АНДРЕА ДЕЛЬ-CAPTO.
правитьАлфреда де-Мюссе.
правитьАндреа.
Кордіани, Ліонелло, Даміано, художники, ученики Андреа.
Греміо, привратникъ.
Монжуа, французскій дворянинъ.
Матурино, Джованни, слуги.
Паоло.
Чезаріо, ученикъ Андреа.
Лукреція дель Фаде, жена Андреа.
Спинетта, служанка.
Художники, слуги и т. д.
Врачъ.
ГРЕМІО (выходитъ изъ сторожки). Мнѣ кажется… да, нѣтъ и впрямь, кто-то ходитъ по двору. Въ четыре то часа утра? Странно. Гмъ-гмъ! что бы это значило?
ГРЕМІО. Изъ окна синьоры Лукреціи? Стой, кто бы ты ни былъ!
ЧЕЛОВѢКЪ. Прочь съ дороги! Убью! (Ударилъ его и бѣжитъ въ садъ).
ГРЕМІО (одинъ). Убійца! воръ! Джованни, на помощь!
ДАМІАНО. (выходитъ въ халатѣ). Что такое? Что ты раскричался, Греміо?
ГРЕМІО. Тамъ въ саду воръ.
ДАМІАНО. Ты пьянъ, старый дуракъ!
ГРЕМІО. Я видѣлъ: онъ лѣзъ изъ окна синьоры Лукреціи, именно изъ ея окна. Ахъ! я раненъ! онъ проткнулъ мнѣ руку стилетомъ.
ДАМІАНО. Шутишь, братъ! всего лишь маленькая дырочка на плащѣ. Что за сказки ты сочиняешь, Греміо? Какого чорта ты видѣть? Мужчина вылѣзъ изъ окна Лукреціи? въ этотъ то часъ? Знаешь ли, дуракъ ты этакій, если пересказать это ея мужу, то не поздравляю: дѣло твое — дрянь!
ГРЕМІО. Я видѣлъ его, какъ васъ вижу.
ДАМІАНО. Ты выпилъ лишнее, Греміо, у тебя двоится въ глазахъ.
ГРЕМІО. Двоится? Но я видѣлъ только одного.
ДАМІАНО. Къ чему ты ни свѣтъ, ни заря, будешь весь домъ? И еще такой людный домъ, полный молодежи и слугъ! Заплатили тебѣ, что-ли, чтобы ты сочинилъ, скверный романъ, оклеветавъ жену моего лучшаго друга? Ты кричишь: воръ! а увѣряешь, что онъ выскочилъ изъ ея окна? Съ-ума ты сошелъ или продался? Говори, отвѣчай: я приказываю.
ГРЕМІО. Боже мой! Господи Іисусе! я видѣлъ его, какъ Богъ святъ, я его видѣлъ. Что я вамъ сдѣлать? Я видѣлъ его.
ДАМІАНО. Слушай, Греміо. Возьми этотъ кошелекъ, онъ, можетъ быть, легче того, который ты получилъ за выдумку этой исторіи. Ступай, выпей за мое здоровье. Ты знаешь, что я другъ твоего господина, не такъ ли? Понимаешь, что я не воръ и по имѣю доли въ кражѣ, съ которою къ нему подбирались? Ты меня знаешь уже десять лѣтъ, какъ я знаю Андреа. Ну, такъ вотъ, Греміо: ни слова объ этомъ. Пей за мое здоровье. Ни слова, понимаешь? Или я выгоню тебя изъ дома. Ступай, Греміо, вди къ себѣ, старый пріятель. И чтобы все было забыто.
ГРЕМІО. — Я его видѣлъ. Боже мой; головой моей клянусь, головой отца моего, я видѣлъ его, видѣлъ, хорошо видѣлъ (Входитъ въ сторожку).
ДАМІАНО (подходя къ саду, зоветъ). Кордіани! Кордіани!
ДАМІАНО. Безумецъ! Такъ вотъ до чего ты дошелъ? Андреа! твой другъ! мой добрый, бѣдный Андреа!
КОРДІАНИ. Она любитъ меня Даміано, она любитъ меня! Что тебѣ? О чемъ еще тебѣ говорить со мною? Я счастливъ. Смотри на меня: она меня любить. Я кружу по этому саду со вчерашняго дня; я катался по сырой травѣ; я колотилъ статуи, бился о деревья и покрывалъ безумными поцѣлуями траву, по которой она ступала.
ДАМІАНО. И этотъ человѣкъ подсмотрѣлъ тебя! О чемъ ты думаешь? А, Андреа! Андреа, Кордіани!
КОРДІАНИ. Почемъ я знаю? Я, можетъ быть, виноватъ, ты, можетъ быть, правъ; мы поговоримъ объ этомъ завтра, когда-нибудь, позже: теперь позволь мнѣ быть счастливымъ я можетъ быть ошибаюсь, она, можетъ быть, не любитъ меня; пусть это капризъ ея, да, только капризъ и больше ничего; но теперь позволь мнѣ быть счастливымъ.
ДАМІАНО. Больше ничего? О, да. Ты только ломаешь, какъ соломенку, союзъ двадцатипятилѣтней дружбы! Ты только выходишь изъ этой вотъ комнаты! Ты, можетъ быть, виновенъ? Да еще не перестали качаться въ ея спальнѣ занавѣски, въ которыхъ ты скрывался! И человѣкъ, подкараулившій, какъ ты выходилъ, еще кричитъ, какъ зарѣзанный.
КОРДІАНИ. О, другъ мой, какая красавица!
ДАМІАНО. Безумный ты! Сумасшедшій!
КОРДІАНИ. Если бы ты зналъ, въ какой (волшебный міръ она меня увлекла! Какъ — уже при одномъ звукѣ ея голоса — закипаетъ во мнѣ новая жизнь! какъ глаза ея увлажняются слезами предъ всѣмъ, что прекрасно, чисто и нѣжно, — предъ всѣмъ такимъ же, какъ она сама! О, Боже мой! Величавъ и прекрасенъ возвышенный алтарь счастья. Да вознесется же къ тебѣ радость души моей, какъ сладостный ѳиміамъ. Поэты ошибались, Даміано: какъ? почитать падшаго ангела духомъ зла? Нѣтъ, онъ духъ любви. Когда міръ былъ сотворенъ, онъ не захотѣлъ покинуть землю и, въ то время, какъ братья его восходили обратно на небо, онъ разбилъ въ прахъ свои золотыя крылья у ногъ созданной имъ красоты.
ДАМІАНО. Я поговорю съ тобою послѣ. Солнце восходитъ. Не болѣе, какъ черезъ часъ, придетъ сюда кто-то, также сядетъ на эту скамью, такъ же, какъ ты сейчасъ, закроетъ лицо свое руками, но не слезы радости придется ему скрывать. О чемъ ты задумался?
КОРДІАНИ. Я думаю о темпомъ уголкѣ одной таверны, гдѣ я сидѣлъ столько разъ, горюя, зачѣмъ я живу. Я думаю, какъ пробуждается Флоренція, какъ оживаютъ улицы, какъ прохожіе снуютъ туда и сюда. Я думаю о томъ, самомъ мірѣ, въ которомъ я бродилъ двадцать лѣтъ, подобно мертвецу, лишенному погребенія, объ этихъ пустынныхъ улицахъ, по которымъ я опускался на самое дно черной ночи, толкаемый какою-либо мрачною прихотью. Я думаю о моихъ работахъ, о дняхъ моихъ разочарованій. Я открываю объятія и вижу, какъ мчатся мимо призраки женщинъ, которыми я обладалъ, мои наслажденія, мои скорби, мои надежды! Ахъ, другъ мой, какъ все это — будто громъ разбилъ! Какъ все, что бродило во мнѣ, вылилось въ одну, единственную мысль: любить ее. Это, знаешь, все равно, какъ тысячи мошекъ, разсѣянныхъ въ пыли, объединяются въ солнечномъ лучѣ.
ДАМІАНО. Что я скажу тебѣ? Да и къ чему слова? Дѣло сдѣлано. Любовь, подобная твоей, дружбы не жалѣетъ.
КОРДІАНИ. Что было у меня въ сердцѣ до сихъ поръ? Благодареніе Богу, я не гнался за ученостью. Я не искалъ выдающагося общественнаго положенія, я никогда не старался стать центромъ въ гигантскихъ кругахъ мысли. Я допускалъ въ себѣ только любовь къ искусству. Но она — ѳиміамъ въ храмѣ, но не богъ храма. Я жилъ моею кистью, моимъ трудомъ; по мой трудъ питалъ только тѣло мое, душа же томилась алканіемъ неба. На порогѣ сердца моего я положилъ бичъ, которымъ Христосъ изгналъ торгашей изъ храма. Слава Богу, я никогда не любилъ; до пзя сердце мое ничему не принадлежало.
ДАМІАНО. Какъ выразить все, что происходитъ въ моей душѣ? Вотъ, я вижу, ты счастливъ. Эхъ! Развѣ ты не столько же дорогъ мнѣ, какъ и онъ?
КОРДІАНИ. А теперь, когда она моя, теперь стоитъ мнѣ сѣсть къ столу моему и, какъ сладкія слезы, текутъ мои безумные стихи, которыми говоритъ съ нею любовь моя. И, мнѣ кажется, тогда я чувствую позади себя ея прелестный призракъ, — вотъ она склонилась на плечо мое, вотъ она читаетъ… Теперь, когда на губахъ трепещетъ ея имя… О, другъ мой! кто изъ насъ, мужчинъ, не представлялъ себѣ сотни, тысячи разъ, въ мечтахъ своихъ обожаемое существо, созданное — для меня, должное жить для меня. Ну, и — вдругъ — однажды, только однажды на свѣтѣ — тебѣ суждено встрѣтить это существо… Вообрази ты: встрѣтить, сжать его въ объятіяхъ и — умереть?
ДАМІАНО. Все, что я могу сказать тебѣ, Кордіани, это, что счастье твое ужасаетъ меня. Самое важное, чтобы Андреа но зналъ.
КОРДІАНИ. А что мнѣ съ томъ? Неужели ты думаешь, что я соблазнилъ ее? Что это у насъ — разсудочная страстишка? Вотъ уже годъ, что я вижу ее каждый день, я говорю съ ней, и она мнѣ отвѣчаетъ; я дѣлаю движеніе, и она меня понимаетъ. Она садится къ клавесину, она поетъ, а я, съ открытыми устами, слѣжу, какъ медленныя слезы украдкою струятся на ея обнаженныя руки. Такъ гдѣ же право — удерживать, чтобы она не была моею?
ДАМІАНО. Какъ — гдѣ право?
КОРДІАНИ. Молчи! Я люблю и любимъ. Я ни въ чемъ не хочу разбираться, ничего не хочу знать; на свѣтѣ счастливы только дѣти, когда, сорвавъ плодъ, они подносятъ его ко рту, безъ другой задней мысли, кромѣ — какъ это вкусно и — вотъ, оно въ моихъ рукахъ!
ДАМІАНО. Ахъ, если бы ты былъ на моемъ мѣстѣ и могъ бы самъ себя видѣть и судить. Какими глазами взглянетъ въ тебѣ завтра на нынѣшняго ребенка очнувшійся человѣкъ?
КОРДІАНИ. Нѣтъ! Нѣтъ! Развѣ я выхожу съ оргіи, чтобы нуждаться въ утреннемъ воздухѣ — освѣжить разгоряченное лицо? Развѣ опьяненіе любви — развратъ, должный разсѣяться вмѣстѣ съ ночнымъ мракомъ? Скажи самъ, да, вотъ ты самъ, Даміано, — по ты ему, сколько времени я уже люблю ее? Ну-ка, что отвѣтишь теперь ты, безмолвный свидѣтель, наблюдавшій въ теченіе цѣлаго года, какъ мое сердце каждымъ своимъ біеніемъ, въ каждую минуту моей жизни, отрывалось отъ меня, чтобы соединиться съ нею? И сегодня вдругъ я сталъ преступенъ? Такъ почему же я счастливъ? И, кромѣ того, что можешь ты сказать мнѣ такого, чего бы я самъ не говорилъ себѣ сотни разъ? Развѣ я безсердечный развратникъ? Развѣ я безбожникъ? Произносилъ ли я когда-нибудь съ пренебреженіемъ какое-либо священное слово изъ тѣхъ, что съ тѣхъ поръ, какъ міръ существуетъ, всуе пріемлются устами человѣческими. Всѣ упреки, какіе только могъ вообразить, обращалъ я къ себѣ и тѣмъ не менѣе я счастливъ. Угрызеніе совѣсти, ужасы отмщенія, печальное и нѣмое страданіе, всѣ эти страшные призраки уже стучались въ дверь мою, но ни одинъ не устоялъ предъ любовью Лукреціи. Тише! открываютъ и рота: пойдемъ со мною въ мою мастерскую- Тамъ, въ комнатѣ, скрытой отъ всѣхъ глазъ человѣческихъ, я изваялъ изъ самаго чистаго мрамора обожаемый образъ моей любовницы. Я буду держатъ отвѣтъ передъ нею; пора, уйдемъ отсюда; во дворѣ уже ходятъ люди и академію сейчасъ отопрутъ.
ЛІОНЕЛЬ. Всталъ ли учитель?
ЧЕЗАРІО (поетъ). Чуть заря, нашъ простачокъ
Принимался за работу, —
Чокъ, чокъ, чокъ, чокъ, чокъ, —
Добрый, старый толстячокъ,
Будто сельскій пѣтушокъ —
За куриную охоту!
ЛІОНЕЛЬ. Сколько прежде было учениковъ въ академіи! что споровъ изъ-за того, изъ-за другого! какое событіе вносило въ жизнь появленіе каждой новой картины! При Мигель-Анджело школы были настоящими полями сраженій. Теперь же онѣ едва-едва наполняются медлительною, вялою, молчаливою молодежью. Работаютъ только, чтобы жить, и искусство обращается въ ремесло.
ЧЕЗАРІО. Такъ проходитъ все подъ солнцемъ. Что касается меня, мнѣ твой Микель-Анджело надоѣлъ; я ничего не имѣю противъ того, что онъ умеръ.
ЛІОНЕЛЬ. Какой это былъ геній!
ЧЕЗАРІО. Ну, и отлично. Геній, такъ геній. Ну, и затѣмъ пустъ оей геній оставитъ насъ въ покоѣ. Ты видѣлъ картину Понтормо?
ЛІОНЕЛЬ. Видѣлъ. Зеркало всего нашего вѣка. Человѣкъ, нерѣшительно бродящій по распутьяхъ тысячи дорогъ, каррикатура великихъ мастеровъ; утонулъ съ восторгахъ къ самому себѣ, а, въ концѣ концовъ, его хватаетъ только на то, чтобы держаться за готическій плащъ Альберта Дюрера.
ЧЕЗАРІО. Да здравствуетъ готика! Если искусство умираетъ, древность ихъ не помолодитъ. Тра-дери-да! Намъ нужно новое!
АНДРЕА (входя говоритъ слугѣ). Велите Греміо осѣдлать двухъ лошадей, одну для него, другую для меня. Мы поѣдемъ на ферму.
ЧЕЗАРІО (продолжая). Новаго, во что бы то пл стало, новаго! Итакъ, маэстро, что новаго сегодня?
АНДРЕА. Всегда въ духѣ, Чезаріо? Все ново сегодня, дитя мое; зеленъ, солнце и цвѣты, все будетъ опять ново завтра. Только человѣкъ старѣетъ, а все вокругъ него молодѣетъ каждый день. Здравствуй, Ліонель; такъ рано и уже на ногахъ, старый дружище?
ЧЕЗАРІО. Значить, и молодые художники въ правѣ спрашивать новаго, разъ сама природа желаетъ новизны для себя и дѣлиться ею со всѣми?
ЛІОНЕЛЬ. Ты бы хоть подумалъ, съ кѣмъ ты говоришь?
АНДРЕА. А-а! уже поспорили? Споръ, друзья мои, безплодная почва, повѣрьте мнѣ, онъ все убиваетъ. Меньше предисловія, — больше книгъ. Вы художники, дѣти мои; да будутъ ваши уста нѣмы и да говоритъ за васъ ваша правая рука. Однако, послушай, Чезаріо. Природа всегда хочетъ обновленія, это правда, но, въ обновленіи, она всегда, остается тою же, прежнею. Развѣ ты тоже, какъ нѣкоторые, желаешь, чтобы она перемѣнила цвѣта своего одѣянія и чтобы расли голубые или красные лѣса? Такъ, нѣтъ же, у нея совсѣмъ другіе нравы: подлѣ увядшаго цвѣтка возрождается точно такой же, и тысячи семействъ узнаютъ другъ друга подъ росою при первыхъ лучахъ солнца. Каждое утро ангелъ жизни и смерти приноситъ всеобщей матери новое украшеніе, но всѣ украшенія схожи между собою. Пусть искусство старается дѣлать то же, что она, потому что оно имѣетъ смыслъ лишь, когда ей подражаетъ. Пусть каждый вѣкъ видитъ новые кровы, новые костюмы, новыя мысли; но геній долженъ бытъ неизмѣненъ, какъ красота. Пусть молодыя руки, полныя силы и жизни, принимаютъ съ благоговѣніемъ священный факелъ изъ дрожащихъ старческихъ рукъ; пусть охраняютъ они его отъ порывистыхъ вѣтровъ. Это божественное племя пройдетъ черезъ будущіе вѣка, какъ проходило оно черезъ прошедшіе. Запомнишь ты это, Чезаріо? А теперь ступай работать; за работу, за работу! жизнь такъ коротка! (Онъ отправляемъ его къ мастерской… Ліонелю). Мы старѣемся, бѣдный другъ мой. Молодость не нуждается въ насъ болѣе. Не знаю, значитъ ли это, что народился новый младенческій вѣкъ или старый вѣкъ отъ дряхлости впалъ въ дѣтство?
ЛІОНЕЛЬ. Проклятіе! не слѣдуетъ вашимъ новичкамъ дразнить меня вслухъ! я кончу тѣмъ, что буду работать со шпагою у бедра,
АНДРЕА. Ты ужъ тутъ, какъ тутъ, со своимъ дуэльнымъ задоромъ, мой славный Ліонель! Въ наше время убиваютъ только доктора умирающихъ; эпоха шпаги въ Италіи прошла. Полно, полно, старикъ, пусть болтуны чешутъ языки, а мы постараемся остаться самими собою до тѣхъ поръ, покуда насъ не похоронятъ- (Входимъ Даміано). Ну, мой милый Даміано, придетъ сегодня Кордіани?
ДАМІАНО. Не думаю, онъ боленъ.
АНДРЕА. Боленъ онъ! Я видѣлъ его вчера вечеромъ, онъ былъ здоровъ. Серьезно боленъ? Пойдемъ къ нему, Даміано. Что съ нимъ?
ДАМІАНО. Не ходите къ нему, онъ не въ состояніи насъ принять. Онъ заперся на цѣлый день.
АНДРЕА. О, не для меня же! Пойдемъ, Даміано.
ДАМІАНО. Увѣряю васъ, онъ хочетъ быть одинъ.
АНДРЕА. Одинъ! и боленъ! ты меня пугаешь! Случилось съ нимъ что-нибудь? ссора? дуэль? онъ такой горячій! Ахъ, Боже мой! что съ нимъ такое? Онъ ничего не поручилъ сказать мнѣ? Онъ раненъ, должно быть? Простите мнѣ, друзья мои…. (художникамъ, которые стоятъ и ждутъ), но вы знаете, это другъ моего дѣтства, мой лучшій, вѣрнѣйшій товарищъ.
ДАМІАНО. Успокойтесь; съ нимъ ничего не случилось. Легкая лихорадка; завтра вы увидите его здоровымъ.
АНДРЕА. Дай Богъ! дай Богъ! Ахъ, что молитвъ возносилъ я къ небу о сохраненіи этой жизни — столько драгоцѣнной! Сказать ли вамъ, друзья мои! въ нашу эпоху упадка, какъ застала насъ кончина Микель-Анджело, я возложилъ на Кордіани всѣ мои надежды; это сердце пылкое, доброе сердце. Провидѣніе не дастъ пропасть подобнымъ дарованіямъ. Сколько разъ сидѣлъ я позади его въ то время, какъ онъ, съ кистью въ рукѣ, сновалъ, то вверхъ, то внизъ по своей лѣстницѣ, а я, съ нарастающимъ въ груди восторгомъ, простиралъ руки, желая прижать его къ своему сердцу, лобызать это чело — такое юное, такое открытое, такъ цѣльно сіяющее геніемъ въ каждомъ лучѣ своемъ. Какая легкость! какое вдохновеніе! но какая строгая и сердечная любовь къ правдѣ! Сколько разъ я восхищался мыслью, что онъ моложе меня! Сколько разъ я печально глядѣлъ на свои работишки и мысленно обращался къ будущимъ вѣкамъ. Вотъ все, что я осилилъ сдѣлать, говорилъ я имъ, но зато я оставляю вамъ моего друга.
ЛІОНЕЛЬ. Учитель, васъ спрашиваетъ человѣкъ.
АНДРЕА. Что? Что такое?
СЛУГА. Лошади осѣдланы; Греміо готовъ, господинъ.
АНДРЕА. Ну, до свиданія; я буду въ мастерской черезъ два часа. (Даміано) Но у него ничего серьезнаго, неправда-ли? Ничего? И завтра мы его увидимъ? Приходи ужинать съ нами. А если увидишь Лукрецію, скажи ей, что я уѣхалъ на ферму и тотчасъ вернусь. (Уходитъ).
СЦЕНА II.
правитьГРЕМІО (сидитъ на травъ). Гмъ-гмъ! а между тѣмъ я хорошо его видѣлъ. Какой расчетъ было ему увѣрять меня, что нѣтъ? А, вѣроятно, былъ, потому что онъ далъ мнѣ (считаетъ на рукѣ) четыре, пять, шесть… чортъ! что-нибудь тутъ не чисто, ужъ, конечно, дѣло идетъ не о ворѣ, это былъ не воръ. У меня была другая мысль; но… о, нѣтъ, здѣсь… тиру! Молчи, Греміо, сказалъ я себѣ: эге! ни-ни, старикъ, этого не моги. Это глупо и подумать! Впрочемъ, думать то нечего, — вѣдь мыслей не видно. Думай, братъ, что хочешь, только языкомъ не болтай. (Яотъ). Говорилъ пастухъ ручью:
Мчишься къ мельницѣ ты шибко,
Тамъ хозяюшка, съ улыбкой,
Въ воду смотриться-ль твою?
АНДРЕА. (подходитъ) Греміо, поди взнуздай лошадокъ; надо собираться во-свояси, солнце опускается, не такъ жарко будетъ возвращаться.
АНДРЕА, (одинъ, садится) У жида денегъ нѣтъ! молилъ, просилъ… нѣтъ денегъ! Что я скажу, когда посланные короля Франціи… Ахъ, Андреа, бѣдный Андреа! какъ языкъ твой еще поворачивается произноситъ это слово? Груды золота были въ твоихъ рукахъ; тебѣ досталось прекраснѣйшее порученіе, какое когда-либо какой-либо король довѣрялъ человѣку: скупить сто перловъ искусства, поднять на ноги, обогатить сто бѣдствующихъ горемыкъ-артистовъ! сыграть роль благодѣтельнаго ангела, заслужить благословенія своего отечества и, кромѣ того, обогатитъ цѣлый дворецъ чудными произведеніями и снова зажечь во Флоренція потухающій священный огонь художества, Андреа! съ какимъ легкимъ сердцемъ ты склонился бы къ изголовью твоей постели въ день отчета, еслибы ты могъ честно сдать свой подрядъ! И кто спрашиваетъ его у тебя! Францискъ Первый! онъ, рыцарь безъ упрека, человѣкъ — столько же честный, какъ великодушный! онъ, покровитель искусствъ! отецъ вѣка, столъ же прекраснаго, какъ античные вѣка! Онъ довѣрился тебѣ, а ты обманулъ его! Ты обокралъ его, Андреа, потому что это именно такъ называется, не заблуждайся на этотъ счетъ. Куда ушли эти деньги? На драгоцѣнности для твоей жены, на празднества, на удовольствія, болѣе печальныя, чѣмъ сама скука. (Встаетъ). Понимаешь ли ты, Андреа, чувствуешь ли: вѣдь ты опозоренъ! Сегодня ты еще уважаемый человѣкъ, тебя цѣнятъ ученики, тебя любитъ ангелъ. О, Лукреція, Лукреція! Завтра ты… басня Флоренціи, потому что должны же эти ужасные отчеты рано или поздно… О, муки ада! А жена моя даже ничего не знаетъ о томъ! нотъ что значитъ но имѣть характера! Что было дурного съ ея стороны, если она просила у меня то и это, что ей нравилось? А я давалъ ей, лишь стоило ей попросить, по первому слову. Проклятая слабость! ни тѣни разсудка. На чемъ же было удержаться чести? А Кордіани? Почему я съ нимъ не посовѣтовался? съ нимъ, моимъ лучшимъ, моимъ единственнымъ другомъ? Что скажетъ онъ? Честь?.. развѣ я не честный человѣкъ? И однако, я совершилъ кражу. Ахъ! еслибы дѣло шло о томъ, чтобы войти ночью къ богатому человѣку, взломать денежный шкафъ и удрать; это ужасно подумать, это невозможно. Но, когда деньги тугъ, въ вашихъ рукахъ, когда ихъ только возьми да истрать, когда сѣрость гонится по пятамъ, — да и берешь то вѣдь не для себя, но для Лукреціи! Для нея — моего единственнаго сокровища на землѣ, моей единственной радости, единой любви въ теченіе цѣлыхъ десяти лѣтъ! Ну, и говоришь себѣ, что, въ концѣ-концовъ, не бѣда: потрудимся и, авось, пополнимъ… Да, пополнишь тутъ! за портикъ св. Аннунціаты заплатили мнѣ. мѣшкомъ пшеницы!
ГРЕМІО (возвращаясь). Готово. Можемъ ѣхать, когда угодно.
АНДРЕА. Что съ тобой, Греміо? я смотрѣлъ, какъ ты взнуздывалъ; ты сегодня работаешь лѣвою рукою?
ГРЕМІО. Лѣвою рукою?.. А-а! Понимаю… Н-да-а… Если угодно знать вашей милости, я того… немножко раненъ въ правую руку. О, пустяки; но я старѣю, знаете… ну, конечно… э, чортъ! случись оно въ мое время… мы еще поговорили бы…
АНДРЕА. Ты раненъ, говоришь? Кто тебя ранилъ?
ГРЕМІО. Ага! вотъ и заковыка! Кто? никто; а между тѣмъ я раненъ. Пустяки, не на что жаловаться и не слѣдовало бы говорить, по совѣсти,.
АНДРЕА. Никто? значитъ, ты самъ.
ГРЕМІО. Ни-ни. Въ чемъ же тогда была бы штука? Никто, и я менѣе, чѣмъ кто-либо другой.
АНДРЕА. Если тебѣ угодно шутить, ты плохо выбралъ время- На, копей и поѣдемъ.
ГРЕМІО. Да будетъ такъ. Я говорилъ не для того, чтобы васъ разсердить, еще менѣе шутки ради. Онъ тоже не очень-то шутилъ сегодня, когда, удирая, хватилъ меня.
АНДРЕА. Кто? что это значитъ? кто тебя хватилъ? У тебя странный видъ, ты что-то скрытничаешь, Греміо.
ГРЕМІО. Ей-ей, правда, слушайте. Вы мой господинъ. Какъ ни верти, а исторія откроется, и кому же и надо знать если не вамъ? Вотъ въ чемъ штука: сегодня, около четырехъ часовъ утра, я услышалъ шаги во дворѣ. Встаю и вижу: изъ окна потихоньку спускается человѣкъ въ плащѣ.
АНДРЕА. Изъ какого окна?
ГРЕМІО. Человѣкъ въ плащѣ. Я закричалъ ему: стой! Я, разумѣется, думалъ, что это воръ. И вотъ, вмѣсто того, чтобы остановиться, видите мою руку: это царапина — отъ его стилета.
АНДРЕА. Изъ какого окна, Греміо?
ГРЕМІО. Ахъ! вотъ тоже… ну, да ладно! ужъ слушайте, разъ я началъ: изъ окна синьоры Лукреціи.
АНДРЕА. Лукреціи?
ГРЕМІО. Да, синьоръ.
АНДРЕА. Это странно.
ГРЕМІО. Словомъ, онъ убѣжалъ въ паркъ. Я звалъ на помощь и кричалъ: воры! Но вотъ оказія: вдругъ приходитъ синьоръ Даміано и начинаетъ увѣрять, что я ошибаюсь, что онъ знаетъ лучше меня; въ концѣ концовъ онъ подарилъ мнѣ кошелекъ, чтобы я молчалъ.
АНДРЕА. Даміано?
ГРЕМІО. Да, синьоръ, вотъ онъ. Въ доказательство, что я не вру…
АНДРЕА. Изъ окна Лукреціи? Даміано, значитъ, видѣлъ этого человѣка?
ГРЕМІО. Нѣтъ синьоръ; онъ вышелъ, когда я закричалъ.
АНДРЕА. Каковъ онъ былъ?
ГРЕМІО. Кто? Синьоръ Даміано?
АНДРЕА. Нѣтъ, другой.
ГРЕМІО. О, ей-ей! не разсмотрѣлъ.
АНДРЕА. Большой или маленькій?
ГРЕМІО. Ни то ни другое. И потомъ на разсвѣтѣ, ей Богу….
АНДРЕА. Это странно. И Даміано запретилъ тебѣ говорить объ этомъ?
ГРЕМІО. Подъ страхомъ, что вы меня выгоните.
АНДРЕА Я? Слушай, Греміо: сегодня вечеромъ, какъ только я уйду къ себѣ, ты станешь на стражу подъ этимъ окномъ но — спрячься, — слышалъ? На всякій случай возьми свою шпагу, и если кто-нибудь попробуетъ… ты понимаешь? Кричи во весь голосъ, не бойся, я буду тамъ,
ГРЕМІО. Да, синьоръ.
АНДРЕА. Я поручилъ бы это кому-нибудь другому, но, видишь ли, Греміо, я знаю, въ чемъ дѣло: это не серьезно, видишь-ли; пустякъ, какая-нибудь мальчишеская шутка. Ты замѣтилъ цвѣтъ его плаща?
ГРЕМІО. Черный, черный; да, мнѣ такъ кажется, по крайней мѣрѣ.
АНДРЕА. Я поговорю съ Кордіани. Итакъ, рѣшено; сегодня вечеромъ часовъ въ одиннадцать, въ двѣнадцать. Не бойся ничего. Я тебѣ говорю, это простая шутка. Ты отлично сдѣлалъ, что сказалъ мнѣ. И мнѣ не хотѣлось бы, чтобы кто-нибудь зналъ это, кромѣ тебя; вотъ почему я тебѣ поручаю… Такъ ты не видалъ его лица?
ГРЕМІО. Видѣлъ, но онъ такъ быстро скрылся! и потомъ ударъ стилета…
АНДРЕА. Онъ ничего не произнесъ?
ГРЕМІО. Нѣсколько словъ, нѣсколько какихъ-то словъ.
АНДРЕА. Тебѣ не знакомъ голосъ?
ГРЕМІО. Можетъ быть, я не знаю. Вѣдь все мелькнуло въ одно мгновеніе.
АНДРЕА. Невѣроятно! Ну, двигайся; скорѣе въ путь. Около одиннадцати. Надо поговорить съ Кордіани. Ты увѣренъ въ окнѣ?
ГРЕМІО. О, вполнѣ увѣренъ.
АНДРЕА, ѣдемъ, ѣдемъ!
СЦЕНА III.
правитьЛУКРЕЦІЯ. Ты открыла дверь, Спинетта? и поставила лампу на лѣстницѣ?
СПИНЕТТА. Я сдѣлала все, что вы мнѣ приказали.
ЛУКРЕЦІЯ. Положи мой шлафрокъ на этотъ стулъ и оставь меня одну, милое дитя мое.
СПИНЕТТА. Хорошо синьора.
ЛУКРЕЦІЯ (у аналоя). О, Боже мой! зачѣмъ вручилъ ты мнѣ счастье другого человѣка? Если бы дѣло шло только о моемъ счастьи, я не защищала бы его, я не оспаривала бы у Тебя жизнь мою. Зачѣмъ довѣрилъ ты мнѣ его жизнь?
СПИНЕТТА. Дорогая моя синьора, перестали бы вы молиться, нельзя же такъ много плакать. Ваши глаза распухли отъ слезъ, вотъ ужъ два дня, что вы не имѣете ни минуты покоя.
ЛУКРЕЦІЯ (молясь). Исполнила ли я Твое роковое предназначеніе? Погубивъ себя рада него, спасла ли я его душу? О, Христосъ, если бы руки Твои не были пригвождены къ этому кресту, простеръ ли бы Ты ихъ ко мнѣ, прощая и благословляя?
СПИНЕТТА. Я не могу уйти. Какъ я оставлю васъ одну въ такомъ состояніи?
ЛУКРЕЦІЯ. Неужели Ты покараешь его за мою вину? Онъ не виновенъ; онъ не связанъ никакою клятвою на землѣ; онъ не измѣнилъ своей женѣ; у него нѣтъ обязанностей, нѣтъ семьи; онъ только любилъ и былъ любимъ.
СПИНЕТТА. Скоро одиннадцать часовъ.
ЛУКРЕЦІЯ. Ахъ, Спинетта, не оставляй меня! Тебѣ тяжело видѣть мои слезы, дитя мое? А, все-таки, пусть онѣ текутъ. Ты думаешь потерять свой покой и свое счастье — возможно безъ страданій?
Ты, которая читаешь въ моемъ сердцѣ, какъ въ своемъ, ты, для кого моя жизнь — открытая книга, всѣ страницы которой тебѣ знакомы, ты думаешь, что можно видѣть безъ сожалѣнія, какъ улетаетъ десять лѣтъ невинности и покоя?
СПИНЕТТА. Какъ мнѣ жаль васъ.
ЛУКРЕЦІЯ. Рассегни мнѣ платье; бьетъ одиннадцать. Дай воды, мнѣ надо освѣжить лицо; сейчасъ онъ будетъ, Спинетта! Въ порядкѣ ли прическа? Я не блѣдна? О, глупая; зачѣмъ я плакала! Дай гитару! поставь передо мной этотъ романсъ; это его сочиненіе. Онъ идетъ, онъ идетъ, дорогая! Хороша ли я сегодня? понравлюсь ли я ему?
СЛУЖАНКА (входя). Синьоръ Андреа — у дверей вашихъ; спрашиваетъ позволеніе войти.
АНДРЕА (входи). Добрый вечеръ, Лукреція, вы не ждали меня въ эту пору, неправда-ли? Лишь бы я не былъ не кстати, вотъ все, чего я желаю. Пожалуйста, скажите, можетъ быть, вы уже отсылали своихъ женщинъ? я подожду — мы можемъ увидаться за ужиномъ.
ЛУКРЕЦІЯ. Нѣтъ еще, нѣтъ, увѣряю васъ!
АНДРЕА. Такъ мало минутъ удается намъ проводить вмѣстѣ! а онѣ мнѣ такъ дороги! Одна на свѣтѣ вы, Лукреція, утѣшаете меня во всѣхъ горестяхъ, меня осаждающихъ. Что, если бы я васъ потерялъ? Все мое мужество, вся моя философія — въ глубинѣ глазъ вашихъ (Подходитъ къ окну и приподнимаетъ занавѣсъ. Въ сторону). Греміо уже внизу, я вижу его.
ЛУКРЕЦІЯ. Развѣ случилось, что-нибудь печальное для васъ, другъ мой? мнѣ казалось, вы были веселы за обѣдомъ.
АНДРЕА. Веселье иногда печально, а печаль умѣетъ улыбаться.
ЛУКРЕЦІЯ. Вы были на фермѣ? Да, кстати, вамъ письмо; посланные короля Франціи должны быть завтра.
АНДРЕА. Завтра? они будутъ завтра?
ЛУКРЕЦІЯ. Какъ? Это извѣстіе вамъ непріятно? Тогда скажите, будто васъ нѣтъ во Флоренціи или вы больны, вотъ вы отъ нихъ и отдѣлаетесь.
АНДРЕА. Зачѣмъ же? я приму ихъ съ удовольствіемъ; развѣ мои отчеты не готовы? Скажите мнѣ, Лукреція, вамъ нравится этотъ домъ? Довольны вы своимъ знакомствомъ? Много имѣете приглашеній? Разсчитываете повеселиться этой зимою? Какія удовольствія вамъ предстоять? Къ лицу ли вамъ новые уборы? (Въ саду слышенъ заглушенный крикъ и поспѣшные шаги). Что значить этотъ шумъ? что случилось? (Кордіани въ растерзанномъ видѣ, входитъ въ комнату). Что съ тобой, Кордіани? что привело тебя сюда? что значить этотъ безпорядокъ? что съ тобой случилось? ты блѣденъ, какъ смерть!
ЛУКРЕЦІЯ. Ахъ, я умираю!
АНДРЕА. Отвѣчай мнѣ, что привело тебя въ такой поздній часъ? У тебя ссора? Тебѣ нуженъ секундантъ? Ты проигрался? Тебѣ нужны деньги? (Беретъ его за руку). Ради Бога, говори! ты точно статуя.
КОРДІАНИ. Нѣтъ… нѣтъ… я хотѣлъ говорить съ тобой… сказать тебѣ… въ самомъ дѣлѣ, я пришелъ… я не знаю…
АНДРЕА. Гдѣ ты оставилъ свою шпагу? Ради Бога! Съ тобой происходитъ что-то странное. Хочешь, перейдемъ въ тотъ залъ? тебѣ неудобно говорить при женщинахъ? Чѣмъ я могу услужить тебѣ, отвѣчай, для тебя я готовъ на все. Другъ мой, дорогой мой другъ, неужели ты во мнѣ сомнѣваешься?
КОРДІАНИ. Ты угадалъ, у меня ссора. Я не могу говорить здѣсь. Я тебя искалъ, я самъ не знаю, какъ я вошелъ. Мнѣ сказали, что… что ты здѣсь, и я вошелъ. Я не могу говорить здѣсь.
ЛІОНЕЛЬ (входя). Маэстро, Греміо убить!
АНДРЕА. Кто сказалъ?
СЛУГА. Синьоръ, сейчасъ убили Греміо; убійца въ домѣ. Видѣли, какъ онъ скрылся въ подземелья. (Кордіани скрывается въ толпѣ).
АНДРЕА. Къ оружію! къ оружію! возьмите эти свѣчи, обыщите всѣ комнаты, заприте всѣ выходы.
ЛІОНЕЛЬ. Онъ не могъ уйти далеко. Ударъ нанесенъ только сію минуту.
АНДРЕА. Онъ умеръ? умеръ? гдѣ же моя шпага? Ахъ, вотъ какая то здѣсь на стѣнѣ. (Хочетъ взять шпагу. Смотритъ на руку). Вотъ странно! моя рука въ крови. Откуда взялась эта кровь?
ЛІОНЕЛЬ. Идемъ за нами, маэстро; я ручаюсь тебѣ, что мы найдемъ его.
АНДРЕА. Откуда же эта кровь? вся рука покрыта ею. Кого же я касался? я коснулся только… сейчасъ… Удалитесь! уходите отсюда!
ЛІОНЕЛЬ. Что съ тобой, маэстро? зачѣмъ удалять насъ?
АНДРЕА. Уйдите! уйдите! оставьте меня одного. Прекрасно. Но надо никакихъ обысковъ. Никакихъ! это безполезно; я запрещаю. Уходите отсюда всѣ! всѣ! Повинуйтесь же, когда я говорю вамъ!
АНДРЕА (глядя на руку). Вся въ крови! я не касался ничьей руки, кромѣ… Кордіани.
АКТЪ ВТОРОЙ.
правитьСЦЕНА I.
правитьКОРДІАНИ. Онъ хочетъ говорить со мной?
СЛУГА. Да, синьоръ, безъ свидѣтелей; онъ указалъ мнѣ это мѣсто.
КОРДІАНИ. Такъ скажи ему, что я его жду. (Слуга уходитъ. Кордіани садится на камень).
ДАМІАНО (за сценой). Кордіани! Гдѣ Кордіани?
КОРДІАНИ. Ну, что тебѣ?
ДАМІАНО. Я только что отъ Андреа, онъ ничего не знаетъ, по крайней мѣрѣ, ничего, что касается тебя. Онъ говоритъ, что ему отлично извѣстно, почему умеръ Греміо, и никого не обвиняетъ въ смерти старика, тѣмъ менѣе тебя.
КОРДІАНИ. Это все, что ты имѣешь мнѣ сказать?
ДАМІАНО. Да, теперь твое дѣло соображаться съ этимъ,
КОРДІАНИ. Въ такомъ случаѣ оставь меня одного. (Онъ снова садится. Приходятъ Монель и Чсзаріо).
ЛІОНЕЛЬ. Чортъ ли пойметъ тутъ что-нибудь? Отослать насъ, не желая ничего слушать, оставить безъ отмщенія такой ударъ! Вѣдь этотъ бѣдный старикъ служилъ ему съ дѣтства его, самъ, помню, — носилъ его на рукахъ! А, проклятіе! Будь я на мѣстѣ Андреа, пролилась бы не одна эта кровь!
ДАМІАНО. Андреа не такой человѣкъ, чтобы обвинять его въ трусости.
ЛІОНЕЛЬ. Трусость или слабость, — какъ ни назовите, — не все ли равно? Въ моей молодости не такъ вели себя въ подобныхъ случаяхъ. Совсѣмъ но такъ трудно было.найти убійцу. Наконецъ, если ужъ ты самъ но хочешь себя компрометтировать, клянусь моимъ патрономъ! для мщенія есть друзья.
ЧЕЗАРІО. Что касается меня, я покидаю этотъ домъ. Сегодня утромъ — я пришелъ въ академію въ послѣдній разъ: ходи въ нее, кто хочетъ, я перехожу въ Понтормо.
ЛІОНЕЛЬ. Скверный у тебя, злой характеръ. За все золото въ мірѣ я не измѣню маэстро.
ЧЕЗАРІО. Ба! словно я одинъ? Скука у васъ въ мастерской! Джульетта не хочетъ больше позировать. То ли дѣло у Понтормо! Ухъ, какъ весело! Цѣлый день фехтуютъ, пьютъ, танцуютъ. Прощай, Ліонель, до свиданья.
ДАШАНО. Что за время мы переживаемъ! Ахъ, синьоръ, нашъ бѣдный другъ достоинъ глубокаго сожалѣнія! Вы ужинаете съ нами? (Уходятъ).
КОРДІАНИ (одинъ). Какъ будто это Андреа тамъ между деревьями? Онъ ищетъ; вотъ онъ приближается. Эй! Андреа! сюда!
АНДРЕА, (входя). Мы одни?
КОРДІАНИ. Одни.
АНДРЕА. Видишь ли ты этотъ стилетъ, Кордіани? Если бы сейчасъ я съ размаху ударилъ тебя имъ, повергъ на землю и похоронилъ тебя подъ этимъ деревомъ, здѣсь въ пескѣ, на мѣстѣ теперь покрытомъ твоею тѣнью — никто не посмѣлъ бы мнѣ сказать ни слова противъ; я имѣю право на то, и твоя жизнь принадлежатъ мнѣ.
КОРДІАНИ. Ты можешь сдѣлать это, другъ мой, ты въ правѣ это сдѣлать.
АНДРЕА. Ты надѣешься, что моя рука дрогнетъ? Не болѣе, чѣмъ твоя, часъ тому назадъ, на груда моего стараго Греміо. Ты видишь, я знаю: ты его убилъ. Чего ты ждешь теперь? Или ты думаешь, что я трусъ и не сумѣю обнажить шпагу? Готовъ ли ты драться? Вѣдь ты согласенъ, что мы равно обязаны къ дуэли — и ты, и я?
КОРДІАНИ. Я сдѣлаю все, что ты захочешь.
АНДРЕА. Садись и слушай. Я родился бѣднякомъ. Роскошь, меня окружающая, дурного происхожденія: я злоупотреблялъ ввѣренными мнѣ деньгами. Одинъ, между столькими извѣстными художниками, я въ молодости еще засталъ вѣкъ Микель-Анджело и вижу, какъ день-ото-дня рушится все вокругъ меня. Римъ и Венеція еще процвѣтаютъ. Наше отечество уже сошло на нѣтъ. Я напрасно борюсь съ наплывающимъ мракомъ, священный факелъ гаснетъ въ моей рукѣ. Ты думаешь, легко человѣку, жившему двадцать лѣтъ искусствомъ, видѣть, какъ оно гибнетъ? Мои мастерскія опустѣли, моя слава улетѣла. У меня нѣтъ дѣтей, нѣтъ надежды, способной привязать меня къ жизни. Здоровье мое слабо. Отъ заразы, разлитой въ восточномъ вѣтрѣ, я дрожу, какъ листъ. Скажи же мнѣ, какая приманка еще оставалась мнѣ на свѣтѣ? Представь себѣ, что въ беззсонныя ночи не разъ приходило мнѣ въ голову вонзить себѣ въ сердцѣ вотъ этотъ самый стилетъ. Скажи мнѣ, кто удерживалъ меня отъ этого, до настоящаго дня?
КОРДІАНИ. Не доканчивай, Андреа.
АНДРЕА. Я любилъ ее любовью неизъяснимой. За нее я готовъ былъ сражаться съ цѣлою арміей; я готовъ былъ копать землю и таскать плугъ, чтобы прибавить лишнюю жемчужину въ уборъ ея кудрей. Эта кража, совершенная мною, этотъ вкладъ короля Франціи, который у меня спросятъ завтра и котораго у меня нѣтъ, вѣдь, это для нея растратилъ я все: чтобы дать ей одинъ годъ богатства и счастья, чтобы увидѣть ее одинъ разъ въ жизни окруженною радостями и праздниками — для нея! для нея! Я цѣнилъ жизнь дешевле чести, а честь менѣе любви Лукреціи. Что я говорю? Менѣе одной улыбки устъ ея, одного луча радости въ ея глазахъ. Тотъ, кого ты видишь передъ собою, Кордіани, это несчастное и жалкое существо, которое ты зналъ въ теченіе десяти лѣтъ бродящимъ въ этихъ темныхъ портикахъ, это не Андреа дель-Сарто, это безумецъ, отданный въ жертву презрѣннымъ мелочамъ, снѣдающимъ жизнь заботамъ. У ногъ моей прекрасной Лукреціи былъ другой Андреа, молодой и счастливый, беззаботный, какъ вѣтеръ, свободный и радостный, какъ птица небесная, добрый ангелъ Андреа, свѣтлый духъ этого безжизненнаго тѣла, которое мечется среди людей. Знаешь ли ты теперь, что ты сдѣлалъ?
КОРДІАНИ. Да, теперь.
АНДРЕА. Этого Андреа ты убилъ, Кордіани. Этотъ Андреа отправится завтра на кладбище вмѣстѣ съ останками Греміо; другой остается, и это онъ говоритъ здѣсь съ тобой.
КОРДІНИ (рыдая). Андреа! Андреа!
АНДРЕА. О комъ ты плачешь? Обо мнѣ или о себѣ? Я прошу у тебя одной услуги. Слава Богу, сегодняшняя ночь не повела.за собою огласки. Слава Богу, у меня достало силы безъ жалобы, безъ вопля, перенести зрѣлище, какъ молнія испепелила зданіе, которое я созидалъ двадцать лѣтъ. Если бы мое безчестіе огласилось, то я убилъ бы тебя, или же мы дрались бы завтра. Цѣною счастья люди даютъ право на месть, и право пользоваться этимъ (бросаетъ свой стилетъ), остается взамѣнъ всего тому, кто все потерялъ. Такова человѣческая справедливость. А, впрочемъ, еще неизвѣстно; если бы ты палъ отъ моей руки, быть можетъ, пожалѣли бы тебя.
КОРДІАНИ. Чего ты хочешь отъ меня?
АНДРЕА. Если ты понялъ мою мысль, ты долженъ чувствовать, что я закрылъ глаза на мерзость твоего преступленія, что я не хочу видѣть, какъ растоптана ногами святыня дружбы; я вижу только, что однимъ ударомъ ножницъ перерѣзана единственная нить, которая связывала меня съ жизнью. Я не хочу помышлять о рукѣ, которая нанесла мнѣ это. Человѣкъ, съ которымъ я говорю, не имѣетъ для меня имени. Я говорю съ убійцей моей чести, моей любви и м: его покоя. Способна ли исцѣлиться рана, мнѣ имъ нанесенная? Если они разлучатся на вѣки, если онъ будетъ молчать, какъ мертвый (потому что долженъ же онъ помнить, что смерть это зависѣла отъ меня), если я, съ своей стороны, возобновлю усилія своихъ достиженій, словомъ, если я сдѣлаю новую попытку удержаться за жизнь, удастся ли мнѣ она? Однимъ словомъ, пусть этотъ человѣкъ уйдетъ, пусть для меня онъ будетъ, вычеркнутъ изъ книги жизни; пусть навсегда порвется преступная связь, — вѣдь но могла же она существовать безъ угрызеній совѣсти! — пусть понемногу, черезъ годъ, черезъ два, быть можетъ, сотрется память его, и тогда, я, Андреа, вернусь, какъ земледѣлецъ, разоренный ураганомъ, снова строить свой карточный домикъ на опустошенномъ моемъ полѣ.
КОРДІАНИ. О, Боже мой!
АНДРЕА. Я созданъ для терпѣнія. Чтобы получить любовь этой женщины, я два года слѣдовалъ за нею — куда ея тѣнь, туда и я. Пыль подъ ея ногами привыкла увлажняться потомъ лица моего. Я прошелъ свой путь до конца — и готовъ слова начать ту же работу. Кто угадаетъ возможности женскаго непостоянства? Кто знаетъ, до чего можетъ дойти измѣнчивость этого зыбучаго песка? какъ знать, не смогу ли я новыми двадцатью годами безграничной любви и привязанности достигнуть того же счастья, какъ ты одною ночью разврата. Потому что вѣдь это сегодня Лукреція пала! Да, это было сегодня, потому что сегодня въ первый разъ съ тѣхъ поръ, какъ ты въ Флоренціи, я нашелъ твою дверь запертою для меня.
КОРДІАНИ. Это правда.
АНДРЕА. Тебя удивляетъ, неправда-ли, что я такъ хорошо владѣю собою? Всѣ удивились бы, если бы когда-нибудь узнали. И я того же мнѣнія: странно! Вѣдь шпагою расчитаться гораздо легче. Но, видишь ли, я имѣю большое несчастіе — не вѣрить въ будущую жизнь, и, значитъ, надо держаться за эту. Ну, и даю тебѣ слово, если мнѣ не удастся, то въ день, когда я буду вполнѣ увѣренъ, что мое счастье разбито безъ возврата, я покончу съ собою. Какъ — все равно. До тѣхъ поръ я буду вѣренъ своему плану.
КОРДІАНИ. Когда я долженъ ѣхать?
АНДРЕА. Лошадь у рѣшетки. Даю тебѣ часъ на сборы. Прощай.
КОРДІАНИ. Твою руку, Андреа, твою руку!
АНДРЕА (возвращаясь). Мою руку? Кому? Зачѣмъ? Развѣ это — тебя я оскорбляю? Развѣ тебя называлъ я предателемъ дружбы, измѣнникомъ святынѣ самыхъ высокихъ клятвъ? Развѣ я сказалъ тебѣ, что, если-бы кто другой сдѣлалъ противъ меня то, что ты сдѣлалъ, то я бросился бы за защитою къ тебѣ, теперь моему убійцѣ? Развѣ я сказалъ тебѣ, что сегодня ночью я потерялъ не одну любовь Лукреціи, а еще кое-что другое? Развѣ я жаловался на какую-нибудь другую скорбь? Ты видишь, я говорилъ не съ Кордіани. Такъ для кого же ты просишь пожатія руки моей.
КОРДІАНИ. Твою руку, Андреа! Прости на вѣки, но прости!
АНДРЕА. Я не могу. На твоей рукѣ кровь (Уходитъ).
КОРДІАНИ (одинъ, стучитъ въ дверь). Эй, Матурино!
МАТУРИНО. Что угодно, эччеленца?
КОРДІАНИ. Возьми мой плащъ; вбери все, что найдешь у меня на столѣ и въ шкафахъ. Сложи все поскорѣе и приноси къ садовой рѣшеткѣ (садится).
МАТУРИНО. Вы уѣзжаете синьоръ?
КОРДІАНИ. Дѣлай, что я сказалъ,
ДАМІАНО (входитъ). Я встрѣтилъ Андреа, онъ сказалъ мнѣ, что ты уѣзжаешь, Кордіани. Вотъ это такъ! Отъ всего сердца одобряю твое рѣшеніе! Ты на долго?
КОРДІАНИ. Не знаю. Вотъ что, Даміано, окажи мнѣ услугу, помоги Матурино собрать тамъ для дороги, все, что надо.
МАТУРИНО (на порогѣ двери). О, это не долго.
ДАМІАНО. Достаточно взять самое необходимое. Остальное вышлемъ туда, гдѣ ты разсчитываешь остановиться. Кстати, ты куда?
КОРДІАНИ. Не знаю. Скорѣе, Матурино, скорѣе.
МАТУРИНО. Мигомъ будетъ готово. (Уноситъ узелъ).
ДАМІАНО. Итакъ, другъ мой, прощай.
КОРДІАНИ. Прощай, прощай! Если ты увидишь сегодня… Я хочу сказать, если завтра, или когда-нибудь…
ДАМІАНО. Кого? Что ты хочешь?
КОРДІАНИ. Ничего, ничего. Прощай, Даміано, до свиданья.
ДАМІАНО. Счастливый путь. (Обниметъ его и уходитъ).
МАТУРИНО. Синьоръ, все готово.
КОРДІАНИ. Спасибо, голубчикъ. Вотъ тебѣ за твою службу за время, что я прожилъ въ этомъ домѣ.
МАТУРИНО. О, эччеленца!
КОРДІАНИ (все еще сидитъ). Все готово, неправда-ли?
МАТУРИНО. Да, синьоръ. Я провожу васъ?
КОРДІАНИ. Конечно. Матурино!
МАТУРИНО. Эччолепца!
КОРДІАНИ. Я не могу уѣхать, Матурино.
МАТУРИНО. Вы не поѣдете?
КОРДІАНИ. Нѣтъ, это невозможно, видишь-ли.
МАТУРИНО. Вамъ нужно еще что-нибудь?
КОРДІАНИ. Нѣтъ, ничего мнѣ не нужно. (Молчаніе).
КОРДІАНИ (вставая). Блѣдныя статуи, любимыя прогулки, темныя аллеи, — не гоните меня, — какъ я могу отъ васъ уѣхать? Развѣ ты, темная ночь, не знаешь, что я не могу уѣхать? О, стѣны, черезъ которыя я перелѣзалъ! земля, которую я обагрилъ кровью! (Падаетъ снова на скамью).
МАТУРИНО. Боже мой! Онъ умираетъ! Помогите! Помогите!
КОРДІАНИ (быстро поднимаясь). Не зови, пойдемъ со мною.
МАТУРИНО. Намъ не туда.
КОРДІАНИ. Молчи! пойдемъ со мною, говорятъ тебѣ! Ты умрешь, если не будешь повиноваться. (Тащитъ его по направленію къ дому).
МАТУРИНО. Куда вы, синьоръ?
КОРДІАНИ. Не пугайся, я въ изступленія. Это ничего, слушай: я хочу самой простой вещи. Сейчасъ, вѣдь, часъ ужина? Сейчасъ твой хозяинъ сидитъ за столомъ, окруженный своими друзьями, а напротивъ его… Однимъ словомъ, мой другъ, я не войду туда, я хочу только прильнутъ лицомъ къ окну, увидѣть ихъ на одну минуту. Только одну минуту — а въ путь!
СЦЕНА II.
правитьАНДРЕА. Наши друзья запоздали. Вы очень блѣдны, Лукреція. Эта сцена васъ напугала.
ЛУКРЕЦІЯ. Между тѣмъ Ліонель и Даміано здѣсь. Я не знаю, что могло ихъ задержать.
АНДРЕА. Вы перестали носить кольца? Они вамъ больше не нравятся? Ахъ, нѣтъ, я ошибся, вотъ кольцо, котораго я еще не видалъ.
ЛУКРЕЦІЯ. Эта сцена, дѣйствительно, напугала меня. Я не скрою отъ васъ, что дурно себя чувствую.
АНДРЕА. Покажите мнѣ это кольцо, Лукреція; это подарокъ? можно полюбоваться?
ЛУКРЕЦІЯ (подавая кольцо). Это подарокъ Маргариты, подруги моего дѣтства.
АНДРЕА. Странно, это не и вензель! Почему же это? Прелестная вещица. но хрупкая. Ахъ, Боже мой, вотъ достанется мнѣ отъ васъ! Я его сломалъ.
ЛУКРЕЦІЯ. Сломали? Вы сломали мое кольцо?
АНДРЕА. Какъ мнѣ досадно! этакая неловкость! Но, въ самомъ дѣлѣ, пропало кольцо, поправятъ невозможно.
ЛУКРЕЦІЯ. Все равно! отдайте мнѣ его. какъ оно есть.
АНДРЕА. Что же вамъ теперь съ нимъ дѣлать? Самый искусный ювелиръ не въ состояніи его починить. (Бросаетъ кольцо на полъ и топчетъ).
ЛУКРЕЦІЯ. Не топчите! Я такъ имъ дорожила.
АНДРЕА. Ну, Маргарита бываетъ здѣсь каждый день. Вы ей скажете, что я сломалъ его, и она вамъ подаритъ другое. Много гостей соберется у насъ сегодня? Веселый будетъ ужинъ?
ЛУКРЕЦІЯ. Я такъ дорожила этимъ кольцомъ.
АНДРЕА. Сегодня ночью я тоже потерялъ драгоцѣнную игрушку; и тоже очень дорожилъ ею… Вы не отвѣтили на мой вопросъ.
ЛУКРЕЦІЯ. Но, я думаю, соберется наша обычная компанія: Ліонель, Даміано и Кордіани.
АНДРЕА. И Кордіани!… Я огорченъ смертью Греміо.
ЛУКРЕЦІЯ. Еще бы: мужъ вашей кормилицы.
АНДРЕА. Что дѣлать? Что дѣлать? Каждый день люда теряютъ друзей. Это такъ обыкновенно слышать: такой-то умеръ, такой-то раззорился. Это остается гдѣ-то тамъ внизу, а сверху — танцуюгъ, пьютъ. Все — игра случая: кому везетъ, кому нѣтъ.
ЛУКРЕЦІЯ. Вотъ, кажется, и наши гости. (Входятъ Ліонель и Даміано).
АНДРЕА. Ну, за столъ, друзья мои! Есть у васъ на душѣ забота, какое-нибудь сердечное огорченіе? Теперь надо все забыть. Увы! и у васъ они есть, конечно, какъ у всякаго изъ живущихъ подъ солнцемъ.
ЛУКРЕЦІЯ. Одно мѣсто осталось свободнымъ?
АНДРЕА. Кордіани уѣхалъ въ Германію.
ЛУКРЕЦІЯ. Уѣхалъ? Кордіани?
АНДРЕА. Да, въ Германію. Да поможетъ ему Богъ! Ну, мой старый Ліонель, наша молодость — вотъ она гдѣ. (Показываешь на бутылки).
ЛІОНЕЛЬ. Говорите, маэстро, обо мнѣ одномъ. Да продлится ваша молодость на много лѣтъ для вашихъ друзей и отчизны.
АНДРЕА. Молодой, старый, что значатъ эти слова? Сѣдые волосы не обозначаютъ старости, а сердце человѣка не имѣетъ возрастовъ.
ЛУКРЕЦІЯ (тихо). Правда-ли это, Даміано, что онъ уѣхалъ?
ДАМІАНО (также). Истинная правда.
ЛІОНЕЛЬ. Небо въ грозовыхъ тучахъ; плохая погода для путешествія.
АНДРЕА. Рѣшено, дорогіе друзья мои, я покидаю этотъ домъ: жизнь во Флоренціи съ каждымъ днемъ все менѣе правится моей милой Лукреціи, а что касается меня, я никогда се не любилъ. Съ будущаго мѣсяца я разсчитываю имѣть на берегу Арно дачку съ виноградникомъ и небольшимъ садомъ. Тамъ я окончу свою жизнь, какъ началъ. Ученики мои не послѣдуютъ за мною. Чему могу я научить ихъ такому, чего бы они не забыли. Я самъ забываю каждый день, хотя менѣе, чѣмъ желалъ бы. А, между тѣмъ, мнѣ уже приходится жить прошлымъ… да… Неправда-ли, что такъ, Лукреція?
ЛІОНЕЛЬ. Такъ вы отрекаетесь отъ будущаго?
АНДРЕА. Это оно, кажется, отрекается отъ меня. О, мой старый другъ, надежды будущаго подобны военной трубѣ: онѣ ведутъ въ бой и обожествляютъ опасность. Все такъ прекрасно, такъ легко, пока надежда звучитъ въ глубинѣ сердца. Но въ день, когда ея голосъ замираетъ, солдатъ сдается и ломаетъ свою шпагу.
ДАМ1АН0. Что съ вами, синьора, вамъ дурно?
ЛІОНЕЛЬ. Въ самомъ дѣлѣ, какъ вы поблѣднѣли! намъ лучше уйти.
ЛУКРЕЦІЯ. Спинетта, поди, милая, въ мою комнату и возьми у меня на туалетѣ флаконъ. Принеси мнѣ его (Спинета уходитъ).
АНДРЕА. Что съ вами, Лукреція? Боже мой! неужели вы въ самомъ дѣлѣ больны?
СПИНЕТТА. Синьоръ! синьоръ! тамъ спрятался человѣкъ.
АНДРЕА. Гдѣ?
СПИНЕТТА. Тамъ, въ комнатѣ синьоры.
ЛІОНЕЛЬ. Смерть и адъ! вотъ плоды вашей слабости, маэстро; это убійца Греміо. Позвольте мнѣ раздѣлаться съ нимъ.
СПИНЕТТА. Я вошла безъ свѣчи. Онъ схватилъ меня за руку, когда я была въ простѣнкѣ между двухъ дверей.
АНДРЕА. Ліонель, не входа, это мое дѣло.
ЛІОНЕЛЬ. Если бы вы даже выгнали меня вонъ, на этотъ разъ я васъ не оставлю. Идемъ Даміано. (Уходитъ)
АНДРЕА (подбѣгая къ женѣ). Это онъ, несчастная? это онъ?
ЛУКРЕЦІЯ. О, Боже мой, сжалься надо мною! [Теряемъ сознаніе).
ДАМІАНО. Ступайте за Ліонелемъ, Андреа, помѣшайте ему встрѣтиться съ Кордіани.
АНДРЕА. Кордіани! Кордіани! Мое безчестіе такъ извѣстно всѣмъ вокругъ меня, что стоитъ мнѣ сказать слово «онъ», чтобы слышать въ отвѣтъ: Кордіани! Кордіани! (Кричитъ) Выходи же, негодяй, разъ тебя зоветъ Даміано! (Ліонель входитъ съ Кордіани).
АНДРЕА (всѣмъ). Тогда я васъ просилъ уйти. Теперь прошу остаться. Унесите эту женщину, синьоры. Этотъ человѣкъ убійца Греміо. (Лукрецію уносятъ). Онъ убилъ его, чтобы войти къ моей женѣ. Лошадей!..
Въ какомъ бы состояніи она ни была, бы проводите ее къ ея матери… сейчасъ сію минуту… Ну, а теперь… Ліонель, ты будешь моимъ секундантомъ. Кордіани возьметъ, кого хочетъ. Потому что ты видишь, что произошло, другъ мой?
ЛІОНЕЛЬ. Мои шпаги у меня въ комнатѣ. Мы возьмемъ ихъ по дорогѣ.
АНДРЕА (Кордіани). А! вамъ угодно, чтобы позоръ мой сталъ всѣмъ извѣстенъ? Такъ и будетъ, синьоръ, такъ и будетъ. Но искупить его тоже неизбѣжно. И горе тому, кто создалъ эту неизбѣжность!
СЦЕНА III.
правитьМАТУРИНО (одинъ). Куда-же это отправился молодой человѣкъ? Велѣлъ мнѣ ждать его и вотъ ужъ полчаса, что его нѣтъ. Какъ онъ дрожалъ, приближаясь къ дому! Гмъ, неужели приходится вѣрить сплетнямъ, которыя ходятъ!
ДЖІОВАННИ (проходя). Эй, Матурино, что ты тутъ дѣлаешь?
МАТУРИНО. Я жду синьора Кордіани.
ДЖІОВАННИ. Ты не придешь на погребеніе бѣдняги Греміо? Сейчасъ уже выносятъ.
МАТУРИНО. Въ самомъ дѣлѣ! мнѣ очень жаль, ко я не могу уйти отсюда.
ДЖОВАННИ. Ну, а я иду.
МАТУРИНО. Посмотри-ка, Джованни: что за люди идутъ сюда отъ дома? какъ будто это нашъ хозяинъ съ друзьями.
ДЖОВАННИ. Да, ей-ей. это они. Какого дьявола имъ тутъ надо? Они направляются прямо къ намъ.
МАТУРИНО. У нихъ, кажется, шпаги въ рукахъ?
ДЖОВАННИ. Вотъ еще! съ какой стати! Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ, твоя правда. Это походитъ на ссору.
МАТУРИНО. Отойдемъ бъ сторонку и, если меня не позовутъ, я пойду съ тобою.
ЛІОНЕЛЬ. Этого освѣщенія вамъ достаточно. Станьте здѣсь, синьоръ; у васъ не будетъ секунданта?
КОРДІАНИ. Нѣтъ, синьоръ.
ЛІОНЕЛЬ. Это не принято и, признаюсь, мнѣ не нравится. Какъ себя помню, такія дѣла не обходились безъ четырехъ обнаженныхъ шпагъ.
КОРДІАНИ. Это не дуэль, синьоръ: Андреа не встрѣтитъ моихъ ударовъ, и борьба будетъ недолгая.
ЛІОНЕЛЬ. Что я слышу? вы хотите сдѣлать его убійцею?
КОРДІАНИ. Я удивляюсь, что его нѣтъ.
АНДРЕА (входя). Вогь и я.
ЛІОНЕЛЬ. Снимите ваши плащи; я укажу барьеръ- Господа, вы можете драться вотъ отъ этой черты до этой.
АНДРЕА. За шпаги!
ДАМІАНО (входитъ). Я ни могъ исполнить твоего порученія. Лукреція не пожелала, чтобы я со ждалъ ее; она отправилась одна, пѣшкомъ, со своею служанкой.
АНДРЕА. Боже ты мой! А надвигается гроза! (Громъ):
ДАМІАНО. Ліонель, я буду секундантомъ Кордіани. Надѣюсь, Андреа пойметъ, что этимъ поступкомъ я исполняю лишь священный для меня долгъ дуэли. Шпагу же я обнажу въ крайней необходимости.
КОРДІАНИ. Спасибо, Даміано, спасибо.
ЛІОНЕЛЬ. Вы готовы?
АНДРЕА. Я готовъ.
КОРДІАНИ. Я готовъ. (Дерутся, Кордіани раненъ).
ДАМІАНО. Кордіани раненъ!
АНДРЕА (бросаясь къ нему). Ты раненъ, другъ мой?
ЛІОНЕЛЬ (удерживая его). Уйдите, все остальное мы беремъ на себя.
КОРДІАНИ. Я раненъ легко. Я могу еще держатъ шпагу.
ЛІОНЕЛЬ. Нѣтъ синьоръ; черезъ минуту ваши страданія усилятся; шпага вошла глубоко. Если вы въ состояніи, пойдемте съ нами.
КОРДІАНИ. Вы правы. Ты идешь, Даміана? Дай мнѣ руку, я очень ослабѣлъ. Оставьте меня у Манфреда.
АНДРЕА (тихо Ліонелю). Какъ ты думаешь, рана смертельна?
ЛІОНЕЛЬ. Я ни за что не отвѣчаю. (Уходятъ).
АНДРЕА (одинъ). Зачѣмъ оставили они меня? Пойти бы съ ними. Куда мнѣ дѣваться? (Дѣлаетъ нѣсколько шаговъ по направленію къ дому). Ахъ, этотъ опустѣлый домъ! Нѣтъ, клянусь небомъ, я не войду въ него сегодня. Если тѣ двѣ комнаты должны пустовать эту ночь, пусть и моя тоже пустуетъ. Онъ не защищался. Я не чувствовалъ его шпаги. Онъ нарочно подвернулся подъ ударъ, это ясно. Онъ умретъ у Манфреда.
Странно. Итакъ я уже дрался. Лукреція ушла, одна, въ такую ужасную ночь! Какъ будто тамъ — чьи-то шага? (Идетъ къ деревьямъ).
Нѣтъ, никого. Онъ умретъ… Лукреція одна! только со служанкою! Ну, такъ что же? Все въ порядкѣ вещей. Эта женщина мнѣ измѣнила! Я дрался съ ея любовникомъ. Я ранилъ его. Я отомщенъ. Вотъ и вся исторія. Но теперь-то что же мнѣ дѣлать?
Ахъ, этотъ опустѣлый домъ! Ужасно. Когда только подумаю о томъ, что случилось вчера вечеромъ! о томъ, что я имѣлъ, о томъ, что я потерялъ! Ну, что мнѣ дало это мщеніе? Какъ! Только то всего и было? А потомъ оставаться вотъ такъ одному? Умертвить убійцу — развѣ этимъ возвратишь жизнь убитому? Ну-ка, по совѣсти! Для чего мнѣ нужно было прогнать мою жену, зарѣзать этого человѣка? Вѣдь оскорбленнаго нѣтъ здѣсь, есть только несчастный. Что мнѣ за дѣло до вашихъ законовъ чести! Подумаешь, большое мнѣ утѣшеніе, что вы сочинили людей въ моемъ положеніи, что вы обязали насъ уставомъ всей этой церемоніи? Гдѣ мои двадцать лѣтъ счастья, моя жена, мой другъ, солнце дней моихъ, отрада моихъ ночей- Вотъ, что мнѣ осталось. (Смотритъ на шпагу).
Чего ты хочешь отъ меня? Тебя зовутъ другомъ обиженныхъ. Здѣсь нѣтъ обиженнаго. Пусть роса смоетъ съ тебя кровь. (Бросаетъ ее). Ахъ, этотъ ужасный домъ! Боже мой! Боже мой! (Плачешь горькими слезами. Похоронная процессія).
АНДРЕА. Кого вы хороните?
НОСИЛЬЩИКИ. Николая Греміо.
АНДРЕА. И ты, мой бѣдный старикъ, и ты тоже меня покидаешь.
АКТЪ ТРЕТІЙ.
правитьСЦЕНА I.
правитьКОРДІАНИ. Я не могу итти; кровь меня душитъ. Дайте мнѣ отдохнуть на этой скамьѣ. (Его кладутъ на скамью).
ЛІОНЕЛЬ. Какъ вы себя чувствуете?
КОРДІАНИ. Я умираю, я умираю! Ради Бога, воды!
ДАМІАНО. Останьтесь здѣсь, Ліонель. Въ концѣ этой улицы живетъ мой знакомый врачъ. Я побѣгу за нимъ. (Уходитъ).
КОРДІАНИ. Слишкомъ поздно, Даміано.
ДАМІАНО. Потерпи. Я постучусь въ этотъ домъ. (Стучитъ). Быть можетъ, мы найдемъ здѣсь какую-нибудь помощь до прихода врача. Никого! (Опять стучитъ).
ГОЛОСЪ, (въ домѣ) Кто тамъ?
ЛІОНЕЛЬ. Отоприте, отоприте, кто бы-вы ни были. Во имя гостепріимства, отоприте!
ПРИВРАТНИКЪ (отпирая). Что вамъ угодно?
ЛІОНЕЛЬ. Вотъ здѣсь дворянинъ… онъ смертельно раненъ. Принесите воды и что-нибудь перевязать рану. (Привратникъ уходитъ).
КОРДІАНИ. Оставьте меня, Ліонель. Возвратитесь къ Андреа- Онъ раненъ, а не я. Ого его вся наука человѣческая не въ состояніи брегъ вылечить сегодня ночью. Бѣдный Андреа! бѣдный Андреа!
ПРИВРАТНИКЪ (входя)- Выпейте это, дорогой синьоръ, и да поможетъ вамъ небо!
ЛІОНЕЛЬ. Чей это домъ?
ПРИВРАТНИКЪ. Монны Флоры дель-Феде.
КОРДІАНИ. Мать Лукреціи! О, Ліонель, Ліонель, уйдемъ отсюда! (приподнимается). Не могу двинуться; силы меня покидаютъ.
ЛІОНЕЛЬ. Дочь ея Лукреція уже здѣсь?
ПРИВРАТНИКЪ. Нѣтъ, синьоръ.
ЛІОНЕЛЬ. Нѣтъ еще! странно!
ПРИВРАТНИКЪ. Зачѣмъ же ей приходить въ такой поздній часъ?
ЛУКРЕЦІЯ. Постучи въ дверь, Спинетта, я не рѣшаюсь.
СПИНЕТТА. Кто это тамъ на скамьѣ? весь въ крови… онъ умираетъ!
КОРДІАНИ. О, несчастный!
ЛУКРЕЦІЯ. И ты спрашиваешь кто это? Это Кордіани? (Бросается къ скамьѣ). Это ты? это ты? Кто привелъ тебя сюда! Кто оставилъ тебѣ на этомъ камнѣ? Гдѣ Андреа, Ліонель? Ахъ! онъ умираетъ! Какъ, Паоло, ты не велѣлъ отнести его къ моей матери?
ПРИВРАТНИКЪ. Госпожи моей нѣтъ во Флоренціи, синьора.
ЛУКРЕЦІЯ. Гдѣ же она? Неужели нѣтъ врачей во Флоренція? Синьоръ, помогите мнѣ, отнесемъ его въ домъ.
СПИНЕТТА. Подумайте синьора.
ЛУКРЕЦІЯ. О чемъ тутъ думать? ты съ ума сошла? и чти мнѣ за дѣло! Развѣ ты не видишь, онъ умираетъ! -Я сдѣлала бы то же самое и для всякаго другого (Входятъ Даміано съ докторомъ).
ДАМІАНО. Сюда, синьоръ. Дай Богъ, чтобы мы пришла еще во время!
ЛУКРЕЦІЯ (врачу) Пожалуйте, синьоръ, помогите намъ. Открой намъ дверь, Паоло. Это не смертельно, неправда ли?
ДАМІАНО. Нельзя ли попробовать перенести его къ Манфреда?
ЛУКРЕЦІЯ. Кто это Манфреда? Я — здѣсь, я, его любовница. Вотъ мой домъ. Онъ умираетъ изъ за меня, неправда-ли? Такъ въ чемъ же ідѣло? что вы можете возразить? Да, это правда, я жена Андреа дель-Сарто. Что мнѣ въ томъ, что скажутъ? развѣ мой мужъ не прогналъ меня? развѣ черезъ какихъ-нибудь два часа я не буду басней всего города? Манфреда? Да и что могутъ сказать? Что Лукреція дель-Феде нашла у своихъ дверей умирающаго Кордіани? что она приказала внести его въ свой домъ? Входите! Входите! (Входятъ въ домъ, неся Кордіани).
ЛІОНЕЛЬ (одинъ). Я исполнилъ свой долгъ; теперь къ Андреа! Онъ, бѣдняга, должно быть въ отчаяніи! (Входитъ Андреа, задумчиво направляется къ дому).
ЛІОНЕЛЬ. Кто вы? куда вы идете? (Андреа не отвѣчаетъ) Это вы, Андреа? Зачѣмъ вы здѣсь?
АНДРЕА. Я иду къ матери моей жены.
ЛІОНЕЛЬ. Ея нѣтъ во Флоренціи.
АНДРЕА. А! гдѣ же въ такомъ случаѣ Лукреція?
ЛІОНЕЛЬ. Я не знаю; но что Монны Флоры нѣтъ, я знаю навѣрно: вернитесь домой, мой другъ.
АНДРЕА. Откуда вы это знаете и какимъ образомъ вы здѣсь?
ЛІОНЕЛЬ. Я возвращался отъ Манфреди, гдѣ оставилъ Кордіани и, проходя, хотѣлъ узнать…
АНДРЕА. Кордіани умираетъ, неправда-ли?
ЛІОНЕЛЬ. Нѣтъ, друзья надѣются спасти его.
АНДРЕА. Ты ошибаешься, въ домѣ кто то есть; вонъ, видишь, мелькаютъ и движутся огни (идетъ къ окну). Ахъ!
ЛІОНЕЛЬ. Что тамъ?
АНДРЕА. Я схожу съ ума, Ліонель? мнѣ показалось, что тамъ — въ нижней комнатѣ — прошелъ Кордіани… онъ весь въ крови и опирается на руку Лукреціи.
ЛІОНЕЛЬ. Вы видѣли Кордіани? онъ опирался на руку Лукреціи?
АНДРЕА. Онъ весь въ крови.
ЛІОНЕЛЬ. Другъ мой, пойдемте домой.
АНДРЕА. Молчи! Я постучу въ дверь.
ЛІОНЕЛЬ. Къ чему? Я говорю вамъ, что Монны Флоры нѣтъ дома. Я самъ только что стучался.
АНДРЕА. Я видѣлъ ее! оставь меня.
ЛІОНЕЛЬ. Что вы хотите дѣлать, другъ мой? Опомнитесь. Вѣдь вы мужчина. Если ваша жена такъ уважаетъ себя, что способна принимать у своей матери виновника преступленія, которое вы только что покарали, неужели вы то забудете, что онъ умираетъ отъ вашей руки, и рѣшитесь потревожить его, быть можетъ, послѣднія минуты?
АНДРЕА. Что же мнѣ, по-твоему, дѣлать? Да, да, я убью ихъ обоихъ Ахъ, мой разумъ помутился. Я вижу то, чего нѣтъ въ дѣйствительности. Всю эту ночь я бѣгалъ по пустымъ улицамъ среда ужасныхъ призраковъ. Вотъ, смотри, я купилъ яду.
ЛІОНЕЛЬ. Обопритесь на мою руку и пойдемте.
АНДРЕА (возвращаясь къ окну)- Ничего нѣтъ! Но они тамъ, неправда ли?
ЛІОНЕЛЬ. Ради Бога, овладѣйте собою. Что вы хотите дѣлать? Не годится вамъ смотрѣть на это, а всякое насиліе въ этомъ случаѣ будетъ жестокостью. Вашъ врагъ умираетъ, чего вамъ еще?
АНДРЕА. Мой врагъ! Онъ мой врагъ! Самый дорогой, лучшій изъ друзей! Что онъ сдѣлалъ? Онъ полюбилъ ее. Пойдемъ, Ліонель, я убью ихъ обоихъ своей рукой.
ЛІОНЕЛЬ. Завтра мы увидимъ, какъ вамъ остается поступить. Довѣрьтесь мнѣ; ваша честь столько же священна для меня, какъ моя собственная, за то отвѣчаютъ вамъ мои сѣдые волосы.
АНДРЕА. Какъ осталось мнѣ поступить? Да до чего же, вотъ этакъ слушаясь тебя, дойду я? Я долженъ говорить съ Лукреціей. (Подходитъ къ двери).
ЛІОНЕЛЬ. Андреа, Андреа, умоляю васъ, не подходите къ этой двери. Неужели вы потеряли всякое мужество? Ваше положеніе ужасно, никто не сочувствуетъ вамъ горячѣе, искреннѣе меня. У меня также есть жена; есть дѣти. Но мужчина обязанъ къ самообладанію, вооружитесь имъ, какъ вѣрнымъ щитомъ. Завтра вы будете въ состоянія выслушать совѣты, которые безполезно было бы съ моей стороны предлагать вамъ сейчасъ.
АНДРЕА. Это правда, это правда, пусть онъ себѣ умираетъ съ миромъ! Въ ея объятіяхъ, Ліонель! Она сидитъ и плачетъ надъ нимъ. Сквозь туманъ смерти онъ видитъ близъ себя обожаемое личико; она улыбается ему и ободряетъ его! Она подаетъ ему цѣлительную чашу; она для него — символъ жизни. Ахъ, все это мнѣ принадлежитъ, такъ я, это я хотѣлъ такъ умереть. Пойдемъ, Ліонель (Стучитъ въ дверь). Эй! Паоло! Паоло!
ЛІОНЕЛЬ. Что вы дѣлаете, несчастный?
АНДРЕА. Я не войду (Показывается Паоло). Поставь свою свѣчу на скамейку; я напишу Лукреціи.
ЛІОНЕЛЬ. О чемъ еще?
АНДРЕА. Вотъ, ты отдашь ей эту записку; ты скажешь ей, что я жду отвѣта у себя дома, да, у себя: я не въ силахъ здѣсь оставаться. Пойдемъ, Ліонель. У меня дома, слышишь?
СЦЕНА II.
правитьДЖОВАННИ. Кажется, стучатъ у рѣшетки. (Открываетъ). Что вамъ угодно, эччеленца? (Входитъ Монжуа со свитою).
МОНЖУА. Художникъ Андреа дель-Сарто?
ДЖОВАННИ. Его нѣтъ дома, монсиньоръ.
МОНЖУА. То-есть онъ, просто, не принимаетъ? Тогда скажи ему, что его спрашиваетъ посолъ короля Франціи.
ДЖОВАННИ. Быть можетъ, эччеленца соблаговолитъ пройти въ академію? Мой господинъ можетъ вернуться съ минуты на минуту.
МОНЖУА. Войдемъ, господа. Я не прочь посѣтитъ мастерскія и взглянуть на его учениковъ.
ДЖОВАННИ. Усы, монсиньоръ, академія теперь пустуетъ. Мой господинъ имѣлъ очень мало учениковъ въ этомъ году, а съ сегодняшняго для и вовсе никого болѣе ходить не будетъ…
МОНЖУА. Въ самомъ дѣлѣ? мнѣ говорили совсѣмъ обратное. Развѣ твой господинъ болѣе не преподаетъ въ школѣ?
ДЖОВАННИ. Вотъ онъ самъ съ однимъ изъ своихъ друзей.
МОНЖУА. Кто? есть этотъ, который переходитъ улицу? Старый или молодой?
ДЖОВАННИ. Который помоложе.
МОНЖУА. Какое блѣдное и унылое лицо! Какая глубокая печаль во всѣхъ чертахъ! И одежда въ безпорядкѣ! Неужели это художникъ Андреа дель-Сарто?
ЛІОНЕЛЬ. Привѣтъ вамъ, синьоръ. Кто вы?
МОНЖУА. Мы къ Андреа дель-Сарто. Я — графъ де Монжуа, посолъ Короля Франціи.
АНДРЕА. Короля Франціи? Я обокралъ вашего господина, синьоръ Деньги, которыя онъ мнѣ довѣрилъ, растрачены, и я не купилъ ему ни одной картины. (Слугѣ). Паоло пришелъ?
МОНЖУА. Вы говорите серьезно?
ЛІОНЕЛЬ. Не вѣрьте ему, господа. Мой другъ Андреа сегодня, по нѣкоторымъ причинамъ… несчастный случай… не въ состояніи отвѣтить вамъ и удостоиться чести васъ принять.
МОНЖУА. Если такъ, мы придемъ другой разъ.
АНДРЕА. Зачѣмъ? Я же говорю вамъ, что я обокралъ его. Это совершенно серьезно. Ты не знаешь, что я обокралъ его, Ліонель? Вы придете сто разъ и сто разъ услышите все то же.
МОНЖУА. Это невѣроятно.
АНДРЕА. Вовсе нѣтъ; это очень просто- У меня была жена… Нѣтъ, нѣтъ! Я только хочу сказать, что я истратилъ деньги короля, какъ буро онѣ мнѣ принадлежали.
МОНЖУА. Такъ-то вы исполняете свои обязательства? Гдѣ же картины, которыя Францискъ I поручилъ вамъ купить для него?
АНДРЕА. Мои здѣсь; возьмите ихъ, если хотите; онѣ ничего не стоятъ. У меня прежде былъ талантъ или что-то похожее на талантъ, но я всегда писалъ свои картины слишкомъ спѣшно, чтобы имѣть деньги на жизнь. Все-таки, возьмите ихъ. Джованни, принеси картины, какія найдешь на мольбертахъ. Моя жена любила удовольствія, господа. Скажите королю Франціи, чтобы онъ потребовалъ моей выдачи, и пусть судитъ меня судомъ своимъ, какъ уголовнаго преступника. Ахъ! Корреджіо! вотъ художникъ! Онъ былъ бѣднѣе меня, но никогда ни одна картина не выходила изъ его мастерской, хотя бы на четверть часа ранѣе, чѣмъ слѣдовало. Честность! добросовѣстность! Какія великія слова! А сердце женщины — пропасть!
МОНЖУА. (Ліонелю). Его слова похожи на бредъ. Не знаю, что думать объ этомъ? Неужели это тотъ самый человѣкъ, который при французскомъ дворѣ жилъ, какъ принцъ крови? котораго совѣты въ архитектурѣ и живописи всѣ принимали, какъ голосъ оракула?
ЛІОНЕЛЬ. Я не могу сказать вамъ причины, почему вы застаете его въ такомъ состояніи. Если оно васъ трогаетъ, пощадите его. (Приносятъ двѣ картины).
АНДРЕА. А! вотъ онѣ. Извольте, господа, прикажите забрать ихъ. Конечно, на мой взглядъ, онѣ ужъ не такъ безнадежно ничего не стоятъ. Хотя, такая громадная сумма. Было бы чѣмъ заплатить даже за Рафаэля! Ахъ, Рафаэль! Онъ умеръ счастливымъ, въ объятіяхъ своей любовницы.
МОНЖУА. Превосходная живопись.
АНДРЕА. Слишкомъ спѣшная! Всегда все слишкомъ спѣшно! Унесите ихъ; пусть всему будетъ конецъ. Ахъ, одну минуту. (Останавливаетъ носильщиковъ). Какъ ты смотришь на меня, дитя мое! (Къ фигурѣ Милосердія, изображенной на картинѣ). Ты хочешь сказать мнѣ: прости? Это — Милосердіе, синьоры. Это была самая прекрасная, самая кроткая изъ добродѣтелей человѣческихъ. Для тебя я не бралъ натурщицы. Ты явилась мнѣ во снѣ въ одну печальную ночь! Такая ботъ, какъ ты теперь: блѣдная, съ милыми твоими дѣтками, прильнувшими къ сосцамъ твоимъ. Одинъ соскользнулъ на землю и смотритъ на свою прекрасную кормилицу, срывая полевые цвѣты. Отдайте это вашему господину, синьоры. Вотъ, глядите, внизу — моя подпись. Это стоитъ кое-какихъ денегъ. Паоло меня не спрашивалъ?
СЛУГА. Нѣтъ, синьоръ.
АНДРЕА. Что же онъ дѣлаетъ? Моя жизнь въ его рукахъ.
ЛІОНЕЛЬ. (Монжуа). Ради Бога, синьоры, удалитесь. Я приведу его къ вамъ завтра, если это будетъ возможно. Вы видите сами, непредвиденное несчастье помутило его разсудокъ.
МОНЖУА. Мы повинуемся, синьоръ; извините насъ и сдержите ваше обѣщаніе.
АНДРЕА. Видишь ли, я родился для спокойной жизни, я совсѣмъ не умѣю быть несчастнымъ. Кто могъ задержать Паоло?
ЛІОНЕЛЬ. Да что, наконецъ, нужно вамъ отъ нея въ этомъ злополучномъ письмѣ, отвѣта на которое вы ждете съ такимъ нетерпѣніемъ?
АНДРЕА. Ты правъ; пойдемъ туда сами. Всегда лучше объясниться на словахъ.
ЛІОНЕЛЬ. Не годится уходить теперь отсюда, разъ Паоло долженъ найти васъ здѣсь: все это выйдетъ только потерей времени.
АНДРЕА. Она не отвѣтитъ. О верхъ несчастья! Я умоляю, Ліонель, когда я долженъ былъ бы наказывать! Но суди меня, другъ мой, какъ судилъ бы другого. Я — человѣкъ безхарактерный, видишь ли, я рожденъ жить спокойно.
ЛІОНЕЛЬ. Его горе смущаетъ меня помимо моей воли.
АНДРЕА. О, стыдъ! о, униженіе! она не отвѣтитъ. Какъ я дошелъ до этого! Знаешь ли ты, чего я прошу у нея? А! сама подлость покраснѣла бы, Ліонель; я прошу ее вернуться ко мнѣ.
ЛІОНЕЛЬ. Можетъ ли быть?
Да, да, я все это знаю. Ну, хорошо, а скажи мнѣ: что я выигралъ тѣмъ, что оборвалъ разомъ? Я поступилъ такъ, какъ ты хотѣлъ и… я — несчастнѣйшій изъ людей. Такъ знай же, что я люблю ее, я люблю ее болѣе, чѣмъ когда-либо!
ЛІОНЕЛЬ. Безумецъ!
АНДРЕА. Какъ ты думаешь, согласится она? Надо мнѣ простить, что я такое ничтожество. Мой отецъ былъ бѣдный рабочій. Этотъ Паоло не придетъ. Я, вѣдь, не дворянинъ; въ моихъ жилахъ течетъ неблагородная кровь.
ЛІОНЕЛЬ. Болѣе благородная, чѣмъ ты думаешь.
АНДРЕА. Мой отецъ былъ бѣдный рабочій… Ты думаешь, Кордіани умретъ! Мой крошечный талантъ заставилъ думать бѣднягу, что мнѣ покровительствуетъ фея. И я, когда гулялъ, все всматривался бывало, въ лѣса и ручьи, надѣясь увядать когда-нибудь, наконецъ, какъ моя божественная покровительница явится мнѣ изъ таинственнаго грота. Такъ привлекла меня къ себѣ всемогущая природа, Я сдѣлался художникомъ и, какъ разорванное покрывало, клочокъ за клочкомъ, падала къ ногамъ моимъ во прахъ дымка моихъ мечтаній.
ЛІОНЕЛЬ. Бѣдный Андреа!
АНДРЕА. Одна она! Да, когда она появилась, я думалъ, что грезы мои осуществляются, и моя Галатея оживаетъ подъ руками моими. Безумецъ! мой геній умеръ въ любви моей; я все потерялъ въ ней… Кордіани умираетъ, и Лукреція захочетъ послѣдовать за нимъ… О, смерть и адъ! этотъ человѣкъ все не идетъ!
ЛІОНЕЛЬ. Пошли кого-нибудь къ Моннѣ Флорѣ.
АНДРЕА. Правда Матурино, пойди къ Моннѣ Флорѣ. Слушай. (Отводитъ изъ его въ сторону). Высмотри все: постарайся побродить по дому; спроси отвѣтъ на мое письмо; иди и возвращайся сейчасъ же. Но отчего бы не намъ самимъ, Ліонель? О, одиночество, одиночество! На что мнѣ теперь эти руки?
ЛІОНЕЛЬ. Успокойтесь, пожалуйста.
АНДРЕА. Я держалъ ее въ объятіяхъ въ долгія лѣтнія ночи на моемъ готическомъ балконѣ. Я видѣлъ, какъ падали въ тишинѣ звѣзды разрушенныхъ міровъ. Что слава? — восклицалъ я, — что честолюбіе? Увы! человѣкъ простираетъ къ природѣ чашу такую же огромную и такую же пустую, какъ она ему. Она опускаетъ туда только одну каплю своей росы; но эта капля — любовь, это — слезинка изъ глазъ ея, ериственная, которую она пролила на эту землю, въ утѣшеніе за то, что земля вышла изъ ея рукъ. Ліонель, Ліонель, мой часъ насталъ!
ЛІОНЕЛЬ. Мужайся!
АНДРЕА. Странно, я никогда еще не испытывалъ этого. Словно кто-то ударилъ меня… Все оторвалось… уходитъ прочь… Мнѣ кажется, что Лукреція уѣзжаетъ.
ЛІОНЕЛЬ. Лукреція уѣзжаетъ?
АНДРЕА. Да, я увѣренъ: Лукреція уѣзжаетъ, а меня оставила безъ отвѣта.
ЛІОНЕЛЬ. Откуда ты взялъ?
АНДРЕА. Я увѣренъ: я только-что видѣлъ ее.
ЛІОНЕЛЬ. Видѣлъ ее? Гдѣ? Какъ?
АНДРЕА. Я увѣренъ, — она уѣхала.
ЛІОНЕЛЬ. Это странно.
АНДРЕА. Ну, вотъ и Матурино.
МАТУРИНО (входя). Мой господинъ здѣсь?
АНДРЕА. Да, я здѣсь.
МАТУРИНО. Я все узналъ.
АНДРЕА. Ну?
МАТУРИНО. (Отведя его въ сторону). Долженъ ли я говорить вамъ все, господинъ?
АНДРЕА. Да, да,
МАТУРИНО. Я бродилъ вокругъ дома, какъ вы мнѣ приказали.
АНДРЕА. Ну?
МАТУРИНО. Я заставилъ говорилъ стараго привратника и вывѣдалъ все до ниточки.
АНДРЕА. Говори же.
МАТУРИНО. Кордіани выздоровѣлъ; рана была сущій пустякъ. Ему стало легче при первомъ же ударѣ ланцета.
АНДРЕА. А Лукреція?
МАТУРИНО. Уѣхала съ нимъ.
АНДРЕА. Съ кѣмъ, съ нимъ?
МАТУРИНО. Съ Кордіани.
АНДРЕА. Ты съ ума сошелъ. Человѣкъ, котораго я только-что видѣлъ при послѣднемъ издыханіи тому назадъ… ну, да, этою самою ночью.
МАТУРИНО. Онъ потребовалъ отъѣзда, лишь только почувствовалъ силу стать на ноги. Онъ сказалъ, что всякій солдатъ на его мѣстѣ сдѣлалъ бы то же самое, и жить, такъ жить, а двумъ смертямъ не бывать.
АНДРЕА. Это невѣроятно. Куда они отправились?
МАТУРИНО. По дорогѣ въ Пьемонтъ.
АНДРЕА. Оба верхами?
МАТУРИНО. Да, синьоръ.
АНДРЕА Это невозможно; ночью онъ лежалъ, какъ пластъ.
МАТУРИНО. Это, положить, вѣрно; но я вамъ говорю все это со словъ Паоло-привратника.
АНДРЕА. Ліонель! ты слышишь, Ліонель? Они отправились вмѣстѣ въ Пьемонтъ.
ЛІОНЕЛЬ. Что ты говоришь, Андреа?
АНДРЕА. Ничего! ничего! Пусть мнѣ осѣдлаютъ лошадь! Живо! Я ѣду сію минуту. Да, нѣтъ, лучше я самъ пойду. Черезъ какія ворота они выѣхали?
МАТУРИНО. Со стороны рѣки.
АНДРЕА. Хорошо, хорошо! Плащъ мой! Прощай, Ліонель!
ЛІОНЕЛЬ. Куда ты?
АНДРЕА. Я не знаю, не знаю. А! оружіе! крови!
ЛІОНЕЛЬ. Куда ты? Отвѣчай.
АНДРЕА. Что касается короля Франціи, я обокралъ его. Если я завтра и пойду къ нимъ, будетъ все то же. Итакъ… (Хочетъ уйти и встрѣчаетъ Даміано).
ДАМІАНО. Куда ты, Андреа?
АНДРЕА. А! ты правъ. Земля уходитъ изъ-подъ ногъ. О, Даміано, Даміано! (Падаетъ безъ чувствъ).
ЛІОНЕЛЬ. Эта ночь убила его. Онъ не могъ перенести своего несчастья.
ДАМІАНО. Дайте, я помочу ему виски. (Смачиваетъ свой платокъ въ фонтанѣ). Бѣдный друтъ! какъ онъ перемѣнился за одну ночь! Вотъ онъ открываетъ глаза,
АНДРЕА. Они уѣхали, Даміано?
ДАМІАНО. Что мнѣ сказать? Онъ, значитъ, все знаетъ.
АНДРЕА. Не лги мнѣ! я не стану ихъ преслѣдовать. Силы меня оставили. Что, бишь, я хотѣлъ сдѣлать? Я хотѣлъ вооружиться мужествомъ, но у меня его нѣтъ. Теперь, вы видите, я не въ силахъ ѣхать. Позвольте мнѣ поговорить съ этимъ человѣкомъ.
МАТУРИНО. (Подходя). Что угодно господину?
АНДРЕА. Итакъ я обезчещенъ? Что осталось въ этомъ мірѣ? О, солнечный свѣтъ! О, прекрасная природа! Они любятъ другъ друга, они счастливы! Какъ радостно мчатся они по равнинѣ. Ихъ лошади горячатся и прилетающій вѣтеръ уноситъ ихъ поцѣлуи. Родина! Родина! Имъ, этимъ, которые уѣзжаютъ вмѣстѣ, родины не надо.
ДАМІАНО. Его рука холера какъ мраморъ.
АНДРЕА. (тихо Матурину). Слушай, Матурино, слушай меня и запомни мои слова: ты возьмешь лошадь, отправишься къ Моннѣ Флорѣ и узнаешь хорошенько дорогу. Гони лошадь, не жалѣй. Запомни, что я говорю тебѣ-Не заставляй меня повторять два раза: я не въ состояніи. Ты догонишь ихъ на равнинѣ; подъѣдешь къ нимъ, Матурино. и скажешь: «Зачѣмъ вы бѣжите такъ скоро? Вдова Андреа дель-Сарто можетъ стать женою Кордіани».
МАТУРИНО. Какъ? Я долженъ сказать… такое… монсиньоръ?!
АНДРЕА. Ступай, ступай, не заставляй меня повторять (Матурина уходитъ).
ЛІОНЕЛЬ. Что ты сказалъ этому человѣку?
АНДРЕА. Не останавливай его; онъ идетъ къ матери моей жены. Теперь, пустъ принесутъ мнѣ мой кубокъ, налейте его добрымъ виномъ.
ЛІОНЕЛЬ. Онъ едва, въ состояніи приподняться.
АНДРЕА. Доведите меня до этой двери, друзья мои (Беретъ кубокъ). Это кубокъ веселыхъ пировъ.
ДАМІАНО. Что ты шаришь на груди?
АНДРЕА. Ничего, ничего! Я думаю, ужъ не потерялъ ли его. (Пьетъ). За смерть искусства въ Италіи!
ЛІОНЕЛЬ. Погода! что это за флаконъ?… зачѣмъ бросаешь его?..
АНДРЕА. Это могущественное лекарство. Поднеси его къ губамъ и, какова бы ни была боль твоя, оно исцѣлитъ тебя.
СЦЕНА III.
правитьКОРДІАНИ. Ѣдемъ! Солнце садится. Пора на коней.
ЛУКРЕЦІЯ. Какъ моя лошадь споткнулась при выѣздѣ изъ города. Право, странно… все мрачныя предзнаменованія!
КОРДІАНИ. Я не хочу ни минуты для мыслей, ни минуты для страданія. Свою двойную рану я покрылъ двойною перевязкой. Пойдемъ, пойдемъ! Не надо дожидаться ночи.
ЛУКРЕЦІЯ. Кто этотъ всадникъ тамъ скачетъ во весь опоръ? Я давно вижу, какъ онъ гонится за нами.
КОРДІАНИ. На коней, Лукреція, и впереди, впередъ безъ оглядки!
ЛУКРЕЦІЯ. Онъ уже близко! Онъ направляется ко мнѣ.
КОРДІАНИ. Ѣдемъ! Вставай и не слушай его (Направляется къ лошадямъ).
МАТУРИНО (сходя съ коня). Зачѣмъ вы бѣжите такъ скоро? Вдова Андреа дель-Сарто можетъ стать женою Кордіани.