АДАЖІО.
правитьПустынной улицей, ведущею къ полямъ,
Любуясь на закатъ, по лѣтнимъ вечерамъ,
Когда въ душѣ встаютъ любимыя видѣнья,
Я часто направлялъ шаги свои къ селенью
И слышалъ каждый разъ, какъ въ домѣ угловомъ, —
Гдѣ точно, какъ въ тюрьмѣ, предъ свѣжимъ вѣтеркомъ
Бывали заперты рѣшетчатые ставни, —
Одно адажіо сонаты стародавней:
Въ одинъ и тотъ-же часъ, въ всеобщей тишинѣ,
Играла женщина, невѣдомая мнѣ.
Съ землей прощался день блѣднѣвшими лучами,
Стихало все кругомъ, и мѣрными шагами,
Какъ всѣ влюбленные, задумчивъ и унылъ,
Смотря на пыльную дорогу, я бродилъ
И, наконецъ, привыкъ въ той улицѣ пустынной
Задумчиво внимать мелодіи старинной.
Тоскливо, сладостно и глухо пѣлъ рояль,
О другѣ бросившемъ тутъ слышалась печаль
И замиралъ укоръ за счастіе былое,
И представлялось мнѣ, что въ зеркало большое
Тамъ смотрятся изъ вазъ душистые цвѣты;
Виднѣется портретъ, гдѣ схвачены черты
Мужской энергіи и гордости глубокой;
По желтымъ клавишамъ отъ лампы одинокой
Скользитъ чарующій и мягкій полусвѣтъ
И ясно такъ лежитъ на всемъ печали слѣдъ,
Смягченный прелестью какой-то безконечной
Затишья, музыки и свѣжести сердечной, —
Рояль-же съ каждымъ днемъ пѣлъ тише и слабѣй
И смолкъ потомъ въ одинъ изъ августовскихъ дней.
Давно перемѣнилъ я мѣсто для прогулокъ.
Но, врагъ шумливыхъ массъ, про мирный переулокъ
Нерѣдко вспоминалъ съ тоскою я потомъ, —
Однако, говорятъ, все измѣнилось въ немъ:
Теперь тамъ голосятъ, играя, мальчуганы
И польками гремятъ другія фортепьяно.
М. Н.