РАССКАЗЫ и НАБРОСКИ.
правитьБЕСЫ
правитьПреданья старины глубокой, как вешний ветер, лепечут сказку, что бесы водятся в лесу.
Средь бела дня не видно их: по дуплам прячутся и дрыхнут, и лишь в полночный час, когда все снами зоревыми грезит, выходят из своих берлог понянчиться с пичужкой, белкой, медведю на спину вскочить и испугать до лихоманки и человека завести в болото, топь, потешиться им вдоволь, а то залезть в трубу и выть трескучим смехом.
Тогда, как бисер, по верхушкам с звенящим хохотом иголок — и нырь в гнездо к сопливым бесенятам.
В такой обители лесных сказаний Анисим косоглазый жил, почти что двадцать лет.
Теперь он — согбенный старик с пучком волос лишь на затылке, с большою бородой, как серебро. Порты тяжелые, рубаха из холста прижата к телу ремешком. Зимою в полушубке драном и в шапке из овчин вонючих. И вечно в новеньких лаптях. Глаза потухли, помертвели, почти не видят ничего. Когда идет по делу службы, — клюка сопутствует ему: идя, стучит перед собой. Он Бога любит и святых и библию не раз прочел. Давно твердит мудрость пророка: «Не устраняйся от плачущих и с сетующими сетуй. Не ленися посещай боляща: ими бо возлюблен будеши. Во всех словесех твоих поминай последняя твоя, и во веки не согрешиши. Не безчести человека в старости его: ибо и сам состареешися. Не радуйся о мертвеце бывшем враждебнейшем тебе: помяни, яко вси умираем. Не презри повести премудрых и в притчах их живи».
Так говорит Иисус сын Сирахов.
Усердно молится часами до слез, и привидений страшных: зимой в сторожке, летом среди кустов березы и осины. Под вечер выйдет на крылечко, послушает хор птичьих песен и засеменит в обход. С утра на речке рыбу ловит и варит из нее уху.
Жизнь не смеялась зло над ним, шипы не клала средь дороги и розы не цвели в глазах: все ровно шло от детства до седин. Но вот в последний год оказия случилась: однажды бесы ворвались и плясь устроили в сторожке. Двенадцать молодых, безусых, тринадцатый старик седой. Кружась, все пели песню ада, а старый демон гмыкал в нос: — Детки, так, так, так!.. Потом тихонько на печь влезли и библию царапать стали, шушукаясь: — Стащить ее…
Но Бог, святые и пророки с Анисимом вздохнули разом: «Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас».
И стая черных птиц с горящими глазами выныривала вон.
А вот совсем на днях еще беда случилась, вдруг к вечеру в лесу ребенок застонал.
— Маманька, мама! — Кличет слезно.
Анисим, выйдя на крыльцо, прислушался, подумал:
— Знать, леший молодой… Ишь, квохчет, воет, как дитя.
Молитву сотворил, чурался, в избе рукой кресты чертил- а он все хнычет: — Мама, мама!
На утро тоже
Взяв ружье, пошел Анисим.
— Эвоно где… В болоте, дьявол! -. Да, он, проклятый. Стой же ты!
А сердце судорожно бьется. И муравьи бегут по телу.
«Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас».
Прицелился и — грянул выстрел,
— Свят, свят, свят! Да воскреснет Бог! .
И, кхикая, рысцой — к сторожке.
Весь день молился, и постился, и ночь не спал. Мозги обсасывал червяк: --Кто ж мог здесь быть?
Ужли дитя? О, нет! Нечистый леший!..
А сердце продолжало плакать. Предчувствие сжигало душу.
— Да, надо посмотреть: кто--леший или человек?
Придя на следующий день, старик увидел: лежал ребенок, весь в крови, глаза открытые смеются. Анисим пальцами потрогал.
— Дитя, как есть.
Вздохнул, задумался глубоко, и слезы полились горохом. — Проклятый я! Анафем трижды! Убил ребенка. . Ха, ха, ха!.. И бороду щипал клоками.
Упал на землю, бился грудью и плакал, плакал, как дитя
— Мой Бог, убей же ты меня! Хи-хи, ха-ха, хи-хи, ха-ха! Под вечер, сидя на крыльце, угрюмый, жалкий, внезапно разговор услышал странный.
Взглянул: народ
— Почто сюда? Ага…
И юркнул в сени, запершись.
Веревку отыскал в чулане, вкарабкался на потолок и удавился.
Толпа вздыхала, охала, брюзжала.
Две бабы плакали навзрыд, ребенка называли Колей.
— Чудно; был человек и нет его.
— Колдун, ты вишь. Гуторила ведь я.
— Все книгу черную читал.
— И зачитался, спятил.
— И скатертью дорога.
— Нечистой силе…
— Ох, девоньки, грех будет вам: не бес он, — человек, похож лишь он на беса.
— О-ох! И все-то мы такие!..
1919 г.