Аксель, повѣсть Исаіи Тегнёра, въ русскомъ переводѣ. Д. Ознобишина. С.-Петербургъ; въ тип. Гогенфельдена и Ко. 1861; in-12; стр. 73. Цѣна 1 руб. сер.
Шведскій поэтъ, епископъ Тегнеръ (родился 1782, умеръ 1846), сдѣлался извѣстнымъ у насъ лѣтъ двадцать тому назадъ. Въ тогдашнемъ Современникѣ стали появляться статьи о скандинавской литературѣ и переводы нѣкоторыхъ лучшихъ ея произведеній. Публика наша обязана была и тѣмъ и другимъ Я. К. Гроту, занимавшему тогда каѳедру исторіи Россіи и ея литературы въ Александровскомъ университетѣ и посвятившему себя занятіямъ по изученію словесности, мало у насъ знакомой. Въ 1841 году г. Гротъ напечаталъ въ Гельсингфорсѣ отдѣльною книжкой свой стихотворный переводъ извѣстнѣйшей изъ поэмъ Тегнера Фритіофъ, скандинавскій богатырь. Переводъ этотъ, отличающійся изяществомъ стиха и, по отзыву знатоковъ, чрезвычайною близостію къ подлиннику, заслужилъ общее одобреніе. Съ тѣхъ поръ прошло двадцать лѣтъ, и вотъ Д. П. Ознобишинъ даритъ насъ переводомъ другой поэмы Тегнора, Аксель, которой пользуется также большою извѣстностію въ отечествѣ автора.
Въ этой поэмѣ разказана судьба Акселя, одного изъ девяти неустрашимыхъ драбантовъ Карла XII, которые при вступленіи въ это званіе давали обѣтъ храбрости и вѣрности, и клялись не вступать въ бракъ до тѣхъ поръ, пока самъ король не будетъ обрученъ. Мы не будемъ развязывать здѣсь, въ чемъ состояли похожденія Акселя. Вопервыхъ, мы не хотимъ отнимать у читателей удовольствія прочитать ихъ въ поэмѣ. Вовторыхъ, достоинство поэмы Тегнера заключается не въ числѣ и разнообразіи событій, а въ прелести разказа, основаннаго на народномъ преданіи, которое лишится своего колорита и характера, при передачѣ его въ библіографической статьѣ. Задача поэта проста, но поэма дышитъ неподдѣльною прелестью; духъ истинной поэзіи, свѣжей и оригинальной, вѣетъ въ этомъ безыскусственномъ разказѣ, оживляемомъ безпрестанно картинами фантастическаго міра и своебытнаго міросозерцанія, составляющихъ привлекательнѣйшую изъ особенностей скандинавскихъ пѣсней.
Намъ очень пріятно встрѣтить въ печати имя г. Ознобишина, которое давно почти не являлось въ литературномъ мірѣ. Г. Ознобишинъ принадлежитъ къ числу поэтовъ пушкинскаго времени. Около Пушкина и ближайшихъ къ нему талантовъ составилась тогда фаланга людей съ дарованіями, и изъ ихъ стиховъ можно было бы составить премилую антологію, которая доставила бы пріятное чтеніе и характеризовала бы одну изъ сторонъ цѣлой литературной эпохи. Въ нее могутъ войдти стихотворенія Раича, Туманскихъ, А. Крылова, Григорьева, Розена, Щастнаго, Плетнева, Шишкова 2, Деларю и другихъ. Въ числѣ ихъ долженъ занять почетное мѣсто и г. Ознобишинъ, прекрасно владѣющій стихомъ, какъ и большая часть названныхъ нами поэтовъ, составляющихъ первое поколѣніе послѣдователей Пушкина. Кстати замѣтимъ здѣсь, что одно изъ стихотвореній г. Ознобишина приписано еще недавно Пушкину и вошло въ собраніе его стихотвореній; это піеса къ Е***, начинающаяся стихомъ: «Страдалецъ произвольной муки» (Соч. Пушкина. Изд. Исакова, т. 1, стр. 562).
Мы не можемъ судить, до какой степени близокъ и вѣренъ переводъ Акселя, но примѣчанія, приложенныя къ нему переводчикомъ и необходимыя для уразумѣнія многихъ чисто-мѣстныхъ выраженій и сравненій, могутъ служить ручательствомъ въ томъ, что г. Ознобишинъ близко знакомъ съ миѳологіей, исторіей и обычаями скандинавскихъ племенъ и исполнилъ трудъ свой съ полнымъ знаніемъ предмета.
Что касается до стиховъ, то они большею частію прекрасны и совершенно соотвѣтствуютъ воздушности и нерѣдко туманности образовъ и представленій, характеризующихъ поэзію Тегнера. Относительно фактуры стиха, переводчика могутъ упрекнуть развѣ только за слишкомъ часто встрѣчающуюся у него перестановку словъ въ родѣ: «Полей съ колосьями густыми, Деревъ съ плодами золотыми» (стр. 13), или «Царя Петра былъ въ войскахъ онъ» (стр. 34) и пр. Но это не помѣшаетъ отдать полную справедливость искусству переводчика. Большая часть поэмы переведена поэтически. Выписываемъ наудачу слова влюбленной Маріи (стр. 37):
Въ моей груди такъ сердце бьется,
Но этотъ трепетъ сладокъ мнѣ.
Моя душа куда-то рвется,
Къ безвѣстной, дальней сторонѣ.
То больно мнѣ, то вдругъ пріятно;
Безцѣльной думой мысль полна;
Какой-то властью непонятной
Невольно я увлечена.
То мнится мнѣ — лечу надъ бездной
И прахъ земной стрясаю съ крылъ,
И близокъ міръ предъ мною звѣздной,
И Божій тронъ, вѣнецъ свѣтилъ!
То вдругъ низвержена стрѣлою
Къ роднымъ мѣстамъ, на землю вновь…
Вы, рощи, взросшія со мною,
Ты, холмъ, украшенный весною,
Ручей, журчащій про любовь, —
Васъ слышала, васъ прежде зрѣла,
Быть-можетъ, тысячи я разъ;
На васъ какъ статуя смотрѣла,
А нынѣ, — понимаю васъ!…
Послѣ выписки наудачу, сдѣлаемъ и другую, уже нарочно, чтобы представить читателямъ превосходное описаніе созвѣздія, благодѣтельному вліянію котораго вѣрилъ Карлъ XII. Оно находится въ разказѣ о путешествіи Акселя (стр. 31).
Въ глуши лѣсовъ онъ днемъ таится;
Но только вечера заря
Погаснетъ — въ мглѣ безлунной ночи
Обычный путь ведетъ онъ свой,
Вперяя зорко въ небо очи
Вслѣдъ за полярною звѣздой,
Иль за небесною Возницей —
Созвѣздьемъ Карлу дорогимъ,
Чей блескъ всегда на небѣ зримъ
Съ сребристымъ дышломъ въ колесницѣ,
Съ златымъ гвоздемъ на каждой спицѣ
Колесъ, кружащихся подъ нимъ.
Мы, можетъ-быть, оказали дурную услугу г. Ознобишину, упомянувъ, что поэтическая его дѣятельность началась давно. Нѣкоторые рецензенты, не знающіе нашей прежней литературы, провѣдаютъ теперь, что онъ писалъ въ то время, когда она «не жила съ народомъ, лепетала французскія пѣсенки» и пр., и нападутъ на него тѣмъ болѣе, что онъ переводитъ Тегнера, а не принадлежитъ къ числу тѣхъ обличителей, которые могутъ сказать съ самодовольствомъ:
Мы сплетенъ соръ выносимъ изъ лакейскихъ
И въ закоулкахъ провѣряемъ грязь.
Но мы увѣрены, что г. Ознобишинъ не слишкомъ огорчится подобными отзывами.