И такъ дѣло сводится къ тому: возможно-ли доказать, что распаденіе тѣла не посягаетъ на независимость и самостоятельность того, что мы назвали внутреннимъ сознаніемъ, или внутреннимъ существомъ человѣка. Требуемое доказательство, по крайнему моему разумѣнію, можетъ быть найдено именно въ нѣкоторыхъ явленіяхъ изъ области медіумизма, которыя и будутъ тогда, въ настоящемъ смыслѣ слова, явленіями спиритическими.
О какихъ же явленіяхъ идетъ рѣчь?
Разумѣется, говоря вообще, рѣчь идетъ не о физическихъ явленіяхъ, включая сюда и матеріализацію, или, во всякомъ случаѣ, мы должны начать не съ этихъ послѣднихъ. Вотъ что я писалъ пятнадцать лѣтъ назадъ: «Между констатированіемъ факта и его объясненіемъ могутъ пройти цѣлые вѣка. Предметъ этотъ необъятенъ и необыкновенно запутанъ; его изученіе представляетъ трудности, которыя ни въ какой другой области не находятся. Такъ, напр., замѣчательнѣйшее явленіе изъ числа объективныхъ медіумическихъ — явленіе временнаго образованія человѣческой фигуры намъ доказано; но заключить изъ этого, что мы имѣемъ передъ собою явленіе отшедшаго духа — что съ перваго взгляда представляется заключеніемъ самымъ простымъ и неоспоримымъ — и слѣдовательно видѣть въ этомъ неопровержимое доказательство безсмертія души — это значило бы сдѣлать заключеніе, котораго критическое и болѣе глубокое изученіе фактовъ еще не оправдываетъ. Выражусь сильнѣе: чѣмъ болѣе мы видимъ матеріализацій, тѣмъ болѣе эта гипотеза отступаетъ назадъ — для меня, по крайней мѣрѣ. И такъ, если даже послѣ достиженія полнаго развитія въ томъ явленіи, которое, казалось, должно было все объяснить, мы еще не пришли ни къ какому рѣшенію этой проблемы, то еще менѣе имѣемъ мы право многія другія, второстепенныя медіумическія явленія приписывать дѣйствію отшедшихъ душъ. Поэтому въ журналѣ своемъ я никогда не высказывался о теоріи физическихъ медіумическихъ явленій. Я никогда не создавалъ доктрины, а излагалъ одни факты, относясь съ одинаковымъ безпристрастіемъ ко всякой критикѣ, стремящейся къ истинѣ. Но эти явленія составляютъ только часть, только основу, только грубый фундаментъ совсѣмъ другого разряда медіумическихъ явленій, которыя въ противоположность первымъ можно назвать явленіями умственными; они-то и составляютъ истинную силу и сущность того великаго соціальнаго и религіознаго движенія, которое называется современнымъ спиритуализмомъ» («Psych. Studien» 1878 г., стр. 7-8).
Поэтому-то я присоединяюсь вполнѣ къ воззрѣнію г. Гартмана, когда онъ говоритъ, «что споръ о содѣйствіи духовъ или объ отсутствіи такого содѣйствія можетъ бытъ рѣшенъ только на основаніи умственнаго содержанія сообщеній, или по крайней мѣрѣ этимъ путемъ можно приблизиться къ рѣшенію задачи, и что, напротивъ всѣ физическія явленія, а также и матеріализаціи, непосредственно вызываемыя организмомъ медіума, по самой натурѣ своей мало пригодны для разрѣшенія этого вопроса» (стр. 151). Эти строки, принадлежащія послѣсловію сочиненія г. Гартмана о спиритизмѣ, находятся въ противорѣчіи со слѣдующими заключительными словами помянутаго сочиненія: «Какъ скоро мы допустимъ эти три источника познаванія (сомнамбулическую гиперестезію памяти, чтеніе мыслей и ясновидѣніе) вмѣстѣ съ чувственнымъ воспріятіемъ, то уже вообще нельзя представить себѣ такого мысленнаго содержанія, которое, по природѣ своей, не могло бы быть изъ нихъ почерпнуто» (стр. 146). Поэтому мы должны смотрѣть на слова, приведенныя изъ послѣсловія, какъ на поправку, какъ на послѣднее мнѣніе, тѣмъ болѣе для меня пріятное, что оно отвѣчаетъ на вопросъ, который я намѣревался поставить г. Гартману и который я формулировалъ бы слѣдующимъ образомъ: допустимъ, что духъ человѣческій переживаетъ тѣло; въ чемъ же состоятъ доказательства, посредствомъ которыхъ этотъ фактъ могъ бы быть установленъ при соблюденіи всѣхъ методологическихъ правилъ, указанныхъ г. Гартманомъ? Или, приходится намъ окончательно признать, что всякая попытка представить подобныя доказательства должна рушиться предъ «натурализмомъ» трехъ источниковъ познаванія, указываемыхъ этой методой — словомъ, что это доказательство невозможно?
Теперь же мы оба сошлись на томъ, что если это доказательство существуетъ, то оно можетъ быть почерпнуто лить изъ умственнаго содержанія медіумическихъ явленій. Ниже я покажу, почему даже и явленія матеріализаціи, безъ достаточнаго умственнаго содержанія, не представляютъ требуемаго доказательства.
Я уже говорилъ не разъ, повторяю и теперь, что изученіе умственной стороны медіумическихъ явленій заставляетъ насъ признать прежде всего, что большая часть этихъ явленій, — самыя обыкновенныя изъ нихъ — должны быть приписаны безсознательной дѣятельности самого медіума.
Въ предшествующемъ отдѣлѣ я вкратцѣ указалъ, что другая часть этихъ фактовъ можетъ быть отнесена къ причинѣ внѣ-медіумической (внѣ медіума находящейся), но вмѣстѣ съ тѣмъ «естественной», земной, исходящей отъ внѣ-тѣлеснаго дѣйствія другихъ живыхъ лицъ (явленія анимическія).
Въ главѣ III я собралъ большое количество такихъ фактовъ, которые также заставляютъ насъ допустить для ихъ объясненія причину внѣ-медіумическую. Но въ чемъ же она состоитъ? Для нѣкоторыхъ изъ этихъ фактовъ можно, пожалуй, пытаться искать объясненія въ области анимической и это, разумѣется, прежде всего, для явленій физическихъ, о которыхъ тутъ идетъ рѣчь; но затрудненіе въ томъ, что въ большей части этихъ явленій есть также и умственная сторона, которая трудно поддается анимической гипотезѣ; такъ напр., расширяя до крайнихъ предѣловъ внѣ-тѣлесную физическую силу живого человѣка, можно было бы сказать, что «преслѣдованія медіумическими явленіями» (о которыхъ я говорилъ въ рубрикѣ 1 главы III) были вызваны внѣ-тѣлесными дѣйствіями, сознательными или безсознательными, какихъ-нибудь живыхъ лицъ. Логически это объясненіе возможно, но оно не имѣетъ достаточно разумнаго основанія. Такъ, трудно было бы разумно, допуститъ, что преслѣдованія, которымъ подвергались члены семейства Фоксъ — преслѣдованія, имѣвшія цѣлью вызвать публичное изслѣдованіе медіумическихъ явленій — были результатомъ анимической мистификаціи, т. е. исходящей безсознательнымъ образомъ отъ человѣка живого? Кромѣ того не надо забыватъ, что явленія происходили постоянно, во всякое время и очень часто по просьбѣ посѣтителей; какъ же тогда объяснить это согласованіе дѣйствія живого, вдали находящагося человѣка, со всѣми требованіями даннаго момента и всею обстановкою той среды, гдѣ это анимическое проявленіе должно совершиться? Для чего во многихъ другихъ случаяхъ эта просьба о молитвѣ, послѣ которой преслѣдованія прекращаются? и проч. и проч. Изъ этого однакожъ не слѣдуетъ, чтобы для нѣкоторыхъ случаевъ таинственныхъ безпорядковъ («Spuckerei») нельзя было гипотетически предположить, что они были произведены причинами анимическими; мы видимъ, что анимическія явленія всегда имѣютъ разумное объясненіе въ извѣстныхъ отношеніяхъ меледу заинтересованными сторонами; эти самыя отношенія должны бы были точно также существовать и въ случаяхъ таинственныхъ безпорядковъ, еслибъ они зависѣли отъ той же причины, и тогда настоящій ихъ источникъ не замедлилъ бы обнаружиться.
Въ рубрикѣ XI той же главы я привелъ нѣкоторые случаи изъ разряда физическихъ явленій, а именно приносовъ на большомъ разстояніи. Допустивъ, что внѣ-тѣлесное физическое дѣйствіе человѣка безгранично властвуетъ какъ надъ пространствомъ, такъ и надъ веществомъ (г. Гартманъ найдетъ себя вынужденымъ дать своей теоріи именно такое развитіе), можно было бы подвести эти физическіе случаи подъ рубрику анимизма — ибо ихъ умственное содержаніе не представляетъ затрудненія. Я упомянулъ о нихъ въ главѣ III въ виду настоящей теоріи г. Гартмана и, въ особенности, въ связи съ фактами рубрики X — «передачи сообщеніи на большія раз- стоянія». Еслибъ мы захотѣли объяснить эти послѣдніе также посредствомъ анимической гипотезы, то затрудненія были бы уже значительнѣе. Возьмемъ случай проф. Гера, передающаго сообщеніе изъ Кэпъ-Мэ, возлѣ Нью-Іорка, въ Филадельфію посредствомъ спиритоскопа. Опытъ длился два съ половиной часа; еслибъ въ прополженіе этого времени проф. Геръ находился въ трансѣ, подобно г-ну рубрики XI во время переноса фотографіи на большомъ разстояніи, то можно бы предположить, что все это было анимическимъ проявленіемъ самого проф. Гера Но его медіумическія способности были ничтожны; никакого анимическаго явленія вообще черезъ него не совершилось; онъ въ трансъ никогда не впадалъ, и проч. Въ часъ дня, находясь въ общеніи съ стшедшей сестрою посредствомъ спиритоскопа, онъ даетъ ей порученіе къ д-ру Гурлею въ Филадельфію съ просьбою доставить ему отвѣтъ въ три съ половиной часа. Давши порученіе, онъ снова садится за спиритоскопъ только въ три съ половиной часа для полученія отвѣта. Кто-же въ продолженіе этото времени дѣйствовалъ въ Филадельфіи? Требовалось не только передать порученіе д-ру Гурлею, но и получить его отвѣтъ для дальнѣйшей передачи проф. Геру. Такимъ образомъ духъ его долженъ былъ бы проявиться въ Филадельфіи два раза (посредствомъ спиритоскопа), покуда онъ находился въ Кэпъ-Мэ въ нормальномъ состояніи; мы не знаемъ ничего аналогичнаго въ анимизмѣ, что оправдывало бы подобныя объясненія. И такъ, то не былъ духъ самого Гера, который подъ именемъ своей сестры совершилъ эту операцію, еще менѣе одна изъ способностей среднихъ частей его мозга, по мнѣнію Гартмана.
Остановимся однако, нѣсколько минутъ надъ этимъ отрицательнымъ утвержденіемъ и посмотримъ поближе, какимъ путемъ эта операція могла бы быть продѣлана съ точки зрѣнія г. Гартмана. Вотъ проф. Геръ сидитъ за спиритоскопомъ; его сомнамбулическое сознаніе разыгрываетъ роль его отшедшей сестры и онъ сообщается съ нею посредствомъ спиритоскопа. Ему приходитъ на умъ сдѣлать опытъ, послать сестру въ Филадельфію съ порученіемъ, касающимся дѣла въ банкѣ. Какъ онъ взялся за передачу этого порученія? Онъ высказалъ его громко, какъ еслибы говорилъ своей сестрѣ. Она ему отвѣтила, «да» черезъ спиритоскопъ, и дѣло было кончено. Такъ практикуется это въ спиритизмѣ. Какъ же разыгралась эта сцена въ Филадельфіи? Г-жа Гурлей тоже сидѣла за спиритоскопомъ и ея сомнамбулическое сознаніе давало ей сообщеніе отъ имени ея матери. Это сообщеніе внезапно прерывается и вотъ спиритоскопъ начинаетъ буква за буквой передавать сообщеніе проф. Гера. Кто-же приводилъ въ движеніе стрѣлку спиритоскопа буква за буквой, послѣ того какъ Геръ уже далъ сестрѣ своей порученіе? Кто приводилъ его въ исполненіе? Вотъ наибольшая и непревозмогаемая трудность для теоріи д-ра Гартмана! Еслибъ проф. Геръ высказалъ свое порученіе буква за буквой, то это было бы другое дѣло: можно было бы предположить телепатическое воздѣйствіе — не передачу мыслей, но передачу одна за другой буквъ отъ одного сомнамбулическаго сознанія къ другому. Но этого не было; сообщенія такъ называемыхъ «духовъ» получаются черезъ спиритоскопъ, но съ нашей стороны разговоръ ведется устно. То же самое, но только наоборотъ, произошло въ Филадельфіи, гдѣ уже была очередь г-жи Гурлей дать устно отвѣтъ невидимому посланцу проф. Гера, который въ свою очередь получилъ это сообщеніе черезъ спиритоскопъ. Кто-же приводилъ въ движеніе его стрѣлку, когда г-жа Гурлей была уже занята другимъ дѣломъ? И кромѣ того, какого рода ясновидѣніемъ читались буквы спиритоскопа съ той и съ другой стороны? Или это также въ силу соотношенія съ абсолютомъ? (Здѣсь, вдобавокъ, я напомню только вскользь, что, по толкованію г. Гартмана, передача мыслей на большія разстоянія можетъ происходить не иначе какъ въ формѣ галлюцинаторной. См. рубрику X главы III).
Прибѣгать для «естественнаго» объясненія этого факта къ безсознательному вмѣшательству какого нибудь живого существа очевидно слишкомъ нелѣпо, чтобы намъ на этомъ останавливаться.
Но съ другой стороны, правда, ничто не доказываетъ, чтобъ невидимымъ дѣятелемъ была дѣйствительно сестра профессора Гера. Одно только можемъ мы логично предположить: что тутъ былъ разумный и самостоятельный дѣятель — сознательный передатчикъ сообщенія — исполнившій порученіе, и что этимъ дѣятелемъ не могъ быть ни самъ медіумъ, ии другое живое существо. Тѣ же затрудненія и тѣ же заключенія представляются намъ относительно случая Луизы Мэкъ-Фарландъ (см. выше стр. 483), гдѣ сообщеніе было передано стуками на разстояніи тысячи миль. Кромѣ того, кто тутъ совершилъ превращеніе личности и граматическаго построенія рѣчи? Анимическія сообщенія не имѣютъ этой особенности — они передаются не отъ имени сообщающагося, но имъ самимъ.
Для объясненія нѣкоторыхъ другихъ фактовъ главы III можно опять-таки, прибѣгая къ анимической гипотезѣ и доводя ее до крайнихъ предѣловъ, утверждать, что кто-нибудь, гдѣ-нибудь и какъ-нибудь, безсознательно произвелъ данное явленіе. Возьмемъ напр. случай Кардозо. Можно всегда сказать, что какой-нибудь, человѣческій мозгъ, находящійся въ безсознательномъ соотношеніи съ мозгами моихъ медіумовъ, былъ источникомъ активнымъ или пассивнымъ знанія, не принадлежавшаго этимъ мозгамъ. Или, когда медіумъ пишетъ цѣлыя рѣчи, или говоритъ на языкѣ ему неизвѣстномъ, можно опять предположить, что причина сего не сверхземная, а земная, — что мы имѣемъ тутъ зрѣлище безсознательной игры какого-нибудь сомнамбулическаго сознанія, находящагося гдѣ-нибудь внѣ кружка. Это трудно, это странно; нить, долженствующая служить соотношеніемъ, ускользаетъ изъ нашихъ рукъ; но логически это не невозможно. Не достаетъ только доказательства: мы не можемъ найти того живущаго, который былъ причиной явленія.
Но то же самое затрудненіе встаетъ передъ нами, если мы хотимъ доказать, что эта причина не находится въ живущемъ. Чѣмъ же мы можемъ руководствоваться въ отысканіи этой причины? Отвѣтъ простъ: покуда явленіе безлично, мы не имѣемъ достаточнаго основанія приписывать его причинѣ неземной; но если сообщеніе имѣетъ характеръ личный, это другое дѣло, и мы можемъ идти далѣе.
Здѣсь-то умственныя вліянія анимизма приходятъ къ намъ на помощь, какъ основа для дальнѣйшихъ заключеній. Вотъ почему изученіе анимизма должно предшествовать спиритизму. Разъ анимическія явленія будутъ хорошо установлены, переходъ къ спиритической гипотезѣ уже не представляетъ неодолимыхъ затрудненій, когда мы наталкиваемся на факты, которыя одинъ анимизмъ объяснить не въ состояніи; онъ разсчищаетъ намъ путь и устраняетъ всѣ возраженія, которыя обыкновенно предъявляютъ противъ спиритизма. Онъ-то и приводитъ насъ шагъ за шагомъ къ тому убѣжденію, что то, что возможно для человѣка живого, возможно также и для отшедшаго.
Мы видѣли выше въ рубрикѣ I анимическаго отдѣла, что г-жа В. (учительница) имѣла обыкновеніе получать черезъ собственное медіумическое письмо сообщенія отъ покойнаго мужа; но вотъ 20 іюля 1858 г. совершенно неожиданно «карандашъ, не написалъ обычнаго, ожидаемаго имени, но чужимъ почеркомъ, въ которомъ она тотчасъ узнала почеркъ Софіи Свободы, какія-то шутливыя слова, выражавшія ея неудовольствіе по поводу неисполненнаго урока», и т. д. Когда на утро г-жа В. посѣтила Софію Свободу и показала ей полученное сообщеніе, то послѣдняя тотчасъ признала въ немъ и свой почеркъ, и свои обычные обороты рѣчи.
Далѣе я привелъ также случай медіумическаго письма, полученнаго на сеансѣ въ Медлингѣ черезъ внѣтѣлесное дѣйствіе Софіи Свободы въ то время, когда тѣло ея спало въ Вѣнѣ; и сама личность Софіи была констатирована сходствомъ почерка и всѣми частностями сообщенія.
Мы видали также случаи, гдѣ сообщенія получались изъ устъ медіумовъ, находившихся въ трансѣ, и что эти сообщенія были безъ всякаго колебанія приписаны людямъ живымъ, ибо они носили на себѣ печать ихъ личности.
Такъ, миссъ Мэри Брандтъ, находясь въ Кливландѣ въ Америкѣ, получила на сеансѣ нѣмецкое сообщеніе отъ своей матери, находившейся въ Германіи, черезъ уста дамы-медіума совершенно для нея чужой и не знавшей нѣмецкаго языка, и этотъ фактъ совпалъ съ тѣмъ обстоятельствомъ, что мать Мэри Брандтъ въ это самое время находилась въ летаргіи, и проч.
Опираясь на эти факты, не имѣемъ ли мы права придти къ такому умозаключенію: если мы получаемъ медіумическимъ путемъ сообщенія, носящія въ себѣ всѣ признаки, характеризующіе человѣка живого, намъ извѣстнаго, и если мы находимъ логичнымъ и естественнымъ, приписать помянутое сообщеніе этому живому человѣку и заключить, что онъ и есть дѣйствительная причина этого проявленія, то не будетъ ли столь же логичнымъ и естественнымъ, въ случаѣ сообщенія, носящаго на себѣ всѣ характеристическія черты лица, котораго мы знали въ средѣ живыхъ, нынѣ же отшедшаго, приписать это сообщеніе именно этому лицу и точно также заключить, что оно и есть дѣйствительная причина этого проявленія?
Очевидно, что аналогія тутъ полная, и что логика требуетъ этого заключенія. Вотъ, на сколько я понимаю, то единственное доказательство умственнаго порядка, то «умственное содержаніе», которое одно можетъ разрѣшить этотъ вопросъ. Фактъ этого рода имѣлъ бы огромное значеніе, ибо онъ представилъ бы намъ положительное доказательство полной независимости нашего внутренняго существа отъ тѣла, и, слѣдовательно, доказательство независимаго, самостоятельнаго бытія этого существа — короче: души, переживающей тѣло. Подобный фактъ былъ бы спиритическимъ фактомъ въ истинномъ, спеціальномъ значеніи этого слова.
Проведемъ далѣе аналогію, представляемую намъ явленіями анимическими. Когда мы видимъ двойника живого человѣка, естественно и логично искать причину этого видѣнія или этой галлюцинаціи въ томъ именно лицѣ, котораго этотъ двойникъ изображаетъ. Будь это явленіе телепатическаго или иного рода, все равно: когда говорятъ о явленіи А живого къ Б живому, никто не думаетъ приписать его самому Б или другимъ живущимъ — С или D; изъ дальнѣйшихъ же справокъ оказывается, что дѣйствительно, въ моментъ явленія двойника А къ Б, въ чувствахъ и мысляхъ А произошло что-то такое, что служитъ достаточнымъ основаніемъ, чтобы видѣть въ самомъ А дѣйствительную причину его явленія къ Б. Вещь дѣйствительно поразительная, что въ спеціальномъ трудѣ объ этомъ предметѣ («Прижизненные призраки»), гдѣ сотни случаевъ подобныхъ явленій, мы не находимъ почти ни единаго, гдѣ явленіе А живого къ Б могло бы быть разсматриваемо какъ чисто субъективная галлюцинація безъ всякаго признака телепатіи. Разъ не чисто галлюцинаторный характеръ въ большинствѣ явленій живыхъ установленъ, естественно спрашиваешь себя: что же должны мы заключить, когда вмѣсто явленія прижизненнаго призрака передъ нами явленіе призрака посмертнаго? Отвѣтъ ясенъ: возможность приписать его телепатическому дѣйствію, исходящему отъ А отшедшаго, доказана; дѣло стоитъ только за фактами. Конечно придетъ время, когда и объ этомъ разрядѣ явленій мы будемъ имѣть трудъ столь же доказательный, какъ и капитальный трудъ Лондонскаго общества психическихъ изслѣдованій о «прижизненныхъ призракахъ».
Отсюда до матеріализаціи одинъ шагъ. Если двойникъ живого человѣка можетъ явиться не только какъ телепатическая галлюцинація, но и облечься въ пластическую форму, и если мы приписываемъ тогда это явленіе какимъ-нибудь таинственнымъ способностямъ органическихъ и психическихъ силъ находящагося среди насъ живого субъекта, то не можемъ ли мы заключить въ силу той же логики, что когда матеріализованная фигура несомнѣнно представляетъ всѣ характеристическія черты отшедшаго лица, то дѣйствительная причина этого явленія, временно облеченнаго въ атрибуты тѣлесности, должна находиться въ этомъ лицѣ.
Какъ мы видимъ, цѣпь аналогій полная. Но то, что было сравнительно просто и очевидно для фактовъ анимическихъ, становится весьма сложнымъ и сомнительнымъ для фактовъ спиритсческихъ; ибо, что касается первыхъ, намъ легко связать причину со слѣдствіемъ; оба конца психической телеграфной нити могутъ подлежать нашему изслѣдованію; и воспринявшій воздѣйствіе и вызвавшій его намъ доступны; мы констатируемъ, что нѣкоторое психическое состояніе въ А. соотвѣтствовало нѣкоторому воздѣйствію въ Б. И мы принимаемъ эту теорію причинности, не прибѣгая ко всякаго рода гипотезамъ для опроверженія ея. Другое дѣло, когда приходится констатировать явленіе спиритическое. Средствъ для провѣрки мы не имѣемъ; передъ нами явленіе, а причина его представляется только вѣроятною во имя логики. Положительныя доказательства ускользаютъ отъ насъ.
И вотъ, когда мы приступаемъ къ этой проблемѣ, передъ нами возстаетъ во всей своей неизмѣримой глубинѣ таинственный вопросъ о личности.
Благодаря фплосовскимъ трудамъ Гелленбаха и Дю-Преля, понятія личности получило развитіе совершенно новое и затрудненія, представляемыя спиритической проблемой, уже значительно облегчены. Мы знаемъ теперь, что наше внутреннее сознаніе и наше обыденное внѣшнее сознаніе не одно и то же; что наша личность, которая есть результатъ нашего внѣшняго сознанія, не можетъ быть отождествлена съ тѣмъ я (ego), которое принадлежитъ внутреннему сознанію, или короче, что то, что мы называемъ нашимъ сознаніемъ, не одно и то же, что наше внутреннее я. И такъ, слѣдуетъ дѣлать различіе между личностью и индивидуальностью. Личность есть результатъ организма, а организмъ есть временный результатъ индивидуальнаго трансцендентальнаго начала. Экспериментированіе въ области сомнамбулизма и спиритизма подтверждаетъ эту великую истину. Какъ только личность или внѣшнее сознаніе усыплено, появляется что-то другое, мыслящее и велящее, не отождествляющее себя съ усыпленной личностью и отличающееся своими собственными характеристическими чертами; для насъ это индивидуальность, которую мы не знаемъ, но она знаетъ ту личность, которая спитъ, помнитъ ея поступки и мысли.
Если мы хотимъ допустить спиритическую гипотезу, то ясно, что только внутреннее ядро, это индивидуальное начало и можетъ пережить тѣло, и все что нѣкогда принадлежало его земной личности будетъ для него только дѣломъ памяти.
Вотъ ключъ для уразумѣнія спиритическихъ явленій. Если трансцендентный субъектъ былъ соединенъ съ тѣломъ во время своего феноменальнаго проявленія, то не логично допустить, что по отрѣшеніи отъ тѣла это проявленіе можетъ опять имѣть мѣсто, такъ или иначе, въ мірѣ феноменальномъ черезъ посредство какого-нибудь другого человѣческаго организма, болѣе или менѣе открытаго для впечатлѣній трансцендентальнаго порядка. Разъ это будетъ допущено, ясно, что подобнаго рода проявленіе, если оно имѣетъ цѣлью признаніе своей земной феномальности или личности, можетъ быть достигнуто не иначе, какъ усиліемъ памяти, возсоздающей черты земной личности. Это усиліе должно естественно становиться все болѣе и болѣе труднымъ, ибо память о земной личности должна съ теченіемъ времени все болѣе и болѣе слабѣть. Короче: индивидуальность удерживается, личность стушевывается. Вотъ почему вопросъ о «самоличности духовъ» есть камень преткновенія въ спиритизмѣ, вотъ почему доказательные случаи этого рода очень рѣдки; вотъ почему они болѣе или менѣе, необстоятельны или содержатъ только какія-нибудь характерныя обычныя черты, воскресающія въ памяти съ тою единственно цѣлью, чтобы личность была признана; и вотъ почему случаи этого рода обыкновенно относятся ко времени болѣе или менѣе близкому къ смерти. Здѣсь не мѣшаетъ кстати указать, почему медіумическія сообщенія не могутъ дать намъ удовлетворительнаго понятія о мірѣ духовномъ и его жителяхъ; миръ трансцендентный есть понятіе столь же несоизмѣримое для міра феноменальнаго, какъ и понятіе о четвертомъ измѣреніи пространства; мы не можемъ имѣть о немъ ни какого представленія; нужно хорошенько проникнуться этой истинной.
Намъ остается теперь провѣрить изъ опыта, существуютъ-ли случаи сообщеніи изъ того міра, гдѣ самоличность сообщающаго несомнѣнно доказана. При этомъ намъ прежде всего надлежитъ установить, что именно мы должны признать критеріумомъ личности. Умственное и нравственное содержаніе — вотъ что составляетъ личность. Умственное содержаніе кристаллизуется въ памяти, вѣрной хранительницѣ событіи и совокупности всѣхъ отношеній цѣлой человѣческой жизни, которыя никогда не могутъ быть тождественны съ событіями и отношеніями жизни другого человѣка: память же есть вѣрный отпечатокъ умственныхъ пріобрѣтеній, вѣрованій и убѣжденій являющихся результатомъ цѣлой жизни отличной отъ всѣхъ другихъ. Что касается до нравственнаго содержанія, то выраженіемъ его является характеръ: онъ также имѣетъ свои отличительныя черты, настолько отличительныя, что онѣ налагаютъ печать индивидуальности даже на внѣшнія формы своего проявленія, которыя, такъ сказать, кристаллизуются въ нѣкоторыхъ внѣшнихъ принадлежностяхъ организма. Таковы: рѣчь, почеркъ, орфографія, и, наконецъ, вся внѣшность.
И такъ, если мы получимъ медіумическимъ путемъ сообщеніе, которое носитъ въ себѣ вышеупомянутыя несомнѣнныя черты личности, то развѣ мы не имѣемъ права, — устранивъ сперва всякую возможность ошибки и подвергнувъ данный случай критикѣ, имѣющей въ виду всѣ три источника познаванія, указанные намъ Гартманомъ и всѣ «семь способовъ объясненія», изложенные имъ въ его послѣсловіи, — отнести это сообщеніе къ той причинѣ, которая сама себя указываетъ.
Посмотримъ же, можемъ-ли мы представить факты, отвѣчающіе подобнымъ требованіямъ. Случаи, свидѣтельствующіе болѣе или менѣе удовлетворительно о тождественности проявляющейся личности, разбросаны по всей спиритической литературѣ. Каждый случай подобнаго рода долженъ отвѣчать за себя, выдерживая или не выдерживая критики, смотря по вѣскости предъявляемыхъ доказательствъ.
Большинство этихъ фактовъ убѣдительно только для заинтересованнаго лица, которое большею частью одно только и можетъ судить о самоличности сообщающагося; и вотъ тутъ-то, съ точки зрѣнія критики, и представляется слабая сторона сообщеній, ибо присутствующее лицо всегда можетъ быть принято за безсознательный ихъ источникъ. Слѣдовательно, чтобы подобное сообщеніе имѣло объективное, удовлетворительное значеніе, надо, чтобы оно получилось или въ отсутствіи заинтеросованнаго лица, или чтобы оно носило въ себѣ такія внутреннія или внѣшнія черты, на которыя присутствіе этого лица не можетъ имѣть вліянія; доказательство будетъ полнымъ, когда оба условія будутъ соединены.
Національный языкъ и почеркъ, вотъ неотъемлемые, существенные и несомнѣнные атрибуты всякой личности, представляющіе въ тоже время наглядное мѣрило «личнаго уравненія», какъ выражается г. Дасье. Рѣчь и почеркъ — вотъ внѣшняя форма, такъ сказать, вещественное доказательство, коимъ личность заявляетъ себя во всѣхъ общественныхъ отношеніяхъ, и здѣсь (въ явленіяхъ медіумическихъ) независимо отъ вліяній присутствующимъ лицъ. Я начну съ фактовъ этой категоріи, а потомъ перейду къ тѣмъ, кои содержатъ въ себѣ внутреннія существенныя черты, свидѣтельствующія о тождетвѣ лица. Въ главѣ III мы уже видѣли не мало фактовъ, отвѣчающихъ всѣмъ требуемымъ доказательствамъ этого рода, и это значительно сократитъ намъ объемъ настоящей послѣдней главы. Для систематическаго изученія совокупности фактовъ, происходящихъ при помянутыхъ выше условіяхъ, и имѣющихъ поэтому служить оправданіемъ спиритической гипотезы, я подведу ихъ подъ нѣсколько общихъ рубрикъ и для каждой изъ нихъ представлю нѣсколько соотвѣтствующихъ примѣровъ.