Русская сентиментальная повесть.
М., Издательство Московского университета, 1979
Составление, общая редакция и комментарии П. А. Орлова.
Простаков, пожилой и отставной обер-офицер, посредственного достатка, посредственного разума, но весьма доброго сердца, жил со старухою, своею женою, одинаковых с ним свойств, в городе ***. Главнейшее их упражнение состояло во сне, в хождении по праздникам в церковь и в употреблении со своими соседями и приятелями домашних наливок.
Была у них племянница Маша, оставшаяся сиротою после отца и матери. Дядя и тетка, будучи бездетны, любили ее как бы родную свою дочь. Смирна, послушна, прекрасна и любезна, она входила у всех в любовь. Ей было семнадцать лет. Всякая мать говорила своему сыну: «Дай бог тебе такую невесту, какова Маша! Какая она хозяйка»[1]. Всякий сын говорил сам себе: «Дай мне бог такую невесту, какова Маша! Какая она красавица!»
Молодой человек семнадцати лет желает приобрести себе поскорее в свете некоторое звание; девушка же семнадцати лет желает поскорее выйти замуж. Маша, будучи молода, хороша, знавши хозяйничать, не намеревалась идти в монастырь. Дядя и тетка, также ведая, что нельзя ей жить век с ними, хотели выдать ее за доброго человека.
Многие за нее сватались, но иные не казались ей, другие — ее родственникам. Наконец, сыскался такой жених, который знал искусство нравиться и молодым и старым.
Милов (так можно его назвать) был лет двадцати пяти, статен, ловок, боек, учтив и щеголь. Он не жил в сем городе, но приехал в оный за некоторою нуждою. Наслышавшись о достоинствах Маши и ее приданом (которое, правда, было не очень велико, однако же и не мало), вздумал ее посмотреть. Он сыскал одну старушку набожной физиономии, которая исправляла лет с двадцать должность свахи, и просил ее, чтобы она рекомендовала его родственникам Маши. Поднес ей несколько чарочек, обещал дать за труды несколько рублевиков, и она взялась за дело.
Проворная сваха пошла прямо от Милова к Простакову. Входит в комнату и, помолившись, кланяется низехонько хозяину и хозяйке.
— Мне есть до вашей милости нужда, — говорит она им.
— Какая, голубушка, какая? — спрашивает ее Простаков.
— У вас есть товар, а у меня — купец.
— Садись-ка, садись… дай-ка, жена, нам наливочки.
— Сватается, батюшка, за вашу племянницу молодец смирный, постоянный и, как красная девушка, хмельного в рот не берет.
— Хорошо, старушка, хорошо, да таков ли он, полно? — сказала Простакова свахе, поднося ей рюмку крепкой наливки.
— Чтобы мне, старой ведьме, сей час захлебнуться, коли я вам лгу… Сами изволите увидеть, коли прикажете ему к себе побывать.
— Пусть пожалует, пусть пожалует; мы рады дорогому гостю.
На другой день Милов, одевшись как можно лучше и сопровождаемый свахою, идет невесту смотреть, а себя показать. Простаков принимает его ласково и сажает возле себя.
— Прикажи-ка, старуха, подать дорогому гостю вишневочки, — сказал он жене своей.
— Покорно благодарю, я не пью наливок, — отвечал воздержанный жених.
— Так белого, коли не изволишь кушать наливки?
— Прошу не беспокоиться, я ничего не пью.
— Маша! — говорит Простакова племяннице (которая тогда из другой комнаты поглядывала на Милова в замочную щелку). — Маша! Войди сюда.
Маша, наряженная в праздничное платье, потупя глаза, входит в горницу, кланяется Милову с робостию, который подходит к ней С вольным, но и почтительным видом, берет белую ручку и целует. Маша, у которой до сих пор никто еще не целовал рук, покраснела. Тетка улыбнулась.
— Поднеси-ка гостю медку, — сказала она ей.
Маша подносит, стакан трясется у ней на подносе. Милов, благодаря за труд, выпивает без отговорок. Невесту посадили возле жениха. Она краснела и бледнела попеременно во все то время, как он у них пробыл.
Милов понравился с первого раза дяде, тетке и Племяннице. Как он уже ушел, то Простаков сказал жене своей:
— Каков, старуха, молодец?!
— Хоть бы кому! — отвечала его сожительница, которая, видно, имела некоторый вкус в мужчинах. — Как тебе он, Машенька, кажется?..
Скромная Машенька потупила глаза в землю и сделалась немою.
— Посмотри, какой красавец! бел! румян! как одевается! Сваха мне говорила, что он еще мастер играть на гуслях.
— И на скрипке, тетушка, — примолвила Маша.
— Пойдешь ли ты за этого жениха? — спросила тетка.
— Мне он не противен, — отвечала племянница томным голосом.
Дело пошло на лад. Благоразумный Простаков порасспросил у своих знакомцев о поведении Милова, которого они видели несколько раз на дороге и в церкви. Не слыша об нем ничего худого, сделал он с ним условия о приданом и отдал своей жене повеление приготовлять к свадьбе напитки. Милов просил усильно будущего своего тестя и тещу, чтобы поскорее сделали сговор. Они исполнили его просьбу. Я почитаю за излишнее говорить о том, что девки в сей торжественный день пели свадебные песни, что хозяева с гостями опоражнивали покалы, подносимые свахой, и что жених с невестою подслащивали наливки своими поцелуями.
Известно всем, что после сего дня, в который застенчивая невеста в первый еще раз прилепляет свои уста к устам того, с кем поменялась кольцами, он имеет право ходить к ней и просить ее поцелуев. Вы, которые уже получили то, чего желают девицы, вы, конечно, помните, как приходил к вам жених после сговора, как приносил он вам гостинцы, как отплачивали вы за оные сладкими поцелуями, как целовал он~ вас наедине и в присутствии подружек, завидовавших тогда вашей участи; вы, конечно, легко можете себе представить упражнения Маши и Милова до самой и после самой той минуты, в которую они вышли из церкви по совершении в оной бракосочетания и взаимного поцелуя при насмешках смиренных девушек, при хохоте холостых глупцов и при крике ребят.
Простаков отвел у себя в доме особую для молодых комнатку, потому что Милов, как я сказал прежде, был человек заезжий и при том дядя и тетка ни за что бы не расстались со своею племянницею. Маша любила весьма горячо своего мужа, думала, что и он ее много любит, потому что много ее целовал и никогда с ней не бранился, хотя было тогда у мужей в их городе обыкновение бранить раза два или три в неделю своих жен для того, чтобы они их почитали.
По прошествии нескольких месяцев после свадьбы Милов стал собираться в **, где, как он сказывал, находился при месте. Говорил, что едет туда для приведения в порядок некоторых своих дел, а более для того, чтобы посредством своих благодетелей перепроситься к какой-нибудь должности в ***. Маша, привыкши к своему мужу, хотела с ним вместе ехать. Милов, вспомоществуемый Простаковым и Простаковою, истощил все свое красноречие для отвращения своей жены от сего намерения, уверял ее, что он скоро возвратится и что она, будучи беременна, не может перенести беспокойств дороги. Не забыл сделать и обыкновенного обещания отъезжающих писать часто письма. Накануне их разлуки выпросил он у Маши деньги и жемчуг, которые взял за нее в приданое. На другой день, когда наступил час прощания, молодые супруги крепко-крепко обнимались, осыпали бесчисленными поцелуями лица и руки друг у друга, слезы у них текли ручьями. Милов насилу мог дойти до кибитки, долго в нее не садился, наконец, вздохнувши тяжело, сел и велел извозчику ехать потихоньку, оглядывался все назад и смотрел на Машу, которая стояла у ворот и плакала. Едва потеряла она его из виду, то и упала в обморок.
С горести она было занемогла, но крепкая ее природа, утешения ее родственников, время и надежда излечили ее от болезни. Что делала она по выздоровлении? Плакала и разговаривала с дядею и теткою о своем муже. Гадание на картах сделалось главнейшим ее упражнением. Если червонный король ложился неподалеку от червонной крали, — какое удовольствие блистало тогда в глазах ее! Она брала его, целовала, прижимала к своему сердцу. Но если черная пиковая масть, возвещающая несчастие, окружала любимую карту, то как тосковала в то время суеверная Маша! Ей казалось, что любезный ее Милов или подвержен опасностям, или болен, или и не жив.
Через несколько месяцев после отъезда своего мужа Маша произвела на свет прекрасного мальчика. Кто может изобразить чувства матери при рождении первого ее младенца! Маленький Милов был живой портрет большого. Можно догадаться, скучала ли Маша ходить за своим сыном и питать его своим молоком. При крещении дали ему имя отца его. Радость Маши возмущалась только отсутствием и молчанием ее мужа. Она посылала к нему на каждой почте большие письма, но не получала от него в ответ ни одной строки, не знала, что об нем придумать, плакала и молилась богу.
Простаков писал к своим знакомцам, живущим в **, прося их уведомить себя, приехал ли туда его зять и здоров ли; но получил от них в ответ, что он не приезжал в сей город и никогда не живал в нем. По своему ли благоразумию или по совету жены своей положил он не сказывать о сем Маше до некоторого времени.
В один день, как он не знал, что думать должно об Милове, получает письмо от своего знакомца, который пировал на свадьбе его племянницы и который поехал недавно в один город за своею нуждою. Грамотка сия была следующего содержания:
«Государь мой Пантелеймон Трифонович обще с государынею Саламанидою Тарасьевною, желаю вам на многие лета здравствовать.
Усердно поздравляю вас с наступившею святою четыредесятницею, желаю вам душеспасительно оную проводить; уведомляю при том, во-первых, что я приехал сюда жив и здоров, а во-вторых, что нащел здесь вашего зятя, сиречь мужа вашей племянницы, господина Милова. Да будет вам, государю моему, ведомо, что он находится не у дел, а женат уже года три на другой жене, не на русской, а на немке, живет здесь с нею и ест по постам скоромное. Советую вам как старинный друг приказать вашей племяннице, чтобы она о сем не печалилась, а подала бы лучше на него просьбу куда подобает. За сим остаюсь ваш верный слуга
П. П. Здесь варят изрядное-таки пиво, но только по глупому обыкновению кладут в него мало хмелю, вина же цельного и хорошей водки нескоро найдешь».
Прочитавши сие письмо и проклиная бессовестного своего зятя. Простаков решился последовать совету умного своего приятеля. Позвал Машу, вынул пагубное письмо из кармана, надел очки и прочел оное перед нею вслух с возможною декламациею.
Бедная Маша сделалась бела, как хлопчатая бумага, ахнула и чуть не уронила с рук своего сына. Тетка вырвала его у нее. Он заплакал, Маша услышала и, не говоря ни слова, взяла его к себе на колени. Долго хранила она глубокое молчание и глядела на образа, всплеснув руками. Наконец заблестели слезы на черных ее ресницах и полились ручьями на маленького Милова.
— Что теперь сделаешь, Машенька, — сказал ей Простаков, раскаиваясь в своей неосторожности.
— Что сделаю, дядюшка?.. Поеду к нему с сыном.
— Да разве Ты не слыхала, что он живет с другой женою, которая еще и не нашей веры?
— Слышала, дядюшка, все слышала!
— Тебя разведут с ним, коли ты на него попросишь… Что тебе у него делать?
— Мне просить на моего мужа? Что мне у него делать?.. Я буду у него все делать, стану стараться угождать ему… и злодейке моей, — примолвила она, зарыдавши.
— Немке-то! Басурманке-то! — вскричала тетка. — В своем ли ты уме, Машенька?
Разумный дядя, почесывая у себя в голове и не зная, чем отвратить племянницу от сего намерения, сказал ей:
— Они уморят тебя, Машенька, по постным дням с голоду. Ты ведь не захочешь мяса, как другие, в середу и в пятницу… Проклятый! У нас он не всякий день пил и наливки, а теперь со своей женою изволит, чай, кушать по постам кофе со сливками.
Сильные доводы Простакова и Простаковой не могли убедить Машу, они принуждены были отпустить ее с сыном к вероломному Милову.
Приехавши она благополучно в тот город, где жил ее муж, осведомляется о его квартире и, взявши с собою своего сына, идет прямо к нему в дом. Входит в прихожую и слышит в другой комнате голос Милова. Сердце у ней затрепетало. Она боится туда войти. Двери были неплотно затворены, Маша подходит на цыпочках и смотрит в них потихоньку. Что она увидела! Изменник сидел на стуле, соперница ее сидела у него на коленях, будучи полуодета. Обняв его одною рукою и положив нерадиво голову к нему на плечо, она целовала его нежно. Он держал другую ее руку, прижимал оную к губам и груди своей и говорил ей: «Как я люблю тебя, моя милая Шарлотта!» Маша не могла долго смотреть на сию картину. Вдруг входит она к ним. Ноги у ней подгибаются. Шарлотта, увидя прекрасную молодую женщину, одетую просто и трясущуюся от страха, говорит ей ласково, оправляя на себе корсет:
— Кого тебе надобно, душенька?
— Мужа, сударыня, моего мужа.
— Какого мужа? — спрашивает изумленная Шарлотта.
Милов, побледневши, как преступник, которого терзает совесть и страх приготовляющейся для него казни, бросается к ногам своих жен, признается им во всем, просит прощения и заключает тем, что не может жить без них обеих. Маша всхлипывает и рыдает, Шарлотта стараяся, но, не могши скрыть свои слезы, бросает ужасный взор на изменника и выходит с поспешностию из комнаты. Милов хочет удержать ее за платье, но в самое то время заплакал сын его, которого еще он не видывал. Он встает, берет его к себе на руки, покрывает лицо его горячими слезами и поцелуями и, вздыхая, отдает его обратно Маше, у которой взял, сам же идет искать Шарлотту.
Несчастный едва успел отворить двери в ту горницу, в которую она вышла, как испускает страшный крик. Маша бежит на оный и видит свою соперницу, распростертую на полу и всю в крови. В обнаженной груди ее, которую недавно ласкала рука Милова, был вонзен большой ножик, кровавые пузыри выскакивали из глубокой раны, кровь текла ручьем по полу с ее платья прямо к ногам ее мужа. Чувствительная Маша кладет на стул своего сына и приближается к умирающей для подания помощи. Милов вытаскивает пагубное железо из груди ее и бросает оное. Маша старается остановить течение крови, снимает у себя с шеи косынку и перевязывает оною рану, на которую от жалости капали ее слезы. Шарлотта бросает на нее выразительный взор, потом, обращая блудящие глаза на своего мужа, стоящего возле ее на коленях и держащего ее руку, говорит ему слабым голосом:
— Или для тебя недовольно было одной моей любви, что ты разделил свое сердце, которое, клялся, только мне принадлежать будет? Какую подала я тебе причину к такой ужасной измене? Вспомни хоть один мой поступок, хоть одно слово, которым бы я тебя огорчила. Позабывши верность, позабывши честь, для гнусной корысти ты причинил одной погибель, а другой… Я прощаю тебе… Живи счастливо с другою женой,.. Вспомни когда-нибудь и обо мне, — присовокупила она, вздохнув весьма тяжело.
Сей вздох был уже последний. Отчаянный Милов падает без чувств головой о край железного сундука, кровь потекла у него из темя и смешалась с кровью Шарлотты. Бедная Маша не знает, что делать. Вдруг отворяется дверь и входит в горницу лекарь, приведенный служанкою, которая видела начало сей страшной сцены. Он берет окостеневшую руку умершей, щупает неподвижный пульс, слышит и видит, что она мертва, и с лекарским телодвижением говорит важно, что нельзя уже ей. помочь. Потом осматривает лежащего в обмороке, вынимает из кармана скляночку и возвращает ему чувства крепким спиртом. Милов встает. Безмолвен и мрачен смотрит он с минуту на мертвую Шарлотту, потом окидывает глазами все лежащую на полу, схватывает нож, запекшийся в крови жены его, и хочет пронзить им себе сердце. Испуганный лекарь, жирная служанка и трепещущая Маша не могут его обезоружить, наконец сия последняя вырывает у него нож, перерезав у себя пальцы. Врач бросается к окошку, раскрывает его и, возвышая голос, призывает на помощь всех, мимо ходящих. В одно почти мгновение комната наполняется многочисленной толпою всякого рода людей и по приказанию призвавшего их вяжут назад исступленному Милову руки и относят его на кровать в другую горницу. Он падает вторично в обморок; лекарь, перевязав у него на голове рану, хочет пустить ему кровь.
В то время как сей привилегированный губитель человеческого рода наполнял кровью бесчувственного Милова уже четвертую тарелку, опровергая с ученостию возражения робкой и не знавшей медицины Маши, извещенные отец и мать Шарлотты о плачевном приключении и частию причинах оного, приезжают в сей дом, наполняют все комнаты своим воплем, берут окровавленный труп единородной своей дочери и увозят его с собою, клянясь погубить преступника.
Милов занемог пресильною горячкою. В чрезвычайном жару не узнавал он никого. Имя Маши и Шарлотты было беспрестанно у него на языке. То просил он у них прощения в гнусном своем обмане, то заклинал их, обеих со слезами любить друг друга, то видел он, как Шарлотта целовала Машиного сына, то как Маша обнимала и ласкала Шарлотту. Маша и лекарь не отходили ни на час от постели больного. Первая поправляла у него в головах подушки и нагревала лекарства, лекарь же писал рецепты и лил насильно всякие микстуры в рот больного.
Недели через две жар и бред прошли в Милове. Он был в чрезвычайной слабости, плакал мало и говорил также. Выслушал со вниманием у словоохотливой служанки пространное повествование о погребении Шарлотты, притворялся спокойным и поел несколько похлебки с цыпленком, сваренной Машей по приказанию лекаря.
На другой день Маша встала часу в пятом поутру. Подошла к кровати своего мужа, посмотрела, спит ли он, перекрестила его и стала одеваться. Собравшись совсем и наказав своим домашним, чтобы не разбудили Милова, пошла с сыном в церковь. Там она молилась со слезами, отслушала заутреню и раннюю обедню, за которой причастила своего сына, вынула заздравную часть и отслужила благодарный молебен.
Маша, возвратившись домой, велит открывать ставни в комнате, где лежал больной, думая, что он скоро проснется, сама же входит в нее, скинув башмаки у порога, отдергивает занавесы у постели и приподнимает полегоньку одеяло. В ту самую минуту открывают одно окно, и дневной свет, проходя сквозь оное, показывает Маше утопающий в крови труп Милова. Простыня, подушки, одеяло, пол — все было обагрено в оной. Бедная падает на тело своего мужа, испуская дикий вопль, и остается без движения несколько часов.
Несчастный в отсутствие ее разрезал у себя на руках и ногах жилы перочинным ножом, который позабыл на столе лекарь, и таким образом истек весь кровью. На полке у него нашли письмо, написанное им перед кончиной к своей жене. Оно состояло в сих строках:
«Я решился и заслуживаю умереть. Любезная Маша, не плачь обо мне; злодей не достоин слез твоих.
Я любил тебя, клянусь в том при последнем часе моей жизни самим богом, меня наказующим… Но я любил прежде еще Шарлотту и… а ты не знала ее, она во всем тебе была подобна… Я погубил вас обеих! Правосудный боже! Воздай злодею по делам его.
Маша, любезная Маша! Согласись жить для несчастного нашего сына; заклинаю тебя в том горестным концом моим».
Всякий чувствительный читатель может себе представить, как рвалась несчастная вдова Милова. Она называла себя убийцею своей соперницы и своего мужа, проклинала тот час, в который приехала в сей город, сетовала на судьбу, что даровала ей сына. Священный долг матери и христианки препятствовал ей кончить жизнь свою.
Но ничто не могло удержать Машу быть свидетельницею позорных похорон ее мужа. Самоубийцу вывезли за город на большое поле, разрыли там могилу, в которой была положена Шарлотта, и похоронили труп его вместе с ее трупом. Маша из всего имения, оставшегося после Милова, взяла себе только один его силует, возвратилась в дом своих родственников, где через несколько месяцев и умерла с грусти.
В настоящем издании представлены русские сентиментальные повести, написанные в период между началом 70-х годов XVIII века и 1812 годом. Выбор повествовательного жанра объясняется тем, что именно в нем в наибольшей степени отразилась специфика русского сентиментализма как литературного направления.
Материал сборника расположен в хронологической последовательности, что дает возможность проследить историю жанра от первых до последних его образцов. В комментариях представлены: биографические сведения об авторе, источник публикации произведения, примечания к тексту и три словаря — именной, мифологических имен и названий и словарь устаревших слов. Издатели XVIII века не всегда называли авторов публикуемых ими произведений, отсюда несколько анонимных повестей и в данном сборнике.
Большая часть произведений печатается по первому и, как правило, единственному их изданию. Немногие отступления от этого принципа специально оговорены в примечаниях.
Александр Ефимович Измайлов родился 14 апреля 1779 года во Владимирской губернии в небогатой помещичьей семье. С 1792 по 1797 год учился в Горном кадетском корпусе. После окончания кадетского корпуса служил в Экспедиции о государственных доходах и в департаменте государственного казначейства. С 1826 по 1828 год был вице-губернатором в Твери, а затем (около года) — в Архангельске. После непродолжительной борьбы с местными чиновниками-взяточниками вынужден был подать в отставку и вернуться в Петербург, где давал уроки в Пажеском корпусе. Умер в большой бедности в 1831 году.
Свое творчество Измайлов начал нравственно-сатирическим романом «Евгений, или Пагубные следствия дурного воспитания и общества» (ч. I и II, 1799—1801). В 1801 году была издана его повесть «Бедная Маша», в которой соединились сентиментальная и сатирико-бытовая традиции. Дальнейшая литературная судьба Измайлова тесно связана с петербургским «Вольным обществом любителей словесности, наук и художеств», в которое он был принят в 1802 году и бессменным председателем которого состоял с 1816 по 182 год.
Измайлов участвовал в издании журнала «Цветник» (1809—1810), а с 1818 по 1826 год издавал собственный журнал «Благонамеренный». Оба этих журнала были органам «Вольного общества». Широкую известность Измайлов получил как автор басен стихотворных сказок, в которых ярче всего раскрылся его сатирический дар.
Бедная Маша — повесть вышла отдельной книгой в 1801 году.
- ↑ Тетка препоручила Маше смотреть за домом, и она отправляла с похвалою сию должность.