Георгий Иванович Чулков
правитьАдония
правитьТрагические маски:
Царь Товит.
Вирсавия, его жена.
Шоломон, сын Товита и Вирсавии.
Адония, сын Товита и Аггифы.
Ависага, сунамитянка, пленница.
Нафан, пророк.
Садок, старый царедворец.
Авиафар, сторонник Адонии.
Юав, юноша, наперсник Адонии.
Старуха.
Девушка.
Египтянин.
Старик.
Юноша.
Сунамитянин.
Мировар.
Бесноватый.
Купец.
Рыжий человек.
Толпа, воины, царедворцы, рабы и рабыни.
Акт первый.
правитьАдония. Ты ранила мне руку, Ависага. Ты вынула заколку из твоей причёски, Ависага, и ты вонзила её в мою руку… И вот я вижу капли крови… А лица твоего я не вижу… Ты скрылась за тёмной завесой. И один Бог видит сейчас лицо твоё. Но я чувствую, что ты здесь, почти рядом, и я хочу посмотреть тебе в глаза, Ависага.
Ависага. Отпусти меня, Адония. Я хочу вернуться в страну мою.
Адония. Что ты говоришь? Я взял тебя в плен, сунамитянка, и ты должна мне принадлежать. Ты очень красива. Ты подобна серне. И руки твои — как белые благоуханные цветы с ливанских гор. Ты будешь моей наложницей, Ависага. Три дня ты живёшь со мною и до сих пор не разделила со мной ложа… Кто в это поверит?
Ависага. Отпусти меня, Адония.
Адония. Право, можно подумать, что ты безумна. Разве победителю не принадлежит прекраснейшая из пленниц? И как я могу отпустить тебя? Отец и братья твои убиты. И не успеешь ты выйти за пределы города, как уже найдутся люди, которые овладеют тобой. Ты не знаешь израильтян! О, они любят красивых женщин! Вчера, когда ты купалась в саду, на кровлю дворца выходил Товит, отец мой. И он, этот дряхлый царь, любовался тобою. Я видел его. Когда-то он так же с кровли смотрел на Вирсавию, жену Урии. Потом Урию убили враги наши, и Вирсавия стала женою царя. Не хочешь ли и ты разделить ложе Товита?
Ависага. Отпусти меня, Адония, Я ночью покину ваш город, а на рассвете уже буду в пустыне.
Адония. Но почему ты не хочешь остаться у меня? Я знаю, ты дочь царя. Не думаешь ли ты, что лишь царь достоин развязать твой пояс? Не сказал ли тебе кто-нибудь, что не я, а Шоломон, брат мой, будет наследовать престол Товита? Но кто это знает? Не этот ли Нафан? Но я не верю пророкам. Я, пожалуй, поверил бы аэндорской волшебнице, которая вызвала Шаулу тень Шамуила, но, говорят, её уже нет в живых. Не правда ли, как это странно: волшебницы тоже умирают… А ты боишься смерти, Ависага? Знаешь ли ты, что я могу убить тебя, потому что я люблю тебя, потому что люблю… Потому, что люблю…
Ависага. Не приближайся ко мне, Адония, не подходи! Я не верю тебе, Адония. Ты не любишь меня. Прикажи меня убить, но не касайся меня. Я боюсь не меча, а твоих глаз, Адония. Они такие холодные, твои глаза…
Адония. Да, многие говорили мне, что у меня холодные глаза. Вот и ты повторяешь то же. Но это кажется только, что они холодные. Клянусь тебе, Ависага, я люблю тебя… Люблю…
Ависага. Ах, не приближайся, не приближайся, Адония! Твои глаза так страшны и так холодны! И вот ты хочешь овладеть мною, а сам оглядываешься на дверь, как будто боишься, что кто-нибудь войдёт сюда. Царь ничего не должен бояться.
Адония. Да, это правда, Ависага. Царь ничего не должен бояться, кроме гнева Господнего. И я ничего не боюсь, право… Я буду царём…
Ависага. Но ты так неуверенно говоришь, Адония. Разве ты сомневаешься? Царь не должен сомневаться.
Адония. Почему ты знаешь, что творится в душе царя? Никто этого не знает…
Ависага. Я знаю больше, чем ты думаешь, Адония.
Адония. Может быть… Может быть… Но зачем ты говоришь мне об этом? Зачем? Ты моя наложница. Ты мне желанна. И больше я ничего не хочу знать. Можно подумать, что я прошу тебя гадать мне о моей судьбе. Я знаю мой жребий. Молчи, молчи, Ависага.
Ависага. Сюда идёт кто-то.
Адония. Да… Чьи-то шаги… Кто это? А, это Юав…
Ты видел пленницу мою, Юав? Посмотри, посмотри… Подойди сюда, Ависага. Зачем ты прячешься там?
Она просит, Юав, что бы я отпустил её в пустыню, как будто бы там ждёт её жених. Не безумно ли это?
Юав. Отпусти её, господин.
Адония. Как? И ты хочешь, что бы я отпустил её? Разве она не красива и не достойна меня?
Юав. Не знаю, не знаю. Я не люблю женщин, Адония. От них всегда пахнет миррою. (Мирра — благовонная смола из коры некоторых тропических деревьев). У меня болит голова от этого. И потом, я совсем не любопытен, господин. Ты это знаешь. А мужчин влечёт к женщинам любопытство.
Адония. Может быть, ты прав. Мне хочется узнать, что творится в душе у этой сунамитянки.
Юав. Ты никогда этого не узнаешь, господин.
Адония. Ты думаешь? Как душно! Как здесь душно!.. Что это? Луна светит? Откуда этот свет?
Ависага. Да, это луна, господин… Позволь мне совершить вечерние молитвы…
Адония. Иди. Ависага… Иди… Но не пытайся бежать. За тобою следят рабыни, Ависага.
Она будет молиться Астарте, Юав. Какие загадочные богини у этих язычников! Иногда мне кажется, что Астарта и в самом деле существует. Но это на одно мгновенье. Я хороший израильтянин, Юав. Я полагаю, что существует только один Бог. Было бы безумием верить во многих богов. Но в пророков я не верю. Они безумцы. Они не понимают рассуждений и доказательств. А этот Нафан? Я думаю, он обманщик. Не перекрёстках он кричит, что Шоломон будет царём. Разве я не умнее сына Вирсавии? И, наконец, я хочу быть царём… Ты знаешь, как сильна моя воля…
Юав. Ты прекрасен, Адония. Ты — как меч рязящий. И взгляд твой, как у орла. Ты — царь, Адония.
Адония. Да, да… И Ависага будет моей женой… И вокруг меня много верных. И ты, мой милый наперсник… И Авиафар… А! Вот и он… Какие вести, Авиафар?
Авиафар. Воины кричат: « Товит победил тысячи, а Адония — тьмы».
Адония. Говорят, они то же кричали отцу, когда царствовал Шаул… Да, да… Народ любит властелинов, но он так же любит свергать их, Итак, Авиафар, ты думаешь, что Израиль будет принадлежать мне? Как странно, друзья мои! Что такое эта власть, к которой я стремлюсь? Не так ли она преходяща, как и всё в этом бренном мире? И я не знаю, почему она так влечёт к себе. Я готов смеяться над этой властью, — и я безумно жажду её.
Авиафар. Не забудь, господин, когда ты сядешь на престол Товита, по правую руку твою буду сидеть я — Авиафар.
Адония. Да, да. Я так сказал. А что Шоломон? Он строит козни против нас?
Авиафар. Нет. Он беспечен. Он ничего не подозревает. Шоломон уверен, что он наследует Товиту. Говорят, он сочинил новые песни…
Адония. Я не люблю его песен. Они раздражают и волнуют меня. Я не люблю его песен.
Юав. А народ верит, что Бог поёт его устами.
Адония. И песен отца я не люблю. Не надо песен. Они безумны. В них часто нет смысла, но они волнуют. Это дурно. Человек должен всё понимать.
Юав. А я люблю песни. И ты сам, Адония, когда ведёшь воинов на врага, заставляешь музыкантов играть на цитрах и тимпанах, и воины поют тогда.
Адония. Ах, это иные песни! После них бывает кровь. А после песен отца ничего не бывает.
Авиафар. Не будем говорить о песнях. Я всё думаю о том времени, когда ты будешь царём. Мы тогда увеличим число воинов, не правда ли? И не согласишься ли ты Адония, что бы на празднествах, когда будут славить твоё имя, прибавляли: « И Авиафара, правую руку царя»?
Адония. Да, да. Я согласен.
Авиафар. Я всё думаю о том, когда лучше начать восстание: когда умрёт Товит или ранее, пока пророк не успел помазать на царство Шоломона.
Адония. Не говори мне о пророке…
Авиафар. Однако надо решить это.
Адония. Как хочешь, как хочешь… Решай сам…
Авиафар. Хорошо. Будь спокоен. Я всё сделаю. Только не забудь. После нашей победы воины должны петь: « Слава Адонии, царю Израиля, и слава Авиафару, правой руке царя»! Ты не забудешь этого, Адония?
Адония. Нет, не забуду, Авиафар.
Авиафар. Теперь прощай. Я иду. Адония будет царём.
Адония. Ты веришь, что я буду царём, Юав? Ты веришь?
Юав. Да. Я верю, господин.
Адония. А не кажется тебе это странным? Нет? Царь Израиля! Это великолепно и непонятно. У других народов цари похожи на обыкновенных людей. Почему бы Авиафару, например, не быть царём филистимлян или какого-нибудь другого племени? Но царём Израиля Авиафар быть не может. Цари Израиля не похожи на обыкновенных людей. Товит — мой отец. Я знаю его взгляд, каждую прядь волос, но он неизмеримо высок, и когда я смотрю на него, я думаю: это — царь. Аэндорская волшебница давно умерла, но мне кажется, что тень Шамуила всё ещё бродит в доме царя. Я боюсь этой тени. Говорят, Шамуил беседовал с Богом, и тень этого пророка, наверное, знает, кто наследует престол царский.
Юав. Мне кажется, ты болен, господин. Тебе надо успокоиться, отдохнуть.
Адония (после некоторого размышления). Нет. Я здоров. Совсем здоров. Но я не сплю по ночам, когда бывает луна.
Юав. Постарайся уснуть, Адония. Если ты позволишь, я останусь здесь.
Адония. Хорошо. Останься. А что с Ависагой? Вернулась она? (Идёт в глубину покоев и, раздвигая завесу, смотрит). Да. Она здесь. Она спокойно спит. Каждый вечер она молится Астарте. Она не знает истинного Бога.
Юав. Ты всё время говоришь о ней. Не надо думать об Ависаге. Тебе предстоит, господин, борьба и победа. Зачем же тревожить себя мыслями о женщине?
Адония. Это правда. Не надо о ней думать.
Юав. Ты изменился, Адония, с тех пор, как сунамитянка появилась здесь. Ты теперь не улыбаешься, Адония.
Адония. Ты не думаешь, что эта сунамитянка — волшебница?
Юав. Может быть. У неё странные глаза.
Адония. Она царского рода. Правда, она красива?
Юав. Я не понимаю женской красоты. Красивых женщин сравнивают с сернами. Но мне не нравятся серны.
Адония. А меня красота всегда тревожит. Я боюсь красоты. Я не люблю того, чего нельзя понять. Я не люблю загадок.
Юав. Усни, усни, Адония.
Адония. Я хотел бы уснуть. Тебе не кажется, Юав, что кто-то подслушивает нас?
Юав. Я ничего не слышу.
Адония. Мне кажется, что на пороге кто-то стоит.
Юав. Нет. Там никого нет.
Адония. У меня болят голова и сердце, Юав. Не отступил ли от меня Бог, как от Шаула?
Юав. Усни, усни, Адония.
Адония. Бог был жесток к Шаулу.
Юав. Ты никогда прежде не сомневался в помощи Господа.
Адония. Ах, я не знаю… Я теперь ничего не знаю… Нет, правда, на пороге кто-то стоит.
Юав. Никого там нет. Никого нет.
Адония. Вчера я был у источника Рогель. И там, у камня Зохелет, я принёс жертву — тельца и овна. И был сильный ветер, Юав. Понимаешь?
Юав. Это хорошо, что ты принёс жертву у камня Зохелет.
Адония. Да. Но был сильный ветер, Юав. И дым стлался по земле.
Юав. Да, вчера был сильный ветер.
Адония. Я вспомнил старые рассказы про Каина, про его жертву, Юав.
Юав. Усни, усни, Адония.
Адония. Я не могу спать, Юав. Жестокие мысли терзают мою душу, как хищные птицы терзают добычу. Вот я сейчас думаю о царской власти, и мне больно, больно… Авиафар сказал, что Шоломон беспечен, что он ничего не подозревает… Шоломон уверен, что он наследует Товиту. Почему? Жалкий слагатель песен, — место ему на площади. Пусть там забавляет праздную толпу. А я? Не я ли с детства не выпускал из рук меча, и не все ли мои помыслы направлены были к одному: я поведу Израиль на врагов, я буду владыкой, и слава будет принадлежать мне. Я всё обдумал. Я осмотрел все границы наши — на западе и на Востоке, на Севере и на Юге. И я твёрдо знаю, с кем надо заключать союз и на кого двинуть воинов. Страна станет счастливой, если царём Израиля буду я.
Юав. Я верю, что ты будешь царём Израиля.
Адония. А если… Если… Где же справедливость, Юав? О, Бог Израиля! Неужели священный престол достанется не мне в награду моих трудов, усердия и разума, а этому безумцу, праздному певцу… О Шоломон!
Юав. Воины тебе повинуются, Адония. Авиафар, твоя правая рука — хороший вождь. Народ знает, что ты разумен. Судьба благоприятствует тебе.
Адония. Да, это ты правду говоришь, Юав. Но сегодня я неспокоен почему-то. Меня оскорбила эта сунамитянка, эта рабыня… Моя рабыня. И вот сейчас она спит за этой завесой, как свободная… Как царица… А я, сын Товита, мучаюсь, как раб. Умоляю тебя, Юав, сходи и погляди, кто там стоит за дверью. Кто-то бродит вокруг дома. Я чую это.
Юав. Это безумство, господин мой. Вот я смотрю, — и никого нет здесь: успокойся, Адония. И усни.
Адония. Нет. Это ты ошибаешься, Юав. Я слышу, как идут сюда… Может быть, они сейчас дальше, чем я думал, но теперь я уверен, что к нам идут… Кто это идёт, Юав?
Юав. Не знаю, господин.
Адония. О, эта лунная ночь! Как будто она заколдовала меня. Теперь ты слышишь, Юав, как бряцает оружие? Это не один воин. Их много… Как странно, что ночью они идут ко мне!
Юав. Да. Теперь и я слышу как будто шаги чьи-то…
Адония. Да. Да. И звон мечей.
Юав. Да. Как будто воины ударяют мечами о щиты.
Адония. Что же это? Это сон? Это морок, Юав?
Юав. Нет. Это не морок. В самом деле идут воины.
Адония. Дай мне меч, Юав.
Юав. Как странно, как будто огромная чёрная ящерица движется по долине! И впереди два факела, как два глаза.
Адония. Кто их ведёт сюда?
Юав. Кажется, Садок. Я не люблю его. Да, это — Садок.
Адония. Как ты решился, Садок, войти в дом мой ночью? И зачем эти воины? Или ты забыл, что я сын Товита?
Садок. Я не хотел оскорбить тебя, господин мой. Меня прислала к тебе царица Вирсавия. Я помню, что ты сын Товита. Поэтому я пришёл к тебе.
Адония. Ты хорошо говоришь, Садок. Я тебя слушаю. Говори, говори…
Садок. Твой отец болен, Адония.
Адония. Я знаю это.
Садок. Ещё вчера он ходил по кровле, а сегодня лежит на смертном одре. И руки и ноги его стали холодными. И никто не может согреть умирающего старика… И вот мы пришли к тебе, что бы ты облегчил участь царя Товита.
Адония. Но как я могу облегчить его участь?
Садок. Царь Товит сказал Вирсавии, что он видел в саду твоём сунамитянку и что она понравилась царю. Пусть она возляжет на ложе Товита и согреет тело умирающего царя…
Адония. Что ты говоришь, Садок? Не надо… Не надо говорить так… Это неразумно, Садок. У Товита сотни наложниц… А сунамитянка принадлежит мне… И зачем она царю? Она совсем холодная, как змея. И она не знает любви, и не знает ласк, какие расточает охотно любая египтянка. Нет, она не возляжет на ложе Товита.
Садок. Вирсавия так хочет. Она знает, что сунамитянка понравилась Товиту.
Адония. Нет, Садок. Пойди к матери Шоломона и скажи ей, что Адония не отдаст своей пленницы. Нет, не возляжет Ависага на ложе Товита.
Юав. Отдай им эту сунамитянку, Адония.
Адония. Ах! И ты с ними… Я вижу, вокруг меня враги, которые дерзко смеются надо мною… Нет, нет… Вы не будете смеяться, ибо и я не пощажу вас… Прочь отсюда, Садок!.. Воины! Знаете ли вы, кто я? Сын Товита. Слышите? Царь умирает, — я теперь царь, воины. Вы должны повиноваться…
Садок. Ты безумствуешь, Адония. Бог от тебя отступил, Адония…
Адония. Я не отдам вам сунамитянки…
О Бог Израиля! О Бог Израиля!
1909 г.
Источник текста: «Альманах для всех», СПб, 1910 г.