Около Новаго года Анна Михайловна неожиданно получила письмо отъ своей австралійки.
Миссъ Бенсъ писала изъ Парижа, что хочетъ воспользоваться любезнымъ приглашеніемъ Анны Михайловны и пріѣхать въ Россію.
Анна Михайловна была очень довольна.
Съ миссъ Бенсъ познакомилась она два года тому назадъ на лазурномъ берегу Ниццы и была очарована милой австралійкой. Онѣ часто видѣлись, гуляли, бесѣдовали, и Анна Михайловна очень совѣтовала ей взглянуть на Россію и приглашала къ себѣ погостить. Австралійка обѣщала, но за эти два года Анна Михайловна успѣла забыть и ее, и ея обѣщаніе.
Теперь мысль повидать эту славную женщину очень понравилась ей.
Хлопотъ никакихъ: домъ большой, а забавы много. Какъ эта австралійка будетъ удивляться на нашихъ московскихъ извозчиковъ, на Кремль. Блинами нужно будетъ ее угостить непремѣнно.
Написала отвѣтъ. Просила опредѣлить срокъ пріѣзда.
«Посылаю вамъ маленькую еловую вѣточку, — писала она. — Держите ее въ рукахъ, когда будете выходить изъ вагона. Подобная же вѣточка будетъ прикрѣплена къ шляпѣ моего лакея, котораго я пришлю за вами. Такимъ образомъ вамъ легко будетъ узнать другъ друга».
Миссъ телеграфировала свое восторженное согласіе, и Анна Михайловна съ удовольствіемъ думала, какъ покажетъ своимъ друзьямъ настоящую австралійку.
Она пріѣхала.
Немолодая, но еще свѣжая, сдержанно веселая, она такъ мило разсказывала о своихъ первыхъ впечатлѣніяхъ, что всѣ только радовались. Особенно нравилось всѣмъ, какъ они съ лакеемъ узнавали другъ друга по еловымъ вѣточкамъ, и какъ она испугалась, когда этотъ верзила, не говоря ни слова, завернулъ ее въ мѣховое одѣяло (Анна Михайловна боялась ея непривычки къ большимъ морозамъ) и впихнулъ се въ карету.
— Я думала, что онъ меня повезетъ прямо въ «Сайберіа», — говорила австралійка, по очереди обводя всѣхъ присутствующихъ своими весело-наивными глазами.
Австралійка понравилась, ее веселили, показывали ей достопримѣчательности, кормили блинами и сочиняли про нее анекдоты.
Въ особенности любили разсказывать про лакея и про елочки.
Австралійка скоро акклиматизировалась и часто выходила одна осматривать Кремль и музеи.
И вотъ въ одну изъ такихъ одинокихъ ея прогулокъ случилось съ ней событіе, повлекшее самыя удивительныя послѣдствія. Проходя по Тверской площади, на тротуарѣ она нашла брошку.
Брошка была сама по себѣ не очень цѣнная, но какого-то удивительнаго, замысловатаго фасона, очевидно, заказная.
Объ этой находкѣ миссъ тотчасъ же заявила полиціи.
Анна Михайловна и ея друзья сначала шутили по поводу находки, потомъ притихли: тетка Анны Михайловны, старая фрейлина, услышавъ объ этой исторіи, отнеслась къ ней крайне неодобрительно.
— Нашла брошку? — переспросила она. — Это, по-моему, очень странно. Только что пріѣхала въ Москву и сразу нашла. Почему же я, живя въ Москвѣ семьдесятъ два года, ни разу брошки не находила? По-моему, вы плохо знаете эту особу, и очень опрометчиво было приглашать ее къ себѣ въ домъ…. Вся эта эпопея съ брошкой очень подозрительна.
Хотя ни Анна Михайловна, ни ея друзья не могли въ точности уяснить себѣ, что тутъ подозрительнаго, такъ какъ никто не виноватъ, если найдетъ что-нибудь, а тѣмъ болѣе, что австралійка, вѣдь, не присвоила себѣ вещь, а тотчасъ о ней заявила, все же отношеніе къ гостьѣ какъ-то перемѣнилось.
Миссъ вызывали въ полицію, допрашивали, заставляли подписывать какія-то бумаги, требовали точнаго удостовѣренія ея личности изъ какого-нибудь австралійскаго участка.
Миссъ нѣсколько разъ печатала въ газетахъ объявленія о своей находкѣ. Никто не отзывался.
— Дѣйствительно, все это странно, — задумывалась Айна Михайловна. — Пожалуй, правда было опрометчиво съ моей стороны…
Анекдотовъ про австралійку больше не разсказывали. Какъ-то кто-то вспомнилъ столь любезную всѣмъ остроумную идею Анны Михайловны объ еловыхъ вѣточкахъ, но на полсловѣ былъ оборванъ самой же Анной Михайловной и впалъ въ немилость.
Аннѣ Михайловнѣ эта исторія съ вѣточками окончательно перестала нравиться.
— Что за таинственные условные знаки? Точно я съ ней въ комплотѣ, съ этой особой! И почему она подумала, что ее повезутъ въ «Сайберіа»? Откуда она знаетъ Сибирь? Ничего не знаетъ, блиновъ не знаетъ, а Сибирь знаетъ. Очень подозрительно.
Австралійку, занимавшую прежде за столомъ мѣсто рядомъ съ хозяйкой, стали понемногу отсаживать, и за послѣднимъ званымъ обѣдомъ она уже оказалась рядомъ съ приживалкой и пуделемъ.
Та кротко переносила свою судьбу, любезно улыбалась и ждала только конца брошечной исторіи, чтобы уѣхать на родину.
Въ участкѣ нашли, что у иностранки не всѣ бумаги въ порядкѣ. Вызывали ее. Заставляли разсказывать, какъ и гдѣ нашла брошь. Она ходила въ участокъ съ переводчицей, которой сама каждый разъ платила.
Часто во время пышнаго обѣда, когда какой-нибудь высокій гость разсказывалъ высокія новости изъ высшаго круга, къ хозяйкѣ подходилъ лакей и, почтительно пригнувшись, шепталъ:
— Барышню Бенсъ околоточный спрашиваютъ.
И барышня Бенсъ, съ кроткой улыбкой, извинившись передъ сосѣдями — приживалкой и пуделемъ — выходила изъ-за стола.
— Скоро ли это кончится! — вздыхала Анна Михайловна. — Она вытянула изъ меня всѣ нервы! Буквально!
Исторія съ брошкой тянулась долго.
Австралійка похудѣла, лицо у нея изъ привѣтливаго сдѣлалось недоумѣвающимъ. Ей давно пора было уѣхать, но добросовѣстность заставляла довести дѣло до конца.
И она снова печатала объявленія и ждала.
Жилось тревожно.
Анны Михайловны почти никогда не бывало дома.
— Я этимъ намекаю, — говорила она своимъ друзьямъ, — что она меня тяготитъ.
При входѣ миссъ въ гостиную, оживленный разговоръ смолкалъ. Анна Михайловна смотрѣла на нее выжидательно, а старая фрейлина поджимала губы и называла австралійку «ma chère».
— Если даже она вполнѣ честная особа и, дѣйствительно, нашла эту брошку, такъ нечего ей тутъ сидѣть. Только даромъ истратила на объявленія и переводчицу восемьдесятъ рублей.
— Все это очень подозрительно и кончится тѣмъ, что она еще что-нибудь найдетъ!
И вдругъ судьба улыбнулась.
Миссъ Бенсъ, съ прежнимъ привѣтливымъ лицомъ, вошла въ комнату Анны Михайловны.
— Я уѣзжаю, дорогой другъ. Мое дѣло закончилось.
— Неужели! — радостно удивилась Анна Михайловна.
— Да. Полиція произвела оцѣнку этой брошки, оцѣнила ее въ сто рублей и оставила у себя до розыска владѣльца. А третью часть стоимости — тридцать три рубля и тридцать три копѣйки выдала мнѣ за находку. Это — по закону, и я обязана взять. Это очень хорошо.
Анна Михайловна, несмотря на радостное настроеніе, вызванное вѣстью объ отъѣздѣ австралійки, все-таки не могла отказать себѣ въ презрительной усмѣшкѣ.
— Это очень хорошо, — кротко улыбалась миссъ Бенсъ. — Я очень довольна, что у меня есть эти, совершенно лишнія деньги, которыя я могу, пожертвовать бѣднымъ вашего города.
Миссъ Бенсъ уѣхала.
— Все-таки она была довольно симпатичная, — сказала Анна Михайловна тетушкѣ.
Бывшая фрейлина надула губы:
— Всѣ авантюристки симпатичныя. Этого требуетъ отъ нихъ ихъ ремесло!