Какъ рѣзвый челнъ по зыби голубой
Скользитъ, отъ берега роднаго убѣгая,
И лебедемъ несется надъ волной,
Трепещущимъ весломъ морскую грудь лаская, —
Такъ бедуинъ изъ горъ съ конемъ своимъ летитъ
Въ пустынную, безбрежную свободу,
И конская нога въ волнахъ песка шипитъ,
Какъ сталь каленая, опущенная въ воду.
Уже плыветъ мой конь среди пучинъ сухихъ
И грудью, какъ дельфинъ, разрѣзываетъ ихъ.
Мы все быстрѣй летимъ стрѣлою…
Слѣдъ исчезаетъ за конемъ…
Все выше, выше… пыль за мною
Встаетъ клубящимся столбомъ.
Какъ туча, черный конь среди степныхъ полянъ,
Звѣзда съ чела его денницею сіяетъ,
Волнистой гривою играетъ ураганъ,
А бѣлыхъ ногъ полетъ, какъ молнія, сверкаетъ.
Конь бѣлоногій мой, лети!
Лѣса и горы, прочь съ пути!
Напрасно пальма, зеленѣя,
Зоветъ въ пріютъ прохладный свой:
Промчался мимо на конѣ я,
И вотъ она уже за мной
Въ глуби оазиса осталася далеко
И, листьями шумя, задумалась глубоко.
Пустыни стражъ нѣмой, вотъ дикихъ скалъ гранитъ;
Съ зловѣщей думою онъ на меня глядитъ,
Копытъ послѣдніе удары повторяя,
И слышится за мной угроза роковая:
«Куда, безумецъ, полетѣлъ!?
Тамъ отъ полдневныхъ жгучихъ стрѣлъ
Не сыщешь въ помощь ничего ты,
Тебя не ждутъ тамъ ни намёты,
Ни пальмъ зеленая краса,
Одинъ шатеръ тамъ — небеса,
Однѣ лишь скалы тамъ сухія,
Да въ небѣ звѣзды кочевыя»…
Угрозы тщетны!.. Ускакалъ
Я вдаль съ двойною быстротою.
Смотрю, а рядъ угрюмыхъ скалъ
Уже вдали, вдали за мною.
Онѣ назадъ бѣгутъ толпой,
Одна скрываясь за другой.
Вотъ коршунъ, обольщенъ угрозой роковою,
Увѣренъ, что ѣздокъ его добычей сталъ,
И, крылья распустивъ въ погоню, надо мною
Зловѣщій черный кругъ онъ трижды описалъ
И каркнулъ: «чую ваши трупы!
И конь, и всадникъ, какъ вы глупы!
Путь ищетъ здѣсь ѣздокъ шальной,
А конь травы въ сухой пустынѣ…
Напрасенъ трудъ вашъ будетъ нынѣ:
Кто разъ попалъ сюда, тотъ мой!
Здѣсь по пути лишь вихорь бродитъ,
Слѣдъ унося въ пескахъ степей,
А этотъ лугъ не для коней:
Лишь острый клювъ здѣсь кормъ находитъ,
Одни лишь трупы здѣсь гніютъ,
Лишь коршуны кочуютъ тутъ»…
Сжавъ когти черные, злорадно онъ взглянулъ,
И взорами впились мы трижды око въ око.
Кто жъ оробѣлъ? Не я, а коршунъ! И высоко
Взвился, когда майданъ я грозно натянулъ…
Вотъ онъ уже за мной далеко въ небѣ рѣетъ,
Вотъ въ воздухѣ повисъ чуть видимымъ пятномъ…
Вонъ съ воробья ужъ сталъ… вонъ мушкою чернѣетъ…
И утонулъ совсѣмъ въ пространствѣ голубомъ…
Конь бѣлоногій мой, лети!
Прочь, скалы, коршуны, съ пути!
Вонъ туча въ небесахъ на солнце набѣжала
И гонится за мной бѣлѣющимъ крыломъ…
Какъ я лечу въ степи, такъ въ небѣ голубомъ
Она летѣть кичливо возмечтала.
И вотъ она повисла надо мной
Съ своей угрозой роковой:
«Куда, безумный, онъ несется!?
Тамъ жажда грудь ему спалитъ,
Тамъ жгучій зной безбрежно льется
И дождь главы не окропитъ.
Ручей, журча, не орошаетъ
Безплодную пустыню ту,
И росу вѣтеръ поглощаетъ,
Хватая жадно на лету»…
Угрозы тщетныя! Лечу я все быстрѣй!
А туча стелется все ниже надо мною,
Съ минутой каждою тяжелѣй и слабѣй,
И падаетъ въ безсильи надъ скалою.
Съ презрѣніемъ назадъ бросаю гордый взглядъ, —
И вотъ она уже вдали на небосклонѣ…
Я знаю, что у ней сокрыто въ гнѣвномъ лонѣ!..
Вотъ побагровѣла и, выпустивши ядъ,
Вся желчью зависти облившись, обозлилась
И, почернѣвъ, какъ трупъ, съ стыдомъ въ горахъ укрылась…
Конь бѣлоногій мой, лети!
Прочь, тучи, коршуны, съ пути!
Теперь вокругъ обвелъ я взоромъ:
Лишь степь и небо безъ конца
Безбрежнымъ стелются просторомъ,
И нѣтъ за мной уже гонца!
Природу чары сна объемлютъ,
Здѣсь ни слѣда стопы людской,
Стихіи безмятежно дремлютъ,
Какъ звѣри въ тишинѣ лѣсной,
Что не боятся человѣка,
Его не видѣвши отъ вѣка.
Но, Боже! Я въ пескахъ безжизненной страны
Не первый!.. Вонъ вдали толпа людей мелькаетъ…
Въ засадѣ ли сидитъ, добычи ль ожидаетъ?
И кони, и они — всѣ страшной бѣлизны!..
Я мчусь на нихъ — стоятъ… кричу имъ — нѣтъ отвѣта,
И въ каждомъ узнаю изсохшаго скелета!..
Верблюдовъ остовы съ костями сѣдоковъ…
То — старый караванъ, изъ глубины песковъ
Разрытый вихрями, въ лучахъ дневнаго свѣта.
И вотъ, изъ впадинъ ихъ глазныхъ,
Изъ челюстей изсохшихъ ихъ,
Крутясь, песокъ бѣжитъ струею,
Шумя съ угрозой предо мною:
«Куда, безумный бедуинъ!?
Тамъ ураганъ царитъ одинъ!..»
Прочь! Я впередъ лечу стрѣлою!
Конь бѣлоногій мой, лети!
Скелеты, вихри, прочь съ пути!
Вотъ дикій ураганъ, могучей силы полнъ,
Свободный сынъ степей, пришелъ и въ отдаленьи
Остановилъ свой бѣгъ среди песчаныхъ волнъ
И дико засвисталъ, крутясь въ недоумѣньи:
«Какой изъ вихрей тамъ, братишка младшій мой,
Мои владѣнія такъ дерзко попираетъ?
А самъ ничтоженъ такъ и низко такъ летаетъ»… —
Свирѣпо зарычалъ онъ, топнувши ногой…
И вся Аравія вокругъ затрепетала,
Но, увидавъ, что я не оробѣлъ ни мало,
Онъ хлынулъ на меня песчаною горой,
Сталъ, какъ драконъ, меня на части рвать ногтями,
Валилъ могучими крылами,
Дыханьемъ огненнымъ палилъ,
Въ песчаныхъ нѣдрахъ зарывая,
Съ земли срывалъ, объ землю билъ,
Горами пыли засыпая…
Но я въ борьбѣ не уступалъ
Съ его сыпучими волнами,
Песчаный станъ четвертовалъ
И грызъ неистово зубами…
Изъ рукъ моихъ хотѣлъ онъ взвиться въ небеса,
Да нѣтъ!.. Не вырвался!.. Напрасныя усилья!
И вотъ дождемъ песку со скалъ онъ полился
И палъ у ногъ моихъ, какъ трупъ, свернувши крылья…
Какъ сладко отдохнуть! Къ звѣздамъ возвелъ я взглядъ.
И звѣзды всѣ блестящими очами
На одного меня съ высотъ небесъ глядятъ,
И кромѣ некого имъ озарить лучами!
Какъ вольно дышетъ грудь, отрадою полна!
Въ ней нѣга разлита, всего меня волнуя,
Какъ будто бы во всей Аравіи могу я
Воздушный океанъ теперь испить до дна!..
Какъ сладко погрузить въ просторъ безбрежный око
Такъ далеко и такъ глубоко!..
И рвется дальше, дальше взоръ
За безпредѣльный кругозоръ!..
Какъ я раскрылъ мои объятія широко!
Какъ будто небо все до запада съ востока
Я обнялъ… а мечта паритъ, легка, свѣтла,
Все выше къ небесамъ, и, словно какъ пчела,
Что, жало погрузивъ, всѣ силы изливаетъ,
Такъ съ мыслью и душа въ безбрежность улетаетъ!..
