Антон Семенович Макаренко
правитьБольшое горе
правитьС 1920 по 1928 г. я заведовал колонией им. М. Горького. Я и ребята начали переписку с Алексеем Максимовичем в 1923 г. Несмотря на то, что первое письмо было отправлено с очень коротким адресом Italia, Massimo Gorki, наша переписка на протяжении пяти лет была регулярной и очень сблизила нас с Алексеем Максимовичем.
Он знал подробности нашей жизни, откликался на них то советом, то указанием, то простым дружеским словом, сочувствием. Взаимоотношения между Алексеем Максимовичем и горьковцами были настолько живыми и наполненными содержанием, что личная встреча была потребностью и радостью не только для нас, но и для Алексея Максимовича.
И действительно, в первые же месяцы после своего возвращения в СССР А. М. Горький собрался к нам в колонию погостить. Он прожил в колонии три дня: 7-10 июля 1928 г..
Нам удалось обеспечить в этой встрече простоту и интимность обстановки: в течение трех дней Алексей Максимович был с ребятами, никто нам не мешал, и мы не превратили наше свидание в официальное торжество.
Алексей Максимович быстро вошел в самую сущность колонистских будней, принял участие в решении наших текущих дел, близко ознакомился со многими колонистами, работал с нами в поле и терпеливо просмотрел до конца постановку на нашей сцене «На дне», сделанную силами ребят. Высочайшая человеческая культура А. М. Горького в сочетании с такой же простотой, его глубокое искреннее чувство и внимание к каждому колонисту покорили ребят в несколько часов. Расстаться с Алексеем Максимовичем было для нас невыразимо тяжело. В эти дни вечерами мы много говорили с Алексеем Максимовичем о трудных путях воспитания, о сложности в коммунах воспитательного процесса, о неясной еще для нас технике создания нового человека. Он настоятельно требовал от меня литературного изложения моего педагогического опыта и доказывал, что я не имею права хоронить в Куряже ни свои ошибки, ни свои находки.
Но чрезвычайно занятый работой в колонии им. Горького, а затем в коммуне им. Дзержинского я не так быстро мог выполнить требование Алексея Максимовича. В 1932 г. он телеграфно требовал от меня немедленно начать работу над книгой, взять для этого отпуск и поехать в Гагры.
Я не мог добиться отпуска, но первую часть «Педагогической поэмы» мне удалось написать, не отрываясь от коммуны. Осенью 1933 г. я послал рукопись Алексею Максимовичу. Он прочитал ее в течение одного дня и немедленно передал для печатания в третьей книге альманаха «Год 17».
По поводу «Педагогической поэмы» несколько раз мне пришлось встречаться с Алексеем Максимовичем. К моей книге он всегда относился хорошо, настойчиво требовал продолжения моей литературной работы и всегда повторял: «Дайте волю вашему юмору», — но в оживленной беседе и он, и я быстро оставляли литературные темы и говорили почти исключительно о детях.
Алексея Максимовича особенно интересовали вопросы о новой семье и, в частности, о новых позициях наших детей и по отношению к родителям, и по отношению к обществу. Как-то по дороге из Москвы в Крым он сказал:
— Вот главный вопрос: соединить стремление человека к свободе с дисциплиной — вот такая нужна педагогика.
Наша новая Конституция является ярким подтверждением мудрой прозорливости Алексея Максимовича.
Для меня смерть Алексея Максимовича — большое горе. Силой своей настойчивости и ясного взгляда он заставил меня свой педагогический опыт исчерпать и до конца отдать нашему социалистическому обществу. Я лишь в последнее время понял, насколько он был прав: ведь наш опыт — опыт новый, и каждая его деталь имеет значение для нашей жизни и для жизни будущего человека, великим поэтом которого был Алексей Максимович.
Источник текста: А. С. Макаренко. Педагогические сочинения в восьми томах. Том 4. Педагогические работы 1936—1939. — Москва, Педагогика, 1984.