митрополит Антоний (Храповицкий)
править«Собрание сочинений. Том I»: ДАРЪ; Москва; 2007
Беседа против тех, которые утверждают, будто Иисус Христос был революционером1
правитьКак ни странным представляется причисление Господа Иисуса к числу революционеров, но оно настойчиво повторяется людьми легкомысленными, не осведомленными с Евангелием; иногда же людьми, сознательно лгущими и вводящими в обман других. А потому благовременно с полным беспристрастием рассмотреть это мнение.
Разбирать его можно с точки зрения учения Христова и с точки зрения жизни Его, ибо в событиях Его жизни воплотилось и Его учение. Сообразно этим двум точкам зрения можно доказать, что в учении Иисуса Христа не было ничего революционного, и отсюда сделать вывод, что Он не был революционером; или рассмотреть жизнь Иисуса Христа и из нее сделать положительный вывод, что Он чужд подобного наименования. Впрочем, учение Христа так явно указывает высшие побуждения для нашей нравственности в жизни будущей и так ясно учит о безропотном перенесении в настоящей жизни бедности, скорбей и всяких зол, что затея находить в Его учении побуждение к революции до очевидности нелепа. Поэтому «христианские социалисты-революционеры» говорят: «В учении Христос, пожалуй, и не революционер, но зато Сам везде был защитником простого народа и за это был распят». Один довольно известный публицист, бывший священник Петров, пишет: «Христос был демократ: черносотенцы учинили над ним полевой суд, приговорили к повешению и повесили». Французский писатель Ренан представлял жизнь и деятельность Иисуса Христа как постоянный протест против власти, а казнь Его — как наказание за этот протест. У нас еще в шестидесятых и семидесятых годах эти мысли были распространены, как мы знаем, из Достоевского: мальчик Коля Красоткин, начитавшись герценовского «Колокола», был вполне убежден в том, что Христос был революционер и социалист. Устремим же свое внимание на святое Евангелие и посмотрим, есть ли в нем какое-нибудь основание усматривать в учении и жизни Иисуса Христа что-либо благоприятное социализму и революции.
Никогда и нигде стремление к свободе не было так сильно, как в еврейском народе. Еще за 500 лет до Рождества Христова, когда этот народ был порабощен Навуходоносором, и тогда жажда политической свободы в нем была неутолимая и превосходила всякие пределы. Побежденный народ не оставлял своих свободолюбивых замыслов, хотя против них шел самый почитаемый или, говоря по-современному, популярный пророк Иеремия. Напрасно пророк постоянно и со скорбью осуждал эти замыслы и убеждал покориться Навуходоносору: его не слушали и в негодовании бросили его в тинистый ров. Пророк убеждал, что времена политической свободы для иудеев прошли навсегда; с 26-й по 38-ю — все главы книги этого пророка-народолюбца наполнены увещаниями, чтобы покоренный народ не противился иноплеменному царю. Народ не слушался, изменил покорителю, вошел в тайные сношения с египтянами для того, чтобы с их помощью свергнуть иго Навуходоносора. Тогда последовало второе и третье разорение страны и Иерусалима. Царь Седекия был отведен в плен, его дети были заколоты на его глазах, и сам он был ослеплен; в Иерусалиме же был оставлен царский наместник Навузардан. Но, несмотря на все это, эти придавленные люди возмутились: Годолию, еврея, наместника Навузардана, они убили, Иеремию насильно схватили и увели в Египет, где и обрели себе могилу. Выпущенные из вавилонского плена через 70 лет, иудеи с изумительным геройством защищали дарованную им свободу, строили стены вокруг Иерусалима, несмотря на всевозможные помехи этой постройке со стороны самарян и других врагов. Впоследствии, когда подпали под греческое иго Антиоха Епифана, они с безумной отвагой решились защищать свободу; не только рискуя, но и прямо жертвуя своею жизнью, действовали Маккавеи: терпя большой недостаток в хлебе и воинах, сражаясь с врагом в сто раз сильнейшим их, они оказывались нередко победителями благодаря своей неукротимой храбрости. Пришли другие времени: оскудел князь от Иуды и Иудея была сделана римскою провинцией. Но стремление к свободе оставалось господствующим стремлением в народе, было господствующей его страстью. Все пророчества о будущих блаженных временах толковались в таком смысле, что евреи должны будут покорить все другие народы и везде водворить правду и суд. Учение социалистов, которое проповедуется главным образом еврейской расой, является лишь повторением чаяний тогдашнего еврейства. Судите сами: в такое время, когда революция и свобода стали религией народа, мог ли бы пострадать от этого народа такой учитель, который бы сам требовал подобной свободы? Это было бы совершенно невозможно. Наоборот, он стал бы народным героем в гораздо большей степени, чем те две личности, о которых говорят иудейский историк Иосиф Флавий и книга Деяний апостольских: Иуда Галилеянин и Февда. В Деяниях сказано: Явился Февда, выдавая себя за кого-то великого, и к нему пристало около четырехсот человек; но он был убит, и все, которые слушались его, рассеялись и исчезли. После него, во время переписи, явился Иуда Галилеянин и увлек за собою довольно народа; но и он погиб, и все, которые слушались его, рассыпались (Деян. 5,36—37). Однако этот урок не быль усвоен народом иудейским. Как известно, через 33 года после вознесения Спасителя началось восстание иудеев против римлян, восстание велось с безумною отвагою и постоянством, хотя концом его были разгром Иерусалима, ссылка иудеев в Египет и рассеяние их по всему свету во исполнение еще древних пророчеств Моисея. Но все изображенные бедствия не вразумляли свободолюбивого народа. В 135 году повторилось опять восстание иудеев, но и оно было подавлено римлянами, и с тех пор еврейство как народ прекратило свое существование.
Возможно ли теперь допустить, чтобы Христос погиб от еврейского народа, если бы и сам имел одушевлявшие этот народ мысли о свободе и революции? Напротив, из дальнейшего показания Евангелия увидим, что Он принял смерть, рассуждая по-земному, как жертва революционного движения евреев. Этим, конечно, не исключается, что для Его добровольной жертвы за живот (жизнь (церк.-слав.). — Прим. ред.) мира были и другие земные причины: корыстолюбие Иуды, недовольство Им старцев за нарушение законных преданий, малодушие Пилата. Но из этих земных причин смерти Христовой главнейшею была еврейская революция, которая мстила Христу за то, что Он не стоял с нею заодно в ее стремлении свергнуть иноплеменное иго с народа и приобрести ему политическую свободу.
Прежде, чем перейти к обоснованию сей мысли, нужно заметить, что это же движение было и причиной казни Крестителя. В Евангелии сам Господь указывает на эту причину. Когда после преславного преображения Христа апостолы сходили с горы и, размышляя о прославлении Христа, спросили Его: Как же книжники говорят, что Илии надлежит придти прежде? Иисус сказал им в ответ: правда, Илия должен придти прежде и устроить все; но говорю вам, что Илия уже пришел, и не узнали его, а поступили с ним, как хотели; так и Сын Человеческий пострадает от них. Тогда ученики поняли, что Он говорил им об Иоанне Крестителе (Мф. 17,10—13). В приведенных словах Спаситель указывал апостолам, что те же самые люди будут виновниками и Его смерти, которые были виновниками смерти и Иоанна Крестителя. И предание церковное подтверждает нам, что Иродиаду, негодовавшую на Иоанна за обличения ее беззаконий с Иродом, вооружали против Предтечи именно книжники за то, что он обличал их и отвлекал внимание народа от интересов политических в область чисто личной добродетели. Нужно знать, что когда какое-либо увлечение овладевает толпой народа, тогда эта толпа не столько вооружается против простого реакционера, который отстаивает старый порядок, вращаясь в области тех же политических понятий, сколько против такого человека, который отвлекает народное сознание совершенно в другую сторону, хотя бы он и не противодействовал прямо задуманному делу. Партия иродиан, жившая при не сочувствии народа, но под покровительством властей, была ненавистна, но иродиан на крест не возводили. Также были ненавистны и другие прислужники Рима: мытари, грабившие народ, и воины, обижавшие его; но против них не столько возбуждалась ненависть книжников и фарисеев, как против проповедников совершенно новых истин новых горизонтов, говоря по-современному, каковыми были Иоанн Креститель и Христос Спаситель. На вопрос народа: «Что нам делать?» — на который ожидался ответ в агитационном, организационном духе, Иоанн отвечал: У кого две одежды, тот дай неимущему, и у кого есть пища, делай то же (Лк. 3,11). Этот и подобные ответы страшно раздражали книжников. Они поняли, что такой проповедник для них гораздо опаснее, чем иродиане, мытари и воины, которые, огорчая народ, усиливают его жажду к восстанию. И вот они поступили с ним, как хотели.
То ожидание будущего царства, которое соединилось у евреев с революционными замыслами, имело гораздо более тесную связь с началом нравственным, с религией, чем у современных нам социалистов. Они так толковали древние пророчества, как их толкуют современные нам раввины и как их толковал, к сожалению, наш философ Вл. Соловьев. Они приводят в доказательство своих понятий такие слова, которые действительно есть у пророков, и если их попытается опровергать собеседник неопытный, то его побьет всякий мало-мальски начитанный раввин. Все принятые у нас толкования пророчеств он разобьет в каких-нибудь пять минут, и если вы не подготовлены к мысли, что пророчество об установлении нового царства надо понимать в смысле установления духовного царства на земле или Христовой Церкви, а разрушение царств — в смысле нравственном, как разрушение ложных вер, — если вы не сумеете доказать правильность такого понимания пророчеств, то все ваши положительные доводы встретят быстрое опровержение.
Насколько был увлекателен тот идеал мирского царства, каким жили иудеи, можно видеть из того, что и теперь многие христианские юноши и даже люди более зрелого возраста увлекаются им, забывая для него истинного Христа. И вот это будущее царствование евреев над множеством народов называлось то «царством святых», то «царством Божиим», почему и Христос, проповедавший на основании пророчеств совсем иное учение, чем раввины, нарочно избрал эти термины, чтобы постепенно вытеснять из сознания народного прежнее настроение и прежнее направление мысли. Для той же цели Он наименовал себя Сыном Человеческим, чтобы, отстраняя мысль о восстании против римлян, приучить мысль народа к пониманию Мессии как царя духовного. У Даниила содержатся пророчества, что некогда взамен земных царств, олицетворенных в виде страшных зверей, наступит вечное царство и честь, и власть Сына Человеческого (см. Дан. 7). В этом образе пророк хотел показать, что иудейский народ, который поганые язычники держали в своих руках, должен дать человечеству идею и тип совершенства нравственного, которому и суждено осуществить древнее обетование о том, что в потомстве Авраама благословятся все племена земные. Исполняя это обетование, и Господь наш называл Себя Сыном Человеческим. Особенно тогда любил Господь употреблять это имя, когда говорил о славе Своей. Так, на вопрос первосвященника Каиафы Ему: Заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий? Иисус говорит ему: ты сказал; даже сказываю вам: отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных (Мф. 26, 63—64, ср. Мк. 14, 62). Первосвященник отлично понял, что утверждает этими словами Христос, и, чтобы оставить допрос, сказал: «Он богохульствует». Тогда все закричали: «Смерть Ему!» Но какое же богохульство — повторять пророчество? Точно так же и Стефан, апостол и первомученик, говорил в синедрионе: Вот, я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога (Деян. 7, 56). Все эти выражения имели целью напомнить иудеям истинное учение пророков о Христе и разбить их ложное учение о Мессии как о земном царе, хотя бы и посланном от Бога.
Если вы будете рассматривать различные речи, в которых Христос касался вопроса о царстве Божием с этой точки зрения, то вы поймете связь мыслей в речах Христовых там, где она совершенно неуловима, вне этой точки зрения, поймете, почему Он иногда совершенно неожиданно переходит от одного предмета к другому, к полному недоумению современных немецких толкователей, заявляющих, что в этих речах ничего не разберешь, — где кончаются слова Спасителя и где начинается речь самого повествователя — апостола Иоанна. Но вы скоро восстановите связь речи, когда поставите перед сознанием те вопросы, какие были на уме у собеседников Христа, которые они, вероятно, держали про себя, а может быть, и высказывали их, но они остались не внесенными в текст Евангелия. Для пояснения нашей мысли мы возьмем две таких речи, в которых связь речи Господней признается неуловимой.
Кто не помнит беседы Христовой с Никодимом? Никодим пришел ко Христу и сказал Ему: Равви! мы знаем, что Ты учитель, пришедший от Бога; ибо таких чудес, какие Ты творишь, никто не может творить, если не будет с ним Бог. Иисус сказал ему в ответ: истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия (Ин. 3,2—3). Но разве это ответ на вопрос Никодима? Конечно, ответ, но не логический, а ответ на внутренний смысл обращения, на то чаяние, с каким говорил Никодим. Он признавал Христа Мессией; но, представляя Мессию земным царем, избавителем евреев от римского рабства и не видя, чтобы Христос предпринимал что-либо к осуществлению их мечты, в недоумении спрашивал: «Почему же Ты, Учитель, от Бога посланный освободить нас от наших врагов, не собираешь рать из нас для свержения языческого ига и для образования нашего собственного царства?» Вот на этот-то недоговоренный, но ясно чувствуемый вопрос Никодима и отвечает Христос: «Чтобы войти в Мое царство, необходимо новое рождение: истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие (Ин. 3, 5)». Никодим на это отвечает: Как может человек родиться, будучи стар? неужели может он в другой раз войти в утробу матери своей и родиться? (Ин. 3, 4). Обыкновенно толкователи представляют, что Никодим ничего не понял из ответа Христова, забывая, что Никодим был не только не ребенок, но и ученый человек. На самом же деле он отлично понял ответ Христов, но ему представляется совершенною фантастичностью тот прием, каким Христос хочет собрать и устроить Свое царство. Если для одного человека трудно очень возродиться, то тем большая трудность для целого народа. Нравственное возрождение человечества, которое проповедует Иисус как условие для входа в Его Царство, показалось Никодиму не меньше фантазией, как и для современных нам социалистов учение об этом возрождении. Христос, повторяя Свою мысль, сказал: Мы говорим о том, что знаем (Ин. 3,11). Т. е. да, возрождение, по плотскому разумению, дело невозможное, но Я сошел с неба на землю и знаю, что говорю: правда, доныне было невозможно полное возрождение даже честного человека, но Я принес новые истины с неба и новые силы, о коих говорю по опыту, по высшему ведению: Дух дышит, где. хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа (Ин. 3,8). Потом Христос, по-видимому, совершенно неожиданно и необъяснимо почему заговорил о суде. Но эти слова Его будут для нас ясны, если мы опять вспомним, что Христос отвечает на чаяния собеседника, хотя не высказанные, но всегда ему близкие. В Ветхом Завете понятия о суде и справедливости были несколько иными, чем в наше время. Мы с понятием о суде соединяем представление о чем-то грозном и карающем. Так о суде говорили люди угнетенные и оскорбленные. Вся проблема жизни сводится к вопросу: как примирить, что в здешнем мире праведные и благочестивые страдают, а грешные и нечестивые наслаждаются? Этот вопрос встречается в псалмах, в книге Иова и в других священных книгах. Везде настойчиво ждут и требуют суда. Вот, Отрок Мой, Которого Я держу за руку, избранный Мой, к которому благоволит душа Моя. Положу дух Мой на Него, и возвестит народам суд; не возопиет и не возвысит голоса Своего, и не даст услышать его на улицах; трости надломленной не переломит, и льна курящегося не угасит; будет производить суд по истине (Ис. 42, 1—3). Чаяние суда или справедливости составляло жажду еврейской души и ветхозаветной мысли. Когда Господь говорил о возрождении как необходимом условии для вступления в Его духовное Царство, Никодим думал: «Где же тот обещанный пророками суд, который и совершит над народами Мессия?» И Господь отвечал ему: Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был через Него (Ин. 3, 17). Это есть ответ на напряженное чаяние народа о суде. Но где же суд и в чем он? Верующий в Него не судится, а неверующий уже осужден, потому что не уверовал во имя Единородного Сына Божия. Суд же состоит в том, что свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы; ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличались дела его, потому что они злы, а поступающий по правде идет к свету, дабы явны были дела его, потому что они в Боге соделаны (Ин. 3,18—21). И конец беседы. Ясно, что здесь в своих ответах Никодиму Спаситель согласуется с высказанным или продуманным его собеседником. О суде говорили пророки, и он должен был наступить. «Да, — отвечает Христос, — суд пришел уже и наступил, но он в том, что свет пришел в мир…» и прочее. Он придает этому пророками предсказанному суду значение нравственное: Господь пришел обличить и посрамить грешников, а наказание им будет в другом мире. Теперь обратимся к такому евангельскому сказанию, в котором с особенною ясностью выразился духовный характер устроенного Христом на земле царства, противоположного ожидаемому евреями царству земному. Сказание это — о чуде насыщения пятью хлебами пяти тысяч человек. Оно рассказано в трех Евангелиях, но освещение этого события мы находим только в Евангелии от Иоанна. Оно не так поразительно, как, например, воскрешение Лазаря, или сына наинской вдовы, или исцеление бесноватых. Но ни одно из тех столь страшных чудес не произвело на народ такого действия и впечатления, как это более скромное чудо насыщения людей, предавшихся в волю Божию. Почему же это так? Те чудеса, хотя и были радостны, но не имели никакой связи с излюбленными стремлениями народа к свободе, какую усмотрели евреи в этом чуде. Это чудо в глазах иудеев с чаяниями имело такое же значение, как если бы, например, какому-либо государству подарили несколько десятков броненосцев. На войне, как известно, никакая храбрость, никакая сила не может иметь значения, если будет недостаток в оружии и особенно в пище. Иуда Маккавей при всей храбрости своего войска часто не мог иметь успеха по недостатку в пище. И вот теперь явился Учитель, который может одним словом насытить несколько тысяч человек. Вот почему когда народ понял, какое совершено перед ними чудо, то хотел прийти и нечаянно взять Христа и сделать царем. Но Иисус узнал об этом и удалился, пройдя по водам, как посуху.
Что было дальше? Заметьте, что хотя это чудо было в Галилее, но за Христом пошли иудеяне, иерусалимляне, которые наиболее враждебно относились к Нему. Это была передовая часть нации, с особенною жаждою стремившаяся к бунту против римлян. После этого чуда они вскоре встретились с Христом в Иерусалиме, но еще раньше обнаружили свое недовольство Им. Зная, что Христос не сел с апостолами в лодку после чуда насыщения и, однако, оказался в Капернауме вместе с ними, народ спрашивал: Равви! когда Ты сюда пришел? Иисус сказал им в ответ: истинно, истинно говорю вам: вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились. Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын Человеческий (Ин. 6, 25—27). И как только сказал Господь эту мысль, бывшую так далеко от воображения народа, тотчас же началось раздраженное возражение против нее и требование, чтобы благодать Христова постоянно соединялась с этим чудесным хлебом подобно тому, как это уже однажды было при Моисее. Но Господь начинает говорить, что вместо этого чудесного чувственного питания Он даст верующим в Него другое питание — Свою Плоть и Кровь. Услышав эти слова, они говорят: Какие странные слова! кто может это слушать? (Ин. 6, 60) — и отходят от Него, не только иудеи, но многие из учеников Его. Тогда Иисус обратился к двенадцати: Не хотите ли и вы отойти? (Ин. 6,67) Апостолы дали ответ устами Петра: Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живаго. Иисус отвечал им: не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол (Ин. 6,68—70). Видишь, что в сердце Иуды совершился теперь впервые решительный переворот, когда он из этой беседы увидел, что от учителя нельзя ждать удовлетворения его страсти к земным стяжаниям. И сами иудеи окончательно поняли, что Христос никакого сочувствия и участия в восстании против римлян не примет. После сего Иисус ходил по Галилее, ибо по Иудее не хотел ходить, потому что иудеи искали убить Его (см. Ин. 7,1). И даже на праздник, когда братья Его пришли в Иерусалим, Он пришел туда не явно, но тайно. На празднике о Нем произошел спор: одни говорили, что Он добр, а другие — что обольщает народ. Христос снова начинает убеждать в духовном понимании Царства Божия. В последний же великий день праздника стоял Иисус и возгласил, говоря: кто жаждет, иди ко Мне и пей. Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой (Ин. 7,37—38). Некоторые, доселе не веровавшие в Него, начинают теперь веровать. Но, видимо, колебание между сомнением и верою в этого Учителя, Который говорит так, как никогда человек не говорил (Ин. 7, 46), еще продолжается. Отвечая на эту колеблющуюся веру народа, Господь опять говорил, по-видимому, вне связи с предметом: Если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными (Ин. 8, 31—32). Почему тут вдруг речь о свободе? Конечно, в ответ на недоумение начавших веровать иудеев: если Ты истинный Мессия, то почему Ты отказался стать во главу нашего освобождения, — Господь и говорил им о свободе нравственной. Разочарованные слушатели заявляют, что они и без того свободны. Они могли говорить так, когда им отказали в страстно желаемой действительной свободе политической. Кажущуюся политическую свободу они имели, имели свое еврейское духовное начальство, своих воинов. Словом, по видимости им была предоставлена почти полная автономия. Но давно им пришлось убедиться в том, что они, юридически свободные, фактически были бесправными рабами. Люди, находящиеся в таком положении, хотя и бывают в высшей степени недовольны им, но очень оскорбительно принимают, когда кто-либо напоминает им об этом рабстве. Так и иудеи оскорбились словами Господа о том, что «Сын Человеческий освободит их» (см. Ин. 8, 32). «Мы никогда не были ничьими рабами. Мы дети Авраама. Как же ты говоришь: сделаетесь свободными». Христос им ответил: Истинно, истинно говорю вам, всякий, делающий грех, есть раб греха (Ин. 8, 34). После этих слов иудеи спорят все напряженнее, наконец хватают камни и хотят убить Того, Кого несколько недель назад хотели сделать царем над собой.
Итак, вражда иудеев против Христа все более усиливается; иудеи хотят неоднократно убить Его; уже ученики Его, которые недавно мечтали, что скоро должно наступить царство их Учителя, теперь, когда Он зовет их в Иерусалим, в Иудею, на воскрешение Лазаря, говорят Ему: Равви! давно ли иудеи искали побить Тебя камнями, и Ты опять идешь туда? (Ин. 11,8) — и боятся идти с Ним, и только один Фома мужественно говорит: Пойдем и мы умрем с Ним (Ин. 11,16).
Впрочем, Господь показывал, что при всей кажущейся неизбежности смертного исхода, при этой разгоревшейся ненависти иудеев Он идет на смерть свободно. В час предания, когда Иуда, взяв отряд воинов и служителей от первосвященников и фарисеев, пришел в Гефсиманский сад, где был Господь с тремя избранными апостолами, с фонарями и светильниками и оружием, Иисус, зная все, что с Ним будет, вышел и сказал им: «Кого ищете?» Ему ответили: «Иисуса Назорея». Иисус говорит им: «Это Я». И когда сказал им: «Это Я», — они отступили назад и пали. И когда ясно стало, что не физическая невозможность сопротивляться была виною взятия Его, Он отдался врагам в руки, по писанию пророков, во исполнение пророчеств… Это видели Его ученики. Но еще раньше Господу было угодно показать перед всеми, что сами по себе ненависть и неверие не могут сокрушить Его силу. Чтобы явить это, Он воскрешает Лазаря на глазах народа. В начале Своего служения совершает Он такие чудеса тайно и редко, руководясь жалостью, как воскрешены были дочь Иаира, сын наинской вдовы. Воскресив дочь Иаира, Господь не хочет, чтобы о чуде разглашали, и, как бы желая утаить его, говорит, что не умерла девица, но спит (Мф. 9, 17). А Лазаря воскрешает торжественно при множестве после того, как сестры его, Марфа и Мария, засвидетельствовали, что он мертвый и уже смердит. Это чудо имело своим последствием то, что многие уверовали в Него. Тут, при этом чуде, в умах людей, конечно, совершился страшный переворот. Прежде им казалось, что более высокого и заманчивого идеала, как покорение иудеям всех народов, водворение в этом всемирном царстве правды и справедливости, быть не может. Но когда перед этим Учителем отверзаются двери гроба и по одному Его слову воскресает мертвец, то перед такою властью бледнеет всякий человеческий замысел: а ведь и слава, и царство, и суд — все это до гроба и до смерти, а потом над всем воцаряется смерть и всякая слава подвергается гниению в могиле, а душа — суду. А тут Учитель владычествует над самой смертью. Кто же Он, и не истинно ли Его слово и учение? Не подобает ли оставить все прежние чаяния и отдаться в Его волю? Тогда многие из иудеев, пришедших к Марии и видевших, что сотворил Иисус, уверовали в Него. А некоторые из них пошли к фарисеям и сказали им, что сделал Иисус (Ин. 11,45—46). Тут-то и был произнесен приговор над Иисусом: С этого дня положили убить Его (Ин. 11,53), т. е. после воскрешения Лазаря непосредственно. Обратите внимание на значение этого чуда для земной участи нашего Господа. Из-за него именно и был произнесен синедрионом смертный приговор над Спасителем. Отрицателям этого чуда трудно найти окончательный повод для сего приговора в жизни Спасителя, и они выдумывают такой повод совершенно произвольно. Таков известный Ренан. Он отрицает это чудо и представляет его как обман со стороны Иисуса Христа, Который будто бы дозволил Своему другу притвориться мертвым и лечь в гроб, а потом и было проделано мнимое воскрешение. Правда, Ренан писал для французов, у которых настолько стерлось различие между ложью и истиной, что для них обман и шантаж не противны: лишь бы было красиво исполнено. Но насколько гнусно и невероятно для понимающих Христа такое толкование, это видно из того, что, желая сохранить доверие читателей к автору, русские переводчики пропустили это место в книге Ренана. Желая сделать из Христа подобного современникам своим джентльмена, Ренан делает причиной осуждения иудеями Христа прощение им грешницы: иудеи будто бы не могли извинить Христу этого прощения и осудили Его на смерть. Но прощение, дарованное Христом грешнице, было в полном соответствии с Моисеевым законом. В 17-й главе Второзакония повелевается, чтобы свидетели преступления первые бросили камень в преступника для того, чтобы нести на себе ответственность перед родственниками убитого в несправедливой казни[1]. Вот почему книжники не могли видеть ничего оскорбительного в словах Христа: кто из вас без греха, пусть первый бросит в нее камень, — и удалились обличаемые совестью по одиночке. Привлечь это событие как конечную причину осуждения Христа Ренан постарался только для того, чтобы навязать Спасителю вид современного свободного решителя женского вопроса. Итак, приговор против Христа был произнесен в то время, когда Он воскресил Лазаря. Некоторые из свидетелей чуда воскрешения пошли к фарисеям и сказали им, что сделал Иисус. Тогда первосвященники и фарисеи собрали совет и говорили: что нам делать? Этот Человек много чудес творит. Если оставим Его так, то все уверуют в Него, и придут римляне и овладеют и местом нашим и народом (Ин. 11, 47—48). Со своей точки зрения они были правы. Ведь, в самом деле, если бы все уверовали в Христа, тогда для них революция и восстание против римской власти представились бы делом совершенно ничтожным. Увлеченный чудесами в область жизни загробной, народ перестал бы ревниво оберегать даже ту тень автономии, которую он сохранял еще в то время, и тогда римляне беспрепятственно бы стерли остаток его самобытности. Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб (Ин. 11, 49—50). С этого дня положили убить Его (Ин. 11,53). В этих словах евангелиста видно прямое указание на то, что здесь состоялся приговор.
Далее мы видим, что, когда Господь за это чудо был встречен с таким восторгом всем народом в Иерусалиме, злоба фарисеев, решившихся уже расправиться с Иисусом, усилилась еще более. Первосвященники положили убить и Лазаря, потому что ради него многие из иудеев приходили и веровали в Иисуса. Церковная история говорит нам, что Лазарь, спасаясь от злобы иудеев, бежал из своего отечества на остров Кипр, где был впоследствии епископом, а Синаксарь в Лазареву субботу объясняет, почему об этом чуде говорит только одно четвертое Евангелие. У двух первых евангелистов не поясняется, почему встретил Его народ с такой славой. У Луки сказано: За все Его чудеса (Лк. 19, 37). Почему же они молчат об этом последнем чуде? Лазарь очень тяготился вопросом о том, что было с ним во время четырехдневного его пребывания в аду. Упоминание о нем в Евангелии могло умножить эти расспросы, могло открыть место его удаления, поэтому три евангелиста, писавшие свои Евангелия еще при жизни кипрского епископа, не упоминали об его воскрешении в своих Евангелиях, а четвертый, описывая уже после второй смерти Лазаря торжественный вход Господа в Иерусалим, объяснил причину такой встречи: Народ, бывший с Ним прежде, свидетельствовал, что Он вызвал из гроба Лазаря и воскресил его из мертвых. Потому и встретил Его народ, ибо слышал, что Он сотворил это чудо (Ин. 12,17—18). Евангелист как бы так говорит своим читателям: «Вы знаете из первых Евангелий, как народ встретил Христа, но не знаете, почему он так сделал; теперь знайте, что сделал народ это потому, что видел, как Христос сотворил такое знамение». Итак, ненависть иудеев, толпы народной, которая недавно заставляла учеников удерживать Иисуса Христа от вступления в Иерусалим, как бы исчезла совсем под влиянием этого чуда: эта толпа теперь восторженно встречает Христа как Сына Давидова, как посланника Божия, и весь город пришел в движение (Мф. 21,10).
Затем еще одно событие, из которого видно, что слава Христова в это время дошла до апогея. Среди пришедших на поклонение в праздник были эллины. Они просили Филиппа: Господин! нам хочется видеть Иисуса. Филипп идет и говорит о том Андрею; и потом Андрей и Филипп сказывают о том Иисусу. Иисус же сказал им в ответ: пришел час прославиться Сыну Человеческому. Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно (Ин. 12, 21—24) и проч. Почему связывает Христос эллинскую веру в Него со Своей скорой смертью? Главная причина ненависти иудеев против Христа была та, что они чувствовали, что устрояемое Христом царство не будет националистическим, а всемирным. Как раньше, когда Он говорил им о Своей смерти, они спрашивали, не хочет ли Он идти к эллинам, так и здесь, когда эллины уверовали в Него, Он тотчас начинает говорить о смерти. Ясно, что и Он связывает Свою кончину с еврейским национализмом, с его ненавистью к чужеземцам и желанием не мириться с ними, но покорить их себе.
Еще яснее представим мы себе эту причинность, когда всмотримся в обстоятельства суда над Спасителем.
Духовные проповедники обыкновенно истощают свое красноречие, оплакивая непостоянство иудейского народа, который в вербное воскресенье восторженно встречал Господа криками осанна (Ин. 12,13), а в пятницу уже кричал Пилату: Распни, распни Его (Ин. 19, 6). Но на самом деле перелом совершился еще в менее продолжительный срок. Еще в четверг вечером народ был на стороне Христа, потому что первосвященники должны были искать Его наедине и ночью. Ночью же, вопреки закону своему, судили Его и рано утром пошли к Пилату, чтобы просить его утвердить их приговор над Христом. Спрашивается, каким образом, если все делалось без участия народа, у дворца Пилата оказалась огромная толпа народа? На этот вопрос в существующих толкованиях нет разрешения, и я сам добрался до него только в прошлом году! Надеюсь, что мои слушатели выслушают меня, разделят со мной мою догадку. Обыкновенно мы представляем, что народная толпа собралась по делу Иисуса Христа к Пилату вместе с его предателями. Пилат, желая отпустить невинного Иисуса, предлагал народу оправдать Его, а народ требовал оправдать Варавву. Однако дело обстояло не так. Заметим, что сперва отношения народа к Иисусу не особенно враждебны: обвиняющими перед Пилатом являются книжники и фарисеи; народ сначала молчит, а потом вдруг остервенился и народ и кричит: Распни, распни Его (Ин. 19,6). Чтобы понять эту неожиданную перемену в настроении народа, нужно обратиться к евангелисту Марку. Там дело представлено несколько яснее. Немедленно поутру первосвященники со старейшинами и книжниками и весь синедрион составили совещание и, связав Иисуса, отвели и предали Пилату. Пилат спросил Его: Ты Царь Иудейский? Он же сказал ему в ответ: ты говоришь. И первосвященники обвиняли Его во многом. Пилат же опять спросил Его: Ты ничего не отвечаешь? видишь, как много против Тебя обвинений. Но Иисус и на это ничего не отвечал, так что Пилат дивился. На всякий же праздник отпускал он им одного узника, о котором просили. Тогда был в узах некто, по имени Бараева, со своими сообщниками, которые во время мятежа сделали убийство. И народ начал кричать и просить Пилата о том, что он всегда делал для них (Мк. 15, 1—8). Все наши затруднения разрешатся, если мы, согласно с Евангелием от Марка, представим дело так, что в то время, когда первосвященники и фарисеи привели Христа к Пилату на суд, народ уже собрался у Пилата по другому делу — именно для того, чтобы требовать у Пилата, по обычаю, одного из узников. Тут станет понятно, откуда взялся у Пилата народ, понятно, почему он не столько враждебно, сколько благодушно на первых порах относился к Иисусу. Но Пилат заговаривает первый о Варавве, он только отвечает на требование народа, предлагая вместо Вараввы отпустить Иисуса. Но когда Пилат спросил: хотите ли, отпущу вам царя иудейского, — первосвященники возбудили народ просить, чтобы отпустил им лучше Варавву. Следовательно, народ сам по себе относился ко Христу не враждебно. Вероятно, народ, собравшийся совершенно по другому делу и вначале вовсе не знавший, что и Иисус в узах (Его взяли ночью и тайно, без народа), думал, что Иисуса и так, без его просьбы, отпустят. Ему было известно, что начальники ненавидят Христа, стараются его обвинить, но он никак не думал, что дело так ужасно окончится. Он видел, что и сам Пилат старается Его оправдать, и думал, что Христа и так отпустят. Они просят отпустить им Варавву, но Пилат не хочет отпустить Варавву, он хочет отпустить Христа. Но чем же полюбился народу Варавва? Ведь Варавва был, как написано (см. Ин. 18,40), разбойник. Так, но это был не обыкновенный разбойник, а бунтовщик. Прямо сказано в Евангелии: Был посажен в темницу за произведенное в городе возмущение и убийство (Лк. 23, 19). Итак, это не догадка, а прямой факт: Варавва был бунтовщик. И, конечно, народ, который был весь одной революционной бандой, потому так настойчиво и просил за этого бунтовщика. За простого разбойника народ не стал бы просить; ведь и теперь, когда судьи по каким-либо, иногда чисто формальным причинам, например, по недостатку улик, освобождают, например, конокрада, народ возмущается этим оправданием и нередко казнит такого преступника своим собственным судом. Утвердив положение, что народ пришел просить Пилата за Варавву и неожиданно встретился с желанием Пилата отпустить не Варавву, а Иисуса, мы поймем, почему он стал постепенно ожесточаться на Иисуса, к которому не имел вражды. Апостол Петр в Деяниях говорит, обращаясь к иудеям: «Вы предали Сына Божия Иисуса и отреклись от Него перед лицом Пилата, когда он полагал отпустить Его. Но вы от святого и праведного отреклись, и просили даровать вам человека убийцу, а начальника жизни убили» (Деян. 3, 13—15). Апостол указывает на тот момент, когда народ, встретившись с Иисусом, по-видимому, колебался, кого просить у Пилата: Иисуса или Варавву, — и еще не был враждебно настроен к Спасителю. Напротив, по первому и третьему Евангелию выходит, будто народ стал требовать распятия Господня. Но там описывается момент, когда Христос возвратился от Ирода в одежде поругания. В Евангелии Иоанна возрастание злобы народной описывается постепенно, определенно и ясно. Сначала только одни книжники требуют казни Иисусовой, а затем и народ. Сперва народ относился к Иисусу довольно спокойно, а затем крайне озлобленно. Приводят Иисуса от Каиафы в преторию. Пилат вышел и сказал: В чем вы обвиняете Человека Сего? Они сказали ему в ответ: если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе (Ин. 18, 29—30). Тут именно проявилось то столкновение автономии иудейской с действительным их рабством Риму, которое было им так несносно. Нередко, быть может, бывало, что римские власти относились к приговорам иудейских властей совершенно формально, не вникая в их существо, и утверждали их без опора. Но на этот раз Пилат не захотел так поступить, он ответил: Возьмите Его вы и по закону вашему судите Его (Ин. 18, 31). Пришлось покориться и докладывать обвинительные пункты. Тогда начался формальный судебный процесс. Быть может, дерзкий ответ первосвященников, быть может, жалость к обвиняемому побудили Пилата отнестись к делу серьезнее. Начинается у Пилата беседа со Христом по обвинению. Пилат спросил у Христа: Ты Царь Иудейский? (Мк. 15,2). Господь не отрицает того, что Он царь, но только поясняет, что Царство Его не от мира сего и что Он родился и пришел в мир для того, чтобы свидетельствовать истину. Пилат вышел к иудеям и сказал, что он не нашел в Иисусе никакой вины. Потом он велит бить Иисуса и изводит Его к иудеям в терновом венце и в багрянице и опять объявляет, что не находит в Нем никакой вины. Начинается речь о Варавве. Но еще ничего враждебного Иисусу народ не говорит. И воины, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову, и одели Его в багряницу, и говорили: радуйся, Царь Иудейский! и били Его по ланитам. Пилат опять вышел и сказал им: вот, я вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нем никакой вины (Ин. 19, 1—4; см. также Мк. 15, 17—19). В ЭТО время Иисус был водим к Ироду, воротился, подвергшись там вторичному поруганию. Тогда вышел Иисус в терновом венце и в багрянице. И сказал им Пилат: се человек! (Ин. 19,5). Пилат надеялся разжалобить народ. Он знал, что этот народ прославлял Исайю, Иеремию, Маккавеев, которые страдали за истину. Это не были гордые римляне, для которых один вид угнетенного внушал презрение. Одного Пилат не догадался, что нельзя было показывать народу в позорной одежде мнимого царя иудейского, когда все желание народа было видеть настоящего царя. Народ сначала молчал. Тогда первосвященники и служители закричали: «Распни!» Кричали одни, народ пока не кричал. Пилат опять объявляет, что он никакой вины во Христе не находит. Тогда говорят: «По нашему закону Он должен умереть, потому что сделал себя Сыном Божиим». Тогда Пилат, убоявшись еще больше, опять вводит Иисуса в преторию. Но теперь в сердце народном начинается колебание. Вид Царя иудейского, оплеванного, заушенного, униженного, был страшным оскорблением для национального народного чувства. Этим Пилат погубил Иисуса в глазах народа. Пилат взывает к народу об освобождении Иисуса, безжалостные книжники и первосвященники требуют Его казни. Не дождавшись ответа, Пилат снова старается отпустить Иисуса, иудеи кричат: «Если отпустишь Его, то ты не друг кесарю». Пилат снова садится на лифостротон. Христос стоит все в одежде поругания. Пилат имел неосторожность сказать: Се, Царь ваш! (Ин. 19,14). И тогда все закричали: «Возьми, распни Его». Кому не известно, что озлобленное настроение толпы, когда не может быть направлено против главного виновника своего озлобления, устремляется хоть на кого-нибудь для своего выхода. Толпа видит Того Иисуса, Которому подчинялась сама смерть, Который пятью хлебами насытил пять тысяч народа, от одного слова Которого падали пришедшие взять Его воины, и этот самый Иисус позволил поругаться над собою и надругаться над идеей иудейского царя. Народ не мог перенести, чтобы нечестивые язычники в лице этого человека оплевывали и поругали эту идею. При виде Христа как поруганного Царя иудейского страшное бешенство овладело толпой, и вот они закричали: «Распни Его!» Насколько сильна была злоба на Христа, насколько она убила всякое сострадание к Нему за то, что Он позволил в Своем лице надругаться над национально-революционной идеей, видно из того, что, когда даже Он висел на Кресте, они кричали: Если Ты Сын Божий, сойди с креста… Других спасал, Себя не может спасти (Мф. 27, 40, 42; Мк. 15, 30—32). Их ожесточало, что такой чудотворец остался в поруганном виде, унижал идею царя. Пилат, неохотно отпустивший бунтовщика Варавву, в надписи над Крестом Христовым хотел отомстить иудеям со всею силою за их заступничество за революционера, он написал: Иисус Назорей, Царь Иудейский (Ин. 19, 19). Книжники и фарисеи упрашивали Пилата пощадить хоть в этом народное самолюбие. Надпись читали многие, и она вызывала новые кощунства. Но Пилат отвечал: Что я написал, то написал (Ин. 19, 22), а подстрекаемый этою надписью народ с книжниками изливал свою злобу на Спасителя: Других спасал, а Себя не может спасти. Христос, Царь Израилев, пусть сойдет теперь с креста (Мк. 15,31—32). Когда Господь умер, многие возвращались от Креста; видя мрак и землетрясение, они били себя в перси, но злоба первосвященников не насытилась и самой смертью Христа. Самое воскресение Его из мертвых не прекратило этой злобы. Чтобы затмить свет воскресения, книжники выдумали невероятную басню о краже учениками тела Иисусова, и эта басня разошлась по народу сейчас же. Воины, не устерегшие гроба Христова и не воспрепятствовавшие мнимому похищению, остались ненаказанными, тогда как другие воины, которые стерегли апостола Петра в темнице, когда Ангел вывел его оттуда, были казнены Иродом (см. Деян. 12, 12). Ясно было, что Христос Сам воскрес, но иудеи не хотели уверовать в Того, в Ком язычники поругали их излюбленную мечту.
Чудеса святых апостолов, когда они получили на свои главы Духа Святого в огненных языках и стали проповедовать на разных неизвестных им дотоле языках, на долгое время, на несколько лет как бы парализовали злобу книжников. Они не смели вооружать на апостолов народ, чтобы погубить их, как погубили их Учителя. Многие священники уверовали во Христа, и величали, ублажали апостолов люди. Но настроение народа изменилось, когда он справедливо увидел в апостолах смерть иудейскому человеконенавистичеству, когда язычники стали допускаться апостолами в церковь. В народе продолжалось напряженное стремление к революции, разрешившееся прямым восстанием при Тите и Веспасиане, которые и разрушили за это Иерусалим. Собирались для восстания необходимые для него припасы и деньги не только с живших в Палестине иудеев, но с отдаленных пришельцев, которые приходили в Иерусалим на великие праздники. Иудеи увидели, что к христианству, которое они считали доселе все же своею сектою, присоединяются язычники и что оно открывает новые виды, новые горизонты, и вот они всюду ходят за апостолами; лишь только те обращались к язычникам, как иудеи доносят на них язычникам или возбуждают против них толпу. Но с особенною силою ненависть против христианства как против общечеловеческого учения сказалась в истории апостола Павла. Когда апостол был в Иерусалиме, то его оклеветали, что он повсюду учит против народа и закона и места сего, притом и эллинов ввел в храм и осквернил святое место сие. Апостол был схвачен и, если бы не заступничество тысяченачальника, то был бы убит. Когда начальник позволил ему говорить народу, то Павел начал речь на еврейском языке. Конечно, одушевленное слово апостола показывало, что его нельзя считать лжецом. И Павел с восторгом начал свое оправдание. Сказав о своем происхождении и о воспитании при ногах знаменитого Гамалиила, он рассказал о том, как он гнал христиан и как явился ему на пути в Дамаск Господь, как осиял его около полудня великий свет с неба; и он упал на землю и слышал голос, говоривший ему: Савл, Савл! что ты гонишь Меня? Он сказал: кто Ты, Господи? Господь же сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна (Деян. 9, 4—5). Рассказав про это видение ему Господа, Павел продолжал, как он пришел в Дамаск, как был крещен Аланией, как прозрел, и народ внимал ему. Но вот Павел дошел в своей речи до того места, когда в храме Иерусалимском явился ему Господь и сказал: Поспеши и выйди скорее из Иерусалима, потому что здесь не примут твоего свидетельства о Мне. Я сказал: Господи! им известно, что я верующих в Тебя заключал в темницы и бил в синагогах, и когда проливалась кровь Стефана, свидетеля Твоего, я там стоял, одобрял убиение его и стерег одежды побивавших его. И Он сказал мне: иди; Я пошлю тебя далеко к язычникам. До этого слова слушали его; а за сим подняли крик, говоря: истреби от земли такого! ибо ему не должно жить (Деян. 22,18—22). Смерть ему! (Деян. 21, 36). Вскоре более сорока человек поклялись не пить, не есть, доколе не убьют Павла (см. Деян. 23, 12). Вы видите, что продолжение иудейской злобы на учеников Христовых происходит не за уничтожение ими преданий старцев, закона Моисеева, это было только предлогом, чтобы дать законное основание их ненависти и преследованию апостолов. Они восстают против апостолов даже не за проповеди о воскресении Христовом. Об этом они терпеливо выслушивают апостольское слово. Но вот когда всенародное, космополитическое, а не национальное только значение христианства излагалось апостолами все яснее и яснее, тогда иудеи не могли примириться уже с самыми явными чудесами и вооружались против апостолов с тою же ненавистью, с какой восстали против своего благодетеля, исцелителя и учителя Господа Иисуса Христа.
Теперь, вспомнив все сказанное, нельзя не понять и не согласиться со мной, что ненависть против Иисуса Христа возникла потому в народе иудейском, что Он не хотел принять и возглавлять собою восстание их против римлян. Разочарование во Христе и огорчение за то, что Он обещал им вместо политической свободы нравственную и вместо питания их телесной пищей — пищу и питие духовное, сменились в душах прямою злобою против Него, когда Он отказался быть земным царем и стал обличать их в их неверии и, наконец, когда было поколебалось их упорство, когда Он воскресил Лазаря, книжники решили убить Его, опасаясь, что иначе их затея расстроится. Христос был тайно схвачен и приведен к Пилату. Народ не знал об этом, когда явился к Пилату ходатайствовать за Варавву и тут случайно встретил Христа. Народ увидел, что Христос-Чудотворец не борется, а позволяет нечестивому язычнику надругаться над идеей национального царя. Тогда он возненавидел Христа страшною ненавистью и потребовал у Пилата Его смерти, пока наконец сошествие Святого Духа на апостолов не смягчило несколько этой ненависти. Апостолы также пали от злобы иудейской, когда в них народ увидел помеху их национальным мечтаниям. Не римская власть умертвила Христа, а народ еврейский. На смерть Христа осудил Пилат, но он сделал это не по собственному желанию — он хотел все время отпустить Его, — а по требованию народному; без этого требования с угрозой, что, если не осудить, будет недруг кесаря, он видел бы, что нечего бояться, и отпустил бы. Этого требования не было бы, если бы на Христа не восстали книжники и первосвященники, настроившие и народ просить у Пилата Варавву, а не Христа. Конечно, возгоревшаяся к Христу ненависть не была единственной причиною Его осуждения. Без предательства Иудина не могли бы взять Христа. Не будь против Него давнишней злобной зависти фарисеев, не был бы Он тогда взят под стражу. Без всех этих условий не совершилась бы смерть Господа, а, следовательно, и наше спасение. Но все эти причины были бы бессильны, если бы Христос Сам не желал пойти на крестную смерть во исполнение древних пророчеств для нашего искупления.
Напомню еще раз, что негодование и возмущение толпы, охваченной какой-либо идеей, направляется не столько против тех, кто прямо противодействует этим ее стремлениям и замыслам, сколько против тех, кто взамен направления мыслей и чувств народа к земным и государственным стремлениям выставляет возвышенную нравственную и церковную цель, которая отвлекает внимание народа к высшим стремлениям. Вот почему и современные нам революционеры с особенною яростью восстают против таких общественных деятелей, как недавно скончавшийся отец Иоанн Кронштадтский. В 19051906 годах в красных журналах вылилась вся злоба их на этого проповедника нравственного совершенства и христианского делания. Пускались в ход всевозможные клеветы, чтобы унизить его прославленное имя. Его изображали то в самых отвратительных позах, то в смешном и тупом виде. Ненавистники добродетелей подвижника забыли, что тот, которого они с таким цинизмом злословили, имел 77 лет от роду. Но злоба так слепа, что ничего не видит.
И вам, добрым христианам, приходилось, вероятно, в это печальное время терпеть озлобление и ненависть со стороны не только чужих, но и со стороны ваших знакомых, родных, даже собственных детей за благочестивую жизнь и за внимание к слову Церкви. Знайте же, что эта ваша горькая участь есть блаженная участь Господа Иисуса. Утешайте себя этим. И как Он, будучи распинаем, молился за своих врагов: Отче! прости им, ибо не знают, что делают (Лк. 23,34), — так и вы, когда вам за вашу веру и благочестие приходится терпеть ненависть и насмешки, скажите в вашем сердце: Отче! прости им, ибо не знают, что делают.
- ↑ Так, когда казнили первомученика Стефана, Савл, как написано, был свидетелем казни: Свидетели же положили свои одежды у ног юноши, именем Савла (Деян. 7, 58). Не думайте, что значение Савла было здесь малое. Стефан обвинялся в страшном преступлении, в богохульстве и прельщении НОВОЮ Верой, ЧТО ПО Закону (см. Втор. 13, 8-9) каралось смертью. Одежды обвинителей, сложенные у ног особого человека, служили доказательством, что они не отопрутся от своих показаний. Одежды их были закладом или залогом их участия в казни, за что они должны были понести наказание перед римским правительством.