ПЕСНЬ VII
Ад — темные места, жилище сил подземных,
Не знают, что там свет, и нет часов там дневных.
Всё вечная там ночь, не видят там планет,
Не видят там луны, печальный там лишь свет,
От множества лампад, возжженных пред Плутоном;
Печальны тени там шатаются пред троном.
Без всяких все одежд, не так, как в гроб кладут,
Снисшедши души в ад, нарядов не берут.
Из мертвых лишь костей устроен трон Плутона,
В ад сходят тьма живых; но выйти им — препона.
Цербер терзает их, лишь слышит дух живой,
А кости их на трон сбираются святой.
Премного окружен Плутонов трон столпами,
Столпы увешаны все мертвыми костями.
И черный балдахин в приличных всех местах
Унизан в множестве всё в мертвых же главах.
Плутона зрят тут все в порфире облеченна,
Одежда мщения в крови вся омоченна.
Ад сводами покрыт над множеством пещер,
Пещеры темны все, и все суть разных мер.
Но в тех, что столь вдали стоят от адска трона.
Там ощупом идут, идя до Флегетона.
Река сия горит от серных сил своих;
Четыре там реки несчастных таковых.
Там горький Ахерон, Коцит есть полн слезами,
Стикс с ужасом есть чтим и самыми богами.
Пространство всех пещер подобно царств странам,
А своды темные подобны небесам.
Разверстия пещер с обширными дугами
Тут служат для пути у всех пещер вратами.
Смешенна с тихостью глубока темнота
Плачевными чинит вход в всякие врата.
В ад много снисходя, вон паки возвращались.
Но те небесною рукою провождались.
Таков был Геркулес, он волей в ад снисшел,
Алцесту паки он из ада в свет извел.
Поступок дружеский! О, как мой ум пленяет!
Для друга и́дет в ад и ужас презирает!
Поистине пример Орфею сей был льстив,
Любовью он водим был также в аде жив.
Он Эвридицию узреть там уповает;
Не силою руки себя он воружает,
Но жалостью любви, и чрез плачевный стон
Был тронут страшный ад и с оным сам Плутон.
Взяв скрыпку он свою, тон жалкий устрояет,
И строя скрыпку, он к слезам уж ад склоняет.
Потом, когда играть подобно стал слезам,
Из глаз его ручьи лилися по щекам.
Лилися и у всех, на жалость ту взирая,
Весь слушал ад его ту песню, воздыхая.
Взяв за руку Плутон царицу адских сил,
На трон ее к себе он ближе посадил.
Он первый раз в глаза к ней с жалостью взирает,
И, слезы отирав, к супруге так вещает:
«Вот весь пример любви; всем должно так любить;
Стенящему тотчас велите возвратить
Прекрасную его и верную супругу.
Но я к тебе, Орфей, вещаю так, как к другу,—
Речет к нему Плутон, — поди ты с нею в свет,
Во аде не страшись себе никоих бед,
Весь тронут ад тобой, и всем ты жалок стался,
Но надо, чтоб в пути ты к той не обращался,
Которую во ад снисшел ты получить;
Вослед будет она шагов твоих иттить,
А если обратишь к ней влю́бленные очи,
Вторично ввергнешь ты ее в жизнь вечной ночи;
Нет власти в том моей, так ей быть рок судил,
Но я б того желал, чтоб ты послушен был».
Вот проба; сколь легко не зреть того, что мило!
Вещание к нему Плутона как ни было;
Пред самым входом в свет, лишь в день ступить ногой,
Забыл он весь приказ, воззрел к своей драгой.
Но только лишь он к ней в любови обратился,
Жестоким роком он опять ее лишился;
Супруга, от него летя как легка тень,
В слезах лиясь, рекла: «Прости ввек паки, день,
Прости, любезный мой, я в том не сомневаюсь,
Что верен мне ты ввек, хоть я тебя лишаюсь».
Стесненный горестью и бедный столь Орфей,
Вторично что лишен любезныя своей,
В последние себя он тем лишь утешает —
Огромный мозолей он ей сооружает;
На нем он надписал своею сам рукой:
«О ты, с которою остался ввек дух мой,
Кто смертный в ад сойдет, от всех уразумеешь,
Что ты хоть не жива, но всем ты мной владеешь.
А как оставлю я несносный свет и злой,
Во аде съединен опять буду с тобой».
Две верные любви нам смерть здесь представляет.
Орфея в верности и ад не устрашает.
Алцесты нежна страсть похвальна столько есть,
Что верным всем любвям она ввек будет честь.
Адмет Фересский царь супруг был сей Алцесте,
Плененные в любви душею жили вместе.
Но бедствием как впал во злу болезнь Адмет,
Алцеста в храм в слезах и горести идет.
Оракула она, рыдая, вопрошает,
Какую рок судьбу супругу устрояет?
Оракул, к ней склонясь, слова сии речет,—
Но что то за слова! О, у́жасный ответ! —
Что если ляжет в гроб сама она Адмета,
Супруг пребудет жив, она сойдет лишь с света.
Достойная любви красавица сия
На жертву принесла в тот самый час себя.
Но к счастию царя, в тот самый же злой час,
Алцесты нежна жизнь как злой прияла раз
От страшного ножа, и ад ее взимает,—
К Адмету Геркулес, друг верный, пребывает.
Услышав всю печаль несчастного столь дня,
Ничуть не устрашась геенны всей огня,
Снисходит он во ад, дубиной воруженный
И кожею лишь льва Нумидска покровенный.
Содро́гнулся весь ад, узря его впервой;
Плутона скипетр пал на землю костяной.
Страшилища все там попрятались в мгновенье,
И винные тем все прияли облегченье.
Никто ему впротив ни слова не речет,
Алцесту там нашел и вон ее ведет.
Один Цербер к нему лишь пасти разверзает,
Он взял его за хвост, из ада извлекает.
Любовники в любви таких же нежных мер,
Алцеста и Орфей да будет вам пример.
Я мог бы ад списать с пространным изъясненьем,
Но горько будет тем, кто винны согрешеньем.
Там многие свой вид мук в тысящах узрят,
Заживо злостным там готовят мук снаряд.
Заране им места́ там всем определяют,
И к фуриям презлым во список их включают.
Лишь со́йдут души в ад, нет спросу ни о чем,
Их гонят фурии на муку всех бичем.
А то неправда есть, что три царя ад судят;
Три оные царя лишь фуриев злых будят.
Как в лености они не мучат ад никак,
За ними Радамант, Минос зрит и Эак.
И фуриев они злых также принуждают,
Что к злостному труду бичем же их гоняют.
Там есть река Лете́, кто пьет ее воды́,
Забудет прежни тот заботы и труды,
В которых, быв живой, он столько упражнялся,
Там надо, чтоб всяк дух и мыслей всех лишался.
Но всем любовникам власть есть тех вод не пить,
И воля им дана по смерти то любить,
Тот зрак, которым дух был в свете утешаем,
Им в памяти держать всегда есть позволяем.
Где мучат души, то злым Тартаром зовут,
Горящих волны вод вокруг его текут;
И там скупой Харон в жизнь злую столь и гадку
Всех возит на плоту из пакостного взятку.
Там чу́довищ есть тьма в преу́жасных лица́х,
И духов, что собой чинят столь сильный страх.
Там Парки жизнь прядут, но то не рассуждая,
Что часто жизнь кратят, нить важну прерывая.
И множество там есть отменно знатных мук,
Которых коль писать, наделаешь лишь скук.
Я нежным всем сердцам страх делать не намерен,
Любовник нежный всяк по смерти будет верен.
Однако есть поля там праведным душам,
Которо есть житье всем в нежности любвям:
Покрыты те поля с хрустальным дном морями,
И солнце светит сквозь своими к ним лучами.
Как снидет Феб в моря, как ночь у нас живет,
Он к счастливым душам и больше свет лиет.
Пререзаны луга млечными там реками,
И множество древес с приятными плодами.
Из оных рек нектар кто в жажду почерпнет,
Вся сладость не пример, какую испиет.
Се там любовники, объявшися руками,
Довольны столь лежат под райскими древами.
Хоть тела уж они в час смерти лишены,
Но верных всех сердец там души спряжены.
