См. Долбинские стихотворения (1814—1815). Дата создания: 4 января 1815 г., опубл.: «Русский архив». 1864. № 10. Стб. 1035—1044. Источник: ФЭБ (1999) • При жизни Жуковского не печаталось. Стихотворение «Ареопагу» стало ответом Жуковского на те замечания, которые были вызваны его посланием «Императору Александру». Подробнее см. комментарий А. Янушкевича
О мой Ареопаг священной, С моею музою смиренной Я преклоняюсь пред тобой! Публичный обвинитель твой,
Малютка Батюшков, гигант по дарованью, Уж суд твой моему „Посланью“ В парнасский протокол вписал За скрепой Аполлона,
И я к подножию божественного трона 10 С повинной головой предстал, С поправками „Посланья“ И парой слов для оправданья!
Прошу, да пред него и Аристарх-певец С своею критикой предстанет,
И да небесный Феб, по Пинду наш отец,
На наше прение негневным взором взглянет!
За что ж о плане ты, мой грозный судия,
Ни слова не сказал? О, страшное молчанье!
Им Муза робкая оглушена моя! 20 И ей теперь мое „Посланье“
Уродом кажется под маской красоты!
Злодей! молчанием сказал мне больше ты
Один, чем критиков крикливое собранье
Разбора строгого шумящею грозой! Но так и быть, перед тобой Все тайные ошибки!
О чем молчишь — о том и я хочу молчать!..
Чтоб безошибочно, мой милый друг, писать, На то талант твой нужен гибкий! 30 Дерзнет ли свой листок он в тот вплести венец?[1]
Ужасный стих! так ты воскликнул, мой певец! И музы все с тобой согласны!
Да я и сам кричу, наморщившись: ужасный!
Вотще жую перо, вотще молюсь богам,
Чтоб от сего стиха очистили „Посланье“!
Напрасное пера невинного жеванье,
Напрасные мольбы! — поправь его ты сам!
Не можешь? Пусть живет векам на посмеянье! Кто славы твоея опишет красоту![2] 40 Ты прав: опишет — вздор, написанный водою,
А твоея — урод! Готов одной чертою
Убить сей стих! Но, друг! смиренную чету
Двух добрых рифм кто разлучить решится?
Да, может быть, моя поправка пригодится?.. Кто славных дел твоих постигнет красоту? —
Не лучше ли? Прими ж, мой друг, сию поправку, А прежний вздорный стих в отставку.
Что далее?.. Увы! я слышу не впервой, Что стих: Дробила над главой 50 Земных народов брань, и что ж еще: державы! —
Смешной и темный стих! Быть может, бес лукавый, Моих баллад герой,
Сшутил таким стихом коварно надо мной.
Над искусителем себя мы позабавим
Балладой новою, а стих хоть так поправим: Ниспровергала, враг земных народов, брань!., Нет! выше бурь венца... Ты здесь, мой друг, в сомненье;
Но бури жизни есть для всякого певца
Не запрещенное от Феба выраженье! 60 А бури жизни, друг, чем лучше бурь венца?
Итак, сомнение приняв за одобренье,
Я с бурями венца отважно остаюсь —
Вверяясь твоему сомненью,
Спокойно на брегу с моей подругой ленью Сижу и бурям критики смеюсь.
Другой же стих — твоя, а не моя погрешность;
Затмила, кажется, рассудок твой поспешность: Ведь невнимательных царей
В Посланье нет! лишь ты, по милости своей, 70 Был невнимательный читатель;
А может быть, и то, что мой переписатель Царей не отделил От их народов запятою И так одной пера чертою Земной порядок помутил.
Итак — здесь виноват не я, а запятая, И критика твоя косая. — Под наклонившихся престолов царских сень Народы ликовать стекалися толпами.[3] 80 По мненью твоему, туман.
Прости! но с критикой твоей я не согласен,
И в этих двух стихах смысл, кажется мне, ясен!
Зато другие два, как шумный барабан,
Рассудку чуждые, лишь только над ушами
Господствуют: мой трон у галлов над главами, Разгрянувшись... Своими страшными кусками
Подобен сухарю и так же сух, как он.
Словечко вспыхнул мне своею быстротою 90 Понравилось — винюсь, смиряясь пред тобою; И робкою пишу рукою: Вспылал, разверзнувшись как гибельный вулкан. Но чем же странен великан,
С развалин пламенных ужасными очами Сверкающий на бледный свет? —
Тут, право, милый друг, карикатуры нет!
Вот ты б, малютка, был карикатура,
Когда бы мелкая твоя фигура Задумала с развалин встать 100 И на вселенну посверкать.
А тень огромная свирепого тирана... Нет... Я горой за великана!
Зато, мой друг, при сих забавных трех стихах
Пред критикой твоей бросаю лирой в прах
И рад хоть казачка плясать над их могилой: Там всё...
И вот как этот вздор поправил Феб мой хилой: Там всё — и весь, и град, и храм — взывало: брань! Всё, раболепствуя мечтам тирана, дань 110 K его ужасному престолу приносило...
Поправка — но вопрос, удачна ли она? И мздой свою постель страданье выкупало!
Конечно, здесь твой вкус надменный испугало
Словечко бедное: постель? Постель бедна
Для пышности стихов — не спорю я нимало; Но если муза скажет нам: И мздой свой бедный одр страданье выкупало, —
Такой стишок ее понравится ль ушам?
Как быть! но мой припев: поправь, как хочешь, сам! 120 И дай вздохнуть моей ты лени —
Тем боле, что твои совсем некстати пени
За этот добрый стих, в котором смысла нет; И юность их была, как на могиле цвет!
Здесь свежесть юная и блеск цветочка милый
Противоположе́н унынию могилы;
На гробе расцветя, цветок своей красой
Нам о ничтожности сильней напоминает:
Не украшает он, а только обнажает Пред нами ужас гробовой. 130 И гроба гость, цветок — симво́л для нас унылый,
Что все живет здесь миг и для одной могилы...
И хитростью...
Мой друг, я не коснусь до первых двух стихов!
В них вся политика видна Наполеона!
И всем известно нам, что, неизбежный ков
Измены, хитрости расставивши близ трона,
Лишь только добивал его громами он. Не будь Наполеон — Разбитый громами охотно я б поставил! 140 Последние ж стихи смиренно я поправил,
А может быть, еще поправкой и добил: По ним свободы враг отважною стопою За всемогуществом шагал от боя к бою! Что скажешь? угодил? —
А следующий стих, на ратей переходы
Служа́щий рифмою, я так переменил: Спешащих раздробить еще престол свободы.[4]
Еще трем карачун; их смуглый мой зоил
(Воейков) На смерть приговорил: 150 И вслед ему всяк час за ратью рать летела —
И по следам его на место: вслед всяк час
Поставить рожица мне смуглая велела! И я исполнил сей приказ! Уж указуешь путь державною рукой —
Приказано писать: Уж отверзаешь путь. Перед тобой весь мир — писать: перед тобою Мир — весь же зачеркнуть...
Еще на многие стихи он покосился, Да я не согласился.
↑Комментируя этот стих, Батюшков писал: «Ужасный стих! (Замечание: я стану только выписывать дурные стихи; моя критика не нужна, он сам почувствует ошибки: у него чутье поэтическое)»
↑Замечание Батюшкова: «Стих холодный, прозаический. Пусть поэт описывает славу Государя, увлеченный своим энтузиазмом, но никак не упоминает о слове описывать. Пусть его переходы будут живы и пр. Жуковский мастер этого дела. Пусть он начнет прямо с следующего стиха: «С благоговением, и проч.»
↑Батюшков по поводу этих стихов писал: «Эти стихи так спутаны, что в них и смысл теряется»
↑По поводу этих стихов Батюшков писал: «Рати, спешащие раздробить еще приют свободы. Приют свободы раздробить! Какие ошибки! Но как легко их поправить этому варвару Жуковскому!»
