Розанов В. В. Собрание сочинений. Юдаизм. — Статьи и очерки 1898—1901 гг.
М.: Республика; СПб.: Росток, 2009.
Недавно мы говорили о репетиторстве учителей, назвав это явление аномалией, уродством учебного дела. Таковым же, только в меньшей степени, следует признать и вообще репетиторство в нашей средней школе, которое, однако, есть повсеместно распространенный и, значит, не от случайных причин зависящий факт.
Нельзя найти гимназии, нельзя найти класса, в котором несколько учеников не пользовались бы по вечерам помощью репетитора, с которым они приготовляют уроки назавтра и, еще чаще, с которым поправляются вообще в курсе учения, в прежде пройденном и, очевидно, плохо пройденном. Если какой-либо ученик затрудняется сам приготовить уроки назавтра, значит задаваемое не было достаточно разъяснено в классе; если проходимое в классе представляется ему смутным вследствие забытых частей курса прежних классов — значит дурно организованы переводные испытания.
В обоих случаях репетиторство показывает болезнь школы, дурную организацию учебного дела и, главным образом, дурное классное преподавание. Чем слабее преподаватель в педагогическом отношении, тем в большем количестве репетиторов он нуждается для своих учеников; ибо репетиторы суть помощники учителя, доделывающие то, чего он не умеет сделать или пренебрегает делать. Каждый репетитор есть укор учителю, и всякие вечерние с учителем занятия есть укор утреннему уроку, очевидно, бессильному, бездейственному в отношении ученика.
Язва репетиторства, как, впрочем, и всякая болезнь, склонна вызывать другие болезни. Первая нужда в репетиторах могла появиться от неискус-- ства учителя заниматься с людным классом и от дурной системы переводных испытаний; но даровая педагогическая помощь, какую он получает в лице репетитора, может мало-помалу склонить его сбрасывать на плечи этих своих помощников всю черновую и самую тягостную часть педагогической работы. Т. е. репетиторство, являющееся в помощь классной работе, может окончательно расшатать ее, дезорганизовать урок.
Преподаватель может еще более сократить свои объяснения на уроках, он еще менее может заниматься с отстающими, слабыми учениками, останавливаясь только на хороших учениках. В конце концов вся главная часть преподавания передвигается с утра на вечер и с плеч учителя переходит на плечи репетиторов. Урок становится пуст, праздней. Он и в самом деле не очень нужен, ибо наилучшие ученики ничего нового в объяснениях учителя не находят, а худшие ученики все делают дома. Не на этой ли почве, т. е. пустоты и бессодержательности утренних уроков, и зиждется вечная шаловливость на них учеников, отзывающаяся плохим «поведением, вниманием и прилежанием». Не к чему прилежать, когда все прилежание — дома; нечему внимать, когда учитель не объясняет, а только спрашивает. И, наконец, как иметь на уроке изысканно тихое поведение, когда ученик безмерно устает дома, с репетитором или без репетитора, и время утреннего урока есть, собственно, единственное, какое остается у него для отдыха и естественной у мальчика, во время отдыха, шалости. Таким образом, расстройство и «внимания», и «поведения», и «успехов» есть последствие несоответственной организации утреннего урока, который, собственно, один и покупает сыну своему отец; но, купив и рассмотрев вещь, находит, что она ничего не содержит в себе, и ему рекомендуется «прикупить еще репетитора» — и тогда, может быть, он будет иметь что-нибудь содержательное в покупке. Неестественность, болезненность всего учебного дела, необходимость долго откладывавшихся реформ в нем ясно сказывается в этом.
НВ. 1899. 6 мая. № 8328. Б.п.