Ада Негри (Фриче)/1919 (ДО)
| Ада Негри |
| Опубл.: 1919. Источникъ: Ада Негри. Стихотворения / Пер. с итальянского Владимира Шулятикова. Предисловие В. М. Фриче. — Киев: Всеукраинское Издательство Ц. И. К. Сов. Украины, 1919. — 46 с. |
Ада Негри.
Ада Негри — дитя народа.
Она родилась въ Италіи, въ мѣстечкѣ Лоди, недалеко отъ Милана. Отецъ ея былъ батракомъ. Дѣвочка почти не знала его, такъ какъ онъ работалъ вдалекѣ отъ семьи и умеръ отъ чахотки тоже вдали отъ своихъ. Впослѣдствіи Ада Негри посѣтила больницу, гдѣ отецъ скончался и раздумывая передъ его койкой подъ номеромъ двадцатымъ она невольно прошептала: «О если бы у каждаго было свое теплое гнѣздышко, гдѣ онъ могъ бы безпечно жить и спокойно умереть».
Мать ея работала на фабрикѣ, въ шерстопрядильнѣ. Это была женщина мужественная и энергичная, отдавшая всю себя на то, чтобы создать счастье своей единственной ненаглядной дочки. Въ одномъ изъ лучшихъ своихъ стихотвореній Ада Негри обезсмертила потомъ ея прекрасный образъ («Мать»).
Дѣвочка кончила народную школу въ мѣстечкѣ Лоди, сдала экзаменъ на учительницу и восемнадцати лѣтъ получила мѣсто преподавательницы въ деревушкѣ Мотта Висконти на границѣ между Италіей и Швейцаріей. Не легко жилось дѣвушкѣ — одинокой и бѣдной. Бывали минута, когда ее охватывало отчаяніе. Но стоило ей только вспомнить образъ матери, и исчезало малодушіе, разсѣивалась тоска. «Въ такія минуты — говоритъ она въ одномъ стихотвореніи — вспоминаю я тебя, дорогая мать. Какой гордой и великой кажешься мнѣ ты! Какъ ярко свѣтятся твои глаза. И тогда я чувствую, какъ мои силы удесятеряются. Снова я становлюсь плотью отъ твоей плоти. Снова я — гордый дубъ, котораго не сломятъ ни одинъ ураганъ».
Въ захолустной деревушкѣ одинокая учительница порой мечтала о любви — вѣдь ей было всего двадцать лѣтъ! За кого она выйдетъ замужъ? За богатаго буржуа? Нѣтъ она его спроситъ:
Томился ль ты въ трудѣ суровомъ,
Долгими ночами отгоняя сонъ?
Ты не отвѣчаешь: такъ ступай обратно
Къ вечерамъ и картамъ и къ любви развратной
Я въ обмѣнъ на злато сердце не отдамъ.
О, когда бъ извѣдалъ ты рабочей муки
Но ты не трудился, жертва наслажденій
Золотыхъ чертоговъ хилый пустоцвѣтъ
Жалкому потомку жалкихъ поколѣній
Лишь одно презрѣніе будетъ мой отвѣтъ!
Впрочемъ, если этотъ женихъ — буржуа будетъ по своимъ настроеніямъ и идеаламъ демократомъ, она, пожалуй, свяжетъ свою судьбу съ его судьбой, разъ онъ приметъ слѣдующее условіе: «Пусть будетъ тотъ домъ намъ роднымъ и любимымъ, гдѣ стонъ побѣжденныхъ мы слышимъ, гдѣ плачь раздается покинутыхъ бѣдныхъ малютокъ». Но охотнѣе всего вышла бы она замужъ за рабочаго! «Какое счастье — говоритъ она въ одномъ стихотвореніи — ожидать его вечеромъ съ скромнымъ ужиномъ. Какъ сладко отъ него, чья жизнь есть трудъ и борьба, получить поцѣлуй, какъ бѣлая лилія отъ золотистой пчелы!» Порою одинокая сельская учительница, закинутая въ захолустное мѣстечко, воображала себя и матерью. Въ какомъ духѣ воспитаетъ она сына? «Скажу я ему, что жизнь есть трудъ и въ сердцѣ младенческомъ, чуткомъ изъ правды, добра, изъ всего, что велико и свято, скоплю я сокровище». Сынъ выростетъ, и станетъ борцомъ за права трудящагося народа.
И будетъ онъ биться перомъ и примѣромъ
За дальняго счастья грядущіе дни
И міру укажетъ онъ въ сумракѣ свѣтомъ
Зари нарожденной огни.
......
И черные кудри борца и пророка
Украсятъ лавровый вѣнокъ.
Такъ мечтала народная учительница воспитать своихъ дѣтей въ любви къ идеалу и къ труду, въ надеждѣ, что они продолжатъ — какъ она выразилась въ одномъ стихотвореніи; — въ грядущемъ «расу непобѣдимыхъ и честныхъ борцовъ, расу воскресшихъ рабовъ, которые, пожнутъ среди пѣсенъ посѣвы свободы, взращенные кровью, слезами и думами отцовъ».
Рано проснулся въ душѣ народной учительницы поэтическій даръ, и, по вечерамъ, отдыхая послѣ уроковъ, послѣ школы, гдѣ она воспитывала и учила грамотѣ 80 человѣкъ ребятишекъ — дѣтей крестьянъ и рабочихъ, она писала стихи. Когда ихъ накопилось достаточно, она издала ихъ въ видѣ сборника подъ заглавіемъ ,,Судьба" (1893). Стихи обратили на нее вниманіе критики и «общества»: дѣвушку перевели изъ захолустнаго мѣстечка Мотта Висконти въ городъ Миланъ, гдѣ ее опредѣлили преподавательницей въ женской гимназіи. Мало того, ей выхлопотали ежегодную пенсію въ 2000 франковъ. Три года спустя въ 1896 г. она выпустила въ свѣтъ новый сборникъ стиховъ, озаглавленный «Бури».
Въ обоихъ этихъ раннихъ сборникахъ Ада Негри — дочь батрака и фабричной — выступаетъ, какъ поэтесса трудящихся классовъ. Дитя народа, она стала, естественно, поэтессой народа.
Въ одномъ изъ этихъ стихотвореній она представляетъ себѣ юношу, который нашептываетъ ей на ухо страстныя признанія. Но она его прерываетъ и говоритъ:
"Однажды привидѣлась рать мнѣ несмѣтная много трудившихся, вынесшихъ много, привидѣлись полчища сирыхъ, голодныхъ, нуждою измученныхъ. И такъ же, какъ ты, признаваясь въ любви, все твердишь мнѣ: «люблю», такъ они говорили мнѣ: «сжалься надъ нами. Будь нашей. будь нашей, хотимъ мы тебя. Пусть же вольется вся скорбь наша въ душу твою, потому что отъ насъ воспріяла ты жизнь, отъ насъ родилась ты. И пусть изъ груди твоей, страстно взволнованной, вырвутся мощнымъ и властнымъ аккордомъ — о насъ и за насъ твои пѣсни».
Въ стихахъ Ады Негри бьется на самомъ дѣлѣ сердце всѣхъ угнетенныхъ, слышится печаль всѣхъ обездоленныхъ. Ея пѣсни — плачъ надъ тяжелой долей труда.
Вотъ умираетъ въ больницѣ мальчикъ, сынъ рабочаго. Недавно еще оглашалъ его звонкій смѣхъ угрюмое фабричное зданіе. Какъ бѣсенокъ прыгалъ онъ межъ прядильными станками, развлекая работницъ своими гримасами и шутками. Злая чахотка — болѣзнь обездоленныхъ — бросила его на больничную койку. Онъ обреченъ. И изъ груди Ады Негри вырывается мольба, полная отчаянія и упрековъ. «О дайте мнѣ хоть немного солнечнаго свѣта для этого ребенка, который никогда его не видалъ. Дайте веселую, свободную жизнь лѣсовъ этому мальчику, который не зналъ, что такое праздникъ жизни! Кто отнялъ у него свѣтъ солнца, зеленъ полей, игры на свободѣ? Кто отнялъ у него безпечный смѣхъ золотого дѣтства?»
Или вотъ собрались на фабричномъ дворѣ забастовавшія рабочіе, они посмотрѣли другъ другу въ лицо, изможденные безсонницей и голодомъ, утоленные борьбой. Одинъ нахмурившись говоритъ: «Къ чему? Мы только гибнемъ?» Другой глухо говоритъ: «Мои дѣти умираютъ отъ истощенія». Третій, волнуясь, подхватываетъ: «моя жена въ больницѣ».
Изъ толпы выходитъ молодой малый съ мускулистыми руками и огненнымъ взоромъ «Товарищи! Не сдавайтесь. Вѣдь мы не рабы, а люди!» Но рабочіе посмотрѣли другъ другу въ лицо, изможденные безсонницей и голодомъ. «Къ чему? Мы только гибнемъ.» И, какъ угрюмыя, безутѣшныя тѣни, вернулись они къ работѣ.
Или вотъ спустилась въ шахту толпа углекоповъ. Они больше не вернутся на поверхность земли, къ своимъ семьямъ, туда, гдѣ сіяетъ солнце. Вся тяжесть борьбы за существованіе ляжетъ теперь на несчастныхъ вдовъ. «Идите же въ поле, красавицы, въ холодъ и въ зной. Беритесь за заступъ и за топоръ. Отправляйтесь въ рисовыя плантаціи, гдѣ немилосердно жжетъ солнце и гдѣ кишатъ зловредныя міазмы. Переносите безропотно свою тяжкую долю во имя дѣтей ради бѣдной хаты и куска насущнаго хлѣба,,.
Въ юношескихъ стихахъ Ады Негри, народной учительницы изъ деревушки Мотта-Висконти, кристаллизованы слезы милліоновъ тружениковъ. Это не радостная, не праздничная пѣсня, это — грустный плачъ надъ трагической долей пролетаріата: чуткимъ ухомъ уловила поэтесса скорбь и стоны своихъ братьевъ, и эту скорбь и эти стоны увѣковѣчила она въ своихъ стихахъ. „Отовсюду, изъ лачугъ, гдѣ обитаетъ рабочій людъ, изъ, подъ мрачныхъ сводовъ фабрики, гдѣ, свистя шумятъ и грохочутъ стальныя чудовища и гигантскія колеса, съ болотистыхъ рисовыхъ полей, откуда поднимаются ядовитыя испаренія, отовсюду доносятся до меня плачъ, не перестающій, заунывный, точно туча, омрачающая солнце. Эта туча закрываетъ собою для меня и радость жизни и свѣтъ солнца и осталось у меня одно только — скорбь'“.
Но Ада Негри не пессимистка. Она принадлежитъ къ классу, неудержимо идущему сквозь адъ страданій, сквозь кошмаръ борьбы наверхъ къ завоеванію жизни и міра
Вышла изъ народа я, и вотъ
Всѣ кручины подъ ноги топчу
И къ зарѣ навстрѣчу я лечу.
Жажду я труда — онъ трижды святъ
Онъ возноситъ и равняетъ всѣхъ.
Жажду бурныхъ наслажденій рядъ,
Ласкъ безумныхъ и любви утѣхъ.
Жажду славы, аромата розъ.
Блеска звѣздъ, лазурныхъ райскихъ грезъ
Она такъ страстно любитъ земную жизнь что хотѣла бы быть вѣчно юной, на крыльяхъ облетѣть всѣ пространства, испытать всѣ радости безъ конца любить и безъ конца смѣяться. „Тебя же, смерть, я отвергаю“. Она любить лазурь неба, сверкающій огонь, святую землю, которой солнце плодородіе даритъ, святую землю — это гигантское горнило, въ которомъ безъ устали кипитъ работа, и слышенъ вѣчный гулъ и молотовъ удары». Она хотѣла бы быть безсмертной. «Во имя всего, что на землѣ родится, всего, жадно стремится къ идеалу, во имя всего, что на землѣ съ надеждою живетъ, что борется, хочу, хочу я быть безсмертной». Она не только любитъ жизнь превыше всего, но и вѣритъ, что жизнь не можетъ прекратиться. Все перевоплощается. Все переходитъ въ другія формы существованія и ничто не умираетъ. «Когда земля заснетъ и въ тиши сыплются поцѣлуи звѣздъ на цвѣты и, словно шопотъ ангеловъ по безграничному пространству несется вздохъ любви — знай, въ этомъ вздохѣ живетъ и мыслитъ чья нибудь душа. Когда тучи сгустятся, шумитъ разъярившійся вѣтеръ, въ лѣсу бушуетъ ураганъ, и огненныя молніи трепещутъ на небѣ — знай, въ этой страшной бурѣ стонетъ и плачетъ чья-нибудь душа». И пока не распадется въ дребезги наша планета, душа человѣка будетъ жить въ благоуханіи лилій, въ блескѣ полдня, въ блѣдныхъ лучахъ мерцающихъ звѣздъ, въ пропастяхъ моря, въ порывахъ вѣтра и въ тайнахъ мірозданья".
Такъ переходитъ незамѣтно поэзія Ады Негри — дочери батрака и фабричной работницы — звучавшая раньше, какъ похоронный плачъ надъ земной долей страдающихъ и борющихся тружениковъ, въ ликующіе аккорды во славу безсмертной, дивной жизни и ея сіяющаго символа — красавца-солнца. «Изъ душистаго лѣса иду я въ вѣнкѣ изъ цвѣтовъ, я, дочь крестьянина, и смѣло пою гимнъ вѣчному солнцу».
Неудовлетворенная настоящимъ, Ада Негри любила мысленно заглядывать въ страну будущаго, въ «страну дѣтей», въ тотъ міръ, который выростетъ за гранью современнаго буржуазнаго общества.
То будетъ прежде всего царство справедливости.
«Занимается новый день», — восклицаетъ она. «Онъ не далекъ. Онъ дастъ человѣческое достоинство тѣмъ, кто до сихъ поръ жилъ подъ игомъ тяжкой неправды. Онъ принесетъ міру торжество не состраданья, а справедливости. Тогда не будетъ больше ни побѣдителей ни побѣжденныхъ, ни господъ ни рабовъ».
То будетъ, далѣе, царство всеобщаго труда.
Герои его — работники на фабрикахъ, работники на нивахъ. «Такъ впередъ же съ лопатами, машинами, заступами и топорами. Впереть рыцари грядущей жизни! Выходите на благородное состязанье. Всѣ мы дѣти природы. Всѣ мы — работники».
То будетъ, далѣе, царство всеобщей свободы.
«На востокѣ ужъ алѣетъ заря Скоро осуществится золотая мечта. Наступитъ май свободныхъ людей и свободнаго труда. Впередъ же, рыцари грядущей жизни. Васъ ожидаетъ свобода».
Это будетъ, далѣе, царство всеобщаго мира.
Смолкли пушки, не смѣютъ безумно и дико
Раскрывать огнедышащій зѣвъ,
Не гремитъ надъ равниной средъ стона и крика
Боевого пэана напѣвъ.
Но весь міръ — это братство. Святыя стремленья
Зажигаютъ людскія сердца
И несется торжественный гимнъ примиренья
Вдоль по міру съ конца до конца.
Это будетъ, наконецъ, царство всеобщаго счастья.
«Смотри, какъ широка грудь этихъ работниковъ, какъ они цвѣтутъ въ несокрушимомъ здоровьѣ. Въ ихъ мозгу рождаются великія мысли, нѣтъ больше ни грусти, ни скуки. Жизнь похожа на вѣчную весну, оглашаемую пѣньемъ птицъ, озаренную свѣтомъ солнца. То майскій праздникъ поцѣлуевъ и пѣсенъ».
Вотъ я вижу: со всѣхъ уголковъ мірозданья,
Словно взмахи безчисленныхъ крылъ,
Отовсюду несется, ликуя, дыханье
Новой жизни и счастья и силъ,
Царство розъ и надеждъ и любви благородной,
Царство дивныхъ побѣдъ и работъ,
Царство вѣры въ людей, царство мысли свободной,
Царство гордыхъ порывовъ впередъ!
Такъ завершалась юношеская поэзія Ады Негри, дочери батрака и фабричной работницы, звучавшая сначала, какъ похоронный плачъ надъ трагической долей пролетаріата, потомъ перешедшая въ благодарственный гимнъ въ честь жизни и солнца, величественной симфоніей во славу грядущаго соціалистическаго царства свободнаго труда.
Надѣленныя тукомъ поля и равнины
Разрыхляющій плугъ обошелъ,
Вьется дымкою паръ, не смолкаютъ машины,
Накалившись клокочетъ котелъ
И надъ царственнымъ шумомъ работы мятежной,
Кропотливой работы земли,
Распростерла свобода въ лазури безбрежной
Бѣлоснѣжныя крылья свои.
Второй сборникъ стихотвореній Ады Негри окончательно закрѣпилъ за ней имя значительнаго таланта. О ней много говорили и писали, ее переводили. Мало того богатый миланскій купецъ-буржуа, поклонникъ ея таланта, сдѣлалъ ей предложеніе, и она вышла за него замужъ. Изъ Ады Негри она превратилась въ синьору (госпожу) Аду Гарланда. Передъ ней открылся новый міръ матеріальной обезпеченности и всяческихъ удобствъ. Ждали ее и новыя для нея обязанности семьянинки. И она надолго замолкла. Лишь восемь лѣтъ спустя (1904 г.) она снова выпустила въ свѣтъ сборникъ стиховъ, озаглавленный «Материнство». Картины пролетарской борьбы и пролетарскаго горя ушли изъ ея поля зрѣнія и она вся, всѣмъ своимъ существомъ, ушла въ переживаніе своего призванія, въ свой маленькій семейный мірокъ.
Потомъ прошло еще шесть лѣтъ безмолвія. За эти шестъ лѣтъ синьора Гарланда пережила тяжелую душевную драму. Она все болѣе отчетливо ощущала все несоотвѣтствіе между ея пролетарской натурой и окружавшей ее буржуазной средой. Изъ этого настроенія разочарованности въ мѣщанскомъ мірѣ, куда ее закинула своевольная судьба, выросъ ея послѣдній сборникъ стихотвореній, озаглавленный «Изъ пропасти наверхъ.»
Черезъ всѣ стихи этого сборника проходитъ, какъ вѣчно повторяющійся припѣвъ, желаніе снова стать прежней, снова превратиться изъ синьоры Гарланды въ Аду Негри.
Въ одномъ изъ стихотвореній она разсказываетъ, какъ встрѣтила отшельницу въ лѣсу около источника. Какъ бы ей хотѣлось почерпнуть изъ него, какъ изъ источника юности, новой молодости и бодрой вѣры.
Сестра, тебѣ внятенъ лишь шопотъ извѣчный
Зеленаго лѣса и звѣздъ золотыхъ.
О, дай мнѣ воскреснуть, стать снова безпечной,
Дай новыхъ надеждъ мнѣ и силъ молодыхъ.
И тогда «усталое» сердце синьоры Гарланды, быть можетъ, снова зацвѣтетъ старой любсвью къ матери землѣ, прежней радостью.
Такъ раннимъ апрѣлемъ, весенней порою
Склонившейся мяты кустарникъ сухой
Вдругъ снова очнется, проснувшись съ зарею,
Дыша ароматной и пряной душой.
Богатая синьора Гарланда готова завидовать теперь, среди роскоши и комфорта, ее окружающихъ, и крестьянкѣ, которая, свободная отъ сомнѣній и терзаній, стоитъ такъ близко къ матери — землѣ, и работницѣ, шесть дней въ недѣлю сгибающейся подъ тяжестью труда, но зато въ воскресный день безпечно отдающейся веселью пляски и минутѣ любви, и, наконецъ, даже босяку, вольному и гордому, какъ вѣтеръ степной. При видѣ его она невольно охвачена завистью.
Свободенъ ты душою безмятежной!
Семейныхъ узъ не вѣдаешь печаль,
Проводишь ночь на койкѣ ты ночлежной,
А днемъ твой домъ — сіяющая даль!
И съ удвоенной силой сознаетъ тогда сеньора Гарланда, что она чужая у себя дома, чужая въ мѣщанскомъ мірѣ внѣшняго благополучія и внутренней пустоты.
Осталась я въ душѣ цыганкой вольной.
Отъ темной власти предковъ не уйдешь.
И станетъ вдругъ такъ грустно и такъ больно
За эту жизнь, въ которой все есть ложь.
И хочется ей отказаться отъ всей ее окружающей роскоши и пойти скитаться по міру одинокой и нищей. Однажды позднимъ вечеромъ кто-то стучится въ ея дверь (таково содержаніе одного изъ ея стихотвореній). То старикъ, странникъ. Синьора Гарланда проситъ его остаться у нея. Она окружитъ его довольствомъ. Но старикъ отказывается. Онъ не желаетъ заживо замуровать свою душу въ золотомъ склепѣ. Ему вѣдомо счастье, о которомъ богачи не догадываются. На ея вопросъ, что это за счастье, онъ отвѣчаетъ:
Брось домъ и богатство и слѣдуй за мной.
Вести тебя буду дорогой иной —
Узнаешь таинственный говоръ цвѣтовъ,
Движеніе плавное звѣздныхъ міровъ.
Мы будемъ, какъ Лиръ и Корделья въ степи,
Покинуты, брошены, вѣчно одни.
Какъ первые люди мы жизнью одной
Жить будемъ безпечно съ природой святой
Но знай, никогда не вернется къ себѣ,
Кто слышалъ хоть разъ мой призывъ въ темнотѣ,
Забудь навсегда и людей и свой домъ.
И синьора Гарланда отъ всей души соглашается.
Ну что жъ! Я готова! Не страшно. Идемъ.
Все чаще вставалъ теперь передъ умственнымъ взоромъ жены миланскаго буржуа тотъ міръ труда и борьбы изъ котораго она сама вышла, съ которымъ она — разлученная — все же продолжала быть духовно связанной. Снова передъ ней тѣ, кого она считала когда то своими братьями, о которыхъ она забыла на мгновенье среди блеска буржуазной среды, среди радостей и горестей семейной жизни. Снова въ ея стихотвореніяхъ мелькаютъ фигуры и образы рабочихъ, картины рабочей доли. И все болѣе властно наростаетъ въ ея душѣ желаніе снова изъ синьоры Гарланды превратиться въ прежнюю Аду Негри, дочь батрака и фабричной работницы, въ народную учительницу изъ деревушки Мотта Висконти, въ автора мятежныхъ сборниковъ «Судьба» и «Бури».
Мнѣ стало тоскливо въ роскошныхъ палатахъ
Гдѣ въ вазахъ хрустальныхъ сверкаютъ цвѣты.
Отрекшись отъ жизни синьоровъ богатыхъ
Ушла я, куда меня звали мечты,
Накинувъ на шею платокъ темно-красный
И кофту надѣвши изъ ткани простой.
И мысленно покидаетъ она свой домъ, свою семью, направляя свои шаги туда, въ предмѣстье, гдѣ надъ высокими трубами вьются клубы чернаго дыма.
И вотъ предо мной міръ угрюмый, злосчастный,
Гдѣ высится фабрикъ тѣснящихся строй.
И слышу: доносятся краски и пыли
Мнѣ запахъ знакомый съ ребяческихъ лѣтъ
И съ грохотомъ ткацкихъ станковъ такъ уныло
Сливается пѣснь — изъ подполья привѣтъ.
Жена миланскаго буржуа радостно смѣшивается съ рядами рабочихъ и работницъ, и, снова сознавая себя дочерью батрака и фабричкой, снова проникнутая любовью къ міру труда и вѣрой въ міръ борьбы, она поетъ имъ пѣснь, зовущую ихъ вырваться снизу, изъ подполья, изъ пропасти наверхъ къ солнцу свободы и счастья.
Для жажды нужна намъ вода ключевая
Для голода — чернаго хлѣба кусокъ,
Но въ жилахъ течетъ нашихъ кровь огневая,
Потомства здороваго вѣрный залогъ.
И солнца безсмертнаго блескъ средь раздолья
Надъ нами сверкаетъ милліономъ лучей
Мы выйдемъ — повѣрьте — изъ мрака подполья.
И міръ станетъ тѣсенъ для нашихъ дѣтей.
Такъ возвращается — мысленно — синьора Гартанда изъ буржуазнаго міра, гдѣ она прожила болѣе десяти лѣтъ, гдѣ она извѣдала сначала радости и горести семейной жизни, потомъ всю пустоту и всю мишуру мѣщанскаго благополучія, назадъ въ тотъ міръ труда и борьбы, который своими соками и своимъ духомъ взлелѣялъ дочь батрака и работницы, народную учительницу Аду Негри.
Стихотворенія итальянской поэтессы Ады Негри рано обратила на себя вниманіе въ Россіи и уже на зарѣ девятнадцатаго столѣтія у насъ появляются не мало ихъ въ переводѣ, сдѣланномъ разными переводчиками. Предлагаемый здѣсь переводъ переводъ принадлежитъ перу давно умершаго товарища В. М. Шулятикова. Занимавшійся въ Московскомъ университетѣ западно-европейской литературой, переводившій съ иностранныхъ языковъ, въ особенности испанскихъ писателей, В. М. Шулятиковъ порвалъ потомъ съ буржуазной университетской наукой, всталъ въ 90 годахъ въ ряды марксистовъ, всецѣло посвятилъ себя революціонной дѣятельности, великому дѣлу освобожденія пролетаріата, былъ арестованъ и сосланъ. На досугѣ, среди подпольной работы онъ перевелъ и печатаемыя здѣсь стихотворенія итальянской поэтессы. Они были изданы отдѣльной книжкой, причемъ цензура нѣкоторыя наиболѣе революціонныя уничтожила. За исключеніемъ одного, остальныя, къ сожалѣнію, не удалось возстановить, за отсутствіемъ черновиковъ… Тотъ, кому принадлежитъ этотъ переводъ, умеръ, не дождавшись торжества той пролетарской революціи, которой онъ служилъ словомъ и дѣломъ. Изданная имъ когда-то книжка стиховъ Ады Негри давно уже вышла изъ продажи
Издавая въ свѣтъ новое изданіе перевода, мы хотѣли не только дать возможность рабочеиу читателю познакомиться съ стихотвореніями итальянской поэтессы, но и напомнить ему забытое имя товарища, всего себя отдавшаго безкорыстному и мужественному служенію дѣлу пролетарской революціи.