Дорошевич В. М. Воспоминания
М., «Новое литературное обозрение», 2008.
А. М. ДОДОНОВ
правитьСкончался старый артист А. М. Додонов.
Это был:
— Торопка1.
Был такой необходимый персонаж в жизни «старой Москвы».
Без него немыслим был Большой театр.
— А кто теперь Торопка в «Аскольдовой могиле»? — спрашивали, когда речь заходила об опере.
«Новый Торопка» — это было колоссальнейшее событие для Москвы.
Торопка — это была коронация для тенора.
И экзамен на Торопку редко кто выдерживал.
Его слушали строго.
Сравнивали
— С Бантышевым.
Бантышев — это была легенда. Бантышеву наследовал, кажется, Орлов. Орлову — Додонов.
Других Москва не признавала.
«Аскольдова могила» была любимой оперой Москвы.
Действительно народной.
— «Ах, подруженьки, как грустно нам!» — пели белошвейки и портнихи за работой.
Молодой дворник у ворот, кучер у конюшни, лихой мастеровой под вечер выводил «обязательно»:
— Близко города Славянска…
Под пение:
— Заходили чарочки по столику… — плясали на купеческих именинах и свадьбах.
Без «Аскольдовой могилы» немыслим был праздничный репертуар.
Ее давали полностью на святках, на Масленице, на Святой.
А четвертый акт, — именно с «подруженьками», «городом Славянском», с «чарочками», — был самым ходовым актом.
Его давали часто с балетами.
«Разговорные» роли в «Аскольдовой могиле» играли драматические, играли даже балетные артисты.
И играли очень мило, говорили прозу очень недурно.
В те времена в театре бывали редко.
Два раза в год.
На праздниках.
И были москвичи, которые только и ездили смотреть:
— «Конька-горбунка»2, — да слушать:
— «Аскольдову могилу».
Больше ничего не признавали.
«В театр» — это было тогда событием.
Нанимали на «постоялом» карету.
Кучер приезжал с вязанкой сена на козлах:
— Покормить, покеда театры.
Ехали откуда-нибудь с Зацепы часа два. Путешествие было полно опасностей.
— Не выворотил бы!
— Не перепрокинул бы!
Ехали два часа и все-таки открывали дверцы и кричали кучеру:
— Тише!
Из театра переезжали в «Патрикеев»3.
Слушали машину.
Ели:
— Селяночку.
— Раковый суп.
Другие «трактирные» блюда.
Возвращались домой с еще большими ужасами на каждом ухабе. И сидели дома до следующих праздников, когда ехали смотреть не иначе как «Конька-горбунка» и слушать не что другое, как «Аскольдову могилу».
Можете судить, как важен был в жизни Москвы:
— Торопка Голован.
Ведь его пение обсуждали по полгода!
Редкий тенор брался на эту нехитрую партию.
Никто почти не нравился.
Кроме всего-навсего трех счастливцев, у которых было:
— Что-то!
Которые:
— Умели это делать!
Додонов был:
— Признанный Торопка. У него был тенор di grazia4.
Мягкий, приятный, сладкий, — даже слишком, пожалуй, сладкий.
Лицо милое, простое, приветливое.
К которому шла русая бородка и русский костюм.
Он был не «удалым» добрым молодцем.
А очень добрым молодцем.
Милое, славное, открытое русское лицо.
Кроме Торопки, которым он славился, он пел с успехом Сабинина5.
— Эх вы, братцы, без похмелья…
Пел князя в «Русалке»6:
— Невольно к этим грустным берегам…
Как он пел, — не удовлетворило бы теперешних требований.
Теперешнего:
— Драматизированного пения.
Но слушать его было сладко, приятно и немножко грустно.
Он пел хорошо.
Этот русачок пел в Большом же театре и в итальянской опере.
Как же!
Когда в Большом театре нераздельно царила итальянская опера, блестящая и великолепная, с Патти, Нильсон, Луккой, Салля, Мазини, Станьо, Падиллой, рядом с ней русская только и держалась что «Жизнью за царя» да «Аскольдовой могилой» с Додоновым7.
Это был уголек, который все-таки тлел.
И когда итальянская опера кончилась, Додонов был одним из тех, с кого пошла теперешняя русская опера.
Из боевых его номеров еще славился «ратаплян» в «Гугенотах»8:
— Вперед с мечами, кальвинисты!..
И когда великолепный Б. Б. Корсов давал красивую, — словно лев, — фигуру Олоферна9, Додонов пел сладкую песню евнуха:
— Люблю тебя, месяц, когда освещаешь…
Имел успех и всегда повторял.
Но, Боже мой, какая все старина!
Двадцать лет, как Додонов уже оставил сцену.
Он давал уроки.
Учил петь бесхитростно и приятно.
Теперь он отошел в вечность.
Мир тебе, милый певец, и дружеский поклон от «старой Москвы».
КОММЕНТАРИИ
правитьВпервые: Рус. слово. 1916. 21 января.
1 Торопка — персонаж оперы А. Н. Верстовского «Аскольдова могила» (1823).
2 «Конек-горбунок» (1864) — балет Ц. Пуни.
3 «Патрикеев» — трактир купца С. П. Патрикеева, находился на углу Воскресенской и Театральной площадей.
4 лирический (ит.).
5 Сабинин — персонаж оперы М. И. Глинки «Жизнь за царя» (1836).
6 «Русалка» (1856) — опера А. С. Даргомыжского.
7 Итальянские артисты постоянно выступали в Большом театре с середины 1840-х гг. XIX в. В 1861 г. дирекция императорских театров сдала Большой театр в аренду итальянской оперной труппе во главе с антрепренером Б. Морелли, выступавшей 4—5 раз в неделю. Русская оперная труппа выступала фактически один раз в неделю. В 1864 г. музыкальный и театральный критик Н. М. Пановский писал в «Русских ведомостях» (№ 29): «Москва не может и не должна оставаться без русской оперы… Русская опера необходима как удовлетворение народной любви к музыке и как насущная потребность русской столицы. Национальная опера стоит в ряду необходимых общественных учреждений как школы, музеи, картинные галереи… Пусть итальянская опера как прихоть вкуса, как роскошь общественной жизни остается у нас частным предприятием…» В начале 1880-х гг. преимущество окончательно было отдано русской опере.
8 «Гугеноты» (1836) — опера Дж. Мейербера. Ратаплан (ратаплян) — сцена в музыкальном спектакле.
9 Олоферн — герой оперы А. Серова «Юдифь» (1862).