Анатолий Васильевич Луначарский.
Бернард Шоу
править
В лице Бернарда Шоу мы можем приветствовать одного из самых блестящих паладинов смеха в истории человеческого искусства. Когда вы читаете Шоу, вам становится весело, вы почти беспрестанно улыбаетесь или смеетесь. Но вместе с тем вам делается жутко. Жутко может быть и такому читателю, против которого направлены стрелы смеха Шоу, жутко может быть и сочувствующему читателю, когда Шоу вскрывает перед ним мрачную сущность капиталистической действительности.
У Бернарда Шоу был замечательный предшественник, выразительный и мрачный гений, у которого смех достигал столь же виртуозных и еще более мрачных эффектов. Это паладин смеха такой же, как Бернард Шоу, по обстоятельствам исторического момента, в который он жил, более сумрачный, — это соотечественник Бернарда Шоу — великий сатирик Джонатан Свифт.
Этот человек умел смеяться веселым грациозным серебристым смехом. Его «Гулливер» сделался любимой книжкой детей — буржуазных и пролетарских, и вместе с тем Дж. Свифт с пугающим юмором внес предложение о том, как следует английской буржуазии заготавливать мясо младенцев, излишне рождающихся в бедных английских семьях, как их солить, готовить впрок, делать вкусные блюда, для того чтобы обращать такое несчастье, как сверхнаселение, в источник питания [1].
Если мы сравним смех Дж. Свифта и смех Шоу, то придем к некоторым очень интересным выводам. Вообще говоря, человек смеется, когда он побеждает. Физиологический смех есть разрешение трудностей психофизиологического напряжения, — мы его преодолеваем, когда оказывается, что та или другая проблема или явление, показавшиеся нам страшными, заслуживающими пристального внимания, оказываются не серьезными. Мы смеемся, когда мы отражаем нервную энергию мозга; разряжая ее на движения лица и мускулов, мы демобилизуемся.
Смех есть великолепная картина демобилизации, потому что мобилизация оказалась внезапно больше ненужной, так радостно человек смеется. Смех — это победа.
Но мы знаем, что смех бывает часто не сверху, с высоты победителя, с которой он поражает голову сломленного врага, а снизу — против господствующего строя, против господствующего класса, против господствующей власти.
Но как же так? Если смех представляет знамя победы, то каким образом он может звучать со стороны классов, групп, еще угнетенных? В нашей литературе мы имеем великого сатирика, имя которого может с честью встать рядом с именами Дж. Свифта и Шоу, — это Щедрин. Щедрин — чрезвычайно веселый писатель. Вы тоже будете беспрестанно смеяться, когда будете его читать, но, так же как у Свифта, вы найдете мрачные облака на его небе, на котором сияет солнце смеха. Вы увидите страшное соединение смеха и гнева, ненависти, презрения, призыва к борьбе, вы увидите часто почти слезы, вы увидите, что к горлу смеющегося человека подступают рыдания. Каким образом возможно такое соединение? Такой смех звучит тогда, когда угнетенный уже давно победил своих угнетателей морально, интеллектуально, когда смотрит на них как на дураков, когда он презирает их принципы, когда вся: мораль господствующего класса представляет для него скопище абсурдов, когда он считает свой класс поколением гигантов по сравнению с лилипутами (когда знает, что гроза разразится над головами обреченных), но когда политически он еще слаб, когда его зрелость для того, чтобы определить немедленность экономического переворота, еще недостаточна, — тогда получается это страшное кипение.
Если мы сравним с нашим мрачно-веселым Щедриным или сатириком XVIII века Свифтом Бернарда Шоу, то увидим, что Бернард Шоу веселее их. Бернард Шоу чувствует близость к победе, чувствует большую уверенность, что нелепость буржуазного строя не может просуществовать особенно долго. Он имеет возможность шутить почти легко. Он больше отдает времени грациозному потоку смеха, поддразнивает противника; напротив, предшественники Бернарда Шоу — Свифт и Щедрин — брали противника сквозь презрение, почти мучительное.
Один американский журналист, очень талантливый, который в свое время посещал Ленина, написал о нем интересные страницы, где говорит: «Когда я говорил с Лениным, меня поразило, что этот человек все время смеется, он смеется иронически и весело. Я задумался. Почему человек, страна которого голодает (как это было в то время), который окружен врагами, находится в таком положении, которое могло бы показаться отчаянным, — почему он улыбается и шутит? Я понял, что это марксистский смех, смех человека, который уверен, что законы социальной природы дадут ему победу, смех, свойственный людям, которые относятся с ласковой иронией к детям, которые не поняли еще явления, для взрослого уже совершенно ясного» [2].
Нечто вроде ленинского победоносного смеха мы находим у Шоу. Однако будет неверным, если мы не заметим у Шоу яда. Он смеется, но прекрасно знает, что далеко не все является смешным: он смеется для того, чтобы этим смехом выжечь известные пороки. Смеется ядовито, с ехидством, с иронией, с глубоким сарказмом. Это не просто цветы невинного юмора, это тонкое и блестящее оружие нового мира против старого мира.
Уже во время своего пребывания здесь Бернард Шоу назвал себя старым революционером. Ему принадлежат «Катехизис бунтовщика», «Афоризмы бунтовщика», где вы находите необыкновенно острые и чрезвычайно метко направленные против наших врагов стрелы. Эти афоризмы частью приведены недавно в «Литературной газете» [3], и каждый может проверить, насколько они заражены революционным духом. Но, главным образом, сатирическая революционная работа Бернарда Шоу сосредоточена в его пьесах.
Шоу написал большую серию пьес, к которой прибавляется много статей, отдельных афоризмов и которые дают право Бернарду Шоу и на огромное внимание наших соотечественников и долголетие в будущей литературе.
Сегодня Бернарду Шоу исполнилось семьдесят пять лет, он входит в поздний возраст своей жизни в то самое время, когда в самый поздний, окончательный возраст входит капитализм, который он так ненавидел и осуждал. Никогда еще фундамент капиталистического общества не был так потрясен, как сейчас. Его стены шатаются, они накренились и дают трещины.
В то время как те, которые являлись адептами старого мира, должны трепетать, ибо начинается Страшный суд над пороками и преступлениями капитализма, Бернард Шоу считает, что быть социалистом — вещь вполне естественная для человека умного и образованного, что человек, который не социалист, несмотря на свой ум и образование, вообще довольно странное существо. Но одно дело быть социалистом в своих убеждениях, — другое дело способствовать приходу социализма. Разрушение капиталистического мира еще не есть социализм. Капиталистический мир мог бы рухнуть и не оставить наследников. В своей речи в честь Ленина, которую Шоу произнес для звукового фильма в Ленинграде, он сказал, что целый ряд цивилизаций рухнул и никто их не спас, — теперь же путь Ленина обещает спасение и переход к высшим формам [4].
Вы понимаете, почему семидесятипятилетний писатель, который заметил опасные трещины на личном пути, по которому он идет, спрашивает себя: нет ли на свете чего-нибудь положительного, что заменит собою разрушающееся старое? И он обращается к Востоку, приходит к нам потому, что ищет здесь этой замены. Вот почему так торжественно звучат слова Шоу, процитированные тов. Халатовым [5]: если бы оказалось, что великий социалистический опыт СССР безнадежен или сомнителен, нужно покинуть эту землю с грустью. Ему, Шоу, нужно почерпнуть новую уверенность, что человечество молодо, что перед ним будущее [6].
Примечания
правитьВпервые по сокращенному тексту стенограммы напечатана в «Литературной газете», 1931, № 41, 30 июля. В более полном виде — в журнале «Пролетарский авангард», 1931, № 8, сентябрь.
Печатается по тексту названного журнала.
[1] — Дж. Свифт, Скромное предложение, имеющее целью не допустить, чтобы дети бедняков в Ирландии были в тягость своим родителям или своей родине, и, напротив, сделать их полезными для общества (1729). См. Джонатан Свифт, Памфлеты, Гослитиздат, М. 1955, стр. 155—165.
[2] — Об оптимистическом «марксистском смехе» Ленина рассказывается в воспоминаниях корреспондента лондонской газеты «Дейли ньюс» Артура Рэнсома «Ленин в 1919 году»:
«Каждая его морщинка излучала смех. Я думаю, что причина этого смеха в том, что он … совершенно лишен честолюбия. Более того, как марксист, он верит в движение народных масс, которые — с ним или без него — победят» (А. R. Williams, Lenin. The Man and His Work. N. Y., Scott and Seltzer, 1919, p. 173—174).
[3] — См. подборку под заглавием «Афоризмы Бернарда Шоу» («Литературная газета», 1931, № 40, 25 июля). Приводим некоторые афоризмы:
«Человек, который, имея представление о современном общественном строе, не является революционером, — существо низшего порядка».
«Даже самые утонченные физические или нравственные достоинства не могут искупить социального греха: участия в потреблении без участия в производстве».
«Америка — это страна, где каждому гражданину разрешено подавлять свободу, что он обычно и делает в те минуты, когда готов отказаться от погони за деньгами».
[4] — Имеются в виду следующие слова Б. Шоу:
«Мы знаем теперь из истории, что существовало очень много цивилизаций и что они, достигнув той точки развития, до которой дошел теперь западный капитализм, гибли и вырождались. Неоднократно представители человеческой расы пытались обойти этот камень преткновения, но терпели неудачу. Ленин создал новый метод и обошел этот камень преткновения. Если другие последуют методам Ленина, то перед нами откроется новая эра, нам не будут грозить крушение и гибель…»
(Речь Бернарда Шоу, произнесенная в Ленинграде 25 июля 1931 года в киностудии Союзкино для звукового фильма «Ленин». — «Известия ЦИК СССР и ВЦИК», 1931, № 207, 29 июля).
[5] — В своем выступлении на вечере, посвященном 75-летию Шоу, заведующий Госиздатом и член коллегии Наркомпроса РСФСР А. Б. Халатов привел следующие слова Б. Шоу из его речи, произнесенной для звукового фильма «Ленин»:
«Путь, указанный Лениным, — тот путь, по которому вы идете, — единственный путь к светлому будущему, если же мир пойдет старой тропой, мне с грустью придется покинуть эту землю» («Литературная газета», 1931, № 41, 30 июля).
[6] — В отчете о речи Луначарского, помещенном в «Литературной газете», вместо последних двух фраз следовало:
«Мы, которые прожили с ним эти несколько дней, мы знаем, что он молод, что он юн. С ранних лет он стал строить великий мост, по которому сегодня он и люди, наиболее богатые мыслью и духом, могли бы перебраться из старого в новый мир. Сейчас все еще юный, хотя и с седой бородой, он завершает последние арки этого моста, входит в новый мир и в этом — всемирного исторического значения акт, который он знаменует празднованием 75-летия великого английского писателя в Москве (продолжительные аплодисменты).
Пожелаем, чтобы и после семидесяти пяти лет Шоу жил долго, чтобы глаза его могли увидеть полный восход социалистического солнца (бурные продолжительные аплодисменты)»
(«Литературная газета», 1931, № 41, 30 июля).