Только что приведенный мною случай Віолеты относится, по нѣкоторымъ подробностямъ своимъ, и къ этой рубрикѣ.
Въ главѣ III-й, отдѣлѣ 8-мъ, я привелъ нѣсколько случаевъ, также отвѣчающихъ условіямъ настоящей рубрики.
Таковъ, напр., случай, засвидѣтельствованный членами Комитета Діалектическаго Общества, когда сводный братъ хозяйки дома, въ которомъ происходили сеансы, умершій четырнадцать лѣтъ тому назадъ, объявился въ сообщеніи, чтобы сказать ей, что она не унаслѣдовала всего состоянія своего, а что часть онаго осталась въ рукахъ исполнителя его духовнаго завѣщанія, что оказалось вѣрнымъ (стр. 455).
Таковъ также случай д-ра Дэвей, коему сынъ его, умершій на морѣ, объявился на сеансѣ, чтобы сказать ему, что онъ умеръ не отъ болѣзни, какъ о томъ извѣстилъ его капитанъ корабля, но отъ отравы, и что капитанъ не передалъ отцу его всѣхъ денегъ, находившихся при немъ, — что оказалось вѣрнымъ (стр. 453).
Въ той же рубрикѣ я вкратцѣ упомянулъ о лично мнѣ извѣстномъ случаѣ находки завѣщанія барона Корфа (стр. 455). Помѣщаю здѣсь подробности, относящіяся до этого случая, въ томъ видѣ, какъ онѣ напечатаны въ «Трудахъ лонд. общ. псих. изсл.» («Proceedings», 1890 г., т. XVI, стр. 353—355).
Желая выяснить этотъ фактъ возможно обстоятельнѣе, я, разумѣется, обратился за разспросами къ своему товарищу, барону К. Н. Корфу. Онъ отвѣтилъ мнѣ, что всего ближе получить мнѣ эти свѣдѣнія отъ самаго сына покойнаго барона — Павла Павловича Корфа, живущаго здѣсь въ Петербургѣ, въ Почтамтской улицѣ, къ которому онъ тотчасъ же со мною и отправился.
Послѣдній обязательно сообщилъ мнѣ слѣдующее: Отецъ его, генералъ Павелъ Ивановичъ Корфъ, умеръ въ Варшавѣ 7 апрѣля 1867 года. Было извѣстно, что онъ оставилъ завѣщаніе, но, послѣ смерти его, не смотря на всѣ розыски, его не могли найти. Въ іюлѣ 1867 г. замужняя сестра Павла Павловича, баронесса Шарлотта Павловна Врангель, жила вмѣстѣ съ сестрою своего мужа Дарьей Егоровной Обуховой въ Плоцкѣ, недалеко отъ Варшавы. Мать ея, вдова генерала П. И. Корфа, находилась въ это время за границей; получавшіяся на ея имя письма она поручила вскрывать своей дочери; въ числѣ такихъ писемъ оказалось одно отъ князя Эмилія Витгенштейна, также находившагося за границей, въ которомъ онъ извѣщалъ вдову генерала, что получилъ отъ имени ея покойнаго мужа спиритическое сообщеніе, въ коемъ указывалось мѣсто, гдѣ находится его завѣщаніе, Баронесса Врангель, знавшая, что отсутствіе этого завѣщанія было источникомъ не малыхъ затрудненій для ея старшаго брата, барона Іосифа Павловича Корфа (нынѣ умершаго), на коего было возложено веденіе дѣлъ по наслѣдству и который въ то время находился въ Варшавѣ, тотчасъ отправилась туда вмѣстѣ со своей золовкой, чтобъ извѣстить его о важномъ содержаніи письма князя Витгенштейна. Первыми словами брата при встрѣчѣ ихъ было, что завѣщаніе только что найдено имъ; а когда было прочитано письмо князя В., то, ко всеобщему удивленію, оказалось, что мѣсто, гдѣ завѣщаніе, согласно спиритическому сообщенію, имѣло находиться, было то самое, гдѣ баронъ наконецъ и нашелъ его.
Баронъ П. П. Корфъ обѣщалъ мнѣ поискать у себя это письмо князя Витгенштейна, которое было у него въ рукахъ, не далѣе какъ два года тому назадъ, когда онъ разбиралъ семейныя бумаги. Но до сего времени ему не удалось найти его. Онъ боится, не уничтожилъ-ли онъ его вмѣстѣ съ другими ненужными письмами.
Относительно даты этого письма, вотъ что я могъ выяснить изъ послѣдняго свиданія моего съ барономъ П. П. Корфомъ. Свадьба сестры его, баронессы Шарлотты Павловны Корфъ съ барономъ Врангелемъ имѣла мѣсто въ Варшавѣ 5/17 іюня 1867 г.; недѣлю спустя, баронесса Врангель, съ мужемъ своимъ и золовкой — Д. Е. Обуховой, переѣхали въ Плоцкъ, а мать ихъ уѣхала за границу. Въ это время завѣщаніе еще не было найдено. А такъ какъ приводимое ниже письмо князя Витгенштейна къ родителямъ его, въ которомъ онъ извѣщаетъ ихъ о нахожденіи этого завѣщанія спиритическимъ путемъ помѣчено 5/17 іюля 1867 г., то изъ этого слѣдуетъ, что письмо князя В. къ вдовѣ барона Корфа о спиритическомъ сообщеніи, а посему и самое сообщеніе, были получены между 5 іюня и 5 іюля 1867 года.
Относительно мѣста, гдѣ завѣщаніе было найдено, я спросилъ барона П. П. Корфа — правда-ли, что завѣщаніе было найдено «въ шкафу», какъ было сказано въ спиритическомъ сообщеніи? Онъ отвѣтилъ мнѣ: «Такъ слышали мы оба — и сестра, и я».
I. Совершенно случайно, какъ разъ въ то время, когда я писалъ объ этомъ случаѣ, мнѣ попалась въ руки книга: «Souvenirs et corréspondance du Prince Emile de Sayn-Wittgenstein-Berlebourg» (Воспоминанія и переписка князя Эмилія Зайнъ-Витгенштейна-Берлебурга), только что изданная въ Парижѣ, въ 1889 г.: гдѣ, въ т. II, на стр. 365, я нашелъ нижеслѣдующее письмо:
«Дорогіе родители! Цѣлую вѣчность не имѣю вѣстей отъ васъ; послѣднее письмо матушки было помѣчено 5 іюня. Въ это послѣднее время я много занимался спиритизмомъ, и мои медіумическія способности развились удивительнымъ образомъ. Я часто пишу, совершенно легко, различными почерками; я прямо получалъ сообщенія отъ духа, который появляется въ Берлебургѣ, — женщины изъ нашего дома, убившейся сто два года тому назадъ. Я еще получилъ очень любопытный результатъ. Одинъ изъ моихъ пріятелей генералъ-лейтенантъ баронъ Корфъ, умершій всего нѣсколько мѣсяцевъ, объявился мнѣ (когда нисколько о немъ не думалъ), чтобъ черезъ меня указать своему семейству то мѣсто, куда, по недоброжелательству, запрятали его завѣщаніе, а именно въ шкафѣ того дома, гдѣ онъ умеръ. Я и не зналъ, что ищутъ его завѣщаніе и не могутъ его найти. Оказалось, что его нашли въ томъ самомъ мѣстѣ, которое мнѣ было указано въ сообщеніи. Это документъ чрезвычайно важный для завѣдыванія его имѣніями и для разрѣшенія вопросовъ при совершеннолѣтіи дѣтей. Вотъ факты, которые выдержатъ всякую критику…… Скоро буду писать вамъ опять, дорогіе родители; обнимаю васъ.
II. Письмо барона Павла Павловича Корфа, скрѣпленное сестрой его, баронессой Шарлоттой Павловной Врангель, адресованное А. Н. Аксакову въ подтвержденіе вышеизложеннаго случая; французскій подлинникъ отосланъ г. Майерсу, секретарю Лондонск. Общ. Псих. Изслѣд.. 27 февраля 1890 г.
«Я прочиталъ съ большимъ интересомъ сообщеніе ваше, помѣщенное въ журналѣ „Psychische Studien“ 1889 г., стр. 568, о случаѣ съ завѣщаніемъ моего покойнаго отца. Факты переданы вами съ совершенною точностью. Опасаюсь только, не сжегъ ли я письма князя Витгенштейна, когда, около года тому назадъ, я приводилъ въ порядокъ отцовскія бумаги, находившіяся въ деревнѣ.
«Присоединяю мою подпись къ братниной, чтобы подтвердить содержаніе этого письма.
Случаи, когда отшедшіе являются на помощь для устройства своихъ земныхъ дѣлъ, не рѣдки. Вотъ еще таковой, столь же простой, сколь и доказательный, который я также заимствую у Дэль-Оуэна, получившаго его изъ первыхъ рукъ и напечатанный имъ въ его „Спорной Области“ подъ заглавіемъ: „Отшедшій приводящій въ порядокъ свои земныя дѣла“. Невозможно сократить его, такъ какъ вся цѣнность его въ подробностяхъ; привожу его цѣликомъ, по русскому изданію, стр. 134—137:
«Г-жа Г., жена капитана арміи Соединенныхъ Штатовъ, жила въ 1871 г. со своимъ мужемъ въ Цинциннати. До того времени конечно она часто слыхала о спиритическихъ явленіяхъ, ио избѣгала случаевъ провѣрить подлинность ихъ на опытѣ, держась мнѣнія, что искать сообщеній изъ другого міра грѣшно. Она никогда не встрѣчалась ни съ однимъ такъ называемымъ профессіональнымъ медіумомъ.
«Случилось такъ, что въ упомянутомъ году одна изъ ея знакомыхъ, г-жа С., открыла въ себѣ способность получать сообщенія посредствомъ стуковъ; по временамъ, она сходилась для этой цѣли съ нѣкоторыми изъ самыхъ близкихъ къ ней лицъ, и въ томъ числѣ съ г-жою Г. Эти сеансы продолжались въ 1861 и весь 1862 годъ и до нѣкоторой степени побѣдили въ г-жѣ Г. отвращеніе къ спиритизму, возбудивъ ея любопытство; но убѣдить ее вполнѣ они не могли.
«Въ декабрѣ 1863 г., братъ ея мужа, Джекъ (какъ его называли попросту), скоропостижно умеръ.
«Въ мартѣ 1846 г., г-жу Г., проживавшую тогда въ сельскомъ уединеніи близъ Цинциннати, посѣтила одна знакомая, миссъ Л. Б. Дѣвушка эта обладала нѣкоторою медіумическою силою, и г-жа Г. однажды устроила съ нею сеансъ. Черезъ нѣсколько времени гостья встала изъ-за стола, и хозяйка осталась одна. Тогда, подъ ея руками, при самомъ легкомъ прикосновеніи, столъ сталъ двигаться и перешелъ, черезъ открытую дверь, въ смежную комнату. Впослѣдствіи онъ двигался въ присутствіи г-жи Г. безъ всякаго прикосновенія. Такимъ образомъ ей открылась въ первый разъ ея собственная медіумическая сила.
«Когда она сѣла опять съ миссъ Б., сложилось по алфавиту, совершенно неожиданно, имя „Джекъ“.
«Г-жа Г. спросила: „Не желаете ли дать мнѣ какое-нибудь порученіе?“ Отвѣтъ былъ: „Отдайте Аннѣ то кольцо“.
«Анна М. — было имя дѣвушки, съ которою братъ г-на Г. въ годъ своей смерти былъ помолвленъ. Г-жа Г. не знала, что это за кольцо, но впомнила, что послѣ смерти Джэка гладкое золотое кольцо, — единственное, какое онъ носилъ, — было подарено ея мужемъ одному пріятелю умершаго, г-ну Г. Она спросила, это ли разумѣетъ онъ кольцо, и отвѣтъ получился утвердительный.
«Черезъ нѣсколько дней послѣ того мать Джека навѣстила ихъ. Ей ничего не было сказано о полученномъ сообщеніи. Между разговоровъ, она передала имъ, что у нея была миссъ Анна М. и заявила, что, при помолвкѣ съ Джэкомъ, дала ему гладкое золотое кольцо, которое желала бы теперь получить обратно. Ни г-жѣ Г. ни мужу ея не было извѣстно, что кольцо, о которомъ идетъ рѣчь, получено было отъ миссъ М., такъ какъ самъ Джэкъ не говорилъ имъ объ этомъ ни слова. Приняты были мѣры, чтобы возвратить кольцо.
«Послѣ смерти Джэка, три лица, Г., С. и 3., заходили отдѣльно къ капитану Г. и заявили ему, что умершій братъ его остался имъ долженъ. Капитанъ Г. просилъ ихъ доставить письменные счеты.
«Между тѣмъ, не зная ровно ничего о суммахъ, которыя задолжалъ братъ этимъ людямъ, капитанъ Г. попросилъ жену сдѣлать сеансъ, въ надеждѣ получить этимъ путемъ какія-нибудь указанія. Результатъ былъ слѣдующій: Джэкъ объявился, и братъ его спросилъ:
«Былъ ли ты долженъ Г-ну, когда умеръ?
«Да.
«Сколько?
«Тридцать пять долларовъ.
«Былъ ли ты долженъ С-у?
«Да.
«Сколько?
«Пятьдесятъ долларовъ.
«А сколько З-у?
«Ничего.
«Но З. говоритъ, что ты у него въ долгу.
«Это невѣрно. Я занялъ у него сорокъ долларовъ, но уплатилъ пятьдесятъ. Онъ возвратилъ мнѣ только семь, и еще долженъ три.
«Счетъ, предъявленный потомъ Г-номъ, оказался дѣйствительно въ 35 долларовъ, а счетъ С-а въ 50: З. подалъ счетъ въ 40 долларовъ. Когда капитанъ Г., при предъявленіи его, замѣтилъ, что Джекъ уплатилъ уже 50 долларовъ, З. смѣшался и сказалъ, что „не принималъ въ разсчетъ этой суммы, полагая, что она назначалась въ подарокъ его сестрѣ“.
«Капитанъ Г. впослѣдствіи спросилъ черезъ столъ:
«Джекъ, долженъ ли ты еще кому-нибудь?
«Да, Джону Гр. — десять долларовъ за пару сапоговъ.
(Ни капитанъ, ни г-жа Г. не знали ничего объ этомъ долгѣ).
«А не долженъ ли кто тебѣ?
«Да, С. Г. долженъ мнѣ пятьдесятъ долларовъ.
Капитанъ Г. обратился къ С. Г., спрашивая его, не остался ли тотъ долженъ его брату.
«Да, — отвѣчалъ онъ, — пятнадцать долларовъ.
«Но братъ далъ вамъ взаймы пятьдесятъ.
«Правда, — но я выплатилъ ему все, кромѣ пятнадцати долларовъ.
«У васъ есть вѣроятно росписки?
«С. Г. обѣщался поискать ихъ, но потомъ пришелъ и заплатилъ пятьдесятъ долларовъ.
«Наконецъ, капитанъ Г. зашелъ къ Джону Гр., сапожнику, который, однако, не прислалъ счета. Желая дать своей провѣркѣ возможно болѣе доказательности, онъ спросилъ:
«Считаете вы что-нибудь за мною, г. Гр.?
«Нѣтъ, сэръ. Вы заплатили мнѣ за все, что брали.
«Капитанъ Г. повернулся, какъ будто собираясь уйти. Тогда сапожникъ прибавилъ:
«А вотъ на вашемъ покойномъ братѣ, г. Джэкѣ, остался небольшой должокъ.
«За что это?
«За пару сапоговъ.
«А сколко вамъ за нихъ слѣдуетъ?
«Десять долларовъ.
«Г. Гр., вотъ ваши деньги.
„Все это было мнѣ разсказано самими гг. Г., въ мой пріѣздъ къ нимъ въ ихъ загородный домъ, 9 апрѣля 1865 г. Я записалъ все тогда же, и по этой запискѣ составилъ настоящій разсказъ. Разсказъ я показалъ потомъ капитану Г., который провѣрилъ его и одобрилъ. Капитанъ Г. велъ дневникъ всѣмъ получавшимся сообщеніямъ и имѣвшимъ къ нимъ какое-либо отношеніе обстоятельствамъ, такъ что могъ каждую подробность передать мнѣ совершенно точно. Фамиліи всѣхъ лицъ, обозначенныхъ здѣсь только заглавными буквами, мнѣ извѣстны, и если я не получилъ позволенія огласить ихъ, въ удостовѣреніе факта, пусть наше общество пеняетъ за то на самого себя“.
Всѣ эти факты представляютъ изъ себя только упрощенный методъ для нѣкотораго рода посмертныхъ проявленій, имѣвшихъ мѣсто во всѣ времена, и сравненіе съ которыми невольно здѣсь напрашивается въ силу аналогіи. Я говорю о сообщеніяхъ, путемъ впечатлѣній или видѣній, во снѣ или иначе, фактовъ извѣстныхъ только отшедшему, — начиная съ долговъ въ три шиллинга и шесть пеyсовъ (см. „Owen. Footfalls“, стр. 294) и заканчивая откровеніями о совершенныхъ убійствахъ (См. необычайный случай открытія „Уайтъ-Чапельскаго убійства“, въ „Спиритуалистѣ“ 1875 г., II, стр. 307); подъ пару къ случаю съ неотыскивавшимся завѣщаніемъ барона Корфа можно указать на извѣстный случай съ неотыскавшейся роспиской г. Гартевиля, найденной по указаніямъ, полученнымъ Сведенборгомъ отъ самаго отшедшаго. Э. Фихте, говоря объ этомъ случаѣ въ своихъ „Memorabilia“, справедливо признаетъ его за совершенно спиритическій, и поясняетъ основанія къ тому („Ps. Studien“ 1879, стр. 203-4).
Возвращаюсь къ своему предмету и заканчиваю эту рубрику случаемъ, который мнѣ извѣстенъ изъ первыхъ рукъ. Онъ не принадлежитъ къ категоріи фактовъ, извѣстныхъ только отшедшему, но къ категоріи тѣхъ, которые могли быть сообщены только самимъ отшедшимъ, такъ какъ рѣчь идетъ о политическомъ секретѣ, касающимся живого, и раскрытаго близкимъ отшедшимъ другомъ этого живого, съ цѣлью спасти его. Я изложу этотъ случай со всѣми возможными подробностями, такъ какъ я считаю его однимъ изъ самыхъ доказательныхъ въ пользу спиритической гипотезы. Скажу болѣе, какъ доказательство самоличности на столько абсолютное, на сколько доказательство такого рода вообще возможно.
Мои читатели уже знакомы съ моей родственницей, г-жей В., по участію, которое она принимала въ моихъ домашнихъ сеансахъ, происходившихъ въ 1880—1883 гг. У нея есть единственная дочь, которая въ то время была занята своимъ гимназическимъ курсомъ; она никогда не участвовала на какихъ-либо сеансахъ и никогда ничего не читала о спиритизмѣ. Мать ея также, помимо нашихъ сеансовъ, никогда имъ не занималась.
Однажды вечеромъ, въ октябрѣ 1884 г., во время визита дальняго родственника, разговоръ зашелъ о спиритизмѣ, и въ угоду ему попробовали сѣсть за столикъ. Но сеансъ ничего особеннаго не представилъ, и только доказалъ, что у этихъ дамъ все-таки кое-что можетъ получится. Перваго января 1885 года, вечеромъ, оставшись вдвоемъ съ дочерью, г-жа В., желая чѣмъ-нибудь развлечь ее въ охватившемъ ее нервномъ настроеніи, предложила ей устроить маленькій сеансъ. Тотчасъ приступили къ дѣлу. На большомъ листѣ бумаги написали азбуку и опрокинутое чанное блюдечко, съ проведенной на немъ черною чертою, послужило указкою. Минутъ черезъ двадцать сложилось имя „Андрей“. Въ этомъ не было ничего необычайнаго, такъ какъ „Андрей“ было имя покойнаго мужа г-жи В. Содержаніе всего послѣдовавшаго не представляло ничего особенно цѣльнаго, но тѣмъ не менѣе было рѣшено продолжать сеансы разъ въ недѣлю, по вторникамъ, такъ какъ и этотъ день былъ вторникъ. Впродолженіе трехъ недѣль характеръ сообщеній не измѣнился, и они постоянно получались отъ имени „Андрея“.
На четвертый вторникъ, 22 января, къ немалому удивленію сидѣвшихъ, вмѣсто обычнаго имени „Андрея“, сложилось: „Зина“. Затѣмъ, при очень опредѣленныхъ и поспѣшныхъ движеніяхъ блюдечка, сложилось:
— Тебѣ дано спасти Колю.
— Что значитъ это? — спросили озадаченныя дамы.
— Онъ замѣшанъ, какъ Миша, и погибнетъ. Шайка негодяевъ увлекаетъ его.
— Что же дѣлать?
— Поѣзжай въ Технологическій институтъ до трехъ часовъ, вызови Колю и назначь ему свиданіе у него въ кабинетѣ.
Вся эта рѣчь была обращена къ дочери г-жи В.; она отвѣтила, что при тѣхъ чисто свѣтскихъ отношеніяхъ, въ которыхъ она находится къ Колѣ и его семейству, ей трудно будетъ поступить по этимъ указаніямъ.
— Нелѣпыя свѣтскія приличія — послѣдовалъ на это раздраженный отвѣтъ Зины.
— Но какимъ же образомъ могу я повліять на него?
— Силой слова. Будешь говорить ему отъ моего имени.
На вопросъ, кого сообщавшая называетъ „негодяями“, было отвѣчено:
— Шайка, въ которой замѣшанъ Коля.
— Стало быть, вы измѣнили своимъ прежнимъ убѣжденіямъ?
— Возмутительное заблужденіе — былъ немедленный отвѣтъ.
Теперь я долженъ пояснить смыслъ этого таинственнаго сообщенія, которое однакожъ не было таковымъ для сеансировавшихъ, знавшихъ всѣхъ тутъ помянутыхъ лицъ; „Коля“ и „Миша“ были двоюродные братья „Зины“, недавно скончавшейся дѣвицы (Зинаиды О.), бывшей товарки дочери г-жи В. по гимназіи. Михаилъ С., будучи еще совсѣмъ молодымъ человѣкомъ, имѣлъ несчастіе увлечься революціонными идеями нашихъ анархистовъ, былъ арестованъ и приговоренъ къ тюремному заключенію въ отдаленномъ отъ Петербурга городѣ, гдѣ, при какомъ-то столкновеніи, былъ убитъ. Зина очень любила его и вполнѣ раздѣляла его политическія убѣжденія и стремленія, чего нисколько не скрывала. Послѣ его смерти, въ сентябрѣ 1884 г., она упала духомъ и на столько почувствовала себя разочарованной въ своихъ революціонныхъ надеждахъ, что приняла яду и скончалась 15 января 1885 г., имѣя отъ роду семнадцать лѣтъ. Это произошло какъ разъ за недѣлю до помянутаго сеанса. Младшій братъ Михаила, Николай, былъ тогда студентомъ Технологическаго института.
Г-жа В. и дочь ея знали всѣ эти обстоятельства, такъ какъ онѣ давно были знакомы съ родителями Зины и ея двоюродными братьями, принадлежащими къ лучшему петербургскому обществу. Понятно, что я не могу предать гласности имена этихъ фамилій, и даже измѣнилъ имена молодыхъ людей. Но это знакомство далеко не было короткимъ; оно поддерживалось рѣдкими свиданіями, и только. Ниже я распространюсь о другихъ подробностяхъ, а теперь возвращусь къ продолженію разсказа.
Само собою разумѣется, что ни г-жа В., ни дочь ея ничего не знали о внутреннихъ убѣжденіяхъ и поведеніи Николая. Полученное ими сообщеніе было столь же неожиданно, сколь важно. Оно налагало большую отвѣтственность. Положеніе дочери г-жи В. было весьма затруднительное. Выполнить буквалыю требованіе Зины было для молодой дѣвицы просто невозможно, именно съ точки зрѣнія свѣтскихъ приличій; затѣмъ, по какому праву могла бы она, какъ простая знакомая, позволить себѣ вмѣшиваться въ семейныя дѣла столь щекотливаго характера? И наконецъ, все это могло, да по всей вѣроятности и было бы признано Николаемъ за неправду, а быть можетъ и въ самомъ дѣлѣ была неправда. Въ какомъ положеніи очутилась бы тогда г-жа В.? Она слишкомъ хорошо знала по сеансамъ, на которыхъ она участвовала со мною, какъ мало можно довѣряться спиритическимъ сообщеніямъ. Руководствуясь этимъ опытомъ, она и посовѣтовала дочери своей прежде всего убѣдиться въ самоличности Зины, что и было ею немедленно принято, какъ ближайшій выходъ изъ затрудненія.
Въ слѣдующій вторникъ Зина объявилась немедленно, и дочь г-жи В. попросила ее дать ей доказательство своей самоличности, на что Зина немедля отвѣтила:
— Пригласи Колю, устрой съ нимъ сеансъ, и я явлюсь.
Изъ этого отвѣта видно, что Зина, которая еще при жизни не признавала никакихъ свѣтскихъ приличій — какъ это водится у нигилистовъ — оставалась вѣрною себѣ, и опять требовала вещи невозможной. Ни разу еще Николай С. не былъ въ домѣ у г-жи В. Поэтому она и попросила ее представить какое-нибудь другое доказательство своей личности безъ вмѣшательства Николая, и чтобы это доказательство было убѣдительное.
— Я явлюсь тебѣ — отвѣтила Зина.
— Какимъ же это образомъ?
— Увидишь.
Нѣсколько дней спустя, дочь г-жи В., ложась спать — это было около 4 час. утра, такъ какъ она возвратилась съ вечера — находясь у двери изъ спальной въ столовую, гдѣ было уже темно, увидѣла на стѣнѣ этой комнаты, насупротивъ двери, у которой она стояла, свѣтовой кругъ, какъ бы съ предплечіями, продержавшійся не болѣе 2-3 секундъ, и исчезнувшій, поднимаясь къ потолку. Это не было отраженіемъ какого-нибудь свѣта съ улицы, въ чемъ она тотчасъ же удостовѣрилась.
На слѣдующемъ очередномъ сеансѣ попросили у Зины объясненія этого явленія и она отвѣтила.
— Это было очертаніе головы съ предплечіями; яснѣе не могу, еще слаба.
Хотя разныя другія подробности, которыя я здѣсь опускаю, все болѣе и болѣе убѣждали дочь г-жи В. въ самоличности Зины, но тѣмъ не менѣе она не рѣшалась поступать согласно ея требованіямъ, и предложила ей, какъ нѣчто болѣе подходящее, сообщить о всемъ этомъ родителямъ Николая. Это предложеніе вызвало въ Зинѣ сильнѣйшее неудовольствіе, выразившееся въ порывистыхъ толчкахъ блюдечка и слѣдующемъ рѣзкомъ, почти бранномъ отвѣтѣ:
— Ни къ чему не поведетъ — кислятины, рохли…
Какъ впослѣдствіи оказалось, Зина имѣла обыкновеніе именно въ этихъ характерныхъ выраженіяхъ высказывать свое презрительное негодаваніе по поводу апатичности своихъ близкихъ. На прямой запросъ объ отцѣ, послѣдовало нетерпѣливое:
— Не говори, не говори…
На каждомъ слѣдующемъ сеансѣ возобновлялись настойчивыя требованія Зины немедленно приступить къ дѣлу, и эта настойчивость, какъ увидѣли впослѣдствіи, имѣла особое значеніе. Но дочь г-жи В. все-таки не рѣшалась… „Что ты мямлишь“ — нетерпѣливо обращалась къ ней Зина, видя ея колебанія. Такая нетерпѣливость упорно приписывалась Зиной вліянію матери — г-жи В. Къ ней она все время относилась очень недоброжелательно, заявивъ съ самаго начала, что желаетъ обращаться исключительно къ ея дочери; и при первой попыткѣ, когда случалась г-жѣ В. обратиться къ Зинѣ съ вопросомъ, она обрывала ее рѣзкимъ: „Молчите, молчите…“ Между тѣмъ какъ, обращаясь къ ея дочери, она постоянно осыпала ее самыми нѣжными, ласкательными словами, также не совсѣмъ обычными, какъ: „Милка, любка“, которыя, какъ погомъ узналось, были именно ея выраженіями.
Каково же было удивленіе и смущеніе этихъ дамъ, когда на слѣдующемъ затѣмъ очередномъ сеансѣ, 26 февраля, первыми словами было:
— Уже поздно, будешь горько раскаиваться и мучиться отъ угрызеній совѣсти; жди ареста.
И то были послѣднія слова Зины; съ тѣхъ поръ она замолкла. Въ слѣдующій вторникъ попробовали опять поговорить съ Зиной, но она не отзывалась. Вслѣдъ затѣмъ сеансы г-жи В. съ дочерью совсѣмъ прекратились.
Въ то время, какъ они происходили, г-жа В., разумѣется, сообщала мнѣ о нихъ и совѣтовалась со мною, какъ быть, въ виду странныхъ требованій Зины. Нѣсколько времени по прекращеніи сеансовъ, г-жа В. рѣшилась для очистки совѣсти и ради успокоенія дочери сообщить обо всемъ этомъ роднымъ Николая С. На это они но обратили никакого вниманія, тѣмъ, болѣе, что поведеніе его находили безупречнымъ. Семейство его въ этомъ отношеніи было совершенно покойно; но важно констатировать, что эти спиритическія сообщенія сдѣлались извѣстны родителямъ до развязки дѣла. А такъ какъ втеченіе года все обстояло благополучно, то молодая В. пришла къ окончательному убѣжденію, что всѣ эти сообщенія были ничто иное, какъ ложь, и, бросивъ ихъ въ огонь, дала себѣ слово никогда болѣе спиритизмомъ не заниматься.
Еще годъ истекъ безъ всякаго приключенія; но 9-го марта 1887 г. въ квартиру Николая С. совершенно неожиданно явилась тайная полиція и произвела обыскъ. Онъ былъ арестованъ и немедленно высланъ изъ Петербурга въ одинъ изъ отдаленныхъ городовъ Имперіи. Какъ въ послѣдствіи оказалось, вся вина его состояла въ томъ, что онъ принималъ участіе въ сходкахъ анархистовъ, и какъ разъ въ январѣ и февралѣ 1885 г., что совершенно совпадаетъ съ тѣмъ временемъ, когда Зина настаивала, чтобы немедленно были приняты тѣ мѣры, которыя, по ея убѣжденію, должны были предотвратить участіе Николая С. въ этихъ сходкахъ.
Вотъ когда сообщенія Зины были оцѣнены по достоинству; записанное о нихъ г-жею В. было съ полнымъ вниманіемъ перечитано въ семействахъ Зины и С.; самоличность ея во всемъ этомъ проявленіи была признана несомнѣнною, какъ на основаніи главнаго факта, относящагося до Николая и другихъ интимныхъ подробностей, такъ и совокупности всѣхъ отдѣльныхъ характерныхъ чертъ. Это печальное событіе разразилось надъ семействомъ С. какъ новый громовой ударъ, и ему оставалось благодарить Бога, что увлеченія молодого человѣка не имѣли болѣе печальныхъ послѣдствій.
Для критической оцѣнки этого случая весьма важно выяснить отношенія существовавшія между обѣими дѣвицами. Я попросилъ г-жу В. составить мнѣ объ этомъ записку (какъ это было сдѣлано и для всего предшествующаго), сколь возможно подробною, и вотъ что я узналъ: Въ 1880 году въ декабрѣ, около Рождества, г-жа В. съ дочерью были съ визитомъ у дѣдушки Зины и тутъ впервые ее увидали. Дочери г-жи В. было тогда тринадцать лѣтъ, а Зина была еще моложе; первая была сильно удивлена, когда увидѣла столъ Зины, заваленный книгами; это были, по ея словамъ, ея лучшіе друзья; ея страстью было чтеніе историческихъ сочиненій, и она поразила молодую В. своею памятью, закидывая ее разными цитатами изъ своихъ излюбленныхъ авторовъ. Весьма понятно, что дочь г-жи В. не можетъ припомнить всѣхъ подробностей ихъ разговора при этомъ свиданіи,, которое, прошу замѣтить, было ихъ первымъ и послѣднимъ въ настоящемъ смыслѣ этого слова. Она помнитъ только о хорошемъ впечатлѣніи, произведенномъ на нее раннимъ развитіемъ и серьезными стремленіями ея молодой подруги. Несмотря на такого рода раннюю зрѣлость Зины, наклонности къ политикѣ и къ тому нигилистическому направленію, которое впослѣдствіи и сгубило ее, не было тогда и тѣни; напротивъ того, она была совершенно безпечна и весела. Ужо гораздо позднѣе, именно послѣ эпизода 9 марта, молодая В. узнала, что послѣ этого перваго свиданія Зина почувствовала къ ней, и все время сохраняла, живѣйшую симпатію, вызванную вѣроятно, тѣмъ участливымъ вниманіемъ, съ которымъ ея новая знакомая отнеслась къ ея стремленіямъ. Этимъ и объясняются тѣ ласковыя слова, которыми она осыпала ее въ сообщеніяхъ.
Эти обѣ дѣвицы ходили въ одну и ту же гимназію и впродолженіи этой зимы онѣ видѣлись нѣсколько разъ издали въ рекреаціонной залѣ; по вскорѣ Зина была переведена въ другую гимназію, такъ что и эти мимолетныя встрѣчи обѣихъ дѣвицъ должны были прекратиться. Два года спустя, лѣтомъ 1882 года, онѣ встрѣтились однажды на дачѣ, но не обмѣнялись ни единымъ словомъ. И, наконецъ, еще два года спустя, въ октябрѣ 1884 г., онѣ еще разъ увидѣли другъ друга издали въ театрѣ — это было за три мѣсяца до смерти Зины.
Итакъ, мы видимъ, что всѣ отношенія между этими двумя дѣвицами ограничивались, строго говоря, однимъ единымъ свиданіемъ, длившимся часъ или два, когда имъ было отъ 12-13 лѣтъ, и за четыре года до смерти Зины. Что касается г-жи В., то ей не выпало даже и такой доли знакомства съ Зиной, такъ какъ, покуда дѣвицы были въ комнатѣ послѣдней, она оставалась съ ея родителями и, помимо этого раза, не видѣла ея ни больше, ни чаще своей дочери. Изъ этого ясно, что отношенія г-жи В. и ея дочери къ Зинѣ были весьма далекія, и что слѣдовательно ничего относящагося до ея политическихъ секретовъ онѣ знать не могли; сказанное же о ней въ началѣ этого разсказа онѣ узнали только послѣ ея смерти.
По моему крайнему убѣжденію, случай этотъ соединяетъ въ себѣ всѣ необходимыя данныя, чтобы признать его за чисто-спиритическій, и для объясненія его всякія другія гипотезы оказываются несостоятельными. Разсмотримъ его поближе съ точки зрѣнія естественныхъ объясненій и метода, указаннаго Гартманомъ. Случай этотъ, по простотѣ своей, представляетъ для критики исключительную легкость. Намъ предстоитъ прослѣдить игру безсознательныхъ силъ только у трехъ факторовъ, изъ коихъ главный, Николай О. — спеціальный объектъ сообщенія — отсутствуетъ и но только никогда не участвовалъ на сеансахъ этихъ дамъ, но даже никогда и не былъ въ ихъ домѣ, и даже, какъ и все его семейство, ничего и не зналъ объ этихъ сеансахъ.
Первый источникъ медіумическаго познаванія, по Гартману, — гиперэстезія памяти. Здѣсь онъ совершенно недопустимъ, ибо политическія тайны сохраняются хорошо и молчаливость революціонныхъ дѣятелей извѣстна. Не только обѣ дамы, отношенія которыхъ къ семейству С., какъ я сказалъ выше, были только чисто свѣтскія, но даже и сама семья Николая С. не имѣла ни малѣйшаго подозрѣнія о его прикосновенности къ анархическимъ дѣятелямъ. А что за нимъ, послѣ скорбной потери перваго сына, наблюдали хорошо — это понятно само собой.
Перейдемъ ко второму источнику — передачѣ представленій. Изъ четырехъ возможностей, приводимыхъ Гартманомъ, ясно, что первыя три, а именно:
1) желаемое воспринятіе при желаемой передачѣ,
2) желаемое воспринятіе помимо воли, направленной къ передачѣ, и
3) невольное воспринятіе при желаемой передачѣ — здѣсь вовсе неумѣстны. Ни обѣ дамы не имѣли никакого желанія воспринять, ни Николай С. не могъ имѣть никакого желанія передать подобнаго представленія.
Остается, слѣдовательно, логически возможнымъ только послѣднее, самое трудное предположеніе:
4) невольное воспринятіе помимо чьей-либо воли, направленной къ передачѣ („Спиритизмъ“ стр. 77).
Слѣдуетъ прежде всего замѣтить, что всѣ эти четыре возможности объясненія, предлагаемыя Гартманомъ, прилагаются единственно къ медіумическимъ сообщеніямъ, получаемымъ въ присутствіи тѣхъ лицъ, до которыхъ эти собщенія относятся, и что, слѣдовательно, вообще, эти четыре возможности неприложимы къ настоящему случаю; здѣсь эта передача представленія или мысли могла-бы имѣть мѣсто только на разстояніи; но Гартманъ намъ сказалъ 1) „что отвлеченныя мысли, какъ таковыя, никогда по передаются на разстояніи“ и 2), что „всѣ передачи на значительныя разстояніи состоятъ въ галлюцинаторныхъ образахъ зрѣнія“ („Спир.“ стр. 81-82). Слѣдовательно, даже съ допущеніемъ разстоянія, эти четыре возможности не разъясняютъ случая.
Гартманъ не могъ привести ни одного примѣра передачи „отвлеченной мысли“ на большомъ разстояніи, даже при „желаніи воспринять ее“; чтобы, вообще, это было возможно, необходимо, говоритъ онъ, чтобы существовало, прежде всего, симпатическое соотношеніе между субъектомъ воспріемлющимъ и субъектомъ передающимъ, подобно тому какъ между магнетизеромъ и сомнамбуломъ. Онъ говоритъ положительно: „Лица, между которыми нѣтъ симпатическаго соотношенія, не могутъ расчитывать на успѣшную передачу представленіи на большія разстоянія“ (стр. 79). И точно также, въ случаяхъ передачи представленій на большія разстоянія, помимо сознательной воли (напр., „когда спящій переноситъ свои сновидѣнія на отдаленное лицо, спящее или бодрствующее“), все-таки постоянною основою для явленія служитъ „симпатическое соотношеніе“; „съ устраненіемъ побуждающихъ чувствъ (тоска по родинѣ, любовь) обыкновенно исчезаетъ и безсознательная воля, направленная къ передачѣ представленій“ (стр. 78). Но здѣсь, какъ намъ извѣстно, „симпатическаго соотношенія“ не было; могло бы быть только обратное: „побуждающее чувство“ могло бы дѣйствовать только въ противоположномъ направленіи — могло бы только желать скрыть отъ всѣхъ свои политическія дѣйствія и убѣжденія. Нельзя ни понять, ни допустить, чтобы „среднія части мозга“, гдѣ гнѣздится, по Гартману; сомнабулическое сознаніе, сдѣлались вдругъ безсознательными изобличителями секретовъ бодрствующаго сознанія.
И такъ, допустивъ даже, что „отвлеченныя мысли“, изъ коихъ состоятъ сообщенія Зины, могли бы быть переданы даже „на разстояніи“, даже „безъ желанія этой передачи“, тѣмъ не менѣе, необходимой для того основы — симпатическаго соотношенія и побуждающаго чувства — не имѣется на лицо ни съ одной, ни съ другой стороны.
Итакъ гипотезы „передачи представленій“ не разъясняютъ дѣла.
Факты анимизма идутъ далѣе гипотезы Гартмана. Они доказываютъ намъ, что передача мысли можетъ совершиться и на большомъ разстояніи, нисколько не облекаясь въ галлюцинаторные образы и сохраняя даже всѣ обороты рѣчи; но и для этого рода явленій „соотношеніе“ и „побужденіе“ остаются необходимостыо; поэтому затрудненіе въ данномъ случаѣ не устранено. Кромѣ того, отличительная черта сообщеній на разстояніи, идущихъ отъ живыхъ, состоитъ въ томъ, что они вполнѣ сохраняютъ свой личный характеръ — они всегда исходятъ отъ имени говорящаго; никогда они не исходятъ отъ посторонняго лица и не персонифицируютъ его. Слѣдовательно, данный случаи не могъ быть, ни по формѣ своей, ни еще менѣе по содержанію, явленіемъ анимическимъ. Останавливаться здѣсь далѣе на этой гипотезѣ значило бы впадать въ абсурдъ.
Остается послѣдній выходъ — ясновидѣніе. Первая степень ясновидѣнія — „посредствомъ нѣкотораго чувственнаго воспріятія“ или „особаго сенситивнаго ощущенія“ (стр. 93), — очевидно не можетъ относиться до настоящаго случая; приходится, значитъ, допустить „чистое ясновидѣніе“, подъ которымъ слѣдуетъ разумѣть, по Гартману, „способность абсолютнаго, т. е. независимаго отъ пространства и времени, знанія“ (стр. 98); а разъ допустивъ это, „помощь извнѣ какого бы то ни было посредника становится ненужной, и менѣе всего помощь отшедшихъ духовъ" (стр. 98). Пусть такъ; но эта трансцендентная способность души должна имѣть, какъ и все прочее въ природѣ свои условія и свои формы проявленія. И Гартманъ намъ указываетъ ихъ; это все тѣ же „усиленный интересъ воли“ и галлюцинаторный образъ“ (стр. 99). Вотъ существенные атрибуты ясновидѣнія. Ничего подобнаго нѣтъ въ разбираемомъ случаѣ.
И дѣйствительно, ясновидящій видитъ — вотъ спеціальная и характерная черта этой высшей способности, которая имѣетъ, кромѣ того, свои степени ясности и, вообще, обусловлена усыпленіемъ, болѣе или менѣе полнымъ, внѣшнихъ чувствъ. Поэтому, раціонально говоря, нельзя прибѣгать къ такого рода объясненію, когда медіумъ ровно ничего не видитъ — никакого галлюцинаторнаго образа, когда онъ находится въ полномъ нормальномъ состояніи — занятъ писаніемъ или указаніемъ буквъ алфавита и ведетъ разговоръ; нельзя же раціонально утверждать, что это разговоръ съ абсолютомъ, или, что то же, съ Богомъ!! Когда проявлялся „Андрей“, то было безсознательное дѣйствіе сомнамбулическаго сознанія; а когда, въ слѣдующій вторникъ, проявилась Зина со своими откровеніями — это приступы ясновидѣнія, „абсолютнаго знанія“, это „телефонное соединеніе съ абсолютомъ“ между молодою В. и Николаемъ С., дабы „духовное, безсознательное общеніе между ними, безъ прямаго посредства чуствъ, сдѣлалось возможнымъ“ (стр. 99), хотя ни съ той, ни съ другой стороны ни малѣйшаго желанія къ „духовному общенію“ не существовало. И это каждый вторникъ, впродолженіе нѣсколькихъ недѣль, а затѣмъ полная пріостановка — даже не смотря уже на желаніе! Почему же такъ? Надо представить достаточную причину.
И наконецъ, что сказать объ этомъ внутреннемъ, немыслимомъ противорѣчіи — абсолютная ложь, высказываемая абсолютнымъ знаніемъ!? Гартманъ говоритъ намъ: „Отъ чтенія мыслей ясновидѣніе отличается именно тѣмъ, что при послѣднемъ воспринятіе обращено уже не на содержаніе чужаго сознанія, но на дѣйствительныя, объективныя явленія, которыя и признаются за таковыя безъ посредства органовъ чувствъ“ (стр. 93). И вотъ дочь г-жи В., сдѣлавшись вдругъ ясновидящей, познала бы политическіе секреты Николая С. и опасности, ему угрожавшія, но не познала бы, что Зина уже ничто нуль, и слѣдовательно ея утвержденіе о самоличности есть ничто, иное, какъ ложь, присвоеніе чужого имени, словомъ — комедія совершенно неумѣстная. Абсолютному знанію не было надобности для достиженія своей цѣли прибѣгать къ обману, — переряживаться въ личность, которая была для него абсолютнымъ не-бытіемъ; это переряживаніе было для него метафизической невозможностью. Самъ Гартманъ выразилъ это намъ категорически: „абсолютное знаніе въ какой бы то ни было помощи извнѣ не нуждается, а менѣе всего въ помощи отшедшихъ духовъ“ (стр. 98).
Изъ этого ясно, что данный случай не объясняется и ясновидѣніемъ.
Слѣдовательно, какъ я сказалъ выше, „естественныя“ гипотезы безсильны для объясненія сообщеній, полученныхъ отъ имени Зины. Спиритическая гипотеза, напротивъ, покрываетъ здѣсь всѣ затрудненія, она столь же проста, какъ и раціональна. Чего естественнѣе, что Зина, познавъ послѣ смерти своей „заблужденіе“, котораго она сдѣлалась жертвою, подобно Михаилу С. и многимъ другимъ, и зная, что Николай С. увлекался — подъ ея вліяніемъ быть можетъ — по тому же пути, чего въ семьѣ никто не могъ знать, кромѣ нея (ибо она одна была посвящена въ планы и секреты Михаила С.), — воспользовалась первымъ случаемъ, чтобы спасти своего друга отъ увлеченія, которое не могло не имѣть рокового исхода? Здѣсь „сильный интересъ воли“, „побудительное чувство“ очевидны. Симпатія, которою она возгорѣлась къ молодой В. при первомъ же ихъ свиданіи, вотъ та „душевная связь“, которая привлекла ее къ ней, чтобы избрать ее орудіемъ сообщенія. Все въ этомъ случаѣ отвѣчаетъ тому критеріуму личности, который мы установили выше (сообщеніе, по содержанію своему, возможное только для отшедшаго; отличительныя черты характера: непризнаваніе свѣтскихъ приличій, личныя симпатіи, излюбленныя выраженія, и пр.). Вотъ почему я и смотрю на этотъ случай, какъ на истинно спиритическій, и именно на основаніи „умственнаго содержанія“, какъ того требуетъ Гартманъ.