АФРИКА.
(отрывокъ).
Sic transit gloria mundi!
То было время грозной славы:
Междоусобіемъ томимъ,
Грань разширялъ своей державы
И задыхался старый Римъ.
Уже въ коварную угоду
Или сенату, иль народу--
Вожди, заспоря межь собой
Властолюбивою враждой,
Топтали древнюю свободу.
Въ то время Силла казнью мстилъ
Своимъ врагамъ и травлей новой
Роскошно тѣшилъ Римъ суровый,
А старый Марій уходилъ
И въ дальней Африкѣ за моремъ
Блуждалъ, несокрушимый горемъ.
Клонился въ море знойный день,
И блескомъ позднимъ позлащенный,
Ждалъ ночи берегъ раскаленный,
И тихо подступала тѣнь.
Бродящаго роптанья полны,
Средь колебанья дня и мглы,
Залива голубыя волны
Плескались въ бѣлыя скалы,
И воздухъ жаркій и лѣнивый
На берегъ вѣялъ молчаливый.
Тиха печальная страна!
Не нарушалъ уже полвѣка
Ея безвыходнаго сна
Ни трудъ, ни говоръ человѣка.
Давно въ пустынный край не шли,
Стремясь какъ птицъ крылатыхъ стая,
По морю веслами махая,
Съ товаромъ дальнимъ корабли;
Отъ Нила по степямъ песчанымъ
Не приходили съ караваномъ,
Рукой рабовъ навьючены,
Тяжедоступные слоны.
Давно съ жестокостью безумной
Здѣсь пронеслась чрезъ городъ шумный
Война кровавою пятой,
Оставя пепелъ за собой.
Добыча смерти или плѣна,
Исчезли люди Карѳагена;
Торговли жадной дни прошли,
Замолкли клики пышныхъ брашенъ,
Обломки гордыхъ стѣнъ и башенъ
Безмолвной грудою легли.
Съ тѣхъ поръ, спаленные, истлѣли
Цвѣты садовъ и злаки нивъ,
И лавры больше не шумѣли,
Ни зелень темная оливъ:
Лишь жизни волею могучей
Наслѣдникъ рушенныхъ дворцовъ —
Зеленой сѣтью плющъ ползучій
Разросся мирно вкругъ столбовъ,
И въ часъ полдневнаго досуга
Понѣжиться на солнцѣ юга
Изъ-подъ камней скользитъ змѣя,
Иль рѣзвыхъ ящерицъ семья;
И вновь въ томительномъ молчаньи
Лежитъ пустынная страна,
И только дышитъ въ колыханьи
Неугомонная волна.
Но римскій вождь, вѣнчанный славой,
Среди развалинъ одинокъ
Скитался тѣнью величавой,
Какъ бы преступникъ, иль пророкъ.
Суровъ былъ взглядъ его; ланиты
И лобъ морщинами изрыты
И въ кудряхъ черной бороды
Годовъ бѣлѣлися слѣды.
Но крѣпость мышцъ не измѣнила,
Все та же въ жилистой рукѣ
Плебейская дремала сила--
Какъ въ ненатянутомъ лукѣ;
Въ груди, покрытой броней мѣдной,
Таился тотъ же гласъ побѣдный,
Передъ которымъ вражья ратгь,
Смутясь, не въ силахъ устоять.
Давно ли онъ съ трибунъ народныхъ
Громилъ сенатъ въ рѣчахъ свободныхъ?
Давно ль средь боевыхъ тревогъ
Онъ былъ для войска нѣкій богъ?
Смиритель Кимвровъ и Тевтоновъ,
Давно ль онъ съ сонмомъ легіоновъ
Лавровѣнчанный въ Римъ вступалъ
И Римъ ему рукоплескалъ?
Но втунѣ смолкли клики славы,
Исчезла власть!… Предъ нимъ возникъ
Соперникъ смѣлый и лукавый,
Его же дерзкій ученикъ,
И старый вождь унесъ въ изгнанье,
Въ пріютъ далекій отъ людей —
Обиды горечь и сознанье
Величья гордаго скорбей.
Но не груститъ орелъ нагорный
Подобно горлицѣ лѣсной:
Вождь терпѣливый и упорный
Томился думою иной.
Въ себя въ немъ вѣра не уснула!
Онъ все жь былъ грозенъ какъ судьба:
Его зарѣзать не дерзнуіа
Рука наемнаго раба!
И тѣ же волновали страсти
Скитальца непреклонный умъ, —
Любовь къ свободѣ, жажда власти
И жизни сильной блескъ и шумъ;
И мыслилъ онъ: еще поспоримъ!
И взоромъ Римъ искалъ за моремъ.
А съ неба знойнаго сходя,
Вечерній лучъ сіялъ печаленъ
На груды тихія развалинъ,
И образъ стараго вождя.
И вѣчнаго роптанья полны,
Далеко колыхались волны
Н. Огаревъ.