Анекдоты из жизни Вильгельма І, короля прусского
правитьВильгельм I, отец Фридерика Великого, отличался своим прихотливым и странным характером, своей грубостью и жестокостью. Он потчивал ударами трости всех без изъятия. В один день, обучая войско и рассердясь за неисправное исполнение команды, он подскакал к майору, начальствующему над батальоном, и в присутствии всего фрунта ударил его несколько раз тростью. Храбрый офицер, пожилой и уважаемый всею армиею, следует за королем, останавливается перед ним среди парадного места и, вынув из седла пистолеты, говорит: «Ваше величество меня обесчестили; мне нужно удовлетворение». В сию минуту стреляет из одного пистолета над головою короля на воздух, сказав: «это для вас». Потом приставив другой пистолет к своему лбу, говорит: "а это для меня, " и спускает роковой курок. Уверяют, что с тех пор Вильгельм перестал бить офицеров; зато другие слишком много терпели от его вспыльчивости.
Каждый боялся встречаться с королем на улице, потому что всех поселян и городских жителей, которые попадались ему в рабочие дни, не в праздники, он ругал без милосердия, бил палкою, приговаривая, что в воскресенье только позволяется отдыхать и прохаживаться. Всякого молодого человека, повстречавшегося с ним на дороге, годного в службу, он отсылал в полк и записывал в солдаты; от того все старались прятаться от Вильгельма, и улицы, по которым он проходил, всегда были пусты.
В одну субботу, гуляя в саду своем в Шарлоттенбурге, он увидел двоих молодых мещанских девушек и, подозвав к себе, вступил в разговор с ними. По несчастью, одна из них повторила два или три раза, что сад Шарлоттенбургский charmant (прелестен) — слово, занятое немцами у французов, которого Вильгельм не мог слышать без отвращения и ужаса. «Как! В субботу прохаживаться! Говорить charmant! Это ясно показывает, что вы девки непотребные!» и в туж минуту, подозвав к себе офицера, приказал отправить бедных девушек в крепость Шпандау.
Между тем, ввечеру придворные отважились завести речь о заключенных, и разными хитростями старались заохотить короля обстоятельно выправиться о причинах, заставляющих употреблять в разговоре слово charmant, и узнать, подлинно ли с худым намерением это делают. Вильгельм сперва не хотел ничего слушать; потом, не отвечая на представления ни слова, приказал разведать о девушках, и услышал, что они дочери честных людей, что до сих пор вели себя очень благопристойно, и что родители их крайне опечалены случившимся происшествием. На другой день он призывает к себе девушек, дарит каждой по 500 рейхсталеров, обещая равным образом наградить их в день свадьбы, и дав им наставление, чтобы впредь прогуливались не иначе, как в воскресные дни, и как можно береглись бы употреблять слово charmant, которое неприлично говорить честным девушкам, отпустил домой. Сей поступок доказывает, что Вильгельм, при всей грубости своей, был иногда добр. Еще лучше можно видеть это из того, что Вильгельм сделал для молодого, несчастным образом разорившегося купца, по имени Дауне, которому он пожаловал триста тысяч талеров, чтобы спасти его от неумышленного банкрутства. Такое великодушие Вильгельма тем достойнее примечания, что он был скуп до невероятности.
Сей государь всегда изъявлял крайнее негодование, когда рассказывали ему о парижской роскоши. Однажды, желая осмеять бывшие тогда в моде гулянья на бульварах, он скрытным образом разослал половину солдат всего гарнизона в окружные селения, приказав им пригнать в Потсдам как можно более телег крестьянских, которые велел в надлежащем порядке несколько раз обвезти вокруг канала, а между тем послал за своими придворными, совсем не знавшими о приготовляемом для них зрелище. «Посмотрите!» говорил им Вильгельм с дикою улыбкою, указывая на торжественный поезд: «вот мой бульвар!»
За обедом у одного из генералов понравилась Вильгельму ветчина; приехав домой, он тотчас приказал поварам своим выучиться готовить сие вкусное блюдо. Но когда доложили ему, что для обливки окорока потребно 15 бутылок шампанского вина, которое он хранил в погребе за своим ключом, то король отвечал, что вина не отпустит, и в то же время объявил генералу: «когда захочется мне полакомиться хорошею ветчиною, ожидай меня к себе в гости».
Некогда захотелось ему знать, от чего шампанское вино пенится; ему советовали сделать об этом запрос академии. «В самом деле» сказал король: сборище ученых, которое впрочем ни к чему не годится мне, может по крайней мере это растолковать, " — и велел приготовить бумагу. Академия, давно уже недовольная тем, что оставили ее в небрежении, а ныне оскорбленная случаем, по которому вспомнили о ней, желая как-нибудь избавиться от скучного объяснения, донесла королю, что для решения сей задачи потребно шестьдесят бутылок шампанского вина. Король оставил сие дело без внимания и никогда уже более не вспоминал об академии, которая была в совершенном забвении даже до восшествия на престол королевский Фридерика Великого.
Принц Генрих сберег картину, дурно написанную, но довольно верно представляющую внутренность табачной комнаты Вильгельмовой с изображением лиц обыкновенных его собеседников. Один столик и несколько еловых стульев составляли все украшение сей комнаты, находившейся на берегу реки Шпре; там Вильгельм проводил вечера в курении табаку, за кружкою пива беседуя с любимцами своими о дневных новостях. В один вечер он рассказывал, что сильно хотелось ему поколотить какого-то священника, но опасение подать народу соблазнительный пример удержало его от сего намерения. "Я прохаживался, говорил он, с генералом N. N.; на дороге попался нам священник, который, остановясь под деревом, ожидал, пока мы пройдем мимо. Я говорю своему спутнику: посмотри, как я пристыжу этого человека, и в то же время подошедши к священнику, и смотря на него пристально, спрашиваю: читал ли ты Мольерова Тартюфа? Негодяй отвечал мне с бесстыдным лицемерием: «читал, ваше величество, и Скупого.» Я хотел-было поднять трость и наказать бездельника, но увидел близко находящихся людей, едва имел силу удержаться.
Вильгельм не пленялся художествами; несмотря на то, он отлично уважал собственный, менее нежели посредственный, талант в живописном искусстве и хвастался картинами своей работы; разумеется, что зрители обязаны были удивляться. «Чего стоит по твоему мнению эта картина?» спросил он некогда одного из своих придворных, который восхищался его мастерскими произведениями. — Ста червонцев, по крайней мере. — «Вижу, что ты знаток в живописи, и желая доставить тебе удовольствие, отдаю тебе картину за пятьдесят червонцев». Бедный придворный, который должен был взять ученическое рукоделие и заплатить требуемую сумму, обещался сам себе впредь быть в похвалах осторожнее.
Анекдоты из жизни Вильгельма I, короля Прусскаго: (Из Cour. de Londre) / [Пер. М. Т. Каченовского] // Вестн. Европы. — 1805. — Ч. 19, N 3. — С. 193-199.