Акмеизм в критике. 1913—1917
СПб.: Изд-во Тимофея Маркова, 2014.
И. Накатов
правитьБАЛАГАНЧИК
правитьЧуть ли не до хрипоты кричат о себе эго-футуристы, нео-футуристы, сциентисты, адамисты-акмеисты и пр.; они кувыркаются на все лады, до неприличия перед «почтеннейшею публикой», изощряются в изобретении нелепостей — одна другой грандиозней, — а читатель равнодушен, как стена. Никакими калачиками не заманишь его в пеструю и разухабистую футуристскую лавочку.
Многие ли знают, напр<имер>, такие альманахи и сборники, как «Стеклянные цепи», «Аллилуйя», «Оранжевая урна», «Дикая порфира», «Гостинец сентиментам», «Камень», «Смерть искусству» и др.?
Нет сомнения, что все эти: Василиск Гнедов, Хлебников, Маяковский, Крученых, Широков, Бурлюк, Нарбут, Коневской, Мандельштам, Зенкевич остались бы совершенно неизвестными широкой читательской массе, если бы газеты от времени до времени не напоминали обществу о существовании в его среде этой беспокойной человеческой породы.
А не напоминать — невозможно, ибо невозможно пройти равнодушно мимо этих бесстыдных извращений, мимо этого насилия над чистым русским словом и над здравым смыслом.
Только недавно всю печать обошел торжественный и воинственный футуристский манифест, данный в лето 1913-е в дачном поселке Усикирках.
Помимо беспощадного похода на «чистый» русский язык, на симметрическую логику, на «дешевых публичных художников и писателей», на театр, — футуристы на своем финляндском съезде объявили активную театральную программу на предстоящий год. Они решили «всколыхнуть».
Крайне любопытно, как осуществляется это «колыхание» и какими средствами новаторы надеются завладеть общественным вниманием.
До сих пор они действовали «словотворчеством»:
Дыр булл щыл.
Мы помним такие неувядаемые рифмы:
Петр Великий о
Поехал в Москву
великий град
Кушать виноград.
Мы слышим теперь козьи вдохновения:
Козой вы мной молочки
Даровали козяям луга
Луга-га!
Луга-га!
Но это уж не может тронуть. Хоть выйди на широкую площадь и начни всенародно выть нечленораздельными звуками.
Не удивятся: приобвыкли и всего ждут.
Это малоутешительное обстоятельство прекрасно учли и сами футуристы. Прежний стратегический план, по-видимому, не годится. П. Широков меланхолически повествует:
В победный век великих откровений
Стал слишком стар былых творений план,
И мы желаем лучших совершений
Затем, что есть теперь аэроплан.
Сказано — сделано. Не такой футуристы народ, чтобы откладывать в долгий ящик. И тут же они уже стремительно начинают, согласно манифесту, «колыхать», и тут же демонстрируют «лучшие совершения».
И, как бы вы ни были предупреждены, но тут вы воочию убеждаетесь, что «пульс» у футуристов действительно претерпел различные изменения.
Вы раскрываете сборник «Смерть искусству» Василиска Гнедова. Всего в этом сборнике 15 поэм.
Поэма И. С.
— Пепелье Душу.
Поэма конца (15).
Естественно, под заглавием вы ищете самоё поэму. Тщетно! На странице — пустота. Ваше глубокое недоуменье по сему поводу рассеивает в предисловии редактор-издатель «Петербургского глашатая» Иван Игнатьев:
"Нарочито, — глубокомысленно поясняет он, — ускоряя будущие возможности, некоторые передунчики нашей литературы торопились свести предложения к словам, слогам и даже буквам.
— Дальше нас идти нельзя, — говорили они.
А оказалось — льзя.
В последней поэме этой книги Василиск Гнедов ничем говорит:
«Что и говорить! Передунчики показали, что действительно „стар былых творений план“. Патент на „последнее слово без слов“ принадлежит по справедливости им»".
Свое открытие они философски обосновывают: «Пока мы коллективцы, общежители, — слово нам необходимо, когда же каждая особь преобразится в объединенное „Эго“ — я, — слова отбросятся сами собой».
СВОЯ СВОИХ НЕ ПОЗНАША
Трудно даже понять, как могла возгореться такая жестокая и кровопролитная война между родственными «союзниками». Но катятся ядра, свищут пули, — бой в разгаре… Передунчиков бьют беспощадно и без зазрения совести адамисты-акмеисты, предводительствуемые заслуженными полководцами — Сергеем Городецким и Н. Гумилевым.
Последний вонзает в них отравленную стрелу:
«Появились футуристы, эгофутуристы и прочие гиены, всегда следующие за львом».
Но откуда этот великий гнев и эта бурная ненависть адамистов-акмеистов к футуристам? Из-за чего, собственно, спор?
Адамисты рекомендуют себя «вегцелюбами» и «фетишистами». «После всяких неприятий — мир бесповоротно принят акмеизмом, во всей совокупности красот и безобразий». Эгофутуристская «утерянная горнесть» слов им не нужна, ибо они всеми помыслами на грешной земле и хотят вернуть словам их смысл и значение. Стих — это «мрамор и бронза». Стих «надменный властительней, чем мед». Слова «должны гордиться своим весом» и «подобно камням» должны соединяться в здание.
И эта программа привела акмеистов к «Новому Адаму».
Сергей Городецкий начертил следующий основной пункт программы:
Просторен мир и многозвучен
И многоцветней радуг он,
И вот Адаму он поручен,
Изобретателю имен.
И во вновь обретенном рае адамистской поэзии появились гумилевские львы, леопарды, слоны, гиппопотамы, обезьяны и попугаи…
Н. Гумилев провозглашает:
— «Как адамисты мы немного лесные звери и во всяком случае не отдадим того, что в нас есть звериного в обмен на неврастению».
Но ведь в таком случае война с передунчиками — явное недоразумение.
«Своя своих не познаша». Еще прославленный «гений» —
Игорь Северянин в «Громокипящем кубке» яростно заявлял, что его душа «влечется в примитив» и что он «с первобытным не разлучен». Северянинская путешественница, если вы помните, вопила: «Задушите меня, зацарапайте, предпочтенье отдам дикарю!» Изысканная героиня поэтического повествования «Юг на Север» питала непреодолимое влечение к тем краям, где «гибельно, тундрово и северно», и, если ей верить, собственноручно остановила оленя у эскимосской юрты, захохотав при этом «жемчужно» и «наводя на эскимоса свой лорнет». Даже вся эта северянинская сиятельная знать — виконты и виконтессы, жены градоначальников, гурманки, грезерки и «эксцессерки» отшвыривали прочь культуру и предпочитали ржаной хлеб…
Допустим, Игорь Северянин отряхнул теперь футуристский прах. Но ведь своих Зизи и Нелли он выводил из небытия, когда был правоверным футуристом. А разве правовернейший из правоверных футуристов В. Хлебников не дарит нас повестями даже из периода Каменного века, воскрешает дикарей и первобытные народы?
Ясное дело, что casus belli[1] почти отсутствует в основных принципах. Разошлись и разветвились только в последующем пути. Футуристы ушли в «самовитость» и аэропланное «словотворчество», а адамисты-акмеисты начали ударять нас своими «тяжелыми словами», «подобно камням», по голове иногда до бесчувствия.
«Новый Адам», по-видимому, даже краешком уха не слышал нежных звуков райских песен и молитв и гласа архангельской трубы. Он изрядно груб, пошл и неотесан. Его слова не только тяжелы весом, но и духом: от них «дух чижолый». Желание быть как можно ярче земными дает им основание проявлять необычайное усердие в отыскании реалистических тонов. И мы находим у них такие «райские напевности»: «рудая домовиха роется за пазухой, скребет чесало жесткий волос: вошь бы вынуть»; у нарбутовского лесовика «от онуч старых воняет». В рифмах воспеваются такие вечные моменты, запечатленные адамистской кистью: «ржаво-желтой, волокнистого, как сопли, сукровицево обтюпасть, а он высмыкнется».
И те и другие — и футуристы, и акмеисты — мечтают о будущем, мнят себя преемниками родной литературы. И как будто совершенно не замечают, что на носу у них красная шишка, а на голове — клоунский колпак.
— Пускай изощряются, потешают себя и других кривляньями и выкрутасами. Смертельная-то ведь подчас скука, а зрелище все же занятное. А главное — безвредное. От футуризма и адамизма к русской литературе ничего скверного не пристанет. Придет время — и эти клоунские побрякушки будут выброшены в сорный ящик, как отслужившая негодная ветошь.
Печатается по: И. Накатов. Балаганчик // Столичная молва. 1913. № 320 (7 августа). С. 2. И. Накатов — один из псевдонимов Ильи Марковича Василевского (1882—1938), литературного критика и публициста. Определение «передунчики» критик взял из предисловия И. Игнатьева к книге стихов Василиска Гнедова «Смерть искусству» (СПб., 1913). У Игнатьева это определение восходит к фамилии главного героя «Мелкого беса» Ф. Сологуба — Передонова. Сциентизм (от лат. scientia наука, знания) — система убеждений, утверждающая основополагающую роль науки как источника знаний и суждений о мире.
«Стеклянные цепи» (1912) и «Оранжевая урна» (1912) — альманахи эгофутуристического издательства «Петербургский глашатай»; «Аллилуйя» (1912) — книга стихов В. Нарбута; «Дикая порфира» — книга стихов М. Зенкевича; «Гостинец сантиментам» — книга стихов В. Гнедова; «Камень» (1913) — первая книга стихов О. Мандельштама. Широков Павел Дмитриевич (1893—1963), поэт-эгофутурист; Коневской (наст. фамилия Ореус) Иван Иванович (1877—1901), поэт-символист.
20 июля 1913 г. в дачном поселке под Петербургом Уусикирко М. Матюшин, А. Крученых и К. Малевич выработали декларацию «Первого всероссийского съезда баячей будущего», а затем опубликовали ее в 28 No журнала «За 7 дней» за 1913 г. Строки о Петре I представляют собой анонимную пародию на ранние классицистические оды. Автором строк о козе был Василиск Гнедов.
Во второй половине своей заметки критик цитирует стихотворение С. Городецкого «Адам». Далее приводятся строки из стихотворений Нарбута.
- ↑ Оснований для распри (лат.) — юридический термин времен римского права: формальный повод для объявления войны.