БСЭ1/Лицо, грамматическая категория

[132]ЛИЦО (речи), грамматич. категория, выражающая противопоставление участников речевого акта друг другу и всему, не участвующему в речевом акте. Обычно выделяются: Л. говорящего (1-е Л.), Л., к к-рому обращена речь (2-е Л.), и указание на предмет речи, не участвующий в речевом акте (3-е Л.).

Дополнительные и своеобразные различия в значение категории Л. вносит присоединение категории числа (двойственного, тройственного, множественного). Если 2-е и 3-е Л. множественного числа еще можно рассматривать как соответствующую множественность 2-го и 3-го Л. речи, то 1-е Л. множественного числа означает не умножение числа говорящих, но некоторый коллектив, членом к-рого себя считает говорящий и от лица к-рого он выступает; отсюда в ряде языков (преимущественно архаич. строя, как многие языки австралийские, австронезийские, дравидские, индейцев Сев. и Юж. Америки, аварский, чеченский и др.) дальнейшая дифференциация 1-го Л. множественного числа на инклюзивную (включающую собеседника) и эксклюзивную (исключающую собеседника) формы. С другой стороны, своеобразие семантики множественных форм Л. приводит к использованию их для выражения различия социальных отношений — так, множественное число 2-го и 3-го Л., при обозначении одного предмета во многих языках выражает уважение к называемому предмету, тогда как множественное число 1-го Л. должно отметить или высокое общественное положение говорящего (pluralis majestatis) или, напротив, его самоуничижение (pluralis humilitatis — напр. в санскрите). Той же цели выражения различия социальных отношений служит перестановка 2-го и 3-го Л.; так, напр., обращение в 3-м Л. единственного числа в польском языке, в 3-м Л. множественного числа в итальянском и немецком языках есть обычная форма вежливости, тогда как в' том же немецком языке 17—18 вв. обращение в 3-м Л. единственного числа служило для обозначения социального превосходства говорящего над собеседником.

Категория Л. может быть выражена в след. частях речи: в местоимении (личные местоимения и производные от них притяжательные местоимения), в глаголе (личные формы глагола) и в имени (т. н. притяжательное изменение имен, засвидетельствованное в языках семитских, тюркских и мн. других). Способы выражения категории Л. весьма многообразны; таковы: 1) наличие в языке особых слов, обозначающих различные Л. речи и используемых в речи как знаменательные слова (напр. местоимения личные и притяжательные в русском языке); 2) наличие в языке служебных слов: для выражения категории Л. в тех знаменательных словах, с которыми они соединяются (напр. франц. «je, tu, il», самостоятельно не употребляемые); 3) наличие в языке специальных аффиксов (суффиксов, префиксов) Л. или других грамматич. способов выражения. В истории развития языков одни способы выражения сменяют другие; так, латинский глагол обладал системой личных окончаний [по весьма вероятной гипотезе, возникших в результате агглютинации (см.) первоначально самостоятельных местоименных слов], к-рые исчезли во франц. глаголе, использующем для выражения Л. местоимения личные, уже ставшие служебными словами.

Наблюдения над распределением и особенностями форм Л. в языках различных систем и стадий и изменениями их позволяют вскрыть генезис этой категории. Как убедительно показывает анализ строя предложения в языках наиболее архаичной структуры, произведенный акад. Марром (см.) и его учеником и сотрудником — акад. Мещаниновым (см.), генезис категории Л. связан с развитием первобытного общества, усилением разделения труда, появлением собственности, сперва коллективной, потом общественно-групповой и, наконец, частной, и с соответствующими процессами осознания индивидом себя как члена коллектива в противоположении остальному миру, далее, противопоставления им «себя» и «своего» этому коллективу, а также осознания им «себя» и «другого» как действующих лиц, активно воздействующих на мир. В языке это развитие мышления отражается в образовании первоначально отсутствующей категории Л.

Наиболее архаич. способ выражения этой категории  — путем создания особых слов — и представлен в местоимениях личных; более того, так наз. супплетивизм (объединение в одном парадигме склонения форм, образованных от различных основ, ср. «я — мне», «ich — mir»), свойственный личным местоимениям многих языков, свидетельствует о том, что первоначально не только коллективное (позднее множественное) и единственное Л., но и различные падежи того же Л. осознавались как существенно различные; о том же свидетельствуют и различия в местоименных аффиксах субъекта и объекта в спряжении глагола в тех языках, в к-рых существует инкорпорация (см.) местоимений. Вместе с тем, анализ личных местоимений свидетельствует о существенных различиях в семантике 1-го (и 2-го Л.), с одной стороны, и 3-го — с другой; в то время как в двух первых Л. основной является именно семантика Л., 3-е Л. обозначает всякий предмет, названный в речи, т. е. выступает как заместитель всякого имени. Поэтому в подавляющем большинстве языков личные местоимения 3-го Л. связаны с указательными местоимениями (см.), разделяя с последними иногда дополнительные различения положения предмета в пространстве (так, напр., в языке индейцев Северной Америки — чероки — различаются 9 местоимений 3-го Л. в зависимости от положения, занимаемого называемым предметом). О той же специфич. семантике личного местоимения 3-го Л. свидетельствует приведенное выше явление замены 3-м Л. 1-го и 2-го Л. в социально-дифференцированных формах обращения; действительно, эта замена вполне совпадает с не менее распространенной заменой личных местоимений 1-го и 2-го Л. именами (ср. «votre excellence», «gnädige», «pani»), которая в нек-рых языках, как, напр., в японском, совершенно вытеснила употребление личных местоимений.

Различия в семантике 1-го и 2-го Л., с одной стороны,, и 3-го Л. — с другой, отчетливо выступают и в развитии глагола от безличного пассивного строя к личному активному; в языках архаич. структуры 1-е и 2-е Л. почти всюду трактуются иначе, чем 3-е Л., противопоставляясь ему как формы личные форме безличной, совпадающей по оформлению с именем (напр. в алеутском языке) [133]

Вместе с тем, совпадение в оформлении 1-го л. множественного числа с 3-м Л. (напр. в том же алеутском) свидетельствует о том, что выделению индивидуальных действующих лиц (1-е и 2-е Л. единственного числа) предшествовало осознание коллективного еще не личного действователя, впоследствии осмысленного кан множественное число разных лиц. — Грамматические средства выражения Л. в глаголе (личные окончания, как, напр., в языках индо-европейских и тюркских, личные префиксы, как и языке грузинском и др.), существующие далеко не во всех языках, свидетельствуют о том, что выделение этой категории в глаголе (названии действия) осуществилось после оформления личных местоимений и на основе последнего; во многих языках, напр. в тюркских, связь личных окончаний с местоимениями совершенно очевидна и заставляет предполагать аналогичный путь развития их и в других языках, где опа затемнена позднейшим развитием. — Точно так же производный характер притяжательного изменения существительных у местоимений притяжательных (и о том и в другом случае — от местоимений личных) свидетельствует о более позднем возникновении обозначения принадлежности в различении в последней категории Л.

Лит.: Wundt W., Volkerpsychologie, Bd I, 2 Teile — Die Sprache, Leipzig, 1904; Schmidt W., Die Sprachfamilien und Sprachenkreise der Erde, Heidelberg, 1926; Марр Н. Я., Избранные работы, т. I-V, Л., 1933-36 (см. по предметному указателю «Лицо», «Личные местоимения»); Мещанинов И. И., Новое учение о языке, Ленинград, 1936; Кацнельсон С., К генезису номинативного предложения, Москва — Ленинград, 1936. См. также Категории грамматические, Предложение.