Павел Васильев Автобиографические главы ---------------------------------------------------------------------------- Павел Васильев. Стихотворения и поэмы / Предисл., сост., подгот. текста С. А. Поделкова.- М.: "Советская Россия", 1989. ---------------------------------------------------------------------------- 1 Широк и красен галочий закат. Вчера был дождь. В окоченевших кадках, Томясь, ночует черная вода, По водосточным трубам ночь подряд Рыдания теснились. Ветром сладким До горечи пропахла лебеда. О, кудри царские по палисадам, Как перенесть я расставанье смог?.. Вновь голубей под крышей воркованье... Вот родина! Она почти что рядом. Остановлюсь. Перешагну порог. И побоюсь произнести признанье. Так вот где начиналась жизнь моя! Здесь канареечные половицы Поют легонько, рыщет свет лампад, В углах подвешен. Книга "Жития Святых", псалмы. И пологи из ситца. Так вот где жил я двадцать лет назад! Вот так, лишь только выйдешь на крыльцо, Спокойный ветер хлынет от завозен, - Тяжелый запах сбруи и пшениц... О, весен шум и осени винцо! Был здесь январь, как горностай, морозен, А лето жарче и красней лисиц. В загоне кони, ржущие из мглы... Так вот она, мальчишества берлога - Вот колыбель сумятицы моей! Здесь может, даже удочки целы, Пойти сыскать, подправить их немного И на обрыв опять ловить язей. Зачем мне нужно возвращать назад Менял ладони, пестрые базары, Иль впрямь я ждал с томленьем каждый год: Когда же мимо юбки прошумят Великомученицы Варвары И солнце именинное взойдет?.. Ведя под ручку шумных жен своих, Сходились молчаливые соседи, И солнце смех раздаривало свой, Остановясь на рожах их тупых, На сапогах, на самоварной меди... Неужто это правило душой? А именины шли своим путем, Царевной-нельмой, рюмками вишневки. Тряслись на пестрых дугах бубенцы, Чуть вздрагивал набухшим чревом дом, И кажется теперь мне: по дешевке Скупили нас тогда за леденцы. В загонах кони, ржущие из мглы... А на полтинах решки и орлы, На бабьих пальцах кольца золотые, И косы именинницы белы. И славил я порукой кабалы Варвары Федоровны волосы седые! 2 Не матери родят нас - дом родит. Трещит в крестцах, и горестно рожденье В печном дыму и лепете огня. Дом в ноздри дышит нам, не торопясь растит, И вслед ему мы повторяем мненье О мире, о значенье бытия. Здесь первая пугливая звезда Глядит в окно к нам, первый гром грохочет. Дед учит нас припрятать про запас. Дом пестует, спокойный, как всегда. И если глух, то слушать слез не хочет, Ласкает ветвью, розгой лупит нас. И все ж мы помним бисеры зимы, Апрель в ручьях, ворон одежду вдовью, И сеновалы, и собак цепных, И улицы, где повстречались мы С непонятою до сих пор любовью, - Как ни крути, не позабудем их! Нас мучило, нас любопытство жгло. Мы начинали бредить ставкой крупной, Мы в каждую заглядывали щель. А мир глядел в оконное стекло, Насмешливый, огромный, недоступный, И звал бежать за тридевять земель. Но дом вручил на счастье нам аршин, И, помышляя о причудах странствий, Мы знали измеренья простоту, Поверив в блеск колесных круглых шин, И медленно знакомились с пространством, От дома удаляясь на версту, - Не более. Что вспоминаешь ты, Сосед мой хмурый? Может быть, подвалы, В которых жил отец твой за гроши На городских окраинах, кресты Кладбищ для бедных, и зловонье свалок, И яркий пряник в праздник - для души? Но пестовала жизнь твою, любя, Другая, неизвестная мне сила. И был чужим сосущий соки дом, И вечером, поцеловав тебя, Твоя сестра на улицу ходила, Блестя слезой, от матери тайком. И поздно ночью, возвратясь из мглы, Полтинники, где решки и орлы, Она с тобою, торопясь, считала. И сутки были, как они, круглы. Мир, затопляя темные углы, Пел ненавистью крепкого накала. 3 Дышал легко станичный город наш, Лишь обожравшись - тяжко. Цвет акаций, Березы в песнях, листьях и пыли, И на базарах крики: "Сколько дашь?" Листы сырых, запретных прокламаций До нас тогда, товарищ, не дошли. У нас народ все метил загрести Жар денежный и в сторону податься. Карабкались за счастьем, как могли, - Не продохнуть от свадеб и крестин. Да, гневные страницы прокламаций До нас тогда, товарищ, не дошли. Да если б даже! - и дошла одна, Всяк, повстречав, изматерился б сочно И к приставу немедленно отнес. Был хлеб у нас, хватало и вина, Стояла церковь прочно, рядом прочно - Цена на хлеб, на ситец, на овес. И до сих пор стоят еще, крепки, Лабазы: Ганин, Осипов, "Потанин, И прочие фамилии купцов... Шрапнельными стаканами горшки Заменены. В них расцвели герани - Вот что осталось от былых боев, Сюда пришедших. Двадцать лет назад Здесь подбородки доблестно жирели, Купецкие в степях паслись стада, Копился в пище сладковатый яд. В шкатулках тлели кольца, ожерелья Из жемчугов. И серьги в два ряда. Не потому ли, выгибая клюв, Здесь Анненков собрал большую стаю - Старшой меньших! Но вывелась семья, И, черные знамена развернув, Он отлетал, крепя крыло, к Китаю, И степью тек, тачанками гремя. И мало насчитаешь здесь имен, Отдавших жизнь за ветры революций, Любимых, прославляемых теперь. Хребты ломая, колокольный звон Людей глушил. Но все-таки найдутся Один иль два из приоткрывших дверь В далекое. И даже страшно мне: Да, этот мир, настоян на огне, И погреба его еще не раз взорвутся, Еще не раз деревья расцветут, И, торопясь, с винтовками пройдут В сквозную даль солдаты революций. 4 Был город занят красными, они Расположились в Павлодаре. Двое Из них... 1934
