Д. В. Философов
правитьАндрей Белый. Северная симфония (1-я, героическая).
правитьВ своей снисходительно-одобрительной рецензии г. П.Н. подходит к Андрею Белому исключительно с художественной точки зрения. Его замечания очень верны, но ими не может быть исчерпана творческая личность автора «симфоний». Дело в том, что Белого никак нельзя втиснуть в строго литературные рамки. В нем кроется большой художник и многие страницы его произведений полны пластичности (с чем согласен и П.Н.), но, тем не менее, талант его отнюдь в пластику не вмещается. Он постоянно выплескивается за борт пластических пределов, постоянно нарушает цельность формы и вдается в отнюдь не литературного характера пророчества. Это знамение времени. В этом повинен не один Белый. Мы переживаем такие веяния и чувства, которые как-то не вмещаются в литературу. В строгом смысле весь Достоевский не литература. А что сказать про Розанова? Вот писатель художественный своей нехудожественностью, живой отрицатель формы, пластики!
Г-ну П. Н. Белый кажется не «пророком», а, напротив, «сказочным, немного кукольным поэтом». Вряд ли такое понимание Белого правильно. Начать с того, что кроме сказочной и кукольной поэзии у Белого много большой силы реализма, иногда достигающего яркости и глубины, а иногда, к сожалению, вырождающегося в нехудожественную грубость и хамоватость.
«1. Дома гора горой топорщились и чванились, словно откормленные свиньи.
2. Робкому пешеходу они то подмигивали бесчисленными окнами, то подставляли ему в знак презрения свою глухую стену, то насмехались над заветными мыслями его, выпуская столбы дыма.
3. В те дни и часы в присутственных местах составлялись бумаги и отношения, а петух водил кур по мощеному дворику.
4. Были на дворике и две большие цесарки.
5. Талантливый художник на большом полотне изобразил „чудо“, а в мясной лавке висело двадцать ободранных туш.
6. И все это знали, и все это скрывали, боясь обратить глаза свои к скуке.
7. А она стояла у каждого за плечами невидимым туманным очертанием.
8. Хотя поливальщики утешали всех и каждого, разводя грязь, а на бульваре дети катали обручи.
9. Хотя смеялся всем в глаза свод голубой, свод серо-синий, свод небесный и страшный, с солнцем-глазом посреди.
10. Оттуда неслись унылые и суровые песни Вечности великой, Вечности царящей.
11. И эти песни были, как гаммы. Гаммы из невидимого мира. Вечно те же и те же. Едва оканчивались, как уже начинались.
12. Едва успокаивали и уже раздражали.
13. Вечно те же и далее без начала и конца».
(2-я симфония, стр. 5-6).
«1. Улицы были исковыряны. Люди со скотскими лицами одни укладывали камни, другие посыпали их песком, третьи прибивали их трамбовками.
2. В стороне лежало рванье в куче: здесь были и бараньи полушубки, и шапки, и краюхи хлеба, и неизменно спящий желтый пес.
3. А там, где вчера сидел зловонный нищий и показывал равнодушным прохожим свою искусственную язву — варили асфальт.
4. Шел чад. Асфальтовщики по целым минутам висели на железных стержнях, перемешивая черную кашу в чанах.
5. Потом выливали черную кашу на тротуар, посыпали песком и оставляли на произвол, подвергая естественному охлаждению.
6. Усталые прохожие обегали это смрадное место, спеша неизвестно куда».
(Ibid. стр. 37).
Эти взятые наудачу странички кажутся мне очень типичными для Белого и, обличая в авторе большую наблюдательность, дают яркую и сильную картину большого города летом. Они, по существу своему, отнюдь не сказочны и не поэтичны, по крайней мере, в том смысле, какой этим понятиям придает г. П. Н. Эти страницы не сказочны, а фантастичны, как иногда, по наблюдению Достоевского, самое действительное становится самым фантастическим. Но это уже категория иного порядка, лежащая за пределами поэзии, как пластики.
Этим я вовсе не хочу сказать, что в Белом нет сказочной поэзии. Он полон ею. И фантастический реализм получает особую выпуклость именно благодаря смене его подлинной, щемящей или радостно предчувствующей поэзией:
«1. Всю ночь горизонт не засыпал, но светился. Точно горела за горизонтом святая свечечка.
2. Точно молился за горизонтом всю ночь Иоанн Богослов, совершая пурпуровое таинство…» (Ibid. стр. 116).
«1. В бесконечных равнинах шумел ветер, свистя по оврагам.
2. Он налетал на усадьбу Мусатова и грустил вместе с березами.
3. Они порывались в даль, но не могли улететь… и горько кивали.
4. Это проносилось время, улетая в прошедшее на туманных крыльях своих.
5. А вдали склонялось великое солнце, повитое парчовыми ризами».
(Ibid. стр. 139).
Началом, связывающим эту сказочную поэзию с фантастическим реализмом — является, конечно, тот дух пророчества, который отрицает в Белом г. П.Н.
Всякий, кто имеет религиозный опыт, кто прошел через сильные религиозные переживания — в некоторой доле обладает духом пророчества.
Достаточно хотя бы бегло просмотреть писания Белого, чтобы убедиться, что это человек, проходящий ступень за ступенью лестницу мистического опыта. Статья о Теургии (в «Новом Пути») или такие страницы из 2-ой симфонии, как «похороны Европы» (стр. 128—132), свидетельствуют о большой силе, мятущейся и стремящейся к Богу, души. Здесь подлинный дух пророчества.
К сожалению, мы живем в эпоху религиозного разобщения, и дух пророчества, проявляющийся не только у Белого, а у многих других более сильных современных писателей, не достигает всей полноты действительности, оставаясь в области чисто индивидуальных переживаний.
Белому не мешало бы относиться построже к своим писаниям. Для того чтобы пробраться через камни и кустарники его повторений, расплывчатых страниц общих мест, порою дешевого декадентства, а иногда и слабых подражаний (особенно Нитче), надо много терпения, любви и преданности. Он как будто нарочно постарался закрыть посторонним доступ к своей душе. Но это признак молодости, признак молодой, заносчивой самоуверенности. Белый не принадлежит к «умственному цветнику подмигивающих», к кругу тех молодых стариков, про которых он говорит с такой силой в своей 2-ой симфонии.
«Все они (подмигивающие) окончили, по крайней мере, на двух факультетах и уж ничему на свете не удивлялись.
Удивление считали они самой постыдной слабостью…
Все это были люди высшей „многострунной культуры“».
Впервые опубликовано: «Мир искусства». 1903. № 15. Хроника. С. 164—165.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/filosofov/filosofov_andrey_beliy.html