Аббат. Часть 2 (Скотт)/ДО

Аббат. Часть 2 : или Некоторые черты жизни Марии Стюарт, королевы шотландской
авторъ Вальтер Скотт, переводчикъ неизвѣстенъ

Оригинал: англійскій, опубл.: 1820. — Перевод опубл.: 1825. Источникъ: az.lib.ru

АББАТЪ
или
НѢКОТОРЫЯ ЧЕРТЫ ЖИЗНИ МАРІИ СТУАРТЪ, КОРОЛЕВЫ ШОТЛАНДСКОЙ.

Сочиненіе Сира Валтера Скотта; ВЪ ЧЕТЫРЕХЪ ЧАСТЯХЪ. Переводъ съ Англинскаго. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. САНКТПЕТЕРБУРГЪ, въ Типографіи Императорскихъ Театровъ, 1825 года. Печатать позволяется

съ тѣмъ, чтобы по напечатаніи сей книги до выпуска въ публику представлены были въ Цензурный Комитетъ; одинъ екземпляръ для Цензурнаго Комитета, другой для Департамента Народнаго Просвѣщенія, два екземпляра для Императорской Публичной Библіотеки и одинъ для Императорской Академіи Наукъ. Москва. Генваря 18 дня 1826. Книгу сію расматривалъ Адъюнктъ, Надворный Совѣтникъ и Кавалеръ

Павелъ Щепкинъ.

ГЛАВА I.

Роландъ, погруженный, въ глубокій и крѣпкій сонъ, спалъ долго; и солнце свершило уже далеко путь свой по горизонту, когда Магдалина позвала его чтобы продолжать путешествіе. — Вставъ и одѣвшись поспѣшно, онъ торопился соединиться съ нею, и встрѣтилъ ее со всѣмъ готовую на порогѣ двери. Необыкновенная сія женщина обнаруживала во всѣхъ случаяхъ быстроту и твердость въ исполненіи однажды предпринятаго намѣренія, почерпаемыхъ въ обильномъ источникѣ энтузіазма, который одушевлялъ ее и по видимому возносилъ превыше всѣхъ чувствъ, слабостей и нуждъ смертнаго. — Иногда только слабое сіяніе страстей человѣческихъ проникало душу ея, какъ лучи солнечные во время бури на одну минуту проникаютъ облака затмѣвающія свѣтъ ихъ. Это была нѣжная материнская привязанность Магдалины къ Роланду, привязанность даже смѣшная, когда касалась до религіи Католической, но которой она не внимала когда становилась противною намѣреніямъ ею предпринятымъ и обязанностямъ на нее возложеннымъ. Она бы охотно пожертвовала жизнію для предмета своей нѣжности, но готова была подвергнуть опасности дни существа обожаемаго, и если нужно даже пожертвовать имъ для одного торжества Римской церкви въ Шотландіи.

Во всю дорогу, за изключеніемъ немногихъ обстоятельствъ въ которыхъ обнаруживалась материнская ея нѣжность, она говорила съ Роландомъ объ обязанности возстановить падшее величіе церкви и возвести Государя-Католика на тронъ Королевства; и иногда давала знать ему, хотя въ довольно темныхъ и непонятныхъ выраженіяхъ, что она сама предназначена была небомъ къ исполненію сего великаго дѣла, и въ дѣйствіяхъ своихъ охранялась невидимою силою ручавшеюся за успѣхъ.

Хотя Магдалина Гремесъ не почитала себя женщиною превыше другихъ смертныхъ, однакоже поведеніе одного или дв)осъ путешественниковъ на дорогѣ ими встрѣченныхъ, ясно показало, Что она въ ихъ глазахъ было существо одаренное чѣмъ то необыкновеннымъ. Правда, что два землей дѣльца гнавшіе стада свои, нѣсколько молодыхъ крестьянъ шедшихъ веселиться на праздникъ въ ближнюю деревню, воинъ догонявшій отрядъ свой, молодой воспитанникъ не давно выпущенный изъ училища — прошли мимо и не посмотрѣли на нихъ, или бросили только презрительный взглядъ; а нѣсколько дѣтей увлеченныхъ страннымъ видомъ и одеждою Магдалины, долго преслѣдовали ихъ съ громкимъ смѣхомъ, называя Папистами. Но одинъ Или два крестьянина, питавшіе во глубинѣ сердца своего тайное уваженіе къ угнѣтенной религій Католиковъ, бросивъ на передъ вокругъ себя боязненный взоръ изъ опасенія не примѣчаетъ ли кто за ними, преклонили перекрестясь колѣно передъ сестрою. Магдалиною, (такъ они ее называли) поцѣловали руку и конецъ ея платья, и приняли съ покорностію благословеніе которымъ она ихъ почтила. Вставъ и снова осмотрѣвшись не былъ ли кто свидѣтелемъ ихъ поклоненій, они поспѣшно удалились; нѣкоторые же положивъ руки на грудь издалека ей кланялись и въ молчаніи объявляли Магдалинѣ что они равно уважаютъ и ее и ея правила.

Магдалина не упускала сихъ случаевъ, и старалась обратить все вниманіе своего внука на знаки глубочайшаго уваженія, по временамъ ей оказываемаго.

Видишь ли сынъ мой, говорила она, что враги ученія нашего не были въ состояніи повредить добрыхъ правилъ религіи и исторгнуть любви къ вѣрѣ прародителей нашихъ. Среди эретиковъ, среди похитителей достоянія церкви Божіей, среди оскорбителей святыни Господней, еще существуютъ православные.

Ваша правда, матушка, отвѣчалъ Роландъ, но мнѣ кажется, что отъ этаго мы никакой помощи ожидать себѣ не можемъ; не замѣчаете ли вы, что всѣ которые носятъ оружіе при бедрѣ своемъ, а также люди знатнаго происхожденія, смотрятъ на насъ какъ на простыхъ нищихъ; оказываютъ же намъ уваженіе одни только бѣдняки изъ бѣдняковъ, люди въ крайности находящіеся, которые неимѣготъ ни хлѣба чтобы раздѣлить его съ нами, ни оружія чтобы защитить насъ, ни способности дѣйствовать имъ, если бы даже и имѣли его. Напримѣръ, этотъ несчастный съ такимъ благоговѣніемъ преклонявшій предъ вами колѣна, рубища котораго показывали чрезмѣрную бѣдность, а желтое, блѣдное и худое лице служило признакомъ какой то ужасной болѣзни, — можетъ ли разслабленное существо сіе, быть полезно великому предпріятію вами начертанному?

Можетъ ли оно мнѣ быть полезно, сынъ мой? сказала Магдалина съ необыкновенною живостію; когда благочестивое сіе созданіе возимѣетъ, по моему совѣту, намѣреніе сходить поклониться Св. Рингану, и возвратится совершенно изцѣлившимся отъ бѣдствій своихъ, исполненнымъ живости и здоровья, — гласъ его не будетъ ли несравненну пріятнѣе для слуха народа Шотландскаго гласа тысячи еретиковъ?

Безъ сомнѣнія, матушка, однакожъ я не со всѣмъ покоенъ на этотъ щетъ, ибо мы давно уже ничего неслыхали о чудесахъ Св. Рингана.

Магдалина посмотрѣла ему прямо въ лице и трепещущимъ отъ бѣшенства голосомъ, вскричала: ужели ты несчастный сомнѣваешься въ могуществѣ такого святаго?

Нѣтъ, матушка, отвѣчалъ поспѣшно молодой человѣкъ, я вѣрю всему чему только вѣрить слѣдуетъ; но не сомнѣваясь во власти Св. Рингана, можно смѣло сказать что онъ нѣсколько времяни не употреблялъ ее съ пользою.

И сего наказанія достойна Шотландія, сказала Магдалина удвоивъ шаги и остановившись на возвышеніи, куда вела ихъ дорога. Здѣсь, продолжала она, границы владѣній Св. Маріи, здѣсь на высотѣ откуда взоръ странника могъ видѣть древній монастырь сей, свѣтильникъ Государства, пребываніе угодниковъ Божіихъ, гробницу Царей земныхъ, здѣсь стоялъ крестъ, залогъ искупленія нашего! Что теперь сдѣлалось съ символомъ вѣры Католической? Смотри, мы видимъ одни остатки по землѣ разсѣянные; обратимъ взоры на югъ, узримъ ли башню позлащаемую прежде ежедневно восходящими и заходящими лучами солнца, услышимъ ли звонъ призывавшій вѣрныхъ сыновъ церкви къ утренней и вечерней молитвѣ? Все разрушено, какъ будто рука варваровъ и язычниковъ прикасалась къ мѣстамъ симъ. И какихъ же чудесъ ожидать отъ святыхъ, поруганныхъ въ образахъ и храмахъ своихъ, какъ не чудесъ мщенія? Доколѣ будутъ они терпѣть? Она подняла глаза къ небу, нѣсколько минутъ собиралась съ мыслями, и вскричала въ новомъ восторгѣ съ большею еще живостію: такъ, сынъ мой, нѣтъ на землѣ ничего по, стояннаго; торжество и уничиженіе слѣдуютъ одно за другимъ, какъ облака за солнцемъ; не всегда лозы наши останутся попранными, листья вредные предадутся пламени, а плодоносное древо дастъ обильную жатву; сегодня же, черезъ минуту даже надѣюсь получить важныя извѣстія. Пойдемъ не будемъ мѣшкать; — время дорого!

Она пошла по дорогѣ ведущей въ Аббатство, дорогѣ прежде различнымъ образомъ замѣчаемой Богомольцами собиравшимися на поклоненіе кресту; но теперь всѣ знаки были уничтожены. Въ полчаса дошли они до самаго монастыря, не совсѣмъ избѣжавшаго ярости времяни, хотя церковь до сихъ поръ была еще всѣми уважаема.

Кельи монаховъ, занимавшія обѣ стороны большаго двора, сгорѣли; внутренность представляла груду развалинъ, и наружныя стѣны не уступили пламени только по чрезвычайной толстотѣ своей. Комнаты Аббата, составлявшія третій этажъ, были еще обитаемы и служили убѣжищемъ малому числу братій остававшихся въ Кеннакюгерѣ. Прекрасные сады, великолѣпныя залы, пышныя убранствомъ молельни, представляли слѣды гибельнаго разрушенія; и многіе изъ окрестныхъ жителей, прежде бывшіе васаллы Аббатства, въ развалинахъ сихъ находили матеріалы для поправленія собственныхъ жилищъ своихъ. Роландъ видѣлъ что остатки Готическихъ колоннъ пышно убранныхъ, поддерживали крыши бѣдныхъ хижинъ. Церковь потерпѣла менѣе прочихъ зданій монастыря, но всѣ статуи и образа святыхъ разрушены были Реформатами, которые смотрѣли на нихъ какъ на предметъ идолопоклонства, и мало заботились объ уничтоженіи другихъ украшеній архитектуры.

Антикварій соболѣзнуетъ о раззореніи семъ, какъ о потерѣ для искуствъ и художествъ, но Магдалина Гремесъ взирала на оное какъ на ужаснѣйшее злодѣйство вопіющее къ небесамъ объ отмщеніи, — и Роландъ раздѣлялъ съ нею чувства сіи. Ни тотъ, ни другой однакожъ, не обнаруживали того что чувствовали, руки и глаза къ небу устремленные выражали всѣ ихъ мысли. Роландъ хотѣлъ было приближиться къ большой церковной двери, но Магдалина его остановила.

Дверь сія на долго заперта, сказала она ему, дабы-еретики не знали, что еще между братіями Св. Маріи существуютъ люди которые воздаютъ Богу поклоненіе въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ предки нечестивыхъ молились ему въ теченіи жизни своей, и гдѣ покоится прахъ ихъ по смерти. Пойдемъ сюда, сынъ мой.

Роландъ послѣдовалъ за нею и Магдалина, осмотрѣвъ не примѣчаетъ ли кто за ними, ибо опасности многому научили ее, велѣла ему постучаться въ калитку. Но стучи тише, прибавила она, осторожность здѣсь необходима. Роландъ исполнилъ ея приказаніе. Неслыша однако никакого отвѣта, она совѣтывала Роланду постучать еще разъ, и изъ отворившейся двери показался братъ привратника, который со страхомъ и боязнію хотѣлъ видѣть кто стучитъ, не желая притомъ чтобы его замѣтили. Какъ можно его было сравнить съ прежнимъ привратникомъ монастырскимъ, когда показываясь богомольцамъ посѣщавшимъ Кеннакюгеръ, отворялъ онъ имъ дверь произнося съ важностію Intrare mei filii. На мѣсто такого торжественнаго приглашенія, онъ шепталъ трепещущимъ голосомъ: теперь вы не можете войти; вся братія собрана. Но когда Магдалина тихо его вопросила, узналъ ли ты меня Св. отецъ? онъ тотчасъ перемѣнилъ свой голосъ и отвѣчалъ: войди любезная сестра, но войди поскорѣе, ибо взоры злыхъ людей обращены на насъ.

Она вошла, и привратникъ крѣпко на крѣпко заперъ калитку и повелъ ихъ различными извилистыми и мрачными переходами. Дорогою онъ тихо разговаривалъ съ Магдалиною, какъ бы опасаясь чтобы и самыя стѣны не слыхали словъ его.

Вся наша братія собрана, достойная сестра моя. — Весь соборъ духовный? — Весь соборъ для избранія Аббата. — Да поможетъ намъ Богъ! Не будутъ звонить въ колокола, ни пѣть торжественной обѣдни, ни отворять дверей церковныхъ, дабы народъ могъ видѣть Св. отца нашего и приносить ему свои поздравленія. Священнослужители наши должны скрываться какъ скрываются разбойники, которые избираютъ себѣ атамана, вмѣсто того, чтобы торжественно показаться служителями Божіями, которые назначаютъ себѣ начальника.

Что нужды, отвѣчала Магдалина; первые преемники Св. Петра избираемы были среди бурныхъ гоненій, не въ залахъ и палатахъ Ватикана, но въ подземельяхъ Рима языческаго. Избраніе ихъ не было празднуемо ни пушечными выстрѣлами, ни торжествами; всѣ поздравленія заключались въ приказаніяхъ идолопоклонниковъ влечь на мученіе отцевъ церкви Божіей. Такъ, среди подобныхъ бѣдствій возвысилась нѣкогда церковь Католическая, и теперешнія гоненія болѣе и болѣе ее очищаютъ. Замѣть еще, другъ мой, что никогда въ самые цвѣтущіе дни Аббатства Св. Маріи, никогда званіе настоятеля не приносило столько чести избираемому, сколько принесетъ оно нынѣ тому, кто согласится въ сіи времена ужаса принять на себя таковое достоинство! И на кого думаешь ты, долженъ пасть выборъ?

На кого долженъ пасть выборъ? Или чтобы яснѣе выразиться, кто осмѣлится принять на себя достоинство сіе, какъ не ученикъ благочестиваго Евстафія, храбрый и мудрый отецъ Амвросій?

Я знала это; сердце мое прежде сказало мнѣ, нежели уста твои произнесли имя его. Вооружись мужественный защитникъ вѣры! Покажи себя опытнымъ мореходцемъ, схвати кормило корабля, когда буря смѣшиваетъ всѣ стихіи. Возвратись на поле битвы, какъ воинъ возстановившій знамя полка своего….. возьми посохъ, достойный пастырь разсѣяннаго стада.

Тише, тише, сестра моя, сказалъ привратникъ отворяя дверь ведущую въ церковь; братія наша здѣсь будетъ праздновать избраніе новаго Аббата, — начнется большою обѣднею. Мнѣ надобно поспѣшить къ олтарю, ибо три должности: ризничаго казначея и привратника въ одно время возложены на бѣднаго и слабаго старика.

Сказавъ сіе, онъ оставилъ Магдалину и Роланда въ пространной церкви, которой великолѣпная, но разрушеніемъ обезображенная, архитектура доказывала что она начата въ XIV столѣтіи, столь знаменитомъ построеніемъ наилучшихъ Готическихъ зданій. Статуи окружавшія внутренность и наружность ея были низвержены и разбиты; гробницы Монарховъ, великихъ воиновъ подверглись той же участи. Древнія копья и мечи, столь долго висѣвшіе на гробѣ храбрыхъ Рыцарей, жертвы, усердіемъ пилигримовъ Святымъ приносимыя, лики великихъ воиновъ, славныхъ женщинъ, представленныхъ въ различныхъ положеніяхъ, всѣ молящіеся Творцу небесному на мѣстѣ гдѣ покоются бренные ихъ остатки, были смѣшаны съ поверженными изображеніями святыхъ мучениковъ, похищенныхъ рукою вѣроломныхъ изъ мѣстъ своихъ и разбросанныхъ по полу церкви.

Хотя прошло уже нѣсколько мѣсяцовъ послѣ сего разрушенія, однако же мужество до того оставило всѣхъ обитателей монастыря, что они не могли очистить церкви отъ груды развалинъ и возобновить тамъ устройство и порядокъ, которые требовали труда малаго и незначительнаго. Страхъ овладѣлъ людьми нѣкогда могущественными; чувствуя, что они оставлены въ древнемъ жилищѣ своемъ только изъ состраданія и милости, они нерѣшались приступить къ истребованію законныхъ правъ своихъ и довольствовались только тѣмъ, что въ тайнѣ могли совершать еще обряды религіи Католической.

Двое или трое изъ братіи, удрученные уже лѣтами, не давно заплатили природѣ долгъ свой, и могилы ихъ примѣтны были только потому, что надобно было очищать мѣсто отъ обломковъ и развалинъ для бренныхъ ихъ остатковъ. На камнѣ, покрывавшемъ гробницу отца Николая, сказано было, что онъ посвятилъ себя служенію Божію во времена Аббата Ингелрама, столь часто представлявшемуся памяти его. На другомъ, гораздо послѣ положенномъ надъ прахомъ отца ризничаго — Петра, видно было славное ратоборство его съ привидѣніемъ Авенельскимъ. Послѣдней заключалъ въ себѣ слѣдующую надпись: hic jacet Eustathius Abbas, ни кто не осмѣлился прибавить что либо въ похвалу его мудрости или неутомимаго рвенія къ религіи Католической.

Магдалина которая читала надписи на сихъ памятникахъ смертности людей, остановилась долѣе всего надъ гробомъ отца Евстафія. Счастіе для тебя, сказала она, но бѣдствіе для церкви нашей, — что такъ рано перешелъ ты въ обитель покоя. Пусть духъ твой, чадо святыни, не оставляетъ насъ. Научи преемника твоего идти по слѣдамъ своимъ, передай ему ту же смѣлость, тѣ же способности, тоже рвеніе, которыми ты самъ бывалъ одушевленъ. Боковая дверь, ведшая изъ залы собранія въ церковь, отворилась — и Св. отцы, поддерживая начальника ими избраннаго, вошли въ храмъ.

Прежде это было однимъ изъ торжествъ, наиболѣе достойныхъ уваженія у правовѣрныхъ. Время, въ которое мѣсто Аббата оставалось не занятымъ, почиталось временемъ печали или, какъ выражались монахи, временемъ вдовства; отголоски скорби перемѣнялись въ пѣсни радости и удовольствія, когда избирался новый глаза/ Лишь только отворялись церковныя двери, и показывался новый Аббатъ съ митрою на головѣ, съ посохомъ Епископскимъ въ рукахъ, облеченный во всѣ ризы первосвященника, предшествуемый толпою церковниковъ съ кадильницами, и послѣдуемый соборомъ монаховъ своихъ, однимъ словомъ окруженный всѣмъ означавшимъ санъ въ который посвящали его, — подавали знакъ къ игрѣ на органахъ, изливались торжественные звуки Te deum, на которые все собраніе отвѣчало гласомъ радости и восхищенія. Нынѣ, какая разница! Семь или восемь старцовъ, согбенныхъ подъ бременемъ лѣтъ, которые съ трепетомъ носили облаченіе ордена своего, вели къ олтарю начальника ими избраннаго, дабы признать его таковымъ среди мрачныхъ сихъ развалинъ подобно толпѣ заблудившихся пустынниковъ, избирающихъ себѣ главу среди песковъ степей Аравійскихъ, или плавателей заброшенныхъ вѣтромъ на мѣсто для нихъ неизвѣстное, назначающихъ себѣ путеводителя.

Желающій владычества во время мира, не охотно пользуется имъ въ тѣ критическія минуты, когда оно не доставляя ни почестей, ни выгодъ, Налагаетъ только на него ужасную обязанность первому подвергаться трудамъ и опасностямъ, и дѣлаетъ несчастнаго начальника предметомъ неудовольствія собратій своихъ и нападенія врага всеобщаго. Но человѣкъ почтенный теперь титломъ Аббата Св. Маріи имѣлъ душу способную къ занятію должности на которую призывался; смѣлый и пламенный, но терпѣливый и великодушный; быстрый и ревностный, но мудрый и опытный, онъ только казалось искалъ случая, чтобы содѣлаться великимъ человѣкомъ. Злые протестанты скажутъ, что Амвросій защищалъ не правое дѣло; но кто сохраняетъ въ чистотѣ сердца своего пагубное заблужденіе, тотъ заслуживаетъ по крайней мѣрѣ уваженіе и состраданіе потомства, и къ сему-то числу должны мы отнести Амвросія, послѣдняго Аббата Кеннакюгерскаго, ибо способности его заслужили удивленіе, а добродѣтели — уваженіе даже отъ самыхъ враговъ его вѣры.

Благородный и величественный видъ новаго Аббата, придавалъ нѣкоторое достоинство обряду, лишенному прочихъ украшеній; вся братья чувствуя опасности имъ угрожающія и припоминая безъ сомнѣнія счастливѣйшіе дни своей жизни, показывала видъ ужаса смѣшаннаго со стыдомъ и печалью и казалось спѣшила окончить церемонію какъ бы ожидая новыхъ бѣдствій. Не то совсѣмъ изображалось на лицѣ Амвросія; правда что черты его, когда онъ приближался къ крылосу среди развалинъ предметовъ для него священныхъ, носили отпечатокъ глубокой меланхоліи; но видъ его былъ с-покоенъ, поступь тверда и величественна. Ему казалось, что власть ему поручаемая ни сколько не зависитъ отъ постороннихъ обстоятельствъ, сопровождающихъ избраніе; и если твердая душа его способна была къ чувствамъ страха или печали, то онъ страшился не за себя собственно, но за церковь, которой былъ защитникомъ!

Наконецъ онъ подошелъ къ разрушеннымъ ступенямъ главнаго олтаря, держа въ рукѣ только пастырскій жезлъ; ибо кольцо Аббата и митра, украшенныя драгоцѣнными каменьями, содѣлались добычею хищниковъ. Вассалы не являлись одинъ за другимъ, дабы поклясться въ вѣрности мудрому своему Начальнику и принести ему въ даръ прекраснаго коня, покрытаго великолѣпными попонами. Ни одинъ Епископъ не присутствовалъ при церемоніи, чтобы включить въ почетное сословіе духовенства новое лице, голосъ котораго въ собраніяхъ духовныхъ имѣлъ равную съ ними силу. Малое число оставшейся братіи спѣшили дружески облобызать новаго Аббата, въ знакъ своей къ нему привязанности и вмѣстѣ уваженія. Обѣдня кончилась скорѣе обыкновеннаго. Служившій ее часто сбивался, и безпрестанно оборачивался какъ будто кто нибудь его прерывалъ, а присутствовавшіе братіи показывали что какъ ни коротко было служеніе, они все желали бы еще нѣсколько сократить его.

Сей безпорядокъ увеличился къ концу церемоніи, и это казалось было не безъ причины; ибо между пѣніемъ слышны были совершенно противные звуки, сперва въ далекѣ, потомъ они болѣе и болѣе приближались, и наконецъ заглушили гимны поющихъ. Шумъ отъ барабановъ, цимбаллъ, колокольчиковъ, крикъ сходствовавшій иногда съ громкимъ смѣхомъ, иногда съ ужаснѣйшею яростію, голоса дѣтей и женщинъ, — все сіе произвело удивительное замѣшательство и наложило глубокое молчаніе на уста служителей церкви. Въ слѣдующей главѣ мы объяснимъ причину и слѣдствіе сего необыкновеннаго происшествія.

ГЛАВА II.

Пѣніе монаховъ окончилось ужасомъ и смятеніемъ. Какъ молодые цыплята при видѣ какой ни будь хищной птицы не знаютъ куда скрыться и находятъ себѣ убѣжище подъ крыломъ матери, — такъ испуганные монахи сперва хотѣли бѣжать въ различныя стороны, но потомъ возвратились болѣе изъ отчаянія чѣмъ изъ мужества, и окружили новаго Аббата своего, который сохраняя видъ важности и достоинства, показанный имъ въ продолженіи всей церемоніи, остался на самой высокой ступени олтаря дабы бывъ болѣе видимымъ обратить на себя опасность, и хотя тѣмъ нѣсколько спасти своихъ товарищей.

Магдалина и Роландъ, которые стояли до сихъ поръ въ отдаленномъ углу крылоса, почти во все не замѣченные, теперь приближились невольнымъ образомъ къ олтарю, какъ бы желая раздѣлить участь монаховъ. Оба почтительно поклонились Аббату; Магдалина хотѣла повидимому нѣчто сказать ему, а Роландъ устремивъ взоры на большую церковную дверь, безпрестанные удары въ которую увеличивали шумъ, положилъ руку на кинжалъ.

Знакъ Аббата заставилъ ихъ удержаться. Тише, сестра моя, сказалъ онъ важно, тише, предоставь попеченію Аббата Св. Маріи отвѣчать на восклицанія вассаловъ церкви, которые пришли вѣроятно праздновать его избраніе, а ты мой сынъ, берегись прибѣгать къ оружію земному. Если это воля Божія чтобы Святой храмъ его былъ поруганъ и оскорбленъ вѣроломными, обагренъ кровію многихъ жертвъ, — рука юноши — Католика не должна быть причастна сему преступленію.

Шумъ болѣе и болѣе увеличивался, удары въ дверь дѣлались сильнѣе и многіе голоса требовали чтобы ее отворили. Аббатъ не взирая на опасность угрожавшею ему, спокойно приближился къ паперти, и спросилъ голосомъ владыки, кто пришелъ нарушать спокойствіе ихъ во время Богослуженія, и чего они хотятъ?

Послѣдовало нѣсколько минутъ молчанія, сопровождаемаго страшнымъ смѣхомъ. Наконецъ кто-то отвѣчалъ: мы хотимъ войти въ церковь, отворите дверь и тогда увидите кто мы таковы.

Именемъ кого хотите войти вы? спросилъ Аббатъ.

Именемъ нашего почтеннаго Аббата, отвѣчалъ тотъ же голосъ; и сильный смѣхъ послѣдовавшій за отвѣтомъ симъ, ясно показывалъ, что слова сіи выражали нѣчто совершенно противное.

Я не знаю и не желаю знать что заключаютъ слова ваши; но именемъ Бога прошу васъ удалиться и оставить въ покоѣ служителей Его; я говорю какъ человѣкъ, который имѣетъ право повелѣвать въ мѣстахъ сихъ.

Отворите дверь не теряя времени по пустому, сказалъ грубый голосъ; мы увидимъ чьи права здѣсь сильнѣе Г. Аббатъ? и покажемъ вамъ начальника которому всѣ должны повиноваться.

Мы выломаемъ дверь, отвѣчалъ третій голосъ, если не хотите отворить ее, и перебьемъ всѣхъ монаховъ которые осмѣливаются оспоривать права наши.

Да, да, выломаемъ дверь, закричали всѣ, и справимся съ монахами.

Въ дверь начали бить толстыми молотками, и, несмотря на всю свою прочность, она вѣроятно не долго бы устояла, если бы Аббатъ видя что все сопротивленіе безполезно и не желая раздражить осаждающихъ, не попросилъ ихъ успокоишься на одну только минуту и выслушать его хладнокровно. Дѣти мои, сказалъ онъ имъ, я не хочу заставить васъ сдѣлать подобное прегрѣшеніе; вамъ отворятъ дверь, привратникъ пошелъ за ключемъ; но умоляю васъ, подумайте, въ такомъ ли вы расположеніи духа чтобы позволить себѣ войти въ святую церковь?

Что за папизмъ? вскричалъ одинъ голосъ, мы въ такомъ жё точно расположеніи въ какомъ бываютъ и монахи, когда у нихъ за ужиномъ доброй ростбифъ вмѣсто капусты въ водѣ вареной. Но пусть не много поторопится вашъ привратникъ, иначе мы и безъ него обойдемся. Не такъ ли, товарищи?

Безъ сомнѣнія, отвѣчало множество голосовъ, что намъ за нужда дожидаться его.

И вѣрно бы они долѣе не стали дожидаться, еслибъ къ счастію въ сію минуту привратникъ не подоспѣлъ съ ключами. Онъ приближался съ трепетомъ къ двери, отворилъ большую ея половину и отскочилъ назадъ съ быстротою человѣка который подымаетъ шлюзъ и вмѣстѣ боится чтобы вода его не затопила. Аббатъ стоялъ въ десяти шагахъ отъ двери и не показывалъ ни малѣйшаго вида страха или смущенія; и монахи ободренные его примѣромъ и воодушевленные чувствомъ обязанностей своихъ, окружили его, какъ бы стыдясь оставить своего начальника. — Лишь только отворилась дверь, — послышались страшныя восклицанія смѣхомъ сопровождаемыя; но яростная толпа не ворвалась въ церковь, какъ того должно было ожидать, раздался только голосъ: ей! мѣсто! мѣсто! Дайте пройти Аббату! Надобно, чтобы два почтенные отца увидились и поговорили другъ съ другомъ.

Собравшаяся толпа у входа представляла самое странное зрѣлище. Она состояла изъ мущинъ, женщинъ, дѣтей безобразно одѣтыхъ, и въ престранныхъ положеніяхъ. Одинъ изъ нихъ сидя на картонѣ, который спереди представлялъ лошадиную голову, а сзади имѣлъ длинный волосяной хвостъ, и покрытъ былъ большимъ кускомъ матеріи, ломался, вертѣлся, привскакивалъ, управлялъ, и, однимъ словомъ, прекрасно представлялъ деревянную лошадь. Другой съ несравненно ужаснѣйшею наружностью дракона, съ золотыми крыльями, открытою пастію, готовъ былъ поглотить юношу, представлявшаго прелестную Сабу дочь Короля Египетскаго; она бѣжала отъ него, и въ тоже время Св. Георгій имѣя скороводу вмѣсто каски, и щетку вмѣсто копья, по временамъ защищалъ ее и принуждалъ чудовище оставить свою добычу. Волки, медвѣди, и множество другихъ дикихъ животныхъ, также довольно удачно занимали роли свои; шествіе заключалось толпою разбойниковъ весьма натурально и живо изображенною, что впрочемъ ни мало неудивительно, ибо большая часть бѣглецовъ пограничныхъ имѣли честь представлять то, чѣмъ они были въ самомъ дѣлѣ.

Молчаніе, хранимое при дверяхъ церкви въ ожиданіи повидимому лица болѣе важнаго, которое долженствовало предводительствовать ими, дало время Аббату и монахамъ разсмотрѣть ихъ. Они не долго оставались въ неизвѣстности и скоро узнали причину посѣщенія сихъ странниковъ.

Можетъ быть многимъ изъ читателей извѣстно, что было Бремя когда Римская церковь, находясь въ полной власти своей, имѣла праздники въ честь Сатурна, которые во многомъ сходствовали съ дурачествами производимыми въ минуту разсказа нашего, жителями Кеннакюгера и его окрестностей; дѣлали пародіи наиспорченнаго вкуса на всѣ даже торжественнѣйшія церковные церемоніи, и что всего удивительнѣе! съ дозволенія самаго духовенства {Безъ сомнѣнія Авторъ говоритъ здѣсь о первыхъ Театральныхъ представленіяхъ — мистеріяхъ — піэсахъ коихъ сюжетъ взятъ изъ библіи (mystères) или объ ослиныхъ и шутовскихъ праздникахъ. Отсюда помнится мнѣ нѣсколько стиховъ:

Orientis partibua.

Adventavit asinus

Pulcher et Pulcberimus.

Thur et Myrrhum de Sabâ

Tulit in eclesiâ

Virtus asinavia.

Но онъ значительно ошибается но времени, полагая что сіи грубые праздники существовали въ ту эпоху, въ которую помѣщаетъ онъ романъ свой. Они давно уже прекращены были, покрайней мѣрѣ во Aранціи. (Примѣчаніе Переводчика, взятое изъ Фр. перевода сего же романа).}.

Во времена цвѣтущаго состоянія Іерархіи Римской, духовные по видимому не опасались гибельныхъ слѣдствій, позволяя народу оказывать столь малое уваженіе къ святынѣ и такимъ образомъ поступать съ нею. Но когда родились сомнѣнія въ ученіи вѣры Католической, когда ненависть къ служителямъ ея обнаружилась между Реформатами, они уже поздно увидѣли пагубныя слѣдствія игръ и забавъ, въ которыхъ все святое обращалось въ смѣшное и забавное. Тогда начали думать объ истребленіи злоупотребленій сихъ, но прошло довольно времени прежде, чѣмъ могли успѣть отучить народъ отъ любимаго удовольствія; и въ Шотландіи, также какъ и въ Англіи, Митра Католическаго Аббата, Епископское облаченіе прелата Протестанскаго, одѣяніе проповѣдника Кальвинова, поперемѣнно должны были уступать мѣсто: Папѣ главѣ дураковъ. Епископу ребенку, и Аббату безрасудныхъ.

Сей то послѣдній приближался теперь ко вратамъ церкви, каррикатурно одѣтый въ платьѣ Аббата Св. Маріи, которому хотѣлъ онъ явить презрѣніе предъ лицемъ всего духовенства и даже въ самой его церкви. Мнимый сей пастырь былъ здоровый мужчина средняго росту и ужасной толщины, произходившей отъ поддѣланнаго живота. На головѣ его надѣта была мѣдная митра, нѣсколько похожая на шишакъ гренадера, грубой работы и украшенная различными изображеніями, замѣнявшими собою драгоцѣнные каменья. Лице, изъ подъ митры видное, особенно примѣчательно было по чудовищному своему носу; сверхъ клеенчатаго кафтана была на немъ мантія изъ шитой канвы, на правомъ плечѣ которой изображалась сова. Въ правой рукѣ держалъ онъ пастырскій посохъ, а въ лѣвой маленькое зеркальцо; и такимъ образомъ походилъ во всемъ на однаго знаменитаго шута, коего приключенія недавно изданныя, имѣли большой успѣхъ въ народѣ, и весьма дорого были имъ цѣнимы.

Свиту его составляли люди въ карикатурной одеждѣ монаховъ, и они слѣдовали повсюду за начальникомъ своимъ. Посторонившаяся толпа дабы дать имъ пройти, бросилась въ церковь, крича: мѣсто! мѣсто! почтенному отцу Говлегласу, Аббату сумазбродныхъ.

Съ появленіемъ его началось ужаснѣйшее пѣніе; повсюду слышны были крики дѣтей, пискъ женщинъ, смѣхъ мущинъ, мычаніе животныхъ, свистъ драконовъ; всѣ бѣжали въ церковь какъ безумные и изсѣкали изъ полу огонь гвоздями, которыми подбиты были ихъ сапоги. Страшное собраніе сіе тягостно было для зрѣнія и слуха и поразило бы и самого равнодзчинаго зрителя. Но никто изъ монаховъ не могъ казаться таковымъ; всякой страшился подвергнуться еще какой нибудь новой опасности, и зналъ что сіе общее волненіе въ умахъ народа имѣло своимъ предметомъ — позабавиться на ихъ щетъ. Среди сего безпорядка, взоры ихъ устремлены были на своего Аббата, какъ взоры плавателей во время ужаснѣйшей бури устремлены на кормчаго, въ рукахъ котораго кормило и ихъ спасеніе.

Отецъ Амвросій самъ не зналъ что ему дѣлать. Чуждый боязни, онъ чувствовалъ однако какимъ опасностямъ можетъ подвергнуть малое стадо свое, если предастся влеченію гнѣва имъ овладѣвшаго. Онъ подалъ знакъ рукою, требуя молчанія; но крикъ и негодованіе шумной толпы были ему отвѣтомъ. Когда же Говлегласъ съ насмѣшливымъ видомъ сдѣлалъ тоже саі мое, всѣ сей часъ ему повиновались, увѣренные что разговоръ долженствовавшій начаться между двумя Аббатами послужитъ имъ новымъ предметомъ для смѣха. Ну! закричали многіе голоса: ну, почтенные отцы наши, попробуйте силы свои; монахъ идетъ противъ монаха, Аббатъ противъ Аббата; кажется обѣ стороны равны.

Тише, воскликнулъ Говлегласъ; не ужели два мудрые начальника церкви не могутъ имѣть свиданія и насладиться бесѣдою другъ съ другомъ безъ того, чтобы вы не кричали, не ревѣли? Какъ будто мы на травлѣ быка съ дворовыми собаками. Тише, говорю я вамъ, дайте мнѣ съ почтеннымъ отцомъ симъ поговорить р власти и постановленіяхъ нашихъ.

Дѣти мои, сказалъ отецъ Амвросій…. Они также и мои дѣти вскричалъ Аббатъ сумазбродныхъ; и притомъ дѣти счастливыя и довольныя своимъ состояніемъ. Многіе изъ нихъ затруднились бы кого изъ насъ двухъ избрать своимъ начальникомъ.

Если въ тебѣ кромѣ неблагоразумія и грубости ничего нѣтъ, сказалъ почтенный Аббатъ, дай мнѣ сказать покрайней мѣрѣ нѣсколько словъ заблудшимъ овцамъ симъ.

А мнѣ такъ кажется, достойный братъ мой, сказалъ Говлегласъ, что я все имѣю чтобы со славою остаться на мѣстѣ, которое сегодня занимаю; къ тому же, прибавилъ онъ показывая на поддѣланный животъ свой, я поутру постарался хорошенько набить внутренность свою добрымъ ростбифомъ и кое чѣмъ другимъ. Но говори ты прежде, собратъ мой, потомъ настанетъ моя очередь; будемъ искренны другъ передъ другомъ.

Во время разговора сего, негодованіе Магдалины возрасло до высочайшей степени. Приближившись и ставъ возлѣ Аббата, она тихо, но внятно сказала ему: Воспрянь, воспрянь, отецъ Амвросій; длань твоя невооружена ли мечемъ Св. Петра? Рази, обремени еретиковъ сихъ цѣпями и отлучи ихъ отъ стада Христова; отвергнутые однажды церковью, они будутъ прокляты небесами.

Тише, сестра моя, сказалъ Аббатъ, скромностью надо побѣждать безуміе. Предоставь мнѣ исполнять обязанности мои, я въ первый и можетъ быть въ послѣдній разъ принялъ ихъ на себя.

Достойный собратъ мой, сказалъ Говлегласъ, послѣдуй совѣтамъ святой сестры. Никогда монастырь не можетъ процвѣтать безъ совѣтовъ женщины.

Замолчи, безразсудный, сказалъ отецъ Амвросій, а вы братіи мои….

Нѣтъ, вскричалъ Говлегласъ, до тѣхъ поръ пока не объяснишься со мною, ты не имѣешь права давать наставленій ни одной овцѣ изъ моего стада. Клянусь тебѣ что ни одинъ изъ членовъ моего общества не будетъ внимать Словамъ твоимъ; и потому лучше отнестись ко мнѣ, я согласенъ тебя слушать.

Чтобъ избавиться отъ столь непріятнаго разговора; Аббатъ хотѣлъ узнать сколь далеко простирается еще уваженіе въ жителяхъ владѣній Св. Маріи къ главѣ ихъ церкви; но Говлегласъ не далъ ему выговорить ни слова, онъ подалъ знакъ большою палкою которая, служила ему вмѣсто Епископскаго посоха, и пляски, шумъ, крикъ снова начались.

Теперь, товарищи, сказалъ Говлегласъ, замолкните; посмотримъ, запоетъ ли или побѣжитъ прочь пѣтухъ Кеннакюгерской.

Тишина водворилась въ туже минуту, и Амвросій воспользовался симъ дабы обратиться къ сопернику своему, не находя другаго средства успѣть въ желаніи своемъ. Несчастное созданіе, сказалъ онъ ему, не ужели слабый разумъ твой не можетъ избрать лучшаго занятія, какъ вредить ближнимъ и увеличивать мракъ невѣжества ихъ?

По чести, сказалъ Говлегласъ, между твоею и моею должностью, я вижу мало разницы, или лучше сказать, ни какой нѣтъ.

Несчастный! прервалъ отецъ Амвросій, избери себѣ другой предметъ для посмѣянія, и оставь религію которую уважать и любить обязанъ.

Ты говоришь правду, почтенный братъ мой. Но смѣяться надъ монахами, не значитъ еще смѣяться надъ религіею такъ точно какъ поносить одежду людей, не значитъ поносить самыхъ людей.

А вы, друзья мои; сказалъ Аббатъ окинувъ все собраніе и говоря съ жаромъ заставившимъ на нѣсколько минутъ обратиться къ словамъ его, не ужели потерпите чтобы безумецъ приходилъ ругаться надъ служителями Божіими въ самомъ храмѣ Его? Вы почти всѣ жили подъ кровомъ святыхъ предшественниковъ моихъ, поставленныхъ повелѣвать въ томъ самомъ храмѣ, гдѣ мнѣ суждено терпѣть и мучиться; имъ обязаны вы всѣмъ что имѣете въ жизни сей, и если имѣли иногда нужду въ помощи и утѣшеніи мудрости, то всегда здѣсь находили ихъ. Кто изъ приходящихъ въ монастырь сей, когда либо отвергаемъ былъ? Не молились ли мы за васъ, когда вы предавались забавамъ; не бодрствовали ли, когда сонъ смыкалъ очи ваши?

Это слыхалъ я отъ бабъ Кеннакюгерскихъ, сказалъ Говлегласъ.

Но шутка сія не Имѣла прежняго успѣха, и отецъ Амвросій видя нѣкоторымъ образомъ другое мнѣніе въ слушателяхъ, хотѣлъ имъ воспользоваться.

Думаете ли вы, продолжалъ онъ, что приносите дань благодарности, приходя оскорблять и ругаться надъ старцами коихъ предшественники и они сами кромѣ добра ничего вамъ не дѣлали, которые неимѣютъ теперь другаго желанія, какъ умереть спокойно среди развалинъ прежде бывшаго свѣтильника страны сей, и ежедневно возсылаютъ къ Творцу небесному молитвы о скорѣйшемъ призваній ихъ въ страну лучшую, гдѣ бы не могли они видѣть какъ потухнетъ послѣдняя искра величія церкви ихъ, какъ отечество любезное, но несчастное, окруженное мракомъ новаго ученія, мало по малу сдѣлается жертвою распрей и раздоровъ собственныхъ дѣтей своихъ. Мы невооружали на васъ грома небеснаго за обиды и гоненія понесенныя нами; не имѣя собственности, лишенные пропитанія необходимаго къ поддержанію временнаго существованія нашего, мы все терпѣли, все переносили великодушно, и никогда не хотѣли прибѣгнуть къ ужасному средству; отлучить васъ отъ церкви Господней. Теперь однако просимъ васъ: оставьте насъ спокойно жить и умереть въ семъ храмѣ который намъ принадлежитъ, позвольте въ тишинѣ молить Бога о прощеніи общихъ прегрѣшеній нашихъ, и не возмущайте мирныхъ занятій старцовъ обидами нестерпимыми и поруганіемъ святыни Господней.

Рѣчь сія, столь мало ожиданная, произвела повидимому нѣкоторое дѣйствіе надъ слушателями. Инструменты затихли, пляски прекратились, и наступило общее молчаніе. Многіе изъ дикихъ звѣрей казалось были тронуты; медвѣдь вздыхалъ, и большая лисица утирала слезы хвостомъ своимъ. Драконъ, прежде столь страшный и ужасный, принявъ на себя видъ умиленія сказалъ съ раскаяніемъ: если бы я зналъ что почтенный Аббатъ такъ близко къ сердцу приметъ наши шутки, я ни за что не согласился бы участвовать въ сихъ увеселеніяхъ.

Но Говлегласъ не хотѣлъ оставить Аббата побѣдителемъ.

Что все это значитъ, товарищи мои? вскричалъ онъ; не вы ли назвали меня Аббатомъ сумазбродныхъ? можетъ ли кто нибудь изъ васъ сегодня внимать хотя одному слову здраваго разсудка. Не вы ли полнымъ соборомъ бывшемъ въ кабакѣ Луки Мартына избрали меня своимъ главою? Неуже ли вы хотите меня оставить и отречся отъ своего избранія? надо окончить начатое. Если кто нибудь скажетъ умное слово до окончанія сегодняшняго дня; если я увижу что кто нибудь разсуждаетъ: то въ силу власти мнѣ данной, прикажу его опустить на все время въ прудъ Кеннатогерской.

Непостоянная чернь, по обыкновенію, отвѣчала на сіе новыми восклицаніями; барабаны и волынки снова начали издавать разногласные свои звуки; крикъ дѣтей, мычаніе животныхъ возобновились, самый драконъ забывъ свое раскаяніе, казалось снова расположился преслѣдовать трепещущую Сабу. Однако вѣроятно что Аббатъ который старался въ другой разъ водворить тишину, успѣлъ бы укротить сіе волненіе, если бы Магдалина Гремесъ, не рѣшилась прервать молчанія. Злодѣи, вскричала она голосомъ раздавшимся по всему храму; святотатцы, еретики, тираны, кровопійцы!

Замолчи сестра моя, прошу тебя, приказываю тебѣ, сказалъ отецъ Амвросій; предоставь мнѣ одному исполнять мою обязанность.

Но ничто не могло остановить Магдалины, она продолжала свои ругательства сопровождая ихъ различными угрозами.

Товарищи, сказалъ Говлегласъ, достойная женщина сія не произнесла ни одного путнаго слова, въ слѣдствіе чего и освобождается отъ наказанія законами нашими положеннаго; но хотя она и говорила вздоръ, однако имѣла намѣреніе сказать что нибудь дѣльное, а потому или должна признаться что всѣ слова ея суть слѣдствія разстроеннаго разсудка, или она будетъ отвѣчать за нихъ какъ за самую злую истину. Признавайся же поскорѣе, святая женщина, пилигримка, настоятельница или кто бы ты такая не была если не хочешь познакомиться съ нашимъ прудомъ, ибо ты знаешь что между безумными нѣтъ ни какихъ объясненій, никакихъ оправданій"

Сказавъ сіе, онъ протянулъ руку къ Магдалинѣ чтобы схватить ее, а его товарищи въ томъ ему помогали крича: въ прудъ, въ прудъ ее. Но неожиданный случай помѣшалъ исполненію ихъ предпріятія. Poландъ, который съ негодованіемъ смотрѣлъ на обиды причиняемыя мудрому его Наставнику имѣлъ довольно власти надъ собою дабы подумать, что онъ ничѣмъ полезенъ быть ему не можетъ, и что угрозы его увеличатъ только ярость присутствующихъ. Но когда онъ увидѣлъ недостойные поступки съ Магдалиною — все благоразуміе его оставило; онъ предался природному своему влеченію, бросился съ кинжаломъ на Говлегласа, и нанесъ ему ударъ, который распростеръ его на полу церкви*

ГЛАВА III.

Ужасный вопль о мщеніи раздался со всѣхъ сторонъ. Никто не думалъ о представленіи лица имъ занимаемаго; и все собраніе не имѣя оружія удерживалось нѣсколько минутъ видомъ Роланда и кинжаломъ которымъ грозилъ онъ пронзить перваго ктобы осмѣлился подойти къ нему. Трепещущій Аббатъ видя такое зрѣлище, поднялъ руки къ небу и умолялъ его простить убійство въ храмѣ совершенное. Одна Магдалина казалось торжествовала бывъ свидѣтельницею поступка Роланда, хотя на лицѣ ея выражался также нѣкоторый страхъ который вѣроятно происходилъ отъ опасенія вредныхъ послѣдствій, для ея обожаемаго предмета.

Но ярость толпы, печаль Аббата и торжество Магдалины, были напрасны. Говлегласъ, котораго почитали смертельно раненымъ, всталъ поспѣшно и вскричалъ: чудеса! друзья мои, чудеса какія едвали когда нибудь совершались въ храмѣ Кеннакюгерскомъ; смертельно раненный излѣчился. Теперь, какъ законный Аббатъ вашъ, приказываю вамъ ни кого нетрогать безъ моего на то соизволенія. Вы, волки и медвѣди, возьмите сего юношу, но не дѣлайте ему ни малѣйшаго вреда. Ты же, почтенный собратъ мой, удались съ монахами въ кельи; ибо совѣщаніе наше кончилось какъ обыкновенно всѣ совѣщанія кончаются т. е. каждый остался при своемъ мнѣніи: а если мы будемъ сражаться за наши мнѣнія, то ты, твои монахи, и твоя церковь не слишкомъ будете довольны нами; а потому совѣтую лучше удалиться.

Шумъ возобновился, однако отецъ Амвросій медлилъ еще не зная сопротивляться ли ему, или оставить сіе до временъ болѣе счастливыхъ, Говлегласъ который видѣлъ что происходило въ душѣ его, принявъ на себя сурьезной видъ во все ему не свойственный, сказалъ важно: почтенный отецъ, мы пришли сюда скорѣе по веселиться, чѣмъ причинять зло, мы болѣе лаемъ, нежели кусаемъ, въ особенности же во все не имѣемъ намѣренія лично васъ оскорблять. А потому я и прошу васъ удалиться, пока есть еще время; ибо сокола пущеннаго на добычу трудно остановить бываетъ, и если товарищи мои заберутъ что нибудь себѣ въ голову, то и самому Аббату безумныхъ, нельзя ихъ будетъ удержать.

Монахи собравшись около Аббата просили его согласиться на предложеніе старика. Подобныя празднества, говорили они ему, допущены были твоими предшественниками, и самъ отецъ Николай во времена Ингелрама представлялъ лице дракона.

А мы собираемъ нынѣ плоды сѣмянъ столь не благоразумно посѣянныхъ ими, сказалъ Амвросій. Они позволили людямъ забавляться святынею; мудрено ли что сіи люди теперь стали ее презирать? Но я соглашаюсь на вашу просьбу, братіи мои, удалимся въ наши кельи и будемъ молиться. А тебѣ Магдалина, именемъ власти моей надъ тобою и если для тебя драгоцѣнно спасеніе сего юноши, — приказываю слѣдовать за нами безпрекословно. Но еще одно слово! что хочешь ты дѣлать съ этимъ молодымъ человѣкомъ, который у тебя въ плѣну? спросилъ онъ строгимъ голосомъ Говлегласа. Или ты не видишь, что на немъ платье жителей замка Авенельскаго? Кто не страшится гнѣва небеснаго, тотъ долженъ по крайней мѣрѣ опасаться мщенія людей.

Не безпокойтесь объ немъ, отвѣчалъ Говлегласъ; я знаю кто онъ таковъ.

Я васъ прошу, сказалъ Аббатъ умоляющимъ голосомъ, простить ему поступокъ, къ которому неумѣренное рвеніе его побудило.

А я вамъ повторяю, чтобы вы объ немъ не безпокоились, отвѣчалъ Говлегласъ; удалитесь лучше со всѣмъ вашимъ женскимъ и мужскимъ причетомъ, если не хотите чтобы женщина сія познакомилась съ нашимъ прудомъ. Что же касается до злопамятства, то, не смотря на круглоту моей фигуры, сказалъ онъ ударяя себя по животу, для него здѣсь мѣста нѣтъ. Все солома, да шерсть; это только и предохранило меня отъ кинжала сего безумца и предохранило лучше всякой брани Миланской.

Въ самомъ дѣлѣ кинжалъ Роланда вошелъ только въ поддѣланный животъ Говлегласа, который и упалъ на землю, единственно отъ сильнаго и во все неожиданнаго удара. успокоенный нѣсколько увѣреніями своихъ товарищей, къ тому же принужденный уступить превосходнѣйшей Силѣ, Аббатъ вышелъ изъ церкви въ сопутствіи монаховъ и Магдалины и оставилъ веселой толпѣ поле сраженія, Она не сопровождала однако уходящихъ монаховъ криками неумѣренной радости, ибо рѣчь Аббата привела однихъ въ стыдъ, другимъ дала почувствовать угрызеніе совѣсти, во всѣхъ же вселила нѣкоторое минутное уваженіе. Глубокое молчаніе царствовало до тѣхъ поръ, пока послѣдній монахъ не вышелъ изъ боковой двери церкви, которая примыкала въ залѣ собранія и вела въ комнаты Аббата; но поученіе Говлегласа снова возстановило веселіе между ними.

Чтоже! товарищи, сказалъ онъ имъ, о чемъ же вы думаете? Отъ чего вижу я столько недовольныхъ лицъ? Не болтанье ли старой колдуньи тому причиною? Если такъ, то непрогнѣвайтесь, вы глупѣе ее. Ей! барабаны, волынки пробудите усыпившихся; мущины танцуйте, женщины пойте, дѣти кричите, лошади прыгайте, змѣи шипите, а вы волки и медвѣди берегите своего плѣнника. Будемъ радоваться и веселиться сегодня, печаль придетъ сама собою завтра; къ чему сія бездѣйственность? жизнь наша такъ кратко временна, что одна минута проведенная въ праздности много значитъ.

Трогательное сіе поученіе произвело желаемое дѣйствіе, умы воспламенились болѣе чѣмъ когда либо, и всякой казалось хотѣлъ оспорить у другаго право дѣлать больше безпорядковъ. Церковь наполнилась дымомъ созженныхъ растеній, совершали пародію церковнаго служенія и пѣли простонародныя пѣсни на голосъ священныхъ гимносъ. Исполнивъ все, что только разстроенное воображеніе могло имъ внушить, они разрушили остатки архитектуры, которые избѣжали рукъ ихъ предшественниковъ; разбили стекла въ окнахъ церковныхъ и не пощадили даже украшеній остававшихся еще на нѣкоторыхъ гробницахъ.

Вкусъ къ разрушенію, равно какъ и ко всему другому увеличивается по мѣрѣ того какъ онъ удовлетворенъ бываетъ, уничтоживъ постепенно одни послѣ другихъ всѣ остатки великолѣпной архитект)/ры, украшавшей церковь сію, многіе изъ недоброжелательныхъ хотѣли разрушить и церковь до основанія. Раззоримъ, вскричали они, раззоримъ старое гнѣздо сихъ хищныхъ враговъ; давно уже приверженцы Папы находятъ здѣсь себѣ убѣжище.

Слова сіи всѣми громогласно были повторяемы, умы послѣдователей Говлегласа разгорячались болѣе и болѣе такъ что почтенный прелатъ не былъ уже въ состояніи управлять своимъ стадомъ. Среди сего безпорядка вооруженный Рыцарь въ сопровожденіи нѣсколькихъ оруженосцевъ вошелъ въ церковь, твердымъ голосомъ усмирилъ веселящихся и велѣлъ имъ выдти въ ту же минуту изъ храма.

Забрало его было поднято, но если бы оно было и опущено то по однимъ перьямъ шлема можно было узнать Сира Алберта Клендининга. Проѣзжая мимо монастыря, онъ услышалъ еще издали необыкновенный шумъ въ церкви Аббатства и страшась за брата своего, поспѣшилъ въ нее войти.

Что все это значитъ? спросилъ онъ строгимъ голосомъ. Не ужели вы Христіане, вѣрные слуги Царя? И вы раззоряете такимъ образомъ храмъ ему принадлежащій?

Всѣ молчали, хотя многимъ казалось удивительно, какъ ревностный протестантъ упрекаетъ ихъ въ томъ что, по ихъ мнѣнію, заслуживаемо особенную похвалу.

Наконецъ драконъ взялся быть всеобщимъ адвокатомъ и объявилъ, изъ отверстія сдѣланнаго въ картонѣ, коимъ онъ былъ обернутъ, что они совершая разрушеніе хотѣли совершенно очистить церковь отъ Папизма.

Не ужели вы думаете, сказалъ Сиръ Албертъ, что насильственныя средства, вами употребленныя менѣе Папизма достойны порицанія, и что Папизмъ даже достигъ каменныхъ сихъ стѣнъ? заботтесь объ изцѣленіи души своей, усмирите гордыню свою, избѣгайте преступленій и повѣрьте мнѣ это будетъ гораздо лучше всякаго желанія очищать церковь, разрушая ее. Знаетели, что теперешніе поступки ваши, суть еще остатки предразсудковъ церкви Римской?

Знаемъ или незнаемъ до этаго никакого нѣтъ вамъ дѣла, вскричалъ драконъ съ видомъ неудовольствія. Развѣ за тѣмъ, пришли вы сюда чтобы давать наставленія? Конечно намъ лучше остаться Католиками, если мы не имѣемъ полной свободы предаваться удовольствіямъ?

Какъ смѣешь ты мнѣ такъ отвѣчать? возразилъ Клендинингъ; и какое находишь ты удовольствіе ползать какъ червякъ по землѣ? Выдь сей часъ изъ картонной оболочки своей или, клянусь честію Рыцаря, я раздавлю тебя, какъ пресмыкающагося, котораго ты представляешь.

Какъ пресмыкающагося! повторилъ обиженный драконъ; хотя ты и Рыцарь, но знай что рожденіе мое ничѣмъ твоего не хуже! Сиръ Албертъ отвѣчалъ на сіе двумя ударами древки копья своего такъ хорошо направленными, что если бы не чешуя покрывавшая дракона, то вѣрно бока мнимаго животнаго почувствовали бы всю силу руки Рыцаря. Онъ сбросилъ съ себя одежду изъ опасенія чтобы Албертъ не вздумалъ повторить ударовъ, и Клендинингъ узналъ въ немъ Дана Говлетирста, одного изъ старыхъ своихъ товарищей долины Клендергской, прежде чѣмъ судьба не поставила его на степень несравненно Еыстую той степени для которой былъ онъ рожденъ.

Данъ взглянулъ на Рыцаря нахмуря брови, и казалось упрекалъ его въ дурномъ обращеніи со стариннымъ своимъ другомъ; Клендинингъ отъ природы добрый и человѣколюбивый, раскаялся въ своемъ поступкѣ.

Жаль мнѣ Данъ, что я тебя ударил4", сказалъ онъ ему, но истинно я тебя неузналъ. Впрочемъ ты самъ отчасти тому виноватъ; однако ты поѣдешь сомною въ замокъ Авенельскій и увидишь хорошоли выдержаны мои соколы.

Хорошоли они выдержаны? вскричалъ Аббатъ сумазбродныхъ. Если они полетятъ не быстрѣе всякой ракеты, то соглашаюсь получить отъ вашей милости, столько же ударовъ сколька вамъ угодно было ему пожаловать.

А ты чудакъ, какъ зашелъ сюда? спросилъ Рыцарь узнавъ его по голосу.

Ложный Аббатъ освободившись отъ поддѣланнаго носа и живота явился предъ господиномъ своимъ въ обыкновенномъ видѣ Адама Вудкола, птичника замка.

Ну, продолжалъ Рыцарь, скажи мнѣ, какъ смѣлъ ты надѣлать столько шума и безпорядка въ домѣ, гдѣ живетъ мой братъ?

Виноватъ, отвѣчалъ Вудколъ но я собственно и пришелъ потому что онъ здѣсь живетъ. Дошло до меня, что ищутъ кого назвать Аббатомъ сумазбродныхъ, а какъ я умѣю пѣть, прыгать, плясать, и къ тому же довольно глупъ чтобы съ честію занять сіе мѣсто, то и подумалъ что назвавшись имъ могу быть въ чемъ нибудь полезенъ вашему брату въ случаѣ если несовершенная тишина будетъ здѣсь соблюдаться.

Ты хитрый плутъ, сказалъ Сиръ Албертъ, и я очень хорошо знаю что ты охотнѣе за деньги и вино пройдешь цѣлую милю, нежели сдѣлаешь одинъ шагъ изъ любви къ моему дому; но пошелъ вонъ. Товарищей своихъ отведи въ кабакъ, и вотъ вамъ нѣсколько денегъ; можете на нихъ выпить. Сегодня позволяется вамъ дурачиться, только чтобы не было безпорядка; завтра же всему конецъ,

Послушный приказаніямъ своего господина, птичникъ собралъ всю свою толпу говоря ей тихо: пойдемте! Пойдемте! Не думайте о Пуританизмѣ добраго Рыцаря, мы весело окончимъ нашъ день у Луки Мартына. Волынки, барабаны впередъ, однако молчать пока не выйдемъ изъ монастыря, а тамъ мы дадимъ себя знать. Вы волки, лисицы, медвѣди, ступайте изъ церкви на заднихъ ногахъ, а вышедъ изъ оной явитесь настоящими звѣрями. Не знаю кой чортъ послалъ его сюда намъ помѣшать. Но тише, друзья мои, не сердите Рыцаря; копье его нѣсколько потяжелѣ пера; бока Дана, я думаю, вамъ то же скажутъ

Почести, сказалъ Данъ, еслибы онъ не былъ старымъ моимъ товарищемъ я бы доказалъ ему что могу съ нимъ справиться.

Потише, мой милый, смотри чтобы онъ тебя не услышалъ. Пожалѣй хотя свои ребра; надобно принимать слегка то что намъ не по злости сдѣлано.

А я такъ иначе думаю, возразилъ Данъ Говлетирстъ, сопротивляясь усиліямъ Вудкола который старался вытащить его изъ церкви.

Въ сію минуту проницательный взоръ Рыцаря примѣтилъ Роланда, находившагося все еще подъ стражею. Какъ! и ты также здѣсь, вскричалъ онъ. Гей! птичникъ, не ужели ты до того дерзокъ, что осмѣлился и пажа госпожи своей, который носитъ ливрею замка привести вмѣстѣ съ своими звѣрями? Развѣ не могъ ты найти для него приличнѣйшаго одѣянія? ты бы лучше сдѣлалъ если бы нарядилъ его обезьяной; ты тѣмъ покрайней мѣрѣ спасъ бы честь моего дома. Подойди ко мнѣ молодой вѣтренникъ.

Вудколъ былъ слишкомъ добръ и снисходителенъ чтобы обратить гнѣвъ господина своего на юношу который во все его не заслуживалъ. Клянусь вамъ, сказалъ онъ, святымъ Мартыномъ Бюмонскимъ….

А что общаго между тобою и Св. Мартыномъ?

Ничего, совершенно ничего. Но увѣряю милость вашу, клянусь вамъ всѣмъ для меня священнымъ.

Поклянись лучше своею глупостью, тогда я скорѣе повѣрю тебѣ.

Если милость ваша запрещаетъ мнѣ говорить, то мой долгъ — молчать; но я долженъ сказать Самъ что юноша сей не со мною приплелъ и что если вы его здѣсь видите, такъ это потому….

Что онъ самъ охотно принялъ участіе въ вашихъ дурачествахъ? Этому то я и не повѣрю. Подойди ко мнѣ, Роландъ, и скажи позволила ли тебѣ госпожа твоя отлучиться изъ замка, и безчестить мою ливрею сообществомъ съ сими глупцами?

Сиръ Албертъ, отвѣчалъ Роландъ съ твердостью, Лади Авенель позволила, или, лучше сказать, приказала мнѣ и впредь располагать временемъ своимъ по собственному произволу. Противъ желанія моего былъ я свидѣтелемъ всего здѣсь происходившаго, и если ношу еще ливрею замка такъ это потому только что не могъ еще достать себѣ другаго платья.

Я ничего не понимаю, отвѣчалъ Сиръ Албертъ. Объяснись лучше, молодой человѣкъ. Лади Авенель взяла тебя подъ свое покровительство. Не ужели она тебя оставила? и чѣмъ ты могъ заслужить ея не милость?

Менѣе нежели ни чѣмъ, отвѣчалъ Вудколъ; проступкомъ, который не стоитъ даже чтобъ говорить о немъ. Пустой споръ со мною, глупо перетолкованный Милади, былъ причиною того что молодой человѣкъ потерялъ свое мѣсто. Я согласенъ, что я во всемъ былъ виноватъ; но все таки скажу, что мытое мясо давать въ пищу молодымъ соколамъ вредно.

Сиръ Албертъ недовольный таковымъ отвѣтомъ требовалъ удовлетворительнѣйшаго объясненія, и птичникъ разсказалъ ему подробно всю исторію причинившую несчастіе пажа, но такъ выгодно для Роланда, что возбудилъ въ Албертѣ особенное къ себѣ уваженіе.

Я вижу, Адамъ, что у тебя предоброе сердце, сказалъ онъ ему. Судя по твоему разказу, мнѣ кажётся что Лади Авенель поступила довольно строго, ибо я почти не вижу ни какой причины отставить пажа, о которомъ пеклась она столько времени. Впрочемъ можетъ быть вѣтрѣнникъ сей словами своими испортилъ все дѣло; |но какъ бы то ни было, это согласно съ моимъ намѣреніемъ. Ты Вудколъ съ толпою своею можешь удалиться, а ты Роландъ послѣдуй за мною.

Роландъ храня глубокое молчаніе вышелъ съ нимъ черезъ боковую дверь изъ церкви. Рыцарь остался въ первой комнатѣ, и послалъ одного изъ служителей увѣдомить о прибытіи своемъ Едуарда Клендининга, котораго онъ никогда не называлъ именемъ даннымъ ему въ монашескомъ званіи. — Потомъ отослалъ всѣхъ людей, не мало обрадовавшихся случаю что они могли присоединиться къ толпѣ Вуткола, и остался одинъ съ пажемъ; походивъ не много по комнатѣ, онъ обратился къ Роланду съ слѣдующими словами:

Ты могъ замѣтить, молодой человѣкъ, что я рѣдко обращалъ на тебя вниманіе въ замкѣ Авенельскомъ. Вижу, что слова мои тебѣ не нравятся; но слушай и не перерывай меня; если я не отличалъ тебя, такъ это собственно потому что хотя и видѣлъ въ тебѣ много похвальныхъ качествъ, но въ тоже время замѣчалъ твои пороки, и боялся чтобы похвалы мои ихъ не умножили. Госпожа твоя управляя замкомъ по собственному произволу, на что она имѣетъ полное право, избрала тебя своимъ любимцемъ; обходилась съ тобою какъ съ родственникомъ, а не служителемъ, и если такое отличіе содѣлало тебя нѣсколько гордымъ, самолюбивымъ, то нельзя также не согласиться что ты много успѣлъ во всѣхъ своихъ занятіяхъ, и нерѣдко являлъ доказательства своего благоразумія и великодушія. Давъ тебѣ хорошее воспитаніе несправедливо было бы оставить тебя единственно потому, что ты не могъ предохранить себя отъ пороковъ которымъ невольно подвергался. — А поэтому я рѣшился удержать тебя пока при себѣ; доставишь тебѣ средства съ честію вступить на поприще свѣта и тѣмъ прославить домъ тебя воспитавшій.

Если съ одной стороны разговоръ Сира Алберта польстилъ нѣсколько самолюбію Роланда, то съ другой показался онъ ему чрезвычайно обиднымъ; однако же совѣсть его ему говорила, что онъ съ благодарностію долженъ принять предложеніе супруга доброй своей покровительницы, а разсудокъ доказывалъ что вступить въ свѣтъ подъ руководствомъ Спра Алберта Клендининга, Рыцаря извѣстнаго своимъ мужествомъ и своею опытностію, гораздо выгоднѣе чѣмъ слѣдовать за старою женщиною, и быть Исполнителемъ ничтожныхъ ея предпріятій; ибо таковыми почиталъ ихъ Роландъ. Однако отвращеніе которое онъ чувствовалъ — возвратиться въ домъ откуда былъ изгнанъ, заставило его нѣсколько минутъ хранить молчаніе.

Ты кажется въ нерѣшимости, молодой человѣкъ, прервалъ Рыцарь посмотрѣвъ на него съ видомъ удивленія, уже ли ты не соглашается на мое предложеніе? Нужноли повторять тебѣ, что не взирая на оскорбленіе тобою причиненное своей благодѣтельницѣ, она все еще тебя любитъ и вѣрно безъ горести не можетъ вспомнишь о томъ, что дитя ею воспитанное вступаетъ въ свѣтъ не имѣя никого путеводителемъ кромѣ своей неопытности, и притомъ въ такія смутныя времена каковы наши. Благодарность велитъ тебѣ облегчить ея горесть; а благоразуміе искать моего покровительства.

Роландъ почтительно, но съ гордостію отвѣчалъ ему: и признателенъ ко всѣмъ милостямъ которыя мнѣ столь долгое время оказывали въ замкѣ Рыцаря Авенеля, и къ большему Моему удовольствію слышу въ первый разъ, что заслужилъ, и ваше вниманіе. Скажите мнѣ, чѣмъ могу я доказать признательность моей благодѣтельницѣ; я все исполню, даже пожертвую ей своею жизнію.

Это только пустыя слова, молодой человѣкъ, которыя весьма часто ни къ чему не ведутъ. Какую пользу принесешь ты Лади Авенель пожертвовавъ ей своею жизнію? И почему не хочешь ты согласиться на мое предложеніе?

Оставивъ замокъ Авенельскій я нашелъ свою родственницу, одну которую только я и знаю; мнѣ должно узнать отъ нее, согласна ли она оставить меня у васъ или можетъ быть ея старость имѣетъ нужду въ моемъ сопутствіи, въ моей помощи.

Гдѣ же твоя родственница?

Здѣсь въ монастырѣ.

Приведи ее сюда. Ты вѣрно получишь ея согласіе; "Я ручаюсь, что она не отвергнетъ моего предложенія.

Роландъ пошелъ за Магдалиною, а новый Аббатъ вошелъ въ комнату.

Два брата искренно обнялись; они весьма привязаны были другъ къ другу, хотя и рѣдко видались. Дружба ихъ соединяла, однако, во всемъ касавшемся до политики и распрей гражданскихъ, другъ и совѣтникъ Графа Муррая былъ противу пастыря Римско-Католической церкви. Сіе различіе во мнѣніяхъ было можетъ быть одною изъ важнѣйшихъ причинъ рѣдкаго ихъ свиданія, впрочемъ имъ и нельзя было видаться чаще не подавъ основательнаго подозрѣнія друзьямъ своимъ. Послѣ взаимнаго привѣтствія, Сиръ Албертъ Клендинингъ изъявилъ своему брату удовольствіе какое онъ ощущалъ, не давъ привести въ исполненіе бѣснующей толпѣ своего предпріятія, которое клонилось къ разрушенію церкви.

Однакоже Эдуардъ, прибавилъ онъ, всякой кто взглянетъ на одѣяніе твое, по неволѣ подумаетъ что Аббатъ безразсудныхъ въ вашемъ еще монастырѣ.

Къ чему, Албертъ, поносить мою одежду? сказалъ Аббатъ; это духовное орудіе защищаетъ меня также какъ тебя защищаетъ твой шлемъ и мечь.

Согласенъ; но мнѣ кажется что слишкомъ неблагоразумно надѣвать оружіе не умѣя сражаться, и вызывать на бой непріятеля которому мы не въ силахъ сопротивляться — есть дерзость непростительная.

Объ этомъ нельзя судить прежде битвы, Албертъ, но во всякомъ случаѣ мнѣ кажется что храбрый, даже отчаявшись въ побѣдѣ, долженъ лучше желать погибнуть съ оружіемъ въ рукахъ, чѣмъ сдаться на постыдныхъ условіяхъ. Но оставимъ предметъ въ которомъ согласиться не можемъ, а приди лучше, невзирая на то что ты еретикъ, принять участіе въ нашемъ пиршествѣ — по случаю моего избранія; не бойся, ревность твоя жаждущая возстановленія первоначальныхъ правилъ церкви не оскорбится при видѣ пышнаго стола въ стѣнахъ монастырскихъ. Прошли уже времена стариннаго друга нашего Аббата Бонифація. Настоятель монастыря Св. Маріи не владѣетъ болѣе лѣсами наполненными птицами, пастбищами покрытыми стадами, лугами обремененными богатыми жатвами; кладовыя его не содержатъ обильныхъ запасовъ масла, вина и другихъ потребностей жизни; и мѣсто казначея содѣлалось пустымъ званіемъ безъ всякой должности. Пища которую мы тебѣ предложимъ, похожа на пищу какую пустынникъ предлагаетъ для утоленія голода заблудившемуся Рыцарю; но несмотря на ея простоту она покажется намъ слишкомъ пріятною, если ты раздѣлишь ее съ нами. Къ тому же вся братія моя хочетъ возблагодарить тебя за покровительство и защиту имъ оказанныя, и за изгнаніе святотатцовъ пришедшихъ оскорблять Бога въ Его храмѣ.

Для меня очень прискорбно, любезный Эдуардъ, что я не могу остаться съ тобою, но мнѣ совсѣмъ не прилично участвовать въ вашемъ пиршествѣ, — по случаю твоего избранія. Если я когда нибудь и оказываю вамъ мое покровительство, то прилагаю всевозможное стараніе чтобы никто немогъ подозрѣвать меня въ подобномъ дѣлѣ. Власть, которую имѣю надъ моими друзьями, едва ли достаточна чтобы предохранить отъ всѣхъ опасностей человѣка, осмѣлившагося вопреки законовъ и постановленій парламента принять званіе Аббата Св. Маріи.

Не налагай на себя, братъ мой, подобной обязанности; я бы отдалъ все что имѣю дабы видѣть тебя защитникомъ церкви, руководимаго одною справедливостію и истинною къ ней привязанностію; но пока ты будешь ея врагомъ, я не допущу чтобы ты для меня подвергался какой нибудь опасности. Но кто идетъ сюда прервать разговоръ двухъ братьевъ, столь рѣдко наслаждающихся удовольствіемъ быть вмѣстѣ?

Магдалина Гремесъ отворила дверь комнаты, когда Аббатъ произносилъ послѣднія слова.

Что это за женщина? и чего она отъ насъ хочетъ? спросилъ Сиръ Албертъ Клендинингъ, нахмуривъ брови.

Знаете ли вы меня, или нѣтъ, это мало меня безпокоитъ, отвѣчала Магдалина; я пришла сюда по вашему же приказанію, объявить, что я соглашаюсь оставить Роланда въ вашей службѣ. Вотъ и все, болѣе не хочу докучать вамъ моимъ присутствіемъ. Прощайте!

Сказавъ сіе она почтительно поклонилась отцу Амвросію и не обращая болѣе вниманія на Сира Алберта Клендининга, хотѣла выдти!

Кто ты такова? Кто ты такова? вскричалъ Рыцарь; и почему не хочешь отвѣчать на мои вопросы?

Когда я принадлежала міру, происхожденіе мое было не хуже происхожденія многихъ женщинъ; теперь же я Магдалина, бѣдная пилигримка пламенѣющая любовью къ святой церквѣ.

А! Такъ ты Католичка! А мнѣ помнится будто Лади Авенель говорила, что Роландъ происходитъ отъ Протестанской фамиліи.

Отецъ его былъ еретикъ, или лучше сказать онъ не былъ ни Католикъ, ни Протестантъ; я сама нѣсколько разъ присутствовала при отправленіи вашего служенія и языкъ мой произносилъ часто то, что сердце отвергало. Н6 я принуждена была такъ поступать.

Видишь ли, сказалъ Сиръ Албертъ со злобною усмѣшкою своему брату, что мы не безъ причины почитаемъ васъ друзьями лживыхъ людей.

Это во все неосновательно. Церковь Католическая повелѣваетъ быть справедливымъ и всегда руководствоваться истиною! Развѣ ты не замѣчаешь что женщина сія, благодаря вашимъ гоненіямъ, не совсѣмъ въ здравомъ разсудкѣ.

Не смѣю съ тобою спорить, Эдуардъ. Въ наши времена столько несчастій, что ихъ слишкомъ достаточно и для Католиковъ и для Протестантовъ; Шотландія богата ими. Сказать сіе онъ подошелъ къ окну и затрубилъ въ рогъ который висѣлъ у него черезъ плечо.

Какъ, возразилъ Аббатъ, ты хочешь уже ѣхать; мы только нѣсколько минутъ провели вмѣстѣ.

И въ теченіи сихъ-то минутъ мнѣнія наши были различны, отвѣчалъ съ усмѣшкою Сиръ Албертъ. Я ѣду, любезный братъ; мнѣ необходимо должно скорѣе приступить къ дѣлу, и по возможности отклонить пагубныя слѣдствія которыя могутъ произойти отъ твоего неблагоразумнаго и дерзкаго поступка. Магдалина, скажите вашему родственнику что мы сей часъ ѣдемъ. Я не хочу брать его съ собою съ Авенель; тамъ снова можетъ онъ не поладить съ моими людьми, и вспыльчивый его характеръ неперенесетъ ихъ насмѣшекъ; за чѣмъ подвергать его подобному испытанію. Я лучше отправлю его въ Единбургъ съ однимъ изъ моихъ служителей, котораго посылаю туда съ извѣстіемъ о всемъ здѣсь случившемся. Кажется вамъ это нравится? прибавилъ онъ устремивъ проницательные взоры свои на Магдалину Гремесъ.

Да, отвѣчала, она посмотрѣвъ на него съ видомъ равнодушія, я лучше хочу видѣть Роланда сиротою, безъ друзей, безъ помощи, покинутаго всею вселенную, чѣмъ предметомъ презрѣнія служителей замка Авенельскаго.

Не бойтесь ничего, его никто презирать не будетъ.

Это можетъ быть, очень можетъ быть; но я ожидаю сего болѣе отъ его поведенія, чѣмъ отъ вашего покровительства.

Сказавъ сіе, она вышла. Рыцарь нѣсколько минутъ провожалъ ее глазами, потомъ обратясь къ Эдуарду онъ пожелалъ ему всевозможнаго счастія и попросилъ позволенія его оставить. Люди мои, сказалъ онъ, слишкомъ заняты въ кабакѣ, чтобъ могли услышать призывный голосъ моего рога, и я понапрасну буду ихъ дожидаться.

Онъ хотѣлъ уже выдти, но Аббатъ его остановилъ и просилъ подождать еще хотя одну минуту. Сей часъ принесутъ намъ чего нибудь закусить, сказалъ онъ; съѣшь хотя кусокъ нашего хлѣба, и неоставляй такъ скоро дома который долженъ я называть своимъ, пока вѣроломные у меня его не отнимутъ.

И въ тоже время престарѣлый монахъ, исправлявшій должность привратника, ключника и казначея, вошелъ въ комнату, неся хлѣбъ, орѣхи и бутылку вина. Онъ таки отыскалъ ее, сказалъ Эдуардъ; вѣрно перешарилъ всѣ углы погреба.

Рыцарь наполнилъ маленькой серебрянный стаканъ, плачевный остатокъ богатствъ монастырскихъ, и выпивъ его просилъ Аббата сдѣлать тоже самое, увѣряя что это самое старое и лучшаго сорта Нѣмецкое вино.

Ваша правда, отвѣчалъ казначей; я отыскалъ его въ углу, который престарѣлый отецъ Николай (да успокоитъ Богъ его душу) называлъ угломъ Аббата Ингелрама. Аббатъ воспитывался у Бенедиктинцевъ Вурцбургскихъ, а виноградникъ производящій такое вино, въ недальнемъ разстояніи отъ сего города.

Оно превосходно, почтенный отецъ, отвѣчалъ Рыцарь; а потому я и прошу васъ и брата моего выпить со мною по стакану.

Престарѣлый монахъ бросилъ стыдливый взоръ на своего начальника.

Do veniam, сказалъ Аббатъ, и старикъ взявъ трепещущею рукою сосудъ съ питіемъ отъ котораго давно уже отвыкъ, медленно осушалъ его, желая долѣе насладиться пріятнымъ его вкусомъ и запахомъ; потомъ поставилъ стаканъ на столъ и задумчиво склонилъ свою голову, какъ бы прощаясь на вѣки съ лучшимъ изъ друзей своихъ. Два брата съ улыбкою взглянули другъ на друга; но когда Сиръ Албертъ напомнилъ Аббату что теперь его очередь, то отецъ Амвросій склонивъ также свою голову, сказалъ ему: не такой нынѣ день, братъ мой, чтобы Аббатъ Св. Маріи могъ предаваться чувственнымъ удовольствіямъ, и наполнивъ стаканъ водою, прибавилъ: водою источника Св. Маріи буду я васъ привѣтствовать; желаю вамъ всякаго счастія, въ особенности же чтобы вы познали нѣкогда всю силу своихъ заблужденій.

А тебѣ, любезный Эдуардъ, желаю чтобы ты, при помощи своего разсудка, могъ возложить на себя исполненіе обязанностей несравненно важнѣйшихъ и значительнѣйшихъ, нежели какія наложили на тебя пустое титло которое ты съ такою неосторожностью сегодня принялъ.

Сказавъ сіе, оба брата разстались.

Скоро послышался звукъ трубъ Рыцаря, и Аббатъ взошелъ на высокую башню откуда можно было видѣть какъ всадники въѣзжали на холмъ, находившійся противъ подъемнаго моста Аббатства. — Тогда какъ онъ наслаждался симъ зрѣлищемъ, Магдалина Гремесъ подошла къ нему.

Ты пришла, сказалъ онъ, взглянуть послѣдній разъ на своего внука. Онъ теперь во власти одного изъ лучшихъ Рыцарей во всей Шотландіи по оружію, но не по вѣрѣ.

Беру васъ въ свидѣтели, Св. отецъ, сказала Магдалина, что ни Роландъ, ни я не просили Рыцаря снова принять сироту въ домъ свой. Небо, соединяющее мудрыхъ по мудрости, злыхъ по злобѣ ихъ, точно поставило его въ такое положеніе, въ которомъ для блага церкви я желала его видѣть.

Сказавъ сіе она вышла изъ башни; а Аббатъ подумавъ нѣсколько о ея словахъ, и увѣренный что они были слѣдствіемъ разстроеннаго ея разсудка, пошелъ въ монастырь праздновать свое избраніе, не пышнымъ торжествомъ, но постомъ и молитвою.

ГЛАВА IV.

Молодой Роландъ весело слѣдовалъ за Сиромъ Албертомъ Клендинингомъ. Боязнь подвергнуться насмѣшкамъ и презрѣнію жителей замка, если бы онъ туда и возвратился-совершенно въ немъ изчезла. Много произойдетъ перемѣнъ до тѣхъ поръ, пока меня тамъ увидятъ, говорилъ онъ самъ себѣ; шлемъ и кирасъ замѣнятъ прежнее мое одѣяніе. Слишкомъ смѣлъ будетъ тотъ, кто вздумаетъ посмѣяться надъ глупостями пажа, теперь вооруженнаго; къ тому же я надѣюсь что прежде возвращенія моего въ замокъ сдѣлаю что нибудь поважнѣе, и небуду болѣе гоняться за собаками, и лазить на скалы для раззоренія гнѣздъ соколиныхъ. Онъ не могъ однако же не удивиться, когда подумалъ съ какою охотою Магдалина, не смотря на всѣ свои религіозныя мнѣнія, согласилась отпустить его снова на службу дома Авенельскаго; но удивленіе сіе простерлось гораздо далѣе, когда онъ вспомнилъ о радости, которую она изъявила ему при прощаніи.

Небо, говорила она ему, запечатлѣвъ послѣдній поцѣлуй на устахъ его, небо назначаетъ исполнителями своихъ предпріятій тѣхъ изъ нашихъ враговъ, которые почитаютъ себя самыми могущественными и вмѣстѣ самыми мудрыми. Ты, сынъ мой, долженъ быть всегда готовъ по первому призыву своей религіи и отечества; не забывай что всѣ свѣтскіе узы въ сравненіи съ узами которые соединяютъ тебя съ предметами несравненно священнѣйшими, тоже что слабыя нити передъ прочнымъ канатомъ. Черты Катерины Сейтонъ живы ли въ твоей памяти?

Роландъ хотѣлъ отвѣчать что нѣтъ; но онъ до того смутился отъ столь неожиданнаго вопроса, что слова замерли на устахъ его, и Магдалина не дождавшись отвѣта продолжала давать ему наставленія:

Тебѣ не надобно ихъ забывать, сынъ мой; я хочу тебѣ повѣрить нѣчто важное, что ты при первомъ удобномъ случаѣ долженъ тайно ей вручить.

И въ тоже время она отдала Роланду не большой пакетъ, просила его хранить и никому не показывать кромѣ Катерины Сейтонъ; потомъ благословила своего питомца и поручила его покровительству Божію.

Видъ и поступки ея, заключали въ себѣ что-то таинственное; но ни лѣта, ни характера Роланда не позволяли ему вникнуть въ причины, заставлявшія ее дѣйствовать такимъ образомъ. Скоро удовольствіе которое его ожидало во время путешествія, гдѣ все было для него совершенно ново, представилось его воображенію.

Онъ радовался что поѣдетъ въ Единбургъ и будетъ тамъ принятъ не такъ какъ пажъ, но какъ человѣкъ взрослый; но что болѣе еще его восхищало — это надежда увидѣть Катерину Сейтонъ, прелести и живость которой сдѣлали столь сильное на него впечатлѣніе. Неопытный, но пламенный юноша въ первый разъ вступалъ на скольское поприще свѣтской жизни; сердце его сильно билось отъ одной мысли, что онъ завидитъ блистательное зрѣлище двора воинственнаго о которомъ оруженосцы Сира Алберта Клендининга, по возвращеніи своемъ въ замокъ, расказывали столько чудесъ. Расказы сіи возбуждали удивленіе и соревнованіе во всѣхъ молодыхъ людяхъ, которымъ, такъ какъ и Роланду, станы воинскіе и дворы Царскіе извѣстны были только по одному слуху; ибо они вели жизнь почти монастырскую, заключены будучи въ четырехъ стѣнахъ замка расположеннаго при озерѣ и окруженнаго дикими горами. Обо мнѣ будутъ говорить, подумалъ онъ, если я не щадя своей жизни себя прославлю; и Катерина Сейтонъ вмѣсто того чтобъ издѣваться надъ неловкостію пажа, еще незнакомаго съ обычаями свѣта, броситъ взглядъ ободренія на отличившагося воина. Не доставало еще какой нибудь причины дабы привести его въ высочайшую степень восторга, и онъ отчасти ее имѣлъ сидя на рѣзвомъ и бодромъ конѣ, вмѣсто того чтобы утомительно путешествовать пѣшкомъ, какъ то бывало прежде.

Увлекаемый природною своею живостію, къ чему способствовало такъ много обстоятельствъ, Роландъ сдѣлался гораздо разговорчивѣе; голосъ его нѣсколько разъ раздавался среди шума производимаго лошадьми и оруженосцами, и даже привлекъ на себя вниманіе Рыцаря, который слышалъ съ удовольствіемъ какъ молодой человѣкъ въ веселомъ расположеніи духа шутилъ на щетъ изгнанія своего изъ замка Авенельскаго.

Г. Роландъ, сказалъ одинъ изъ оруженосцевъ, старый конюшій Сира Алберта, мнѣ кажется что тернъ завялъ на шляпѣ вашей.

Да, онъ подернутъ былъ нѣсколько морозами, отвѣчалъ Роландъ, но ты видишь — зелень его сохранилась.

Это растѣніе дурно цвѣтетъ въ жаркомъ Климатѣ, Г. Роландъ.

Что дѣлать; я постараюсь поддержать его своими лаврами и миртами.

Сказавъ сіе онъ пришпорилъ коня своего и дѣлалъ разныя движенія, желая показать тѣмъ свою ловкость. Сиръ Албертъ смотрѣлъ на него съ нѣкоторымъ меланхолическимъ удовольствіемъ, и походилъ на человѣка который вкусивъ всѣ наслажденія жизни и познавъ тщету ихъ, видитъ юношу исполненнаго пламени и надежды вступающаго въ свѣтъ, и находитъ въ этомъ обильный источникъ счастія и удовольствія для самаго себя.

Между тѣмъ Адамъ Вудколъ освободившись отъ одежды Аббата и надѣвъ собственное платье, состоящее изъ зеленаго камзола, къ которому съ одной стороны привязанъ былъ мѣшокъ, а съ другой охотничій ножъ, въ перчаткѣ закрывавшей до половины лѣвую его руку и въ шляпѣ съ перомъ, догналъ свиту Рыцаря, благодаря быстрому бѣгу своей лошади, и вступилъ въ разговоръ съ Роландомъ.

И такъ, молодой пажъ мой, вы снова подъ вывѣскою терна….

Да, другъ мой, и въ состояніи возвратить тебѣ десять серебряныхъ гроатовъ, которые ты мнѣ далъ.

А не болѣе какъ за часъ передъ симъ хотѣли вы заплатить мнѣ добрымъ ударомъ кинжала. По истинѣ, мнѣ кажется Въ книгѣ судебъ написано что рано или поздно, а мнѣ должно будетъ по короче съ нимъ познакомиться.

И полно, любезный Адамъ, лучше я соглашусь пронзить самаго себя; но скажи какъ мнѣ было узнать тебя въ такой одеждѣ?

Безъ сомнѣнія, безъ сомнѣнія нельзя было узнать, отвѣчалъ птичникъ; но я думаю, не выхваляя себя, что Аббатъ безразсудныхъ никогда не игралъ лучше своей роли. Жаль только, что Рыцарь пріѣхалъ прежде чѣмъ окончились наши забавы; я бы вамъ пропѣлъ голосомъ самымъ звонкимъ, самымъ чистымъ тритцать шесть куплетовъ новой моей баллады. Однако же, Г. Роландъ, впередъ не играйте такъ кинжаломъ, ибо если бы не поддѣльный животъ мой, то вѣрно бы понесли меня изъ церкви прямо на кладбище.

Полно, полно, Адамъ, сказалъ Роландъ, объ этомъ говорить; мнѣ не долго остается быть съ тобою, а потому поговоримъ лучше о дѣлѣ. Я не возвращаюсь въ Авенель, а ѣду по приказанію Рыцаря въ Единбургъ.

Потому-то мы и будемъ имѣть довольно времени наговориться дорогою. Вы думали сказать мнѣ новость, нѣтъ лучше послушайте что я вамъ скажу: Рыцарь поручилъ мнѣ проводить васъ до Единбурга.

Тебѣ Адамъ?

Мнѣ, Г. Роландъ, мнѣ, Адаму Вудколу, птичнику замка Авенельскаго. Что нужды даютъ ли мытое мясо или не мытое въ пищу молодымъ соколамъ, такъ ли ихъ учатъ или иначе; а я долженъ ѣхать съ вами въ Единбургъ и представить васъ здраваго и невредимаго Регенту въ Голирудъ.

Какъ, Регенту! вскричалъ Роландъ съ удивленіемъ.

Да, Регенту, Графу Мурраю; и вотъ вамъ моя рука, что если вы прямо не вступите къ нему въ службу, то покрайней мѣрѣ будете, какъ оруженосецъ Рыцаря Авенеля, однимъ изъ его приближенныхъ.

А по какому праву, вскричалъ съ негодованіемъ Роландъ, Рыцарь Авенель можетъ отдать меня на службу другаго? Развѣ онъ властенъ располагать мною….

Потише! потише! сказалъ птичникъ; это такой вопросъ который я никому не совѣтовалъ бы предлагать, развѣ только если гора, озеро, или, что и того еще лучше, границы другаго Государства, будутъ находиться между имъ и ѳеодальнымъ властелиномъ его.

Но я не признаю Сира Алберта ѳеодальнымъ властелиномъ своимъ, я рожденъ на покинутой землѣ, и власть его….

Пожалуста потише, молодой человѣкъ. Подумайте, что заслужить негодованіе Рыцаря совсѣмъ не то что потерять покровительство его супруги. Его палецъ сдѣлаетъ болѣе вреда, чѣмъ ея пощечина; Сиръ Албертъ человѣкъ справедливый, вѣрный, но твердый и жестокій. Помнители вы бѣднаго Капперлава котораго онъ велѣлъ повѣсить на воротахъ за сущую бездѣлицу. Я былъ другомъ Капперлава, и во всемъ околоткѣ не зналъ человѣка честнѣе его, хотя тамъ были люди которые могли служить примѣромъ для всѣхъ пограничныхъ жителей; они считали за безчестіе украсть нѣсколько заблудшихъ овецъ, но въ одинъ разъ уводили до двадцати коровъ и болѣе…. Однако, Рыцарь остановился у моста; подъѣдемте къ нему, онъ намъ отдастъ свои послѣднія приказанія.

Адамъ Вудколъ сказалъ правду. Сиръ Албертъ остановился на дорогѣ ведущей къ мосту, который находился все еще подъ присмотромъ престарѣлаго Петра названнаго мостовымъ сторожемъ, и велѣлъ Роланду и Вудколу къ себѣ подъѣхать.

Ты знаешь, Вудколъ, сказалъ онъ, куда долженъ отвезти этаго молодаго человѣка. А ты, Роландъ, исполняй въ точности всѣ приказанія которыя будутъ тебѣ отдавать. Оставь гордый и непреклонный нравъ свой, будь справедливъ, храбръ, вѣренъ, и ты вознесешься несравненно выше теперешняго своего состоянія. Пока будешь прилично и честно вести себя, всегда можетъ надѣяться на покровительство Рыцаря Авенеля.

Сиръ Албертъ поворотилъ на лѣво и направилъ путь свой къ цѣпи горъ, среди коихъ расположенъ былъ замокъ Авенельскій. — Птичникъ же, Роландъ Гремесъ и человѣкъ, данный имъ Рыцаремъ въ услуженіе, остались у моста.

Едва только свита Алберта сокрылась отъ ихъ глазъ, наши путешественники, которые должны были направиться къ сѣверу, приближились къ рѣкѣ и Вудколъ громко призывая Петра, приказывалъ ему сей часъ опустить мостъ.

Безъ денегъ я его не опущу, отвѣчалъ Петръ голосомъ дрожащимъ отъ гнѣва и старости; Паписты вы или Протестанты для меня все равно. Папистъ говоритъ мнѣ объ отпущеніи грѣховъ и предлагаетъ Индульгенціи; Протестантъ толкуетъ о свободѣ мнѣній, а никто не скажетъ: Петръ, вотъ тебѣ за твои труды. Мнѣ все это надоѣло, и мостъ мой опускается только для того, кто платитъ чистыми деньгами. Я не разбираю ни Женевы, ни Рима; не нуждаюсь ни въ прощеніяхъ, ни въ проповѣдяхъ; и чистыя деньги, вотъ одинъ пропускъ который мнѣ извѣстенъ.

Старый плутъ, вскричалъ Вудколъ, и ты смѣешь еще говорить; сей часъ опусти мостъ для служителей замка, или; клянусь тебѣ что оружіе за которымъ мы ѣдемъ въ Единбургъ опрокинетъ въ рѣку и тебя и твою башню.

Чтобы чортъ побралъ, проворчалъ со злостію Петръ, эти пушки, ружья и всѣ орудія, которыя злые люди для разрушенія стѣнъ изобрѣли. Благословенно было то время, когда кромѣ стрѣлъ нѣчего было бояться; ими нельзя было нанести вреда ни какимъ строеніямъ, а нынѣ все не то — и слабый долженъ всегда уступать сильному.

Убѣжденный сею истинною, Петръ опустилъ мостъ и далъ имъ проѣхать; при взглядѣ на сѣдые волосы, покрывавшіе престарѣлое чело Петра, Роландъ хотѣлъ подать. ему въ видѣ милостыни то чего онъ требовалъ за проѣздъ; но Адамъ Вудколъ въ томъ ему воспрепятствовалъ. Ништо ему, сказалъ онъ, пусть онъ узнаетъ каково быть скупымъ, — Волкъ безъ зубовъ тотъ же щенокъ; нестоитъ обращать на него никакого вниманія, ибо онъ вредить никому не можетъ.

Оставимъ Петра тяжко вздыхать о протекшихъ временахъ и сожалѣть о томъ что но мосту ѣздятъ вооруженные люди? Протестантскіе Рыцари которые силою очищаютъ себѣ путь, вмѣсто мирныхъ пилигримовъ покорныхъ его велѣніямъ, и послѣдуемъ за нашими путешественниками. Они отправились къ сѣверу и Вудколъ, весьма знакомый съ сею страною, предложилъ значительно сократить дорогу проѣхавъ чрезъ малую Клиндергскую долину столь знаменитую многими происшествіями, о коихъ упоминалось въ первой части рукописи Бенедиктинца.^[1] Надобно думать что Роландъ весьма хорошо ихъ зналъ, а также и всѣ подробности и прибавленія которыми ихъ украсили; ибо въ замкѣ Авенельскомъ, какъ и во всѣхъ большихъ домахъ, частныя дѣла господъ составляли самый пріятный разговоръ для слугъ. Но пока Роландъ разсматривалъ съ удивленіемъ мѣста сіи, бывшія театромъ столь необыкновенныхъ происшествій, Адамъ Вудколъ думалъ только о неудовольствіи которое причинилъ ему Рыцарь Авенель, не давъ ему окончить баллады, и искалъ утѣшенія — повторяя нѣкоторые куплеты оной. Роландъ долго слушалъ его со вниманіемъ, наконецъ сказалъ ему: по чести, Вудколъ, я знаю что ты никого небоишься, но на твоемъ мѣстѣ я ни за что бы не сталъ пѣть такихъ пѣсенъ въ долинѣ, гдѣ, говорятъ, свершились столь удивительныя проиршествія.

Не говорите мнѣ о привидѣніяхъ, отвѣчалъ Адамъ; я менѣе ихъ боюсь чѣмъ соколъ страшится фазана. Всѣ сіи существа были Паписты, и ихъ не стало съ тѣхъ поръ какъ проповѣдники наши загремѣли новымъ благодѣтельнымъ ученіемъ своимъ. Однако, досадно что вы мнѣ не дали окончить моей баллады; вы бы услышали куплетецъ гдѣ имъ довольно достается. Но такъ какъ вы нечувствительны къ стихамъ моимъ, то я буду пѣть ихъ про себя.

Дѣлай что хочешь, Адамъ, только оставь меня въ покоѣ.

И въ самомъ дѣлѣ Вудколъ, какъ бы воспользовавшись позволеніемъ Роланда, пропѣлъ балладу почти сначала до конца; онъ готовъ былъ повторить ее еще нѣсколько разъ, но Роландъ его остановилъ: въ твоихъ словахъ много пустаго, а потому не лучше ли кончить. Вотъ мы уже выѣзжаемъ изъ долины; да и на дворѣ становится поздо. Поѣдемъ по скорѣе.

Разговоры пресѣклись. Всадники пришпорили коней своихъ; и проведя ночь въ хижинѣ однаго крестьянина, на другой день отправились по дорогѣ ведущей въ Единбургъ.

ГЛАВА V.

Вотъ и Эдинбургъ! вскричалъ Роландъ въѣхавъ на высоту холма, съ котораго открывалась огромная столица сія; вотъ то мѣсто о которомъ я столько наслышался въ своемъ младенчествѣ.

Точно это Единбургъ, отвѣчала птичникъ, и невзирая на разстояніе 20 миль вы отсюда можете увидѣть дымныя облака его покрывающія; они нависли надъ стѣнами его, подобно какъ ястребъ виситъ въ воздухѣ надъ стадомъ дикихъ утокъ, Единбургъ есть сердце Шотландіи, и каждое біеніе его съ быстротою переходитъ отъ береговъ Сольвая до самой губы Дукканской. Вонъ, тамъ находится древній замокъ, а далѣе въ право на высотѣ стоитъ Гремильяръ, въ мое время еще мѣстопребываніе радостей и удовольствій.

Не тамъ ли Королева имѣла дворъ свой?

Точно, дворъ ее былъ въ Гремильярѣ, но тогда она была еще Королевою; теперь же не должны вы ее называть симъ именемъ. — Однако пусть говорятъ что хотятъ, прибавилъ Адамъ понизивъ голосъ, можетъ быть все что говорятъ и правда, но я скажу что и теперь найдется много охотниковъ пролить кровь за Марію Стуартъ, ибо Г. Роландъ, это наипрелестнѣйшее существо, которое когда либо я видѣлъ; и притомъ во всемъ Государствѣ не найдете вы женщины болѣе ее привязанной къ соколамъ. Я присутствовалъ на одной изъ ея охотъ въ Ролинморѣ; охота сія была по случаю заклада который держали Баронъ Ролинъ, человѣкъ весьма опытный по этой части, и Ботвелъ находившійся въ службѣ Королевы. Закладъ состоялъ въ боченкѣ Рейнскаго вина и золотомъ кольцѣ. Никогда птицы не исполняли лучше своего дѣла; но я даже позабылъ и о нихъ, когда увидѣлъ Марію на бѣломъ конѣ бѣжавшемъ съ удивительною легкостію, и когда услышалъ сладостный, пріятный голосъ ея, мѣшавшійся съ криками и свистками къ воодушевленію соколовъ употребляемыми, Придворные не переставали около нее толпиться; каждый изъ нихъ хотѣлъ въ свою очередь заслужить слово или взглядъ Королевы. Рыцари во весь опоръ неслись по горамъ и стремнинамъ, желая показать передъ нею свою ловкость, и никто не думалъ объ опасности которой подвергалась его жизнь; а проницательные взоры прекрасной Королевы…. увы! въ томъ мѣстѣ гдѣ она теперь находится вѣрно не будетъ такой охоты! Пышность и удовольствіе, такъ какъ и все земное, — непостоянны и скоротечны.

Гдѣ же заключена теперь бѣдная сія Королева? спросилъ Роландъ принимавшій особенное участіе въ судьбѣ женщины, прелести которой сдѣлали столь сильное впечатлѣніе даже на твердое сердце Адама Вудкола.

Гдѣ заключена она? Я слышалъ что въ какомъ то сильно укрѣпленномъ замкѣ на сѣверѣ лежащемъ, впрочемъ вѣрнаго ничего не знаю, ибо почитаю излишнимъ заботиться о томъ чему помочь нельзя. — Еслибъ она умѣла пользоваться властію когда имѣла ее въ своихъ рукахъ, то дѣла ея были бы въ лучшемъ состояніи. Говорятъ будто Марія должна уступить свою корону, ибо думаютъ что она никогда снова получить ее не можетъ. Нашъ господинъ съ своими друзьями кажется старается поддерживать это мнѣніе; и если Королева еще разъ вступитъ на престолъ, тогда прощай замокъ Авенельскій, развѣ за ранѣе сдѣлаютъ какія нибудь условія.

Королева Марія заключена въ сильно укрѣпленномъ замкѣ, на сѣверѣ своихъ владѣній! вскричалъ Роландъ.

Покрайней мѣрѣ такъ говорятъ, что она заключена въ замкѣ расположенномъ на берегу какой-то рѣки, или лучше сказать морскаго рукава, ибо вода въ ней горька и негодна къ употребленію.

И между ея подданными, вскричалъ съ живостію Роландъ, не найдется ни одинъ готовый пожертвовать собою для освобожденіе законной своей Государыни?

Вопросъ этотъ довольно неостороженъ, Г. Роландъ, и если вы часто будете повторять его, то васъ точно также запрутъ въ какой нибудь замокъ, или, чтобъ не слышать еще разъ подобнаго изрѣченія, лишатъ жизни. Жертвовать собою! Къ чему эта послужитъ когда Муррай во всемъ успѣваетъ, вездѣ дѣйствуетъ? Надобно много переворотовъ, дабы низпровергнуть его. Нѣтъ! тамъ гдѣ она теперь находится, тамъ и должна остаться до тѣхъ поръ пока само небо не освободитъ ее, или Іаковъ не сдѣлается владыкою. Но Муррай слишкомъ знаетъ Марію чтобъ допустить ее снова взойти на престолъ. Не за будьте, что мы ѣдемъ въ Голирудъ; тамъ вы встрѣтите много придворныхъ, они всѣ охотники до новостей; примите отъ меня совѣтъ, — и вздыхайте про себя, какъ говорятъ Шотландцы. Слушайте мнѣніе каждаго, но своего никому не повѣряйте. Узнавъ что нибудь пріятное не показывайте излишней радости, она опасна. Старый Вингатъ, нашъ пріятель который долго жилъ при дворѣ, говоритъ: если кто нибудь скажетъ вамъ что древній Царь Кулъ воскресъ, спросите только: не ужели это правда? я ничего не зналъ, но ни показывайте вида что это васъ болѣе удивляетъ нежели новость, что Кулъ давно умеръ и схороненъ, Будьте осторожны Роландъ, вы живете по среди людей, а люди также жадны какъ и голодной соколъ которой бросается на добычу. Особенно не сердитесь за каждое слово, ибо легко можетъ случиться что нападете на такого же молодца какъ и вы, и бросите кровь другъ другу не посовѣтовавшись сперва съ докторомъ.

Ты увидишь, мой другъ, что я буду твердъ и благоразуменъ, отвѣчалъ Роландъ. Но что это за церковь, которой развалины такъ близко находятся отъ столицы, или и сюда приходилъ какой нибудь Аббатъ сумазбродныхъ и произвелъ сіе разрушеніе?

Вы все таки свое несете; ну, ни дать, ни взять какъ соколъ дурно обученный который никакъ не можетъ привыкнуть къ свистку своего господина. Вопросъ этотъ должно было сдѣлать тихо, такъ точно какъ я вамъ на него буду отвѣчать: это развалины церкви Фильда, сказалъ птичникъ положивъ таинственно палецъ на губы, и болѣе вы ничего отъ меня не узнаете. Бѣдный Генрихъ Дарнлей! ты походилъ на осла, но у тебя крылья были соколиныя; жаль только что ты улетѣлъ ночью и притомъ никто этаго не зналъ.

Произшествіе сіе было еще такъ памятно для всякаго, что Роландъ съ ужасомъ отвратилъ свои взоры отъ мѣста гдѣ оное произходило; и преступленія, въ которыхъ обвиняли, Королеву, съ такою силою представились воображенію его, что казалось совершенно изгнали изъ сердца его состраданіе къ несчастной Маріи.

Въ. такомъ то расположеніи духа произведенномъ отчасти ужасомъ, отчасти любопытствомъ, Роландъ взиралъ на всѣ сіи мѣста — свидѣтели страшныхъ событій, слухъ о коихъ пронесся въ самыя отдаленныя страны Шотландіи, подобно тому какъ эхо повторяетъ въ горахъ отголоски грозы вдали свирѣпствующей.

Теперь, думалъ онъ, теперь, или никогда хочу я сдѣлаться человѣкомъ, хочу дѣйствовать въ великихъ событіяхъ о которыхъ даже и простые обитатели хижинъ нашихъ говорятъ съ такимъ живымъ участіемъ. Я узнаю причину отъ чего Рыцарь Авенель такъ гордится передъ прочими сосѣдними Баронами, и какимъ образомъ люди, съ помощію однаго только мужества и благоразумія, могутъ грубое платье простолюдима перемѣнить на блестящую одежду Рыцаря. Говорятъ что во мнѣ во все не видно благоразумія, — постараюсь замѣнить его храбростію; я хочу быть или человѣкомъ среди людей, или бездыханнымъ трупомъ среди мертвецовъ.

Скоро однако же честолюбивыя предпріятія уступили мѣсто пріятнѣйшимъ мыслямъ; онъ думалъ въ какое время, гдѣ и когда увидитъ Катерину Сейтонъ, и какъ возобновитъ съ нею знакомство свое. Еще мечты сіи наполняли его душу и сердце его желало скорѣйшаго ихъ исполненія, когда онъ увидѣлъ себя въ Единбургѣ. Здѣсь мысль о любви снова изчезла, мѣсто ея заступило чувство удивленія, которое ощущаетъ житель страны дикой и пустынной при первомъ взглядѣ на обширный, многолюдный, красивый городъ.

Главная Единбургская улица почиталась тогда лучшею улицею въ Европѣ. Чрезвычайная вышина зданій, готическая ихъ Архитектура, разнообразіе балюстратовъ украшавшихъ крыши строеній, ширина самой улицы — все сіе казалось достаточно было- чтобы восхитить взоры всякаго человѣка, а тѣмъ болѣе Роланда, во все не привыкшаго къ такому зрѣлищу. Многолюдство города, которое увеличилось еще прибытіемъ Лордовъ Королевской партіи къ Регенту Мурраю, уподобляло Единбургъ огромному улью пчелъ. Въ лавкахъ во множествѣ разложены были товары, и хотя въ нихъ не замѣтно было особеннаго великолѣпія и роскоши, но Роландъ думалъ видѣть передъ собою богатства всей вселенной; здѣсь разложены были полотна фландрскія, тамъ золотые обои, далѣе разставлены были мебели, различные сервизы, серебряная посуда и другія вещи необходимыя для прихотей людей. Но лавки въ которыхъ продавалось оружіе, болѣе другихъ обратили на себя его вниманіе; онъ съ жадностію смотрѣлъ на сабли и кинжалы Шотландскіе, во множествѣ развѣшенные, и казалось завидовалъ участи того, кто ими владѣетъ. Однимъ словомъ на каждомъ шагу встрѣчалось столько предметовъ достойныхъ удивленія, что Роландъ былъ ими совершенно очарованъ и Адаму Вудколу стоило большаго труда вывести его изъ сего лабиринта.

Толпа народа наполнявшая всѣ улицы служила новымъ предметомъ для удивленія. Онъ видѣлъ знатную даму одѣтую по послѣдней модѣ; лице ея покрыто было шелковою вуалью, передъ нею шелъ лакей который очищалъ ей дорогу, позади же пажъ несъ шлейфъ ея платья, а служанка съ библіею казалось говорила что госпожа ея идетъ прямо въ церковь. По той же дорогѣ шли многіе граждане въ короткихъ фламандскихъ платьяхъ и въ широкихъ панталонахъ и въ камзолахъ съ большими воротниками; мода сія, а также и обыкновеніе носить шляпу съ перомъ, сохранились еще на долгое время у Шотландцевъ. За ними слѣдовалъ служитель олтаря въ полномъ Женевскомъ одѣяніи; онъ важно и со вниманіемъ слушалъ разговоры людей его сопровождавшихъ, которые вѣроятно спрашивали его что онъ сегодня имъ будетъ проповѣдовать. Кромѣ того множество людей всякаго возраста и всякаго званія толпилось на улицахъ.

На каждомъ шагу Роландъ встрѣчалъ щеголей одѣтыхъ по послѣдней французской модѣ съ длинными шпагами на одной и кинжаломъ на другой сторонѣ; толпа служителей, болѣе или менѣе многочисленная смотря по чину и достоинству каждаго, ихъ сопровождала. Всѣ они вооружены были саблями и не большими круглыми щитами, которые походили на щиты употребляемые горными Шотландцами. Двѣ подобные партіи, изъ коихъ каждая имѣла своего начальника, встрѣтились на дорогѣ. (Въ Шотландіи, какъ извѣстно, никому безъ особенныхъ причинъ дороги не уступаютъ). Оба предводителя негодовавшіе другъ на друга, вѣроятно за различіе политическихъ своихъ мнѣній, или по какой нибудь старинной непріязни, не хотѣли въ сторону сдѣлать ни однаго шага и ни подъ какимъ видомъ не уступали своего мѣста. Они остановились другъ противу друга и обнажили свои мечи. Люди за ними шедшіе сдѣлали тоже самое, и вдругъ нѣсколько десятковъ мечей застучало и крикъ сражающихся раздавался повсюду въ воздухѣ. Одни кричали Лесли, Лесли! другіе Сейтонъ, Сейтонъ!

Если птичнику сначала было трудно заставить Роланда идти впередъ, то теперь находилъ онъ сіе невозможнымъ. Молодой человѣкъ, остановивъ свою лошадь, взорами слѣдовалъ за каждымъ движеніемъ сражающихся, не слушалъ словъ своего путеводителя, и, казалось, въ семъ дѣлѣ принималъ особенное участіе.

Шумъ сраженія привлекъ еще двѣ или три подобныя толпы, и многіе прохожіе Приняли сторону того или другаго начальника смотря потому, къ кому они чувствовали болѣе ненависти или привязанности,

Битва сдѣлалась всеобщею, И хотя щиты и сабли болѣе стучали нежели вредили, однако многіе получили опасныя раны. Двое уже полумертвые лежали на землѣ, и партія Сейтона, не столь многочисленная какъ партія его противника къ которой многіе пристали со стороны, начала уже примѣтно ослабѣвать — когда Роландъ видя что предводитель оной сражавшійся съ чрезвычайнымъ мужествомъ стѣсненъ былъ непріятелемъ и готовъ былъ изнемочь, вскричалъ: Вудколъ! если ты человѣкъ, обнажи свою саблю и ступай за мною на помощь Сейтонамъ!

Не дождавшись отвѣта, и не внимая просьбамъ птичника который умолялъ его не мѣшаться въ чужія дѣла, пылкій юноша соскочилъ съ лошади, обнажилъ свою саблю и бросился въ средину сражающихся, крича подобно другимъ: Сейтонъ, Сейтонъ. Онъ однимъ ударомъ повергъ на землю воина слишкомъ тѣснившаго начальника сей партіи, и сей послѣдній, ободренный столь неожиданною помощію, началъ сражаться съ новою яростію.

Но въ сію минуту четыре городскіе старшины, которыхъ узнать можно было по ихъ бархатному одѣянію и золотой цѣпи, явились намѣсто сраженія, съ сопутствіи гражданъ вооруженныхъ длинными палками; они бросились въ толпу сражающихся, розняли ихъ и принудили разойтись по домамъ. Съ каждой стороны по нѣскольку раненыхъ осталось на мѣстѣ сраженія.

Птичникъ рвалъ бороду съ отчаянія видя неосторожность своего товарища; онъ подвелъ къ нему его лошадь, которую успѣлъ схватить за поводъ, и сказалъ ему: Г. Роландъ, Г. глупецъ! не угодноли вамъ сѣсть на лошадь и продолжать путь, или вы хотите здѣсь остаться, попасть въ тюрьму и заплатить собою за всѣ убытки?

Роландъ, какъ вѣрный союзникъ Сейшоновъ, началъ было съ ними вмѣстѣ отступать, но услыша упреки Будкола, и познавъ самъ все необлагоразуміе своего поступка, сѣлъ на лошадь и подъѣхалъ къ своему товарищу. Однако примѣтя что городской Офицеръ хочетъ къ нему подойти, онъ, въ сопровожденіи Будкола, поскакалъ отъ него во весь опоръ. Роландъ скоро избавился отъ всѣхъ преслѣдованій, ибо подобные случаи были въ то время столь обыкновенны въ Единбургѣ, что окончивъ споръ болѣе о немъ и не думали, развѣ если погибалъ какой нибудь знатный человѣкъ, въ такомъ случаѣ обязанность родныхъ и друзей была, при первомъ удобномъ случаѣ, отмстить за его смерть. Мѣры полиціи были такъ слабы что нерѣдко подобные безпорядки продолжались нѣсколько часовъ сряду, въ особенности когда число сражающихся было довольно значительно и силы противниковъ одинаковы; но съ нѣкотораго времени Регентъ, человѣкъ характера твердаго и рѣшительнаго, чувствуя всю опасность упускать изъ виду подобныя неустройства, приказалъ старшинамъ имѣть всегда людей въ готовности для прекращенія, или по крайней мѣрѣ для ослабленія сихъ безпорядковъ.

Птичникъ и товарищъ его ускакали впередъ; но видя что никто ихъ не преслѣдуетъ поѣхали гораздо тише, не желая обращать на себя вниманія. Роландъ сидѣлъ съ потупленными глазами, какъ бы сознаваясь въ необдуманномъ своемъ поступкѣ, и птичникъ, желая нѣсколько его успокоить, спросилъ его съ веселымъ видомъ:

Позвольте мнѣ вамъ сказать одно Слово, Г. Роландъ. Мнѣ хочется знать, вселенъ ли въ васъ злой духъ, или нѣтъ?

Думаю, что могу тебѣ смѣло отвѣчать, Адамъ Вудколъ, что нѣтъ!

Если такъ то мнѣ бы весьма хотѣлось знать по какому внушенію, какимъ образомъ Случается вамъ имѣть всегда въ рукахъ какое нибудь оружіе? Что за надобность была мѣшаться въ споры этихъ Лесліевъ и Сейтоновъ, о имени которыхъ не слыхали вы во всю вашу жизйь?

Не отгадалъ, любезный, я имѣю особенныя причины быть другомъ Сейтоновъ.

Причины сіи должны быть слишкомъ таинственны, ибо я поручился бы за васъ что вы не знаете даже и ихъ имени; да и теперь почти увѣренъ что вы вмѣшались въ дѣло, во все до васъ не касающееся, не по приверженности къ Сейтонамъ, а просто по свойственной вамъ страсти дѣйствовать оружіемъ. Но пусть послужитъ это вамъ урокомъ; и согласитесь со мною, что если вы будете всякой разъ обнажать свою саблю когда захотите принять участіе въ какой нибудь ссорѣ въ Единбургѣ, то можете обойтись и безъ ноженъ, и что поступая такимъ образомъ не долго проживете на свѣтѣ. Впрочемъ, дѣлайте что хотите.

Благодарю тебя, Адамъ, за твои наставленія и обѣщаюсь впередъ имъ слѣдовать; всякой вѣрно во мнѣ узнаетъ воспитанника Вудкола, наставленнаго его мудростію и опытностію,

И вы очень хорошо поступите, Г. Роландъ. Не потому, чтобъ я вспыльчивость вмѣнялъ вамъ въ преступленіе. Я знаю, что легко можно сдѣлать ручнымъ дикаго сокола и что никогда ничего не выйдетъ изъ курицы. Слѣдовательно вы изъ двухъ золъ избрали меньшее. Но я замѣтилъ еще, Г. Роландъ, что кромѣ врожденной вамъ страсти обнажать свою саблю, вы имѣете странную привычку заглядывать подъ шляпку каждой проходящей женщины, какъ бы надѣясь найти въ ней старинную свою знакомую; а когда я подумаю какъ мало вы въ свою жизнь видѣли сихъ дикихъ птичекъ, то по неволѣ долженъ столько же удивляться этой привычкѣ, сколько давича удивлялся вашему участію въ дѣлѣ Сейтоновъ.

Пустое, пустое, Адамъ. Мнѣ хочется только видѣть что за глаза скрываются подъ этими шляпками.

Все это такъ; но это-то любопытство и опасно Г. Роландъ. Все равно что орлу подставлять голую руку. За этими дикими гусями нельзя гоняться, не подвергаясь опасности. Они также обманчивы, увертливы, какъ и самая опытная птица, когда соколъ ее преслѣдуетъ. Но вы меня неслушаете, Г. Роландъ; все ваше вниманіе обращено на эту дѣвочку которая такъ медленно идетъ передъ нами. Клянусь честію, она должна превосходно танцовашь; никогда не видалъ я такихъ милыхъ ножекъ.

Ты помѣшался, Адамъ; я очень мало думаю о молодой дѣвушкѣ и ея ножкахъ, однако надобно признаться что у тебя престранныя правила. Кто имѣетъ глаза, тотъ долженъ же на что нибудь смотрѣть.

Справедливо, Г. Роландъ, совершенно справедливо, но вамъ бы я совѣтовалъ смотрѣть со всѣмъ на иные предметы. Взгляните, всякая женщина которая имѣетъ на себѣ шелковое покрывало или шляпу прикрывающую ея голову, сопровождаема отцемъ, братомъ, мужемъ или, итого еще хуже, своимъ любовникомъ; за всякой идетъ толпа бродягъ вооруженныхъ саблями, щитами, и всѣ они…. Но вы меня не слушаете, не обращаете на меня даже никакого вниманія.

Со всѣмъ нѣтъ, Адамъ, я очень тебя слушаю, я не проронилъ ни однаго слова изъ твоего разговора; но подержи на минуту мою лошадь, я сей часъ тебя догоню.

Сказавъ это, и прежде еще чѣмъ Адамъ успѣлъ окончить свое наставленіе, Роландъ, къ удивленію птичника, соскочилъ съ лошади, бросилъ ему повода, и пустился въ другую улицу догонять молодую дѣвушку, ножки которой такъ много выхвалялъ его товарищъ.

Св. Марія! Св. Магдалина! кричалъ бѣдный птичникъ, оставленный такимъ образомъ одинъ среди Канонгата; между тѣмъ какъ юноша, ввѣренный его попеченіямъ, гнался подобно сумасшедшему за молодою дѣвушкою которая, какъ полагалъ Вудколъ, была ему совершенно незнакома. Сатана! Вельзевулъ, Астаротъ! продолжалъ онъ: Что понудило вѣтренника пуститься на такое дѣло? Онъ вѣрно съ кѣмъ нибудь заведетъ ссору; еслибъ можно было кому нибудь поручить нашихъ лошадей, я побѣжалъ бы…. Но нѣтъ, люди вездѣ люди; повѣрь имъ лошадь — и простись съ нею на вѣки; хоть бы мнѣ встрѣтить служителей Регента, имъ то я бы повѣрилъ. Но поручить нашихъ лошадей людямъ незнакомымъ, это дѣло невозможное; а уѣхать, не узнавъ что сдѣлалось съ Роландомъ, также не благоразумно.

Мы однако оставимъ птичника въ затруднительномъ ѣемъ положеніи и послѣдуемъ за молодымъ нашимъ повѣсою.

Послѣднія слова нравоученія Адама Вудкола, хотя съ добрымъ намѣреніемъ сказанныя, не принесли однако Роланду никакой пользы; ибо въ молодой дѣвушкѣ, которая шла по улицѣ и имѣла на себѣ шелковое полосатое покрывало, — какъ требовала того Брюксельская мода, онъ казалось узналъ красивый ростъ и величественную походку Катерины Сейтонъ, Между тѣмъ какъ важные совѣты птичника едва доходили до слуха Роланда, глаза его не переставали слѣдовать за предметомъ, вполнѣ его занимавшимъ. Наконецъ когда незнакомка хотѣла поворотить въ одинъ изъ переулковъ ведущихъ изъ Канонгата въ сосѣднюю улицу, и подняла свое покрывало, вѣроятно для того чтобы увидѣть Рыцаря который такъ долго взорами за нею слѣдовалъ, Роландъ въ туже минуту узналъ ея живые, исполненные огня глаза, и какъ молодой неопытный безумецъ не привыкшій встрѣчать сопротивленія своимъ желаніямъ, оставилъ своего спутника, бросилъ ему повода лошади, и пустился въ слѣдъ за Катериною Сейтонъ.

Легкость съ какою бѣжала Катерина спасала ее нѣкоторое время отъ преслѣдованія пажа. Но весьма трудно любовницѣ укрыться отъ осмнатцатилѣтняго молодаго человѣка.

Она прибѣжала на большой вымощенный дворъ украшенный огромными каменными вазами; кипарисъ и другія деревья въ оныхъ посаженныя, придавали какую-то важность старинному зданію на дворѣ построенному; зданіе сіе состояло изъ пяти этажей и окружено было со всѣхъ сторонъ высокими стѣнами.

Катерина Сейтонъ, которой прекрасныя ножки такъ много понравились Вудколу, пробѣжала весь дворъ съ быстротою молодой лани гонимой охотниками, и достигла большой двери расположенной въ срединѣ зданія; найдя ее запертою одною защолкою, она ее отворила и вошла съ домъ. — Но если Катерина бѣжала съ легкостію лани, то Роландъ слѣдовалъ за нею съ быстротою молодаго пса въ первый разъ спущеннаго на добычу, и не смотря на всѣ ея усилія укрыться отъ него, не выпускалъ ее ни на минуту изъ виду.

Будучи вѣтренъ и вмѣстѣ неопытенъ, знакомый со свѣтомъ только изъ однихъ романовъ, не встрѣчая никогда сопротивленія своимъ желаніямъ, одаренный притомъ отъ природы неустрашимостію, Роландъ, не думая ни мало, вступилъ въ домъ заключавшій предметъ его поиска. Съ начала попробовалъ поднять защолку, и видя что дверь уступила первымъ его усиліямъ, онъ былъ весьма доволенъ что находился подъ однимъ кровомъ съ Катериною, и что вошелъ туда съ такою же поспѣшностію съ какою ее преслѣдовалъ. Онъ увидѣлъ себя въ большой хотя и нѣсколько мрачной комнатѣ; весь свѣтъ въ нее входилъ изъ разноцвѣтныхъ стеклянныхъ оконъ., и темнота сія еще болѣе увеличивалась отъ высокой ограды которая окружала весь дворъ и не позволяла лучамъ солнечнымъ проникать во внутренность покоевъ; стѣны покрыты были древнимъ оружіемъ, а также арматурами изсѣченными изъ камня, коронами и другими украшеніями на которыя пажъ необратилъ никакого вниманія.

Единственный предметъ который онъ замѣтилъ, была Катерина Сейтонъ; она почитая себя внѣ опасности отъ всякаго преслѣдованія, сидѣла на большой дубовой скамьѣ въ углу комнаты и казалось отдыхала послѣ быстраго своего бѣга; увидя вошедшаго Роланда она затрепешала, вскрикнула отъ удивленія и бросилась въ одну изъ отворенныхъ дверей, которыя всѣ сосредоточивались въ этой комнатѣ. Роландъ тотчасъ устремился къ той же двери; она вела въ галлерею хорошо освѣщенную, въ концѣ которой слышны были многіе голоса и шаги людей поспѣшно приближающихся. Видя близкую опасность, онъ нѣсколько времени былъ въ нерѣшимости, не зналъ должно ли ему остаться или въ бѣгствѣ искать спасенія; но Катерина вывела его изъ недоумѣнія. Она вбѣжала опять въ переднюю, изъ другой только двери, и приближилась къ нему съ такою же поспѣшностію съ какою прежде его убѣгала.

Какой злой духъ привелъ тебя сюда? вскричала она: спасайся или ты пропалъ. Но нѣтъ, останься, они идутъ; бѣгство теперь дѣло не возможное; скажи, что ты хочешь видѣть Лорда Сейтона.

Не дождавшись его отвѣта, она скрылась въ дверь изъ которой прежде вышла, и въ туже минуту другая дверь выдавшаяся въ галлерею отворилась, и шесть или семь молодыхъ людей богато одѣтыхъ бросились въ переднюю съ саблями въ рукахъ.

Кто ты таковъ, дерзновенный, спросилъ одинъ изъ нихъ, и какъ ты осмѣлился войти въ нашъ домъ?

Изрубимъ его на части, сказалъ другой, и тѣмъ отмстимъ за обиду которую намъ сегодня нанесли. Это какой нибудь лазутчикъ изъ мѣстечка Ротъ.

Нѣтъ, сказалъ третій, и того хуже; это одинъ изъ свиты облагороженнаго крестьянина Алберта Клендининга, который заставляетъ называть себя Рыцаремъ Авенелемъ; прежде онъ былъ вассалъ церкви, а теперь грабитель церковныхъ владѣній.

Онъ правду говоритъ, прервалъ первый, я узнаю его по терновой вѣтьви. Охраняйте дверь, онъ долженъ намъ объявить причину своей дерзости.

Двое изъ нихъ побѣжали къ двери и стали подлѣ нее съ саблями въ рукахъ, какъ бы желая воспрепятствовать побѣгу Роланда. Другіе приближились къ пажу, и онъ былъ довольно благоразуменъ чтобы разсудить, что всякое сопротивленіе теперь безразсудно и безполезно. Нѣсколько голосовъ спросили его въ одно время: кто онъ таковъ, откуда идетъ, какъ его зовутъ, причину его посѣщенія, и отъ кого присланъ; множество вопросовъ которыми его забросали, служили ему достаточною причиною чтобы не тотчасъ на нихъ отвѣчать. Между тѣмъ новое лице вошло въ переднюю, и съ приходомъ его всѣ окружавшіе Роланда съ почтеніемъ отступили.

Это былъ человѣкъ большаго роста; черные волосы его начинали уже бѣлѣть отъ старости, но во взорахъ и во всѣхъ чертахъ его видно было еще все пламя юности. Платья на немъ никакого не было, и полотняная его рубашка была въ крови; всю его одежду замѣняла богатая пурпуровая мантія, которая лежала на его плечахъ. На головѣ у него была красная бархатная шапочка, и около нее, слѣдуя модѣ принятой въ то время всѣми Шотландскими Вельможами, три раза обертывалась большая золотая цѣпь.

Что значитъ гнѣвъ вашъ, дѣти и друзья мои? спросилъ онъ вошедъ въ комнату: кого окружаете вы съ такими угрозами? или вы забыли, что кровъ мой долженъ служить убѣжищемъ для всякаго, кто бы таковъ онъ не былъ.

Милордъ, отвѣчалъ одинъ изъ молодыхъ людей, онъ измѣнникъ, шпіонъ съ дурнымъ намѣреніемъ къ намъ вошедшій.

Пустое! вскричалъ Роландъ съ гордостію, я пришелъ чтобы говорить съ Лордомъ Сейтономъ.

Вѣроятно, очень вѣроятно, повторило нѣсколько голосовъ! Человѣкъ который находится въ службѣ у Клендининга этаго сказать не можетъ!

Молчите! закричалъ Лордъ Сейтонъ, ибо это былъ онъ самъ; дайте мнѣ юношу разсмотрѣть по ближе. Что я вижу! это тотъ самый, который за нѣсколько минутъ передъ симъ такъ охотно явился ко мнѣ на помощь, тогда какъ большая часть моихъ людей, во все недумая о моей безопасности, заботилась только о своей собственной. Вмѣсто пріема, который вы теперь ему дѣлаете, онъ имѣетъ полное право на вашу признательность.

Всѣ вложили сабли свои въ ножны. Лордъ Сейтонъ, взявъ Роланда за руку, благодарилъ его за великодушную помощь, прибавя: что вѣроятно и теперь желаніе узнать о здоровьѣ Сейтона привело его сюда.

Роландъ наклоненіемъ головы подтвердилъ его слова.

Или, можетъ быть, продолжалъ Лордъ, я въ чемъ нибудь могу быть вамъ полезенъ? Если такъ, скажите только и я съ удовольствіемъ воспользуюсь симъ случаемъ чтобы доказать вамъ мою благодарность.

Но Роландъ хотѣлъ употребить въ сбою пользу оправданіе о которомъ такъ кстати намѣкнулъ ему самъ Сейтонъ, и сказалъ что онъ пришелъ только узнать не опасна ли рана имъ полученная?

Это совсѣмъ и не рана, а малая царапина, сказалъ Лордъ Сейтонъ; я раздѣлся было для того, чтобы Докторъ мой нѣсколько осмотрѣлъ ее, когда крики этихъ безумныхъ заставили меня сюда придти.

Роландъ Гремесъ, видя себя внѣ опасности, почтительно ему поклонился и хотѣлъ было выдти, опасаясь чтобы Адамъ Вудколъ котораго онъ такъ скоро оставилъ, не уѣхалъ бы безъ него. Но Лордъ Сейтонъ до этаго его не допустилъ. Подождите не много, молодой человѣкъ, сказалъ онъ ему, объявите мнѣ ваше имя и вмѣстѣ ваше званіе. Лордъ Сейтонъ съ нѣкотораго времени привыкъ болѣе видѣть себя покинутаго друзьями, чѣмъ вспомоществуемаго незнакомцами. Но времена перемѣнчивы, и можетъ быть наступитъ день, когда онъ будетъ въ состояніи доказать свою благодарность за услуги ему оказанныя.

Милордъ! имя мое — Роландъ Гремесъ; я былъ пажемъ у Сира Алберта Клейдининга.

Я правду сказалъ, вскричалъ одинъ изъ окружавшихъ Лорда, кто таковъ сей молодецъ. Это была только хитрость Милордъ, чтобы вы удостоили шпіона своею довѣренностію. Враги ваши, дѣтей и даже самыхъ женъ стараются къ сему пріучить.

Если ты говоришь обо мнѣ, прервалъ Роландъ, то весьма ошибаешься. Никто въ Шотландіи не можетъ принудить меня быть измѣнникомъ.

Очень вѣрю, очень вѣрю тебѣ, молодой человѣкъ, сказалъ Лордъ Сейтонъ; удары твои слишкомъ хорошо были направлены чтобы можно было думать, что ты дѣйствовалъ за одно съ тѣми противу кого сражался. Признаюсь однако, я не полагалъ получить помощи отъ кого либо изъ дому твоего господина, и желаю знать что побудило тебя для спасенія моей жизни жертвовать своею собственною?

Господинъ мой сдѣлалъ бы тоже самое, отвѣчалъ Роландъ; честный человѣкъ, тѣснимый многочисленнымъ непріятелемъ вѣрно бы получилъ отъ него помощь. Таковы покрайней мѣрѣ правила, которыя намъ внушаютъ въ замкѣ Авенельскомъ.

Доброе сѣмя пало на хорошую землю, юноша, сказалъ Лордъ Сейшонъ, но знай, что если ты будешь слѣдовать благороднымъ своимъ правиламъ въ нынѣшнія смутныя времена когда сила одна только торжествуетъ, то я боюсь, чтобы жизнь твоя не была кратковременна.

Пусть будетъ она кратковременна, покрайней мѣрѣ я проведу ее съ честію, сказалъ Роландъ. Теперь, Милордъ, позвольте мнѣ проститься съ вами. Одинъ изъ моихъ товарищей не подалеку отсюда меня ожидаетъ!

Прими же отъ меня на память эту бездѣлку и носи ее изъ любви ко мнѣ. И въ тоже время онъ отвязалъ съ шапки своей золотую цѣпь, закрывавшуюся посредствомъ медальона, и подалъ ему ее.

Роландъ не долго колебался принять ли ему подарокъ сей который почиталъ наградою за свою храбрость, или нѣтъ. Онъ обернулъ цѣпь около шляпы, и поблагодаривъ Барона вышелъ изъ передней, пробѣжалъ поспѣшно дворъ, и прибылъ въ Канонгатъ въ то время когда Вудколъ, поручивъ лошадей одному изъ прохожихъ, хотѣлъ самъ пуститься отыскивать своего товарища.

Какое новое дурачество вы еще сдѣлали? вскричалъ Адамъ весьма обрадованный его пріѣздомъ, хотя замѣшательство Роланда не могло укрыться отъ его взоровъ.

Къ чему этотъ вопросъ? сказалъ Роландъ вскочивъ съ легкостію на лошадь; посмотри лучше на эту вещицу, прибавилъ онъ показывая новое украшеніе свое, и согласись со мною, что не много потребно времени чтобы получить прекрасную цѣпь.

Дай Богъ чтобы я ошибался, вскричалъ птичникъ; но я увѣренъ что вы ее похитили, или силою у кого нибудь отняли, иначе не могу придумать какимъ образомъ можно достать такую цѣпь. Я часто бывалъ здѣсь, даже проводилъ цѣлые мѣсяцы, а мнѣ ни кто еще не дѣлалъ подобнаго подарка.

Видишь ли, другъ мой Адамъ, что я, при всей моей неопытности, гораздо счастливѣе тебя. Но будь покоенъ; я цѣпи не похищалъ и не отнималъ ее силою, а получилъ законнымъ образомъ.

Послушайте же что я вамъ скажу: если вы, Г. Роландъ, вздумаете когда нибудь повѣситься, то употребите на это золотую цѣпь свою; она васъ не удавитъ точно такъ какъ вода не могла васъ потопить. Лишенные званія пажа Милади, вы сдѣлались оруженосцемъ Рыцаря; а погнавшись за молодою дѣвушкою въ какой-то знатный домъ, васъ наградили цѣпью съ медальономъ, когда другой за это бы получилъ нѣсколько добрыхъ палочныхъ ударовъ въ спину или одинъ кинжаломъ въ грудь. Но, оставимте это, — мы подъѣзжаемъ уже къ Аббатству. Дай Богъ чтобы и здѣсь счастіе васъ не оставляло, и тогда вы смѣло можете всю Шотландію вызывать на бой.

Они остановили лошадей своихъ у старыхъ воротъ ведшихъ въ Аббатство или дворецъ Голирудской, и находившихся на концѣ улицы по которой они ѣхали. Темный коридоръ велъ во дворъ и открывалъ фасадъ неправильныхъ зданій, изъ которыхъ иныя существуютъ еще и до сихъ поръ и составляютъ часть новаго дворца построеннаго въ царствованіе Карла І-го.

Пажъ и птичникъ вошедъ на дворъ, отдали лошадей своихъ первому встрѣтившемуся имъ человѣку, и Адамъ Вудколъ приказалъ ему повелительнымъ голосомъ отвести ихъ въ конюшню, прибавивъ, что они оба изъ свиты Рыцаря Авенеля.

Надобно намъ здѣсь показать себя, сказалъ онъ въ полголоса своему товарищу, ибо со всякимъ обходятся смотря потому какъ онъ себя поведетъ, и слишкомъ скромный всегда въ проигрышѣ останется.

Сказавъ это, Адамъ Вудколъ принялъ важный видъ приличный, по его словамъ, достоинству и званію Рыцаря Авенеля, и пошелъ впередъ по дорогѣ ведшей во дворецъ Аббатства Голирудскаго, а Роландъ мѣдленно за нимъ послѣдовалъ.

ГЛАВА VI.

Не торопись, Адамъ, говорилъ молодой пажъ птичнику который очень скоро шелъ по двору. Развѣ ты не знаешь что я здѣсь еще въ первый разъ? Дай мнѣ хотя нѣсколько осмотрѣться. Вотъ я и въ Голирудѣ, въ семъ святилищѣ храбрости и вкуса, красоты и могущества.

Да, вы въ Голирудѣ, отвѣчалъ Вудколъ; но мнѣ хотѣлось бы, еслибъ это возможно было, васъ приковать, а то я по глазамъ вижу что вамъ хочется начать новую ссору, или получить другую золотую цѣпь; вы теперь настоящій дикій соколъ.

Въ самомъ дѣлѣ зрѣлище сіе было совершенно незнакомо Роланду. Въ первый разъ въ жизни еще видѣлъ онъ прихожую дворца, черезъ которую проходили толпами все новыя и новыя лица; одни съ видомъ радостнымъ и довольнымъ, другіе съ думою на челѣ и занятые важными дѣлами. Здѣсь стоялъ человѣкъ Государственный въ подбитой горностаями мантіи, съ гордымъ видомъ, но въ случаѣ нужды готовый ползать предъ всякимъ кто его сильнѣе; тамъ — воинъ покрытый буйволовою кожею, съ большею саблею при бедрѣ, съ поднятымъ усомъ и нахмуренными бровями; далѣе — услужливый придворный котораго сердце исполнено гордости, а рука дѣлаетъ все что не прикажутъ, пресмыкающійся предъ владыкою своимъ, но неприступный для своихъ подчиненныхъ. Подлѣ него — покорный проситель съ безпокойнымъ взглядомъ и боязливою поступью, — хитрый проповѣдникъ который хочетъ получить по выгоднѣе приходъ; надменный Протестантской Баронъ который ищетъ случая завладѣть церковнымъ имѣніемъ, и разбойникъ который пришелъ испрашивать себѣ прощенія за всѣ свои преступленія. Посреди сей разнообразной толпы ходила стража, безпрестанно пріѣзжали и отправлялись гонцы. Внѣ дворца слышно было ржаніе коней, звукъ оружія; однимъ словомъ блистательное зрѣлище сіе представляло молодымъ людямъ одну только пышность и великолѣпіе, престарѣлые же видѣли въ ономъ гордость и коварство, обманутыя надежды, лживыя обѣщанія, надменность сокрытую подъ личиною покорности и дерзость подъ чертами искренности и великодушія.

Видя вниманіе Роланда къ зрѣлищу столь для него новому и необыкновенному, Адамъ Вудколъ старался увлечь его за собою, страшась подвергнуться насмѣшкамъ придворныхъ которые толпились около того мѣста гдѣ они стояли; но онъ самъ былъ узнанъ человѣкомъ, одѣтымъ въ одинакое съ нимъ платье и въ зеленой шляпѣ съ перомъ. Вудколъ также тотчасъ его узналъ, и они оба въ одно время закричали:

Адамъ Вудколъ!

Мишель! старинный другъ мой. Ну каково поживаетъ черная собака?

Также какъ и мы, Адамъ, все старѣется, и со временемъ умретъ; однако мы еще покуда бережемъ ее. Но что ты здѣсь дѣлаешь? Милордъ хочетъ тебя видѣть, и уже нѣсколько разъ объ тебѣ спрашивалъ.

Лордъ Муррай, Регентъ Королевства, меня спрашивалъ, вскричалъ Адамъ! я бы хотѣлъ ему засвидѣтельствовать свое почтеніе. Безъ сомнѣнія ему памятна Каривартмурская охота, гдѣ мой Друмезильскій соколъ одержалъ верхъ надъ соколами острова Мана, и выигралъ ему закладъ у Англинскаго Барона Станлея.

По правдѣ сказать, Адамъ, Лордъ не думаетъ ни о тебѣ, ни о твоихъ соколахъ. Онъ самъ гораздо выше направилъ свой полетъ, и нашелъ несравненно лучшую добычу. Но пойдемъ ко мнѣ. Намъ непремѣнно надобно возобновить наше знакомство; я надѣюсь что мы по прежнему друзья.

Все это очень хорошо, но скажи мнѣ напередъ гдѣ бы намъ оставить этаго молодца, а то онъ безъ насъ заведетъ ссору или съ кѣмъ нибудь подерется.

Развѣ онъ такого характера?

Да, подъ часъ все можетъ съ нимъ случиться.

Такъ пусть онъ пойдетъ съ нами; тѣмъ болѣе что мы теперь не можемъ хорошенько повеселиться; мы, что называется, только помочимъ наши губы. Къ тому же мнѣ хочется прежде нежели ты увидишь Милорда, узнать о состояніи монастыря Св. Маріи и разсказать тебѣ что здѣсь дѣлается.

Окончивъ свое приглашеніе Вудвюлъ отворилъ боковую дверь въ передней, и съ видомъ человѣка которому извѣстны самые тайные переходы дворца, повелъ ихъ по темнымъ коридорамъ, и привелъ въ маленькую комнату гдѣ накрытъ былъ столъ, а на столѣ поставленъ хлѣбъ, сыръ и чаша съ прохладительнымъ питіемъ. Адамъ не замѣдлилъ воспользоваться послѣднимъ, говоря что безпокойства причиненныя ему Роландомъ возбудили въ немъ такую сильную жажду.

Ну, такъ утоли ее, сказалъ Мишель наливая снова чашу, и прошу тебя со мною не церемониться. Однако выслушай со вниманіемъ что я тебѣ скажу. Сего дня поутру Мортонъ, посѣтивъ Милорда казалось былъ въ дурномъ расположеніи духа.

Они все по прежнему друзья? спросилъ Вудколъ.

И очень, отвѣчалъ Мишель. Надобно-же чтобы одинъ помогалъ другому, а иначе ничего не будетъ. И такъ, Мортонъ, какъ я сказалъ тебѣ, сегодня былъ сердитъ, что, между нами будь сказано, весьма часто съ нимъ случается. Онъ разговаривалъ съ Милордомъ; я въ это время стоялъ въ комнатѣ и принималъ отъ него приказанія на щетъ соколовъ которыхъ мы ожидаемъ изъ Дарновая, и которые, надѣюсь, будутъ получше вашихъ съ длинными крыльями.

Я тогда повѣрю когда увижу ихъ на лету, сказалъ Вудколъ нѣсколько обиженный словами своего пріятеля.

Какъ бы то ни было, прервалъ Мишель возобновивъ разсказъ свой, но Графъ Мортонъ обратясь къ Милорду сказалъ ему съ видомъ негодованія: Братъ мой долженъ бы называть своею собственностію Кеннакюгеръ и всѣ владѣнія Св. Маріи, а вмѣсто того монахи избрали себѣ новаго Аббата, который вѣроятно будетъ ему сопротивляться; къ тому же окрестные вассалы разрушили и сожгли почти все что оставалось отъ Аббатства, такъ что братъ мой по изгнаніи всѣхъ жителей, не найдетъ мѣста гдѣ бы могъ преклонить главу свою. Милордъ отвѣчалъ ему на это. Новости сіи довольны непріятны, но я полагаю Милордъ что извѣстія вами полученныя невѣрны. Албертъ Клендинингъ еще вчера былъ тамъ съ своими воинами, и если бы монахи Св. Маріи осмѣлились избрать новаго Аббата, или Аббатство было было бы сожжено или разрушено, онъ вѣрно тотчасъ бы принялъ свои мѣры, наказалъ дерзновенныхъ и извѣстилъ бы меня объ этомъ. Однако знай, Адамъ, что я говорю это тебѣ какъ старинному своему другу, притомъ исполненный уваженія къ почтенному Сиру Алберту который много мнѣ сдѣлалъ добра, и ненависти къ Графу Мортону котораго всѣ скорѣе боятся нежели любятъ. А потому ты дурно сдѣлаешь если мнѣ измѣнишь. Но, сказалъ Графъ Регенту, берегитесь, Милордъ, слишкомъ много довѣрять Клендинингу. Онъ низкаго происхожденія, а потому не можетъ быть преданъ вельможамъ. Притомъ, продолжалъ онъ, у Клендининга есть братъ въ Аббатствѣ Св. Маріи, безъ совѣта котораго онъ ничего не предпринимаетъ, у него много друзей на границѣ, и при малѣйшей перемѣнѣ обстоятельствъ онъ вѣрно съ ними соединится. Регентъ отвѣчалъ ему на это съ видомъ благородства: Графъ, я ручаюсь за вѣрность Клендининга; что же касается до брата его, то неуже ли простой монахъ можетъ быть для насъ опасенъ? Если все что вы мнѣ сказали справедливо, то я увѣренъ что Клендинингъ пришлетъ ко мнѣ виновниковъ всѣхъ сихъ безпорядковъ чтобы я велѣлъ ихъ повѣсить, или самъ достойно ихъ накажетъ. Графъ Мортонъ вышелъ по видимому весьма недовольный. Однако Милордъ съ тѣхъ поръ нѣсколько уже разъ спрашивалъ не пріѣхалъ ли посланный отъ Рыцаря Авенеля. Все это я пересказываю тебѣ, Адамъ, для того, чтобы ты зналъ о чемъ будетъ говорить съ тобою Регентъ, ибо мнѣ кажется онъ не совсѣмъ останется доволенъ если слова Мортона справедливы, и если Сиръ Албертъ не принялъ мѣръ строгихъ и рѣшительныхъ.

Во время сего разговора смущеніе Вудкола обнаруживалось нѣсколько разъ. Любовь его къ Сиру Алберту была тому причиною. Что Графъ Мортонъ говорилъ объ виновникѣ сихъ безпорядковъ? спросилъ онъ съ видомъ неудовольствія у своего друга.

Ничего, ничего, Адамъ, ты меня не такъ понялъ; не Мортонъ, но Регентъ говорилъ что ежели бы Аббатство было разрушено или созжено, то господинъ твой вѣрно бы прислалъ къ нему виновниковъ всѣхъ безпорядковъ, дабы ихъ примѣрно наказать.

Такъ ли долженъ поступать истинный Протестантъ? вскричалъ Вудколъ! Прежде бывало мы получали награды, когда разрушали монастыри Графства Фифскаго и Пертскаго, а теперь….

Это совсѣмъ другое дѣло, отвѣчалъ Мишель: тогда Римъ былъ еще владыкою, а нынче рѣшено нашими вельможами не оставлять въ Шотландіи ни одного мѣста гдѣ бы могло гнѣздиться его ученіе. Теперь всѣ Католики почти истреблены, всѣ Аббатства и монастыри уничтожены, и имѣнія ихъ находятся въ рукахъ вельможъ и вассаловъ.

Но я говорю тебѣ что Аббатство Св. Маріи не разрушено, вскричалъ Адамъ съ примѣтно увеличивающимся смущеніемъ. Перебили нѣсколько стеколъ, разрушили статуи святыхъ, вотъ и все, а слухъ что его сожгли во все несправедливъ. Къ тому же и огня у насъ съ собой не было; правда было нѣсколько факеловъ въ запасѣ у дракона, которые могли съ случаѣ надобности намъ пригодиться. О! я очень былъ остороженъ на этотъ разъ!

Неуже ли и Адамъ рѣшился бы на такое дѣло? Я слишкомъ знаю стариннаго моего друга, чтобы когда нибудь могъ этому повѣрить. Но послушай-ка что я тебѣ скажу: Графъ Мортонъ привезъ съ собою изъ Галифакса дѣвицу красоты необыкновенной, такую съ которою и ты бы не разстался.

Пустое, братъ, несешь; я слишкомъ уже старъ, и моя пора кружить голову другимъ давно уже прошла. Я очень знаю что Графъ Мортонъ за хорошенькою дѣвочкою, погонится на край свѣта; но какая связь между мною и привезенною имъ дѣвицею?

Адамъ хотѣлъ было ему отвѣчать, но Роландъ видя что разговоръ двухъ пріятелей не кончается, и безпокоясь объ участи новаго Аббата Св. Маріи, прервалъ ихъ разсужденія.

Мнѣ кажется, Вудколъ, сказалъ онъ ему, тебѣ давно уже пора вручить Регенту письмо своего господина. Я думаю въ немъ упомянуто обо всемъ что происходило въ Кеннакюгерѣ, съ большою однако осторожностію.

Онъ правду говоритъ, прервалъ Мишель; Милордъ ждетъ съ нетерпѣніемъ извѣстія отъ Авенеля.

Сей часъ, сей часъ я вамъ его отдамъ, сказалъ птичникъ вынимая изъ дорожнаго мѣшка своего письмо Сира Алберта къ Графу Мурраю. Г. Роландъ, не угодноли вамъ самимъ поднесть Регенту письмо Рыцаря? это болѣе прилично молодому пажу нежели старому птичнику. Прекрасно сказано, прервалъ Мишель. Но за минуту предъ симъ ты самъ кажется хотѣлъ видѣть Милорда, или, можетъ быть, ты хочешь ввести молодаго человѣка въ бѣду изъ одной предосторожности къ самому себѣ.

Ты опять таки принялся за свои разсужденія. Я говорю тебѣ что Роланду совершенно нѣчего бояться, да и кто внушилъ тебѣ подобныя мысли. Но тише! Тасе, какъ я всегда говаривалъ, латинское слово которое означаетъ благоразуміе. Отведи Роланда къ Регенту, а я пойду посмотрѣть на коня своего, чтобы въ случаѣ какой нибудь опасности можно было и ускользнуть.

Поди же за мною, молодой человѣкъ, сказалъ Мишель пажу; я вижу что старому твоему наставнику очень хочется сбыть тебя съ рукъ.

Сказавъ это онъ повелъ Роланда различными коридорами, и привелъ его къ большой каменной лѣсницѣ, ступени которой были такъ низки и широки что входить на нее было весьма легко. Дошедъ до верху Мишель отворилъ дверь въ темную комнату, и Роландъ, не примѣтивъ маленькой ступени, чуть не упалъ.

Будь осторожнѣе, сказалъ Мишель понизивъ голосъ и осматриваясь вокругъ себя, какъ бы желая знать нѣтъ ли еще кого съ ними, будь осторожнѣе молодой человѣкъ; кто здѣсь упадетъ тотъ болѣе уже не встанетъ. Видишь ли ты это? прибавилъ онъ еще болѣе понизивъ голосъ, и показывая на пятна кроваваго цвѣта освѣщаемыя падающимъ лучемъ солнца, видишь ли ты это? или осторожнѣе, другіе прежде тебя здѣсь падали.

Что ты говоришь? спросилъ пажъ внутренно содрогаясь, самъ не зная отъ чего. Неуже ли это кровь?

Да, да, отвѣчалъ Мишель голосомъ безпрестанно прерывающимся и взявъ его за руку, это кровь, кровь вѣроломствомъ пролитая, и вѣроломствомъ же отмщенная. Это кровь Давида, прибавилъ онъ осматриваясь съ ужасомъ около себя.

Сердце Роланда стѣснилось отъ одной мысли что онъ стоитъ на томъ мѣстѣ гдѣ былъ умерщвленъ Ридзіо, гдѣ совершилось происшествіе которое распространило всеобщій ужасъ даже въ сей вѣкъ невѣжества, и посѣяло боязнь и сожалѣніе во всѣхъ хижинахъ и замкахъ Шотландіи. Но его вожатый видя смущеніе обнаружившееся во всѣхъ его чертахъ, и опасаясь не слишкомъ ли онъ много сказалъ, поспѣшно схватилъ его за руку и пошелъ съ нимъ далѣе; на другомъ концѣ комнаты онъ тихо постучался въ маленькую дверь, и швейцаръ тотчасъ ее отворилъ.

Вотъ, сказалъ Мишель швейцару, пажъ который привезъ Регенту письмо отъ Рыцаря Авенеля.

Совѣтъ теперь только что собрался, отвѣчалъ швейцаръ; отдайте однако мнѣ письмо, я отнесу его къ Регенту.

Я самъ долженъ его вручить Милорду, отвѣчалъ Роландъ, таковы приказанія и воля моего господина.

Швейцаръ съ видомъ удивленія осмотрѣлъ его съ ногъ до головы, и потомъ сказалъ ему: ты братъ что-то слишкомъ уменъ для своихъ лѣтъ, и признаюсь этаго нельзя было ожидать отъ пажа воспитаннаго въ деревнѣ!

Если бы ты мнѣ это сказалъ въ другомъ мѣстѣ и въ другое время, отвѣчалъ Роландъ, я бы показалъ тебѣ уменъ ли я или глупъ; а теперь дѣлай что тебѣ велятъ. Поди и доложи Регенту, что я ожидаю его приказаній.

Дѣлай что тебѣ велятъ, повторилъ обиженный швейцаръ. Ты слишкомъ что-то дерзокъ; да и кто далъ тебѣ право говорить такимъ образомъ? Постой, голубчикъ, придетъ время что и ты запоешь другимъ голосомъ. А до тѣхъ поръ останься здѣсь; когда въ тебѣ будутъ имѣть нужду тогда тебя позовутъ. Сказавъ это онъ заперъ дверь, и не позволилъ ему войти за собою.

Мишель, какъ хитрый придворный, во время этаго спора отошелъ нѣсколько въ сторону; а теперь, когда все уже кончилось, онъ имѣлъ довольно смѣлости чтобы снова подойти къ Роланду. Подлинно, что на тебя можно было понадѣяться, молодой человѣкъ, сказалъ онъ ему, и Адамъ не дурно бы сдѣлалъ если бы гдѣ нибудь тебя заперъ. Ты при дворѣ не болѣе пяти минутъ, а уже успѣлъ найти себѣ смертельнаго врага въ особѣ швейцара совѣта.

Я кажется ничего худаго ему не сдѣлалъ, и хотѣлъ его только заставить говорить со мною учтиво. Роландъ не для того пріѣхалъ изъ Авенеля, чтобы всякой обижалъ его въ Голирудѣ.

Чувства сіи дѣлаютъ тебѣ честь, молодой человѣкъ, не совѣтую однако обнаруживать ихъ при всѣхъ. Но, тише! дверь отворяется.

Швейцаръ вошедъ сказалъ, съ ласковымъ видомъ, что Регентъ хочетъ теперь же видѣть посланнаго отъ Рыцаря Авенеля; онъ пошелъ впередъ и ввелъ Роланда въ комнату гдѣ происходилъ совѣтъ. Посреди стоялъ большой дубовый столъ, и вокругъ стулья, сдѣланные изъ того же дерева; впереди же большое кресло, обитое малиновымъ бархатомъ. Перья, чернилицы и множество бумагъ разбросаны были въ безпорядкѣ, и придворные, которые засѣдали въ совѣтѣ, разкланявшись почтительно съ Графомъ Мурраемъ, вышли изъ Комнаты. Вѣроятно шутки были предметомъ ихъ разговора съ Регентомъ, ибо на лицахъ ихъ изображался видъ удовольствія и веселости, который обыкновенно принимаютъ придворные въ подобныхъ случаяхъ. Самъ Регентъ смѣялся отъ чистаго сердца и сказалъ имъ: прощайте, Милорды, не забудьте напомнить обо мнѣ сѣверному пѣтуху.

Послѣ сихъ словъ обратился онъ къ Роланду, и веселость его изчезла также скоро, какъ на поверхности глубокаго озера изчезаетъ кругъ образовавшійся отъ камня, брошеннаго рукою дитяти, или путешественника. Менѣе нежели въ одно мгновеніе, лице его сдѣлалось важнымъ, серьознымъ и даже нѣсколько меланхолическимъ.

Государственный сей человѣкъ, ибо самые злые враги его иначе его не называли, имѣлъ видъ благородства и достоинства, который согласовался съ властію ему дарованною; и еслибы Муррай вступилъ на престолъ какъ законный наслѣдникъ, вѣрно бы исторія почтила его именемъ одного изъ величайшихъ правителей Шотландіи. Но низложить и заключить сестру и благодѣтельницу свою, и захватить власть въ свои руки, — есть преступленіе простительное только въ глазахъ тѣхъ людей, которые неблагодарность извиняютъ честолюбіемъ. На немъ было черное бархатное платье, на манеръ фландрскаго, и высокая шляпа съ бриліантовою кокардою, что составляло единственное его украшеніе. Кинжалъ былъ у него за поясомъ, а сабля лежала на столѣ.

Роландъ Гремесъ предсталъ предъ Регентомъ съ чувствомъ почтительной боязни, которое во все не согласовалось съ обыкновенною его живостію и смѣлостію. Въ самомъ дѣлѣ природа и воспитаніе содѣлали его нѣсколько самонадѣяннымъ, но эта самонадѣянность не простиралась до безстыдства, и нравственное превосходство доставляемое великими способностями и славою тѣхъ съ кѣмъ онъ обращался, имѣло въ глазахъ его несравненно большую цѣну, нежели преимущества которыя даютъ намъ званія и богатства. Присутствіе Графа его ни мало бы не поразило, еслибъ онъ зналъ что Милордъ, кромѣ пустаго титла своего, не имѣетъ никакихъ достоинствъ; но онъ исполнился чувствъ глубочайшаго уваженія, видя предъ собою славнаго воина, знаменитаго Государственнаго человѣка въ рукахъ котораго была судьба цѣлаго народа. Великіе люди съ удовольствіемъ смотрятъ на уваженіе оказываемое имъ юностію, и Муррай взявъ письмо, поднесенное ему пажемъ, отвѣчалъ благосклонно на привѣтствіе Роланда. Даже онъ, прежде нежели разорвалъ шелковую нить которая служила письму вмѣсто печати, спросилъ юношу объ его имени, такъ онъ былъ пораженъ пріятными его чертами и прекраснымъ его видомъ.

Роландъ Гремесъ, сказалъ онъ, повторивъ слова пажа съ замѣшательствомъ произнесенныя; такъ ты изъ фамиліи Грахамовъ Графртва Деннокскаго?

Никакъ нѣтъ, Милордъ, отвѣчалъ Роландъ; родители мои жили на отнятой землѣ.

Муррай, не дѣлая ему другихъ вопросовъ, началъ читать извѣстія которыя онъ привезъ. Во время чтенія на лицѣ его видно было негодованіе. Онъ два раза прочелъ письмо, и нѣсколько минутъ хранилъ глубокое молчаніе; наконецъ поднялъ голову, и глаза его встрѣтили взоры швейцара, который смотрѣлъ на него съ видомъ самаго внимательнаго наблюдателя и казалось на лицѣ его читалъ все что въ душѣ его происходило: но видя что Регентъ за нимъ примѣчаетъ, — лице его приняло совершенно другое выраженіе; всякой глядя на него сказалъ бы, что онъ все видитъ и ничего не понимаетъ.

Выдь вонъ, Гиндманъ, сказалъ ему Регентъ сердитымъ голосомъ, и дѣлай въ другомъ мѣстѣ свои наблюденія. Ты слишкомъ много хочешь знать для своего званія. Теперь ты смотришь настоящимъ глупцомъ который ничего не понимаетъ; совѣтую тебѣ сохранить на всегда этотъ видъ, ибо онъ одинъ только можетъ удержать тебя на теперишнемъ твоемъ мѣстѣ. Выдь вонъ сей часъ.

Пристыженный Гиндманъ вышелъ изъ комнаты, и къ причинамъ заставлявшимъ его питать ненависть къ Роланду, онъ не замедлилъ присовокупить и то, что онъ былъ свидѣтелемъ какъ обошелся съ нимъ теперь Милордъ.

Съ уходомъ его, Графъ Муррай снова обратился къ Роланду. Ты кажется мнѣ сказалъ что тебя зовутъ Армстронгомъ?

Нѣтъ, Милордъ, имя мое Роландъ Гремесъ. Родители мои были изъ. племени Гремесъ Карджильскихъ….

Точно, точно, теперь я вспомнилъ, у тебя есть конечно знакомые въ Единбургѣ?

Я не болѣе какъ съ часъ сюда пріѣхалъ, Милордъ, возразилъ Роландъ не желая прямо отвѣчать на вопросъ его, и думая что онъ гораздо лучше сдѣлаетъ если умолчитъ, о своей встрѣчѣ съ Лордомъ Сейтономъ, Я въ первый разъ еще въ жизни вижу Единбургъ.

Неуже ли? и ты служилъ пажемъ у Сира Алберта Клендининга?

Пажемъ у Лади Авенель, Милордъ, и вотъ только три дни какъ я оставилъ ея замокъ.

Дамскій пажъ! сказалъ Регентъ въ полголоса, какъ бы говоря самъ собою; странно, что для такого важнаго дѣла онъ прислалъ ко мнѣ пажа жены своей. Не могу понять, какую цѣль имѣлъ въ виду Рыцарь_л и признаться удивляюсь, если онъ сдѣлалъ это безъ всякаго намѣренія. Чему же ты учился въ службѣ у Лади Авенель?

Ѣздить на охоту, Милордъ, также….

Ѣздить на охоту за кроликами и ласточками, сказалъ съ усмѣшкою Графъ Муррай, ибо это одна только охота которою женщины по большой части занимаются.

Ѣздить на охоту за оленями и ланями, Милордъ, отвѣчалъ Роландъ, — и краска выступила на лицѣ его, такъ обидна ему показалась насмѣшка Графа. Впрочемъ можетъ быть въ Единбургѣ звѣри сіи зовутся другимъ именемъ. Кромѣ того учили меня управлять, что мы называемъ, копьемъ и саблею, и что здѣсь можетъ быть называютъ тростинками и соломенками.

Ты говоришь слишкомъ дерзко, сказалъ Регентъ, но простосердечіе твое мнѣ нравится, — и я тебя прощаю. И такъ обязанности воина тебѣ извѣстны?

Сколько теорія безъ практики могла тому меня научить, Милордъ, ибо я никогда не имѣлъ счастія быть на правильномъ сраженіи.

Счастія! повторилъ Регентъ съ горестною усмѣшкою: повѣрь мнѣ юноша, что война есть одна только игра, въ которой по окончаніи обѣ партіи остаются въ проигрышѣ.

Не всегда, Милордъ, отвѣчалъ пажъ принявъ обыкновенный свой тонъ, не всегда, сколько можно вѣрить молвѣ….

Что ты хочешь чрезъ это сказать? спросилъ съ смущеніемъ Регентъ, какъ бы подозрѣвая Роланда въ намѣреніи достигнуть высшихъ властей въ Государствѣ, на которыя гражданскія войны возвели его самаго.

Я хочу сказать, Милордъ, отвѣчалъ Роландъ не перемѣняя голоса, что кто храбро сражается, тотъ пріобрѣтаетъ славу въ жизни или ему остается доброе имя по смерти, а изъ того и заключаю что война такая игра, въ которой ни одна изъ партій не бываетъ въ проигрышѣ.

Муррай усмѣхнулся и покачалъ головою. Въ сію минуту дверь отворилась, и Графъ Мортонъ вошелъ.

Я зашелъ на одну только минуту, сказалъ онъ, а потому и не велѣлъ доложить о себѣ. Милордъ, слова мои справедливы; Едуардъ Клендинингъ избранъ Аббатомъ Св. Маріи, и….

Я это знаю, Милордъ, отвѣчалъ сухо Регентъ, но….

Но можетъ быть вы прежде меня узнали новость сію, Милордъ, сказалъ Мортонъ, съ видомъ большой недовѣрчивости.

Мортонъ! вскричалъ Муррай, прошу не подозрѣвать меня и лучше цѣнить заслуги Регента. Кажется я довольно терпѣлъ отъ- вѣроломства моихъ враговъ, мнѣ не доставало только несправедливыхъ подозрѣній моихъ друзей и союзниковъ. Мы здѣсь не одни, прибавилъ онъ взглянувъ на пажа, иначе бы я болѣе вамъ сказалъ.

Онъ отвелъ Графа Мортона къ одному изъ огромныхъ оконъ, _ч которыхъ нѣсколько находилось съ залѣ и которыя составляли какъ бы отдѣльныя комнаты. Роландъ слышалъ что ихъ разговоръ часъ отъ часу становился живѣе. Видъ Муррая былъ важенъ и серьрзенъ, Мортонъ же смотрѣлъ на Графа съ завистью и казалось былъ обиженъ. Но мало по малу лице послѣдняго прояснилось и онъ совсѣмъ почти успокоился.

Они говорили все громче и громче, можетъ быть забыли даже что было еще третіе лице въ залѣ, и это тѣмъ болѣе вѣроятно, что изъ мѣста избраннаго ими для совѣщанія своего они не могли видѣть пажа. А потому Роландъ противу желанья долженъ былъ слышать разговоръ ихъ; ибо не взирая на то что онъ былъ пажъ, онъ никогда не любилъ подслушивать секреты другихъ, и вопреки своей неустрашимости, которая составляла отличительную черту его характера, онъ почиталъ дѣломъ весьма опаснымъ быть при тайномъ совѣщаніи двухъ сильныхъ и могущественныхъ вельможъ. Однако онъ не могъ заткнуть себѣ ушей, а тѣмъ болѣе не смѣлъ уйти не получивъ на то приказанія; и пока Роландъ изыскивалъ средства какъ бы имъ напомнить о своемъ присутствіи, онъ слышалъ уже столько, что вдругъ показаться было бы весьма неблагоразумно и даже слишкомъ опасно, и гораздо лучше было спокойно ожидать конца. Слова Милордовъ не совсѣмъ были вразумительны для нашего пажа, ибо и самый тонкій политикъ, хорошо знакомый съ происшествіями того времени, съ трудомъ понялъ бы весь смыслъ ихъ разговора, а Роландъ могъ только вывести изъ него одни общія и весьма ограниченныя заключенія.

Все готово, сказалъ Муррай и Линдесай скоро отправится. Она должна непремѣнно рѣшиться. Вы видите что я слѣдую вашимъ совѣтамъ, и повозможности стараюсь ихъ исполнять.

Это правда, Милордъ, отвѣчалъ Мортонъ, что когда дѣло идетъ о достиженіи власти, вы тверды въ своихъ намѣреніяхъ и стремитесь прямо къ цѣли; но когда успѣхъ увѣнчалъ ваши желанія, съ такою ли вы храбростію защищаетесь? Къ чему для нее такое множество служителей? Развѣ дворъ вашей матушки для нихъ обѣихъ не достаточенъ? Къ чему умножать свиту которая со временемъ для васъ самихъ можетъ быть опасна?

Нѣтъ, Мортонъ, нѣтъ. Королевѣ, и притомъ сестрѣ моей, я не могу отказать въ почестяхъ неразлучныхъ съ ея саномъ.

Такъ, такъ, я васъ узнаю. Ваши стрѣлы быстро летятъ и съ искуствомъ направлены, но встрѣться малое препятствіе на пути и онѣ уклонились отъ своей цѣли.

Мортонъ, можете ли вы это сказать? на что я не рѣшался? Чего я не дѣлалъ?

Вы дѣлали слишкомъ много когда надобно было пріобрѣсти, но слишкомъ мало когда должно было пріобрѣтенное сохранишь. Не думайте чтобы сестра ваша была однѣхъ съ вами мыслей. — Вы чувствительно оскорбили ея гордость и вмѣстѣ ея власть. Раны ей нанесенныя излѣчить теперь какимъ нибудь цѣлительнымъ бальзамомъ, есть вещь невозможная; и на вашемъ мѣстѣ должно пожертвовать именемъ нѣжнаго брата, чтобы заслужить имя мудраго и рѣшительнаго Государственнаго человѣка.

Мортонъ! вскричалъ Муррай съ нѣкоторымъ нетерпѣніемъ; все что я сдѣлалъ — дѣло конченное; что мнѣ остается сдѣлать, о томъ мы послѣ поговоримъ. Ноя не могу сносить упрековъ; у меня не такое каменное сердце, какъ у васъ; я не могу позабыть…. довольно! исполню то, на что рѣшился.

И я ручаюсь, сказалъ Мортонъ, что все сіе падетъ на….

Здѣсь онъ понизилъ голосъ и произнесъ нѣсколько именъ, которыя ускользнули отъ слуха Роланда. Муррай отвѣчалъ ему также очень тихо, и пажъ могъ разслышать только слѣдующія слова: А я увѣренъ въ немъ, Клендинингъ мнѣ представилъ его съ хорошей стороны.

Не слишкомъ ли вы довѣряете ему послѣ поступка его въ Аббатствѣ Св. Маріи? Вы знаете что братъ его избранъ. Лордъ Муррай, Сиръ Албертъ, вашъ любимецъ, не менѣе васъ исполненъ чувствъ братской привязанности.

Мортонъ! насмѣшка ваша совсѣмъ не у мѣста, и она заслуживала бы строгаго выговора; но я вамъ ее прощаю, ибо здѣсь дѣло идетъ и о выгодахъ вашего брата, тѣмъ болѣе что избраніе сіе будетъ уничтожено. Однако я долженъ вамъ сказать, Графъ Мортонъ, что пока бразды правленія будутъ въ рукахъ моихъ; клянусь именемъ Короля — моего племянника, что ни одинъ Лордъ, ни одинъ Рыцарь Шотландіи не посмѣетъ сопротивляться моей власти. Если я сношу обиды отъ моихъ друзей, это потому что я почитаю ихъ достойными носить сіе имя, и одна только ихъ приверженность можетъ нѣкоторымъ образомъ загладить ихъ дерзость.

Мортонъ проговорилъ нѣсколько словъ. Но видимому для извиненія, и Регентъ отвѣчалъ ему довольно ласково; къ тому же я имѣю другой залогъ, который мнѣ ручается за сего молодаго человѣка; ближайшая его родственница находится въ моей теперь власти, и отъ него будетъ зависѣть чтобы я хорошо съ нею обходился.

Конечно это много значитъ, сказалъ Мортонъ, но именемъ дружбы и любви заклинаю васъ быть болѣе осторожнымъ. Враги наши собираются; Жоржъ Сейтонъ сегодня поутру, въ сопровожденіи двадцати человѣкъ, имѣлъ непріятную встрѣчу съ Лесли — моими друзьями. Они сошлись въ Канонгатѣ, храбро сражались и Лесли одержали было верхъ, но городскіе старшины подоспѣли и розняли обѣ партіи.

Старшины исполняли мои приказанія. Не былъ ли кто раненъ?

Самъ Жоржъ Сейтонъ былъ раненъ Блакомъ Ральфомъ Лесли. Жаль только что слегка. Но Ральфъ также получилъ рану въ голову отъ какого-то безумца, котораго впрочемъ никто не знаетъ. Дикъ Сейтону Виндиголю переломили руку, и также пролили кровь другихъ двухъ Лесли. Вотъ все что заслуживаетъ нѣкотораго вниманія. Кромѣ того нѣсколько человѣкъ съ обѣихъ сторонъ за ранами остались на мѣстѣ, вѣроятно оци теперь въ рукахъ людей имъ приверженныхъ которые прилагаютъ о нихъ всевозможное стараніе.

Вы слишкомъ легко разсуждаете, о подобномъ происшествіи, Дугласъ, сказалъ Регентъ Графу Мортону. Подобные споры и распри — пятно неизгладимое, даже для столицы Оттомановъ; что же намъ остается сказать если они совершаются въ странѣ Христіанской, среди Государства образованнаго? Но если Богъ продлитъ мой вѣкъ, подобныя злоупотребленія не долго будутъ продолжаться. Я хочу чтобы всякой читая мою исторію, сказалъ: если онъ и низвергнулъ съ трона сестру свою и захватилъ власть въ свои руки, по крайней мѣрѣ онъ содѣйствовалъ къ счастію своего Государства, къ благоденствію своихъ согражданъ.

И къ спокойствію своихъ друзей, прибавилъ Мортонъ: вотъ почему я льщу себя надеждою, что вы сей часъ же отдадите повелѣніе уничтожить избраніе Аббата Едуарда Клендининга.

Желаніе ваше, Мортонъ, тотчасъ будетъ исполнено, отвѣчалъ Муррай: и отошедъ отъ окна, гей! Гиндманъ, закричалъ онъ; но въ ту же минуту увидя Роланда Гремеса, онъ обратился къ своему другу и сказалъ ему: Совѣтъ нашъ былъ въ троемъ.

А какъ тайна только можетъ быть вѣрна между двоими, прибавилъ Мортонъ, то мы лучше сдѣлаемъ если отъ него избавимся.

Нестыдно ли, Мортонъ, нападать на ребенка, на сироту. Подойди ко мнѣ, молодой человѣкъ, я знаю всѣ твои хорошія качества; скажи, умѣешь ли ты говорить правду?

Когда она можетъ быть мнѣ полезна, Милордъ, отвѣчалъ Гремесъ.

0на будетъ тебѣ полезна, сказалъ Регентъ, ибо малѣйшая ложь погубитъ тебя на всегда. Скажи что ты слышалъ и понялъ изъ нашего разговора?

Весьма мало, Милордъ, отвѣчалъ Роландъ безъ всякаго замѣшательства; мнѣ только послышалось, что сомнѣваются въ вѣрности Рыцаря Авенеля, подъ кровомъ котораго я былъ воспитанъ.

А что можешь ты противу этаго сказать? спросилъ Регентъ устремивъ на него проницательные взоры, которые казалось хотѣли прочесть самыя скрытныя его мысли.

Это будетъ зависѣть отъ отношеній ко мнѣ тѣхъ людей, которые станутъ безчестить моего господина. Если бы они были мои подчиненные, я прямобы имъ сказалъ «что они солгали и достойно бы ихъ наказалъ; если мои равные, я сказалъ бы имъ тоже самое» но предложилъ бы бой; если мои начальники, въ такомъ случаѣ…. онъ остановился и не зналъ какъ окончить.

Говори, молодой человѣкъ, говори безъ опасенія, сказалъ Регентъ. Чтобы ты сдѣлалъ въ послѣднемъ случаѣ?

Я бы сказалъ что осуждать отсутствующихъ есть дѣло не хорошее, и что мой господинъ въ состояніи отдать отчетъ въ дѣлахъ своихъ всякому кто возметъ на себя трудъ лично спросить его о томъ.

Не значитъ ли это говорить неустрашимо, сказалъ Муррай. Мортонъ, какъ вамъ это кажется?

Мнѣ кажется что этотъ молодецъ во многомъ схожъ съ однимъ изъ старинныхъ друзей нашихъ: онъ думаетъ одир, а говоритъ другое.

А на кого походитъ онъ, по вашему мнѣнію?

На Юлія Авенеля, на этотъ прекрасный образецъ вѣрности и праводушія.

Но юноша сей рожденъ на отнятой землѣ.

Что нужды? Юлій не разъ тамъ производилъ набѣги; а онъ былъ славный охотникъ, когда гнался за ланью.

Гей, Гиндманъ, закричалъ Регентъ, поди сюда и отведи пажа къ его товарищу. Ты же, сказалъ онъ Роланду, а также и твой спутникъ будьте готовы оба отправиться по первому приказанію; прощай!

ГЛАВА VII.

Швейцаръ, скрывая злобу свою подъ личиною важной и спокойной наружности, привелъ Роланда въ комнату нижняго этажа, гдѣ былъ его спутникъ Адамъ. Онъ объявилъ имъ что они здѣсь должны ожидать приказаній Графа Муррая, и въ такое-то время приходить въ хлѣбную, погребъ и кухню за жизненными припасами. Наставленія сіи приняты были съ удовольствіемъ и вмѣстѣ съ благодарностію Адамомъ Вудколомъ, который нѣкоторымъ образомъ познакомился уже съ придворными обычаями. Ночевать же, прибавилъ швейцаръ, бы будете въ гостинницѣ Св. Михаила, потому что во дворцѣ теперь помѣчается свита первѣйшаго дворянства Шотландскаго, и для васъ нѣтъ мѣста.

Сказавъ это, онъ вышелъ…. Ну, Г. Роландъ, вскричалъ съ любопытствомъ птичникъ, раскажите же мнѣ все что съ вами случилось, что говорилъ съ Сами Регентъ? вспоминалъ ли объ Адамѣ Вудколѣ? Наше дѣло со всѣмъ ли кончено, или придется еще расчитываться Аббату безразсудныхъ?

Объ этомъ тебѣ нѣчего безпокоиться

Адамъ; что же касается до прочаго… Но скажи мнѣ пожалуста за чѣмъ ты снялъ цѣпь съ моей шляпы?

Да не сними я ее, такъ можетъ быть ее бы и не было; этотъ швейцаръ хотѣлъ употребить ее на тоже, на что Мистресъ Лилія употребила вещь которую нашла въ карманѣ оставленнаго вами платья въ Авенелѣ, она сдѣлала изъ нее пряжки къ башмакамъ своимъ. Ботъ каково имѣть въ одеждѣ признаки Паписта.

Не ужели, вскричалъ Роландъ, она изъ четокъ моихъ осмѣлилась сдѣлать пряжки для украшенія своихъ ногъ! Но я нѣкогда ей много досаждалъ, пусть она оставитъ ихъ себѣ на память. Помнишь ли какъ я однажды ее и стараго Вингата накормилъ незрѣлымъ виноградомъ?

Очень помню, Г. Роландъ. Бѣдный Меръ довольно отъ васъ потерпѣлъ, и другому пажу за это порядкомъ бы досталось. Но любовь и снисхожденіе Милади служили вамъ всегда непреодолимою преградою, и отъ того вамъ все съ рукъ сходило. Вы должны очень любить и уважать добрую госпожу свою.

Конечно, Адамъ, я попеченій ея никогда не забуду и благодарность моя къ ней будетъ безпредѣльна.

Все это очень хорошо, но разскажите мнѣ, что вы новинькаго слышали; скажите хотя одно слово, о томъ что говорилъ Регентъ?

Онъ не говорилъ ничего такого о чемъ бы надо было тебѣ знать.

Странно! вскричалъ птичникъ; не ужели одинъ часъ, проведенный при дворѣ, сдѣлалъ васъ такъ осторожнымъ? Признаться, Г. Роландъ, въ такое короткое Бремя успѣхи ваши слишкомъ значительны. Вы сражались, Богъ знаетъ за что! Получили золотую цѣпь, Богъ знаетъ какъ! обрѣли себѣ врага въ швейцарѣ; имѣли аудіенцію у перваго человѣка въ Государствѣ, и стали такъ скрытны какъ будто бы вы съ самаго рожденія служили при дворѣ…. Но сядьте; Адамъ Вудколъ совсѣмъ не такой человѣкъ, который бы хотѣлъ знать тайны другимъ; для. него всего важнѣе и вмѣстѣ всего пріятнѣе въ этомъ дѣлѣ то, что тутъ ни слова не сказано объ Аббатѣ безразсудныхъ. Сядьте же я вамъ говорю; а я пойду за съѣстными припасами; мнѣ здѣсь всѣ мѣста знакомы.

Птичникъ отправился хлопотать по сему дѣлу, а Роландъ Гремесъ въ его отсутствіе предался размышленіямъ о странныхъ и отчасти непонятныхъ происшествіяхъ съ нимъ случившихся. Два дни тому назадъ, забытый, презрѣнный всѣми, скитался онъ въ сопутствіи престарѣлой своей родственницы. Теперь же, Богъ знаетъ для чего, сдѣлали его повѣреннымъ какой-то важной Государственной тайны, которая лично касалась до самаго Регента. Правда что тайна сія была не слишкомъ для него понятна, но не менѣе того она вполнѣ его занимала. Онъ чувствовалъ тоже, что чувствуетъ человѣкъ, который смотритъ въ первый разъ на какое нибудь живописное мѣстоположеніе сквозь туманъ, не ясно представляющій ему предметы. Скалы, деревья, рощи кажутся ему не въ настоящемъ своемъ видѣ; но его воображеніе дорисовываетъ картину, и все въ глазахъ его пріобрѣтаетъ новую прелесть и величіе.

Однако голодъ, какъ говоритъ пословица, не свой братъ, и онъ напомнитъ о себѣ и человѣку съ самымъ пламеннымъ воображеніемъ. Тоже случилось и съ нашимъ героемъ, если читатели мои позволятъ мнѣ назвать его симъ именемъ; онъ былъ весьма обрадованъ возвращенію Вудкола, который на деревянномъ блюдѣ несъ добрый кусокъ жареной говядины и другіе съѣстные припасы. За нимъ шелъ служитель съ пивомъ, хлѣбомъ, солью и совсѣмъ необходимымъ для обѣда.

Когда все было поставлено на столъ и люди вышли, птичникъ началъ жаловаться на несчастную судьбу бѣдныхъ придворныхъ служителей, которыхъ жизнь день это дня дѣлалась несноснѣе. Пройти ни какъ нельзя, говорилъ онъ, надобно непремѣнно было протолкаться въ кухню, и многіе изъ насъ получили одни только обгложенныя кости, и тѣ сопровождаемы были ругательствами. У дверей погреба и то.то хуже; безъ драки не дадутъ тебѣ и сквернаго пива, а прежде, какая разница, вино лилось какъ рѣка. Впрочемъ, прибавилъ онъ видя что Роландъ принялся уже за говядину, не будемъ жалѣть о прошедшемъ, а воспользуемся лучше настоявшимъ чтобы намъ вдвойнѣ не потерять.

Сказавъ это, Адамъ также придвинулся къ столу, вынулъ дорожный ножъ и началъ помогать своему товарищу, который въ сію минуту казалось во все не безпокоился о будущей своей судьбѣ, а старался только удовлетворить аппетитъ, возбужденный продолжительнымъ путешествіемъ.

Хотя пища ихъ была довольно умѣренна, однако они остались ею довольны, и Адамъ Вудколъ не смотря на то что бранилъ придворное пиво, опорожнилъ его добрыхъ четыре стакана. Потомъ развалился онъ въ большихъ креслахъ съ видомъ счастливой безпечности, и спросилъ своего спутника, не хочетъ ли онъ ему сдѣлать одолженія прослушать теперь его балладу, которую онъ написалъ въ честь Аббата безразсудныхъ?

И не дождавшись отвѣта отъ своего товарища, Адамъ началъ было первый куплетъ, какъ Роландъ выведенный изъ размышленія не далъ ему докончить, вскочилъ со стула, набросилъ на себя плащъ и хотѣлъ выдти изъ комнаты.

Куда же вы бѣжите? спросилъ птичникъ, не ужели ни одного часа нельзя посидѣть на мѣстѣ? право мнѣ кажется вы что-то слишкомъ живы, и тихое и спокойное сообщество во все для васъ непріятно.

По правдѣ сказать тебѣ, Адамъ, отвѣчалъ пажъ, я хотѣлъ было пойти прогуляться по городу. Кажется я довольно долго былъ заключенъ въ замкѣ Авенельскомъ; ужели и теперь ты думаешь весь день продержать меня въ четырехъ стѣнахъ, и утѣшать своими старыми балладами?..

Старыми! повторилъ Адамъ: съ своемъ ли вы умѣ, Г. Роландъ? Это баллада совсѣмъ новая; скажу вамъ откровенно она лучшее мое произведеніе.

Все это очень можетъ быть, сказалъ Роландъ, но я послушаю тебя въ другое время, когда дождь будетъ ударять въ наши окна, и когда я увижу все что мнѣ такъ хочется видѣть; а теперь пока прощай, и съ этимъ словомъ онъ пошелъ къ двери.

Постойте, постойте не много, закричалъ птичникъ вскочивъ со стула; даю вамъ честное слово что пока не сдамъ васъ съ рукъ на руки Регенту, вы не сдѣлаете безъ меня ни одного шагу. Если же вамъ такъ хочется идти, то пойдемте вмѣстѣ въ гостинницу Михаила, тамъ вы увидите много народа, но только изъ окна, слышители изъ окна; а бѣгать по улицамъ чтобы снова встрѣтить какихъ нибудь Лесліевъ или Сейтоновъ и завести съ ними ссору, этаго я вамъ ни какъ не позволю.

Ну пожалуй пойдемъ, отвѣчалъ пажъ; они вышли изъ дворца сказавъ объ своихъ именахъ и званіяхъ часовымъ разставленнымъ у всѣхъ воротъ. Имъ отворили калитку, ибо главный ходъ былъ уже запертъ, и они скоро увидѣли себя передъ гостинницею.

Это было огромное зданіе расположенное на дворѣ, который выходилъ на главную Единбургскую улицу. Трактиръ сей походилъ болѣе на восточные караванъ — сараи путешественники находили въ немъ одно только убѣжище, а болѣе ничего достать было нельзя, не такъ какъ въ нашихъ гостинницахъ, гдѣ съ туго набитымъ кошелькомъ все найти можно.

Шумъ и смѣшеніе, которые царствовали въ семъ мѣстѣ посвященномъ услугамъ Публики, были зрѣлищемъ совершенно новымъ для Роланда. Онъ, а также и спутникъ его Адамъ, на силу отыскали большую залу, ибо никто не хотѣлъ показать имъ дороги; зала наполнена была путешественниками и жителями столицы которые безпрестанно входили и выходили изъ комнаты, кланяясь однимъ и толкая другихъ; здѣсь танцовали, тамъ пѣли, далѣе занимались разными играми, и каждая группа, не обращая никакого вниманія на другихъ, была увѣрена что зала ей одной принадлежитъ. Роланду, который привыкъ къ порядку и устройству въ замкѣ Авенельскомъ, все сіе казалось и страннымъ и непонятнымъ. Въ одномъ углу раздавался громкой смѣхъ, въ другомъ слышенъ былъ продолжительный споръ, и всякой думая о себѣ, о другихъ ни мало не заботился.

Птичникъ, проходя всѣ комнаты, нашелъ одинъ пустой столъ у окна; онъ сѣлъ за него вмѣстѣ съ своимъ товарищемъ и попросилъ чтобы имъ подали чего нибудь поѣсть. Повторивъ нѣсколько разъ свою прозьбу, наконецъ принесли имъ остатокъ холоднаго жаркаго, кусокъ соленаго языка и бутылку поддѣланнаго французскаго вина. Адамъ спросилъ водки. Надобно намъ сегодня повеселиться, Г. Роландъ, сказалъ онъ ему, завтра подумаемъ о дѣлѣ.

Но Роланду, который только что отобѣдалъ, предложеніе птичника во все не нравилось, и онъ чувствовалъ въ себѣ болѣе любопытства нежели аппетита. Смотря съ окно, которое выходило на огромный дворъ окруженный сараями и конюшнями, онъ слѣдовалъ взорами за движеніемъ всякаго прохожаго; между тѣмъ какъ Вудколъ, удивляясь равнодушію съ какимъ товарищъ его глядѣлъ на кушанья поставленныя на столѣ, игралъ стаканомъ и вилкою, и напѣвалъ въ пол-голоса любимую балладу свою. Занятія птичника прерываемы были только восклицаніями Роланда, который при видѣ на дворѣ чего нибудь необыкновеннаго не могъ ихъ не обнаружить.

Зрѣлище происходившее на дворѣ было и шумно и разнообразно. Большая часть дворянства Шотландскаго находилась въ то время въ Единбургѣ, и люди ихъ свиты, ихъ лошади и экипажи размѣщались всегда по трактирамъ городскимъ. Въ одномъ мѣстѣ служители убирали лошадей; они насвистывали различныя пѣсни, смѣялись, и не рѣдко другъ противъ друга употребляли слова, которыя благопристойность, строго наблюдаемая между служителями замка Авенельскаго, дѣлала нѣсколько странными для слуха молодаго пажа; въ, другомъ мѣстѣ оруженосцы чистили оружіе; далѣе псари несли кормъ собакамъ, однимъ словомъ все было въ движеніи, и воображеніе Роланда едва постигало, какимъ образомъ предметы слиткомъ хорошо ему знакомые могли составишь такую разнообразную и пріятную для глазъ его картину. А потому-то онъ такъ часто своими восклицаніями и прерывалъ мечты Вудкола, который хотѣлъ можетъ быть прибавить нѣсколько куплетовъ къ своей балладѣ.

Адамъ, Адамъ, вскричалъ молодой пажъ, посмотри на эту гнѣдую лошадь; что за грудь? что за шея? но я разрываюсь отъ досады, глядя на этого конюха, какъ онъ скверно ее чиститъ; а поглядика сюда, что за славная воинская збруя тамъ виситъ, все серебро, да сталь, ну ни дать ни взять доспѣхи нашего господина.

А видишь ли ты милую молошницу которая съ своими кувшинами переходитъ дворъ; ей кажется очень жарко, не правда ли что она очень похожа на твою любезную Кисли Сюндерландъ?

Замолчите пожалуста, Г. Роландъ; если вы себя не жалѣете, пожалѣйте хоть меня. Даже и въ замкѣ Авенельскомъ всѣ говорили что вы слишкомъ живы; а еслибъ вы здѣсь получили свое воспитаніе, то повѣрьте мнѣ вы были бы самымъ негоднымъ пажемъ изо всѣхъ пажей когда либо носившихъ перо на шляпѣ и охотничій ножъ за поясомъ. Дай Богъ, чтобъ все сіе благополучно кончилось! И онъ снова принялся насвистывать свою балладу.

Перестань же, Вудколъ, стучать по столу и надоѣдать мнѣ своимъ вздоромъ, подойди лучше жъ окну пока ты весь свой умъ не оставилъ на днѣ бутылки. Взгляни сюда; видишь ли ты этаго веселаго Менестрела который, въ сопровожденіи танцовщицы увѣшенной колокольчиками, вошелъ на дворъ? всѣ сбираются къ нимъ чтобъ послушать ихъ музыку, "вмѣстѣ посмотрѣть на нихъ. Адамъ подойдемъ и мы поближе.

Я позволю назвать себя дуракомъ, если сойду для нихъ съ своего мѣста. Однако бы что-то задумались, Г. Роландъ? Если бы въ самомъ дѣлѣ любите музыку, то къ чему такъ далеко ходить, вы и отсюда очень хорошо можете ее слышать.

Оно такъ, но молодая дѣвушка въ красномъ корсетѣ также туда идетъ, Адамъ. Помяни мое слово, тамъ вѣрно будутъ танцовать; смотри, ее уже просятъ, однако она еще не совсѣмъ рѣшилась….

И вдругъ перемѣнивъ свой шутливый тонъ, онъ вскричалъ съ видомъ удивленія: Боже мой, что я вижу?

Глубокое молчаніе послѣдовало за сими словами; глаза его были устремлены на дворъ.

Адамъ Вудколъ, желая возвратить пажу прежнюю его веселость, хотѣлъ пояснить ему все что приводило его въ такое удивленіе, и вмѣстѣ съ тѣмъ показать сколько знаніе придворныхъ обычаевъ доставляетъ ему преимуществъ.

Ну, Г. Роландъ, сказалъ онъ, что заставило васъ замолчать?

Роландъ не отвѣчалъ ни слова.

Я вамъ говорю, Г. Роландъ Гремесъ, что учтивость требуетъ всегда отвѣта на вопросъ.

Роландъ все таки молчалъ.

Что за чортъ! вскричалъ птичникъ. Не проглотилъ ли онъ своего языка, и мнѣ кажется что глаза его хотятъ выкатиться.

Выпивъ поспѣшно свой стаканъ, онъ всталъ и подошелъ къ Роланду, взоры котораго съ живѣйшимъ участіемъ обращены были на дворъ. Адамъ хотѣлъ, но не могъ узнать кто былъ предметомъ такого постояннаго его вниманія.

Не съ умали онъ сошелъ? подумалъ птичникъ. Но Роландъ имѣлъ достаточныя причины чтобы удивляться, хотя онъ и не почиталъ за нужное сообщить ихъ своему товарищу.

Когда Менестрелъ звуками своей арфы привлекъ къ себѣ большую часть слушателей, новое лице, вошедшее на дворъ, обратило на себя все вниманіе Роланда. Это былъ молодой человѣку по видимому однихъ съ нимъ лѣтъ хотя ростъ его былъ нѣсколько менѣе; по одеждѣ и обращенію его можно было догадываться что онъ такой же пажъ какъ и Гремесъ, ибо взглядъ его былъ хитръ и пронырливъ; одежда же его — прекрасна, и сверхъ нее наброшенъ былъ большой малиновой плащъ.

Вошедъ на дворъ онъ посмотрѣлъ на окны строенія, и къ большему своему удивленію Роландъ, подъ бархатною шляпою украшенною бѣлымъ перомъ, узналъ черты глубоко запечатлѣнныя въ памяти его; большіе голубые глаза, исполненные живости и огня, черныя густыя брови, уста которые всегда украшались улыбкою, однимъ словомъ все доказывало ему что онъ видитъ передъ собою переодѣтую Катерину Сейтонъ, которая съ такимъ искуствомъ приняла на себя видъ молодаго пажа.

Боже мой! говорилъ онъ самъ себѣ, видалъ ли кто нибудь такую отважную молодую дѣвушку? Но мнѣ кажется, она не совсѣмъ потеряла стыдъ, ибо румянецъ сильнѣе обыкновеннаго играетъ на щекахъ ея, и она прячетъ подъ плащъ лице свое. Однако съ какою смѣлостію пробирается она сквозь толпу, и какъ неустрашимо подымаетъ хлыстъ свой, какъ бы желая наказать перваго кто осмѣлится преградить ей дорогу. Вотъ настоящій примѣръ для всѣхъ пажей. Боже мой! она хочетъ кого-то ударить.

И въ самомъ дѣлѣ молодой пажъ, встрѣтя человѣка, который совсѣмъ невѣжествомъ и упорствомъ крестьянина не уступалъ ему дороги, — ни мало не думая ударилъ его хлыстомъ своимъ по спинѣ. Крестьянинъ въ досадѣ началъ было его бранишь, и Роландъ готовъ уже былъ броситься на помощь къ молодому пажу, но видя что никто не принимаетъ сторону обиженнаго, и что сей послѣдній одинъ не осмѣливается начать дѣло Съ юношею въ такой богатой одеждѣ и съ такою милою наружностью, — остался на своемъ мѣстѣ. Общій смѣхъ еще болѣе умножилъ смущеніе крестьянина; всякой шутилъ надъ нимъ, въ особенности дѣвушка въ красномъ корсетѣ которая, къ довершенію его стыда, наклоненіемъ головы благодарила молодаго пажа, и потомъ подошедъ къ нему съ привѣтливымъ видомъ, болѣе приличнымъ какой нибудь горнишной нежели простой молошницы, сказала ему: вы очень скоро шли, вамъ вѣрно кого нибудь здѣсь надобно видѣть?

Точно такъ, отвѣчалъ переодѣтый пажъ, мнѣ хочется поговорить съ однимъ молодымъ человѣкомъ у котораго черные глаза, черные волосы, зеленой камзолъ и на шляпѣ тернъ вмѣсто пера. Я искала его, однако безъ всякаго успѣха, во всѣхъ аллеяхъ и дворахъ Канонгата. Не знаю куда онъ дѣвался.

Что! что она хочетъ сказать? вскричалъ Роландъ въ недоумѣніи.

Я видѣла здѣсь не давно, отвѣчала молошница, человѣка сходнаго съ вашимъ описаніемъ. Если хотите, пойдемте вмѣстѣ; можетъ быть мы найдемъ его въ большой залѣ.

Если вамъ это удастся, отвѣчалъ пажъ идя за нею, серебрянный гроатъ будетъ вашею наградою.

Какъ? что? проговорилъ Роландъ; истинно, я ничего непонимаю.

И въ туже минуту молошница вошла въ залу, ведя за собою предметъ удивленія молодаго Гремеса.

Тогда какъ мнимая Катерина Сейтонъ пробѣгала по залѣ съ видомъ самонадѣянности, бросая презрительные взоры на различныя группы тамъ находившіяся, Роландъ принялъ твердое намѣреніе не покоряться сей необыкновенной дѣвицѣ, и встрѣтить ее такимъ проницательнымъ взглядомъ, который бы тотчасъ ее увѣрилъ что онъ ее узналъ; этимъ самымъ онъ надѣялся заставишь ее смириться передъ собою.

Планъ сей могъ быть очень хорошо составленъ въ воображеніи Роланда; но пока онъ старался принять на себя сію злобную улыбку, сей проницательный взглядъ который долженствовалъ утвердить его торжество, глаза его встрѣтились съ быстрымъ, всеобъемлющимъ взоромъ его собрата, который тотчасъ узнавъ его, приближился къ нему и сказалъ ему дружескимъ голосомъ: мнѣ надобно поговорить съ вами.

Голосъ, произнесшій слова сіи, имѣлъ большое сходство съ голосомъ который онъ слышалъ въ монастырѣ Св. Екатерины. А самыя черты пажа, передъ нимъ стоявшаго, увѣряли его что онъ точно видитъ передъ собою Катерину Сейтонъ. Однако хладнокровіе и увѣренность съ каковою говорилъ молодой пажъ до того смутили Роланда, что онъ начиналъ сомнѣваться въ вѣрности своихъ ощущеній.

Проницательный взглядъ, которымъ онъ хотѣлъ поразить своего собрата, уступилъ мѣсто стыдливой скромности, и появившаяся улыбка на устахъ не могла скрыть его замѣшательства.

Развѣ вы не понимаете Шотландскаго языка? спросило съ гордостію существо сіе; мнѣ кажется я вамъ сказалъ что мнѣ хочется поговорить съ вами.

Кого вамъ здѣсь надобно, Мой милый Забіяка? спросилъ Вудколъ, желая подоспѣть на помощь къ своему товарищу, Хотя онъ и немогъ понять какимъ образомъ присутствіе духа и живость Роланда вдругъ его оставили.

Это до васъ не касается, отвѣчалъ переодѣтый пажъ, ваше дѣло знать своихъ соколовъ. Я вижу по вашей одеждѣ, что вы должны принадлежать къ числу большихъ охотниковъ.

Слова сіи сопровождаемы были смѣхомъ столь Искреннимъ и непринужденнымъ, что невольно напомнили Роланду веселость съ какою Катерина забавлялась на его щетъ при первомъ ихъ свиданіи въ замкѣ, и онъ едва могъ удержаться чтобы не вскричать: Боже мой! это Катерина Сейтонъ! Однако перемѣнивъ свое намѣреніе, онъ сказалъ только: мы кажется, прекрасный пажъ, не совсѣмъ незнакомы другъ другу.

Если мы когда нибудь видѣлись, такъ это только развѣ во снѣ; а у меня слишкомъ много заботъ днемъ чтобы помнить что дѣлается ночью.

Или чтобы припомнить вечеромъ что вы видѣли поутру?

Пажъ въ пурпуровой одеждѣ посмотрѣлъ на него съ изумленіемъ. Я столько же понимаю слова ваши, вскричалъ онъ, сколько понимаетъ ихъ моя лошадь. Если вы намѣрены завести со мною ссору, объяснитесь хорошенько, и вы увидите что во всемъ Лоціанѣ нѣтъ человѣка болѣе меня способнаго съ вами раздѣлаться.

Хотя вамъ и угодно принимать меня за незнакомца, сказалъ Роландъ, однако вы довольно хорошо меня знаете, и вѣрно не подумаете чтобы я имѣлъ намѣреніе съ вами ссориться.

Дайте же мнѣ выполнить мое порученіе и потомъ съ вами распрощаться. Подите за мною, я не хочу чтобы кто нибудь насъ подслушалъ.

Онъ отвелъ Роланда къ окну, оборотился спиною къ прочимъ находившимся въ комнатѣ, и осмотрясь вокругъ изъ опасенія чтобы кто нибудь ихъ не подслушалъ, вынулъ изъ подъ своего плаща короткую золотую саблю прекрасной работы, и вручилъ ее Роланду. Оружіе сіе, сказалъ онъ, посылаетъ вамъ вашъ другъ, взявъ однако съ васъ клятвенное обѣщаніе обнажить его не иначе, какъ по повелѣнію законной своей Государыни. Всѣ знаютъ вашъ строптивый нравъ и опрометчивость съ какою вы заводите ссоры съ другими; а потому это родъ покаянія, которое налагаетъ на васъ человѣкъ желающій вамъ добра, и это нѣкоторымъ образомъ будетъ имѣть вліяніе на сз’дьбу вашу. Вотъ въ чемъ заключается все мое порученіе. Если вы мнѣ дадите честное слово выполнить въ точности условіе вамъ предписанное, сабля вамъ принадлежитъ; если же нѣтъ, — я возвращу ее тому кто вамъ ее посылаетъ.

Кто же дѣлаетъ мнѣ такой подарокъ? спросилъ Роландъ разсматривая оружіе со вниманіемъ.

Мнѣ на это не велѣно отвѣчать.

Но если кто нибудь меня обидитъ, нападетъ на меня, могу ли я употребить саблю для своей защиты?

Нѣтъ, не можете. На это вы имѣете свою саблю; къ тому же кинжалъ къ чему нибудь вамъ служитъ?

Почти ни къ чему, сказалъ Адамъ Вудколъ который не могъ утерпѣть чтобы къ нимъ не подойти: и въ этомъ никто лучше меня поручиться не можетъ.

Поди прочь, старикъ, сказалъ пажъ въ пурпуровой одеждѣ; твое любопытство навлечетъ тебѣ когда нибудь пощечину, если ты будешь тамъ гдѣ тебя не спрашиваютъ.

Пощечину, сударь, повторилъ Адамъ Вудколъ пятясь назадъ. Совѣтую вамъ быть осторожнѣе; а то за одной пощечиною можетъ послѣдовать и другая.

Поди прочь, Адамъ; имѣй не много терпѣнія, ты видишь мы дѣломъ заняты, сказалъ Роландъ; и въ тоже время оттолкнулъ его къ столу, Птичникъ не зная что объ этомъ подумать, сѣлъ на стулъ, налилъ себѣ стаканъ водки и началъ насвистывать любимую свою балладу.

По крайней мѣрѣ, любезный собратъ, сказалъ Роландъ, ибо я долженъ васъ, какъ называть если вы не хотите называться другимъ именемъ, не могу ли я при васъ обнажить саблю, чтобы видѣть такъ ли хорошъ ея клинокъ какъ красивъ ея ефесъ?

Конечно не можете, Я только тогда вамъ ее оставить долженъ, когда вы мнѣ дадите обѣщаніе ни въ какомъ случаѣ и ни подъ какимъ предлогомъ не обнажать ее безъ приказанія своей законной Государыни.

Я соглашаюсь на ваша условіе, сказалъ Роландъ взявъ саблю, и принимаю сіе оружіе только потому, что вы мнѣ его предлагаете. Но если мы должны, какъ я то предполагаю, вмѣстѣ содѣйствовать исполненію какого нибудь великаго предпріятія, не-мѣшало бы вамъ имѣть ко мнѣ болѣе довѣренности. Вотъ все, что я вамъ хотѣлъ сказать; вы меня конечно поняли?

Я васъ, понялъ! воскликнулъ мнимый или истинный пажъ, если я васъ понялъ, то позволяю вамъ себя повѣсить. Вы все со мною говорили такимъ таинственнымъ и вмѣстѣ дружескимъ голосомъ, что всякой глядя на насъ почелъ бы насъ за старыхъ знакомыхъ; а никто не повѣритъ что мы въ первый разъ въ жизни видимъ другъ друга.

Не ужели вы будете утверждать что мы незнакомы?

Конечно буду утверждать и передъ кѣмъ хотите.

И вы скажите что намъ не велѣно было запомнить черты другъ друга, чтобы каждый изъ насъ, встрѣтя другаго подъ, какою бы то ни было одеждою, могъ въ немъ узнать своего товарища, своего сотрудника въ великомъ предпріятіи? Не ужели вы непомните что Магдалина и Бриджетъ….

Бриджетъ! Магдалина! повторилъ другой пажъ пожимая плечами и глядя на него съ видомъ сожалѣнія; вы или спите, или съ ума сошли. — Послушайте моего совѣта: возмите теплую баню, надѣньте на свою больную голову ночной шерстяной колпакъ, и завтра моими молитвами вы будете здоровы.

Распрощавшись съ нимъ такимъ образомъ, хотѣлъ онъ выдти; но Адамъ Вудколъ, который сидѣлъ у стола за стаканомъ вина, остановилъ его и пригласилъ отдохнуть и побесѣдовать съ нимъ на свободѣ.

И недождавшись его₍отвѣта, онъ началъ смѣяться надъ политикою и надъ Папою, не подумавъ объ опасности который подвергался, говоря о предметахъ столь важныхъ въ обществѣ людей совершенно ему незнакомыхъ, и притомъ въ такое время когда безпрестанные споры волновали умы народа.

Вѣроятно винные пары помутили разсудокъ сокольничаго, иначе онъ не завелъ бы сего разговора; но онъ скоро позналъ свое заблужденіе, и слова замерли на устахъ его когда онъ увидѣлъ какое дѣйствіе слово Папа произвело на всѣхъ присутствовавшихъ; одни взялись за оружіе и готовы были уже принять участіе въ ссорѣ которая долженствовала произойти; другіе же, поблагоразумнѣе и поосторожнѣе, спѣшили заплатишь деньги и убраться поскорѣе домой.

Буря не замѣдлила подняться, ибо едва только слова сокольничаго дошли до слуха пажа въ пурпуровой одеждѣ, онъ поднялъ свой хлыстъ и грознымъ голосомъ вскричалъ: кто говоритъ съ неуваженіемъ о святомъ отцѣ въ моемъ присутствіи, тотъ будетъ со мною имѣть дѣло, и я его не пощажу.

Тронь только меня пальцомъ, мальчишка, отвѣчалъ Адамъ, и у тебя ни одной косточки не останется.

Вмѣсто всякаго отвѣта незнакомый пажъ такъ сильно ударилъ его хлыстомъ по лицу, что искры посыпались у него изъ глазъ. Адамъ, оглушенный ударомъ и раздраженный обидою ему нанесенною, бросился было на своего противника, и вѣроятно добрымъ бы порядкомъ съ нимъ раздѣлался, если бы Роландъ, на тотъ разъ вопреки своему характеру, не оказалъ своего благоразумія и не содѣлался бы ихъ примирителемъ. — Тебѣ, Вудколъ, вскричалъ онъ разнимая ихъ, совѣтую быть осторожнѣе, ты не знаешь съ кѣмъ имѣешь дѣло; васъ же, сказалъ онъ пажу который казалось восхищался яростію сокольничаго, прошу покорно удалиться. Если вы тотъ за кого я васъ принимаю, — многія причины побуждаютъ васъ не быть замѣшаннымъ въ сей ссорѣ.

Ты въ первый разъ еще сказалъ правду, вскричалъ незнакомый пажъ, хотя безъ всякаго намѣренія. Ей! мальчикъ, подай кружку вина этому старому спорщику, пусть онъ имъ себѣ промоетъ глаза.

Сказавъ это онъ положилъ серебряную монету на столъ, и съ спокойнымъ и твердымъ видомъ вышелъ изъ комнаты, бросивъ презрительный взглядъ на двухъ или трехъ мѣщанъ которые хотѣли было обнажить свои сабли, чтобы наказать молодаго защитника Папы за обиду нанесенную честному Протестанту. Но видя что оружіе не уступаетъ ихъ усиліямъ и что пажъ скрылся уже изъ виду, они вступили между собою въ разговоръ. Одинъ говорилъ, что ихъ братіи честнымъ гражданамъ во все неприлично заводить ссору СЪ молодыми пажами дворянами, которые все почитаютъ себѣ позволеннымъ. Другой, что онъ не пощадилъ бы его, если бы эфесъ его сабли не запутался въ плащѣ, и тѣмъ самымъ не воспрепятствовалъ бы ему явить свою храбрость и наказать дерзкаго. Товарищи, сказалъ третій, перестанемъ объ этомъ говорить и оставимъ пажа въ покоѣ, Мой совѣтъ заплатить деньги, и разойтись по домамъ друзьями. Чу! раздался звонъ Сентъ-Гиллскаго колокола,^[2] а улицы наши неслишкомъ безопасны ночью.

Добрые граждане накинули на себя плащи, и храбрѣйшій изъ нихъ, опершись на эфесъ своей сабли, сказалъ что не мѣшало бы всякому, кто бы захотѣлъ сего дня вечеромъ быть поборникомъ Папы въ улицѣ Единбурга, запастись для большей безопасности мечемъ Св. Петра.

Роланду стоило много труда укротить сильное негодованіе Адама Вудкола.

Теперь дѣло кончено, сказалъ онъ ему, промой себѣ глаза и забудь прошедшее.

Клянусь небомъ, отвѣчалъ Адамъ, вы поступили сегодня со мною совсѣмъ не подружески. Вмѣсто того чтобы принять мою сторону, вы положили преграду моему мщенію.

Не стыдноли тебѣ, Адамъ, сказалъ Роландъ, который рѣшился лучше самъ дѣлать упреки нежели ихъ слышать, нестыдно ли тебѣ это говорить? тебѣ котораго отправили со мною чтобы предохранить отъ сѣтей мою неопытную юность.

Я желалъ бы отъ всего сердца чтобы ваша неопытная юность васъ довела до висѣлицы! вскричалъ Вудколъ, который понималъ куда клонится сія рѣчь.

И вмѣсто того, продолжалъ Роландъ, чтобы служить мнѣ примѣромъ благоразумія и умѣренности, какъ бы должно ожидать отъ сокольничаго Сира Алберта Клендининга, ты меня приглашаешь пить съ собою вино и водку.

Но стаканъ изъ котораго я пилъ былъ очень малъ, сказалъ Адамъ желая оправдаться.

Однако онъ довольно былъ великъ чтобы лишить тебя употребленія разсудка, Адамъ; и тогда вмѣсто того чтобы уйти въ свою комнату, ты началъ смѣяться надъ Папою. — Безъ меня, хотя ты такъ неблагодаренъ что меня же почитаешь виновнымъ въ томъ что я не подалъ тебѣ помощи, — молодой пажъ можетъ быть перерѣзалъ бы тебѣ горло, ибо онъ обнажилъ уже свою саблю, широкую какъ моя рука и острую какъ бритва. — И вотъ примѣръ, какой ты подаешь молодому, неопытному человѣку! Стыдись, Адамъ, стыдись!

Точно, я стыжусь! сказалъ сокольничій, стыжусь отъ всего сердца моей глупости, что я до сихъ поръ слушалъ насмѣшки такого пажа какъ вы, который видя и своего отца въ опасности, сталъ бы смѣяться надъ нимъ и не подумалъ бы ему помочь.

Я тебѣ помогу, мой доброй Адамъ, отвѣчалъ съ улыбкою Роландъ; я тебѣ помогу добраться до постели; ты заспишь свое вино и свое горе, и завтра опять будешь въ своемъ умѣ. Предупреждаю только тебя, Адамъ, что впередъ когда тебѣ вздумается упрекать меня въ излишней опрометчивости и что я часто безъ нужды обнажаю свою саблю, — твои убѣжденія будутъ служить прологомъ достопамятнаго приключенія въ гостинницѣ Св. Михаила.

Онъ проводилъ унылаго сокольничаго до его комнаты, и потомъ самъ легъ въ постелю; но долгое время не могъ заснуть.

Если пажъ котораго я видѣлъ, говорилъ онъ самъ себѣ, точно Катерина Сейтонъ, — то это Амазонка, и съ нею никто сравниться не можетъ. Какая смѣлость! какая увѣренность въ самой себѣ! Однако ея черты, взглядъ, поступь, заботливость съ какою она закрывалась своимъ плащемъ. Я очень радъ что по крайней мѣрѣ она сохранила сію прелесть. Ея голосъ, улыбка, все меня удостовѣряетъ что это Катерина Сейтонъ, или самъ діаволъ въ ея образѣ. Болѣе же всего радуетъ меня то, что я отвязался отъ безконечныхъ наставленій Адама Вудкола; этотъ оселъ оставилъ своихъ соколовъ и хочетъ быть моимъ Менторомъ.

Утѣшительная мысль сія, а можетъ быть отчасти и равнодушіе съ какимъ молодые люди смотрятъ на всѣ приключенія жизни, погрузили Роланда въ глубокой сонъ.

ГЛАВА VIII.

На другой день рано поутру послышался сильный стукъ у дверей гостинницы. Стучавшіе объявили себя посланными отъ Регента, и никто не посмѣлъ ихъ задержать. Мишель вошелъ въ комнату нашихъ путешественниковъ.

Вставайте! вставайте! вскричалъ онъ: Графъ Муррай имѣетъ въ васъ нужду. Они тотчасъ вскочили и начали одѣваться.

Ты, мой другъ, сказалъ Мишель Вудколу, долженъ сѣсть на лошадь и отвести пакеты сіи, одинъ монахамъ Кеннакюгерскимъ, другой — Рыцарю Авенелю. И въ тоже время онъ отдалъ ему два письма. Не мѣшкай ни мало, ибо если приказанія тебѣ порученныя не будутъ въ точности исполнены, можетъ быть стѣны Аббатства Кеннакюгерскаго и даже стѣны самаго замка Авенельскаго совершенно опустѣютъ. Графъ Мортонъ очень горячо разговаривалъ съ Регентомъ, а въ нынѣшнія времена этимъ шутить нѣчего. Молодый пажъ съ тобою не поѣдетъ, Регентъ мнѣ отдалъ на щетъ его другія приказанія.

Боже мой! воскликнулъ сокольничій: Роландъ здѣсь останется, а я возвращусь въ замокъ Авенельскій; это невозможно. — Не ужели вы хотите чтобы молодой человѣкъ безъ меня вступилъ въ свѣтъ? Онъ соколъ, которому ничего кромѣ моего свиста не знакомо.

Роландъ едва могъ удержаться, такъ ему хотѣлось спросить Вудкола кто изъ нихъ на канунѣ оказалъ болѣе благоразумія; но непритворная горесть чувствуемая Адамомъ, который принужденъ былъ съ нимъ растаться, отняли у него охоту позабавиться на его щетъ. Не взирая однако же на деликатность пажа, сокольничій не избѣгнулъ колкихъ насмѣшекъ Мишеля, который взглянувъ на лице его вскричалъ: Боже мой! что сдѣлалось съ твоими глазами? Они совсѣмъ опухли!

Ничего, ничего, сказалъ Адамъ бросивъ умоляющій взглядъ на Роланда. Вотъ какого спать на жесткой постели, безъ подушки.

Ты сталъ очень нѣженъ, Вудколъ! — Бывало, ты прекрасно сыпалъ имѣя камень подъ головою, и поутру вставалъ какъ встрепанный; нынѣ же твои глаза походятъ на….

Что до этаго нужды на чтобы они не походили! подумаемъ лучше о завтракѣ; дай мнѣ что нибудь поѣсть и выпить дабы промочить себѣ горло, и ты увидишь во мнѣ большую перемѣну.

И ты мнѣ споешь балладу?

Съ удовольствіемъ, однако когда мы отъѣдемъ пять или шесть миль отъ города, ты вѣрно меня не много проводишь?

Я этаго не могу сдѣлать, Адамъ, мнѣ нѣкогда съ тобою мѣшкать; мы позавтракаемъ вмѣстѣ и потомъ ты поѣдешь. Я скажу чтобы сѣдлали твою лошадь и велю приготовить все къ завтраку; — не теряй попустому времени.

Онъ вышелъ. — Добрый сокольничій взялъ за руку Роланда и сказалъ ему: пусть ни одинъ соколъ не попадетъ ко мнѣ въ сѣть, если мнѣ не также грустно разставаться съ вами₎ какъ съ моимъ роднымъ сыномъ. Я самъ не знаю почему люблю васъ съ такою нѣжностію; можетъ быть меня влечетъ къ вамъ тоже чувство, какое влекло меня къ маленькой черной лошади моего господина Рыцаря Авенеля, прозванной отъ него сатаной, а отъ Г. Вардена — Сейтономъ; ибо, по его мнѣнію, неприлично было животному носить имя Царя тьмы.

А еще менѣе, воскликнулъ Роландъ, имя одной изъ благороднѣйшихъ фамилій….

Все это можетъ быть, Г. Роландъ, однако изъ всей конюшни ни къ кому не былъ я такъ привязанъ, какъ къ Сейтону или сатанѣ. Я часто сыпалъ на его спинѣ; онъ дѣлалъ прыжки, становился на дыбы, ржалъ, кусалъ и очень забавлялъ собою; за то по его милости, я часто бывалъ на землѣ. Й я думаю, если и предпочитаю васъ всѣмъ молодымъ людямъ, такъ это единственно потому, что вы одарены такими же прекрасными качествами.

Спасибо, Адамъ, спасибо тебѣ за хорошее мнѣніе обо мнѣ.

Позвольте же досказать; несмотря на это, сатана была прекраснѣйшая лошадь….Теперь я хочу дашь ваше имя двумъ молодымъ соколамъ, воспитываемымъ мною въ Авенелѣ. Одного назову Роландомъ, другаго Гремесомъ, чтобы васъ имѣть всегда передъ своими глазами; и пока Адамъ Вудколъ живъ, вы не -будете нуждаться въ другѣ. Онъ подалъ ему руку.

Роландъ дружески пожалъ ее и сокольничій продолжалъ;

Теперь Г. Роландъ, вы вступите въ свѣтъ, не имѣя наставника; вамъ угрожать будутъ многія опасности, а потому примите отъ меня три совѣта. Во первыхъ не обнажайте кинжала безъ нужды, ибо не всякой разъ вы будете имѣть дѣло съ Аббатомъ безразсудныхъ. Во вторыхъ не гоняйтесь за всякою хорошенькою дѣвочкою, подобно какъ соколъ бросается на дрозда. Не всегда золотая цѣпь будетъ вашею наградою. Кстати возвращаю вамъ вашу цѣпь. Не показывайте ее никому и храните у себя; она довольно тяжела, металлъ ея хорошей доброты, и въ случаѣ нужды вы можете съ пользою ее употребить. Третій и послѣдній мой совѣтъ Не придерживайтесь стакана. Люди умнѣе васъ теряли отъ того разсудокъ; если вы хотите тысячи примѣровъ подтвердятъ справедливость моихъ словъ, но это мнѣ кажется безполезно; вы вѣрно не Забудете Моихъ наставленій и подъ часъ вспомните объ сокольничемъ Рыцаря Авенеля. Прощайте! будьте счастливы.

Роландъ просилъ Адама усердно поклониться отъ него доброй ихъ госпожѣ, и исходатайствовать ему прощеніе за нанесенную ей обиду; увѣряй въ тоже время, что его поведеніе никогда не заставитъ ее раскаяться въ покровительствѣ, ему оказанномъ.

Позавтракавъ добрымъ порядкомъ, сокольничій обнялъ своего юнаго друга, сѣлъ на лошадь которую подвели ему къ крыльцу и поѣхалъ шагомъ; онъ безпрестанно оглядывался назадъ и наклоненіемъ головы казалось говорилъ послѣднее прости молодому пажу. Топотъ лошадиной невольно заставлялъ содрагаться Роланда, и напоминалъ ему- что еще разъ совершенное уединеніе ожидаетъ его въ свѣтѣ.

Мишель вывелъ его изъ задумчивости, напомнивъ что они немедленно должны отправиться во дворецъ, ибо Регентъ поѣдетъ рано поутру въ собраніе. Они сѣли на лошадей, пріѣхали туда, и Мишель, старый служитель пользовавшійся милостями Регента болѣе нежели кто либо изъ вельможъ, повелъ Роланда по тайной лѣстницѣ и ввелъ въ маленькую комнату, гдѣ они нашли правителя Шотландіи.

Графъ Муррай былъ въ халатѣ темнаго цвѣта, и въ колпакѣ и туфляхъ, сшитыхъ изъ этой же матеріи; не взирая однако на спальное одѣяніе у него была за поясомъ сабля, — предосторожность которую онъ всегда наблюдалъ болѣе изъ уваженія къ представленіямъ своихъ друзей и приверженныхъ, нежели изъ опасенія къ своей жизни. Онъ отвѣчалъ легкимъ наклоненіемъ головы на почтительный поклонъ Роланда, и прошелъ два или три раза по комнатѣ, не спуская съ него глазъ, какъ бы желая прочесть все что происходило въ глубинѣ его сердца.

Тебя кажется зовутъ Юліаномъ Гремееомъ? сказалъ онъ ему наконецъ.

Роландомъ, а не Юліаномъ Гремесомъ, Милордъ.

Точно, точно; я ошибся. Ну что же, Роландъ, ты хорошо знаешь обязанности пажа?

Слишкомъ хорошо знаю, Милордъ, я такъ долго былъ въ качествѣ пажа подлѣ Лади Авенель; надѣюсь однако, что болѣе не буду носить сего званія, Рыцарь Авенель мнѣ обѣщалъ….

Молчи, молодой человѣкъ; я долженъ говорить, а ты меня слушать и мнѣ повиноваться. Необходимо, по крайней мѣрѣ на короткое время, чтобы ты снова вступилъ въ услуженіе къ одной женщинѣ, женщинѣ которая по своему званію не имѣетъ никого себѣ равнаго во всей Шотландіи; совершивъ же сіе дѣло, клянусь тебѣ честію Рыцаря и Государя, что предъ тобою откроется поприще достойное удовлетворить гордымъ замысламъ честолюбца, болѣе нежели ты имѣющаго права мечтать о почестяхъ и величіи. Я возьму тебя къ себѣ въ домъ и дамъ тебѣ какую нибудь должность, или ввѣрю управленіе моей стражи. И въ обоихъ случаяхъ ты получишь такое мѣсто, которое всякой благородной Лордъ пожелалъ бы доставишь своему второму, сыну.

Смѣю ли спросишь, Милордъ, кому назначенъ я въ услуженіе? сказалъ Роландъ, видя что Регентъ казалось ожидалъ отвѣта.

Ты со временемъ это узнаешь, отвѣчалъ Регентъ, стараясь превозмочь скрытное негодованіе препятствовавшее ему объясниться; впрочемъ, прибавилъ онъ, почему мнѣ тебѣ не сказать что ты назначенъ въ услуженіе знаменитой…. несчастной женщины…. Маріи Шотландской.

Королевы, Милордъ! воскликнулъ пажъ, не могшій воздержать своего удивленія.

Прежней Королевы, отвѣчалъ Муррей голосомъ въ которомъ обнаруживалось замѣшательство и неудовольствіе. Ты бы долженъ знать, молодой человѣкъ, что ея сынъ царствуетъ теперь вмѣсто ее,

И я буду ей прислуживать въ темницѣ, Милордъ? спросилъ Роландъ съ видомъ простодушія и смѣлости, которыя смутили нѣсколько Муррая,

Она не въ темницѣ, отвѣчалъ Регентъ съ негодованіемъ: избави Богъ ее отъ этаго! Марія оставила управленіе дѣлъ Государственныхъ и удалилась отъ свѣта только на время, пока утвердится новый порядокъ вещей и позволитъ ей снова взойти на престолъ, не дѣлая ее орудіемъ коварныхъ замысловъ пронырливыхъ и льстивыхъ вельможъ, А потому-то, прибавилъ онъ съ кротостію, назначая ей свиту приличную образу теперешней ея жизни, я необходимо долженъ быть увѣренъ во всѣхъ ея приближенныхъ. Изъ этаго ты видишь что будешь занимать почетное мѣсто, и вмѣстѣ пользоваться дружбою Регента Шотландіи, Мнѣ говорили о тебѣ, какъ о молодомъ человѣкѣ одаренномъ рѣдкими способностями, и я вижу, по твоимъ глазамъ, что ты заранѣе предугадываешь что я хочу тебѣ сказать на этотъ щетъ. — Вотъ бумага, въ которой подробно изложены всѣ твои обязанности. Главное что отъ тебя требуется — это вѣрность. Я разумѣю, вѣрность въ отношеніи ко мнѣ и Государству. — И потому ты долженъ пресѣкать всѣ сообщенія, которыя могли бы произойти съ Лордами Гамилтономъ, Сейтономъ, Флемингомъ и другими главными заговорщиками на западѣ. Правда, что сестра моя припоминая себѣ всѣ несчастія которыя претерпѣло Государство отъ дурныхъ совѣтниковъ, во зло употреблявшихъ ея довѣренность, рѣшилась впредь не вступать въ управленіе дѣлъ; но я, какъ дѣйствующій отъ имени Короля, моего племянника, долженъ принимать всѣ нужныя предосторожности, дабы отвратить опасности, которыя могли бы произойти даже отъ одной только перемѣны ея мыслей. Твоя обязанность: наблюдать со всевозможнымъ стараніемъ за всѣмъ, что могло бы подашь хотя малѣйшее подозрѣніе о намѣреніи моей сестры оставить безопасное мѣсто гдѣ она теперь находится, и все тобою замѣченное доносить моей матери, у которой она живетъ. Если однако ты откроешь что нибудь важное, не на одномъ пустомъ подозрѣніи основанное, то объ этомъ, не мѣшкая ни мало, долженъ меня извѣстить. Теперь ты можешь ѣхать. Я увѣренъ, судя по твоему виду, что ты совершенно понялъ все что я тебѣ сказалъ, все что я даже могъ бы тебѣ еще сказать…. Служи мнѣ вѣрно, и награда твоя несомнѣнна; въ этомъ можешь ты положиться на слово Регента.

Роландъ низко поклонился и хотѣлъ выдти; Графъ велѣлъ ему остаться.

Ты вполнѣ долженъ чувствовать всю силу моей къ тебѣ довѣренности, молодой человѣкъ, сказалъ онъ ему; изо всѣхъ приближенныхъ моей сестры одинъ ты избранъ только мною. Она сама назначила себѣ женщинъ для услуженія. — Отказать ей въ этомъ было слишкомъ жестоко, хотя многіе полагали что не должно ей сего позволять. Ты молодъ и притомъ довольно ловокъ; старайся снискать ихъ довѣренность, и узнай подъ личиною вѣтренности, свойственной ихъ полу, не скрывается ли какихъ нибудь другихъ замысловъ, Не уступай имъ ни въ чемъ. Впрочемъ оказывай должное уваженіе своей новой госпожѣ. Она все таки Государыня, хотя и несчастлива; и помни что нѣкогда была твоею Королевою. Воздавай ей почести, неразлучныя съ ея саномъ, только бы онѣ согласовались съ вѣрностію которую ты обязанъ хранить передъ своимъ Королемъ. Желаю тебѣ счастливаго пути. Постой, на минуту! Ты поѣдешь съ Лордомъ Линдесаемъ, человѣкомъ прежняго вѣка, грубымъ, но честнымъ, хотя и безъ воспитанія. Бойся его оскорбить, онъ нетерпѣливъ; а ты какъ я слышалъ любишь посмѣяться. Онъ сказалъ это съ усмѣшкою, однако прибавилъ сурьезнымъ голосомъ: я бы желалъ чтобы порученіе Лорда Линдесая ввѣрено было другому вельможи, болѣе кроткому и снисходительному.

А для чего, желали бы вы это, Милордъ? спросилъ Графъ Мортонъ вошедъ въ комнату; Совѣтъ зналъ кого назначишь. Мы кажется, имѣемъ слишкомъ много доказательствъ упрямства сей женщины, и дубъ который противится острому стальному топора, долженъ пасть подъ ударами желѣзной сѣкиры. Этотъ пажъ назначенъ ей въ услуженіе? Милордъ безъ сомнѣнія далъ вамъ, молодой человѣкъ, нужныя наставленія, и сказалъ въ чемъ именно заключается ваша должность. Я прибавлю одно только слово: вы ѣдете въ замокъ Дугласовъ; измѣна тамъ не имѣетъ мѣста. Первое мгновеніе въ которое подадите вы поводъ къ подозрѣнію, будетъ послѣднимъ вашей жизни. Мой родственникъ Вилліамъ Дугласъ шутить не любитъ, и малѣйшее сомнѣніе въ вѣрности вамъ будетъ стоить головы…. Духовникъ будетъ ли посѣщать Марію?

Почему же не такъ, Дугласъ? Жестоко было бы отказать ей въ этомъ утѣшеніи, которое поставляетъ она превыше всего.

Вы слишкомъ сострадательны, Мы, лордъ, ужели еы хотите чтобы вѣроломный священникъ, разгласилъ ея несчастную исторію нашимъ врагамъ въ Шотландіи, въ Римѣ, въ Испаніи, однимъ словомъ повсюду?

Благоразумно принятыя нами мѣры, Графъ, предохранятъ насъ отъ сего.

Однако и не мѣшаетъ быть осторожнымъ, Милордъ; вамъ извѣстно мое мнѣніе о молодой дѣвицѣ которую вы позволили ей оставить при себѣ; молодая дѣвица сія взятая изъ дома который былъ во всегдашней враждѣ съ нашимъ домомъ, вѣчно была ей предана, Если бы мы не приняли нужныхъ предосторожностей, она имѣла бы и пажа по своимъ мыслямъ.

Мы избѣгнули сей опасности, Мортонъ, и даже остались въ выигрышѣ, назначая ей въ услуженіе молодаго человѣка воспитаннаго Клендинингомъ. Что же касается до молодой дѣвицы, то надѣюсь что она одна не въ состояніи замѣнить ей четырехъ благородныхъ ея меровъ.

Я не говорю о молодой дѣвицѣ, вскричалъ Мортонъ, но признаюсь не люблю духовника. Мнѣ кажется, всѣ священники похожи между собою. На примѣръ Джонъ Кнохъ; онъ все разрушалъ, а теперь хочетъ возстановлять. Не думаетъ ли онъ присвоить себѣ владѣній Аббатства, которыя благородные Шотландцы пріобрѣли съ оружіемъ въ рукахъ и изъ которыхъ хотѣлъ бы онъ ихъ изгнать, подобно какъ пчелы изгоняютъ негодныхъ насѣкомыхъ изъ своихъ ульевъ,

Джонъ человѣкъ вдохновенный Богомъ, сказалъ Регентъ, и его намѣренія суть плоды благочестиваго воображенія.

Сказавъ это онъ оборотился къ Роланду Гремесу, какъ бы изъ опасенія что онъ такое долгое время былъ свидѣтелемъ сего разговора, и велѣлъ ему немедленно ѣхать, говоря что Лордъ Линдесай давно его дожидаетъ. Пажъ поклонился и вышелъ изъ комнаты,

Роландъ, сопутствуемый Мишелемъ, который ждалъ его на лѣстницѣ, нашелъ осѣдланную свою лошадь на дворѣ, гдѣ двадцать человѣкъ, предводительствуемые Лордомъ Линдесаемъ, готовились къ отъѣзду.

Такъ это-то пажъ, котораго мы такъ долго дожидались? спросилъ онъ съ видомъ негодованія у Мишеля. Лордъ Рютвенъ гораздо прежде насъ пріѣдетъ въ замокъ.

Мишель отвѣчалъ ему что молодой человѣкъ былъ задержанъ Регентомъ, который давалъ ему наставленія. Дѣло! дѣло! сказалъ Линдесай съ видомъ негодованія; онъ подозвалъ одного изъ своихъ приближенныхъ и сказалъ ему: Евардъ, присматривай за нимъ и не позволяй ему ни съ кѣмъ разговаривать!

Онъ обратился потомъ къ человѣку, который заслуживалъ полное уваженіе по своимъ лѣтамъ, и во все не походилъ на служителя. Сиръ Робертъ, сказалъ онъ ему, поѣдемте, намъ не для чего терять времени.

Пока они проѣзжали предмѣстье, Роландъ могъ удобно разсмотрѣть видъ и черты Барона, предводителя отряда.

Бремя лѣтъ, склонившееся надъ главою Лорда Линдесая де Биреса, не оставило глубокихъ слѣдовъ послѣ себя. Его величественный станъ и крѣпкіе члены показывали, что онъ удобно можетъ еще переносить труды воинскіе. Густыя, начавшія сѣдѣть брови, покрывали большія черные глаза исполненные огня, и рѣзкія и отъ природы грубыя черты казались еще грубѣе отъ двухъ рубцовъ, оставшихся послѣ ранъ полученныхъ имъ на войнѣ. Сіи черты, которыя казалось способны были только выражать сильныя страсти, были покрыты стальнымъ шишакомъ безъ забрала, и черная, изрѣдко посѣдѣлая борода, упадала ему на грудь. На немъ была буйловая полуодежда, нѣкогда подбитая шелкомъ и украшенная шитьемъ, но которая отъ времени и битвъ много потерпѣла. Его прежде позолоченныя стальныя латы покрылись теперь ржавчиною. Старая, необыкновенной величины и тяжести сабля, родъ оружія выходившаго тогда изъ употребленія, висѣла у него на шеѣ. Ефесъ ея былъ выше лѣваго плеча, а конецъ касался правой шпоры. Чтобы обнажать ее надлежало быть одареннымъ особенною ловкостію, ибо обнажать ее обыкновеннымъ образомъ было невозможно, по причинѣ чрезвычайной величины. Однимъ словомъ во всемъ одѣяніи его примѣтно было какое-то неопрятство, и его грубое и высокомѣрное обращеніе съ своими подчиненными носило на себѣ отпечатокъ жестокости.

Лице, которое ѣхало подлѣ Лорда Линдесая впереди отряда, совершенно не походило на него ни своимъ видомъ, ни обращеніемъ, ни чертами. Малое число оставшихся на головѣ его волосъ посѣдѣли отъ заботъ, хотя ему было не болѣе сорока пяти или пятидесяти лѣтъ. Голосъ его былъ кротокъ и ласковъ; станъ согбенъ болѣе отъ привычки, нежели отъ бремени лѣтъ; блѣдныя щеки выражали хитрость и благоразуміе, и его быстрый, хотя и исполненный доброты взглядъ, показывалъ тихій и миролюбивый характеръ.

Онъ ѣхалъ на маленькомъ иноходцѣ, на которыхъ обыкновенно ѣздили женщины и люди духовнаго званія. На немъ было черное бархатное платье, и шляпа и перо того-же цвѣта; все же его наступательное и оборонительное оружіе заключалось въ маленькой шпагѣ, которую по видимому носилъ онъ болѣе по своему званію, нежели употреблялъ для защиты.

Отрядъ выѣхалъ изъ города и направилъ путь свой къ западу. Дорогою Роланду очень хотѣлось спросить о порученіи которое дано было Лорду Линдесаю, ибо вѣроятно онъ ѣхалъ не по пустому; но Одинъ взглядъ на товарища ему сопутствовавшаго, заставилъ его перемѣнить свое намѣреніе. Самъ Баронъ не имѣлъ такого страшнаго и дикаго вида, какимъ Природа наградила вѣрнаго его Еварда, котораго сѣдые усы закрывали весь ротъ, и походили на рѣшетки поставленныя у воротъ замка дабы препятствовать выходу всякаго лишняго слова. Весь отрядъ пребывалъ въ глубокомъ молчаніи, и въ походѣ своемъ походилъ болѣе на сообщество Картезіанскихъ монаховъ, нежели на отрядъ воиновъ. Роландъ Гремесъ былъ удивленъ такою дисциплиною; хотя Рыцарь Авенель Самъ былъ чрезвычайно строгъ къ своимъ подчиненнымъ, однако во время похода онъ позволялъ имъ смѣяться, пѣть, разговаривать, однимъ словомъ по возможности сократить путь, не нарушая должной благопристойности. Сіе то молчаніе, которое казалось Роланду такъ необыкновенно, дало ему время призвать на помощь разсудокъ и разсмотрѣть свое опасное и затруднительное положеніе.

Обстоятельства принудили его принять участіе въ судьбѣ двухъ непріязненыхъ партій, которыхъ взаимная ненависть раздирала Государство, хотя онъ внутренно и не былъ привязанъ ни къ той ни къ другой Сторонѣ. Званіе пажа при особѣ несчастной Королевы, которое, доставилъ ему Регентъ, казалось согласовалось съ намѣреніями бабки его Магдалины Гремесъ; это онъ могъ замѣтить изъ нѣсколькихъ словъ, вырвавшихся у Графа Мортона во время его разговора съ Мурраемъ; однако онъ зналъ что оба сіи вельможи, изъ которыхъ одинъ былъ открытый врагъ, другой же ревностный защитникъ Католицизма, одинъ правилъ Государствомъ и юнымъ Королемъ, другой же смотрѣлъ на сіе правленіе какъ на преступное хищничество, — будутъ требовать отъ него различныхъ услугъ, и что онъ долженъ будетъ обоимъ имъ угождать. Но Роландъ никогда не хотѣлъ видѣть зла прежде нежели оно случится, и представлять себѣ затрудненія, безъ всякой нужды и изъ одного только удовольствія опровергать ихъ, находилъ совершенно излишнимъ. Я увижу, думалъ онъ, сію прекрасную и злополучную Марію Стуартъ, — предметъ всеобщаго удивленія; и тогда уже рѣшусь, долженъ ли я принять сторону Короля или Королевы. Ни одному изъ вельможъ не далъ я присяги въ вѣрности; они оба, такъ сказать, водили меня въ потьмахъ, и никто изъ нихъ не намѣкнулъ мнѣ даже чего они отъ меня хотятъ. Счастіе мое, что угрюмый Мортонъ пришелъ сегодня поутру въ кабинетъ Регента, иначе Муррай не выпустилъ бы меня не взявъ обѣщанія, что я во всемъ буду сообразоваться съ его волею; и мнѣ кажется, что приставить пажа къ несчастной Королевѣ, съ тѣмъ чтобы онъ исполнялъ должность шпіона, во все не прилично.

Подумавъ нѣсколько о семъ важномъ предметѣ, молодой нашъ вѣтренникъ обратилъ свои мысли на предметы несравненно пріятнѣйшіе. 0нъ удивлялся древнимъ Барибуглскимъ башнямъ, которыя возвышались на скалѣ изсѣченной самимъ моремъ, и поверхствовали надъ живописными мѣстоположеніями Шотландіи. Иногда взирая на окрестности сіи, находилъ онъ ихъ удобными для травли звѣрей; иногда сравнивалъ медленность съ какою они ѣхали, съ быстротою съ какою нѣкогда пробѣгалъ онѣ холмы Авенельскіе; увлеченный симъ радостнымъ воспоминаніемъ, онъ пришпорилъ свою лошадь и заставилъ ее сдѣлать прыжокъ; но Евардъ сдѣлалъ ему за это строгій выговоръ, и просилъ его не выходить изъ ряда и ѣхать спокойно и въ порядкѣ, если онъ не хочетъ чтобы въ разсужденіи его приняли другихъ мѣръ болѣе дѣйствительныхъ;

Принужденность сія, до которой доведенъ былъ Роландъ, напомнила ему его наставника, его товарища Адама Вудкола, всегда веселаго. Всегда снисходительнаго; Воспоминая объ сокольничемъ, воображеніе перенесло его въ замокъ Авенельскій. Ему представлялась тамошняя спокойная и веселая жизнь, и чрезмѣрная доброта владѣтельницы замка. Но все сіе должно было скоро уступить мысли о Катеринѣ Сейтонъ; она безпрестанно представлялась его уму. Онъ видѣлъ ее то у Лорда Сейтона, то въ монастырѣ Св. Екатерины, то въ одѣяніи пажа, то въ одеждѣ которая соединяла въ себѣ одежду обоихъ половъ, подобно тому, какъ сонъ представляетъ намъ иногда въ одно время одного и того же незнакомца съ различныхъ только видахъ. Онъ припоминалъ себѣ также таинственный подарокъ, полученный имъ въ гостинницѣ Св. Михаила, сію саблю, которая висѣла у него за поясомъ и которую онъ обѣщалъ обнажить не иначе, какъ по повелѣнію законной своей Государыни. Но послѣдняя тайна казалось съ окончаніемъ путешествія должна была объясниться.

Занятый подобными мыслями, Роландъ Гремесъ слѣдовалъ за Лордомъ Линдесаемъ до маленькаго морскаго рукава, чрезъ который переѣхали они на паромѣ. Съ ними не встрѣтилось никакого несчастія, кромѣ того что при переѣздѣ одна изъ лошадей входя на паромъ переломила себѣ ногу — приключеніе весьма часто случавшееся въ то время, ибо переѣздъ сей былъ весьма затруднителенъ. Во время плаванія открыли по нихъ огонь изъ фалконета со стѣнъ древняго Розитскаго замка, расположеннаго на сѣверъ отъ сего рукава, и котораго владѣтель былъ во враждѣ съ Лордомъ Линдесаемъ. Сдѣланъ былъ одинъ только выстрѣлъ, и хотя онъ никого не ранилъ, однако служилъ доказательствомъ мщенія и злобы. Лордъ Линдесай не обратилъ на это вниманія; пристали къ другому берегу; и никакое приключеніе не прерывало остальнаго путешествія. Отрядъ увидѣлъ наконецъ Локлевенское озеро, на поверхности котораго какъ въ зеркалѣ отражались лучи солнечные.

Древній замокъ, который возвышался на островѣ лежавшемъ посреди озера, напомнилъ пажу замокъ Авенельскій — мѣсто его воспитанія. Но озеро сіе было несравненно обширнѣе, и кромѣ острова гдѣ построена была крѣпость, множество другихъ острововъ разбросано было по его поверхности. Замокъ Авенельскій окруженъ былъ отовсюду горами, озеро же сіе имѣло только оныя на югѣ, гдѣ оканчивалась цѣпь Бенъ Ломонда. Обширная и плодоносная Кинросская долина ограждала Локлевенъ съ прочихъ сторонъ.

Роландъ смотрѣлъ съ нѣкоторымъ замѣшательствомъ на сей укрѣпленной замокъ; онъ походилъ на городскую тюрьму, И состоялъ изъ, огромнаго, зданія окруженнаго высокою стѣною, на углахъ которой построены были башни. Глядя на сіе строеніе, удаленное такъ сказать отъ цѣлаго свѣта, онъ невольно сожалѣлъ объ участи несчастной Государыни, осужденной влачить здѣсь лучшіе дни своей жизни, и зналъ что и его подобная же участь ожидаетъ.

Вѣроятно, думалъ онъ, я родился подъ звѣздою которая покровительствуетъ и женщинамъ и озерамъ; иначе я бы не былъ безпрестанно въ услуженіи однѣхъ, и не Жилъ бы посреди другихъ. Однако тотъ весьма ошибается кто думаетъ, что заключивъ меня въ замкѣ, я не въ состояніи буду болѣе дѣйствовать; а я не знаю, кого труднѣе здѣсь удержать: стадо ли дикихъ утокъ, или молодаго юношу который также хорошо плаваетъ какъ и самыя ушки?

По прибытіи отряда на берегъ, выставленъ былъ штандартъ Лорда Линдесая, и онъ самъ затрубилъ, въ охотничій рогъ, который висѣлъ у него чрезъ плечо.

На стѣнахъ, замка выкинули флагъ, и нѣсколько человѣкъ начали отваливать лодку съ противуположнаго берега.

Лодка не сей часъ къ намъ пріѣдетъ, сказалъ Сиръ Робертъ: не зайти ли намъ въ этотъ домъ и не переодѣться ли покуда?

Дѣлайте что вамъ угодно, Сиръ Робертъ, отвѣчалъ Линдесай; что же касается до меня, то мнѣ нѣкогда, да и признаться нѣтъ охоты заниматься такими пустяками. Женщина, къ которой мы ѣдемъ, не разъ видала меня на конѣ, и глаза ея должны были привыкнуть къ разодранной одеждѣ и къ заржавленному оружію. Это плоды сѣмянъ ею же посѣянныхъ.

Къ чему такая жестокость? сказалъ Сиръ Робертъ; если она была виновна, то за свою вину она слишкомъ дорого заплатила; и лиша ее верховной власти, не справедливо было бы ей отказать въ наружномъ уваженіи, которымъ мы обязаны всякой женщинѣ, а тѣмъ болѣе Государыни.

Я вамъ повторяю, Сиръ Робертъ, что вы можете дѣлать все что вамъ угодно; я же слишкомъ старъ, чтобы нравиться женщинамъ въ ихъ увеселительныхъ замкахъ.

Въ ихъ увеселительныхъ замкахъ, Милордъ! Прилично ли такъ называть сей мрачной и уединенной замокъ, котораго окны покрыты желѣзными рѣшетками и который служитъ темницею для несчастной Королевы?

Называйте его какъ хотите, Сиръ Робертъ: если бы Регентъ хотѣлъ забросать плѣнницъ ласковыми словами, то повѣрьте что для этаго нашелъ бы онъ много ораторовъ при дворѣ; но избирая Лорда Линдесая, Графъ Муррай былъ увѣренъ, что онъ будетъ говорить Маріи, какъ того требуютъ прежніе ея поступки и настоящее ея положеніе, Я не добивался сего порученія; мнѣ нѣкоторымъ образомъ навязали его на шею, и я надѣюсь въ точности его выполнить.

Сказавъ это, Лордъ Линдесай сошелъ съ лошади и завернувшись въ свой плащь легъ на траву въ ожиданіи лодки, которая быстро неслась съ другаго берега. Сиръ Мельвиль большими шагами прохаживался по берегу; заботливость видна была во всѣхъ его чертахъ, руки его сложены были на груди и глаза часто обращались къ замку. Прочіе оставались неподвижными, и изрѣдка только мелькали концы копій, на которыя ударяли лучи солнечные.

Когда лодка подъѣхала къ берегу, Лордъ Линдесай всталъ, осмотрѣлъ ее и сказалъ что она слишкомъ мала, и что люди его свиты всѣ въ ней помѣститься не могутъ.

Наша госпожа, сказалъ гребецъ, не велѣла намъ болѣе четырехъ человѣкъ перевозишь въ замокъ.

Твоя госпожа что-то слишкомъ осторожна, сказалъ Лордъ Линдесай: не подозрѣваетъ ли она и меня въ измѣнѣ? Если бы подозрѣнія ея были справедливы, то кто бы мнѣ помѣшалъ бросить въ озеро тебя и всѣхъ твоихъ товарищей, и потомъ самому сѣсть въ твою лодку со всѣми моими людьми?

Услышавъ это гребецъ, подалъ знакъ своимъ товарищамъ, и въ одну минуту лодка отъѣхала отъ берега и остановилась на такомъ разстояніи, что угрозы Барона во все были не страшны.

Что же ты дѣлаешь? закричалъ Линдесай. Не ужели ты думаешь, что я въ самомъ дѣлѣ захочу тебя утопить? На этотъ щетъ, ты можешь быть покоенъ. Послушай; со мною, должны по крайней мѣрѣ ѣхать три или четыре служителя. Сиръ Робертъ Мельвиль также не можетъ обойтись безъ человѣка. Мы пріѣхали сюда важнымъ дѣломъ; и если ты не перевезешь насъ черезъ озеро, то и тебѣ и твоей госпожѣ за это достанется.

Гребецъ рѣшительно, хотя и очень учтиво, отвѣчалъ, что онъ болѣе четырехъ человѣкъ на островъ перевести не смѣетъ; но что если угодно подождать, то онъ поѣдетъ объ этомъ доложить своей госпожѣ.

Поѣзжай, сказалъ Сиръ Робертъ Мельвиль, который тщетно упрашивалъ своего упрямаго товарища въ четверомъ переѣхать черезъ озеро, поѣзжай въ замокъ, если безъ этаго обойтись нельзя, и скажи своей госпожѣ чтобы она приказала Лорда Линдесая и Сира Роберта Мельвиля вмѣстѣ съ ихъ свитою перевести на островъ!

Постой на минуту, закричалъ Линдесай, избавь насъ пожалуста отъ этаго пажа, возьми его съ собою въ лодку. Ну, проворнѣй слѣзай съ лошади, и ступай куда велятъ.

А кто возметъ мою лошадь? спросилъ Роландъ, вить мнѣ за нее придется отвѣчать.

Я это беру на себя, сказалъ Линдесай: черезъ десять лѣтъ тебѣ не нужна будетъ болѣе лошадь.

Если бы я это зналъ…. сказалъ Роландъ.

Но Сиръ Робертъ Мельвиль не далъ ему докончить, и ласково ему сказалъ: повинуйся, молодой человѣкъ; непослушаніе кромѣ вреда ничего тебѣ не принесетъ.

Хотя слова Лорда Линдесая были со всѣмъ не по сердцу Роланду, однако дѣлать было нѣчего, — и онъ сѣлъ въ лодку, которая быстро понеслась по озеру. Скоро они доѣхали до острова и остановились у стараго дуба, гдѣ обыкновенно всѣ лодки приставали. Роландъ въ сопровожденіи одного изъ гребцовъ вышелъ на берегъ, а прочіе, опершись на весльц были готовы отплыть по первому приказанію.

КОНЕЦЪ ВТОРОЙ ЧАСТИ.

---

1. Смот. монастырь томъ I-й.
2. Колоколъ въ которой звонили всякой вечеръ со времени царствованія Вильгельма завоевателя и по которому всѣ жители запирались въ своихъ домахъ, (Прим. переводчика) (Взятое изъ Фр. перевода сего же романа).