Бой (Кондурушкин)/ДО
См. также одноимённые страницы.
Капитанъ Макѣевъ настоящій морской волкъ. Онъ съ дѣтства выросъ на водѣ и, по его выраженію, попадалъ во всякіе переплеты. Еще мальчикомъ онъ ѣздилъ на промыслы за тюленями въ горло Бѣлаго моря и Ледовитый океанъ. Плавалъ двѣнадцать дней и едва не умеръ голодной смертью на льдинѣ. Тонулъ, замерзалъ, пропадалъ безъ вѣсти и снова появлялся попрежнему веселый и неугомонный.
У него изящныя, почти женскія руки, лицо свѣтло-кофейнаго цвѣта, небольшая черная борода. При маломъ ростѣ своемъ онъ напоминаетъ японца, и вся его убористая, плотная фигурка говоритъ о силѣ и настойчивости. Смотритъ ли онъ въ разбушевавшійся океанъ, или балагуритъ съ пассажирами — лицо у него всегда спокойно.
Онъ образованъ, и, кажется, во всѣхъ областяхъ знанія человѣческаго имѣетъ небольшія, но ясныя понятія. Есть у него одно суевѣрное чувство: не спрашивайте его — «когда пріѣдемъ?» Замашетъ руками, убѣжитъ.
Съ полночи увидѣли мы Новую Землю и все утро ѣдемъ вдоль ея береговъ. Въ туманной дали океана видна сѣро-синяя гряда колючихъ холмовъ съ пятнами нестаявшаго снѣга — вотъ Новая Земля. Надъ океаномъ летаютъ молчаливыя гагарки, ныряютъ передъ самымъ носомъ парохода въ бирюзовую воду; поднимаютъ на хвостахъ круглыя жирныя тѣла и, потягиваясь, обмахиваются крыльями. За кормой длинной молчаливой вереницей тянутся любопытные моржеголовцы и сѣрые глупыши.
Сегодня Ледовитый океанъ почти спокоенъ. Вѣтеръ кружится, перебиваетъ волну. Пароходъ не качается. Пассажиры оправились послѣ вчерашней качки, сидятъ въ рубкѣ, закусываютъ.
Завтракаютъ, но часто высовываются въ люки посмотрѣть на Новую Землю. Какая она такая? Разговорились про охоту на бѣлыхъ медвѣдей. Капитанъ уже, конечно, что-нибудь объ этомъ знаетъ. Уступая общимъ просьбамъ, капитанъ разсказываетъ.
«Лѣтъ двадцать пять тому назадъ это было. Въ концѣ августа охотились мы у береговъ Новой Земли, въ Карскомъ морѣ. Два дня дули восточные вѣтры. Сталъ надвигаться ледъ. Раннимъ утромъ мы услышали то особенное, точно грохотъ приближающейся бури, шуршанье полярныхъ льдовъ. Отъ этого шуршанья всегда становится тоскливо на душѣ. Тоскливо, вѣроятно, оттого, что надвигается страшная сила и чувствуешь передъ ней свое ничтожество и полную безпомощность. Если вы въ это время плывете на суднѣ, — торопитесь укрыться скорѣе въ какой-нибудь заливъ. Льды на Карскомъ морѣ ходятъ быстро. Надвинутся, придавятъ къ скаламъ, разобьютъ въ щепки хоть броненосецъ. Даже тюлени и моржи въ это время уплываютъ отъ береговъ въ глубь океана, боятся.
Наше судно стояло въ небольшой, очень удобной бухтѣ, какъ въ ковшѣ. И мы спокойно ожидали надвигающуюся стихію. Скоро льдины подошли къ берегамъ и полѣзли на отмели. У скалистыхъ береговъ взгромоздились колокольни, башни, маяки изъ нѣжно-зеленаго, полупрозрачнаго стекла. И весь океанъ, насколько можно взглядомъ окинуть, сплошь покрытъ льдомъ. Цѣлый ледяной материкъ, прообразъ будущей, застывшей мертвой земли.
Дѣлать въ это время нечего. Поднимусь я на горку, сижу и смотрю. Минутами даже немного жутко станетъ. Въ океанѣ столкнулись два материка, и ледяныя горы бьются съ горами каменными. А ну, какъ этотъ плавучій ледяной материкъ напретъ на берега и столкнетъ въ океанъ всю Новую Землю съ ея мерзлыми горами и ледниками? Столкнетъ и побѣдоносно поплыветъ надъ бывшей землей дальше, на западъ. Тогда зима опустится въ южную Европу, и на берегахъ южной Франціи и Испаніи вмѣсто лимоновъ и персиковъ, можетъ-быть, будутъ расти, какъ въ Иркутскѣ, только кислыя яблоки. Прощай нарядная и теплая Европа!
Ну-съ, надвинулись льды, стало холодно. Пошелъ снѣгъ. Горы и льдины покрылись подъ одно чистымъ бѣлымъ покровомъ. Дня черезъ два ледъ у береговъ порѣдѣлъ. Мы вчетверомъ сѣли въ карбасъ, поѣхали посмотрѣть, не встрѣтимъ ли тюленей, моржа, а, можетъ-быть, наткнемся вдоль берега и на бѣлаго медвѣдя.
Ѣдемъ мы такъ. Тихо. Молчимъ. Только уключины скрипятъ. Туманъ. Волнъ нѣтъ, а откатый взводень ходитъ по океану. Ѣдемъ мы, перекатываемся съ зыбины на зыбину, точно въ какомъ заколдованномъ кругу качаемся. Шуршатъ свѣтло-зеленыя льдины, входятъ въ туманный кругъ и уходятъ. А вокругъ насъ все тотъ же узкій и плотный туманный колпакъ. Ѣдемъ, или дьяволъ насъ въ одномъ мѣстѣ водитъ — не разберешь. Долго плыли, надоѣло. Хотѣли къ берегу пристать.
Туманъ началъ подбираться, порѣдѣлъ.
Вдругъ видимъ мы, — впереди, на большой льдинѣ, что-то черное перевернулось. Льдина большая, а посрединѣ высокій гребень изъ торцоваго льда. Подъѣхали мы изъ-за этого горба, взяли винтовки и втроемъ слѣзли на льдину. Четвертый въ лодкѣ остался.
Вскарабкались на ледяной горбъ, да такъ и застыли отъ удивленія.
Въ первую минуту и понять даже было трудно: что такое происходитъ? Кипитъ вода около льдины, будто въ громадномъ котлѣ. Брызги летятъ. Кто-то сопитъ и фыркаетъ. Потомъ разглядѣли: бѣлый медвѣдь съ моржомъ схватились, борются. Товарищи мои хотѣли стрѣлять, да я отговорилъ. И такъ мы лежали съ полчаса на животахъ, смотрѣли.
Медвѣдь моржа лапами за голову обхватитъ, шею ему на спину сломить хочетъ. А моржъ медвѣдя къ льдинѣ жметъ, да норовитъ клыками порѣзать. Выскользнетъ моржъ изъ медвѣжьихъ лапъ, встанетъ въ водѣ, приподнимется на хвостѣ, громадный, темный, какъ каменная скала, фукаетъ и ластами себя по бокамъ хлопаетъ. Медвѣдь на льдину вскочитъ, припадетъ на лапахъ, выжидаетъ удобнаго момента. Постоятъ они такъ другъ передъ другомъ и опять въ водѣ совьются страшнымъ клубкомъ. Закрутятся: черный, бѣлый, черный, бѣлый.
И все это молча!
Сошлись два гиганта ледовитыхъ морей, встрѣтились случайно на льдинѣ и схватились. Знаютъ, что одинъ изъ нихъ долженъ непремѣнно умереть. Сцѣпились, ломаютъ другъ друга, молчатъ, точно для шутки борются.
Я вамъ скажу, страшнѣе всего было именно то, что они борются молча. Мышь, умирая, и та пищитъ на все подполье. Все живое передъ смертью стонетъ, реветъ, кричитъ, воетъ, ждетъ — кто-нибудь услышитъ, поможетъ или просто посочувствуетъ. Я однажды слышалъ, какъ въ Таганрогѣ на набережной ревѣлъ пойманный дельфинъ. Такъ ревѣлъ — слушать жутко. Плавалъ въ морѣ — всю жизнь молчалъ, а къ смерти дѣло подошло — заревѣлъ. Можетъ-быть, и самъ не ожидалъ, что голосъ имѣетъ. Да какъ заревѣлъ! Народъ сбѣжался. Стали требовать, чтобы его въ воду отпустили. Не отпустили, конечно, ну… такъ хоть голову ему размозжить поторопились. И на томъ спасибо.
Здѣсь, на просторѣ холоднаго океана, среди плавучихъ льдовъ, въ заколдованномъ кругѣ густого тумана, никто не услышитъ, не поможетъ, не пожалѣетъ. Здѣсь все молчитъ: земля и небо, люди и звѣри. Незачѣмъ нарушать тишину тысячелѣтій. Живи и умирай молча.
Лежу я, смотрю и чувствую, что холодѣю. И не то, чтобы тѣломъ, а какъ-то душой холодѣю. Гляжу я на товарищей, — они тоже непріятно себя чувствуютъ. Въ нетерпѣніе пришли. Ворочаются, ружья прилаживаютъ. Говорятъ мнѣ:
— Ну ихъ къ дьяволу, давайте застрѣлимъ.
Я согласился. Да только видимъ, — перестали наши борцы крутиться. Медвѣдь заломалъ моржа, сѣлъ на него, пыхтитъ, грудь себѣ лижетъ. Тутъ мы опять удержались. Думаемъ, — пусть вылѣзетъ на льдину, тогда пристрѣлимъ.
Вылѣзъ медвѣдь на льдину, началъ моржа изъ воды тащить. Вытащилъ и самъ съ нимъ рядомъ легъ, растянулся. Взялъ я винтовку. Думаю: пора. Прицѣлился, щелкнулъ — осѣчка. Патронъ отсырѣлъ.
Щелкнулъ я, а медвѣдь лежитъ и головы не поднялъ, не шевельнулся. Мы всѣ трое диву дались. Встали на ноги. Ружья наготовѣ держимъ, разговаривать начали, шумѣть. Думаемъ — пусть встанетъ.
Лежитъ. Подходимъ ближе, кричимъ. Лежитъ. Подошли, смотримъ, — и медвѣдь мертвый. Вытащилъ на льдину такую тушу, моржа; вѣдь, восемьдесятъ пудовъ вѣсу, и тутъ же самъ издохъ. Ободрали мы медвѣдя, Шкура цѣлая, а кости во многихъ мѣстахъ поломаны. Моржа съ собой за лодку привязали, по водѣ везли.
Ѣхали мы съ добычей, и добыча не радовала. Льды шуршали. Наступала ночь. Холодно, мертво кругомъ и неуютно. Вспомнился свой домъ, городъ, знакомые…
Въ тотъ вечеръ мы всѣ тосковали о людныхъ мѣстахъ, молчали, скрывали другъ отъ друга»…
Раздался звонокъ дежурнаго колокола. Капитанъ Макѣевъ надѣлъ свое кожаное кепи и вышелъ на палубу. За нимъ потянулись туда же пассажиры.