Критика
правитьАнтеноровы путешествия по Греции и Азии. Перевод с французского. Москва 1802. — Сию книгу назвали во Франции l’Anacharsis des Boudoirs. Автор, господин или (как ныне говорить надобно) гражданин Лантье, описывая те же самые места и тех же людей, которые описаны аббатом Бартелеми, не хочет спорить с ним в учености, и советуется более с воображением, нежели с историей и хронологией; но пишет остроумно, с живостью — с талантом и вкусом. Некоторого рода читатели найдут в Антеноре еще более приятности, нежели в Анахарсисе — те, которые читают для забавы, не разбирая, что история и что роман. Вкус автора предохранил его от ученого хвастовства; он не показывает, а скрывает знания, почерпнутые им в древних классиках. Между тем многие исторические и местные изображения в Антеноре заслужили внимание и похвалу сведущих людей: так, например, Лантье описал египетское озеро Мерис лучше и вернее всех других авторов. Французский генерал Андреосси, быв на месте, с удивлением отдает ему сию справедливость. Следственно автор много читал и сравнивал; но желает только забавлять, и по скромности своей не требует ученого лавра, довольствуясь венком граций. В книге его много сладострастной живописи; однако закон пиитический благопристойности едва ли где-нибудь нарушен — по крайней мере не так грубо, как во многих других книгах сего рода (не исключая Виландова Агатона и даже Аристиппа, писанного семидесятилетним стариком). Сверх того в Антеноре есть какая-то веселость ума, любезная не только веселым читателям, но и самым меланхоликам.
Русские любители чтения будут конечно довольны сей книгой, тем более, что она и переводом не испорчена. Возьмем нечто для примера, и дозволим себе заметить некоторые легкие ошибки против языка или вкуса, если — найдем их. Господин переводчик не сказывает имени своего: такая скромность заставляет нас думать, что он не есть враг критики; а критика с своей стороны не будет его врагом.
Портрет Аристиппа.
«В Афинах не было человека ни любезнее, ни ученее Аристиппа. Сведения его простирались даже до поваренного искусства: повара часто требовали от него совета. Он любил вкусный стол, и обыкновенно говаривал, что ежели бы лакомство было предосудительно, то не давали бы великолепных пиршеств в честь богам. В беседе с нежным полом он прикрывал свою ученость покровом веселости; а когда и обнаруживал, то всегда приятным образом или забавной шуткой; любил нравиться женщинам и находил удовольствие приводить их в замешательство; обладая собой совершенно, расстилал сети свои так искусно, что редким удавалось избегнуть их. Дом его был собранием лучших людей; его кроткая, легкая философия, веселость, наполненный остротой и приятностями разум, дар льстить очень тонко и одолжать каждым словом, делали беседу его любезной. Он имел удивительную прозорливость; поговорив однажды с человеком, узнавал его свойства. Обыкновенным словом его было: говори, что хочешь; только говори: для меня довольно. — Он говорил с равной ловкостью о политике, о любви, о нравах, религии, забавах и смерти».
Фабрика русских переводов не имела бы такой дурной славы, если бы у нас по большей части так переводили. Здесь заметим только, что покров слишком груб для веселости; что острота не может наполнять ума; что ловкость имеет в русском языке только физический смысл и относится к наружным движениям. Но такая критика не похожа ли на привязку? Мы не виноваты, если не нашли в сем месте никаких важнейших пороков; и думая по сему неудачному опыту критики, что г. переводчик взял свои меры не бояться суда, закрываем русского Антенора.
Критика [на «Антеноровы путешествия по Греции и Азии» Э.Ф. де Лантье] / Р. // Вестн. Европы. — 1802. — Ч. 3, N 10. — С. 143-146.