А. Коллонтай. По рабочей Европѣ. Силуэты и эскизы. Изъ записной книжки лектора. Изд. М. И. Семенова, Спб. 1912. Д. 1 р. 85 к.
Вынужденная жить заграницей, г-жа Коллонтай нашла себѣ дѣло въ рядахъ нѣмецкой соціалъ-демократіи. Работая въ качествѣ разъѣздного лектора въ разныхъ мѣстностяхъ Германіи, она имѣла возможность довольно близко подойти къ тамошней рабочей массѣ и успѣла зарисовать цѣлый рядъ сценъ изъ ея жизни и цѣлую галлерею лицъ изъ ея среды. Полученнымъ такимъ путемъ наброскамъ и посвящена большая часть ея книги. Конечно, все это — «эскизы и силуэты», на лету схваченныя сцены, мелькомъ видѣнныя лица, мимоходомъ веденныя бесѣды; но въ цѣломъ онѣ даютъ довольно разностороннее, живое и, нужно думать, вѣрное представленіе о рабочей средѣ и партійной жизни, въ повседневныхъ, главнымъ образомъ, ея проявленіяхъ.
Г-жа Коллонтай далека отъ того, чтобы идеализировать эту среду и эту жизнь или приписывать имъ какія-либо исключительныя свойства. Напротивъ, ея вниманіе привлекаютъ, скорѣе, общерабочія и общечеловѣческія черты, не исключая и свойственныхъ вообще людямъ или данной средѣ слабостей. Она отмѣчаетъ, при случаѣ, и сценку ревности, и игру личныхъ самолюбій въ общественномъ дѣлѣ. Приходилось ей присутствовать при перебранкахъ между товарищами, слышать, когда они захмелѣютъ, «двусмысленный характеръ шутокъ», и видѣть такое «вольное обращеніе», сопровождаемое «ржаньемъ», что оставалось только «незамѣтно пробраться къ выходу». Некультурности и грубости въ этой средѣ еще много. Случается, что «даже партійные и тѣ бьютъ своихъ женъ»; (стр. 74). «Далеки мы еще отъ истинной солидарности, живемъ какъ волки, грыземъ другъ друга» — жаловался г-жѣ Коллонтай одинъ изъ партійныхъ «функціонеровъ» (229). Толпа и здѣсь любитъ, чтобы потакали ея слабостямъ. «Обличеніе должно касаться капиталистовъ, аграріевъ, поповъ, но не ихъ, не тѣхъ, что здѣсь присутствуютъ» (223).
И въ партійной жизни не все идетъ гладко: имѣются тренія, меркантильные разсчеты и личныя пристрастія берутъ иногда перевѣсъ надъ моральными и идейными побужденіями, великія задачи размѣниваются на мелочи. Не боится г-жа Коллонтай коснуться и слабыхъ сторонъ въ дѣятельности нѣмецкой соціалъ-демократіи, въ частности — работы ея въ деревнѣ. «А что партія сдѣлала, чтобы втянуть насъ въ организацію? — жалуется одинъ изъ фермеровъ. — Пришлютъ намъ изъ города агитатора, а онъ кричитъ о вздорожаніи мяса… Ну, конечно, нашъ народъ пугается. Какъ? Соци требуютъ, чтобы я сало моей свиньи продавалъ не за 40 пф., а за 30? Да какіе же они послѣ этого „друзья“, чортъ возьми! Хороши союзники! Раззорить насъ хотятъ… А то явится агитаторъ, да и начнетъ подымать знамя 8-ми часового рабочаго дня. Опять недоумѣніе» (50)… Пользуясь присутствіемъ г-жи Коллонтай, крестьяне спѣшатъ разспросить ее о русскомъ аграрномъ движеніи и о выставленныхъ въ немъ требованіяхъ. «Ваши русскіе крестьяне вовсе не такъ глупы», — резюмируетъ одинъ изъ нихъ сообщенныя ею свѣдѣнія (49).
Но, каковы бы ни были рабочіе недостатки и каковы бы ни были партійные недочеты, нужно сказать, сдѣланные г-жей Коллонтай наброски производятъ въ конечномъ счетѣ бодрящее впечатлѣніе. Въ цѣломъ они даютъ картину массовой жизни, которая уже течетъ въ лучшую сторону, и партійной работы, которая производится съ неослабной энергіей. Получается впечатлѣніе неуклонно растущаго вщирь движенія и вмѣстѣ съ тѣмъ увѣренность, что остановить его ничто уже не можетъ.
Въ остальныхъ частяхъ своей книги г-жа Коллонтай разсказываетъ о впечатлѣніяхъ, вынесенныхъ ею изъ поѣздокъ въ Англію, Данію и Швецію. Въ Данію и Англію она ѣздила въ качествѣ представительницы россійской с.-д. партіи для участія въ международныхъ конгрессахъ, а въ Швецію въ качествѣ гостьи вмѣстѣ съ другими дѣятелями международнаго соціализма по приглашенію мѣстныхъ соціалистовъ. Въ этихъ серіяхъ набросковъ рабочая масса фигурируетъ лишь на заднемъ планѣ, является какъ бы фономъ и только немногія лица выдѣлены изъ ея среды; на первомъ же планѣ — «все интеллигенція, все идеологи» (268) и среди нихъ такіе, которые пользуются извѣстностью не только въ своихъ странахъ, но и во всемъ культурномъ мірѣ. Да и обстановка другая: не повседневная жизнь, не будничная работа, а международные съѣзды, своего рода праздничные парады. Среди зарисованныхъ въ этой обстановкѣ «силуэтовъ и эскизовъ» такъ же имѣется немало любопытныхъ. Для примѣра приведемъ два эпизода.
Между прочимъ, г-жа Коллонтай разсказываетъ объ исключительномъ интересѣ, какой иностранцы обнаруживали къ русской освободительной борьбѣ и, и главнымъ образомъ, въ наиболѣе рѣзкимъ ея проявленіямъ. Въ частности она приводитъ характерный разговоръ на эту тему съ англійскими рабочими. Напрасно она пыталась доказать, что не въ бомбахъ и не въ террористическихъ актахъ было главное; тщетно она старалась «оттѣнить дѣятельность соціалъ-демократіи, массовыя выступленія, трудную, кропотливую работу организаціи массъ»; напрасно она взывала къ ихъ этикѣ: вѣдь сами они не стали бы нападать на банки, на магазины, на частныхъ лицъ… «Какъ же вы не только прощаете русскимъ подобныя дѣянія, но даже поощряете ихъ?» — Русскимъ? — отвѣчали англійскіе собесѣдники. — Это совсѣмъ другое дѣло… Не знаю, что стали бы дѣлать мы, британцы, если бы кто-нибудь вздумалъ отнять у насъ наши гражданскія права и вольности"? (126)…
Не менѣе любопытный въ своемъ родѣ эпизодъ разыгрался на завтракѣ у лидера англійской ортодоксіи Хайндмана. Клара Цеткина стала осуждать двусмысленную позицію англійскихъ соціалъ-демократовъ въ вопросѣ о флотѣ. «Дорогой товарищъ, — отвѣчалъ Хайндманъ — вы жестоко ошибаетесь, мы — истинные друзья мира… Но именно для того, чтобы обезпечить хорошія отношенія между добрыми сосѣдями, надо, чтобы наши „друзья“ на континентѣ знали, что и мы не дремлемъ, что и мы въ любой день и часъ готовы встрѣтить ихъ во всеоружіи». Объяснивъ затѣмъ, что подъ этими добрыми сосѣдями онъ разумѣетъ прежде всего нѣмцевъ, съ которыми у англичанъ неизбѣжна борьба изъ-за рынковъ и что въ этой борьбѣ заинтересована не только буржуазія, Хайндманъ прибавилъ: «Признайтесь по дружбѣ, товарищъ Цеткина, даже мой старый пріятель Бебель не прочь бы пощекотать свое національное чувство и помѣряться силами съ Англіей? А? Но мы — старая, видавшая виды нація; насъ не такъ-то легко провести на сентиментальной ерундѣ». «Шутливый тонъ — замѣчаетъ г-жа Коллонтай — плохо скрываетъ искреннюю серьезность его словъ… Горячая отповѣдь Цеткиной его ни въ чемъ не убѣдила» (117—119). Легко понять, что бесѣда споткнулась въ данномъ случаѣ о самый крупный камень, какой еще лежитъ на дорогѣ международнаго соціализма; но немало имѣется и другихъ, загораживающихъ его русло, — не мало еще имѣется сложныхъ и мучительныхъ вопросовъ, которые мѣшаютъ «пролетаріямъ всѣхъ странъ объединиться». Намеки на нѣкоторые изъ этихъ вопросовъ можно встрѣтить и въ наброскахъ г-жи Коллонтай, которая сама, быть можетъ, не всегда даже ихъ замѣчаетъ… Во всякомъ случаѣ эти вопросы не мѣшаютъ ей такъ же, какъ и намъ, вѣрить, что рано или поздно путь къ международной солидарности будетъ расчищенъ.
Изложеніе г-жи Коллонтай не можетъ претендовать на художественность и не чуждо мѣстами сантиментальности. Но въ общемъ книга написана живо и читается легко. Нѣкоторыя главы ея (посвященныя Германіи) были напечатаны въ прошломъ году въ «Русскомъ Богатствѣ», подъ заглавіемъ: «Изъ записокъ заграничнаго агитатора», но онѣ составляютъ незначительную часть книги. Думаемъ, что наши читатели не пожалѣютъ, если прочитаютъ ее всю.