я пошлю за его доверенным секретарем мистером Кулленфордом.

С этими словами он позвонил в серебряный колокольчик, стоявший на столе. Явился рассыльный.

— Позовите сюда немедленно мистера Кулленфорда, — сказал Тренчард.

— Мистер Кулленфорд в приемной, — отвечал рассыльный.

— Вот кстати, позовите его сюда.

В ту же минуту в комнату вошел странного вида человек. На его лице ясно была написана хитрость и дерзость, а его манеры были вкрадчивы и почтительны.

Дюжий, коренастый и краснощекий, он был одет в неуклюжий серый сюртук, на ногах у него были чулки и башмаки с четырехугольными носками, голову украшал небольшой парик.

Поклонившись почтительно Тренчарду, он бросил быстрый испытующий взгляд на Вальтера.

— К вашим услугам, сэр Джон, — произнес он. — Вы желали меня видеть?

— Отведите этого господина к вашему начальнику. Скажите, что он прислан мною. Он сам изложит ему, в чем дело.

Мистер Кулленфорд поклонился.

— Могу узнать имя этого господина? — спросил он.

— Да, но только по секрету. Капитан Кросби.

— Тот, который спас короля Иакова в Сен-Жермене?

— Тот самый.

— Он хочет сделать разоблачения?

— Это зависит от той суммы, которую мне предложат, — заметил Вальтер.

— Передайте вашему начальнику, чтобы он условился с мистером Кросби относительно суммы, — сказал Тренчард.

— Слушаю. Не угодно ли будет пожаловать за мною? — промолвил Кулленфорд, обращаясь к Вальтеру.

— Мы с вами увидимся завтра, — сказал Тренчард.

— Непременно, сэр Джон, — отвечал Вальтер, откланиваясь.

Канцелярия мистера Аарона Смита стояла направо от широкой улицы, которая вела от внешнего двора к Скотланд-Ярду. Место было довольно бойкое, так как улица отличалась многолюдством. Против канцелярии была расположена гауптвахта.

В помещение мистера Смита ход был прямо с улицы. Никаких часовых здесь не было.

Мистер Кулленфорд старался быть общительным и хотел указать Вальтеру главнейшие учреждения, но тот скоро дал ему понять, что он знает эти места не хуже его самого.

Когда они явились в канцелярию мистера Аарона, оказалось, что прокурор был занят, и Вальтеру пришлось ждать приема более получаса.

Аарон Смит, судя по физиономии, был, несомненно, еврейского происхождения. Настоящее его имя было Лазарь. Он уже давно переменил религию и выдавал себя за настоящего протестанта. Его черные проницательные глаза вопросительно уставились на Вальтера, когда Кулленфорд, представив его прокурору, вышел из комнаты. Видно было, что Аарон Смит представлялся самому себе чрезвычайно важной персоной. Впрочем, он обошелся с Вальтером вежливо и предупредительно.

— Очень рад вас видеть, капитан Кросби, — сказал он. — Вы именно то лицо, которое нам и нужно. Мы можем щедро оплатить ваши услуги. Признаюсь, я на них никак не рассчитывал и был чрезвычайно удивлен, когда несколько минут тому назад мистер Кулленфорд назвал мне ваше имя, прибавив, что вас прислал сюда сэр Джон Тренчард, чтобы уладить дело окончательно.

— В наше время люди меняют принципы, как одежду, — сказал Вальтер. — До сего времени я был якобитом.

— Это достаточно известно всем, — заметил мистер Аарон. — Я не буду спрашивать, что привело вас к столь внезапной перемене убеждений. Предполагаю, однако, что вы, вероятно, разочаровались в ваших симпатиях?

— Совершенно верно, — отвечал Вальтер. — Я обманулся в своих ожиданиях и когда узнал, что Лент за свое сообщение получил крупные деньги, я подумал, почему бы и мне не сделать того же самого?

— Очень рад, что вы так быстро поняли свои интересы, капитан Кросби, — сказал прокурор. — Теперь вам предоставляется возможность заработать крупную сумму. Никто, конечно, не может упрекнуть вас в том, что вы решили использовать такой случай.

— Я не уверен в этом, сэр, — возразил Вальтер. — Думаю, что меня будут сильно бранить.

— Ну, не следует обращать внимание на то, что люди говорят! — воскликнул мистер Смит. — Ваши сведения будут для нас гораздо важнее, чем сообщения Лента. Он не пользуется хорошей репутацией и только срамит правительство.

— Сколько же вы мне дадите, позвольте вас спросить?

— Извините меня, капитан Кросби, я не могу дать сейчас же ответа на этот вопрос, — отвечал Аарон Смит.

— Как вам угодно, сэр. Ваш ответ не может нисколько повлиять на меня. Я сам назначил себе сумму.

— Какую же сумму вы хотите? — спросил Смит. — Подойдем прямо к делу без дальних разговоров.

— Десять тысяч фунтов.

— Десять тысяч фунтов! — воскликнул прокурор, откидываясь от изумления назад. — Господи помилуй! Это гораздо больше, чем я ожидал, гораздо больше, чем мы могли бы дать!

— Отлично, сэр, — произнес Вальтер. — В таком случае не будем больше и толковать об этом.

Но мистер Аарон не мог, конечно, расстаться с ним таким образом.

— Если бы мы не пригласили Лента, — сказал он, — то тогда, конечно, было бы иное дело. А теперь как от него отделаться? Этого мы не можем.

— А почему бы и не отделаться? — спросил Вальтер.

— Но ведь сделка с ним заключена, — возразил мистер Аарон.

— Отлично, уплатите ему и прогоните его. Это будет для вас лучше всего. Вы же согласны, что он только вредит правительству.

— Надо обдумать это дело, — сказал; прокурор. — Я не могу дать теперь решительного ответа.

— Я условился с сэром Джоном Тренчардом покончить это дело завтра, — продолжал Вальтер. — Может быть, вы успеете к тому времени переговорить с ним.

— Я так и хочу сделать, — отвечал мистер Смит. — Мы с вами скоро столкуемся.

Он пожал ему руку самым дружелюбным образом и сам отворил ему дверь.

Выйдя из комнаты, Вальтер встретил Кулленфорда, который, очевидно, его поджидал.

— Надеюсь, что дело уладилось к вашему удовольствию, капитан Кросби? — спросил он.

— Пока еще ничего не уладилось, — отвечал тот.

— Очень жаль, — заметил Кулленфорд. — Но я вижу, в чем дело. Тут есть одно препятствие, которое нужно удалить. Я поговорю с самим мистером Смитом. Он не будет колебаться в выборе между вами и Лентом.

— Надеюсь, что не будет, — сказал, смеясь Вальтер.

Не успел Вальтер удалиться из канцелярии, как туда влетел легкий на помине Лент. Он был страшно взволнован и яростно набросился на Кулленфорда, который еще оставался в приемной.

— Я знаю, кто здесь был сейчас и знаю, зачем он сюда приходил! — вскричал он.

— Отлично, кто же именно здесь был? — последовал спокойный вопрос.

— Капитан Кросби. Я видел, как он вошел сюда, видел, как он вышел. Я могу сказать, что он говорил и делал, как будто бы он был передо мною. Он хочет сделать донос на своих друзей в Ланкашире. Он хочет войти в сделку с вашим начальником и таким образом отнять у меня заработок. Но я этого не позволю, слышите, не позволю! — кричал Лент, ударяя кулаком по столу.

— Мне кажется, вашего позволения никто и не спрашивает, — возразил Кулленфорд. — Надо еще узнать, действительно ли капитан Кросби обращался к моему начальнику с такими предложениями.

— Я уверен в этом, — твердил Лент. — Зачем же иначе приходил сюда этот Кросби?

— Этого я вам не могу сказать. Вам лучше спросить об этом самого мистера Смита.

— Я и спрошу. Я скажу ему свое решение. Будьте добры доложить ему обо мне, сэр.

Кулленфорд хотел было что-то возразить, но на беду в этот момент сам Аарон Смит вышел в приемную. Волею-неволею приходилось принять назойливого посетителя.

Их разговор длился больше часу. Лент вышел от прокурора с гневным видом и сказал Кулленфорду угрожающим тоном:

— Не думаю, чтобы капитан Кросби отправился в Манчестер.

— Почему же? — с любопытством спросил тот.

— Узнаете все в свое время, — отвечал Лент, выходя из канцелярии.

Желая еще раз посмотреть на дворец, в котором он провел столько счастливых дней, Вальтер снова вступил на большой двор и обошел его кругом, осматривая каждое здание, мимо которого он проходил.

Ему хорошо была известна судьба каждого из них: все они были тесно связаны с историей «Веселого монарха». Вот здесь помещался Киллигру, здесь отец Патрик, здесь миссис Керк, с которой он был близко знаком.

Постояв немного, он двинулся дальше к флигелю, который занимали графини Кесльмэн, Фальмоут и Суффольк. Вот апартаменты королевы, вот и фрейлинские комнаты. Ах, что это были за прелестные создания, фрейлины!

Со смешанным чувством смотрел он на все эти здания, где жило столько замечательных лиц.

Во времена Карла II Уайтхоллский дворец был в расцвете своего блеска. Он был средоточием красоты, знатности, веселости и остроумия.

А теперь? Вальтер даже не задавал себе такого вопроса. С первого взгляда видно было, что это уже не тот веселый дворец, каким он был во времена Карла.

Ему и в голову не приходило, что через пять лет — в январе 1698 г. — произойдет страшный пожар, который в несколько часов истребит большую часть исторических зданий, на которые он теперь смотрел.

«Пламя этого пожара, — говорит один современный писатель, — превратило в пепел все, что стояло ему на пути от Тайного совета до Банкетной залы и Скотланд-Ярда. Огонь прежде, чем удалось его погасить, распространился до ворот герцога Ормонда».

Этим пожаром было уничтожено около пятидесяти зданий, где жила большею частью высшая придворная знать.

Побродив некоторое время по прелестному внутреннему саду и по другим уголкам, будившим в нем сладкие воспоминания, Вальтер очутился, сам не зная как, около собственного подъезда королевы, выходившего на Темзу. Здесь стояла шлюпка, приготовленная, очевидно, для королевы, судя по суетившимся около нее придворным служителям.

Погода была великолепная и как нельзя более годилась для прогулки.

Вальтер вспомнил, как приятно было когда-то кататься по Темзе на этой великолепной шлюпке. Он вздохнул о давно минувших днях и приготовился было удалиться отсюда как можно скорее, как вдруг показалась блестящая группа, впереди которой шел дежурный офицер, а сзади несколько служителей в королевской ливрее. Не было сомнения, что гордо глядевшая, богато одетая дама, возле которой шли обер-камергер и сэр Джон Тренчард, была не кто иная, как сама королева.

Теперь уже было поздно бежать, и Вальтер, выступив в смущении вперед, сделал ее величеству глубокий поклон.

Пораженная его наружностью, королева спросила у окружающих, кто это такой. Граф Нотингем не мог удовлетворить ее любопытство, но тут выдвинулся сэр Джон Тренчард и сообщил о Кросби все, что королеве угодно было знать. Ее величество была, видимо, удивлена, с заметным любопытством взглянула на Вальтера и пожелала, чтобы сэр Тренчард представил ей капитана.

Тот поспешил исполнить приказание, и Вальтер был принят весьма милостиво.

— Я не ожидала видеть вас здесь, капитан Кросби, — произнесла королева. — Я полагала, что вы в Сен-Жермене. Я слышала о вашем благородном поступке, который вы недавно совершили.

— Я только исполнил мой долг, всемилостивейшая государыня, — с поклоном отвечал Вальтер.

— Вашему величеству да будет известно, что капитан Кросби оставил Сен-Жермен, — сказал сэр Тренчард многозначительно.

— В самом деле! — воскликнула королева. — Я хотела бы переговорить с ним. Скажите, чтобы он явился завтра в Кенсингтонский дворец.

— В котором часу прикажете? — осторожно спросил сэр Джон.

— В двенадцать. Я буду ждать вас, капитан Кросби, — обратилась королева прямо к нему.

Вальтер низко поклонился.

Когда королева стала спускаться к шлюпке, граф Нотингем, не принимавший участия в разговоре, подал ей руку и повел ее по набережной.

Сэр Тренчард следовал за ними, но не сел в шлюпку и вернулся обратно.

Он нашел Вальтера на прежнем месте и сказал ему, что королева отправилась в Гринвич.

— Счастливый вы человек, капитан Кросби, — начал он с улыбкой. — Сами будете виноваты, если не сделаете быстро карьеры. Вы положительно понравились ее величеству.

— Вы льстите мне, сэр Джон, — заметил Вальтер.

— Нет, это верно. Вы, конечно, и сами это заметили. Я никогда не видал, чтобы королева так милостиво к кому-нибудь отнеслась. И очень удивился словам, которые ее величество приказала передать вам. Когда я откланялся ей, она еще раз приказала не забыть привезти вас завтра в Кенсингтонский дворец. Приходите ко мне в 11 часов.

— Не премину, сэр Джон, — отвечал Вальтер. — Но я еще не условился с мистером Аароном Смитом.

— Я так и думал. Возникли какие-нибудь недоразумения? Вскоре после того, как вы вышли от мистера Смита, появился Лент, узнавший каким-то образом о том, что вы здесь и угадавший ваши намерения. Он заявил мистеру Смиту, что не может действовать совместно с вами и что он отплатит всем, в случае, если его захотят уволить. Его поведение указывает, что он чрезвычайно раздражен. Я полагаю, что мистер Смит мог бы покончить с ним разом. Но он этого не сделал. Положение создалось неприятное, но вы об этом не пожалеете. Завтра может случиться нечто неожиданное, и нам лучше будет подождать вашего свидания с королевой. Вы можете и не вмешивать себя в борьбу против якобитов. Но если вы решите быть нам полезным, то я велю уволить Лента. Я должен прибавить, что я еще не видел его, да и не желаю видеться с ним, если он придет. Это я могу вам обещать.

— Хорошо, — сэр Джон, — сказал Вальтер. — Я приду условиться с вами завтра. До свидания.

Из Уайтхолла Вальтер возвратился в гостиницу «Королева» и, войдя в столовую, приказал подать себе обед и стакан вина.

Он уже кончил обедать и потягивал вино, как вдруг вошли два человека и, оглядев кругом комнату, уселись за столиком против него и приказали служителю подать бутылку бургундского.

Оба они были в париках, в красного цвета камзолах, высоких сапогах и шляпах с перьями, но, очевидно, не принадлежали к дворянству.

Прежде, чем сесть за стол, оба отцепили свои шпаги и положили их на стол рядом со шляпами, не без некоторой намеренности, как показалось Вальтеру.

Посетители говорили громко, но их голоса были сиплы и так же неприятны, как и их манеры.

Вальтер спросил слугу, не знает ли он, кто это такие. Тот отвечал, что это капитан Стамп и капитан Стенер, что они не служат в войске, что это известные забияки и буяны, которые не выходят из игорных домов и неизвестно, на какие средства живут.

— Не люблю я их, сударь, — сказал Прайм, — и ни за что не пустил бы их в общую залу, если б мог. Но они разнесут меня, если я вздумаю не пустить их. Не отвечайте на их вызывающие речи, сударь. Вот все, что я могу вам сообщить.

— Постараюсь держать себя как можно хладнокровнее, — отвечал Вальтер. — Но мне кажется, они уже сделали какое-то дерзкое замечание на мой счет. Если они еще раз это сделают, то я проучу их. На всякий случай дайте мне палку.

— Лучше бы держать себя спокойно и не связываться с ними, сударь.

— Постараюсь, — сказал Вальтер.

Прайм вышел из комнаты и вернулся с тяжелой дубиной, которую Вальтер положил на стол около себя, чтобы в случае надобности она была под рукой.

Вид этой дубинки, по-видимому, произвел устрашающее действие на обоих капитанов. Они перестали острить на счет Вальтера и занялись своим вином.

Бутылка была уже пуста, когда в зале появился Лент. Он, казалось, не видел Вальтера и присел к буянам, которые, по-видимому, поджидали его.

— Вы запоздали, мистер Лент, — сказал один из них. — Мы уже покончили с бутылкой, как видите.

— И управились бы и со второй без вас, если бы вы не пришли, — подтвердил Стенер.

— У меня было дело, — отвечал Лент, как бы извиняясь, — но я ушел, как только оказалось возможным. Человек, принеси еще бутылку бургундского и чистые стаканы.

Сам Прайм бросился исполнять его приказание.

— Наливайте, господа, — сказал Лент, наполняя свой стакан до краев. — Я хочу предложить тост.

Те не заставили себя долго ждать.

— Ну, теперь тост! — вскричал Стамп.

— Мы должны выпить его стоя, — сказал Лент. — Я предложу тост, который должен принять каждый верноподданный. Да здравствует король Вильгельм III и да погибнут его враги!

Все наполнили стаканы и встали, кроме Вальтера.

— Как, вы отказываетесь выпить при таком тосте? — заревел капитан Стамп.

— Наливайте скорее стакан и встаньте, — зарычал Стенер.

Вальтер продолжал сидеть.

— Этот малый, должно быть, якобит, — вскричал Лент среди общей сумятицы.

— Клянусь небом! Вы выпьете ваш стакан или я волью вам его в глотку! — произнес Стамп, обнажая шпагу и направляясь к Вальтеру.

— Троньте меня только! — закричал Вальтер и ударил его дубиной по плечу с такою силою, что шпага вылетела у него из рук.

Лент и Стенер бросились на помощь к своему другу. Произошло бы побоище, в котором Вальтеру могло бы сильно достаться, если бы в дело не вмешался сам хозяин, его слуги и некоторые из присутствовавших и не уговорили молодого человека удалиться поскорее из комнаты.

Вальтер не забыл захватить с собою дубинку, на случай, если нападение повторится во дворе.

Он простоял во дворе минут десять, но, вопреки его ожиданиям, Лент и его друзья не появились. Вышел только хозяин.

— Вы очень нетактично вели себя, капитан Кросби, извините, что я это говорю, — произнес Прайм. — Вы должны были выпить при этом тосте, как бы вам это ни было неприятно.

— Да я и сам чувствую, что поступил неловко, — возразил Вальтер. — Но я не мог примириться с нахальством этого Лента, чувствуя, что он нарочно вызывает меня.

— Теперь все они успокоились, — продолжал Прайм. — Но вы не должны возвращаться, пока они не выйдут оттуда. Иначе произойдет новая свалка.

— Сколько времени они еще там пробудут?

— Постараюсь, чтобы они убрались к девяти часам, — сказал Прайм.

— Отлично, тогда я вернусь в половине десятого. Вот ваша палка. Она мне очень пригодилась. Принесите теперь мою шпагу. Она у меня в спальне.

Прайм взял палку и поспешил в комнату Вальтера, откуда скоро вернулся со шпагой.

Был прекрасный теплый вечер, и молодой человек направился к Сент-Джемскому парку. Часа два гулял он в нем, наслаждаясь хорошей погодой. Выйдя из парка, он медленно пошел по улице Pail-Mall.

Становилось уже темно. Когда он дошел до Кокспер-стрит, на колокольне церкви св. Мартина пробило девять часов. Помня свои слова, он погулял еще с полчаса и отправился к себе, в гостиницу.

Между тем совсем стемнело, и так как во дворе гостиницы не было ни одного фонаря, он уже с трудом различал экипажи, стоявшие в огромном сарае на правой стороне. Ему показалось, что он слышит какой-то шорох в сарае. Он остановился и стал прислушиваться.

— Это он! Теперь он в наших руках! — донеслось до него. Полагая, что это голос Лента, которого он считал способным на всякую гадость, Вальтер обнажил шпагу и принял оборонительную позу.

Он, конечно, мог бы позвать кого-нибудь на помощь, но предпочитал защищать себя сам.

В этот момент из сарая появилась какая-то темная фигура со шпагой в руке. Завязалась схватка… Кросби быстро сделал выпад и, по-видимому, ранил нападавшего: по крайней мере слышно было, как его шпага со звоном упала на мостовую двора.

Готовилось, очевидно, убийство, ибо из сарая выскочили еще два человека со шпагами в руках и яростно напали на него.

Вальтер защищался всеми силами, но, видя, что ему не справиться с врагами, стал громко кричать. На его крики прибежали из конюшни два кучера с фонарями. В то же время показался из дома Прайм с прислужниками. Но прежде, чем кто-нибудь из них успел добежать до места, где происходила схватка, противники Вальтера бросили его и скрылись. К счастью, молодой человек оказался невредимым. Когда суматоха успела уже прекратиться, во дворе появились полицейский со сторожами. Но теперь уже не было никакой надобности в их присутствии. Они предложили было догонять преступников, но никто не изъявил согласия последовать их совету. Узнав, что у одного из нападавших была выбита шпага, они принялись ее искать, но ее не было: очевидно, раненый успел унести ее с собою. На земле были видны пятна крови, указывавшие, что негодяй был ранен довольно серьезно.

Хозяин спросил Вальтера, будет ли он преследовать покушавшихся на его жизнь судебным порядком, но тот ответил отрицательно.

— Не стоит больше волноваться из-за этого дела, — сказал он. — Негодяи и так достаточно наказаны.

IX. Вальтер Кросби и королева Мария

На следующий день Вальтер отправился к назначенному времени в Уайтхоллский дворец.

У дверей казначейства он нашел красивый экипаж, поджидавший, очевидно, сэра Джона Тренчарда. Через несколько минут он, действительно, вышел из своей канцелярии и, дружески поздоровавшись с Вальтером, пригласил его к себе в экипаж. Усевшись с ним рядом, он приказал кучеру ехать прямо в Кенсингтонский дворец.

Дорога шла через Сент-Джемский парк мимо Букингемского дворца и далее по Гайд-парку, разбитому королем Вильгельмом. Этот парк считался в то время лучшим украшением города, ибо в нем были расставлены на некотором расстоянии фонари — новость для столицы, не имевшей в то время освещения.

Экипаж быстро двигался вперед и скоро въехал в дворцовые ворота. Кенсингтонский дворец, любимая резиденция короля Вильгельма, был куплен им у графа Ноттингема и значительно расширен, а местами и переделан заново. Внутренние работы производил знаменитый художник-архитектор Кент, по плану которого была устроена и главная лестница — чудо тогдашнего строительного искусства.

Украшения дворца носили отпечаток вкуса королевы Марии, которая следила сама за его перестройкой, пока ее супруг был во Фландрии. Следуя его указаниям, королева Мария приказала увеличить сад и разбить его в голландском вкусе, который так любил ее муж.

Главным украшением дворца был огромный сад, занимавший площадь трех квадратных миль. Сам дворец не отличался громадными размерами и его в то время никак нельзя было сравнить с Сент-Джемским, Уайтоллским и Виндзорским.

Вальтер, впрочем, не разделял этого мнения. Когда они подъезжали ко дворцу по обсаженной великолепными деревьями аллее, ему показалось, что дворец имеет очень величавую внешность. Он поделился своими впечатлениями с сэром Тренчард ом, который посоветовал ему рассказать ее величеству, как поразил его новый дворец. Оба спутника говорили между собою очень мало, сэр Джон казался погруженным в свои думы и ограничивался лишь тем, что только отвечал на вопросы Вальтера.

Наконец они подъехали к дворцу и, выйдя из экипажа, поднялись на подъезд и вошли в вестибюль, где им навстречу вышли несколько дворцовых служителей. Их появление доказывало, что гостей ждали. Сэр Джон в сопровождении своего спутника вступил в длинные сени, ведущие к главной лестнице, построенной, как сказано выше, Кентом. Им же были расписаны потолки и стены дворца.

Поднимаясь по черным мраморным ступеням, они узнали от дежурного камер-лакея, что ее величество в большой галерее. На это приглашение оба они ответили легким поклоном.

Прежде, чем наши герои предстанут перед королевой Марией, скажем здесь несколько слов о ней.

В то время, к которому относится наш рассказ, королеве Марии было тридцать два года. Казалось, перед ней начинается длинный ряд лет власти и блеска. Но в книге судеб было написано другое, и ей оставалось жить всего несколько месяцев.

Ей суждено было рано умереть. Но никто не мог этого предполагать: здоровье ее было превосходно и никакие неприятности, по крайней мере явные, не омрачали ее жизни.

Несмотря на свой сравнительно молодой возраст, Мария была уже семнадцать лет замужем. Хотя принц Оранский и не принадлежал к числу лиц, способных внушать к себе искреннюю любовь, однако ее привязанность к нему была непоколебима. Брак их был бездетен.

Мария была в полном блеске своей красоты. Высокого роста, достаточно полная, она сохраняла все обаяние молодости. Ее овальное приветливое лицо, обрамленное волною светло-каштановых волос, отличалось красотою и тонкостью черт. Ее обращение с окружающими было просто, хотя в нем каждый чувствовал величавость.

Достигнув верхней площадки лестницы, где стояло несколько лакеев, камер-лакей ввел сэра Джона и его спутника в первую комнату, за которой шел целый ряд других. В конце этой анфилады находилась большая галерея, где их ждала королева.

Комната, как успел заметить Вальтер, была вся увешана гобеленами, изображающими охоту Дианы на кабана. Над камином висела картина работы Гвидо Рени.

Во второй комнате, потолок которой был расписан Кентом, висели картины Гольбейна и портреты короля и королевы, когда они были еще принцем и принцессою Оранскими, писанные сэром Питером Лелем.

Пройдя еще три комнаты, украшенные картинами Тициана, Рафаэля, Аннибала Караччи и Вандейка, они вошли в большую галерею. В конце ее сидела в кресле королева, рядом с ней расположилась леди Фортескью.

Эта длинная галерея была также увешана картинами первоклассных мастеров, начиная с портрета Генриха VIII кисти Гольбейна. Среди портретов висел и портрет Иакова И в бытность его герцогом Йоркским. Последним приобретением галереи были портреты короля и королевы в коронационных мантиях работы сэра Готфрида Келлера.

Королева была в утреннем белом шелковом платье, украшенном кружевами; ее прекрасные косы, заложенные короной на голове, не были напудрены.

Леди Фортескью, женщина также очень красивая, была одета гораздо богаче королевы и носила высокую прическу, скрадывавшую ее небольшой рост.

Обе с большим любопытством осматривали Вальтера, пока он приближался к ним по галерее.

— Капитан Кросби действительно красавец, и ваше величество совершенно верно описали его наружность, — заметила леди Фортескью.

Исполнив свою обязанность, камер-лакей удалился, а сэр Джон, отвесив королеве низкий поклон, представил ей Вальтера, который встретил такой же милостивый прием, как и накануне.

Королева поднялась с кресла и, дав понять молодому человеку, что она желает говорить с ним, медленно пошла по длинной галерее. Вальтер почтительно следовал за нею.

Леди Фортескью и сэр Джон остались на своих местах.

— Не могу надивиться! — сказал Тренчард.

— Очень понятно, — отвечала леди. — Ее величество желает говорить с капитаном Кросби о своем августейшем отце. Она чрезвычайно встревожена недавним покушением на него.

— А, теперь я понимаю! — воскликнул сэр Джон. — Как это раньше не пришло мне в голову!

Королева дошла почти до самого конца галереи и остановилась в амбразуре окна, почти скрытая занавесками от посторонних глаз. Тут только она нарушила молчание.

Ее обращение с Вальтером сразу изменилось.

— Вы спасли жизнь моего отца, капитан Кросби, — произнесла она весьма серьезно. — Благодарю вас от всего сердца.

— Ваши слова чрезвычайно милостивы, ваше величество, — отвечал Вальтер. — Но я не ожидал услышать их от вас.

— Я вижу, что вы разделяете общее мнение, будто бы я не люблю своего отца, — возразила королева. — Вы ошибаетесь. Я питаю к нему глубокую привязанность. Кроме короля, моего супруга, я люблю его больше всего на свете.

— Я ни одной минуты не сомневался в том, что вы изволите говорить, всемилостивейшая государыня, но вы простите меня, если я скажу, что ваше поведение не соответствует вашим словам.

— Прощаю вас, сэр, — отвечала королева. — Благодарю вас за то, что вы говорите со мною так откровенно. Но скажите мне, — я даю вам право говорить мне всю правду, — неужели король думает, что это покушение было подстроено моим супругом?

— Преступник сам сознался в этом, — отвечал Вальтер.

— Это ложь, — воскликнула Мария с негодованием.. — Король Вильгельм не способен на такое гнусное дело.

— Я вполне уверен в этом — сказал Вальтер. — Думаю, что и ваш августейший отец считает его непричастным к этому делу.

— Благодарю вас за эту весть. Вы сняли с моей души страшную тяжесть. Я знаю, что отец считает меня неблагодарной. Знаю, что он смотрит на моего супруга, как на злейшего своего врага, но я не могу себе представить, как он мог подумать, что я или он желаем его смерти.

Королева, видимо, сильно волновалась.

— Выслушайте правду и тем дайте мне возможность облегчить мое сердце, — продолжала она. — Я очень страдала от того, что я сделала. Но переделать что-либо я уже не могу.

— Почему же нет? Исправить ошибку никогда не поздно.

— Невозможно! — воскликнула королева с отчаянием в голосе. — Я боюсь небесного гнева.

— Позвольте мне утешить ваше величество, — сказал Вальтер, не смея сомневаться в ее искренности. — Могу ли я взять смелость повторить вашему августейшему отцу все то, что я здесь слышал?

— Конечно, сэр. Но никому другому, кроме него.

— Ваше величество можете в этом случае положиться на меня, — серьезно сказал Вальтер.

— По всей вероятности, мне не придется больше увидеться с отцом. Жаль, что не удастся получить прощение из его уст.

— Я надеюсь, что дело может повернуться иначе, — заметил Вальтер.

— Нет, — произнесла королева, вздрагивая, — у меня есть свои предзнаменования.

— Предзнаменования? — спросил Вальтер. — Я не понимаю вас, ваше величество.

— Да, мне было предсказано, что я не увижу отца.

Судя по тому, как она сказала эти слова, видно было, что она вполне верит в предзнаменование.

— Это мог предсказать вашему величеству только враг, — заметил Вальтер.

— Нет, это мне сказал человек, которому я вполне доверяю. Я желала бы умереть в мире со всеми. Но больше всего мне хотелось бы, чтобы отец меня простил. Добейтесь этого, если можно. Если вы увидите его, напомните ему о дочери, которую он так нежно любил. Я дрожу при мысли, что он будет проклинать меня.

— Не следует так думать, ваше величество, — сказал растроганный Вальтер. — Несмотря на все то, что случилось, я полагаю — нет, больше, я уверен — что он вас любит.

— Будем надеяться! — вскричала королева. — Вот его портрет против нас. Всякий раз, как я гляжу на него, мне кажется, что он начинает хмуриться.

Я не смею поднять на него глаз. Но, скажите, сильно он изменился?

— Лицо короля вовсе не хмуро, — отвечал Вальтер. — Напротив, оно всегда озарено улыбкой.

— Нет, я была права, — вскричала королева, взглянув на портрет и тотчас же отворачиваясь от него. — Он все еще хмурится на меня.

И, едва овладев собою, королева продолжала:

— Я не буду спрашивать вас о ваших планах. Я уверена, что они касаются ланкаширских якобитов. Но я не хочу верить, будто вы решились изменить вашим друзьям. Вы, очевидно, имеете какие-то другие причины так поступать. Объясните мне все откровенно.

— Ваше величество угадали, — ответил Вальтер. — Я не намерен изменять моим друзьям. Я стараюсь спасти их и уничтожить замыслы негодяев и изменников. Один из них — некий Лент — вчера ночью уже покушался на мою жизнь.

— Я слышала об этом Ленте от сэра Тренчарда. Мне очень досадно, что он принужден пользоваться услугами такого господина. Но я вот что скажу вам: как только я увидела вас, я сейчас же поняла ваши намерения. Ваша природа слишком благородна для предательства. Я не могу отдать себе отчета в доверии, которое чувствую к вам. Не обманите же меня. Я питаю расположение к вам, как к брату.

— О, доверие вашего величества глубоко трогает меня, — воскликнул Вальтер. — Вы изволили уже раньше что-нибудь слышать обо мне?

— Что вы хотите сказать? — спросила она с изумлением.

— Ваша благосклонность ко мне дает мне право говорить совершенно откровенно. Вашему величеству, вероятно, уже намекали, что меня считают сыном короля Иакова.

— Никогда я этого не слышала! Но если это так, тогда становится понятен интерес, который вы возбуждаете во мне.

— Это верно, ваше величество, — продолжал Вальтер. — Я действительно сын короля Иакова, хотя я и не признан им открыто. Но наедине он открыл мне, что он мой отец. Королева Мария также знает об этом и всегда обращается со мной весьма милостиво. Я не могу, конечно, судить по этому о ее доброте, но она охотно всегда исполняла все мои просьбы.

— Этим и объясняется кое-что, о чем мне недавно передавали, — прервала его королева. — Вы, конечно, не удивитесь, что мы располагаем секретными донесениями о Сен-Жерменском дворе — ведь и королева Мария Моденская получает сведения о нашем. Мне передавали, что Беатриса Тильдеслей была назначена фрейлиной именно по вашей просьбе.

— Вам верно сказали, государыня, — отвечал Вальтер. — Королева Мария сразу согласилась на мою просьбу.

— Если бы вы обратились с такою просьбою ко мне, — продолжала королева, — я бы также не отказала вам.

Вальтер поклонился в знак благодарности.

— Вы любите Беатрису Тильдеслей? — спросила она.

— Больше моей жизни! — пылко воскликнул он.

— В таком случае будьте уверены, что она будет принадлежать вам. Я обещаю вам это. Впрочем, что это я говорю. Мне ведь не долго суждено жить.

— Государыня, отбросьте эти страхи, — сказал Вальтер. — После всего того, что было здесь сказано, я приложу все усилия, чтобы восстановить между вами и вашим отцом доброе согласие. Думаю, что мне это удастся.

— Теперь, когда я нашла брата, мне нечего падать духом. Как будто небеса услышали мою молитву. Нужно, однако, окончить нашу беседу, хотя мне хотелось бы сказать вам еще многое. Вы должны явиться сюда еще раз.

— Я предполагал возвратиться в Ланкашир, государыня, — сказал Вальтер.

— Нет, нет, я вам приказываю.

— Повинуюсь приказанию вашего величества.

Королева направилась обратно в другой конец галереи, где сидели сэр Джон и леди Фортескью, которые поднялись при ее приближении.

— Благодарю вас, сэр Джон, за то, что вы привели ко мне капитана Кросби, — обратилась королева к Тренчарду. — У меня был очень интересный разговор с ним. Прежде, чем вы уйдете, я хотела бы сказать вам несколько слов.

При этом намеке присутствовавшие поспешили отойти в сторону.

— Известны ли вам, сэр Джон, причины, по которым капитан Кросби пользуется таким расположением моего отца?

— Ваше величество, я слышал, что некоторые считают короля Иакова в родстве с ним, — отвечал тот уклончиво. — Но я не знаю, известно ли вам об этом.

— Я знаю об этом и потому особенно интересуюсь им, — сказала королева. — Поэтому я желаю, чтобы вы взяли его под свое покровительство, сэр Джон. Он должен быть в полной безопасности.

— Ваше величество можете положиться на меня: я сделаю все, что от меня зависит, — с поклоном отвечал Тренчард. — Вам не благоугодно более говорить с ним теперь?

— Нет, — последовал ответ.

Сэр Тренчард отвесил глубокий поклон и приготовился ехать обратно.

Также поклонившись, Вальтер почтительно поцеловал протянутую ему королевой руку. Она следила за ним глазами и едва могла подавить вздох, когда он скрылся за дверью.

— Ваше величество довольны молодым человеком? — спросила леди Фортескью.

— Вполне. Он ведь сын моего отца.

— Вот как! — воскликнула графиня. — Это, впрочем, не новость.

На обратном пути в Уайтхолл сэр Тренчард поздравлял Вальтера с благоприятным впечатлением, которое он произвел на королеву, снова подчеркивая, что он сам будет виноват, если не создаст себе при дворе выдающегося положения. У ворот дворца они расстались. Сэр Джон просил своего спутника прийти к нему завтра, говоря, что у него есть важные новости;

— А теперь я должен переговорить с мистером Аароном Смитом, — прибавил он. — Итак, до завтра.

Вальтер не знал, что ему думать и как действовать. Одно только решил он твердо: ни за что на свете не выдавать короля Иакова.

— Что бы ни случилось, я буду верен ему, — твердил он про себя.

X. Арест

Прежде, чем вернуться в гостиницу «Королева», Вальтер сделал большую прогулку по Сент-Джемскому парку. Дома хозяин сообщил ему, что незадолго до его возвращения к нему явились два каких-то господина, которые теперь ждут его в общей зале.

— Вам нечего их бояться, сударь, — сказал Прайм. — Я отвечаю за них.

Вальтер, боясь попасть в какой-нибудь новый заговор, хотел, чтобы теперь никто не беспокоил его своим посещением. Ему не доставило особого удовольствия узнать в поджидавших его господах полковника Паркера и доктора Бромфильда в его неизбежном квакерском одеянии.

— Как только мы узнали, что вы здесь, — начал полковник, дружески поздоровавшись с Вальтером, — мы сейчас же поехали вас проведать. Правда ли, что вы наметили какой-то план, чтобы сокрушить замыслы этого гнусного Лента? Может быть, мы могли бы помочь вам в этом случае?

— Благодарю вас, полковник, — отвечал Вальтер. — Возникли неожиданные затруднения, которых я не предвидел. Боюсь, как бы мне не пришлось расстаться со своим планом.

— Авось до этого не дойдет! — воскликнул доктор. — Но у нас есть свой, которым мы и хотим поделиться с вами. Присаживайтесь к нам и разопьем для вида бутылку бургундского.

Когда Прайм поставил на стол вино, Вальтер украдкой бросил на него взгляд, которого тот сначала не понял. Вскоре, однако, значение его выяснилось.

Только собеседники, сдвинувшись поплотнее, принялись обсуждать свои дела, как дверь отворилась, и в залу вошел мистер Аарон Смит. Все трое знали его, и он знал их всех.

Полковник Паркер и доктор сильно струхнули, полагая, что появление такого лица несет за собою беду. Но каково же было их удивление, когда Смит подошел к их столу и дружески сказал Вальтеру:

— Я думал, что вы зайдете ко мне в канцелярию по возвращении из Кенсингтонского дворца.

Паркер и Бромфильд вздрогнули от этих слов.

— Я ведь не обещал вам, — отвечал Вальтер, стараясь скрыть свое смущение.

— А я все-таки вас ждал. Скажите, вы видели ее величество?

— Какое вы имеете право предлагать мне подобные вопросы, сэр? Я не желаю отвечать вам! — воскликнул Вальтер.

— С вашего позволения, — сказал Аарон. — Я спросил только из любопытства. Очень рад был узнать, что вы имели во дворце полный успех.

— Я имел такой именно успех, на который рассчитывал.

— Вам, кажется, неприятны мои расспросы, — заметил Аарон Смит. — Но я, право, не желал вас оскорбить, да и сюда я пришел не за вами. Но я увидел вас и решил к вам подойти — вот и все.

И, неловко поклонившись, он вышел из залы. Вальтер был рассержен, а его собеседники не могли прийти в себя от изумления.

— Я и не знал, капитан Кросби, что вы были в Кенсингтонском дворце, — сказал Паркер. — Это правда?

— Правда, — отвечал Вальтер. — Я не могу теперь же объяснить вам, как все это случилось. Но что бы там ни было, у Смита были, очевидно, свои причины наведаться сюда. Его посещение меня касаться не может, но для вас оно будет иметь последствия.

— Я думаю, что нам лучше всего уходить отсюда как можно скорее, — сказал Бромфильд.

— Я думаю то же, — подтвердил Вальтер. — Я не могу быть вам полезен, иначе я бежал бы с вами. Предоставьте мне обделать дело с хозяином.

Оба посетителя разом поднялись и направились было к выходу, но в зал вошел уже Кулленфорд в сопровождении двух вооруженных полицейских и, быстро подойдя к столу, сказал:

— Я уже давно слежу за вами, господа. Наконец-то я нашел вас. Я имею приказ арестовать вас, подписанный шестью членами Тайного совета, и должен вас отправить в Ньюгетскую тюрьму.

— В чем нас обвиняют? — спросил полковник.

— В изменнических действиях, — отвечал Кулленфорд. — Вы будете заключены в Ньюгетской тюрьме под крепкий караул. Посмотрим, что будет, когда вас станут допрашивать. Говорят, образовался большой заговор. У нас есть против вас три свидетеля: Лент, Уомбалль и Вильсон.

— Три негодяя! — воскликнул полковник. — Нам нет спасения, — шепнул он Бромфильду.

— Сопротивляться бесполезно, — сказал Кулленфорд. — Со мной здесь экипаж, который может вас доставить в Ньюгет.

— Да, лучше будет покориться, — произнес Бромфильд. — Вы очень счастливы, что унесли ноги из этой ловушки, — прибавил он, обращаясь к Вальтеру.

— Если дело идет о заговоре Лента, то вы оба можете доказать, что были в то время в Сен-Жермене.

— Конечно, мы можем это сделать, — сказал Паркер.

— Предоставьте им действовать самим, капитан Кросби, — прервал его Кулленфорд. — Они сами могут постоять за себя.

— Мы, наверно, сошлемся на него, как на свидетеля, — сказал Бромфильд, — и мы…

— Идем, господа, садитесь в экипаж, — прервал его один из полицейских. — Нечего больше мешкать.

Арестованных увели.

Было запрещено выходить во двор, а хозяин гостиницы должен был строго следить, чтобы во время ареста все было спокойно, пока арестованные не тронутся в путь.

Таким образом все обошлось тихо.

XI. Гроза надвигается

Дней десять спустя после посещения Вальтером Кенсингтонского дворца полковник Тильдеслей и Беатриса в один прекрасный вечер гуляли по аллеям майерскофского парка.

Беседа их была не весела: виды на будущее якобитской партии повсеместно становились все более и более безотрадными.

Как ни противился полковник Тильдеслей бегству, но становилось очевидным, что ему придется оставить свой дом и искать спасения во Франции.

Хотя его и вызвались провожать несколько друзей, в том числе и полковник Тоунлей, но сердце его было разбито. Он скучал по Вальтеру и нетерпеливо ждал его возвращения.

Беатриса одинаково чувствовала себя несчастною. Не имея вестей от Вальтера с того самого времени, как он уехал, она мучила себя самыми мрачными предчувствиями. Иногда ей начинало казаться, что он уже брошен в тюрьму и больше не вернется, но отцу Джонсону удавалось уговорить ее отогнать эти мрачные мысли.

В этот вечер полковник и священник, выйдя из парка, пошли полем, а Беатриса вернулась назад. Подходя к дому, она заметила недалеко от моста, переброшенного через ров, всадника и сразу узнала в нем Вальтера. Тот тоже увидел ее, быстро соскочил с лошади и, бросив поводья Горнби, вышедшему ему навстречу, бросился к ней. Беатриса в волнении остановилась под одним из дубов, которыми была обсажена аллея.

— У вас вид такой, как будто вы достигли полного успеха, Вальтер! — сказала она, сердечно поздоровавшись с приезжим.

— Да, я добился успеха, поскольку дело касается лично меня, — отвечал он. — Я виделся с королевой!

— С царствующей королевой? — спросила она с изумлением.

— Да, я виделся с нею дважды в Кенсингтонском дворце, и оба раза она была чрезвычайно милостива ко мне. Теперь не время рассказывать о всех подробностях свидания, скажу только, что я встретил ее случайно, когда она садилась в шлюпку у Уайтхоллского дворца. Она пожелала, чтобы сэр Тренчард представил меня ей. На следующий день он возил меня в Кенсингтонский дворец, где я имел аудиенцию, во время которой она выказала большую благосклонность ко мне. Через два дня я был вторично принят в ее прощальной аудиенции, и она была еще милостивее, чем в первый раз.

— Все это чрезвычайно радует меня, Вальтер, — сказала Беатриса. — Но я слишком предана королеве Марии Моденской, и ваша королева мало интересует меня.

— Послушайте, бросьте ваше предубеждение против нее. Я уверен, что вы привязались бы к ней и пожалели бы ее.

— Пожалела бы ее, Вальтер? — воскликнула Беатриса с изумлением.

— Да, пожалели бы, — продолжал Вальтер. — Она очень несчастна.

— Как, однако, я ошибалась! Я думала, что она недоступна никаким чувствам.

— Напротив, она горько жалеет о своем поступке относительно отца.

— Вы изумляете меня! Это примиряющая черта в ее характере.

— Я надеюсь, что отец простит ее, — заметил Вальтер.

— Очень может быть. Король Иаков так добр, что может простить ее.

— Будем надеяться — сказал Вальтер. — Но позвольте задать вам один вопрос. Если бы она предложила вам быть ее фрейлиной, приняли бы вы такое предложение?

— Нет, — решительно отвечала Беатриса. — У меня только одна государыня — Мария Моденская, и никакой другой я служить не буду. Я еду обратно в Сен-Жермен. Полковник едет со мною.

— Ему небезопасно оставаться здесь, — сказал Вальтер. — Полковник Паркер и доктор Бромфильд уже заключены в тюрьму. Скоро будут произведены большие аресты.

— Но Тильдеслею сильно не хочется расставаться с этим местечком, Вальтер. Ему все кажется, что он уже не вернется сюда, и он впал от этой мысли в меланхолию.

— Когда он попадет в Сен-Жермен, он оправится. Может быть, ему придется провести несколько лет за границею, а затем, я уверен, он вернется.

— Вы поедете с нами, Вальтер?

— Не могу обещать вам этого сейчас. Может быть, полковник попросит меня остаться здесь некоторое время после его отъезда. Отец Джонсон позаботится о вашей безопасности, а я рано или поздно буду в Сен-Жермене.

Разговаривая, они незаметно подошли к самому дому. Здесь их встретили полковник и священник, узнавшие о приезде Вальтера и вернувшиеся с прогулки другим путем.

— Как я рад видеть вас опять! — воскликнул Полковник, сердечно здороваясь с Вальтером. — Я боялся, не случилось ли с вами какого-нибудь несчастья.

— Мы получили известие об аресте Паркера и Бромфильда, — сказал отец Джонсон, — и боялись, как бы и вы не попались вместе с ними.

— Нет, я счастливо избежал и ареста, и покушения на мою жизнь, — отвечал Вальтер. — Но мне не удалось положить конец замыслам Лента. Вы должны быть очень осторожны теперь, полковник. Многие из наших друзей в этой местности накануне ареста, в их список внесены и вы.

— Кажется, мне придется бросить дом и бежать во Францию, — со вздохом сказал полковник. — Это для меня хуже смерти. Но я не вижу другого выхода.

— Я тоже, — сказал Вальтер. — Во что бы то ни стало вы должны избежать ареста.

Полковник совсем погрузился в печальные думы, и только прибытие конного гонца с письмом от полковника Тоунлея вывело его из глубокой задумчивости. Это письмо заставило его совершенно изменить свои планы. Он объявил, что вместо того, чтобы ехать во Францию, он отправится завтра же в Нортумберланд к сэру Фенвику, у которого и пробудет месяца два-три в полном уединении.

«Надеюсь, дорогие друзья мои, — писал Тоунлей, — что вы приедете ко мне. Сэр Фенвик будет рад видеть вас у себя и вы можете оставаться здесь, сколько угодно. Приезжайте ко мне завтра утром. Вашу прекрасную Беатрису лучше будет оставить в Майерскофе. Там с отцом Джонсоном она будет в безопасности. Завтра к ней приедет мисс Стандиш, которая гостит здесь».

— О, если со мной будет миссис Стандиш, я не буду чувствовать себя одинокой, — воскликнула Беатриса.

— В таком случае я также могу остаться с вами и охранять вас, — сказал Вальтер. — Меня арестовать не могут, так как у меня охранный лист от королевы.

Полковник Тильдеслей был в восторге от такой перспективы, которая давала ему возможность отложить свое бегство во Францию. Он послал Тоунлею ответ, что непременно будет у него завтра утром и что Беатриса с нетерпением ждет миссис Стандиш и других дам, если те пожелают ее навестить.

На следующее утро полковник поднялся очень рано и отдал Горнби распоряжения, чтобы во время его отсутствия все в доме слушались мисс Тильдеслей.

— Исполню ваши приказания в точности, полковник, — отвечал дворецкий. — Надеюсь, что вы вернетесь к нам целы и невредимы.

После завтрака Тильдеслей простился нежно с Беатрисой и в сопровождении двух верховых, которые везли с собой багажные вьюки и были вооружены пистолетами, двинулся к Тоунлею, чтобы вместе с ним продолжать свой путь в поместье сэра Фенвика.

Подъехав к воротам, он бросил печальный взгляд на свой дом, не зная, суждено ли ему вернуться в него. Беатриса стояла у окна в верхнем этаже, в воротах неподвижно застыл верный Горнби. Вальтер поехал с полковником, желая проводить его несколько миль.

Полковник Тильдеслей был, впрочем, так расстроен, что дорогою едва мог поддерживать разговор со своим спутником.

На прощанье он стряхнул с себя задумчивость и, обращаясь к нему, сказал:

— Вы должны знать о том, какие распоряжения я сделал. Я боюсь, что в самом непродолжительном времени поместья лучших семей будут конфискованы. Я принял все меры, чтобы сохранить свое, но я не отдал его иезуитам, как мне советовали. Если со мною что-нибудь случится, оно достанется Беатрисе. Я оставляю ей весь дом со всеми принадлежностями. Она будет моей единственной наследницею.

— Я полагаю, что вы правильно поступили, — сказал Вальтер. — Но вы, конечно, избегнете всех опасностей и еще долго-долго будете жить в своем старинном доме.

— Сильно сомневаюсь, — мрачно сказал полковник. — Я очень желал взять с собою к Фенвику и Беатрису, но она, кажется, не расположена туда ехать. Пожалуй, это лучше, что она осталась в Майерскофе. А теперь прощайте!

— Прощайте, полковник. Будем надеяться, что вы скоро вернетесь к нам.

С этими словами Вальтер круто повернул лошадь и дал ей шпоры. Когда он вернулся в Майерскоф, Горнби доложил ему, что с ним желает говорить отец Джонсон, который ждет его в своей комнате.

К удивлению своему Вальтер застал священника в самом радостном настроении.

— Я получил хорошие вести, — сказал он. — Полковник Паркер и доктор Бромфильд уже не в Ньюгете.

— Это удивительное известие! — воскликнул Вальтер. — Впрочем, доктор Бромфильд горазд на все, да и полковник Паркер ему не уступит. Очевидно, мы скоро увидим их здесь в Ланкашире.

— Они уже в Ланкашире, — продолжал священник, — и, по-видимому, недалеко от нас.

Заинтересованный этими словами, Вальтер вопросительно поглядел на собеседника.

— Они здесь?

Отец Джонсон встал с своего кресла и отворил потайную дверь. Оба беглеца вышли из своего убежища.

Вальтер горячо пожал им руки.

— Мог ли я думать, что снова увижусь с вами после того, как мы расстались в гостинице «Королева»? — сказал он. — Но как вам удалось вырваться из Ньюгетской тюрьмы? Верно, кто-нибудь из тюремщиков выпустил вас на волю?

— Это сделали пятьдесят гиней, — отвечал доктор Бромфильд.

— Из Лондона мы прямо направились в Майерскоф, — прибавил полковник Паркер. — Мы были уверены" что полковник Тильдеслей окажет нам радушный прием.

— Полковник только что уехал к сэру Фенвику, — сказал Вальтер.

— Я им уже об этом говорил, — заметил отец Джонсон. — Но это все равно. В его отсутствие я могу от его имени предложить убежище нашим добрым друзьям.

В это время послышался стук в дверь. В комнату вошел Горнби и доложил, что мисс Тильдеслей будет очень рада видеть гостей и что прибыла миссис Стандиш в сопровождении мистера Роджера Дикконсона.

— Очень рад, очень рад, — заговорил доктор. — Дикконсон мой старый приятель. Он главный винт всего заговора.

— Не очень-то радуйтесь, — заметил полковник Паркер. — У него, кажется, есть что-то на уме.

Полковник Паркер и доктор Бромфильд были встречены Беатрисой очень сердечно. С миссис Стандиш и ее спутником оба были уже знакомы.

Несмотря на свои немолодые годы, миссис Стандиш была замечательно красива. Она держала себя со всеми любезно, но в высшей степени сухо.

Роджеру Дикконсону было лет сорок. Наружность его ничем не обращала на себя внимания. Несмотря на простоту, с которой он держал себя, видно было, что он хорошо воспитан и наделен острой проницательностью. Как и его старший брат, Вильям Дикконсон, он был ярым якобитом и участвовал во всех заговорах, имевших целью вернуть корону Иакову.

При тогдашнем положении вещей он чрезвычайно беспокоился за брата, которому угрожал арест. В Майерскоф он приехал для того, чтобы посоветоваться с капитаном Кросби. Он был, видимо, очень рад, что застал здесь двух соратников, которые также могли дать ему полезный совет.

Маленькое общество якобитов уселось около широкого окна и принялось обсуждать положение дел.

— У меня есть план, — быстро заговорил Дикконсон, — который я хотел бы предложить вашему вниманию прежде, чем приводить его в исполнение. Я узнал от сыщика, некоего Джона Таффа, — вы, вероятно, о нем уже слышали, — что в случае, если наши друзья будут арестованы и преданы суду, главным свидетелем против них будет этот вероломный негодяй Лент.

— Для этой цели он и был нанят Аароном Смитом, — заметил Вальтер. — Но продолжайте, пожалуйста.

— Я узнал от Таффа, что Лент не знает в лицо многих, кому грозит арест. Ему известны только Тильдеслей и Тоунлей, которые теперь спаслись бегством. Других он никогда не видел.

— А видел он вашего брата Вильяма? — спросил Дикконсона Вальтер.

— Нет. Точно так же он никогда не видал и меня, — отвечал Роджер. — Он не знает в лицо и других наших друзей, которым предстоит попасть под суд.

— А между тем Лент будет свидетелем против них! — воскликнул доктор Бромфильд.

— Он, впрочем, уверяет, что на суде он покажет всю правду, — продолжал Роджер. — Этот негодяй теперь в Манчестере, где живет в гостинице «Бычья Голова» под именем Никласа Ричби. Здесь он старается найти себе кого-нибудь, кто мог бы показать ему намеченные им жертвы. Я выдал себя за шпиона и имею к нему рекомендательное письмо от Таффа, который поможет мне осуществить мой замысел. Я явлюсь к нему переодетым, под ложным именем, и, конечно, если только представится малейшая возможность, проведу его.

— Вы хотите указать ему совершенно других лиц? — спросил полковник Паркер.

— Именно, — отвечал Роджер. — Я хочу внушить ему, что, например, сэр Вильям Джерард есть Роуланд Станлей и так далее.

— Вы предполагаете ввести его к ним в дом? — спросил Бромфильд.

— Нет. Их всех под каким-нибудь предлогом привезет в Манчестер мой брат, — отвечал Дикконсон.

— Это, конечно, потребует меньше, времени и хлопот, да и успех будет вернее, — заметил Вальтер. — Когда вы отправляетесь в Манчестер?

— Думаю ехать как можно скорее. Я захватил с собою нужный для переодевания костюм. Могу я попросить у вас лошадь?

— Конечно, — отвечал Вальтер. — Полковник Тильдеслей дал бы вам ее с удовольствием. То же самое я решаюсь сделать за него.

— В таком случае нечего откладывать дело, — сказал Роджер. — Нужно только проститься с дамами.

Вальтер повел его к Беатрисе, беседовавшей со своей гостьей, и объяснил ей вкратце причину столь внезапного отъезда Дикконсона.

Узнав о задуманной хитрости, обе дамы весело рассмеялись и пожелали Дикконсону полного успеха.

— Если вы проведете этого Лента, то заслужите горячую благодарность всей нашей партии, — сказала Беатриса. — Вы накажете этого негодяя и освободите многих от угрожающей опасности.

Вальтер позвал Горнби и приказал ему отнести в комнату Дикконсона чемодан, который тот привез с собой. Через несколько минут оттуда вышел настоящий крестьянин весьма почтенного вида. Шляпа, сапоги и весь костюм был как раз такой, какой носили местные крестьяне.

Не откладывая дела, переодетый Дикконсон вскочил на сильную лошадь, приготовленную ему по распоряжению Вальтера, и под именем Питера Кромптона пустился в Манчестер.

Вскоре уехала и миссис Стандиш, обещая Беатрисе не забывать ее и время от времени навещать опустевший Майерскоф.

XII. Капитан Бридж

На другой день к вечеру Роджер Дикконсон был уже в Манчестере. Он направился прямо в гостиницу «Бычья Голова».

Войдя в общий зал, Дикконсон как раз застал там Лента, который сидел один. Перед ним стояла бутылка хересу.

Подойдя к столу, Роджер отвесил поклон и, подавая письмо, сказал:

— От мистера Таффа, сэр.

— Вас зовут Питер Кромптон? — спросил Лент, пробе жав письмо.

— Так точно, сэр. Я ланкаширский уроженец и знаю в лицо всех якобитов здешней округи и могу указать вам их.

— Вот это мне и нужно. Мистер Тафф пишет, что на вас вполне можно положиться и что вы можете быть мне очень полезны. Сколько вы желаете получить за ваши услуги?

— Что вы думаете о двух гинеях в день, сэр?

— Две гинеи! Дорогонько! — вскричал Лент. — Но я не буду с вами торговаться. Но зато я потребую от вас особого внимания к моим приказаниям.

— Вы вполне можете рассчитывать на меня, сэр.

— В таком случае по рукам, Питер, — сказал Лент покровительственным тоном. — Садитесь и выпейте стаканчик вина.

— Рад стараться, — отвечал мнимый Питер, осушая налитый ему стакан.

— Надеюсь, мистер Тафф передал вам, кого именно я желаю видеть? — спросил Лент.

— Несколько имен он мне назвал: лорда Молинэ, сэра Вильяма Джерарда, сэра Роуланда Станлея, сэра Клифтона — все это заведомые якобиты.

— Отлично. Я именно желаю видеть только якобитов, — заметил Лент.

— Я хотел вас спросить, мистер Ричби, не якобит ли вы сами. Но вижу, что нет.

— Вы правы.

— Тогда вы, как и мистер Тафф, шпион, как они вас называют?

— Вроде этого, — сухо отвечал Лент. — Скажите-ка лучше, не приходилось ли вам встречать некоего Дикконсона из Райтингтона?

— Я знаю его близко, — отвечал мнимый Питер. — Я часто имел с ним дела и могу устроить так, что вы его увидите, если желаете.

— Великолепно! — вскричал Лент.

— А Бартоломей Уольмсей из Денкергальфа вас не интересует, сэр? — спросил Роджер.

— Напротив, очень интересует. Его-то именно я особенно хочу видеть.

— В таком случае будьте вполне спокойны.

— Мне бы не хотелось терять времени, — сказал Лент. — Мы отправимся на разведку завтра же.

— С кого мы начнем?

— С лорда Молинэ.

— Ну, нам не придется ходить далеко, чтобы видеть этого лорда, — заметил мнимый Питер.

— Как так?

— Да он будет здесь, вот в этой самой комнате, — отвечал Роджер.

— Вы уверены в том, что говорите? — недоверчиво спросил Лент.

— Вполне уверен. Я получил секретное извещение, что завтра в этом доме готовится съезд якобитов. Несомненно, все лица, которых вы желаете видеть, будут на нем.

— Эх, дай-то Бог! — воскликнул Лент. — Это меня избавило бы от напрасной траты времени и денег.

Но почему же вы не сказали этого сразу, глупый вы малый? Впрочем, не бойтесь: я не нарушу своего договора с вами, и вы получите свои две гинеи в день.

— По-видимому, съезд не будет отложен, — сказал Роджер. — Это мы узнаем окончательно завтра утром и сообразно с этим и будем действовать.

Тут в залу вошло несколько новых посетителей. Роджер встал и, пожелав Ленту спокойной ночи, вышел из гостиницы. Подумав немного, он направился к церкви Коллегиатов, как назывался в те времена городской собор.

Здесь на церковном дворе Роджера поджидал его брат Вильям, который сообщил ему, что он посвятил уже в заговор всех заинтересованных лиц и что заговорщики обещали завтра съехаться в Манчестер и действовать так, как он их научил. Эта новость обрадовала Роджера, и он стал надеяться, что его затея увенчается полным успехом.

Условившись с братом, он вернулся в гостиницу и, плотно позавтракав на другой день с Лентом, объявил, что предполагавшийся съезд якобитов состоится непременно.

Пока они сидели и разговаривали друг с другом, в гостиницу вошел мужчина средних лет, в красивом дорожном костюме, в высоких сапогах и треугольной, с загнутыми краями шляпе, вышитой серебром.

— Это один из них? — тихо спросил Лент, пораженный его красивой наружностью.

— Это Бартоломей Уольмслей из Денкергальфа, — отвечал Роджер.

— Именно таким я и представлял его себе, — заметил предатель.

На самом же деле то был лорд Молинэ.

Чтобы окончательно сбить Лента с толку, мнимый Питер при входе незнакомца поднялся и отвесил ему почтительный поклон.

— А я не знал, что вы вернулись из Франции, мистер Уольмслей, — прибавил он.

— Я вернулся в Денкергальф уж более недели тому назад, — отвечал тот.

— Это мы запомним, — сказал Лент. — А это кто такой? — спросил он, увидя еще одного якобита.

— Лорд Молинэ.

— Ну, его милость не отличается внушительной наружностью и смахивает на обыкновенного горожанина, — заметил Лент.

Он продолжал еще всматриваться в мнимого лорда Молинэ, когда появился третий якобит, высокий, красивый мужчина в богатом костюме.

— Я, кажется, догадываюсь, кто это, — заметил Лент.

— Кто же это, по вашему мнению?

— Сэр Вильям Джерард.

— Верно, — сказал Роджер, едва удерживаясь от смеха.

То был сэр Роуланд Станлей.

— А вот этот, несомненно, сэр Роуланд Станлей, — продолжал Лент, подмигивая на вновь прибывшего посетителя.

— Верно. Вы очень быстро соображаете, сэр. Только не спутайте лиц.

— Я никогда не забываю лицо, которое однажды видел, — отвечал Лент. — Это кто такие?

— Первый — сэр Томас Клифтон, а тот, который идет за ним — мистер Вильям Диккенсон.

— Этот Клифтон удивительно похож да вас, Питер, — заметил Лент. — Можно подумать, что это ваш брат.

— Это мне очень приятно слышать, сэр, — громко сказал мнимый Питер. — Вот идут еще двое, — продолжал он. — Тот, который постарше, Филипп Лантон. Помоложе — Блонделл из Кросби.

— Мне всегда казалось почему-то, что Блонделл — молодой человек, — заметил шпион. — Ему, по-видимому, не больше лет тридцати. Это я отмечу в своей книжке.

Мало-помалу все нужные Ленту лица собрались. Усевшись посредине комнаты, они сделали вид, что о чем-то совещаются. Лент чувствовал, что вот-вот его вышвырнут отсюда вон и, желая предупредить такой случай, готовился уже исчезнуть из зала, как вдруг дверь широко отворилась и хозяин ввел нового незнакомца — сильного мужчину в малиновом камзоле, расшитом золотом, которого он называл мистером Траффордом.

Якобиты заволновались при его появлении.

— Извините меня, господа, что я помешал вам, — сказал Траффорд, снимая шляпу. — Я узнал, что вы здесь и приехал пригласить вас к себе в Траффорд, где я рад буду вас видеть.

— Что ж господа, едем, — сказал тот, которого Питер выдал за лорда Молинэ. — Нам здесь больше делать нечего.

— Конечно, — раздалось несколько голосов.

— В таком случае прошу вас следовать за мною, — сказал Траффорд.

И якобиты разом вышли из комнаты, оставив Лента в полном недоумении.

— Что это значит? — спросил он Роджера.

— Не могу понять сам, — отвечал тот. — Очевидно, собрание состоится у Траффорда в более интимной обстановке. Счастье, что они прежде всего заглянули сюда.

— Траффорд якобист и папист, но он не замешан в заговоре. Иначе мы могли бы их всех арестовать у него.

— Не советую вам этого делать. Если вы появитесь в доме Траффорда, то едва ли выйдете оттуда.

Между тем якобиты вышли во двор и, велев ожидавшим их слугам подавать лошадей, под предводительством лорда Молинэ, двинулись по направлению к Экклесу. Добравшись до этой деревеньки, славившейся в те времена своими пирогами, они сделали остановку.

— Я думаю, господа, что мы славно одурачили этого негодяя! — воскликнул лорд.

— По-видимому, нам это удается, — отвечал за всех Траффорд.

Поместье Траффорда, куда направлялась кавалькада, лежало среди прекрасного дубового леса, омываемого рекою Ирвелль. Дом был построен из черного и красного леса, как в те времена обыкновенно делалось в Ланкашире. Многие из этих домов впоследствии были срыты и уступили место новейшим зданиям, — такая участь постигла между прочим и дом Траффорда, — с которыми не было уже связано столько исторических воспоминаний.

Траффорды — один из древнейших римско-католических родов в Ланкашире — жили здесь еще до появления Вильгельма-Завоевателя. В те времена, к которым относится наш рассказ, все представители этого рода крепко держали сторону короля Иакова и пламенно желали вернуть ему престол. Но, отличаясь спокойным темпераментом, они не принимали участия ни в каких заговорах и уклонялись от всяких поручений сверженного короля.

Однако Траффорда нельзя было назвать равнодушным к — делу Иакова. Когда его друзья-якобиты обратились к нему в трудную минуту, он без колебаний дал им приют, навлекши таким образом на себя возможность судебного преследования. Прежде, чем явиться, как было у словлено, в гостиницу «Бычья Голова» в Манчестере, все участники этой мистификации собрались у Траффорда, который не хотел уже отпустить своих гостей, когда те сделали свое дело, и настоятельно просил их переночевать у него.

Мистер Траффорд устроил для гостей отличный ужин. Настроение царило самое веселое, и гости, сидя еще за столом, чокались стаканами, как вдруг вбежали дворецкий и несколько человек слуг и с испугом доложили хозяину, что прибыл капитан Бридж с голландскими драгунами и требует, чтобы его немедленно впустили.

Капитана Бриджа и в этой местности знали так же хорошо, как и в окрестностях Престона, и потому его появление привело в ужас все население Траффорда.

Что было делать? Следует ли сопротивляться? На этот вопрос все гости единогласно ответили отрицательно.

Дверь отворилась, и капитан Бридж, став у хозяйского конца стола так, чтобы ему видно было всех сидевших, сказал:

— Если бы мне не удалось застать вас всех вместе, господа, то я принужден был бы ехать к каждому из вас отдельно: мне приказано вас арестовать. Мистер Лент предупредил меня, что я застану всех вас у Траффорда. Так оно и вышло. Можно, стало быть, исполнить свою обязанность, не теряя много времени.

Раздались гневные крики, и плохо пришлось бы Ленту, если бы он оказался тут.

— Итак, вы не отпускаете нас домой! — вскричало несколько голосов. — У нас есть спешные дела.

— Никак не могу позволить это, — отвечал Бридж. — Я обязан отправить вас всех отсюда прямо в Лондон. Шестеро из вас будут заключены в Тауэр — лорд Молинэ, сэр Вильям Джерард, сэр Роуланд Станлей, сэр Томас Клифтон, мистер Бартоломей Уольмсей и мистер Вильям Дикконсон. Остальные будут посажены в Ньюгетскую тюрьму.

— Мне очень грустно расставаться с моими друзьями, — сказал Траффорд. — Не позволите ли вы им, — продолжал он, обращаясь к капитану Бриджу, — по крайней мере, остаться у меня до завтра.

— С удовольствием бы исполнил ваше желание, мистер Траффорд, — отвечал Бридж; — но я подвергаюсь слишком большой ответственности.

— Вы могли бы поставить такую стражу, что никому и в голову не пришло бы бежать и вы были бы совершенно спокойны за ваших пленников.

— Нет, я должен строго исполнять свой долг.

— Вы и исполните, если отправитесь отсюда завтра утром; а тем временем отдохнут хорошенько и ваши люди.

— Пожалуй, я согласен, — сказал Бридж, — если только завтра утром все арестованные будут доставлены мне здравы и невредимы.

— Нет, за это я поручиться не могу, — возразил Траффорд. — Я могу дать вашим людям ужин, а затем пусть они сами стерегут арестованных, как будто бы дело происходило в гостинице.

— Что ж, это справедливо, — в раздумье сказал Бридж.

— В таком случае, будьте здесь, как дома.

Капитан Бридж, видимо, обнаруживал гораздо больше желания оставаться здесь, чем пускаться ночью в далекий путь, суливший усталость и невзгоды.

Не дожидаясь дальнейших приглашений, он сел за стол между Уольмсеем и Дикконсоном. Оба они относились к нему самым внимательным образом и то и дело подливали ему вина.

Узнав, что отряд остается здесь на ночь, голландские драгуны направились в помещение для прислуги и здесь получили обильный ужин.

Распорядившись, чтобы люди были готовы к выступлению рано утром, капитан Бридж бросился на кушетку и заснул, как убитый. Когда он проснулся, солнце уже давно стояло на небе.

Он еще протирал себе глаза, когда явился с встревоженным видом лейтенант Клеймон и спросил:

— Что нам теперь делать, капитан? Ведь все арестованные бежали.

— Как бежали? — с удивлением воскликнул Бридж.

— Бежали все. Ни одного не осталось.

— Они только задали мне лишнюю работу. Все равно через неделю их всех доставлю в Тауэр и Ньюгет.

Способствовавший бегству друзей мистер Траффорд ждал, что капитан Бридж немедленно арестует его, как соучастника в государственном преступлении, но у того не оказалось необходимого для этого приказа. Бридж хотел выждать до завтрашнего дня. Осторожность такого шага не замедлила оправдаться.

Решив, наконец, действовать, Бридж горячо взялся за дело. На другой день почти все беглецы были словлены и отправлены в Лондон.

Прежде, чем тронуться из Лондона в обратный путь, капитан зашел в канцелярию главного прокурора. Там ему, между прочим, сообщили, что в Манчестер выезжает особая комиссия, которая будет судить арестованных.

— Но прежде, чем начнется суд, — сказал Аарон Смит, — я хотел бы заручиться еще одним свидетелем. Боюсь, что показаний Лента будет недостаточно и они не произведут надлежащего действия. Есть один свидетель, который вполне отвечает моим планам. Ах, если бы мне заручиться его содействием.

— Кто же это? — спросил Бридж.

— Капитан Вальтер Кросби. Не знаете ли вы, где он теперь?

— Постараюсь разыскать, — с поклоном отвечал Бридж.

— А я уже вас за это поблагодарю, — продолжал прокурор.

— Отлично. Дайте мне приказ об его аресте, и я вам доставлю его через неделю.

— Получите, — произнес Смит, заполняя бланк и вручая его капитану. — Исполнение этого приказа даст вам сотни две фунтов.

— Дело сделано, — воскликнул капитан Бридж. — Мне известно, что лицо, которое вам нужно, находится сейчас в Майерскофе.

— У полковника Тильдеслея?

— Да. Но арестовать его там очень трудно, так как дом хорошо охраняется.

— Это уж я предоставляю вам. Он, впрочем, нужен мне только как свидетель, и я вовсе не хочу, чтобы он оказался под судом. Захватите, его поскорее. С судом медлить нечего.

— Суд будет в Манчестере?

— Да.

— Хорошо ли вы обдумали этот шаг? Ведь в этом городе масса якобитов и папистов.

— Я знаю это, но есть особые причины, которые заставляют судить арестованных именно в этом городе.

— Иначе, конечно, вы предпочли бы Престон или Ланкастер.

— Подсудимые, несомненно, будут признаны виновными. Их ждет смертная казнь. Имущество их будет конфисковано, и мы получим хорошую долю.

— Да, эти якобиты дают нам хороший доход, — сказал со смехом Бридж.

— Следует отдать им справедливость, — рассмеялся и Аарон Смит, — все это народ богатый. Не буду вас больше задерживать, капитан Бридж. Месяца не пройдет, как мы с вами увидимся в Манчестере. А тем временем вы заручитесь Вальтером Кросби.

— Обделаю это дело безотлагательно, — отвечал капитан, прощаясь.

Прогостив в Майерскофе около недели, полковник Паркер и доктор Бромфильд двинулись в Сен-Жермен. Хотелось им взять с собою и Вальтера, но тот не решился оставить Беатрису без всякой защиты.

Никто, кроме самых близких лиц, не знал, что полковник Тильдеслей покинул свой дом и живет у сэра Фенвика.

Не будь сознания опасности, которая ежеминутно грозила и ему, и его друзьям, Вальтер чувствовал бы себя превосходно. Каждый день он несколько часов наслаждался обществом Беатрисы, все более и более убеждаясь, что она питает к нему горячую привязанность. Со времени смерти ее отца в ней произошла большая перемена. Она уже не смеялась больше, стала очень сдержанной и большую часть времени проводила за чтением книг религиозного содержания. Даже отец Джонсон удивлялся ее ревностности и советовал ей быть снисходительнее к себе, но она не слушала его советов.

— Мои дни, — говорила она, — кончатся, по всей вероятности, в монастыре. Там я буду счастливее, чем в миру. Блестящие видения, которые когда-то меня ослепляли, теперь исчезли и, очевидно, не вернутся более. У меня нет больше влечения к светским удовольствиям, к которым меня прежде так тянуло. Я с ужасом думаю теперь о том, что мне придется опять окунуться в шумный свет.

Священник поглядел на нее с состраданием.

— Я рад, что вы хотите вести благочестивый образ жизни, дочь моя, — сказал он. — Но вы не должны отказываться от исполнения светских обязанностей, лежащих на вас. Мне было бы прискорбно, если бы вы удалились в монастырь. Вы еще так молоды и впереди вас ждет столько удовольствий!

— Когда-то мне самой так казалось, — перебила его Беатриса, — но теперь все это изменилось.

— Это не долго будет продолжаться, и прежние чувства возьмут верх.

— Не думаю, отец мой. Мое отвращение к миру все увеличивается.

— Какое несчастье будет для Вальтера Кросби, если вы уйдете в монастырь!

— Но при теперешнем моем настроении я не думаю о браке с ним.

— Не следует принимать быстрых решений и делать несчастным того, кто вас любит так преданно.

— Нет, моим женихом будет тот, перед которым все земное — прах. Вот вам мое решение.

Беатриса произнесла эти слова как-то особенно твердо и торжественно, и священник понял, что она действительно готова выполнить свое намерение.

— В таком случае, — произнес он, — мне нужно будет поговорить с Вальтером.

— Прошу вас об этом. Передайте ему все, что я вам сказала. Тогда он будет смотреть на меня, как на сестру. Или лучше, пошлите его в церковь: я буду его там ждать.

Отец Джонсон отправился за Вальтером, а Беатриса пошла в церковь и стала горячо молиться перед изображением св. Девы. Скоро послышались торопливые шаги Вальтера. Она поднялась. Выражение ее лица было печально, но твердо.

— Беатриса! Беатриса! Неужели то, что я сейчас слышал, — правда? — воскликнул Вальтер в отчаянии.

— Правда, Вальтер, — отвечала она тихо. — Я не могу быть вашей женой. Я решилась посвятить себя Богу и хочу порвать все свои связи с землею.

— Но как же королева Мария Моденская, которую вы так любите?

— Я уверена, что она одобрит мое решение.

— Может быть, вы отложите исполнение вашего желания до тех пор, пока не повидаетесь с ней? — спросил Вальтер, хватаясь за последнюю надежду.

— Позвольте и мне присоединиться к этому, — сказал незаметно вошедший священник. — Позвольте мне как можно скорее отвезти вас в Сен-Жермен.

— Я согласна, — отвечала Беатриса, — но с тем условием, чтобы об этом не говорить до того момента, когда мы будем у королевы.

— Хорошо, — согласился Вальтер. — А теперь постараемся собраться в дорогу поскорее.

Приготовления не потребовали много времени: они должны были ехать верхом и потому могли взять с собою лишь самое необходимое.

Отправляясь к Фенвику, полковник Тильдеслей оставил Беатрисе значительную сумму, которая теперь перешла в распоряжение отца Джонсона, заведывавшего путевыми расходами.

Беатриса написала полковнику длинное письмо, в котором сообщала, что она едет в Сен-Жермен, и советовала ему безотлагательно отправляться туда же. Письмо это Горнби вызвался немедленно доставить по назначению.

На другой день из ворот майерскофского парка выехала маленькая кавалькада, и дом, оставленный на попечение Горнби, опустел.

Вечером Беатриса и ее спутники были уже в Иоррингтоне и, переночевав здесь, рано утром двинулись дальше, стараясь по возможности не утомляться.

Так ехали путники почти неделю без всяких приключений. На седьмой день они сели на небольшой корабль, который перевез их из Ньюгавена в Диепп, откуда можно было уже с полной безопасностью добраться до Сен-Жермена.

Но вернемся к Майерскофу.

Приняв на свое попечение целый дом, Горнби чувствовал, что он взял на себя огромную ответственность. Но он знал, как нужно действовать. Наняв несколько шпионов, он разослал их в разные концы и щедро платил за всякое сообщение, которое оказывалось ему полезным. Через них он узнал, что капитан Бридж, доставив арестованных якобитов в ньюгетскую тюрьму, возвратился обратно и находится теперь в Ланкастере. Было очень вероятно, что этот энергичный офицер заглянет и в Майерскоф, и Горнби приготовлялся встретить его как следует. Все его люди были вооружены и приготовились отразить нападение.

Опасения Горнби не замедлили оправдаться, и дня через два после своего прибытия в Ланкашир капитан Бридж со своими голландскими драгунами уже стоял перед воротами майерскофского парка.

Мост, ведущий к дому, был поднят, и все указывало на то, что обитатели Майерскофа намерены защищаться.

Увидав Горнби на другой стороне рва, капитан закричал:

— Спустите немедленно мост. Я имею приказ арестовать Вальтера Кросби.

— Капитана Кросби нет в Англии, — отвечал дворецкий. — Уже более недели, как он уехал во Францию.

— Я имею основания думать, что он здесь, и намерен обыскать дом.

— В таком случае подъезжайте сюда, — возразил Горнби. — Вы уже меня знаете и потому можете быть уверены, что я задам вам жаркую встречу.

— Вы не осмелитесь противодействовать этому приказу! — вскричал Бридж, предъявляя бумагу.

— А вот увидим! Эй, вы, — закричал Горнби своим людям. — Стреляйте в первого, кто вздумает сюда пробраться.

— Вы не смеете так поступать со мною! — в гневе вскричал капитан. — В последний раз говорю вам: опустите мост!

— Попробуйте сами! — отвечал Горнби.

Осмотревшись кругом, капитан Бридж заметил вдали отряд, почти вдвое превышавший его силы и мчавшийся на рысях к Майерскофу. Он еще не успел разобрать, были ли то враги, или подкрепление, как Горнби и его люди подняли громкий крик. Бридж немедленно повернул назад и стал отступать, не задерживаемый прибывшим отрядом. Отряд этот, подоспевший как раз вовремя, был послан, как оказалось впоследствии, сэром Фенвиком. Разумеется, подъемный мост был сейчас же спущен, и спасители были встречены с восторгом и криками радости.

XIII. Суд над якобитами

В первых числах октября в Манчестер прибыла правительственная комиссия, которая должна была судить восемь якобитов, обвиняемых в государственной измене. Заседания ее должны были открыться 20 числа.

Прежде, чем описывать этот замечательный процесс, который в свое время наделал большого шума и сильно повредил министерству, необходимо познакомить читателя с господствовавшим в городе настроением умов.

Манчестерцы смотрели на это дело, как на кровавый поход, задуманный правительством при помощи судей, чтобы погубить несчастных якобитов и конфисковать их имущество. Поэтому общие симпатии были на стороне обвиняемых.

Несмотря на то, что якобитов заточили в тюрьму и таким образом лишили их возможности действовать, тем не менее в Манчестере у них осталось немало друзей, которые напрягали все усилия, чтобы представить это дело публике в надлежащем свете. Для этого они заручились искусным пером Роберта Фергюсона, смелого публициста, напечатавшего открытое письмо к сэру Джону Тренчарду о злоупотреблениях властью, которые позволяют себе министры. Он доказывал, что суд составлен искусственно, путем давления и подкупа, жестоко нападал на главного прокурора и выводил на свет Божий гнусную личность Лента и других свидетелей обвинения.

Широко распространяемые и всюду читаемые памфлеты Фергюсона производили огромное впечатление по всей стране и привлекли к обвиняемым симпатии и вигов и тори, которые чувствовали, что совершается большая несправедливость, и надеялись, что правительству не удастся ее осуществить. Разоблачения Фергюсона вызвали такую бурю негодования, что манчестерцы грозили побить камнями Аарона Смита и его вероломного свидетеля, если они вздумают явиться к ним в город. Они, несомненно, привели бы свою угрозу в исполнение, но главный прокурор был слишком осторожен и не так-то легко было захватить его.

Он приехал в город глубокой ночью, заранее уведомив о своем приезде, и вместе с своим свидетелем поселился в гостинице, где для них были уже приготовлены комнаты.

На другой день к дверям гостиницы был приставлен часовой, другой стоял во дворе. По этому нововведению все узнали, что Смит и его свидетель приехали. Возле гостиницы стала собираться возбужденная толпа, слышались крики и ругательства по адресу приезжих. Хозяин гостиницы, Джо Типпинг, не знал, как от них и отделаться. Лент целый день сидел дома и выходил на прогулку, когда становилось совсем темно, направляясь обыкновенно к мосту через реку Ирвелль.

Во время одной из таких прогулок он и не заметил, что какие-то люди шли за ним следом от самой гостиницы, пока один из незнакомцев не окликнул его. Не успел он оглянуться, как преследователи окружили его со всех сторон. Бежать было невозможно.

— А, негодяй! — вскричал один из незнакомцев, хватая его. — Мы следили за тобою с того самого момента, как ты приехал в Манчестер. Наконец-то ты в наших руках!

— За кого вы меня принимаете, джентльмены? — храбро спросил Лент.

— Мы знаем, что ты не кто иной, как Лент, вероломный свидетель, купленный правительством. Мы не дадим тебе выступить с твоими лживыми показаниями против честных людей, которых собираются засудить на смерть.

— Я докажу только правду, — уверял Лент. — Каким же образом вы можете не дать мне выступить свидетелем?

— Повесим тебя вот на том фонаре, — сказал державший его незнакомец, указывая на фонарь, стоявший посредине моста.

— Неужели вы будете участвовать в этом убийстве? — жалобно спросил Лент остальных.

— Да, да, повесить его, негодяя! — раздалось несколько голосов.

Лент закричал, но ему моментально заткнули рот, накинули на шею петлю и потащили к фонарному столбу. На его счастье, к его преследователям присоединился какой-то молодой офицер.

— Что вы хотите сделать с этим человеком? — вскричал он.

— Повесить его, негодяя, — был ответ.

— Его, действительно, стоит повесить, — произнес офицер. — Однако не советую вам делать этого; не навлекайте на себя кару закона, иначе вы только повредите своему делу. Отпустите его!

— Отпустить его? — закричали все с изумлением. — Мы охотились за ним целый день, а теперь отпустить его?

— Да, отпустить, — стоял на своем офицер. — Он не может повредить на суде нашим друзьям. А если вы его повесите, это, несомненно, послужит им во вред. Вот почему я и говорю вам опять: отпустите его.

— Приходится повиноваться вам, капитан, — заговорили кругом, — хотя нам не очень это приятно. Смотрите, как бы вам не пришлось раскаяться в вашем милосердии.

С этими словами они сняли с Лента веревку и выпустили. Чтобы подбодрить его и придать ему живости, ему дали два-три хороших пинка, но Лент и без того пустился со всех ног по направлению к гостинице, давая себе клятву не выходить из-под ее кровли все время, пока ему придется жить в Манчестере.

На другой день, поздно вечером, привезли в Манчестер обвиняемых. Их сопровождал капитан Бридж с своими драгунами, так как было опасение, что по дороге друзья арестованных сделают попытку отбить их. Но те, чувствуя, что приговор суда будет в их пользу, предупредили всех, что необходимо сохранять полное спокойствие.

Несмотря на поздний час, на улицах были толпы народа, которые приветствовали подсудимых криками, когда те медленно и с трудом ехали к месту суда. Толпа не ограничивалась лишь проявлением своего сочувствия: слышались и негодующие возгласы по адресу правительства. Голландских драгун встретили гиканьем, так что капитан Бридж, выведенный из себя сыпавшимися на него и на его солдат оскорблениями, пригрозил разогнать толпу силою, если она не прекратит своих оскорбительных выкриков. После этого народ стал держать себя спокойнее, и подсудимые двигались уже беспрепятственно. Поместили их в обширном доме, прилегавшем к зданию суда и нанятом нарочно для этого дела.

Суд, в котором должен был слушаться этот громкий процесс, занимал обширное здание без всяких скульптурных украшений, очень подходящее для этой цели. По другую сторону здания суда был нанят еще дом для судей и судебных чиновников, которые еще не приехали.

В соседних улицах было снято еще несколько домов для членов совета его величества.

В ночь, когда прибыли подсудимые, большая толпа народа собралась на площади перед занятым ими домом и стояла здесь несколько часов. Эти демонстрации помешали якобитам видеться с их друзьями. Им сказали, что если ночь пройдет спокойно и не произойдет никаких столкновений, их друзья получат разрешение навестить их завтра утром.

На другой день прибыли четыре члена суда, назначенные правительством для разбирательства этого дела, и пять членов королевского совета. Их прибытие дало новый толчок возбуждению, которое все сильнее и сильнее распространялось в городе.

Через друзей подсудимых публика была хорошо осведомлена о политических взглядах судей и отлично понимала, что они являются простыми орудиями в руках правительства.

Председатель этого совета Вильям Вильямс был очень способный, но беспринципный человек, вертевшийся, как флюгер по ветру. В царствование Карла II он был в оппозиции двору. Став баронетом при Иакове И, он теперь преследовал приверженцев этого короля и преследовал с поразительным усердием. Он не дожидался удобного случая напасть на сверженного короля и сам перешел в наступление.

Остальные члены, подобно своему председателю, были на все руки за исключением сына Вильямса, который пока не имел еще случая изменить своим убеждениям.

Не было еще ни одного процесса, в котором публика относилась бы с большим презрением и к судьям, и к членам совета, и к обвинителю, и к свидетелям обвинения. Больше всего доставалось правительству, но ему было решительно все равно, что думает публика о нем самом и его агентах, для него важно было только одно — добиться осуждения якобитов.

Наконец съехались в Манчестер все лица, которые должны были принять участие в этом процессе.

Хотя друзья и уверяли обвиняемых, что их, несомненно, оправдают, однако они чувствовали себя очень неспокойно, зная, что правительство сделало все возможное для их осуждения.

Что касается судей и членов совета, то они чувствовали себя прекрасно и заказали себе в «Бычьей Голове» превосходный ужин, на который был приглашен и Аарон Смит. За обедом было выпито немало вина, причем прокурор не отставал от других.

Но Лента на обед не пригласили. Такое пренебрежение смертельно обидело эту важную и мстительную персону.

На другой день открылся суд.

Усевшись на своих местах, судьи представляли внушительное зрелище. Рядом с ними сидели еще четыре лица: шериф, Аарон Смит, местный прокурор Белей, манчестерский секретарь Винтер и, наконец, капитан Бридж.

Сзади них толпилось множество второстепенных чиновников, за которыми прятались, по приказанию Смита, свидетели обвинения — Лент, Уомбалль и Вильсон.

Несмотря на обширные размеры, зал суда был переполнен.

После мелких предварительных формальностей вошли присяжные, которых тут же привели к присяге. Все смотрели на них с любопытством. Все это были члены лучших ланкаширских семейств, которые на этот раз охотно отказались бы от исполнения своей тяжелой обязанности, если б только это было можно.

Приведя присяжных к присяге, председатель суда придал своему лицу строгое выражение и произнес речь, в которой объяснил сущность предстоящего процесса. Присяжные, выслушав речь, поклонились. Первым обвинялся сэр Вильям Джерард.

— Введите подсудимого сэра Вильяма Джерарда, — распорядился председатель.

Подсудимый предстал перед судом. Винтер прочел обвинительный против него акт на английском и латинском языках, но сэр Джерард не признал себя виновным.

Один за другим были введены и остальные подсудимые, и ни один из них не признал себя виновным.

После этой процедуры председатель заявил, что заседание прерывается до утра следующего дня.

К концу первого заседания беспокойство стало заметно усиливаться. Все присутствовавшие почувствовали, что дело принимает весьма плохой оборот для подсудимых. Впрочем, Аарон Смит, для которого необходимо было добиться обвинительного вердикта, все еще сомневался, удастся ли его игра.

К шести часам утра, когда должно было начаться заседание суда, площадь была полна народом. В семь часов утра, когда судьи, члены совета и другие чины заняли свои места, в зале едва можно было пройти.

При появлении подсудимых в публике произошла сенсация. Все они держались с достоинством и по внешнему их виду нельзя было и предполагать, что здесь дело идет о их жизни.

Когда присяжные заседатели заняли свои места, мистер Вильяме, сын сэра Вильямса, как младший член совета, первый произнес речь, в которой доказывал, что обвиняемые старались изменнически свергнуть правительство, низложить короля и королеву и склоняли французского короля вторгнуться для этого в пределы Англии. С этой же целью они исполняли всякие поручения бывшего короля Иакова.

Первым свидетелем со стороны обвинения выступил Лент. Необыкновенной своею наглостью и развязностью, которую не мог сдержать даже Аарон Смит, он произвел на публику самое отталкивающее впечатление. На нем был костюм, обращавший на себя общее внимание: малиновый вышитый камзол, парик с длинными кудрями и галстук из фламандских кружев. Вел он себя в высшей степени нагло, и общее желание было — вышвырнуть его вон из зала заседания.

Несмотря, однако, на его развязность, вопрос, предложенный ему сэром Вильямсом, смутил его.

— Мистер Лент, знаете ли вы подсудимых?

— Очень хорошо, г-н председатель, — отвечал свидетель, выпрямляясь во весь свой рост. — Я всех их знаю.

— В таком случае, свидетель, потрудитесь указать, где тут сэр Роуланд Станлей? — спросил сэр Роуланд.

— Он сидит направо от вас, — отвечал Лент без колебаний.

В зале раздались смешки. Лент, видимо, сконфузился. Но председатель поспешил на помощь ему.

— Мистер Лент, возьмите булавку у пристава и дотроньтесь ею до головы сэра Роуланда.

Лент взял булавку и тронул сэра Томаса Клифтона.

Хихиканье превратилось в громкий смех, который председателю с трудом удалось прекратить.

Давая свои показания, Лент рассказал далее, как он ездил в Майерскоф, как он передал поручение короля Иакова полковнику Тильдеслею и другим, как он познакомился с подсудимыми, из которых Роуланду Станлею передал приказ сверженного короля о назначении его полковником конного полка, а лорду Молинэ — приказ быть губернатором Ливерпуля.

— Скажите, пожалуйста, сэр, — обратился к нему председатель, — в то время все подсудимые были вместе?

— Да, все вместе.

— Вы утверждаете, что были знакомы со мною раньше этого времени? — спросил сэр Роуланд Станлей.

— Нет, этого я не утверждаю, — отвечал Лент.

— Если я не ошибаюсь, — продолжал сэр Роуланд, — я получил приказ от человека, чрезвычайно похожего на вас, тот самый приказ, который и навлек на меня опасность лишиться жизни и имущества?

— Я передал вам только письмо доктора Бромфильда, — возразил тот.

— Вы получили ответ, сэр Роуланд, — сказал председатель суда. — Вы можете предлагать вопросы, — прибавил он, обращаясь к остальным подсудимым, — но теперь не время входить в препирательства. Позвольте вас спросить, свидетель, знали ли вы в лицо подсудимых Клифтона и Станлея прежде, чем передали им это поручение?

— Нет, я никогда раньше их не видал.

— В таком случае, — продолжал председатель, — не следует придавать ошибке, сделанной свидетелем Лентом, такого значения, которое ей пытаются приписать подсудимые. Он только смешал имена двух подсудимых, которых он не знал хорошо в лицо.

— Подсудимые, которым я передал приказ, дали мне каждый за это по пять гиней, — заявил Лент. — Я могу передать некоторые подробности в доказательство того, что я говорю правду. Сэр Роуланд дал мне две гинеи золотом, остальные серебром. Все подсудимые, получив приказ, целовали его и затем, став на колени, пили за здоровье короля Иакова, королевы и принца Уэльского.

— Почему же вы, свидетель, не говорили об этих фактах раньше? — спросил Дикконсон.

— Я бы и не заговорил о них, если бы от меня не требовали того, чего я не мог исполнить.

— Потрудитесь объяснить, что вы этим хотите сказать, — обратился к Ленту председатель.

— Когда я был во Франции, ваша милость, там подготовляли убийство короля Вильгельма, и граф Мельфорд просил меня принять участие в этом покушении. Но по дороге в Англию я встретил одного картезианского монаха, который успел отклонить меня от этого намерения.

После Лента было допрошено еще несколько свидетелей. Затем Дикконсон задал вопрос: все ли улики приведены против обвиняемых?

— Я должен спросить об этом у королевского совета, — отвечал председатель.

Встал сэр Вильяме.

— Мы не имеем надобности в дальнейших доказательствах преступления, — сказал он.

Начались защитительные речи.

— Ваша милость, — начал сэр Роуланд Станлей, обращаясь к председателю суда. — Мы не будем обращать внимание суда и присяжных на все несообразности возведенного на нас обвинения. Мы уверены, что вы сами сделаете это за нас. От нас с величайшей тщательностью скрывают подробности обвинения, но мы надеемся доказать и вам и присяжным, что здесь дело идет о заговоре против нашей жизни, составленном жадными и нищими негодяями с целью овладеть нашим имуществом.

— Милостивые государи, — начал, в свою очередь, Дикконсон. — Мы имеем здесь дело с гнусной интригой, похожей на ту, которою палаты общин опутали Фуллера. Но дело Фуллера не было так плохо, как наше. Вспомним еще и дело Витнея, который, чтобы спасти свою жизнь, обвинил лордов Лигфильда и Сольсбери в том, что они хотели убить короля. Но ложь Витнея раскрылась, и на следующий день он был повешен. Надеюсь, и нам удастся доказать, что возведенное на нас обвинение такого же сорта. Мы Докажем это свидетельскими показаниями.

За речами обвиняемых начался допрос свидетелей со стороны защиты. После их показаний был составлен письменный протокол. Мистер Тафф заявил, что теперь станет ясно для всех, что этот суд подстроен Аароном Смитом.

— Я называю его заговором Аарона Смита, — продолжал Тафф, — ибо он подстроил и подговорил свидетелей. Он нанял Лента и уверил лорда-майора, что он честный человек. Не кто иной, как Аарон Смит, грозил мне судебным преследованием, если я раскрою гнусные его замыслы. Я решился всеми зависящими от меня средствами спасти несчастных обвиняемых от гибели, но могущество Аарона Смита устрашало меня. Я не знал, на что решиться, пока ссора между Лентом и Вильсоном не натолкнула меня на мысль раскрыть их козни.

После прочтения показаний Таффа было допрошено еще несколько свидетелей.

— Господа присяжные заседатели, — начал председатель. — В этом деле для нас есть риск совершить несправедливость, если мы поверим свидетелям короны, то эти люди, несомненно, являются главарями заговора, имевшего целью поднять восстание и призвать к нам французов. Но если мы допустим, что весь этот заговор есть только измышления Лента и рассчитан на то, чтобы воспользоваться имуществом подсудимых, как уверяют свидетели защиты, тогда вы должны оправдать их. Это дело, — продолжал он, после некоторого раздумья, — требует обсуждения, и потому мы сделаем перерыв на два часа. В это время вы успеете разобраться в показаниях, успеете оценить, насколько заслуживают доверия свидетели короны и подсудимых.

Старшина присяжных заявил, однако, что для них нет надобности обдумывать что-либо в этом деле. Не выходя из зала суда, они вынесли единогласно вердикт: «не виновны».

Раздались было радостные восклицания, но председатель быстро остановил публику.

— Джентльмены, — обратился он к обвиняемым, не скрывая своего неудовольствия, — вы видите, сколь милостиво и справедливо правительство, при котором вам приходится жить. Вы должны теперь убедиться, что оно одинаково бережет жизнь католиков и протестантов. Подсудимые, вы свободны, но берегитесь отныне составлять заговоры против правительства и злоумышлять против него.

Подсудимые были немедленно освобождены. Когда они вышли из зала суда, друзья окружили их со всех сторон и с триумфом прошли по городу.

Невозможно описать, какое впечатление произвел на толпу, ждавшую на улице, оправдательный приговор.

Поднялся неслыханный шум. Тысячи католиков ринулись к подсудимым, чтобы пожать им руки, но стража оттеснила их назад.

Быстро подъехали три открытых экипажа, запряженные каждый четверкой и заранее приготовленные Траффордом, который предвидел, что его друзья будут оправданы. Лакеи помогали героям дня подниматься в экипажи. Усердствовала и окружавшая их толпа.

В сопровождении дюжины своих единомышленников якобиты тихо ехали по главным улицам города. В окнах стояли дамы и махали платками, приветствуя оправданных.

Погода, словно нарочно, разгулялась: утром было пасмурно и облачно, но вечер настал прекрасный.

Общее настроение было радостное, довольное исходом судебного процесса; в нем видели торжество якобитов и поражение правительства.

Ни для кого не было тайной, что председатель употреблял все усилия, чтобы добиться обвинительного приговора.

Хотели было произвести легкую демонстрацию против Оранской династии, но дело, к счастью, до этого не дошло.

Проездив по городу около часа в сопровождении ликующей толпы, герои дня отправились к мистеру Траффорду, где их ожидали собравшиеся здесь друзья. При входе в зал их встретили их семьи — сюрприз, лучше которого нельзя было и придумать.

Мы не станем здесь описывать разыгравшейся трогательной сцены. То была встреча, которую редко приходится переживать в жизни.

Освободившись от объятий жен и детей, лорд Молинэ и другие были приветствованы лицами, которых они никак не ожидали здесь видеть: сэр Джон Фенвик и полковник Тильдеслей, которые, отправляясь в Сен-Жермен, нарочно сделали крюк и явились повидать своих друзей.

Пока происходили взаимные приветствия, дворецкий широко отворил двери и доложил, что ужин готов.

Никогда еще ужин не проходил так весело. Присутствовавшие, казалось, хотели вознаградить своих друзей за все перенесенные ими страдания. Ни один из присутствовавших за ужином не уехал в эту ночь от гостеприимного Траффорда.

Пока оправданные обвиняемые с триумфом выходили из здания суда, прокурор и его свидетели подвергались большой опасности… Если бы Лент и его покровитель Аарон Смит попались в это время в руки толпы, они дорого поплатились бы за свои гнусные интриги. Но они решились выйти лишь много спустя после окончания заседания, да и то с большими предосторожностями.

Эти негодяи, несомненно, сильно повредили правительству и оказали, вопреки своему желанию, поддержку якобитам, которых они стремились погубить. Они выехали из города тайно ночью и сели в почтовую карету, которая направлялась в Стокпорт. За ними пустились в погоню два всадника, которые нагнали карету недалеко от этого города. Незнакомцы приказали спустить оконное стекло и произвели внутрь кареты два выстрела.

Лент был убит, Аарон Смит отделался испугом.

Виновники преступления остались не обнаруженными.

XIV. Беглецы в Сен-Жермене

Через неделю после отъезда из Майерскофа Беатриса в сопровождении отца Джонсона и Вальтера Кросби прибыла в Сен-Жермен.

Во время пути священник прилагал все усилия, чтобы отговорить молодую девушку от поступления в монастырь, но она твердо стояла на своем. Вальтер счел за лучшее не вступать с нею в спор, рассчитывая на помощь со стороны королевы.

В день их приезда король и королева были в Версале, откуда должны были вернуться не ранее следующего дня. Беатрисе отвели ее прежнее помещение, которое королева приказала сохранить для нее.

Как красив показался ей замок после долгого отсутствия! Сможет ли она отказаться от мира, в котором все еще столько притягательной силы?

На другой день, помолившись усердно в церкви, Беатриса вышла на террасу, сопровождаемая своими друзьями.

Погода была великолепная, общество подобралось веселое. Те, которые были знакомы с нею, были очень обрадованы ее возвращением, хотя всем было известно, что она носит траур.

С террасы гуляющие сошли вниз в сад. Вскоре со стороны павильона Генриха IV показались королевские экипажи.

Королева уже знала о возвращении Беатрисы, и ей так хотелось видеть свою любимую фрейлину, что, отбросив в сторону всякий этикет, она вышла из экипажа и, взяв с собою двух фрейлин, быстро пошла пешком к Беатрисе.

— Как я рада видеть вас здесь, — сказала королева, заключая Беатрису в свои объятия. — Я начинала уже бояться, что вы не вернетесь. Принц каждый день спрашивал о вас, но я не могла ничего ему сказать: последнее время вы мне не писали. Полковник Паркер и доктор Бромфильд недавно приехали из Майерскофа, но писем от вас не привезли. Они только сообщили мне печальную новость, которая, надеюсь, окажется неверной, будто бы вы разочаровались в мирской жизни и собираетесь в монастырь.

— Я не разочаровалась в мирской жизни, ваше величество, — отвечала Беатриса, — а просто потеряла к ней вкус. Мне кажется, в монастырском уединении я буду счастливее.

— А капитан Кросби примирился с этим решением? — спросила королева, обернувшись к нему.

— Я был бы самым несчастным человеком, — воскликнул Вальтер, — если бы это намерение осуществилось. Я уповаю на помощь вашего величества и питаю надежду, что вам удастся удержать от этого мисс Беатрису.

— Я не могу удержать ее от этого, — возразила королева, — но надеюсь, что Беатриса сама внемлет голосу благоразумия. У вас, в сущности, ведь нет никаких поводов бежать от мира, — обратилась она к Беатрисе.

— Я хотела сделать этот шаг, повинуясь внутреннему голосу, — оправдывалась Беатриса. — Если вы позволите мне переговорить с вами по этому поводу, то вы увидите, что я права. Мои чувства совершенно изменились.

— Грустно слышать это, — заметила королева. — Я готова вас выслушать, конечно, но заранее предупреждаю, что не согласна с вами. Я вовсе не желаю расставаться с вами.

— Я и не расстанусь с вами, государыня. Хотя я не буду всегда с вами, но зато всегда буду молиться за вас.

— Но не всегда же вы будете в таком настроении, дорогая Беатриса.

— Надеюсь, однако, что я всегда буду достойна уважения вашего величества.

— Нет, нужно будет поручить отцу Джонсону переговорить с вами, — сказала королева серьезно.

— Я уже пытался вразумить ее, всемилостивейшая государыня, — заметил священник, — но все напрасно.

— Я приняла твердое решение, ваше величество, — заговорила Беатриса. — Чувствую, что в монастыре я буду счастливее.

— Вы еще слишком молоды, чтобы говорить таким образом, — заметила королева. — Как бы вас ни влекло к иноческой жизни, вы, конечно, раскаетесь в сделанном шаге, и я считаю своим долгом удержать вас от него.

— Я чувствую, что его величество будет того же мнения, — сказал Вальтер.

— Да вот король сам идет сюда, и мы сейчас его спросим, — сказала Мария.

Иаков, вышедший гулять на террасу, увидев Беатрису, спустился вниз с полковником Паркером и лордом Мельфордом. Едва поздоровавшись, он спросил ее:

— Я слышал, что вы собираетесь в монастырь?

— Это правда, государь.

— Хорошо ли вы обдумали этот шаг, прежде чем его предпринять? — спросил король серьезно. — Я лично того мнения, что монашеская жизнь — самая счастливая. Не следует, однако, принимать такое решение слишком поспешно и необдуманно.

— Мое решение хорошо обдумано, — ответила молодая девушка, — и я не могу его изменить!

— Я не могу одобрить этого шага, государь, — сказала королева. — У вас, — прибавила она, — такое блестящее будущее, вы, кажется, предназначены для того, чтобы разливать счастье вокруг себя, — и вы хотите оставить мир.

— Я, напротив, думаю, что Беатриса выбрала себе благую часть, — возразил король. — Я только сомневаюсь, хорошо ли она обдумала свое решение.

Вальтер бросился к его ногам.

— Государь, если я имею какое-нибудь право просить награды вашей за мою службу, то я прошу оказать мне теперь эту милость: не дайте совершиться такому жертвоприношению.

— Я охотно исполнил бы вашу просьбу, — растроганно сказал король. — Но я не могу вмешиваться в это дело.

В это время к Беатрисе подбежал маленький принц. Увидев ее издали, он бросился к ней со всех ног. Но происшедшая в ней перемена поразила и его. Только теперь он заметил, что она в трауре.

Поцеловав ее, мальчик посмотрел на нее тревожным взором и спросил:

— Не больны ли вы?

— Да, я была больна, принц. Я и теперь еще не совсем поправилась.

— Ваш отец умер, как мне передавали?

— Это было большим горем для меня, принц. Я теперь хочу уйти в монастырь и там проведу остаток дней своих.

Мальчик посмотрел на нее с изумлением.

— Как! Вы станете монахиней? А как же вы выйдете замуж за капитана Кросби?

— Со мною в этом случае не считаются, принц, — заметил тот печально.

— Это очень жестоко! — воскликнул мальчик. — Разве вы его разлюбили?

— Нет, принц, я всегда буду любить его.

— Тогда почему же вы делаете его несчастным?

— Не думайте обо мне дурно, принц, — сказала Беатриса. — Вы, принц, умны не по летам и можете понять, что если б легко было восстановить душевное спокойствие, я давно бы это сделала. Но иногда теряешь его неожиданно.

— Я думаю так же, — сказал король, с интересом следивший за этим разговором. — Но будем продолжать нашу прогулку, — прибавил он, обращаясь к принцу.

— Я пойду с Беатрисой, — отвечал мальчик.

Королевская чета направилась в сад. Король, интересуясь, как идут дела в Ланкашире, задал Вальтеру несколько вопросов. Но тот выехал из Майерскофа еще до начала манчестерского процесса и потому не мог ничего сообщить королю на этот счет. Весть об этом пришла в Сен-Жермен лишь через неделю и вызвала здесь взрыв восторга.

В первый раз за последние годы король Иаков стал думать, что судьба складывается благоприятно для него, в первый раз воспрянул он духом.

Очевидно, якобитские чувства должны теперь крепнуть в Ланкашире, судя по тому удовлетворению, которое все испытывали, узнав, что шпион Лент убит.

Прибывшие в Сен-Жермен сэр Джон Фенвик, полковник Тильдеслей и Тоунлей были немедленно приняты королем. На аудиенции в числе других присутствовало на этот раз новое лицо — герцог Берик.

Герцог Берик, незаконный сын, прижитый Иаковом в бытность его герцогом Йоркским от некоей Арабеллы Черчиль, несмотря на свои двадцать четыре года, пользовался уже громкой военной славой и обещал стать одним из лучших полководцев того времени. Он сопровождал Иакова в Ирландию, принимал участие в битве при Бойне и присутствовал при разгроме французской эскадры соединенными флотами Англии и Голландии.

Затем он служил в Голландии под начальством маршала Люксембурга, отличился в нескольких битвах и при Норвинде попал в плен.

Красивый, прекрасно сложенный герцог Берик имел очень воинственный вид. Его обращение было холодно, сухо и высокомерно. Сторонник строгой дисциплины, он никогда не вдавался в излишества, и его отец питал непоколебимую уверенность, что он никогда не ошибается.

В последнее время возник вопрос о новой экспедиции на север Англии, и король отправился вместе с герцогом Бериком в Версаль, чтобы обсудить дело вместе с Людовиком.

По обыкновению Людовик принял их любезно, но заметил:

— Я готов помогать вашему величеству, но мне так часто приходилось разочаровываться в ваших сторонниках, что на этот раз пусть они сперва покажут себя.

— Ваше величество совершенно правы, соблюдая осторожность, — сказал Берик, — и я не советую вам выступать, пока я сам не удостоверюсь, что наши друзья вполне готовы.

— Пусть они сами откроют поход, тогда и я окажу им поддержку.

— Я передам им обещание вашего величества.

— Хорошо, но если они и на этот раз пойдут назад, то от меня им ждать больше нечего, — прибавил Людовик.

На большом совете якобитов, состоявшемся в Сен-Жермене, полковник Тильдеслей упорно утверждал, что со времени манчестерского процесса надежды их партии окрепли и что восстание, если его поддержать, ни в коем случае не может окончиться неудачею.

— Я далеко не уверен в этом, полковник, — отвечал герцог Берик. — Ланкаширские якобиты всегда дают широкие обещания, но плохо исполняют их.

— По моему мнению, мы не достигнем ничего, — сказал Джордж Барклей, — пока не устраним узурпатора.

— Я очень рад, что этот взгляд начинает приобретать сторонников, — сказал сэр Джон Фенвик. — Я давно думал, что это самый правильный курс. Если устранить Вильгельма, все остальное пойдет, как по маслу.

При этих словах в комнату, где происходил совет, вошел капитан Кросби. По его глазам видно было, что у него есть какая-то важная новость.

— Я имею передать вашему величеству новость, которая удивит и огорчит вас, — сказал он. — Ваша дочь Мария, королева английская, скончалась.

Все были поражены.

— Скончалась? — спросил Иаков. — Но я не слыхал, чтобы она была больна.

— Она скончалась после непродолжительной болезни, — отвечал Вальтер.

Это неожиданное известие произвело удручающее впечатление на присутствующих.

Несколько минут прошло в глубокой тишине. Наконец король прервал молчание.

— Да простит ее Господь Бог! — сказал он. — Извините меня, господа, я сегодня немного устал. Дайте мне вашу руку, капитан, — прибавил он, обращаясь к Вальтеру.

Поддерживаемый им, Иаков направился в свою молельню и, став там на колени, горячо молился о дочери.

— Я могу сообщить вам, государь, некоторые подробности, которые могут принести вам утешение, — сказал Вальтер, когда Иаков поднялся. — Два месяца тому назад я виделся с вашей дочерью в Кенсингтонском дворце, и она сильно раскаивалась в своей неблагодарности по отношению к вам и высказывала величайшее желание добиться вашего прощения…

— Я уже простил ее в своем сердце, — перебил его король. — Бог также простит ее.

— Теперь ваше величество свободны от всяких родственных связей с принцем Оранским, — сказал сопровождавший Иакова отец Петр. — Вы можете теперь видеть в нем то, что он на самом деле и есть — узурпатора. Я не сомневаюсь, что теперь вы отдадите приказание покончить с ним.

— Совесть еще не позволяет мне этого.

В молельню вошла королева.

— Извините мое вторжение, — начала она. — Но я не могла не прийти сюда. Небесное мщение пало на голову этой чудовищной дочери. Я жалею ее. Но теперь надо покончить и с ее мужем.

— Для него у меня нет жалости, — строго сказал Иаков.

— Вашему величеству не следует теперь заступаться за него. Прикажите устранить его.

Король промолчал.

На другой день состоялось новое совещание заговорщиков. После долгих разговоров решено было, что несколько человек проберутся тайным образом в Лондон и приведут свой замысел в исполнение. В числе этих заговорщиков были между прочим знакомые уже нам сэр Джон Фенвик, полковник Паркер и капитан Чарнок.

Иаков весьма неохотно дал свое согласие на этот умысел и сделал это только по настоянию отца Петра.

Тильдеслей и Тоунлей решительно отказались принимать участие в этом деле.

Сэр Фенвик встретил препятствие для себя там, где и не ожидал. Вступилась леди Мария и стала отговаривать мужа от этого шага, уверяя, что заговор непременно будет открыт и заговорщики жестоко поплатятся. Но Фенвик стоял на своем.

— На всех наших вполне можно положиться. Никого нельзя заподозрить в шпионстве, — сказал он.

— Я подозреваю капитана Пендерграсса.

— Ты крайне несправедлива по отношению к нему. Спроси Вальтера Кросби, что он думает о нем. Подозреваете ли вы его в чем-нибудь? — спросил он капитана, который вошел в павильон Генриха IV, где происходил этот разговор.

— И не думаю его подозревать! — воскликнул Вальтер, удивляясь неожиданности вопроса.

— Леди Мария считает, что он может нас выдать.

— У меня нет оснований подозревать его, — сказала леди Фенвик. — Но я почему-то не доверяю ему.

— Мне кажется, ваши подозрения неосновательны, — заметил Вальтер.

— Мне надоели эти постоянные заговоры, — раздраженно заметила леди Мария. — Боюсь, что они кончатся гибелью всех участников.

— Если бы этот план был приведен в исполнение с самого начала, тогда все давным-давно было бы устроено, — произнес Вальтер.

— Бог не благословит такое злое дело! — воскликнула леди Фенвик.

— Поговори с отцом Петром, — с неудовольствием промолвил ее муж. — Он сумеет убедить тебя, что ты не права. А меня ты не переубедишь, мое решение принято.

— Вы также решились взяться за это дело? — спросила она Вальтера.

— Непременно.

— В таком случае не стоит и говорить с вами. Я поговорю с самим королем.

— Тебе совсем незачем вмешиваться в это дело. Королева решила, что узурпатор в любом случае должен поплатиться, и его величество не пожелает больше говорить об этом.

С первых же дней своего возвращения в Сен-Жермен Беатриса почти безотлучно была при королеве и маленьком принце, который успел искренне к ней привязаться. Она вставала очень рано и подолгу простаивала в церкви на молитве; эти благочестивые подвиги придавали ей изможденный и усталый вид.

Полковник Тильдеслей постоянно спорил с ней, но без всякого результата, и начинал даже тревожиться за ее здоровье. Придворные дамы не могли прийти в себя от изумления, как могла Беатриса перемениться до такой степени.

Однажды в замок приехала мадам де Ментенон в сопровождении Людовика. Королева поспешила поделиться с нею новостью и объявила, что Беатриса собирается в монастырь. Мадам де Ментенон выразила желание лично переговорить с молодой девушкой. Послали за Беатрисой, которая не замедлила явиться.

— Бедная девушка! Она уже и теперь стала монахиней! — сказала мадам де Ментенон, взглянув на Беатрису. — Но, может быть, в монастыре она, действительно, будет счастливее. Впрочем, она, кажется, помолвлена с капитаном Кросби, который спас короля?

— Да, бедный капитан в отчаянии, — отвечала королева.

Приблизившись к мадам де Ментенон, Беатриса сделала глубокий реверанс версальской гостье.

— Ее величество передали мне, — начала мадам де Ментенон, — что вы собираетесь в монастырь. Едва ли вы могли уже так устать от мира, и я думаю, что вы потом будете глубоко раскаиваться.

— Я не устала от мира, — возразила Беатриса, — я только хочу бежать от его искушений.

— Это хорошо. Но, когда вы войдете в монастырские стены, вам придется предаться исключительно Богу. Надеюсь, что ваше решение не есть результат ссоры с капитаном Кросби?

— Мы не ссорились с капитаном. Это единственная связь с миром, которая у меня еще осталась.

— Но легко ли вам будет разорвать эту связь?

— Надеюсь на помощь Господа Бога.

— Я вам советую месяца на два поселиться в Сен-Сире, — сказала мадам де Ментенон. — Вы вступите там под начало настоятельницы, и, если через два месяца ваши чувства не переменятся, вы можете вступить в монастырь. Я переговорю о вас с мадам Сен-Жеран.

— Благодарю вас от всего сердца за ваше ко мне внимание, — сказала Беатриса, делая реверанс.

— Вы думаете, пребывание в Сен-Сире отклонит ее от ее намерений? — спросила королева, когда Беатриса удалилась.

— По всей вероятности, — отвечала мадам де Ментенон. — Тут она воочию увидит, что такое монашеская жизнь.

— Следовательно, для капитана Кросби есть еще надежда. Надо будет сказать ему.

Отправляясь в Лондон, Вальтер Кросби не мог не проститься с Беатрисой. На этот раз она согласилась принять его.

— Вас напрасно отговаривать от вашего безумного намерения. Мне теперь дело представляется совершенно иначе, чем прежде. Я считаю его великим преступлением и желала бы, чтобы оно не удалось. А если оно удастся, то вы всю жизнь будете чувствовать угрызения совести. Можно убить принца Оранского в битве или при самозащите, но напасть на него из-за угла — недостойно порядочного человека, и я уверена, что вы откажетесь от этого намерения.

— Я уже так далеко зашел по этому пути, что отступать мне нельзя, — смущенно отвечал Вальтер.

— Никогда не поздно отказаться от дурного дела. Предоставьте это дело судьбе: она лучший судья. Она не позволит принцу Вильгельму погибнуть, и ваша рука не поднимется против него. Не берите себе на душу такого греха, Вальтер. Оставьте это намерение, от которого я теперь прихожу в ужас. Я готова была бы донести на вас, если бы только могла.

— Не ожидал я этого от вас, — мрачно промолвил Вальтер. — Но ваш ум, очевидно, подавлен печалью. Вы, очевидно, забываете, что Вильгельм Оранский — злейший враг нашей религии, что он сделал все, что мог, для того, чтобы погубить всех, кто исповедует римскую веру. Такого врага следует уничтожить. Если такова воля Божия, он и будет уничтожен. Он принес столько зла нашей стране, что его мало присудить к двенадцати казням. И каждый раз я готов был бы выступить его палачом.

— Мне больно слышать это. Вы говорите так по ложно понимаемому чувству долга.

— Бог покарал королеву Марию, восставшую против отца, — возбужденно продолжал Вальтер. — Она умерла, и брак ее остался бездетен. Пройдет еще немного, и я уверен, что не станет и самого Вильгельма.

— Итак, вы решились не считаться с тем, что я говорю, Вальтер? — спросила Беатриса.

— Не вижу причин щадить мятежного принца. Напротив, все говорит за то, что его нужно убить.

— Вы поплатитесь сами за его смерть, — печально сказала молодая девушка.

— Пусть будет так. Я приготовился ко всяким ударам судьбы. А теперь прощайте, Беатриса. Не думал я, что наше прощание выйдет таким скорбным. Но дайте мне возможность надеяться, что я увижу вас еще раз.

— Не обещаю вам, Вальтер. Будущее так смутно, что я боюсь и заглядывать в него. Возможно, что когда вы вернетесь в Сен-Жермен, я уже буду там, откуда нет возврата.

От этих слов сердце его мучительно сжалось, но он мужественно поборол свое волнение.

— Итак, нам нужно теперь проститься? — спросил он, пристально смотря ей в лицо.

— Да, это лучше будет. Никто из нас не хочет измениться. Ваше решение принято, мое также. Прощайте.

Схватив ее руку, Вальтер осыпал ее поцелуями.

Простившись с королем, королевой и принцем, капитан Кросби вместе с сэром Джоном Фенвиком в легкой коляске выехал в Кале.

XV. Гроза разражается

Спустя неделю после их отъезда в старинной гостинице «Королевская Голова», в самой большой комнате, где давались обеды и угощения, состоялось многолюдное собрание якобитов.

В то время Лондон кишел якобитскими клубами, которые открыто собирались в лучших гостиницах Сити и Вестминстера и на южной стороне Темзы. Очевидно, готовилось важное событие.

Собрание, о котором мы говорим, отличалось гораздо более опасным характером, чем обычные скопища якобитов. На нем присутствовали выдающиеся члены всех якобитских партий. Все, получившие приглашение на это собрание, должны были явиться в гостиницу в назначенное время вооруженными, на случай нечаянного нападения. Когда все собрались, комната получила совершенно необычный вид. Но присутствовали здесь только одни дворяне, среди которых было и несколько титулованных лиц.

Были приняты все меры предосторожности, чтобы сюда не проник какой-нибудь шпион, а если бы он и проник, то никогда не рассказал бы о том, что он здесь видел и слышал.

В передней гостиницы стоял отец Джонсон, приводивший каждого входившего к присяге на верность королю Иакову. Затем каждый участник собрания вписывал свое имя в особую книгу и только тогда входил в большую комнату.

Здесь стояла дюжина солдат гвардии короля Иакова, привезенных из Сен-Жермена полковником сэром Барклеем. То были молодцы на подбор, на которых вполне можно было положиться. На лицах всех присутствовавших лежал отпечаток какой-то решимости, словно все сознавали необходимость во что бы то ни стало исполнить то, ради чего они собрались сюда.

То были заговорщики, но заговорщики не из простого народа. Все они были верными сынами римско-католической церкви и принадлежали к семьям, которые давно подвергались преследованиям, и решились теперь освободиться от них.

Впрочем, они собрались сюда не для того, чтобы вспоминать причиненные им несправедливости. Целью совещания было устранить принца Вильгельма, которого они считали узурпатором, и возвести снова на престол сверженного Иакова.

На возвышении среди комнаты сидело человек двенадцать, которые хотели сделать собранию некоторые предложения. Все они были воодушевлены горячим желанием осуществить свои мечты. Среди них выдавалась красивая фигура сэра Барклея, который привез с собой приказ короля Иакова вступить в борьбу с принцем Оранским и его министрами. Возле него сидел гордый сэр Джон Фенвик, рискнувший поставить на карту все свое богатство и жизнь ради желания отомстить Вильгельму за какие-то мелкие причиненные ему обиды. Остальные были воодушевлены чувством преданности к Иакову и ревностью к католической религии.

Первым стал говорить сэр Фенвик. Выступив вперед и сделав легкий поклон, он начал свою речь так:

— Я рад видеть здесь столько знатных лиц, которые собрались сюда для обсуждения важнейшего нашего дела. Я убежден, что оно встречает общее одобрение и мы не услышим здесь ни одного голоса против него. Вот в чем моя мысль. Необходимо захватить принца Оранского и под сильным конвоем отвезти немедленно в принадлежащий мне дом в Ромни-Марч и отсюда на приготовленном уже корабле отправить его во Францию. Если этот план удастся, — а в этом я не сомневаюсь, — то все будет сделано. Узурпатор будет в нашей власти, и мы можем выдать его королю Иакову, который уже поступит с ним по своему усмотрению.

— Мне известно, что король Иаков находится теперь в Кале, — сказал Вальтер, выступая вперед. — Принца Оранского можно отправить туда.

— Лучшего места нельзя и выбрать, — сказал сэр Джон.

— Ваш план очень хорош, — начал капитан Чарнок, в свою очередь выступая вперед. — Но только корабль, на котором мы повезем принца во Францию, наверняка, будет захвачен. Было бы смелее и надежнее напасть в глухую ночь на стражу Кенсингтонского дворца, силою проложить себе дорогу до апартаментов Вильгельма и умертвить его. Да, умертвить его, — прибавил он энергично. — Я с удовольствием принял бы участие в этом деле.

— И я также! — вскричал майор Ловик. — Когда узурпатор будет убит, нам останется только провозгласить королем Иакова.

— Все это хорошо, — заметил Джон Френд, — но мы сильно рискуем, ибо нападение может и не удаться.

— Мы рискуем при всяком нападении, — возразил полковник Темпест. — Что же вы со своей стороны предлагаете?

— Мой план, — сказал сэр Джон Френд, — заключается в следующем. По воскресеньям принц Оранский всегда ездит из Кенсингтонского дворца в церковь при Сент-Джемском дворце. Надо застрелить его в это время. Что вы скажете?

— Да, это вернее, — послышалось несколько голосов.

— Может случиться, однако, тысяча непредвиденных обстоятельств, которые могут спасти принца, — произнес капитан Портер. — У меня есть свой план, который я не могу, однако, вам сообщить сейчас.

— Войдите на возвышение и говорите, — кричали некоторые.

Но капитан оставался на своем месте.

— Теперь выслушайте, господа, и меня, — сказал, входя на возвышение, сэр Барклей. — Охрана короля Вильгельма состоит не более как из двадцати пяти человек. Я привез с собою сорок человек гвардии короля Иакова. С ними я берусь напасть на карету принца, когда она въедет в Гайд-парк. Полдюжины наших солдат захватят ворота и запрут их. Если смело повести нападение, неудачи быть не может.

Это предложение было принято всеми, насколько можно было судить по возгласам одобрения, раздававшимся во всех углах зала.

— Гвардия принца будет, без сомнения, храбро защищать его, — сказал сэр Джордж. — Но им с нами не справиться. Все они должны быть убиты, как и их государь. Я лично берусь руководить нападением.

— Тогда победа несомненна, — загудели голоса.

Когда стихли аплодисменты, сэр Фенвик сказал генералу Барклею:

— Кажется, мы остановились на вашем плане.

— Да, да, — раздались голоса со всех сторон.

— Ручаюсь, что мы достигнем своего, если только не возникнут какие-нибудь непредвиденные затруднения, — продолжал сэр Фенвик. — Через два дня должно состояться в этой комнате другое собрание для того, чтобы условиться относительно окончательных приготовлений.

Решение было принято, и собрание стало расходиться.

В тот же самый вечер трое из заговорщиков, присутствовавших на собрании, а именно капитан Пендерграсс, Фишер и Делярю, заседали в другой таверне на той же улице.

Они тихо говорили между собою.

— Не знаю, как вы думаете, господа, — сказал один из них, — но что касается меня, то я, по совести, не могу примириться с предполагаемым убийством короля Вильгельма. Одно слово может предупредить это зло деяние, и слово это нужно сказать. Я говорил об этом с отцом Джонсоном, но он стал угрожать мне смертью, если я позволю себе хоть пикнуть. Тем не менее я решил открыть заговор графу Портланду. Вы, впрочем, можете действовать, как хотите.

— Нет, если вы так решили, то и мы не отстанем от вас.

На следующее утро около 11 часов Вальтер был уже в Сент-Джемском парке, откуда через Гайд-Парк направился в Кенсингтонский дворец с целью сделать предварительную рекогносцировку.

Он был не более как в двухстах шагах от дворца, как вдруг дворцовые ворота широко распахнулись, и показался сам король, ехавший верхом. Впереди него было около дюжины гвардейцев и столько же их двигалось сзади. Рядом с ним ехал его адъютант капитан Верной.

На Вильгельме был великолепный малиновый камзол, шитый золотом, и широкополая, украшенная перьями шляпа, из-под которой спускались на плечи длинные локоны парика. Высокие сапоги и галстук из фламандских кружев довершали его костюм.

Нельзя было сомневаться, что это был сам король. Крупные черты лица, орлиный нос, темные быстрые глаза, как будто чего-то ищущие, все это указывало на Вильгельма III.

Тихо проезжая возле Вальтера, Вильгельм устремил на него свой орлиный взор. Капитан Кросби снял шляпу и сделал низкий поклон. Король быстро обернулся к своему адъютанту и спросил:

— Кто это?

— Не знаю, ваше величество, — отвечал капитан.

— Спросите, как его зовут, — продолжал Вильгельм, останавливая красивого коня, на котором он ехал.

Вальтер сделал было попытку идти дальше, но адъютант был уже около него.

— Его величество желает знать ваше имя, сэр, — сказал он.

— Меня зовут Вальтер Кросби, — последовал ответ.

Когда адъютант передал его слова королю, тот на несколько секунд задумался и сказал:

— Велите ему явиться завтра к десяти часам утра в Кенсингтонский дворец.

Вальтер почтительно поклонился, и король поехал дальше. Это происшествие чрезвычайно смутило молодого якобита, который не знал, что ему теперь делать. Ему представлялся великолепный случай покончить с королем, но вся душа возмущалась в нем при этой мысли. Обсудив дело, он решил исполнить приказание короля, но не сообщать ничего об этом свидании своим товарищам.

На следующее утро он явился в Кенсингтонский дворец без всякого оружия, чтобы потом его нельзя было обвинить в каком-нибудь преступном умысле.

При входе во дворец Вальтеру сказали, что его величество в саду. Привратник провел его по террасе в прелестный садик, по которому король прогуливался с одним из своих министров, графом Портландским. Его движения были резки, он, видимо, сердился и то и дело пристально взглядывал на графа.

Король был гораздо красивее на лошади, но и теперь его фигуре нельзя было отказать в величавости.

Вильгельму Оранскому в это время было сорок пять лет. Несмотря на постигший его удар — смерть жены, — он был полон энергии и предприимчивости. Не отличаясь, впрочем, крепким здоровьем, он нередко прибегал к возбуждающим средствам и поражал всех силою воли. В эту эпоху, изобиловавшую военными талантами, Вильгельм считался одним из лучших полководцев.

В его родной стране Голландии его обожали, и он дал клятву защищать ее до последней капли крови. Успехи, скоро им достигнутые, заставили считаться с ним всю Европу. Революция 1688 г., которой его страна обязана своей свободой, возвела его на английский престол, на котором он окончательно утвердился после битвы при Бойне.

В тот период, к которому относится наш рассказ, Вильгельму приходилось бороться уже только с тайными сторонниками Иакова и с постоянными заговорами на его жизнь.

Переговорив с министром, король сел на скамейку. Когда граф Портланд удалился, Вальтер выступил вперед и, сделав глубокий поклон, предстал перед королем.

— Вашему величеству угодно было видеть меня.

— Я хотел бы предложить вам несколько вопросов, — сказал король. — Я слышал, что вы имели в этом дворце разговор с покойной королевой.

При последних словах его голос задрожал.

— Совершенно верно, ваше величество, — отвечал Вальтер.

— Можете ли вы сообщить мне содержание вашего разговора? Отвечайте без всякого стеснения.

— Ее величество говорила со мною о своем отце, с которым, как ей было известно, я незадолго до того виделся в Сен-Жермене, и жизнь которого мне удалось спасти от ножа преступника.

Вильгельм не мог подавить в себе вспышки негодования.

— Скажите мне, — вскричал он с гневом, — неужели это правда, что этот негодяй взвел на меня обвинение, будто я подкупил его на такое дело?

— Он сознался в этом, но король Иаков не поверил его объяснениям.

— Я рад слышать это! Он был только справедлив ко мне. Но, как я слышал, его величество относится ко мне иначе, и уже сотни кинжалов готовы пронзить меня.

— Король Иаков тут ни при чем, ваше величество, — произнес Вальтер таким тоном, который показывал, что он не намерен входить в дальнейшие подробности.

— Я знаю, что составился огромный заговор с целью убить меня. Я могу даже назвать главных его членов. Это сэр Джон Фенвик, сэр Джон Френч, Вильям Перкинс, сэр Джон Барклей, полковник Темпест и человек двадцать других.

— Неужели кто-нибудь выдал их! — воскликнул Вальтер.

— Стало быть, вы признаете, что заговор существует? — поймал его король.

— Было бы напрасно отрицать то, о чем ваше величество, видимо, так хорошо осведомлены.

— В течение двух дней все лица, в нем замешанные, будут арестованы и заключены в тюрьму, — продолжал король. — По этому случаю вы можете видеть, что заговоры удаются очень редко. Граф Портланд получил сообщение о заговоре от капитана Пендерграсса и Фишера. Бежать бесполезно, ибо стража теперь утроена.

— Ваше величество, — сказал Вальтер, — я теперь вполне понимаю положение, в котором я оказался. Не стану скрывать, что я также принимал и принимаю участие в заговоре. Но когда я видел в последний раз королеву, она дала мне это кольцо и обещала, что в минуту опасности оно спасет меня.

— Покажите мне его, — сказал король.

Вальтер передал кольцо.

Король долго смотрел на него и наконец сказал:

— Обещание ее величества будет исполнено, и ваша жизнь пощажена. Не благодарите меня. Вы обязаны жизнью покойной королеве, а не мне. Но вы должны поручиться мне вашим честным словом, что вы оставите свой замысел.

— Клянусь вам, государь, — сказал Вальтер.

— Вы должны также оставаться здесь, пока я не найду удобным выпустить вас на свободу.

— Готов повиноваться вашему величеству.

Все время, пока король разговаривал с Вальтером, привратник, который его привел в сад, стоял недалеко от них. По знаку короля он приблизился к скамейке.

— Отведите капитана Кросби в комнату, которую он с этого дня будет занимать, — сказал король.

Привратник поклонился и пригласил Вальтера следовать за собой.

XVI. Неудачный маскарад

Со времени своего прибытия в город сэр Фенвик занимал дом на Сент-Джемской площади. В то самое утро, когда король задержал Вальтера в Кенсингтонском дворце, гордый пертумберлентский баронет и леди Мария сидели за завтраком, когда вдруг появился генерал Барклей.

Он, видимо, был сильно взволнован и как только лакей, доложивший о нем, удалился, воскликнул:

— Дурные вести, сэр Джон. Нас выдали.

— Выдали! — вскрикнул хозяин, поднимаясь с кресла с выражением ужаса.

— Я могу только об этом догадываться. Но нас всех немедленно арестуют, если мы не сделаем чего-нибудь для спасения своей свободы.

— Вот страшная новость! — сказала леди Мария. — Опасность уже наступила?

— Боюсь, что так, — отвечал генерал. — Я отступаю и постараюсь возможно скорее перебраться во Францию. Вы, вероятно, поступите так же? — спросил он хозяина.

— Конечно. Я всегда готов к бегству. Я скроюсь у себя в Ромни-Марч, а оттуда переправлюсь в Дюнкирхен.

— Я хочу бежать с вами, — сказал сэр Джордж. — Вам, к счастью, бежать не надо, и вы спокойно можете оставаться здесь, — прибавил он, обращаясь к хозяйке. — Только дом будут теперь караулить.

— Я готова ко всему, — отвечала леди Мария. — Но я ошеломлена этой неожиданностью.

— Рассчитываю, что все наши друзья ускользнут безопасно, — сказал сэр Фенвик. — Жаль, что я не могу с ними проститься.

— Это совершенно невозможно, — возразила ему жена. — Видели ли вы капитана Кросби, генерал?

— Я заходил сегодня утром к нему в гостиницу, но не мог его застать там. Хозяин сказал, что он вышел очень рано. Невозможно предположить, что это он выдал нас!

— Это невероятно! — воскликнула леди Мария. — Я отвечаю головой за капитана Кросби. Я подозреваю в измене капитана Пендерграсса. Следите за ним.

— Мы еще не успели заглянуть к нему сегодня. Если он окажется изменником, то мы еще успеем его наказать.

— Позвольте, — произнес хозяин. — Да кто же сказал, что заговор открыт, сэр Джон?

— Капитан Чарнок. К несчастью, это правда. Надо скорее предостеречь всех наших друзей. А то некоторые явятся сегодня вечером на собрание в гостиницу «Королевская Голова», и тогда неизбежно будут арестованы.

— Во что бы то ни стало надо их предупредить, — сказал Джон Фенвик. — Я никогда не прощу себе, если кто-нибудь из нас будет захвачен.

При этих словах в соседней комнате послышались возбужденные голоса, и в столовую ворвались Перкинс и сэр Френд.

— Мы пропали, — кричал Перкинс. — Заговор открыт, и мы попадем на эшафот.

— Успокойтесь прежде всего, — сказал хозяин. — Смерть под топором — самая достойная для настоящего джентльмена.

— Ну, это меня мало утешает, — возразил сэр Френд. — Я вовсе не хочу теперь умирать. И мы прибежали сюда посоветоваться, что делать.

— Мы должны спасаться как можно скорее, — сказал хозяин. — Есть с вами деньги?

— Двести или триста фунтов.

— Да у меня столько же, — прибавил сэр Френд.

— В таком случае спасайтесь. Не заходите только к себе на квартиру. Бегите сейчас же к реке, наймите лодку и плывите на ней как можно дальше. На берег вы всегда успеете выйти. Вам, может быть, удастся сесть на какой-нибудь корабль, отправляющийся в Ярмут или Харвич. Бегите из Лондона, пока еще не распространилась весть об открытии заговора.

— Ваш совет хорош, и мы ему последуем, — сказал Перкинс. — Эх, если бы удалось нанять быструю лодку с парой хороших гребцов.

— Вот еще что я вам посоветую, господа. Когда вы будете выходить из этого дома, выходите боковым ходом, а не через главный подъезд.

Оба посетителя наскоро простились с встревоженной леди Марией, и, сопровождаемые хозяином, спустились в нижний этаж дома. Прежде, чем выйти на улицу, они выслали вперед слугу, который должен был осмотреть местность. Возвратившись, он сообщил, что на улице все спокойно, и посетители быстро двинулись вперед.

— Мне пришла в голову одна мысль, сэр Джордж, — сказал хозяин, вернувшись в столовую. — Мы рискуем быть арестованными, если вздумаем оставить квартиру. Нам надо переодеться слугами. Костюм моего буфетчика будет вам как раз впору, а я надену платье кого-нибудь из слуг. Можно добыть еще и пару хорошо напудренных париков, которые дополнят наш наряд. Что вы скажете на это?

— По-моему, мысль эта недурна. Надо только поскорее привести ее в исполнение.

— Нет ничего легче, — заметила леди Мария. — Надо только сойти вниз и взять костюм Грега и Гопкинса.

Через четверть часа сэр Джон превратился в представительного лакея, а сэр Джордж в дюжего и преисполненного важности буфетчика.

Окончив переодевание, оба беглеца спустились к боковой двери. Но только сэр Фенвик вышел на улицу, как около них очутился Кулленфорд, пресловутый секретарь Аарона Смита, и, не узнав его, спросил:

— Послушай, любезный, дома сэр Джон Фенвик?

— А вам он на что нужен? — спросил мнимый лакей.

— Это дело не твое. Отвечай на вопрос: дома сэр Фенвик?

— Нет, его дома нет. Он утром уехал куда-то с сэром Джорджем Барклеем и раньше ночи не вернется.

— Не верю я этому, — вскричал Кулленфорд. — Я знаю наверное, что твой хозяин дома и что сэр Барклей у него. Я имею приказ арестовать их и хочу обыскать дом. У меня тут с собой мои люди.

— Что тут такое, Гопкинс? — строго спросил сошедший с крыльца важный буфетчик.

— Явился чиновник с приказом об аресте нашего, господина и сэра Барклея. Я уже ему сказал, что их нет, но он мне не верит. Может быть, он поверит вам.

— В таком случае пусть он войдет и убедится сам. Это будет лучше всего, — сказал переодетый Барклей. — Или для вас надо открыть парадный ход? — спросил он, обращаясь к Кулленфорду.

— Я здесь не один. Со мною дюжина моих людей. Двое войдут через парадный вход. Двое направятся через дверь, а остальные будут сторожить дом снаружи.

Он подозвал двоих агентов.

— Стойте здесь, — сказал он им. — Не позволяйте никому ни под каким видом выходить из дому.

— Следует ли пускать в ход оружие? — спросил один из агентов, став у двери и вытаскивая пистолет.

— Только в случае необходимости. Не выпускайте никого из дому без моего разрешения.

— Позвольте узнать ваше имя, сударь? — спросил мнимый лакей.

— Я Кулленфорд. А вас, кажется, зовут Гопкинс?

— Так точно.

— А меня зовут Грегом, — прибавил мнимый буфетчик.

— Отлично. Ну, мистер Грег, ведите меня по дому.

— А я пойду вперед, впущу наших людей через парадный вход, — сказал Фенвик, пустившись вперед. В передней он столкнулся с леди Марией, которая едва могла узнать его.

— Не беспокойся, — шепнул он ей. — Все идет хорошо. Кулленфорд настаивает на обыске дома, но не догадывается о нашей хитрости. Грег и Гопкинс уже скрылись?

— Да, но знают ли другие слуги, что вы заняли их место?

— Знают. Но тише. Кулленфорд уже недалеко.

Пока сэр Джон открывал дверь, чтобы впустить в нее стоявших снаружи полицейских, сэр Джордж вел Кулленфорда по лестнице.

Отвесив поклон леди Марии, Кулленфорд в почтительных выражениях объяснил ей цель своего визита.

— Я получил сведения, что оба джентльмена, которых я ищу, вышли из дому. Я должен удостовериться в этом сам.

— Пожалуйста, — отвечала хозяйка. — Может быть, вы начнете обыск с этой комнаты, — прибавила она, вводя Кулленфорда в столовую.

— Позвольте вас спросить: обедал ли с вами сэр Джордж Барклей? — спросил Кулленфорд, быстро оглядывая стол.

— Он приехал, когда я еще завтракала, но он ничего не ел.

— Сколько времени тому назад он был здесь?

— Час, а может быть и больше, не могу точно сказать.

— Его ждали здесь?

— Не знаю, по всей вероятности, нет.

— Мистер Грег, — обратился Кулленфорд к сопровождавшему его буфетчику. — Вы видели здесь сэра Барклея утром?

— Так точно, сэр. Я никогда не видал его в таком веселом настроении.

— В веселом настроении? — недоверчиво вскричал Кулленфорд. — Но это невозможно.

— Уверяю вас, — продолжал мнимый буфетчик. — Он беспрестанно смеялся. Может быть, ваша милость также изволили это заметить, — обратился он к леди Марии.

— Мне он также показался веселым, — отвечала хозяйка.

— Не говорил ли сэр Фенвик, что открыт заговор и что они будут арестованы?

— Я этого не слыхала, — сказала леди. — Он казался совершенно спокойным.

— Все это довольно удивительно! — вскричал Кулленфорд.

— Сэр Джордж приглашал моего господина ехать с ним гулять в Сент-Джемский парк, — вмешался мнимый буфетчик.

— И сэр Джон согласился?

— Так точно. И если они вам нужны, то вы найдете их там.

— Давно ли они уехали?

— Будет больше часу. Я полагаю, что они теперь как раз в парке. Вы скорее всего могли бы захватить их там.

— А сколько вы дадите мне, если я возьму своих людей и уведу их в парк? — неожиданно спросил Кулленфорд, подмигивая переодетому сэру Барклею.

— Сто фунтов, — отвечал тот, не растерявшись.

— Но ведь у меня два приказа, — продолжал Куллерфорд, размахивая бумагой.

— За каждый по сотне фунтов.

Кулленфорд кивнул головой в знак согласия.

— Кроме того, со мною дюжина людей. Все они рассчитывают, что кое-что перепадет и на их долю.

— Вы можете разделить между ними пятьдесят фунтов. Идет?

Кулленфорд вторично кивнул головой.

В начале этого разговора леди Мария вышла из комнаты. Она возвратилась вместе с мужем, который быстро спросил Кулленфорда:

— Улажено дело?

— Улажено, — отвечал сэр Джордж. — Мы столковались с мистером Кулленфордом. За две с половиной сотни он согласен увести своих людей.

— Отлично! — воскликнул хозяин. — Мы сейчас же все это устроим.

Деньги были переданы, и Кулленфорд сиял от удовольствия.

— Вы вообразили, господа, что, переодевшись, вы можете меня обмануть, — сказал он со смехом. — Ошибаетесь. Я сразу узнал вас и понял вашу хитрость.

— Если бы мы знали, что арестовать нас явитесь именно вы, то мы, конечно, не стали бы и переодеваться. G вами легко столковаться. Но ведь мог быть кто-нибудь другой…

— Кто мог бы поступить с вами иначе… — подсказал Кулленфорд. — Уезжайте из Лондона как можно скорее. Вам здесь грозит опасность, а я не всегда могу вас выручить. Прежде, чем я уйду с моими людьми, я должен сделать вид, что обыскал весь дом. Может быть, вам угодно будет сопровождать меня, сэр Джон? К вашим услугам, сэр Барклей. Ваш покорнейший слуга, — поклонился он леди Марии, которая смотрела на него, едва скрывая свое отвращение.

В сопровождении сэра Джона он вышел из комнаты.

— Я рад, что отделался от него, — сказал сэр Джордж, когда дверь захлопнулась. — Счастье для нас, что прислали именно его. Однако я должен проститься с вами, леди. Я сейчас же еду в Ромни-Марч. Надеюсь, что мы встретимся с вами в Сен-Жермене.

— Будем надеяться. До свидания, — простилась с ним хозяйка.

Вошедший сэр Фенвик объявил, что Кулленфорд увел своих людей и что теперь он свободно может выйти. Сэр Джордж бросился в комнату буфетчика и, облачившись опять в свой костюм, с величайшей осторожностью вышел на улицу.

Сняв костюм слуги, сэр Джон поспешил к своей жене.

— Сэр Джордж уже уехал, — сказал он. — Мне также нужно исчезать скорее.

— Ты не можешь взять меня с собою? — спросила она, умоляюще глядя на него.

— Никак не могу. Мы можем попасть в такое положение, когда твое присутствие неизбежно выдаст нас. Кроме того, ты здесь в полной безопасности и можешь бежать, когда пожелаешь.

— Что бы мне ни грозило, я не поколебалась бы следовать за тобой, если хоть чем-нибудь могла быть тебе полезной. Но если я только осложню ваше положение, то я не буду больше просить тебя взять меня с собою. Меня томит предчувствие чего-то недоброго, и я не успокоюсь, пока не услышу, что вы во Франции.

— Есть еще одна причина, которая заставляет тебя остаться здесь. Мое имущество, наверно, будет конфисковано, и ты подашь от моего имени прошение королю.

— Это примиряет меня несколько с разлукою. Обещай мне, если тебе удастся спастись, не принимать более участия ни в каких заговорах.

— Не могу тебе дать такого обещания, — отвечал муж. — Не успокоюсь, пока не отомщу Вильгельму.

— Бог не хочет того. Все ваши планы терпят неудачу и обрушиваются на вашу же голову. Если вы будете идти по тому же пути, дело кончится вашею гибелью и конфискацией вашего имущества.

— Ты меня не запугаешь, — отвечал он. — Я пойду до конца, будь что будет.

— Ты похож на азартного игрока и все стараешься уверить себя, что судьба в конце концов улыбнется тебе. Но я не имею такой уверенности. Дело короля Иакова проиграно бесповоротно. Сколько благородных людей умрет теперь на плахе как изменники!

— Попробую спасти их и предупредить, чтобы они не дожидались назначенного на сегодняшний вечер собрания и бежали, — мрачно отвечал сэр Фенвик.

— Ты не поможешь им, а только будешь рисковать еще сильнее. Спасайся лучше сам.

— Нет, я решил идти непременно. Может быть, я встречу там Вальтера Кросби. Его поведение необъяснимо для меня.

— Не подозревай его в измене! — вскричала леди Мария. — За него я отвечаю тебе.

— Я и не подозреваю его. Однако, мне нельзя оставаться здесь больше. Прощай!

Он нежно обнял жену. Леди Мария собрала все силы, чтобы сохранить спокойствие, но рыдания невольно потрясли ее грудь.

Сэр Джон бросился из комнаты.

Не обращая внимания на опасность своего положения, он решился прежде, чем покинуть Лондон, побывать на главной квартире заговорщиков. Спустившись по Темзе до Лондонского моста, он сошел на берег у Фиш-Стрит-Гилля и направился по Лиденголь-стрит.

Все было, по-видимому, спокойно, но, войдя в гостиницу, сэр Джон по виду хозяина сейчас же догадался, что заговор открыт.

— Дело плохо, сэр Джон, очень плохо, — забормотал он. — Боюсь, что мы попадем в большую беду.

— Я пришел предостеречь вас, а оказывается, что меня уж предупредили.

— Я получил известие о том, что заговор открыт, часа два тому назад через посыльного от сэра Барклея, — сказал Больдвин. — Вам известно, что солдаты гвардии короля Иакова, которых сэр Барклей привез с собой, были помещены в этом доме. Он прислал им порядочную сумму денег и приказал как можно скорее ехать во Францию.

— Они уже отправились?

— Нет еще, сэр Джон. Джонсон и еще два-три лица, принимавшие участие в заговоре, тоже еще здесь, — отвечал Больдвин.

— Какая неосторожность!

— Никто из них, по-видимому, не боится. У нас было столько ложных тревог, что они не верят теперь в опасность.

— За это они жестоко поплатятся, Больдвин. Цель моего прихода сюда — предостеречь всех членов нашего кружка и предупредить, чтобы они не появлялись здесь.

— Я не знаю, удастся ли мне разыскать даже третью часть их, но во всяком случае я сделаю все, что могу. Позвольте, что это? — неожиданно спросил он, выглянув из двери. — К нам подходит отряд гренадер. Не выходите теперь, а то вас схватят. Бегите на задний двор. Там есть другой выход.

Увидев гренадер, сэр Джон бросился в переднюю того самого зала, где происходило собрание. Здесь столпились восемь гвардейцев, привезенных сэром Барклеем, отец Джонсон и капитаны Чарнок, Портер и Гилль.

— Враги уж здесь! — крикнул он. — Отряд гренадер входит в ворота.

— Идем в большой зал! — закричал Чарнок. — Мы должны защищаться! Скорее, ребята!

Французские гвардейцы схватили свои мушкеты, забаррикадировали дверь и приготовились к защите.

— Их отряд велик? — спросил капитан Чарнок.

— Человек пятнадцать, — отвечал сэр Джон. — Но если мы и отбросим их, все-таки нам нельзя будет выйти на улицу. Нас там непременно схватят.

— Но здесь есть задняя лестница, которая ведет на черный двор. Оттуда через переулок мы можем скрыться, — воскликнул отец Джонсон. — Я бегу сейчас туда, и пусть все следуют за мной.

С этими словами он открыл маленькую дверку в глубине комнаты, но никто не захотел последовать его примеру.

В течение нескольких минут царила полная тишина. Вдруг послышались глухие удары: очевидно, кто-то стучал в дверь прикладом.

— Немедленно отворите дверь, — послышался повелительный голос. — Откройте дверь, иначе мы ее выломаем.

— Кто здесь? — спросил сэр Джон.

— Гренадеры его величества. Мы знаем, что здесь собрались изменники и мятежники. Еще раз приказываю отворить дверь, иначе пеняйте на себя.

Французские гвардейцы ответили смехом.

Раздраженный таким вызывающим образом действий, офицер приказал своим гренадерам выломать дверь. Но едва они принялись за дело, как грянул залп. Пули пробили доски двери, и нападавшие бросились прочь.

Опомнившись, гренадеры решились вломиться силою. Потребовав в третий раз, чтобы мятежники открывали дверь, и не получив на это ответа, гренадеры быстро выломали ее.

Комната была пуста.

XVII. Среди болот и во дворце

Исчезнув через заднюю дверь гостиницы, сэр Джон наскоро дал кое-какие приказания французским гвардейцам и успел сказать несколько слов капитану Чарноку. После этого он расстался с отрядом и, перейдя Лондонский мост, быстро пошел по Лай-стрит, направляясь к гостинице «Табарда».

Во дворе этой старинной и славной гостиницы он встретился с капитаном Чарноком, вскоре подошли и гвардейцы.

Приказав им войти внутрь гостиницы и держаться как можно тише, он отвел капитана в конюшню, где они могли говорить, не привлекая к себе внимания, и сказал:

— Вам, кажется, известно, что у меня есть дом в Ромни-Марч, недалеко от морского берега. Оттуда в любое время можно отправиться морем в Дюнкирхен или Кале.

— Я знаю, сэр Джон, — отвечал Чарнок. — Хотя я сам там не бывал, но слышал об этом от некоторых моих друзей, которые рассказывали мне об этих местах.

— Если вы согласны, то мы можем отправиться туда вместе.

— Благодарю вас. Надеюсь, что мое общество не навлечет на нас какой-нибудь новой опасности.

— Конечно, нет, — возразил сэр Джон. — У меня здесь несколько прекрасных лошадей, и я вам дам одну. Я хочу взять с собою двух гвардейцев. Всех взять с собою будет опасно.

— Это верно. Такой отряд не замедлит привлечь к себе внимание и вызовет за собою погоню.

В это время показался грум.

— Здесь сэр Барклей, Вебер? — спросил сэр Фенвик.

— Он был здесь часа два тому назад, — отвечал с поклоном грум. — Теперь он уже на полдороге к Аппльдору.

— Отлично. Не теряя времени, я поспешу вслед за ним. Нужно будет лошадей для меня, капитана Чарнока и двух гвардейцев. Их останется здесь еще десять человек, но остальные двинутся позднее.

— Я должен оставаться здесь и смотреть за ними?

— Да. Надеюсь, что ты доставишь их благополучно в Марч.

— Приложу все старания. Прикажете явиться сегодня ночью?

— Да. И, пожалуйста, приведи скорее лошадей. Я хочу ехать сейчас же.

Приказание сэра Джона было исполнено немедленно. Вебер привел четырех сильных оседланных лошадей.

Продвигаясь рысью и почти не делая остановок, всадники менее чем в два часа достигли Аппльдора.

Перед ними расстилались неизмеримые болота, лежащие вдоль морского берега. Капитан Чарнок и французские гвардейцы, которым раньше не приходилось видеть ничего подобного, были поражены и подавлены.

С возвышенности, на которую они въехали, перед ними открывалась вся эта местность до Димчерча в одну сторону и до Нью-Ромни в другую. Пересеченная бесчисленными плотинами, река Ротер, запертая высокими берегами, искусственно поднятыми для предупреждения наводнений, медленно катила свои воды по плоской пустынной равнине; лесов совсем не было видно, и вся местность, особенно в этот час, имела самый дикий и печальный вид.

Кое-где на равнине виднелись небольшие старинные церкви и маленькие деревушки с десятком хижин. Редко-редко можно было различить здание покрупнее, какой-нибудь помещичий дом или ферму.

Общий вид местности отличался унылым колоритом, несмотря на то, что стада овец и рогатого скота попадались довольно часто, а воздух был наполнен морскими птицами, которые оглашали окрестность своими пронзительными криками.

— Как вам нравится Ромни-Марч? — спросил сэр Джон своего спутника.

— Удручающее место! Какое счастье, что я не осужден на постоянное житье здесь.

— А мне нравится пустынный характер местности, — заметил сэр Джон. — Как ни печальна эта местность, но я люблю свое Ромни.

— Дом отсюда видно? — спросил Чарнок.

— Я могу указать отсюда мое имение, но дома не видно. До него еще около шести миль. Надо, однако, ехать поскорее, иначе нас захватит темнота прежде, чем доберемся до него.

И, дав шпоры коням, они поскакали вдоль плотины, которая перерезывала равнину.

Быстро спускался вечерний сумрак. Было еще довольно светло, и путники могли различать местность. Мало-помалу, однако, окружающие предметы стали принимать фантастический вид. Капитан Чарнок, не свободный, как и большинство людей, от суеверного страха, сознался, что он никогда не испытывал таких жутких впечатлений.

— Можно подумать, что там бродят бесы, — сказал он, указывая на мелькавшие в отдалении огоньки.

— Это болотные огни, — заметил сэр Фенвик.

Становилось все темнее и темнее. Болота сделались совсем черными, и только кое-где поблескивала вода.

Наконец, сделав несколько поворотов по какой-то безлюдной дороге, они добрались до обширного, уединенно стоявшего здания.

Насколько можно было рассмотреть в темноте, то был старый дом с большими трубами, окруженный широким рвом, через который был перекинут деревянный мост.

Можно было бы подумать, что дом совсем необитаем, если бы не легкий свет в его окнах.

— Наконец-то мы у цели нашего путешествия. Вот и мой Херст-Плэс, — сказал сэр Фенвик.

Хотя пребывание в таком доме не сулило веселья, капитан Чарнок все-таки был очень рад, что удалось наконец добраться до места.

Въехав на мост, сэр Джон вынул из кармана свисток и громко свистнул. Ворота отворились. Показался человек с фонарем. Из конюшен прибежали два конюха. Один из них был также с фонарем.

— Есть здесь кто-нибудь, Джефри? — спросил сэр Джон, подъезжая к крыльцу.

— Я здесь, — раздался знакомый голос сэра Барклея. — Я приехал сюда часа два тому назад, и рад, что и вы добрались сюда благополучно. Кто это с вами?

— Капитан Чарнок.

Сойдя с коня и сделав все необходимые распоряжения, сэр Джон Фенвик повел капитана Чарнока в столовую, где уже сидел сэр Барклей. Джефри быстро принес ветчины и яиц. Бутылка превосходного бургундского довершила ужин обоих беглецов, Устроившись с возможным в таких обстоятельствах комфортом, хозяин и гости стали обсуждать план бегства.

— Относительно судов нам повезло, — сказал сэр Барклей, — Здесь в Нью-Ромни есть три шлюпки, которые могут доставить нас в Дюнкирхен, в Кале или куда мы им прикажем. Я не знаю, друзья, ваших намерений, но, по-моему, мы должны бежать как можно скорее. Я послал сказать, что сяду на шлюпку сегодня ночью, а завтра рано утром мы поднимаем паруса, Советую и вам присоединиться ко мне.

— Я не могу двинуться так скоро, — возразил сэр Джон. — Не думаю, чтобы здесь грозила нам какая-нибудь опасность.

— Было бы лучше ехать, не теряя времени, — продолжал настаивать сэр Джордж. — Мало ли что может случиться.

— Я не боюсь, — отвечал сэр Фенвик. — Оставьте двух гвардейцев со мною. Я переправлю весь их отряд, если другие подъедут вовремя. Если же они опоздают, то мне придется распорядиться насчет их отъезда уже потом.

Сэр Джордж обратился к капитану и спросил, поедет ли он с ним.

— Нет, я хочу подождать сэра Джона. Спешить нечего, — отвечал Чарнок.

Через час сэр Джордж, подкрепившись на дорогу стаканом вина, ехал уже в сопровождении конюха в Нью-Ромни. Там он благополучно сел в одну из шлюпок.

Ночью в Херст-Плэс прибыл Вебер с отцом Джонсоном и остальными гвардейцами.

Днем Херст-Плэс представлял довольно любопытный дом. Выстроенный почти исключительно из дуба и крытый дранью, он отлично сохранился. Несмотря на седую древность, это здание обещало простоять без поправок еще несколько столетий.

Широкий ров наполнялся водою из реки Ротер, так что, в случае надобности, можно было проехать по нему и на лодке.

Местность вокруг дома была совершенно безлюдна. Почти на милю кругом не было ни жилища, ни дерева. Дом был, очевидно, очень древний; его постройка относилась ко временам Эдуарда IV. Все это приводило в восторг отца Джонсона, который охотно остался бы здесь на месяц-другой, но об этом, конечно, нельзя было и думать.

На другой день утром сэр Джон отправился в Нью-Ромни, чтобы нанять там судно. С ним поехали капитан Чарнок и отец Джонсон, но из слуг он взял с собою только. Вебера.

Городок Нью-Ромни ко времени нашего рассказа считался довольно зажиточным и, когда течение реки Ротер после одной сильной бури переменило свое русло, приобрел даже большее значение, чем настоящий Ромни. На рейде стояло несколько кораблей, но сэр Джон ограничился лишь тем, что посмотрел на них издали. Наем для себя шлюпки и вообще все приготовления к отъезду он возложил на Вебера.

Пока тот хлопотал о том, чтобы все было готово к ночи, сэр Джон со спутниками направились в старинную церковь св. Николая. Дождавшись здесь Вебера, они все вместе двинулись обратно в Херст-Плэс.

Им и в голову не приходило, что за ними тщательно следили и что сзади на некотором расстоянии осторожно ехал отряд голландских драгун под предводительством капитана Бриджа.

Бридж, конечно, мог легко арестовать сэра Джона и его спутников в городе, но он предпочел осложнить все дело, правильно рассчитав, что так для него будет выгоднее.

Не доезжая до Херст-Плэса ярдов двести капитан Чарнок случайно оглянулся и заметил, что какой-то отряд на рысях быстро нагоняет их. Это его чрезвычайно встревожило.

— За нами погоня! — воскликнул он.

— Это Бридж с его драгунами! — сказал сэр Джон.

Как можно скорее бросились они через ров.

— Поднять сейчас же мост! — распорядился сэр Джон. — Вывести сюда французских гвардейцев!

Когда явились гвардейцы с мушкетами, Бридж был уже у ворот. Он, очевидно, не знал, что в доме были сделаны приспособления для защиты, и остановился не далее как ярдах в двадцати от него.

— Теперь я поймал вас, сэр Джон! — закричал он. — Именем короля приказываю вам сдаться. Убежать отсюда вы не можете.

— Вы думаете? — крикнул сэр Фенвик. — Я на этот счет другого мнения. Я не сдамся, пока могу здесь держаться. Но прежде всего я хотел бы сказать вам несколько слов. Может быть, вы подъедете к мосту, чтобы мы могли слышать друг друга.

— Дайте мне честное слово, что мне не будет причинено никакого вреда, — отвечал Бридж.

Заручившись обещанием, Бридж подъехал к мосту.

— Я думаю, что мы можем скоро сговориться, капитан Бридж, — сказал Фенвик. — Я знаю, что вы человек умный, с которым нечего попусту тратить слова. Не лучше ли нам столковаться?

— Говоря откровенно, я не прочь, — сказал Бридж. — Но не знаю, как это сделать.

— Нужно только столковаться, остальное сделать не трудно.

— Вам придется хорошенько заплатить, сэр Джон, — сказал Бридж, понижая голос.

— Заплатить я готов, — так же тихо сказал Фенвик. — Но надо включить в сделку и всех тех, кто здесь находится со мною.

— Против этого я ничего не имею, — отвечал Бридж. — Не могу только выпустить сэра Джорджа Барклея.

— Сэр Джордж уже бежал, так что о нем говорить нечего.

— Отлично. Тогда мы условимся в доме. Мне нужно войти к вам. Ваше исчезновение должно совершиться ночью и должно иметь вид побега.

— Эта мысль мне нравится, — сказал сэр Джон. — Только бы привести ее в исполнение.

— Предоставьте действовать мне, — отвечал Бридж. — Можете положиться на меня: я вас спроважу отсюда. Но не следует подавать и виду перед моими людьми.

— Я понимаю. Здесь больше разговаривать не нужно. Опустите мост, — сказал он слугам.

Мост был опущен. Но как только драгуны проехали по нему, он был опять поднят, так что весь отряд Бриджа оказался отрезанным.

Сэр Фенвик наскоро объяснил друзьям положение дела. Капитан Чарнок дал совет не платить Бриджу до тех пор, пока этот хитрый капитан не выпустит их на свободу.

— Я подозреваю, что он хочет провести нас, — сказал он. — Мы теперь сделались его пленниками и так как он вдвое сильнее нас, го, очевидно, он может держать нас до тех пор, пока найдет нужным.

— Я лучше знаю его. На взятку он всегда пойдет и не захочет терять тысячу фунтов.

Когда капитан Бридж вошел в комнату, по выражению его лица все поняли, что появление его не предвещает ничего хорошего.

— Сэр Джон, — обратился он к хозяину, — к крайнему сожалению, я должен объявить вам, что я не могу способствовать вашему бегству.

— Почему же? — тревожно спросил Фенвик. — Сумма мала, что ли? Если так, то назначайте сами.

— Ошибаетесь, сэр Джон, — сказал Бридж. — Я мог бы, конечно, отпустить вас и ваших друзей за тысячу фунтов, но для вас это будет бесполезно, и вы только попадете в ловушку. Мой лейтенант Клейтон донес мне, что отдано уже распоряжение арестовать вас всех, когда вы, будете садиться на шлюпку в Нью-Ромни.

— Вот несчастье! — воскликнули арестованные.

— Сэр Джордж Барклей ускользнул сегодня ночью, — продолжал Бридж. — Это подняло на ноги береговую стражу, и она решила, что второй раз ее уже не проведут. Если вы появитесь там сегодня ночью, вас непременно схватят и вам придется гораздо хуже, чем здесь.

— Слишком поздно! — воскликнул Фенвик. — Что за безумие было оставаться здесь! Отчего я не поехал ночью с сэром Барклеем!

— Да, это было бы лучше, — заметил Бридж. — Теперь тревога уже распространилась, и каждое судно, идущее из Нью-Ромни, подвергается обыску. Таким образом, при всем желании спасти вас, я ничего не могу сделать.

— Благодарю вас за ваши добрые чувства ко мне, капитан Бридж, — сказал сэр Фенвик. — Но вы не будете ничего иметь против, если я все-таки сделаю попытку бежать?

— Она будет совершенно бесполезна, сэр Джон, — отвечал капитан. — Вы забываете, что у меня есть десяток французских гвардейцев?

— Нет, они все уже арестованы.

— Как арестованы?

— Я распорядился арестовать их во избежание напрасного кровопролития, — сказал Бридж. — Теперь они заперты под стражей в сарае.

— Стало быть, никакой помощи от них ждать нельзя, и нам остается только покориться своей участи, — промолвил отец Джонсон.

— Позвольте мне предложить вам один вопрос, капитан Бридж. Могу я написать моей жене и известить ее о моем аресте? Я мог бы послать это письмо с моим верным слугою Вебером.

— Не знаю, вправе ли я это сделать, — сказал Бридж. — Но так и быть, беру это на свою ответственность. Пусть Вебер отвезет ваше письмо вашей супруге.

Поблагодарив капитана за любезность, сэр Джон, захватив с собой священника, отправился писать письмо. Отец Джонсон советовал написать его очень осторожно и не упоминать ничего об аресте. Но неосторожный баронет не послушал его совета и, рассказав все, как было, просил жену приложить все усилия, чтобы спасти его. Он рекомендовал ей, между прочим, добиться свидания с королем и тем самым как бы сознался в своей виновности.

Как ни просил его отец Джонсон не посылать этого компрометирующего письма, сэр Фенвик настоял на своем.

Письмо было вручено Веберу в присутствии капитана Бриджа, который дал ему хорошую лошадь и позволил беспрепятственно выехать из Херст-Плэса. Но недалеко уехал Вебер: в Аппльдоре его задержали, письмо от него было отобрано и сейчас же отправлено к тогдашнему министру внутренних дел графу Шрусбери.

Сам Вебер был оставлен на свободе и продолжал свой путь. Около девяти часов утра он приехал в город и немедленно направился к дому на Сент-Джемской площади. Леди Мария приняла его сейчас же. Увидав его, она сразу поняла, что он привез плохие вести. Но беспокойство ее еще более увеличилось, когда она узнала, что письмо ее мужа перехвачено и отправлено графу Шрусбери.

— Боюсь, что это письмо наделает большого вреда, — сказал Вебер. — По некоторым замечаниям отца Джонсона, которые мне удалось услышать, сэр Джон сказал в нем, очевидно, больше, чем нужно было. Я знаю, что в письме он между прочим просил вас всячески похлопотать за него и добиться свидания с его величеством.

— Зачем он писал об этом! Почему не поручил передать это устно! — воскликнула леди Мария.

— Так было бы гораздо лучше, — согласился Вебер. — Но я подозреваю, что капитан Бридж нарочно предложил ему написать письмо, а потом велел отобрать письмо в Аппльдоре и отправить его графу Шрусбери.

— Я сегодня же поеду в Кенсингтонский дворец, — сказала леди Мария. — Прикажите заложить карету. Через десять минут я буду готова.

Карета была подана немедленно, и леди Мария отправилась к королю. Вёбер поместился на козлах. Скоро экипаж подъехал к подъезду дворца, откуда вышел дежурный привратник.

По его манере держать себя видно было, что он уже знал об аресте сэра Джона.

— Граф Шрусбери теперь в кабинете короля, — сказал он, подойдя к экипажу. — Поэтому я не могу сказать, изволит ли его величество принять вас. Но если вам угодно будет сойти, я отведу вас в приемную и, как только можно будет, сообщу вам ответ его величества.

Леди Мария, выйдя из экипажа, поднялась по лестнице в первую из целой анфилады комнат. Привратник, поклонившись, оставил ее одну.

Едва она успела овладеть собою, как дверь отворилась и, к величайшему ее изумлению, в комнату вошел Вальтер Кросби.

— Я вижу, что вы удивлены, видя меня здесь, — начал он. — Вы, конечно, думаете, что я изменил нашему делу. Но я здесь пленник, задержанный на честное слово, и должен оставаться, пока король не разрешит мне уехать.

— О, если б мой муж был так же счастлив! — вскричала леди. — Боюсь, однако, что если король не пощадит его, то он лишится головы.

— Не буду скрывать от вас, леди, — сказал Вальтер, — что жизнь сэра Джона в его собственных руках. Он может получить прощение от короля, но только с тем условием, что сделает разоблачения относительно своей партии.

— Другими словами, вы хотите сказать, что для спасения себя сэр Джон должен предать своих друзей. Я думала, что вы лучшего мнения о моем муже. Никогда он не захочет спасать свою жизнь на таких условиях. Да и разоблачения делать незачем: ведь заговорщики все известны.

— Король на этот счет другого мнения. Его величество думает, что в заговоре принимают участие несколько важных лиц, известных сэру Джону, которые должны быть отданы в руки правосудия.

— Подобным предложением я могла бы только оскорбить сэра Джона, — гордо отвечала леди Мария.

— Этот ответ я могу передать его величеству? — спросил Вальтер.

— Я не знала, что вы допрашиваете меня, — сказала леди. — Я думала, что вы найдете себе более порядочную должность.

— Я только хотел спасти вас и вашего мужа. Поэтому я так и действовал. Я считал необходимым прямо сказать вам, что жизнь вашего мужа может быть сохранена лишь на известных условиях.

— Эти условия для него неприемлемы!

— Мне кажется, что ему следовало бы подумать об этом, — сказал Вальтер. — Итак, вы решительно отвергаете эти условия?

— Да.

— Может быть, будет лучше притвориться, что вы их принимаете, чтобы выиграть время? Если вы другого мнения, то я не вижу повода добиваться свидания с королем, которое все равно ни к чему не приведет.

В этот момент дверь из соседней комнаты отворилась, и в приемную вошел Вильгельм в сопровождении графа Шрусбери.

Сделав несколько шагов вперед, он остановился перед леди Фенвик, которая сделала глубокий поклон, и стал пристально смотреть на нее. Видя, что леди смутилась и молчит, король обратился за разъяснением к Вальтеру Кросби и резко спросил его:

— Что угодно леди Фенвик?

— Леди явилась для того, чтобы просить ваше величество о прощении ее супруга, — отвечал Вальтер.

— Вы объявили единственное условие, при котором он может сохранить свою жизнь?

— Да, государь. Леди уверена, что ее муж согласится подчиниться требованию вашего величества.

Леди Мария была так ошеломлена этими словами, что не нашлась даже, что сказать.

— Приятно слышать это, — сказал король. — Его судьба в его руках. Все главные зачинщики должны быть указаны мне.

— Я передам моему мужу приказание вашего величества, — промолвила леди Мария. — Мне известно, что он писал мне, но я не получала его письма.

— Вот это письмо, — сказал граф Шрусбери, подавая пакет.

— Оно доказывает его виновность, — сурово заметил король. — Прочтите его ей, — обратился он к графу, показывая ему на леди.

«То, чего я боялся, случилось, — с расстановкою стал читать граф. — Если бы я не рисковал моей жизнью, чтобы спасти других, то спасся бы сам. Не вижу, что могло бы спасти меня. Разве только лорд Карлейль будет просить о моей пощаде. Я могу обещать, что я покину Соединенное королевство и больше не подыму оружие против короля».

— Довольно! довольно! — вскричала леди Мария. — Ваше величество! Пощадите меня, избавьте от этой пытки!

Вильгельм дал знак, чтобы граф остановился.

— Теперь вы довольно слышали и сами понимаете, что это письмо равносильно признанию своей вины, — сказал король.

— Увы! Я не могу ее отрицать! — с тоскою воскликнула леди Мария. — Но ведь оно доказывает также и раскаяние моего мужа и его готовность покориться вашему величеству.

— Может быть, я еще и прощу его, — отвечал король. — Вы должны повидаться с ним и передать ему мои слова.

— Я немедленно отправлюсь к нему в Ромни-Марч.

— Вы можете увидеться с ним в Тауэре, — сказал граф Шрусбери. — Капитан Бридж доставил его туда сегодня утром.

— Заготовьте разрешение на это свидание, — приказал король. — Вы должны сопровождать леди в Тауэре, прибавил он, обращаясь к Вальтеру. — Возвращаться сюда вам незачем.

— Слушаю, ваше величество.

— Если вы пожелаете что-либо мне сообщить, я готов видеть вас у себя, леди — сказал он и, не дожидаясь ответа, вышел с графом Шрусбери из комнаты.

Прошло несколько минут. Наконец появился камер-лакей, который принес приказ на имя коменданта Тауэра майора Вентворта и, подавая его Вальтеру, сказал:

— На основании этого приказа вам и леди Фенвик будет разрешен доступ в крепость.

XVIII. Свидание в крепости

Выйдя из дворца, леди Мария ни слова не сказала Веберу. Но когда она приказала ехать к Скотланд-ярду и нанять крытую лодку, чтобы она подвезла их к Тауэру, он понял, что его господин находится в заключении.

Через час несчастная леди и ее спутник достигли этой мрачной крепости. Пройдя двое ворот, они были остановлены. Веберу не позволили идти дальше и предложили остаться в карауле, где он должен был ждать возвращения своей госпожи.

Леди Мария неоднократно бывала в Тауэре и раньше, но никогда он не казался ей таким ужасным, как на этот раз. Двое широких ворот с башнями и бастионами навели на нее страх, хотя по своей природе она была и неробкого десятка. Войдя во внутренний двор, она несколько овладела собою и в сопровождении караульного направилась к дому коменданта. По дороге караульный успел сообщить, что сэр Фенвик заключен в башне Бьючамн, лучшем, по его словам, помещении во всем Тауэре.

Коменданта Тауэра лорда Льюка не было дома, и его обязанности исполнял майор Вентворт, которому и был передан приказ лорда Шрусбери.

Получив его, майор вышел в полной форме к леди Марии и, поклонившись, вежливо предложил себя к их услугам.

— Сэр Джон, — сказал он, — помещен в башне Бьючамн, которая тут рядом. Я сейчас провожу вас туда. Но, может быть, вы желаете предупредить его о вашем посещении. Сторож может сообщить ему, что вы и капитан Кросби здесь.

— Не будем терять времени, умоляю вас, — сказала леди Мария. — Я горю нетерпением увидать моего супруга.

Майор Вентворт не стал больше говорить и, пригласив посетителей следовать за ним, ввел их в мрачное каменное здание с узкими окнами, выходившими на огромную башню, стоявшую перед ним.

За зубчатой стеной, окружавшей башню Бьючамн, в которую вели массивные, обитые огромными гвоздями двери, стоял мрачного вида человек в темно-сером одеянии со связкою ключей.

То был тюремщик Джон Моди.

Моди видел, как леди Мария направилась к дому коменданта и вышла оттуда с майором Вентвортом. Он сразу догадался, что она явилась для свидания с мужем, и приготовился отпереть его камеру.

При входе в нее майор Вентворт предупредительно остановил леди Марию, снова повторив, что он рад сделать все, что от него зависит, для — того, чтобы обставить арестованного как можно лучше. После этого он в сопровождении Вальтера стал спускаться по каменной витой лестнице в камеру сэра Джона.

Леди Мария бросилась к двери и распахнула ее.

Сэр Джон сидел у стола. Увидев жену, он вскочил на ноги и крепко обнял ее.

Чтобы не мешать свиданию, Вальтер и тюремщик остались за дверью.

Первою заговорила леди Мария.

— Вот как пришлось нам встретиться! Я всегда боялась, что с тобою случится какое-нибудь несчастье, но я никак не ожидала такой беды!

— Письмо, которое я тебе отправил с Вебером, должно было объяснить тебе все. Получила ли ты его?

— Часть его я знаю.

— Как часть? Что это значит? — вскричал он, испуганно глядя на нее.

— Твое письмо было перехвачено и доставлено графу Шрусбери, который, в свою очередь, показал его королю, — сказала леди Мария.

— Боже мой! — воскликнул сэр Джон. — Теперь я пропал!

— Нет еще. Ты можешь получить прощение, если согласишься на некоторые условия.

— Какие условия? — спросил он.

— Выдать всех, кто участвовал в этом заговоре, — сказала она, понижая голос до шепота. — Я получила такое обещание от самого короля.

— От Вильгельма Оранского? Ты видела его?

— Я только что от него. Вебер явился только сегодня утром, и я немедленно отправилась во дворец, где видела короля и графа Шрусбери. Король прямо сказал мне, что твоя жизнь может быть сохранена только на этом условии.

— Я скорее умру, чем соглашусь на это! — вскричал сэр Джон.

— Я знала это и потому заранее отвергла это позорное условие. Тем не менее король приказал мне отправиться в Тауэр, а Вальтеру Кросби сопровождать меня.

— Вальтер Кросби здесь? — спросил сэр Джон.

— Да, я здесь, — сказал капитан, входя в комнату и с шумом захлопывая за собою тяжелую дверь.

— Каким образом вы оказались на службе у принца Оранского? — сурово спросил его узник.

— Потом я вам все объясню. А теперь только скажу, что я не купил свободы ценою раскрытия заговора.

— Капитан Кросби полагает, что ты мог бы согласиться на предложение короля, — вмешалась леди Мария.

— Ваша задача сводится, по-моему, к тому, чтобы выиграть время и дать вашим могущественным друзьям возможность вступиться за вас. Если вы сразу откажетесь от предложения, которое вам делает король, то их вмешательство станет невозможным. По-моему, вы таким путем могли бы как-нибудь выпутаться, и я советую вам поступить так.

— Я подумаю, — сказал сэр Джон. — Но не скрою от вас, что план этот мне в высшей степени несимпатичен.

— И мне тоже, — прибавила леди Мария.

— Но им нельзя пренебрегать, если можно спастись. Скажите, сэр Джон, что сделалось с капитаном Чарноком и отцом Джонсоном?

— Оба они в Ньюгетской тюрьме. Благодарю Бога за то, что мне удалось избавиться от такого позора. Я умер бы, если б мне пришлось попасть в тюрьму, куда сажают всяких мошенников. Здесь же, в этой комнате, которая хранит память о стольких благородных людях, я чувствую себя как дома. Если меня отправят отсюда на эшафот, я не буду раскаиваться.

Не успел он сказать этих слов, как появился майор Вентворт и, к общему изумлению, объявил, что в Тауэр прибыл король.

Вильгельм вошел в сопровождении графа Шрусбери. Майор тотчас закрыл дверь и во все продолжение разговора неподвижно стоял перед нею.

Сделав несколько шагов, Вильгельм молча остановился. Сэр Джон бросился к его ногам.

— Простите меня, государь! — вскричал он. Я знаю, что я совершил большое преступление. Но я знаю также ваше милосердие и надеюсь получить прощение.

— Встаньте, сэр, — строго сказал король. — Я не могу давать вам никаких обещаний. Я прибыл сюда для того, чтобы лично допросить вас и таким образом судить о вашей искренности. Вы можете отвечать или не отвечать — это дело ваше.

— Я буду правдиво отвечать на все вопросы, какие вашему величеству угодно будет мне задать.

— В таком случае скажите, действительно ли эти заговоры, о которых мне так много приходилось слышать в последнее время, серьезно угрожали моей жизни?

— Да, государь, — отвечал Фенвик, не обращая внимания на предостерегающие взоры Вальтера и леди Марии.

— Велико ли число моих подданных, которые стремятся отнять у меня жизнь?

— Многие считают себя оскорбленными, многие обижены по другим причинам, и все они опасны.

— Можете ли вы подтвердить это на суде? — спросил король.

— Прежде, чем отвечать на этот вопрос, я должен знать, что я выигрываю этим.

— Полное и откровенное признание будет вознаграждено прощением.

— Полное признание запутало бы в это дело слишком многих, и я не смею обещать его. Я должен подумать.

— Вы хотите сказать, что все якобиты принимали участие в заговоре?

— Конечно. Одни из них держались спокойно, другие действовали более активно. Первые безвредны, вторые опасны. Все якобиты разделяются на две партии — компаундеров и нонкомпаундеров.

— Я никогда не слышал этих названий, — заметил король. — Объясните мне, в чем их различие.

— Позволено ли мне будет говорить откровенно?

— Конечно.

— Да будет вашему величеству известно, в таком случае, что компаундеры, которые группируются около графа Миддльтона, считают нужным прежде, чем восстановить на престоле короля Иакова, заручиться гарантиями, что религия и свобода страны останутся неприкосновенными. Напротив, нонкомпаундеры, примыкающие к лорду Мельфорду, полагают, что призвание Иакова должно совершиться без всяких условий.

— Теперь я понимаю, — сказал король. — И обе эти партии действуют совместно?

— Обыкновенно нет, государь.

— К которой вы принадлежите сами?

— Я нонкомпаундер.

— Я так и думал. Но такому положению вещей должен быть положен конец. Обе партии идут против меня. Нужно уничтожить их обе. В королевстве не должно быть более якобитов.

— Это было бы благодеянием для государства, если б только это можно было осуществить, — сказал Вальтер. — Но боюсь, что это едва ли возможно.

— Возможно или нет, но это нужно сделать, — твердо сказал король. — Трудности меня не смущают. Через два года в Англии не будет ни одного якобита.

— Если ваше величество исполнит это, тогда я скажу, что вы творите чудеса, — заметил граф Шрусбери.

— Вы должны мне помочь в этом, сэр Джон, — сказал король. — Но вы должны работать со мною без задней мысли. Оставаясь якобитом, вы не выиграли ничего.

— Это правда, но я и не проиграл ничего.

— Вы должны быстро принять решение. Пришлите мне ваш ответ через три дня. В это время леди Мария может навещать вас, сколько ей угодно. Может приходить сюда и капитан Кросби, если, конечно, он пожелает.

— Я должен просить у вашего величества одной милости, — сказал Вальтер.

— Что вы желаете?

— Позвольте мне немедленно отправиться во Францию.

— Почему вы так спешите во Францию? — спросил король.

— Если я не поеду немедленно, то я никогда уже не увижу ту, которую люблю.

— Беатрису Тильдеслей?

— Да, государь. Осмелюсь спросить ваше величество, что вы изволили слышать о ней?

— Это для вас безразлично. Вы можете ехать, но не возвращайтесь обратно. Вы приносите в жертву любви очень многое.

— Я не могу поступить иначе, государь. Я должен ехать.

— В таком случае пусть будет по-вашему.

По знаку короля майор Вентворт открыл дверь, и царственный посетитель вышел в сопровождении графа Шрусбери.

XIX. Луч счастья

Первый вопрос Вальтера в Сен-Жермене был о Беатрисе.

Когда он узнал, что она вне опасности, у него с души словно бремя скатилось. Лихорадка у нее прекратилась, и через несколько дней она могла уже выходить из комнаты.

Полковник Тильдеслей сделался очень близок к королю.

Повидавшись с Беатрисой, Вальтер направился в его комнаты, которые были расположены в самом конце замка.

Полковник был один. Увидя Вальтера, он чуть не подпрыгнул от радости и заключил его в свои объятия.

— Если вы здесь, значит, мое письмо о болезни Беатрисы дошло до вас. Я не рассчитывал на это, но все-таки решил написать, зная, что вы приедете, если можете.

— И хорошо сделали, — отвечал Вальтер. — Я получил разрешение ехать во Францию от самого короля Вильгельма.

— Я думаю, что эта болезнь окажет на Беатрису хорошее действие, заставив ее отказаться от мысли уйти в монастырь.

— А у ней это желание еще не прошло? — спросил Вальтер.

— К сожалению, нет, — отвечал полковник. — Но, кажется, в ее настроении произошла некоторая перемена, судя по словам отца Петра. Охватившее ее религиозное воодушевление в значительной степени улеглось, и, я думаю, скоро пройдет совсем.

— Дай-то Бог!

— Что касается пострижения в монастырь, — продолжал полковник, — то этого никто не одобряет. Королева и мадам де Ментенон считают этот шаг неразумным. Теперь вернулись и вы…

— Но мои просьбы были бессильны, — перебил его Вальтер.

— Не отчаивайтесь. Теперь вы можете действовать с большим успехом, чем прежде. Но какие новости от наших друзей? Дело якобитов, кажется, окончательно проиграно?

— Кажется, что так. Я недавно виделся с сэром Фенвиком в Тауэре. Но он еще может спастись и купить себе прощение.

— Лучше умереть на эшафоте! — воскликнул полковник. — Но он должен был прибыть сюда с сэром Барклеем, который теперь в Сен-Жермене.

— Увы! Тут явилось роковое обстоятельство, которое погубило его. Бедный Чарнок теперь в Ньюгейте, откуда нет возможности бежать. Последний заговор был для нас несчастен. Слава Богу, что, по крайней мере, хоть вы и полковник Тоунлей не принимали в нем участия. Человек сорок будут казнены в Тайберне.

— Какая масса! — простонал полковник.

— Все они под стражей и, конечно, будут осуждены. Свидетелями выступают Нортер Гаррис, Бертрам, Фишер и Пендерграсс. — И Вальтер подал полковнику список арестованных якобитов.

— И все они будут казнены? — спросил полковник, пробежав глазами роковой список.

— Все.

— Это будет последним актом этих несчастных заговоров, — грустно заметил полковник. — Все они только навлекли гибель на нас.

— Да, — согласился Вальтер. — Теперь нам нечего ждать пощады. Король знает, что в заговоре принимают участие многие важные лица, и потому он обещал пощадить жизнь сэра Фенвика, если: только тот выдаст своих соучастников.

— Но сэр Джон, конечно, отказался? — спросил полковник. — Он не может быть доносчиком. Мы живем в несчастные времена, — продолжал он. — Разве это не несчастие, когда приносится в жертву жизнь стольких благородных людей? Боюсь, что теперь мне уже не придется возвратиться в Майерскоф. Мысль, что я уже не увижу нашего старого дома, не дает мне покоя.

— Не расстраивайтесь, полковник, — успокаивал его Вальтер. — Вам нужно переждать. Наступит время, когда вам можно будет и вернуться.

— Я не могу жаловаться на свою судьбу, — сказал Тильдеслей. — К моим услугам все, что только можно пожелать, — королевские апартаменты, королевская прислуга, королевский стол, — и все-таки мне жаль моего старого дома. Как мне хочется иногда знать, что-то теперь там делается!

— Не слыхали ли вы чего-нибудь о Горнби, полковник?

— Я ни о ком не имею вестей.

— Тогда не удивительно, что вы беспокоитесь. Но успокойтесь. Вы не в худшем положений, чем ваши друзья. Вы совершенно здоровы, а это большое утешение. Поверьте, что вы еще поживете в Майерскофе.

— Будем надеяться, — сказал полковник, просветлев. — Пока вы будете жить в Сен-Жермене, останавливайтесь у меня в комнатах. Моя спальня достаточно велика для нас обоих.

— Благодарю вас, полковник. Я с удовольствием остановлюсь у вас. А теперь мне нужно представиться их величествам.

Король и королева были очень рады видеть Вальтера. Не зная всего, что произошло с ним, они боялись, что он также арестован. Королева сейчас же вышла вместе с ним на террасу, чтобы иметь возможность говорить с ним более спокойно наедине.

— У меня есть к вам несколько вопросов по поводу недавних событий, — начала она, — но прежде всего я должна сообщить вам о Беатрисе. После вашего отъезда я просила отца Петра отговорить ее от ее намерения относительно монастыря. Он согласился, и ему удалось удержать ее от этого шага, по крайней мере, в настоящее время. Отец Петр уверяет, что Беатриса забрала себе в голову, что она должна рано умереть, и что поэтому ей следует отречься от света, несмотря на все его приманки.

— Я так и знал, ваше величество, и полагал, что отцу Петру без труда удастся отвлечь ее от этих идей.

— Ему это и удалось, но недавняя болезнь, от которой она едва могла поправиться, снова усилила ее опасения. Впрочем, теперь она стала гораздо веселее. Ваш приезд весьма кстати. Счастье для нее также, что здесь полковник Тильдеслей: он пользуется у нее большим влиянием, чем кто-либо.

— Я виделся уже с полковником, и он пригласил меня остановиться у него.

— Вот и отлично, — заметила королева. — Дело принимает более благоприятный для вас оборот. Но его величество удручен последними событиями. Я удивляюсь, как тяжело подействовала на него неудача заговора, тем более, что он в сущности и не рассчитывал на успех. Он даже не говорил еще с сэром Барклеем. Может быть, он захочет говорить с вами, хотя и это сомнительно.

— Я всегда опасался, что кто-нибудь выдаст заговор. Слишком много было заговорщиков.

— Бедный сэр Фенвик! — воскликнула королева. — Я боюсь, что он уже осужден. Как бы мне хотелось спасти его.

— Вильгельм Оранский готов пощадить его.

— Вы ошибаетесь! Он в когтях тигра, который жаждет его крови.

Вальтер молчал, зная, что королева Мария Моденская ненавидит Вильгельма и не Желает признавать за ним никаких хороших качеств. На его счастье, к ним подбежал принц, и разговор принял другое направление.

Вальтер почти не видел короля. Погрузившись в меланхолию, его величество избегал общества своих приверженцев и проводил время или в кабинете, или в уединенных прогулках по лесу. Редко-редко появлялся он на террасе и обедал всегда отдельно.

Каждое утро Вальтер должен был являться к королеве и сопровождать ее на прогулку.

Он прожил в Сен-Жермене почти неделю и ни разу еще не видал Беатрисы, которая, по словам королевы, поправлялась и скоро должна была выйти из своей комнаты. То же говорил ему и полковник Тильдеслей.

Однажды утром полковник и Вальтер получили через пажа приглашение сопровождать королеву. Вальтер хотел было разузнать, почему их приглашают так рано, но паж не мог сообщить ему ничего.

Утро было великолепное, а день обещал быть жарким. Вальтер предчувствовал, что Беатриса будет с королевой. И, действительно, когда оба они вышли на террасу, то увидели внизу в саду двух дам, которые сидели на скамейке. Они были совершенно одни. При их приближении королева приказала своей фрейлине встретить гостей и привести их к ней. Беатриса бросилась вперед и через секунду прижималась уже к груди Вальтера. Полковник Тильдеслей быстро подошел к королеве, которая приняла его весьма милостиво.

— Проводите меня, полковник, к моим фрейлинам, — сказала она, поднимаясь. — Они должны быть на другой стороне парка. Я принимаю большое участие в Беатрисе, — продолжала она, — и хотела бы поскорее устроить ее брак. Его величество также весьма расположен к этому. Он считает Вальтера как бы своим сыном и делает для него все, что может.

— Если только мое имущество не подвергнется конфискации, Вальтеру не придется испытывать щедрость его величества. Беатриса получит Майерскоф, не говоря уже о значительном состоянии, которое ей осталось после отца.

— Я знаю о вашем великодушии, полковник. Но его величество сам хочет сделать что-то для Вальтера, но что — я не знаю. Может быть, он даст ему титул, если у него будут средства его носить.

— Средства у него будут, лишь бы только не конфисковали мое имущество, — сказал полковник.

— А один титул ему совершенно не нужен, — заметила королева.

Тем временем к ним подоспели и Вальтер с Беатрисой… Последний так волновался, что несколько минут был не в состоянии говорить.

— Я не буду теперь противиться вашему желанию, Вальтер, — сказала Беатриса. — Но я не хотела бы делать такого шага без согласия королевы. Может быть, она пожелает отложить мой брак из опасения расстаться со мною.

— Но ведь вы не предполагаете расставаться с нею? Вам нельзя вернуться в Майерскоф, по крайней мере теперь.

— Значит, мы изгнаны из нашего дорогого старого дома?

— Увы, да.

— Как бы мне хотелось жить в нем с вами и с полковником, но такое счастье, видно, недоступно нам.

— Надо подождать, — утешал ее Вальтер. — После ужасного крушения последнего заговора правительство будет действовать мягче относительно нас, и полковник получит прощение. Тем временем мы и здесь постараемся устроиться счастливо, тем более, что вы любите Сен-Жермен.

— Да, но теперь я уже не могу быть такой веселой, как прежде. Королева возвращается, и нам нужно поскорее присоединиться к ней.

— Как жаль! — вскричал Вальтер. — Мне нужно бы сказать вам еще много.

— Угадайте, Беатриса, о чем мы только что говорили с полковником? — спросила королева, когда они поравнялись с нею. — Мы хотим устроить один брак, — продолжала она, не дожидаясь ответа, — но мы оба того мнения, что не следует спешить с этим делом. Что вы об этом думаете?

— Если уже все улажено, то я вполне разделяю мнение вашего величества, — отвечала Беатриса, улыбаясь.

— Но я все-таки боюсь, что этот брак совершится раньше, чем я бы желала, — продолжала королева.

— Чтобы успокоить ваше величество, — сказал Вальтер, — мы просим вас назначить день нашей свадьбы.

— Нет, этого я не могу, хотя и желаю. Я должна сначала спросить его величество. Завтра утром вы должны явиться в частный кабинет короля, — прибавила королева, обращаясь к Вальтеру. — Я буду там. Вероятно, нам удастся полупить согласие его величества на ваш брак.

Вальтер поклонился.

Королева сделала знак, что она отпускает обоих, а сама с Беатрисой вернулась во дворец.

На следующее утро она прислала за Вальтером и вместе с ним отправилась к королю.

Не ожидавший такого раннего посещения, Иаков сначала был очень недоволен их вторжением, но затем мало-помалу смягчился. Вальтер стал на колени, прося его согласия на брак с Беатрисой.

— Вы не могли сделать лучшего выбора, сын мой, — отеческим тоном сказал король. — Призываю благословение Божие на вас и вашу невесту.

И он распростер руки над головою Вальтера.

— Я сделаю для вас все, что могу, — продолжал Иаков. — Но не ожидайте от меня многого. Я могу выхлопотать место для вас у короля Людовика.

— Я предпочел бы остаться в Сен-Жермене, государь, — отвечал Вальтер.

— Я предполагала, что вы дадите ему титул, — заметила королева, обращаясь к супругу.

— Вы предвосхитили мое намерение, — сказал Иаков. — Я посмотрю, что для вас будет удобнее сделать, Вальтер. Но все приготовления к свадьбе нужно отложить до моего возвращения из монастыря Ла-Трапп, куда я еду завтра. Мне хочется повидаться с аббатом де Ранси. Это человек святой жизни. Мое отсутствие продолжится дня три-четыре. Вы должны были бы сопровождать меня, но я не хочу разлучать вас с вашей невестой.

— Поезжайте, непременно поезжайте с королем, — заметила Мария. — За Беатрису я отвечаю.

— Я не могу отказаться от милостивого предложения вашего величества, — с поклоном сказал Вальтер. — Я с радостью поеду с вами.

— Вы должны, однако, помнить, что вы едете в один из самых строгих монастырей во Франции, — сказал король. — В нем всегда царила самая суровая дисциплина. Как бы тяжело ни казалось вам пребывание в нем, вы должны оставаться со мною до тех пор, пока я не найду нужным ехать назад.

— Я могу остаться там, сколько вашему величеству будет угодно, — вторично поклонился Вальтер.

— Отлично, — промолвил король. — Я еду туда верхом завтра рано утром.

— Я буду готов к назначенному часу.

— Если строгости этого монастыря действительно таковы, как об них рассказывают, то, пожалуй, я больше и не увижу вас, — вмешалась королева. — Вам нужно будет захватить с собою провизию.

— Для меня не надо, — возразил Иаков. — Я еду туда не для веселья, а поститься. А вы как желаете, — прибавил он, обращаясь к Вальтеру.

— Я последую примеру вашего величества, — отвечал Вальтер.

— Прежде, чем ехать, я хочу сказать Беатрисе несколько слов, — произнес король. — Я хочу это сделать теперь же, если вам угодно будет меня проводить к ней.

— В таком случае идемте к ней все вместе, — предложила королева.

Беатриса и сидевший у нее полковник Тильдеслей были чрезвычайно изумлены, когда дверь отворилась, и в ее комнату вошли король, королева и Вальтер.

После установленных поклонов король взял Беатрису за руку и, с нежностью глядя на нее, стал говорить:

— Вы знаете; как я уважаю вас. Сам полковник Тильдеслей едва ли может так интересоваться вами, как я. Нужно наконец закончить сватовство Вальтера, которого я люблю, как сына. За этим я и пришел к вам лично вместо того, чтобы дожидаться, пока к вам обратится королева.

— Благодарю вас, ваше величество, — произнесла Беатриса, едва говоря от волнения.

— Брак ваш будет счастлив, — продолжал король, — ибо Вальтер любит вас беззаветно. Но полного счастья на зёмле нет. И те, которые стремятся к нему, бывают жестоко обмануты.

— Я знаю это, государь, и если мое счастье будет не полно, я жаловаться не стану. У меня не будет поводов жаловаться и жалеть себя.

— Вы веселого темперамента. Это хорошо, — заметил король. — Я родился под злосчастной звездой и от рождения отличаюсь меланхолическим настроением. Вы тоже хорошо переносите ваши невзгоды, — прибавил он, обращаясь к полковнику Тильдеслею.

— Я стараюсь не терять мужества, государь, хотя временами мне бывает очень тяжело. Впрочем, я уверен, что в конце концов все будет хорошо.

— Завидую вашей уверенности, — сказал Иаков. — Завтра я еду в монастырь Ла-Трапп и беру Вальтера с собой. Он, впрочем, скоро вернется.

— Но бракосочетание все-таки придется отложить, — заметила королева.

— Это не важно, ваше величество. Кроме того, неудобно было бы назначить день свадьбы в отсутствии короля, — воскликнула Беатриса.

— Благодарю вас, — сказал Иаков, которому это, видимо, было приятно. — А теперь все улажено, и я должен проститься с вами.

С этими словами он поднес руку Беатрисы к своим губам и вышел из комнаты.

Вальтер получил приказание выбрать из королевской свиты двух лиц, которые могли бы сопровождать короля с тем условием, чтоб безропотно подчиняться всем строгостям монастырской службы.

Откланявшись королю, он поспешил в сад к Беатрисе, но им не удалось остаться наедине: принц, увидев их, подбежал к ним и не покидал их ни на минуту.

XX. Монастырь Ла-Трапп и его настоятель

Вечером зашел к Вальтеру полковник Барклей и, узнав, что он едет с королем в монастырь Ла-Трапп, спросил его, знает ли он историю аббата де Ранси.

— Если не знаете, я могу вам рассказать. Это довольно любопытно. Лет двадцать тому назад, — начал полковник, — граф Арман де Ранси считался красивейшим мужчиной в Париже. Он вел веселый и рассеянный образ жизни. Будучи страстным игроком, он, однако, проигрывал очень редко, дрался несколько раз на дуэли, но ни разу не был ранен. Вы легко поймете, что у прекрасного пола он имел огромный успех. Но женщины жаловались на его непостоянство. Говорили и, кажется, не без оснований, что он был верен только одной женщине.

Но у графа Армана де Ранси были и хорошие качества, о которых нельзя умолчать. Он был очень добр и благороден и старался всегда избегать ссор, несмотря на то, что отлично владел оружием. Хотя он играл всегда весьма счастливо, но никто не смел и подумать, чтобы тут была какая-нибудь нечестность с его стороны. Он бегло говорил на нескольких языках — мне самому случалось говорить с ним по-английски, великолепно танцевал, изумительно ездил верхом и отличался замечательным остроумием.

— А теперь он превратился в настоятеля монастыря Ла-Трапп? — спросил Вальтер.

— Да, но теперь он страшно постарел и переменился, как вы увидите сами.

— Вы сказали, что, как гласила молва, он был верен одной только женщине. Кто же эта женщина? — спросил Вальтер.

— Это прекрасная герцогиня Монбазонская. Я знавал ее лично. Никогда не приходилось мне встречать более прелестного создания. Мягкие голубые глаза, золотистые косы, стан, достойный самой Венеры. Арманд де Ранси безумно влюбился в нее, она также разделяла его чувства. Оба казались созданными друг для друга. Им нужно было только встретиться раньше, пока между ними не воздвиглась еще преграда.

— А герцог был ревнив? — спросил Вальтер. — Мне кажется, что французская знать редко обращает внимание на поведение своих жен.

— Герцог был ревнив, но старался всеми силами скрывать свою ревность, чтобы не сделаться смешным. Наоборот, зная наверняка, что герцогиня ему неверна, — он старался быть в самых дружеских отношениях с ее любовником.

В те времена, к которым относится мой рассказ, герцог жил в Сен-Жерменском предместье. Апартаменты супругов были в разных половинах дома, и муж почти не посещал жену. Арманд имел свой ключ от потайной двери, которая выходила на скрытую лестницу, и таким образом мог навещать герцогиню, когда ему было угодно. Он ничего не боялся и не принимал никаких мер предосторожности.

С тех пор, как граф Арманд стал посещать герцогиню, он не пропускал ни одного дня. Но вот однажды по какому-то важному делу он должен был уехать из Парижа на целую неделю. Он едва имел силы оторваться от нее и оставил ее всю в слезах.

— Приезжайте опять как можно скорее. Я живу только для вас, — сказала она ему на прощанье.

— Я явлюсь к вам сейчас же, как только мне удастся вернуться, — отвечал он.

Во время своего отсутствия из Парижа он не получал писем от герцогини и сам не писал ей. Но от этого его страсть только усиливалась.

Вечером на седьмой день после отъезда граф де Ранси вернулся в Париж, и не наводя никаких справок, бросился к дому герцогини; горя нетерпением, он отпер потайную дверь и стал подниматься по узкой лестнице, которая вела в ее комнаты. Когда он достиг ее двери, им овладел какой-то безотчетный страх. Одну минуту он хотел было вернуться назад, но, поборов чувство страха, вошел в комнату. В ней никого не было, пуста была и соседняя, слабо освещенная гостиная.

Дверь в будуар герцогини была полуоткрыта, и в ней светился огонь. Арманд быстро распахнул дверь и оцепенел от ужаса.

На смертном одре, окруженная свечами, лежала герцогиня. Ее неподвижные черты продолжали сохранять бесподобную красоту, которой она отличалась при жизни.

Граф, овладев собою, подошел к покойнице, поцеловал ее в лоб и замертво упал у гроба.

С этого времени Арманд де Ранси стал другим человеком и строгим покаянием и умерщвлением своей плоти искупает грехи своей прежней жизни.

— Любопытно будет посмотреть на него, — сказал Вальтер. — А о судьбе прелестной герцогини Монбазон вам ничего неизвестно?

— Говорили, что она была отравлена герцогом, но это осталось недоказанным. Так как граф де Ранси сейчас же после ее смерти удалился в монастырь, то мало-помалу об этом происшествии перестали и говорить. В настоящее время Арманд де Ранси — самый замечательный человек в своем монастыре, куда удалилось немало и якобитов. Так, сэр Томас Станлей сделался там отшельником. Возможно, что в конце концов и я сам стану монахом.

— Вы! — с изумлением вскричал Вальтер.

— Да. Я устал от мира и чувствую разочарование в нем.

— Не делайте такого шага, не обдумав его хорошенько, — наставительно сказал подошедший к собеседникам полковник Тильдеслей. — Вы совсем не созданы для того, чтобы быть монахом, да еще такого строгого ордена. Иногда и у меня являлось такое же желание, но оно быстро проходило.

— Посмотрим, что вы скажете о монастыре, когда вернетесь оттуда, — возражал сэр Барклей.

— Почему бы вам не отправиться вместе с нами, чтобы самим видеть монастырскую жизнь? — спросил Вальтер. — Его величество уполномочил меня пригласить с нами двух лиц. Одно из них сэр Барклей. Не хотите ли быть вторым? — спросил он полковника Тильдеслея.

Оба охотно согласились.

— Только знайте, что король не берет с собою никаких запасов, и вам придется подчиняться всем строгостям монастырской жизни.

Возражений не было. Сэр Джордж заявил даже, что он желает сделать опыт, может ли он выдерживать пост.

В тот же день вечером посыльный повез аббату де Ранси собственноручное письмо Иакова, в котором король извещал достопочтенного аббата, что он собирается посетить его завтра и останется в монастыре со своими спутниками два или три дня.

Был чудный день, когда король двинулся в монастырь. Кроме Вальтера, Тильдеслея и Барклея, Иакова сопровождали еще четыре конных служителя. Отца Петра король с собою не взял.

Сначала дорога шла лесом. Король ехал один, погруженный в свои мысли.

В Удане, где была остановка на полчаса, король перемолвился с спутниками несколькими словами, но казался серьезнее, чем обыкновенно.

Проезжая по равнине мимо живописного городка Дре с его замком, Иаков вспоминал о кровопролитной битве, происшедшей здесь в 1563 году между католиками, под предводительством герцога Гиза, и гугенотами, над которыми начальствовал принц Конде.

— Еретикам тогда приходилось хуже, — заметил Барклей.

— Да, но замок потом был отобран у Гиза Генрихом IV.

До самого Вернейли король ехал молча. Здесь он остановился в гостинице, где заранее были сделаны все приготовления к его приему.

Иаков, впрочем, и не дотронулся до приготовленных для него блюд, зато его спутники пообедали очень плотно, зная, что это последний обед, которым они могут насладиться до обратного возвращения сюда. Некоторые, впрочем, устрашаясь поста, запаслись продовольствием и даже захватили с собою вина. Сам Иаков, храня строгое воздержание, довольствовался куском хлеба и стаканом воды.

Двинувшись в дальнейший путь, они отклонились от большой дороги и пересекли высокий кряж, с вершины которого был уже виден монастырь Ла-Трапп — большая куча мрачных зданий, разбросанных среди леса и озер.

Долина, в которой был расположен этот монастырь, казалась отрезанной от всего мира; со всех сторон поднимались горы.

Иаков, не видавший никогда этого монастыря, остановил лошадь и стал пристально смотреть на него. Казалось, он был поражен его уединенным положением.

Его спутники глядели вниз с большим любопытством, и у многих из них зашевелилась мысль, что они не выжили бы здесь и нескольких дней.

Благодаря чудному вечеру, все здания выделялись очень красиво, но, несмотря на розовый оттенок, лежавший на них, весь монастырь имел очень грустный, унылый вид.

Всадники добрались до монастыря не так скоро, как они предполагали, ибо им пришлось объезжать озера, которые со всех сторон его окружали. Наконец Иаков подъехал к Сводчатым воротам и слез с лошади.

В этот момент из монастыря вышел высокий худой монах с благородным, но изможденным лицом, с каемкой темных волос. На нем была шерстяная белая сутана, на груди висел крест.

Он быстро подошел к королю и поклонился ему в ноги. Сначала Иаков не догадался, что перед ним сам граф де Ранси. За ним вышла монастырская братия с низко опущенными головами и сложенными на груди руками.

Вальтер и оба полковника поспешили сойти с лошадей, но оставались в некотором отдалении от короля. Дополняя картину, сзади всех держались служители, слезавшие с лошадей.

— Встаньте, достопочтенный отец, — сказал Иаков, поднимая аббата. — Такой святой человек, как вы, не должен прёклоняться перед таким грешником, как я. Я должен пасть перед вами ниц. Благословите меня.

Король почтительно склонил голову, и аббат, распростерши над ним руки, торжественно призвал на него благословение Божие.

— Аббат переменился не так сильно, как я думал, — шепнул спутникам сэр Джордж Барклей. — Я бы узнал его.

— Ни у кого я не встречал такой наружности, — сказал Тильдеслей. — Такое выражение можно видеть только на изображениях святых.

— Это верно, — согласился Вальтер. — С первого взгляда видно, что это в высшей степени благочестивый человек.

Извинившись перед королем в том, что он пойдет вперед, аббат повел своего царственного посетителя в трапезную с каменным полом, заставленную простыми дубовыми сиденьями.

Здесь они остановились, поджидая, пока подойдут остальные спутники короля. Затем аббат повел посетителей через длинный коридор в церковь, где тем временем собралась уже вся монастырская братия.

Едва освещенная несколькими свечами, церковь была так же скромна и проста, как и другие помещения монастыря, которые они уже видели. Только на алтаре были кое-какие украшения. Пол был устлан циновками из тростника.

Для короля было поставлено дубовое кресло, все прочие уселись на скамьях. Торжественность богослужения и важная осанка монахов произвели глубокое впечатление на Иакова.

После богослужения, когда братия разошлась, король представил аббату своих спутников. Настоятель встретил их очень любезно и, обращаясь к сэру Барклею, спросил:

— Мы, кажется, встречались с вами, сын мой?

— Вы не ошиблись, достопочтенный отец, — ответил полковник. — Мы действительно когда-то встречались. Но я не решился сам напомнить вам о былом.

— Увы! Покаяние и молитва могут дать нам душевный покой, но не могут низвести на нас забвение. Прошлое постоянно мучает меня. Прежде, чем вы тронетесь в обратный путь, я хотел бы иметь с вами беседу.

Заметив, что король желает говорить с ним наедине, аббат взял светильник и провел его в небольшую комнату, где стояли простой стол и кресло.

Поставив светильник на стол, аббат подвинул кресло к королю, но тот решительно отказался сесть.

— Достопочтенный отец, — сказал он. — Я желаю получить от вас духовное исцеление. Я делал много грехов, и, хотя совесть постоянно мучает меня за это, я стараюсь искупить свои грехи молитвою и раскаянием, мира все-таки нет в душе моей.

— Не впадайте в отчаяние, государь. Мир придет. Я тоже великий грешник, и мне казалось, что не будет мне прощения, а теперь моя душа спокойна. При вашем высоком положении ваше величество постоянно подвергаетесь многочисленным искушениям, которым, вероятно, поддаетесь иногда. От этого и происходят угрызения совести.

— Вы сказали святую истину, досточтимый отец. Если бы я мог удалиться от мира, подобно императору Карлу V, я пришел бы сюда и получил бы здесь то душевное спокойствие, которого тщетно добиваюсь теперь. Но, увы! Я не могу этого сделать!

— Раскройте мне ваше сердце, — сказал аббат, — и я дам вам совет и утешение.

Король опустился на колени и стал исповедываться. Аббат слушал его внимательно и, сделав ему надлежащее наставление, произнес:

— Да разрешит тебя Господь Иисус Христос от всех грехов твоих и да поместит он тебя в среде избранных своих.

Несмотря на то, что ни король, ни его спутники ничего еще не ели, им объявили, что до ужина еще одна служба. Для Иакова не существовало усталости и лишений, и он умел везде быстро приспосабливаться. Но для его спутников это было серьезным испытанием, почти превосходящим их силы.

Наконец наступило время ужина.

Ой был подан в трапезной и состоял из кореньев, яиц, хлеба и овощей. Все это едва могло утолить приступы голода.

Король сидел рядом с настоятелем и вел с ним оживленную беседу. Но Вальтеру, Тильдеслею и Барклею, истощенным голодом, было не до разговоров. Да и не от чего было им оживиться, ибо вместо всяких напитков подавалась только чистая вода.

По окончании ужина снова маленькая молитва, после чего гостей отвели в спальные комнаты, где они должны были спать на соломе.

На утренней службе, в половине третьего ночи, присутствовал один король. Аббат и монахи были все налицо. Между ними выдавался когда-то красавец щеголь сэр Станлей. Теперь он жил в хижине, которую сам построил себе в лесу, примыкающем к монастырю. Хотя сэр Станлей был одет во власяницу и совершенно оброс бородой, король сразу узнал его.

В шесть часов в трапезной был подан завтрак. Посетители надеялись, что им дадут что-нибудь существенное, но действительность горько разочаровала их.

В их распоряжении оказались только овсяная похлебка и хлеб. О масле не было и помину. При виде этого скудного стола сэр Джордж почувствовал, что он умирает. Вальтер и полковник Тильдеслей едва могли переносить терзание голода.

Король казался совершенно довольным.

Одни служители не терпели никаких лишений, привезя с собою хороший запас провизии.

После завтрака аббат попросил к себе сэра Барклея и имел с ним в своей келье продолжительный разговор, настойчиво уговаривая его вступить в число братии монастыря. Но сэр Джордж успел уже сделать важное открытие, что монастырская жизнь с ее постами и молитвами не годится для него, и решительно отказался от предложения аббата.

— Я удивляюсь вашему благочестию и самоотвержению, достопочтенный отец, — отвечал он, — но сам решительно не способен подражать вам.

— Попробуйте, сын мой, — настаивал аббат. — Вы скоро одолеете первые трудности.

Настоятель имел также разговор с Вальтером и Тильдеслеем. Молодой человек особенно ему понравился.

— Сын мой, — сказал он ласково. — Его величество передавал мне, что вы собираетесь жениться на особе, блистающей красотою и благонравием. Я рад слышать это. Да будет она мила, как Рахиль, мудра, как Ревекка, и верна, как Сарра!

В монастырском саду, тянувшемся сзади монастыря, была устроена между озерами искусственная терраса, с которой открывался дивный вид.

Погода была прекрасная, и король долго ходил с аббатом по террасе, ведя с ним тихие речи.

— Чем больше я вижу Ла-Трапп, — заметил он, — тем больше он мне нравится. Возможно, что здесь я и кончу свои дни.

— Посетите нас еще раз, государь, прежде чем принимать окончательное решение. Местечко не всегда так красиво, как теперь.

— Мне больше нравится братия, чем местность. Я уверен, что легко привыкну к строгим правилам монастыря.

— В таком случае вы будете здесь участливее, чем прежде, во времена вашего могущества и власти.

Погуляв по террасе около часа, Иаков выразил желание посетить пустынножительство, где обитал бывший сэр Станлей.

— Он носит у нас имя брата Назария, — сказал аббат: — Он самый суровый из братьев и налагает на себя больше строгих подвигов, чем другие. Его подвигам изумляюсь даже я. Жилище брата Назария находится отсюда на расстоянии мили, в самой глубине вон того леса. Вы сами его не найдете, и я пошлю с вами провожатого.

Иаков поблагодарил его и, созвав своих спутников, направился в указанном направлении, предшествуемый монахом, который служил ему проводником.

Обогнув озеро, король скоро достиг леса, который оказался необыкновенно густым и заросшим, так что ходить по нему без проводника было бы небезопасно.

Пустынножительство было немного лучше обыкновенного сарая, затерянного среди дремучего леса. Трудно было предположить, чтобы здесь мог кто-нибудь жить.

Брат Назарий стоял недалеко от своего жилища и рубил лес.

Изумленный появлением Иакова и его спутников, он, однако, не смутился и бросился к ногам короля, который поспешил его поднять.

— Я удивлен, что нахожу здесь сэра Томаса Станлея, — сказал король.

— Здесь мое последнее жилище на земле, государь, — отвечал отшельник. — Даже приказание вашего величества не заставило бы меня покинуть его. Не могу просить вас зайти ко мне.

— Тем не менее я хочу заглянуть в вашу хижину, — сказал Иаков, бросая взгляд в отворенную дверь.

Соломенный матрац, стул и ведро с водою — вот вся ее обстановка.

На стене висело распятие, а под ним бич, на узлах которого виднелись следы крови.

— Как можете вы жить здесь, сэр Томас, — воскликнул король, с ужасом отступая назад. — Неужели вы живете здесь целый год?

— Зимой и летом, когда земля трескается от жары и когда она покрыта глубоким снегом.

— Я видел вас сегодня утром в церкви в половине третьего утра. Вы аккуратно посещаете все службы?

— Аккуратно, государь.

— Сколько времени посвящаете вы сну?

— Часа два, не больше трех и при том я не всегда позволяю себе лечь на этот тюфяк.

— Неужели вы никогда не чувствуете усталости? — спросил сэр Барклей.

— Если я не чувствовал усталости, служа земному царю, то как мне чувствовать ее, когда я служу Царю Небесному?

— Но уединение и одиночество должно все-таки тяготить вас? — продолжал сэр Джордж.

— Я никогда не бываю один. Я веду разговор со святыми. Они поучают и утешают меня.

— Вы говорите о их писаниях? — спросил Иаков.

— Да, государь, — отвечал отшельник. — Путь, который я выбрал, труден и тернист, но он ведет к вечной жизни, и я буду идти по нему, сколько бы мне ни приходилось страдать.

— Вы умрете смертью праведного и вознесетесь со святыми, — заметил Иаков.

— Да будет так! Что значит несколько дней страдания в сравнении с вечным блаженством!

— Я хотел бы быть так же уверенным в спасении, как вы! — заметил король.

— Государь, вы живете среди искушений, от которых я свободен. Грехи, которые вы могли совершить, могут быть тяжки и велики, но, несомненно, вы загладите их своим раскаянием. Надейтесь и молите Всевышнего!

— Вы удивительно успокоили меня! — воскликнул король. — Я многим обязан вам, сэр Томас. Другие учили меня жить, а вы учите меня умереть. Я воспользуюсь вашим учением.

— Я смелее говорил вам, государь, чем бы следовало, но я имел добрые намерения. Прощайте. Верю, что мы еще встретимся с вами, государь.

— Да, встретимся за гробом, — отвечал Иаков.

С этими словами он сделал знак своим спутникам следовать за ним и направился обратно в монастырь. Во время пути он не говорил ни слова и только ударял себя в грудь, шепча про себя:

— Как я хотел бы походить на этого человека! Как я хотел бы жить в такой же хижине, носить такую же власяницу и спать на таком же тюфяке!

Король оставался в монастыре до следующего утра и присутствовал на всех службах. Рано утром он заметил в церкви отшельника, но уже не говорил с ним больше.

На прощанье Иаков оставил аббату значительную сумму денег для раздачи бедным прилегающей к монастырю местности.

Между тем терпение спутников короля окончательно истощилось, и они объявили, что не могут более переносить столь сурового образа жизни.

Прощаясь с аббатом, король бросился ему в ноги и просил его благословения.

— Прощайте, достопочтенный отец, — сказал король. — Я еще побываю в вашем монастыре. Я встретил здесь так много поучительного, как нигде.

Иаков сдержал впоследствии свое обещание: не прошло и нескольких месяцев, как он опять был в монастыре Ла-Трапп.

XXI. Неудачная попытка

Когда Иаков вернулся со своими спутниками в Сен-Жермен, полковник Тильдеслей с удивлением узнал, что в его отсутствие к нему прибыл посол от леди Марии Фенвик. В своем письме леди умоляла полковника и Беатрису немедленно ехать к ней, уверяя, что только они могут спасти жизнь ее мужа. Хотя леди и не объясняла, каким образом они могут это сделать, но письмо было написано так горячо, что мягкосердечный полковник не мог не отозваться на ее призыв.

— Что бы это могло значить? — спросил он, прочитав письмо.

— Нам нужно ехать немедленно, — сказала Беатриса, стоявшая около него.

— А как же ваша свадьба?

— Придется ее отложить.

— Опять отложить! — в отчаянии воскликнул Вальтер. — В таком случае и я поеду с вами.

— А что скажет о нашем отъезде король? — спросил полковник.

— Вы должны объяснить ему, что вы едете по просьбе леди Марии, — отвечала Беатриса. — Королева чрезвычайно ее любит, и король, конечно, сделает все возможное, чтобы спасти ее мужа.

Так оно и случилось. Хотя этот отъезд и расстраивал планы короля, тем не менее он даже принялся сам торопить их. Королева также не отговаривала их.

— Надеюсь, что вы вернетесь невредимы, — напутствовала она отъезжающих, — и привезете с собою сэра Джона и его преданную жену.

— Я бы также охотно поспешил на помощь сэру Джону, если бы я мог ему понадобиться, — сказал сэр Барклей. — Но тот же самый посланец, который привез письмо полковнику, говорил мне, что она сама не желает моего приезда.

Приготовления к отъезду были недолги, и через час спутники уже ехали на почтовых лошадях, направляясь в Кале. Отсюда они переправились в Нью-Ромни и остановились в доме на Сент-Джемской площади, который еще нанимала леди Мария. Леди ожидала лишь полковника Тильдеслея и Беатрису и была чрезвычайно обрадована, увидев с ними и Вальтера.

— Не могу найти слов, чтобы благодарить вас за то, что вы приехали, — сказали леди. — В этом доме вы в совершенной безопасности: его обыскивали недавно. Завтра я объясню вам план, который у меня есть для спасения сэра Джона.

— Он все еще в Тауэре? — спросил Вальтер.

— Да, и под таким же строгим караулом, как прежде. Но я навещаю его каждый день и, по всей вероятности, мне разрешат захватить вас с собою, — сказала леди Мария, обращаясь к Беатрисе.

— Присутствие двух женщин может дать ему случай бежать, — заметил Тильдеслей. — Сэр Джон мог бы воспользоваться женским костюмом.

— Я не откажусь занять его место в случае надобности, — сказала Беатриса.

— Может быть, можно будет подкупить тюремщика, — прибавил Вальтер.

Вскоре подали легкий, наскоро приготовленный ужин, после которого путники, утомленные дорогой, разошлись по своим комнатам.

На следующее утро было решено, что Беатриса поедет вместе с леди Марией в Тауэр и там составят какой-нибудь план бегства, который можно будет привести в исполнение.

Майор Вентворт любезно встретил обеих дам у ворот Тауэра и разрешил Беатрисе сопровождать леди Марию.

Не ожидая посещения Беатрисы, сэр Джон чрезвычайно удивился, увидев ее на пороге своей тюрьмы. Когда тюремщик удалился, леди Мария рассказала мужу о приезде Беатрисы и ее спутников, которые скрываются теперь в ее доме на Сент-Джемской площади.

— Мы явились сюда, чтобы как-нибудь освободить вас, сэр Джон, — сказала Беатриса. — Король рассчитывает скоро видеть вас опять в Сен-Жермене.

— Я не могу утешать себя этой мыслью, — возразил узник, слабо улыбаясь. — Я тщательно обдумал свое положение и нахожу, что убежать из Тауэра решительно невозможно.

— Я не разделяю вашего мнения, — сказала Беатриса, — и нахожу, что ваше спасение вполне возможно.

— Что же вы придумали?

— Наш план еще не совсем выработан, — отвечала леди Мария. — Тебе придется бежать в женском костюме.

— А я останусь здесь вместо вас, — прибавила Беатриса.

— Нет, я на это не согласен, — вскричал узник. — Если уж рисковать, то рисковать должна моя жена.

— Я ей то же самое говорила, — заметила леди Мария. — Но дело не в этом. Теперь нужно только обсудить, насколько осуществим этот замысел.

— Из-за капора лица видно не будет, — сказала Беатриса. — Сверху можно надеть широкое платье. Вот и все, что нужно будет для этого переодевания.

— Это верно! — воскликнул сэр Джон.. — Если так переодеться, то, мне кажется, ускользнуть можно.

— Хочешь попробовать завтра? — спросила леди Фенвик. — Завтра я могу приехать в таком платье, и ты выйдешь в нем вместе с Беатрисой.

— Только не завтра. Дайте мне немного обдумать это дело.

— Лучше бы решить его сейчас же, — заметила леди.

— Мне не хотелось бы оставлять тебя здесь. Неизвестно, что может случиться.

— Не думай обо мне. Моя жизнь вне опасности.

— А как только вы выберетесь из Тауэра, вас встретят мой родственник полковник Тильдеслей и Вальтер Кросби, — добавила Беатриса.

— В таком случае хорошо, — согласился сэр Джон. — Я согласен. Приезжайте завтра попозднее и захватите с собою деньги.

— Деньги мы захватим, но приехать позднее нельзя, иначе нас не пропустят сюда.

Условившись явиться завтра в пять часов, дамы уехали, а сэр Джон стал готовиться к бегству.

Тюремщик, выпуская их, как-то особенно лукаво посмотрел на обеих дам.

— Надо думать, — сказала леди Мария, что мой муж не станет подкупать его. Я уверена, что он изменит ему.

— Боюсь, как бы он не подслушал наш разговор, — заметила ее спутница.

От волнения сэр Джон не спал целую ночь, которая тянулась для него мучительно. Несложные приготовления были закончены очень скоро, и ему не оставалось ничего другого, как ходить из угла в угол и прислушиваться к малейшему шуму.

Прошла ночь. Наступило утро. Наконец-то дверь отворилась, пропустив вчерашних посетительниц.

Как только тюремщик оставил их одних, леди Мария увела мужа в соседнюю комнатку и, когда он вышел оттуда, его совершенно нельзя было узнать. Его лицо было закрыто капором, а длинное широкое платье делало его похожим на женщину. Превращение его было настолько удачно, что Беатриса не могла удержаться от восклицания.

— Превосходно! — вскричала она, хлопая в ладоши. — Великолепно! Теперь вас решительно нельзя узнать!

— Будем надеяться, — отвечала высокая дама. — Впрочем, меня тяготят дурные предчувствия.

— Все будет хорошо, — утешала узника Беатриса. — Я благополучно сдам вас на руки полковнику и Вальтеру, которые ждут вас в конце улицы Темзы. Они уже приготовили для вас лодку.

— Мы сочли более удобным отослать экипаж назад, — сказала леди Мария.

— Это ничего, а привезли ли вы с собою деньги?

— Вот кошелек с сотней фунтов. Возьми его сейчас же.

Сэр Джон простился с женою и, закрыв лицо капором, приготовился выйти. Беатриса позвала тюремщика.

Моди бросил кругом пытливый взгляд, впился глазами в высокую женскую фигуру в капоре, но, не давая понять, что заметил обман, спустился по винтовой лестнице.

Осторожно отворив дверь, он дал им уйти. Сэр Джон уже поздравлял себя с избавлением от тюрьмы, как вдруг тюремщик бросился к нему и крепко схватил его за руку.

Сэр Джон не решался сопротивляться, боясь, что тот позовет стражу.

— Ха-ха-ха! — залился тюремщик. — Вы думали, что вы уже на воле? Ошибаетесь. Не угодно ли вам пожаловать со мною назад?

— Пусти меня, я тебе дам сто фунтов, — сказал сэр Фенвик.

— Здесь я не буду говорить с вами, — грубо отвечал тюремщик, — идите назад.

Сэр Джон счел лишним спорить с ним и вместе с Беатрисой вернулся в свою камеру. Леди Мария сразу догадалась о том, что случилось, но встретила неудачных беглецов молча.

— Вот теперь будем говорить с вами о сотне фунтов, — начал тюремщик Моди. — Если вы мне ее дадите, то я выпущу вас отсюда.

— Отдайте ему деньги, — сказал сэр Джон Беатрисе.

— Вот вам сумма, которую вы просите, — произнесла молодая девушка, подавая тюремщику кошелек.

— Я не прошу денег, — отвечал тот, — а полагаю, что имею право потребовать их. Вы счастливо отделались, сэр Джон. Если бы я донес о вашем бегстве его величеству, то вас не замедлили бы отправить в Ньюгет. Не вздумайте вторично пытаться бежать, иначе вам будет плохо.

И с этими словами он вышел.

— Слава Богу, что все обошлось так, — заметила леди Мария мужу.

— Мне не хотелось огорчать тебя, но я была уверена, что наш план не удастся.

— А я страшно разочарована, — вскричала Беатриса. — Не обращайте внимания на слова тюремщика и попробуйте еще раз.

— Теперь меня будут стеречь тщательно. Передайте моим друзьям, которых я не увижу, что я им очень благодарен и что им незачем больше рисковать из-за меня.

Он сбросил женское платье и впал в глубокое уныние. Напрасно леди Мария старалась его развеселить.

Выпуская их из камеры, тюремщик заметил:

— Надеюсь увидеть вас завтра, леди. Надо вести себя так, как будто ничего и не случилось.

Между тем полковник Тильдеслей и Вальтер тщетно ждали в условленном месте, что вот-вот появится сэр Джон. Узнав о постигшей его неудаче, оба, скрепя сердце, посадили дам в лодку, нанятую было для узника, и вернулись на Сент-Джемскую площадь придумывать новые средства для спасения сэра Фенвика.

Не отчаиваясь в спасении мужа, леди Мария решилась, в случае необходимости, подкупить свидетелей, по доносу которых он был арестован.

Так как для привлечения к ответственности по обвинению в государственной измене требовалось два свидетеля, то стоило только устранить одного, и сэр Джон был бы спасен. Вальтер вызвался отыскать капитана Портера и попробовать как-нибудь с ним столковаться. С этой целью он вошел в сношение с хозяином гостиницы «Бычья Голова», который знал адрес Портера, но капитан наотрез отказался от всяких переговоров, желая оставаться верным правительству.

Тогда решили подействовать на другого свидетеля Гудмана. Здесь дело, по-видимому, обещало устроиться лучше.

После продолжительных поисков Вальтеру удалось разыскать его и уговорить прийти вечером в дом на Сент-Джемской площади. Слуга незаметным образом ввел его в комнату, где находились леди Мария, Беатриса, полковник Тильдеслей и Вальтер. С леди Марией Гудман встречался раньше, а Вальтер был ему хорошо знаком.

Хозяйка приняла его очень любезно и сказала:

— Я знаю, мистер Гудман, что вы выступаете свидетелем обвинения на процессе моего мужа и что правительство уплатило вам за это значительную сумму денег. Но, может быть, мы можем также столковаться с вами относительно сэра Джона, которому несмотря на все, вы не откажете в чувстве уважения.

— Вы совершенно правы, леди, — отвечал Гудман. — Я предпочел бы спасти сэра Джона, чем губить его, и был бы очень доволен, если б это удалось.

— Весьма возможно, что это и удастся, — заметил Вальтер. — Леди Мария оплатит ваши услуги очень щедро и предложит вам сумму, вдвое большую, чем дает правительство. Но вы должны будете оставить Англию и жить в Сен-Жермене до тех пор, пока не уляжется это несчастное дело.

— Я должен отправиться во Францию теперь же? — спросил Гудман.

— Вам придется ехать немедленно, — отвечала леди Мария. — Я знаю, как опасно медлить в таких случаях. Мой муж — наглядный тому пример.

— Вы сказали, капитан Кросби, что я получу вдвое больше, чем мне предложило правительство. А предлагают мне по сто фунтов в месяц.

— Вы получите вдвое, сэр, — подтвердила леди. — Уплатит вам сэр Барклей, которому уже даны соответствующие распоряжения. А на ваши расходы мы можем сейчас же выдать вам двести фунтов.

— Я уже приготовил их для вас, — сказал Вальтер, подавая деньги.

— Принимаю их без всяких колебаний, леди, — сказал Гудман. — Я очень рад ехать в Сен-Жермен и примириться с королем Иаковом, который мне всегда больше нравился, чем Вильгельм Оранский.

— Итак, дело решено? — спросил Вальтер.

— Да.

— Потрудитесь, Вальтер, передать деньги мистеру Гудману.

— Благодарю вас, леди. Скажу вам прямо, что вы прибегли к единственному средству спасти вашего мужа. Насколько я знаю, правительство решило добиться обвинения его в государственной измене. Но если оно не в состоянии будет выставить меня, оно неминуемо потерпит неудачу.

— Было бы очень хорошо, если б вы уехали во Францию незаметным образом, — заметил Вальтер.

— Постараюсь, сэр. Но мне необходимо отправиться как можно скорее во избежание всяких случайностей.

— Конечно. Я буду чувствовать себя гораздо спокойнее, когда услышу, что вы уже в Сен-Жермене, — сказала леди Фенвик.

— Я постараюсь сейчас же уведомить вас о своем прибытии во Францию, — добавил Гудман, прощаясь с хозяйкой.

Сэр Джон вполне одобрил новый план своего спасения и опять просветлел.

На другой день после переговоров с Гудманом к леди Фенвик неожиданно приехала герцогиня Норфолькская. Леди Мария приняла ее в гостиной, посадив около себя Беатрису.

Красивая, богато одетая герцогиня являлась воплощением высокомерия. Она довольно прозрачно намекнула, что присутствие Беатрисы ее стесняет, но хозяйка сделала вид, что не поняла ее намека, и удержала молодую девушку около себя.

— Чрезвычайно сожалею о несчастии, постигшем сэра Джона, — начала гостья, — но я полагаю, что он еще может спастись, и приехала сказать вам об этом.

— Весьма обязана вам, — отвечала хозяйка.

— Граф Монмоут, которого я вчера видела, передавал мне, что если сэр Джон будет поддерживать обвинение против графа Шрусбери в том, что он поддерживает тайные сношения с королем Иаковом, то он выхлопочет для него прощение у короля.

— Я не припомню, чтобы сэр Джон когда-либо обвинял графа Шрусбери в этом. Может быть, вы припомните, — обратилась леди Мария к молодой девушке.

— Я тоже не припомню, — решительно отвечала Беатриса.

— Вот письмо, которое мне дал граф Монмоут. Может быть, вы передадите его сэру Джону?

Леди Мария взяла письмо и, взглянув на него, сказала:

— Мне кажется, что это совершенно свежий список улик против графа Шрусбери. Как вы думаете? — спросила она Беатрису.

— Вы правы. Все эти обвинения рассчитаны, очевидно, на то, чтобы погубить графа.

— Я не могла бы подумать, что граф Монмоут позволит себе прибегать к таким низким средствам, чтобы повредить своему противнику. Даже ради спасения своей жизни сэр Джон не примет участия в этой интриге. Прошу вашу милость взять это письмо обратно..

— Вам придется пожалеть о вашей запальчивости — сказала герцогиня, подымаясь с кресла.

Беатриса позвонила. Вошел слуга.

— Прикажите подать карету герцогини, — распорядилась леди Мария.

— Карета уже подана.

Сделав хозяйке церемонный поклон, герцогиня быстро вышла из комнаты.

XXII. Конец многих

За последний месяц Лондон превратился в настоящую бойню. То и дело казнили участников якобитского заговора. Разрубленные члены их тела были выставлены напоказ, по всему городу, а головы торчали на зубцах Темпл-Бара. Отвратительное зрелище!

В Тайборне было казнено около пятидесяти почтенных обывателей, осужденных по доносу шпионов, порядочные люди отказывались выступать против них свидетелями. Прежде, чем жизнь окончательно покинула их тело, зверский палач со своими помощниками принялись четвертовать их.

Несмотря на лютые муки, все осужденные защищали изо всех сил короля Иакова, которого обвиняли в наущении убить принца Вильгельма Оранского.

Капитан Чарнок также был признан виновным, но смертный приговор не был еще приведен над ним в исполнение. Народное негодование против якобитов стало после многочисленных казней утихать, и несчастный капитан начал уже надеяться, что ему удастся спасти свою жизнь.

Узнав, что Чарнок еще жив, Вальтер решился немедленно навестить своего злосчастного друга в Ньюгетской тюрьме.

Не обращая внимания на опасность, которой он подвергался, капитан направился прямо в тюрьму. Назвавшись чужим именем и вручив тюремщику гинею, он без особого труда добился доступа в каземат, где томился несчастный Чарнок.

Если принять во внимание страшные обстоятельства, в которых находился капитан, то нужно признать, что он выглядел сравнительно бодро. Он, казалось, не замечал своих тяжелых цепей, и быстро поднялся с места, когда тюремщик ввел к нему Вальтера.

— Вас желает видеть мистер Дрейкот, — сказал он.

— Очень рад вас видеть, — радостно сказал узник, узнав своего друга.

— Раз вы не католический священник, сэр, — сказал тюремщик, обращаясь к мнимому, мистеру Дрейкоту — то, я думаю, вас можно оставить наедине.

И он вышел из камеры.

— Как грустно мне видеть вас в таком положении, дорогой Чарнок, — начал Вальтер.

— Грустно умереть смертью преступника, — отвечал узник. — Но как подумаешь, сколько достойных людей подверглись той же участи, то пропадает охота жаловаться. Давно вы приехали сюда из Сен-Жермена?

— Всего три дня тому назад.

— Ах, если б я был теперь там! — воскликнул Чарнок. — Не придется мне больше увидеть нашего доброго короля, за которого я умираю!

— Не вернуть королю Иакову своего престола, — заметил Вальтер. — Я был недавно с ним в монастыре Ла-Трапп, и с того времени он, кажется, расстался с мыслями о земном величии.

— Ах, если б я так же мог кончить свои дни в этом монастыре! Я знаю сэра Станлея, который теперь там.

— Я видел его. Не могу ли я сделать что-нибудь для вас?

— Благодарю вас. Пусть ваша жизнь будет продолжительна и счастлива. Пусть Беатриса Тильдеслей будет вашей женой, если только она не уйдет в монастырь.

— Беатриса сейчас в Лондоне и живет у леди Марии.

— Это очень приятно. Боюсь, однако, что судьба сэра Джона решена. Его можно спасти только при помощи какой-нибудь хитрости. Принц Оранский ни в каком случае его не помилует.

— Вероятно, так и будет, несмотря на героические усилия его жены спасти его, — грустно заметил Вальтер.

— Не говорите ей об этом. Не нужно отнимать у нее энергию. Ей и так придется бороться с огромными трудностями.

— Да, и эти трудности почти непреодолимы, — произнес Вальтер.

— Свидание окончено, — сказал тюремщик, открывая дверь.

Друзья стали прощаться навеки. Это прощание растрогало даже тюремщика, и по его морщинистым щекам скатились непривычные слезы.

Узнав от Вальтера о всем происшедшем, полковник Тильдеслей понял, что он уже ничем не может пригодиться ни леди Фенвик, ни ее мужу. Его охватило неудержимое желание побывать во что бы то ни стало в своем Майерскофе. Брать с собою Беатрису ему не хотелось, он отправился верхом один. Он тосковал по старинному дому, которого не видал уже больше трех месяцев, и заранее предвкушал удовольствие вновь посетить эти места, с которыми его связывало столько воспоминаний.

Прежде чем пуститься в путь, он облачился в костюм простого крестьянина, рассчитывая, что его не узнают в таком виде. Но едва он стал приближаться к Майерскофу, как ему начали попадаться навстречу знакомые, которые кланялись ему, уверяя его при этом, что они готовы скорее умереть, чем выдать его.

От них он узнал, что Горнби по-прежнему бережет дом вместе с некоторыми старыми слугами, которые еще живут в Майерскофе. Эта новость ободрила его.

Полковник был уже вблизи дома, как вдруг показался Горнби. Старый дворецкий шел пешком, направляясь, видимо, в Борн. Увидев перед собою всадника, он сразу узнал в нем своего господина, несмотря на перемену костюма. Он вскрикнул от радости и стал целовать его колени.

— Умерь свою радость, милейший Горнби, — сказал полковник. — Если нас увидят, то я погиб. Как хорошо, что ты попался мне навстречу. Можно войти в дом безопасно?

— Можно, можно, — засуетился дворецкий. — Не бойтесь ничего. Я устрою все так, что о вашем приезде никто не узнает.

— Я знаю, на тебя можно вполне положиться.

— Я отсюда никуда не выезжал, ваша милость, — продолжал верный дворецкий. — Судя по тому, что вы говорите, я боюсь, что мое письмо не дошло до вас.

— Я ничего не слышал о тебе целых три месяца, — сказал полковник.

— В таком случае тут должна быть измена, — вскричал дворецкий. — Я послал вашей милости с десяток писем и все удивлялся, что не получаю на них никакого ответа.

— О чем же ты писал? — спросил полковник с удивлением.

— Я писал, что дело идет не так плохо, как кажется, и что вы можете возвратиться безопасно, когда только пожелаете.

— Твои письма были, очевидно, задержаны, чтобы предупредить мое возвращение.

— Сказать по правде, полковник, во Франции для вас будет безопаснее, чем здесь. Впрочем, мы все очень рады вашему приезду, и вы найдете в Майерскофе одного человека, которого не ожидаете здесь встретить.

— Отца Джонсона?

— Точно так.

— Я ничего не слыхал о нем с того времени, как он решился убежать из Ньюгетской тюрьмы. Впрочем, я так и думал, что он здесь.

— Он прибыл сюда прямо из тюрьмы и до сих пор тщательно скрывается, — продолжал рассказывать дворецкий. — О пребывании в Майерскофе достопочтенного отца знают только самые надежные слуги.

— Буду очень рад его видеть, — отвечал полковник.

Горнби шел рядом со своим господином до самых ворот парка. Не обращаясь к привратнику, который, очевидно, принял всадника за простого крестьянина, он отпер сам ворота и пропустил вперед полковника.

Подъехав к дому, Тильдеслей слез с лошади и приказал Горнби отвести ее в конюшню и пока не говорить никому об его приезде.

Медленно пошел он пешком, наслаждаясь видом своего старинного гнезда. Никаких перемен он не заметил, все было по-прежнему, только дом казался печальнее, чем прежде. Тут только почувствовал он силу своей привязанности к этому гнезду. Он понял, что умрет, если его принудят к изгнанию.

Он еще продолжал оглядывать с умилением родное пепелище, как дверь открылась и к нему бросился отец Джонсон, который, очевидно, следил за его приближением из окон верхнего этажа.

Войдя в дом, оба направились прежде всего в церковь, где священник отслужил краткий благодарственный молебен.

Помолившись, полковник вошел в свою комнату и переоделся в свой обычный костюм.

Никто из слуг, кроме Горнби, не знал о его прибытии. Но, спустившись в зал, полковник был встречен там всей своей дворней, выразившей живейшую радость по поводу благополучного его возвращения.

Поблагодарив их за добрые чувства, полковник вместе с отцом Джонсоном направился в библиотеку. Здесь священник пустился рассказывать, каким образом ему удалось бежать из тюрьмы.

— О моем присутствии на собрании в гостинице «Королевская Голова» донесли три свидетеля — Портер, Пендерграсс и Деларю. Поэтому я был арестован и, конечно, был бы казнен, как государственный преступник, если бы не один тюремщик — тайный католик. С большою опасностью для себя он дал мне возможность бежать. Один из его друзей принес как-то вечером широкое платье, которое тот передал мне вместе с меховой шапкой. Нужно еще сказать, что предварительно тот же друг успел передать мне пилку, при помощи которой я освободился от своих оков. В Лондоне я пробыл два дня, а затем бежал сюда, зная, что в Майерскофе я буду в полной безопасности.

— Вам повезло, — сказал полковник. — Ах, если бы и Чарноку выпала такая же удача. Его только что казнили в Тайборне, и он умер героем.

— Я знал, что он способен на это, — промолвил священник. — Едва ли уцелеет и сэр Джон Фенвик.

— Леди Мария прилагает все усилия, чтобы спасти мужа. С ней Беатриса и Вальтер.

— Я думал, что они в Сен-Жермене, — сказал священник, — и надеялся, что их брак наконец состоялся.

— Наоборот, до свадьбы им по-прежнему далеко, — сказал полковник.

— Ничего не будет, пока не решится судьба бедного сэра Джона.

Целый день провели они в доме и вышли в парк, лишь когда совсем стемнело.

На следующее утро полковник прямо из комнаты отправился в церковь к заутрене. Вся прислуга заметила, что он стал как-то серьезнее и набожнее. После завтрака он обошел весь дом, подолгу останавливаясь перед каждой вещью: он как бы прощался с ними навеки.

Вернувшись с отцом Джонсоном в библиотеку, полковник отпер маленький ларец и, вынув оттуда какой-то документ, показал его отцу Джонсону.

— Вот мое завещание, — сказал он. — Я хочу познакомить вас с ним на случай, если что-нибудь со мною случится. Я оставляю Майерскоф и все мое имущество Беатрисе, а душеприказчиками назначаю полковника Тоунлея и мистера Стандиша.

И он опять запер бумагу в ларец.

Прошло несколько дней.

Полковник проводил время большею частью в молитве и благочестивых беседах с отцом Джонсоном. Вечером он гулял в парке, но никогда не выходил за границу своих владений.

Посещение монастыря Ла-Трапп, видимо, произвело на него сильное впечатление. Хотя теперь он вел жизнь отшельника, но никогда еще, по-видимому, не был так счастлив и спокоен и молился только о том, чтобы так же спокойно прошли и последние дни его жизни.

Прошла неделя со времени приезда полковника в Майерскоф. И вот однажды, когда оба беглеца сидели за завтраком, вбежал взволнованный Горнби и доложил, что прибыл капитан Кросби, который в ту же минуту на пороге явился и сам. По лицу его видно было, что нехорошие вести привез он с собою.

Оба беглеца вскочили ему навстречу, а Горнби отошел в сторонку, в ожидании приказаний.

— Кажется, вы совершили длинный путь? — спросил полковник молодого человека.

— Я прямо из Лондона и не терял времени в дороге, — отвёчал Вальтер. — Я явился, чтобы предостеречь вас.

— Предостеречь от чего? — вскричал полковник.

Острая боль сжала его сердце.

— Нам нельзя оставаться здесь?

— Вы подвергаетесь огромной опасности. Граф Шрусбери узнал, что вы вернулись сюда, и уже отправил капитана Бриджа с его драгунами, чтобы арестовать вас и отправить в Ланкастерскую крепость. Но я опередил его. У вас еще есть время бежать.

— Я не хочу бежать, — сказал полковник решительным голосом. — Я поклялся не расставаться больше с Майерскофом и сдержу свое слово. Я буду сопротивляться.

— Но это безрассудно, — вскричал Вальтер. — Бридж ведет с собою весь свой отряд.

— Все равно. Я сделаю все, что в моих силах.

— В таком случае надо приготовиться поскорее к защите, — прошептал Горнби, выходя из комнаты.

— Я узнал об этом в Лондоне три дня тому назад, — продолжал Вальтер, — и убедившись, что мои сведения верны, поспешил сюда вас предупредить. Если, однако, вы не хотите бежать, полковник, то лучше будет покориться.

— Я не хочу покоряться! Я скорее умру, чем позволю арестовать себя здесь. Но прежде, чем сделать последние свои распоряжения, я хочу отдать вам кое-что на хранение. Вы знаете, кого это касается.

И, отперев ларец, полковник передал Вальтеру свое завещание.

Тот спрятал его на груди.

— Я передам его Беатрисе, — промолвил он.

Между тем подъемный мост был уже поднят, и за ним поставлены три человека с ружьями и пистолетами. Из-за моста их совершенно не было видно.

Горнби распоряжался во дворе, делая возможные в его положении приготовления к защите. К несчастью, большинство слуг были уволены, и он уже не мог выставить такой отряд, как прежде. Но зато оставшиеся, вооружившись мушкетами, поклялись защищать полковника до последней капли крови.

Горнби раздавал людям боевые припасы, а Вальтер размещал их на возможно удобных местах. Полковник, запершись в церкви, вознес горячую молитву и исповедывался у отца Джонсона, который даровал ему полное отпущение грехов.

— Теперь, что бы ни случилось, — воскликнул он, — я готов ко всему.

И он принялся уговаривать отца Джонсона, чтобы тот не выходил во двор, а оставался все время в доме.

— Если дело примет дурной оборот, вы можете еще бежать. В парке в прибрежных кустах на этой стороне рва вы найдете спрятанную лодку.

Подойдя к мосту, он сказал Вальтеру, стоявшему на страже вместе с Горнби:

— Дайте мне ваше ружье. Если вы пустите его в ход, то тем самым уничтожите прощение, дарованное вам принцем Оранским. Удалитесь в дом. Здесь вы не можете ничего сделать для меня.

Вальтер согласился неохотно и присоединился к священнику, сидевшему в главном зале.

Вскоре послышался стук копыт. То подъезжал Бридж со своим отрядом. Прошло несколько секунд, и около моста появилось несколько дюжих драгун в блестящих латах и касках.

Подъехал и капитан Бридж.

Узнав полковника, который стоял посреди двора, он предложил ему сдаться.

— Никогда бы я не поверил, что вам придет в голову безумная мысль вернуться в Майерскоф, — закричал он. — Вы словно нарочно бросаете вызов правительству. Я послан для того, чтобы захватить вас и доставить в Ланкастерскую крепость.

— Не думаю, чтобы эта обязанность доставляла вам особое удовольствие, — сказал полковник.

— Неужели вы настолько безумны, что решаетесь сопротивляться! — вскричал Бридж.

— Несмотря на всю вашу силу, вам не удастся увезти меня отсюда.

— Увидим, — насмешливо рассмеялся Бридж.

— Может быть, это тебя остановит, — вдруг крикнул чей-то голос из-за моста.

Грянул выстрел, и капитан Бридж упал с лошади с раздробленной головой.

Пораженные внезапной смертью своего начальника, солдаты сначала было растерялись, но затем быстро оправились и дали залп.

Горнби и стоявшие за мостом остались невредимы, но полковник упал, раненный насмерть.

Услышав залп, Вальтер бросился из комнаты и с помощью Горнби перенес полковника в сени. Несколько пуль просвистело мимо них, но ни одна из них не задела ни того, ни другого.

Полковника положили на пол. Отец Джонсон наклонился над ним и стал читать отходную, приложив крест к его губам. Слабым пожатием руки раненый давал понять, что он узнает своих друзей.

Через минуту все было кончено, и лучший из ланкастерских дворян отошел в вечность.

Вальтер и отец Джонсон не могли оторвать взгляд от этого благородного лица, которое не изменило своего выражения и после смерти.

Вошел Горнби.

— Извините меня, господа, — сказал он. — Но вам незачем здесь оставаться. Моему благородному господину больше нечего бояться, но беда, если эти разъяренные драгуны захватят вас здесь. Пощады никому не будет. Следуйте за мною, и я незаметно перевезу вас через ров, а там уже заготовлены для вас лошади, на которых вы можете унестись куда угодно. Позвольте же мне оказать вам эту услугу.

Втроем они быстро пустились к той части рва, которая примыкала к саду. Здесь они нашли плоскодонную лодку, на которой уже были перевезены на другую сторону слуги, женщины, некоторый домашний скарб и лошади, о которых говорил Горнби.

Через минуту Вальтер и священник очутились на другом берегу и галопом скакали к Престону, сопровождаемые Горнби и двумя слугами. Они неслись сломя голову и, наняв в Престоне новых лошадей, летели вперед и ночью. К счастью, они никого не встретили на своем пути и благополучно достигли Лондона.

Между тем голландские драгуны, ворвавшись, наконец, в Майерскоф, не нашли там никого, на ком можно было бы сорвать свой гнев. Они бросились грабить и тащить все, что было ценного в доме.

Тело хозяина они отнесли в церковь и погребли там.

На надгробной плите не было никаких надписей, а значились лишь простые слова: «вечный покой».

XXIII. Гибель последнего якобита

Вечером в день прибытия в Лондон Вальтер вместе с отцом Джонсоном направились к дому леди Фенвик на Сент-Джемской площади передать подробности смерти полковника Тильдеслея;

— Не падайте духом, дитя мое, — утешал священник горько плакавшую Беатрису. — Полковник вполне приготовился к смерти. Незадолго до своего конца он с трогательной заботливостью говорил о вас, выражая надежду, что Майерскоф останется за вами. Я горячо молюсь, чтобы поскорее исполнилось его последнее желание.

— То же самое говорил полковник и мне. Он просил меня сохранить его завещание, которым он оставляет вам все свое имущество.

— Он всегда относился ко мне, как родной брат, — промолвила Беатриса, едва удерживаясь от рыданий.

— Выезжайте поскорее из Лондона, капитан Кросби, — сказала леди Мария. — Вы уже и так много сделали для меня и моего несчастного мужа. Вас, достопочтенный отец, попросила бы остаться со мною, — обратилась она к Джонсону. — Ваше присутствие будет большим утешением для Беатрисы.

— В таком случае, я остаюсь, будь что будет, — отвечал священник.

— Горнби я привез с собою, ему нельзя было оставаться в Майерскофе, — сказал Вальтер. — С вашего позволения я оставляю его здесь.

— Мне он не нужен, — отвечала молодая девушка. — Но я хотела бы его видеть, если он здесь.

Позвали Горнби.

Леди Мария, неоднократно бывавшая в Майерскофе, хорошо помнила этого верного дворецкого. Она приняла его милостиво. Беатриса подала ему руку, которую он крепко прижал к губам.

— Я потерял своего дорогого господина, которому служил еще мальчиком, — начал Горнби прерывающимся от слез голосом. — Как бы я хотел, чтобы вы могли ехать сейчас же в Майерскоф, но придется некоторое время подождать.

— Ты должен ехать со мной во Францию, Горнби, — сказал Вальтер.

— Во Францию, сударь? — с изумлением вскричал дворецкий.

— Да, в Сен-Жермен, где ты увидишь короля Иакова, королеву и принца Уэльского.

Дворецкий с недоумением смотрел на свою новую госпожу.

— Я скоро приеду туда сама, — сказала Беатриса. — А теперь я должна некоторое время жить здесь с леди Фенвик. Вы когда едете во Францию, Вальтер?

— Сегодня ночью. Мне здесь делать нечего, да и опасно медлить. Я сяду на корабль в Сифорде. После ареста сэра Джона я не рискую показаться в Нью-Ромни.

— Может быть, вам лучше остаться здесь до завтра, — заметила леди Мария. — Впрочем, вам лучше знать. Если бы мой муж не замешкался, он не был бы теперь в Тауэре.

Через час после этого разговора Вальтер вместе с Горнби ехали в почтовой карете в Сифорд. В два часа утра они были уже на борту небольшого судна, направлявшегося в Диепп. И на следующий день к вечеру они благополучно добрались до Сен-Жермена.

Вскоре после возвращения в замок Вальтер Кросби, по желанию короля, принял фамилию Тильдеслей и был сделан баронетом. Король решил, что свадьба Вальтера должна состояться в Сен-Жермене и по возможности без промедления.

Сэру Вальтеру страстно хотелось отправиться в Лондон за своей невестой, но король решительно протестовал, не желая, чтобы молодой человек подвергал себя новым опасностям. Вальтер должен был ограничиться встречею невесты в Диеппе.

Королева написала Беатрисе письмо, в котором просила ее немедленно вернуться к ней. Хотя письмо было написано в мягких выражениях, но все-таки это было приказание. Передать его по назначению поручено было Горнби, которого должен был сопровождать особый служитель.

Горнби вез с собою и другое письмо — от Вальтера, который извещал свою невесту, что, по приказанию короля, он принял фамилию Тильдеслей.

Как ни грустно было для леди Фенвик расстаться с близким ей человеком, но приходилось все-таки отпустить Беатрису.

Переезд в Диепп совершился без всяких приключений.

Увидев свою невесту, сэр Вальтер горячо прижал ее к груди — и оба они почувствовали, что прошли для них дни горя и печали и наступил новый, счастливый период.

Для будущей леди Тильдеслей готовился сюрприз, о котором знал только Вальтер: в Руане ее встретила королева с принцем, прибывшие сюда в коляске, запряженной четверкой. Ее величество встретила свою фрейлину самым сердечным образом и приказала ей пересесть в ее экипаж.

Немедленно по прибытии в Сен-Жермен Беатриса была принята королем. Иаков на этот раз изменил себе, и его угрюмое холодное лицо просияло.

На другой день приехала мадам де Ментенон поздравить Беатрису с возвращением и с помолвкою.

Свадьба Беатрисы состоялась на третий день после ее возвращения. Венчал их верный спутник отец Джонсон в присутствии королевской семьи и всего двора. По окончании церемонии королева горячо обняла Беатрису и надела ей на шею великолепную золотую цепь.

Сэр Вальтер и леди Тильдеслей оставались при Сен-Жерменском дворе до 1699 года, когда их имение было возвращено им, и они получили возможность, после многолетнего изгнания, вернуться в родной Майерскоф.

Горнби занял прежний пост.

Первым делом новых хозяев было поставить в церкви над прахом полковника достойный его памятник.

Остается сказать несколько слов о судьбе злосчастного сэра Джона.

Благодаря исчезновению Гудмана у правительства не оказалось второго свидетеля, требуемого законом по делам о государственной измене, и сэра Фенвика суд должен был оправдать. Тогда правительство прибегло к другому способу и внесло новый закон о покушении на короля. Этот закон встретил сильную оппозицию в обеих палатах и лишь незначительным большинством голосов прошел в палате лордов. Правительство, разумеется, поспешило его утвердить.

Уступая горячим мольбам леди Марии, король Вильгельм готов был уже простить ее мужа, но, к несчастью, в это дело вмешался граф Шрусбери.

— Ваше величество, — говорил он. — Конечно, леди Фенвик заслуживает сожаления, но, удайся только этот заговор, Англия заслуживала бы еще большего сожаления. Страна не только проливала бы слезы, как благородная леди, но и обагрилась бы потоками крови лучших своих граждан.

Эти соображения поколебали короля, и он согласился оказать осужденному единственную милость; ему должны были отрубить голову на Тауэр-Хилле.

Утром в день казни сэр Джон трогательно простился со своей преданной женой.

— Прощай, моя дорогая. Я умираю, примиренный со своею судьбой. Мне жаль только расстаться с тобой. Пусть кровь моя падет на голову моих врагов, которые довели меня до этого. Я ожидал большего милосердия от принца Оранского. Я пощадил его, когда он был в моей власти.

Вошел майор Вентворт с тюремщиком: хотя он не сказал ни слова, сэр Джон понял, что его ведут на казнь.

Поцеловав в последний раз жену, упавшую в обморок, он обернулся и твердо сказал:

— Я готов, г-н майор.

У дверей его тюрьмы стояло несколько алебардистов и карета, в которую ему предложили сесть. Затем весь кортеж последовал к месту казни.

У главных ворот Тауэра к ним присоединился отряд стражников, а у Бульварского выезда их встретил шериф, сопровождаемый своими копьеносцами.

На Тауэр-Хилле был уже воздвигнут эшафот. По прибытии кареты его немедленно плотным кольцом окружила конная гвардия. Впрочем, в мерах предосторожности не было и надобности: зрителей было немного, да и те держали себя очень робко.

Взойдя на эшафот, сэр Джон вздрогнул, увидев плаху и стоящего около нее палача в маске с топором в руке. Холодная дрожь пробежала по всему его телу, но он быстро овладел собою и поклонился палачу.

Воцарилось глубокое молчание. Шериф объявил осужденному, что если он хочет сделать какие-либо заявления, то может сделать это сейчас же. Осужденный воспользовался этим разрешением и подошел к решетке эшафота. Его благородная фигура возбудила общее удивление, к которой примешивалось и заметное сочувствие.

— Моя преданность родине остается незапятнанной, — сказал он громким голосом. — Я всегда старался удержать корону для законного наследника по прямой нисходящей линии.

В толпе поднялся шум. Но сэр Джон не смутился и продолжал:

— Сердечно благодарю тех благородных людей, которые отвергли несправедливый закон о покушении, без которого нельзя было погубить меня на плахе. Да благословит Бог моего законного государя короля Иакова и восстановит Он его на престоле для блага народа, который не может благоденствовать, пока не имеет законного правительства.

Шериф тронул его за руку и объявил, что он запрещает ему говорить далее на эту тему.

— Я кончил, — отвечал сэр Джон.

Он упал на колени и стал молиться:

— Прими, Господи, дух мой с миром.

Отстранив приблизившегося священника, он несколько секунд молился молча. Затем он обнажил шею и положил голову на плаху.

Раздался глухой удар — и красивая голова упала на подмостки эшафота. Палач поднял ее и показал присутствовавшим.

Толпа ахнула и стала расходиться. Все было кончено.

---

Источник текста: В. Эйворт. Борьба за трон. СПб: Изд. А. Суворина, 1910.