Два тома исторіи Гаспари даютъ въ сжатой формѣ очень полное представленіе о зачаткахъ итальянской литературы, и ея расцвѣтѣ въ эпоху возрожденія вплоть до конца XVI в., на кот. останавливается нѣмецкій историкъ. Очень содержательны отдѣльные очерки, посвященные великимъ поэтамъ и прозаикамъ Ренесанса — Данте, Петраркѣ, Боккачіо и др. Изложеніе Гаспари живое, въ противоположность большинству исторій литературъ, и у читателя остается цѣльное и художественное представленіе о разбираемыхъ писателяхъ и о характерѣ различныхъ литературныхъ эпохъ.
Поскольку дѣло идетъ о передачѣ нѣмецкаго текста Гаспари, г. Бальмонтъ справился съ своей задачей удовлетворительно. Но переводчикъ имѣлъ неосторожность ввести въ текстъ нѣсколько стихотворныхъ переводовъ изъ итальянскихъ поэтовъ и этимъ сильно повредилъ впечатлѣнію отъ своей работы. По странной случайности, извѣстность г. Бальмонта въ качествѣ переводчика установилось какъ-то на вѣру. Публика повѣрила, что взявшись за переводъ первоклассныхъ поэтовъ, г. Бальмонтъ вѣрно передаетъ духъ ихъ поэзіи, а критика не дала себѣ труда сличить хоть одно какое-нибудь переводное стихотвореніе г. Бальмонта съ оригиналомъ и посмотрѣть, какъ велико пониманіе текстовъ у русскаго переводчика. Яркимъ образцомъ стихотворныхъ переводовъ г. Бальмонта можетъ служить включенный имъ въ І-й томъ Гаспари переводъ сонета Данте «А ciascuu' aima presa е gentil core». Въ этомъ сонетѣ Данте разсказываетъ о грозномъ видѣніи, смутившемъ его среди ночи: къ нему явился духъ любви, несшій на рукахъ Беатриче и давшій ей вкусить отъ оказавшагося у него въ рукахъ сердца поэта. Сила сонета въ точныхъ подробностяхъ описанія, возсоздающихъ сцену и отражающихъ ростущій ужасъ, смятеніе и вмѣстѣ съ тѣмъ умиленіе въ душѣ Данте. Всѣ эти тонкости исчезаютъ въ передачѣ г. Бальмонта. Духъ любви, являющійся активнымъ лицомъ въ сонетѣ, носитъ въ русскомъ переводѣ свое итальянское имя «Amore», что сразу придаетъ стихотворенію отвлеченный, схоластическій характеръ. Красивое обращеніе Данте ко всѣмъ любящимъ: «Salute in lor signor, cio u Amore», г. Бальмоптъ передаетъ истинно варварскимъ стихомъ: «Во имя ихъ царя, Amore, шлю привѣтъ». Данте говорить о духѣ любви просто, безъ описательныхъ выраженій, и дѣйствіе его передаетъ краткими глаголами, сосредоточивая драматизмъ пьесы на видѣ Беатриче и на своихъ ощущеніяхъ. Русскій переводчикъ, не справляясь съ недоступной ему формой Дантовскаго сонета, вставляетъ лишнія слова, которыя сразу понижаютъ высокій тонъ Дантовской поэзіи. Духъ любви, одинаково называемый во всемъ сонетѣ своимъ именемъ, называется у г. Бальмонта то «Amore», то почему то «веселый богъ влюбленныхъ» — не спившееся Данте опредѣленіе. Когда у Данте просто сказано «Роі la svegliava», г. Бальмонтъ переводить эти слова цѣлымъ стихомъ: «И разбудивъ ее какимъ-то нѣжнымъ словомъ». Итальянское слово «madonna», означающее здѣсь «моя возлюбленная» передается въ сонетѣ г. Бальмонта русскимъ словомъ «мадонна», имѣющимъ иное, совершенно опредѣленное значеніе.
Всѣ эти замѣчанія касаются подробностей, хотя и существенныхъ для красоты передачи, но не лишающихъ переводъ значенія въ смыслѣ вѣрности тексту. Не всякій сможетъ воспроизвести тонкости Дантовскаго стиха — достаточно если переводчикъ вѣрно передаетъ смыслъ и духъ стихотворенія. Но, увы, и этому несомнѣнному долгу всякаго переводчика г. Бальмонтъ измѣняетъ въ разбираемомъ сонетѣ: переводъ двухъ строчекъ изъ средины сонета показываетъ, какъ поверхностно переводчикъ изучилъ своего автора и къ какимъ грубымъ ошибкамъ привело его это незнаніе. Данте, описывая свое видѣніе, отмѣчаетъ съ свойственной ему педантичностью точный часъ появленія духа любви:
Gia eran quasi ch’atterzate l’ore
Del tempo che ogni Stella è più lucente…
Это значить въ точномъ переводѣ: «прошла уже почти треть часовъ того времени, когда свѣтитъ намъ каждая звѣзда»; другими словами, прошло четыре часа изъ двѣнадцати ночныхъ, т. е. было около десяти часовъ вечера. Извѣстно, что во времена Данте часы дня считались отъ восхода солнца до заката, и это время дѣлилось на 12 часовъ, длинныхъ или короткихъ, смотря по времени года; ночное время точно также считалось отъ заката до восхода и дѣлилось на 12 ночныхъ часовъ. Какъ же передаетъ русскій переводчикъ это опредѣленіе времени видѣнія? Вотъ переводъ приведенныхъ двухъ стиховъ Данте:
Ужъ треть прошла тѣхъ лѣтъ, ничѣмъ не возмущенныхъ,
Когда свѣтлѣй всего сіянье звѣздъ горитъ…
Что это означаетъ? О какихъ звѣздахъ говоритъ переводчикъ? Если онъ думаетъ, что въ этихъ стихахъ (казалось-бы, что можетъ быть проще и понятнѣе ихъ) Данте опредѣляете ту пору жизни, когда онъ полюбилъ Беатриче, то стоило ему только справиться съ переведеннымъ имъ-же текстомъ Гаспари, чтобы узнать, что видѣніе, въ сонетѣ, относится къ 18-лѣтнему возрасту поэта. Ни о какой «трети» юношескихъ или какихъ-либо другихъ лѣтъ не можетъ быть слѣдовательно рѣчи. Какъ-же объяснить эти два стиха г. Бальмонта, гораздо болѣе непонятныхъ, чѣмъ самые туманные стихи Данте? При всемъ стараніи усмотрѣть въ нихъ какой-нибудь смыслъ, мы не можемъ объяснить ихъ ничѣмъ инымъ, какъ недостаточнымъ знаніемъ языка, слишкомъ недостаточнымъ, чтобы подступать къ переводу Данте. И какъ подумаешь, что переводы Шелли и Ноэ изобилуютъ подобными-же искаженіями, обидно становится и за поэтовъ, подвергающихся подобному безцеремонному обращенію со стороны переводчика, и за русскихъ читателей, принужденныхъ знакомиться съ высочайшей поэзіей лишь въ передѣлкахъ г. Бальмонта, отличающагося отъ другихъ переводчиковъ умѣньемъ придавать какой-то особенный, пошловатый тонъ тому, что въ подлинникѣ отличается изысканностью и силою настоящаго поэтическаго творчества. При случаѣ мы займемся другими его переводами изъ Шелли и Поэ, — и читатели легко убѣдятся въ томъ, что, при упорствѣ литературнаго ремесленника, у г. Бальмонта нѣтъ, въ большинствѣ случаевъ, ни тонкаго вкуса, ни глубокаго пониманія переводимыхъ имъ первокласныхъ писателей.