«Этот уголок земли обожаем...» (Тютчев)

"Этот уголок земли обожаем..." : Мураново в письмах Э. Ф. Тютчевой.
автор Фёдор Иванович Тютчев, пер. Л. В. Гладкова
Оригинал: французский. — Перевод опубл.: 1891. Источник: az.lib.ru

«Этот уголок земли обожаем…»
Мураново в письмах Э. Ф. Тютчевой

Перевод с французского Л. В. Гладковой.

Публикация и примечания С. А. Долгополовой и И. А. Королевой

«Наше Наследие», № 34,1995


15 июля 1873 года в Царском Селе скончался Федор Иванович Тютчев. Во время продолжительной болезни он продиктовал дочери Дарье последнее четверостишие, обращенное к жене Эрнестине Федоровне:

Все отнял у меня казнящий Бог:

Здоровье, силу воли, воздух, сон,

Одну тебя при мне оставил Он,

Чтоб я Ему еще молиться мог.

Ушли в прошлое годы страстей, годы интеллектуального единения и мучительных испытаний, — осталась только ее все превозмогшая любовь.

По словам детей поэта Дарьи и Ивана Тютчевых, «Эрнестина Федоровна посвятила остаток своих дней служению памяти покойного мужа». 24 августа 1873 года, через 40 дней после смерти поэта, его вдова впервые приехала в Мураново. Здесь она попала в гостеприимную семью Путят, на дочери которых, Ольге Николаевне, был женат ее младший сын Иван Федорович Тютчев. С тех пор этот усадебный мир, полный любви и привязанностей, стал для Эрнестины Федоровны дорогим и близким. С 1876 по 1893 год она приезжала сюда ежегодно.

Судьба Муранова складывалась необычно: здесь воедино сплетались родственные, дружеские и литературные нити.

В 1816 году эта небольшая подмосковная усадьба была приобретена Е. П. Энгельгардт, женой отставного генерал-майора Л. Н. Энгельгардта, впоследствии автора записок о временах Екатерины II, Павла I, Александра I.

В 1826 году поэт Евгений Боратынский женился на старшей дочери Энгельгардтов — Анастасии, а в 1837 году ее младшая сестра Софья вышла замуж за литератора Николая Путяту, давнего друга поэта.

В начале 1830-х годов Боратынский создал стихотворение о Муранове, которое звучит как своеобразный гимн этой «милой стране»:

Есть милая страна, есть угол на земле,

Куда, где б ни были: средь буйственного стана,

В садах Армидиных, на быстром корабле,

Браздящем весело равнины океана,

Всегда уносимся мы думою своей…

В этом стихотворении отражен пейзаж мурановской усадьбы:

Я помню ясный, чистый пруд;

Под сению берез ветвистых,

Средь мирных вод его три острова цветут;

Светлея нивами меж рощ своих волнистых,

За ним встает гора, пред ним в кустах шумит

И брызжет мельница. Деревня, луг широкой,

А там счастливый дом… туда душа летит…

В августе 1842 года Боратынский писал в Петербург П. А. Плетневу: «Обстоятельства удерживают меня теперь в небольшой деревне, где я строю, сажу деревья, сею, не без удовольствия, не без любви к этим мирным занятиям и к прекрасной окружающей меня природе <…> С нынешней осени у меня будет много досуга, и, если Бог даст, я снова примусь за рифмы. У меня много готовых мыслей и форм…» Осенью Евгений Абрамович закончил строительство усадебного дома, которое он осуществлял по своим архитектурным планам. Через год Боратынский с семьей уехал в путешествие по Европе, во время которого скоропостижно скончался в Италии 29 июня 1844 года. Николай Васильевич Путята, посетивший Мураново с вдовой поэта, писал: "Тут все живо напоминает покойного Евгения. Все носит свежие следы его работ, его дум, его предположений на будущее. В каждом углу, кажется, слышим и видим его. Я не мог удалить из памяти его стиха: «Тут не хладел бы я и в старости глубокой!»

Николай и Софья Путяты, к которым перешло имение, передали свою любовь к Евгению Абрамовичу Боратынскому и его поэзии молодым обитателям усадьбы. В 1868 году Иван Федорович Тютчев, будучи женихом Ольги Николаевны Путяты, писал ей, как он страстно желает «снова возобновить свои поездки в уголок, воспетый Боратынским».

В 1876 году Иван и Ольга Тютчевы с детьми поселились в Муранове на круглогодичное житье. В 1879 году в северо-восточной части сада, неподалеку от усадебного дома, был построен флигель для Эрнестины Федоровны. Мать и сын в значительной степени способствовали тому, что Мураново стало местом памяти и Федора Ивановича Тютчева. 10 декабря 1873 года Эрнестина Федоровна писала старшей дочери поэта Анне Федоровне Аксаковой: «Я всегда старалась сохранить написанное им…»

В 1886 году при содействии А. Н. Майкова она издала том сочинений Тютчева, включавший стихотворения и политические статьи, а в 1900 году, по подготовленным ею материалам, Иван и Дарья Тютчевы выпустили исправленное и дополненное издание сочинений отца. В предисловии к нему, отмечая вклад Эрнестины Федоровны в русскую культуру, издатели писали: «Иностранка по происхождению, при вступлении в брак с Федором Ивановичем совершенно чуждая России, Эрнестина Федоровна нарочно изучила русский язык, чтобы приобрести этим путем возможность читать в подлинниках стихотворения своего мужа, поэтический талант которого она любила и оценивала по достоинству. Этому обстоятельству, открывшему Эрнестине Федоровне всю красоту формы и всю глубину содержания стихотворений поэта, русская литература несомненно обязана сохранением большинства его произведений, которые иначе, при полном равнодушии автора к их участи, были бы утрачены навсегда».

Баронесса Эрнестина Генриетта Каролина Максимилиана Вильгельмина фон Пфеффель родилась 8/20 апреля 1810 года в Дрездене. Она принадлежала к старинному роду, происходившему из Австрии. Одним из ее отдаленных предков был миннезингер XIII века. Из Австрии Пфеффели переселились в Баварию, а оттуда в Эльзас. Там родился дед Эрнестины — Христиан Фридрих Пфеффель, историк и дипломат. Его брату, известному баснописцу Готлибу Конраду Пфеффелю, в эльзасском городе Кольмаре был установлен памятник. В 1789 году во время революции во Франции семья деда эмигрировала в Баварию. Отец Эрнестины — Христиан Губерт Пфеффель — был баварским посланником в Дрездене, Лондоне, Париже. Потеряв мать во младенчестве, Эрнестина провела детство в Мюнхене — у бабушки с материнской стороны — баронессы Теттенборн. Потом девочка жила с отцом во Франкфурте, воспитывалась в пансионах Парижа и Страсбурга. С юных лет она много читала, отдавая предпочтение поэзии, философии и истории.

Двадцати лет Эрнестина вышла замуж за камергера баварского двора барона Иоганна Фридриха фон Дернберга, но вскоре овдовела. Ее муж умер в 1833 году от тифа, эпидемия которого свирепствовала в то время в Мюнхене.

17/29 июля 1839 года в Берне состоялось бракосочетание баронессы Эрнестины Дернберг с Федором Ивановичем Тютчевым, овдовевшим в 1838 году. Эрнестина постаралась заменить мать его осиротевшим дочерям: Анне, Дарье, Екатерине. 1 декабря 1839 года поэт писал из Мюнхена родителям: «Меня охраняет преданность существа, лучшего из когда-либо созданных Богом. Это только дань справедливости. Я не буду говорить вам про ее любовь ко мне; даже вы, может статься, нашли бы ее чрезмерной. Но чем я не могу достаточно нахвалиться, это ее нежностью к детям и ее заботой о них, за что не знаю, как и благодарить ее. Утрата, понесенная ими, для них почти возмещена».

Э. Ф. Тютчева и M. Ф. Тютчева, дочь поэта.
Фото С. Левицкого. Петербург, 1860

В Мюнхене у Эрнестины родилось двое детей: дочь Мария и сын Дмитрий, а после переезда Тютчевых в Петербург в их семье появился младший сын Иван. Эрнестина Федоровна, как ее стали называть по-русски, полюбила и поняла прежде совершенно неизвестную ей страну. Однако ее связь с Германией не прервалась, благодаря регулярной переписке с братом — бароном Карлом фон Пфеффелем (1811—1890). Баварский публицист, умный и блестяще образованный человек, самый близкий друг Эрнестины, он стал также преданным другом и Федора Ивановича Тютчева.

Сохранилось 829 писем Карла к Эрнестине с 1829 по 1890 год и 368 писем сестры к брату с 1844 по 1885 год. Эрнестина Федоровна уничтожила часть переписки за годы, предшествовавшие ее браку с Тютчевым. Брат, от которого у нее никогда не было тайн, знал историю их любви, вспыхнувшей еще при жизни первой жены поэта Элеоноры. Также были уничтожены те письма 1850—1860-х годов, в которых содержались свидетельства о «последней любви» Тютчева к Е. А. Денисьевой.

Письма Эрнестины и Карла полны любви, нежности и взаимного уважения к личности друг друга. Еще в детстве между сестрой и братом возникло чувство особой душевной близости, какое бывает только у рано осиротевших детей. (Их мать умерла через несколько дней после рождения сына, когда дочери минул один год.) В одном из писем 1869 года Эрнестина Федоровна признавалась Карлу: «Чтение оставшихся у меня писем, охватывающих 40 лет нашей с вами жизни, <…> еще более усилило, если это только возможно, мою нежную, пылкую любовь к моему брату. Ах, мой добрый друг, вы должны были ощущать меня рядом с собой все это время…» В их переписке жизнь двух семейств запечатлелась на широком фоне политической и культурной жизни Западной Европы и России. Со временем постоянной в письмах стала тема мурановской жизни.

В 1840—50-х годах барон Карл фон Пфеффель способствовал появлению в западноевропейской печати политических статей Ф. И. Тютчева и фрагментов из писем поэта к нему самому и к Эрнестине Федоровне, в которых обсуждались политические проблемы. 13 августа 1873 года в парижской газете «L’Union» был опубликован написанный им некролог Тютчеву. В начале 1874 года К. Пфеффель предоставил И. С. Аксакову для его биографического труда о поэте свои воспоминания о мюнхенском периоде жизни Тютчева. Для баварского публициста К. Пфеффеля Ф. И. Тютчев всегда оставался одним «из лучших, блистательнейших умов России».

Ф. Лейбах. Портрет К. Пфеффеля. Холст, масло. Бавария. 1860—1870-е годы
Письмо Э. Ф. Тютчевой К. Пфеффелю оm 13/25 июня 1879 года

Самым большим другом Эрнестины Федоровны в семье Тютчевых после смерти ее нежно любимой дочери Марии стала падчерица Дарья. Она родилась в Мюнхене в 1834 году, училась в Мюнхенском Королевском институте, а затем, после переезда в Россию, — в Смольном институте в Петербурге. В 1857 году Дарья записала в своем дневнике воспоминания Эрнестины Федоровны о ее молодости. В этих записках жена поэта предстает натурой «поэтической, утонченной, женственной». В 1858 году Дарья Федоровна была пожалована во фрейлины к императрице Марии Александровне, и с этого времени вся ее дальнейшая жизнь прошла при дворе.

В 1864 году Тютчев, глубоко страдая после смерти Е. А. Денисьевой, писал дочери: «Если б что и могло меня подбодрить, создать мне по крайней мере видимость жизни, так это сберечь себя для тебя, посвятить себя тебе, мое бедное, милое дитя, — тебе, столь любящей и столь одинокой, внешне столь мало рассудительной и столь глубоко искренней, — тебе, кому я, быть может, передал по наследству это ужасное свойство, не имеющее названия, нарушающее всякое равновесие в жизни, эту жажду любви, которая у тебя, мое бедное дитя, осталась неутоленной». В январе 1865 года он послал ей из Ниццы стихотворные строки, столь же пронзительные, как и строки письма:

Когда на то нет Божьего согласья,

Как ни страдай она, любя, —

Душа, увы, не выстрадает счастья,

Но может выстрадать себя…

Сохранилось 494 письма Эрнестины Федоровны к падчерице с 1851 по 1894 год и 375 писем Дарьи Федоровны к ней с 1842 по 1894 год. 8/20 апреля 1894 года в Петербурге Эрнестина Федоровна сделала запись в своем дневнике, оказавшуюся предпоследней: «В 84-й раз я встречаю день моего рождения. Провожу его в очень грустном настроении. Добрая, верная Дарья составляет все мое общество». 17/29 апреля вдова поэта скончалась. Она была погребена рядом с могилой мужа на кладбище Новодевичьего монастыря в Петербурге.

Эрнестина Федоровна завещала своей падчерице обширные выписки из писем мужа. Дарья Федоровна собиралась издать их к 100-летию со дня рождения отца, но не успела. Она умерла именно в этом, юбилейном, 1903 году. Эти выписки из писем были опубликованы Ф. И. Тютчевым, внуком поэта, в нескольких книгах «Старины и Новизны» за 1914—1917 годы.

Публикуемые фрагменты из писем Эрнестины Федоровны к Карлу Пфеффелю и Дарье Тютчевой написаны, в основном, в Муранове и охватывают период с 1876 по 1893 годы.

В это время здесь жили три поколения обитателей усадьбы: Путяты — Николай Васильевич (1802—1877) и Софья Львовна (1811—1884); Тютчевы — Иван Федорович (1846—1909), Ольга Николаевна (1840—1920) — и их дети: Софья (1870—1957), Федор (1873—1931), Николай (1876—1949), Екатерина (1879—1957).

Письма Э. Ф. Тютчевой составляют часть мемориального архива, хранящегося в Музее-усадьбе «Мураново». Все они написаны по-французски. Знаком * отмечены слова, написанные во французском оригинале по-русски. Даты в угловых скобках установлены по содержанию внуками поэта, в основном Н. И. Тютчевым.

Публикация посвящается
светлой памяти
Кирилла Васильевича Пигарева
Мураново в письмах Э. Ф. Тютчевой

Д. Ф. Тютчевой

<1876>. 22 мая. Мураново

Что до жизни в Муранове, она спокойна и приятна; здесь ни в чем не чувствуется усилий, все здесь легко и обильно. Это жизнь русских семей 30-летней и более давности, и признаюсь, что мне она весьма нравится. Иван довольно хорошо выглядит, он счастлив тем, что живет в деревне в окружении близких, занят делом и скрыт от чужих вторжений. Я понимаю, что этот уголок земли обожаем. Здесь прекрасная погода, но установилась она всего пару дней назад. Я надеялась съездить к Троице, но вижу, что придется отложить.

К. Пфеффелю

1876. 9/21 июня. Овстуг

Провела у Ивана в Муранове под Москвой неделю, оттуда уехала в Овстуг. Я нашла, что у моего мальчика довольно хороший вид, а его дом, оживленный двумя прелестными малышами, произвел на меня впечатление чего-то совершенно патриархального… Мы часто говорили о вас и всякий раз повторялось как рефрен: «Что бы сказал дядюшка, если бы увидел то или это». Действительно, мне кажется, вас удивили бы разные детали, отмеченные местным колоритом.

Э. Волков. Э. Ф. Тютчева. Картон, смешанная техника. Петербург, 1888

Д. Ф. Тютчевой

<1876> 20 июля. Артемово*

Я очень благополучно добралась к месту назначения вчера в 2 или 3 часа после полудня. Иван, Ольга и дети уже ждали меня. Они все устроили и обо всем распорядились, так что я позволила себе не думать о материальных трудностях, что всегда бывает весьма приятно. Место, где я нахожусь, хотя и не слишком красиво, все же мне нравится, и я здесь буду вести тихую, уединенную жизнь, какая мне и нужна — уединенная, но не покинутая, благодаря близости к Муранову*, которое находится всего в 20 минутах езды в коляске по дороге через лес. Дом расположен на возвышенности, но оттуда нет обширного вида. Дом этот помещичий, комнаты просторные с высокими потолками: у меня большой салон и большая хорошая спальня; у Марьи* тоже хорошая комната и есть еще большая прихожая. На всем отпечаток старины, и это мне нравится — одним словом, я очень довольна Артемовом*.

Д. Ф. Тютчевой

1876. 27 июля. Артемово*

Здесь я ежедневно вижу кого-нибудь из Муранова. Внуки тоже иногда приходят, а третьего дня они у меня обедали. Они очень милы, и мне бы хотелось, чтобы ты их увидела. Я не расскажу тебе о них ничего особенного, так как, во-первых, я не понимаю ни слова из того, что они говорят, или почти ни слова, но я уверена, что Федя не говорит ничего необычного… Что в них мило, так это их внешность и манера поведения. Соня очень хороша, а Федя очень забавен. Они так кротки и послушны, будучи при этом вполне веселы и непринужденны.

К. Пфеффелю

1876. 2/14 августа. Артемово под Москвой

Оно <письмо> нашло меня там, откуда я сейчас пишу: в старом деревенском доме, довольно обветшалом. Он расположен неподалеку от Муранова, имения родителей жены Ивана, где живут Иван с семьей и родители. Узнав, что я не еду к вам в этом году, мои добрые дети пригласили меня пожить до конца лета по соседству с ними, и я на это решилась, несмотря на усталость и на то, что предстоит новая поездка в Москву.

<…> И вот уже две недели я в Артемове, где благодаря заботам моего доброго Ивана, право, совсем неплохо устроилась. Я занимаю половину довольно просторного дома, оставленного его владельцем, который живет за границей, но управляющий сдает, боюсь по собственной инициативе, те несколько комнат, что предложены мне.

<…> Я нахожусь в трех верстах от Муранова, и ежедневно кто-нибудь из многочисленного общества, собравшегося там, совершает этот короткий путь, чтобы повидать меня. Мои внуки тоже иногда проводят у меня часть дня. Должна сказать, они очень милы. Маленькая Софи в возрасте г-на Франсуа. Она высокого роста и очень хорошенькая, похожа на отца, но имеет несравненно более здоровый вид. Маленькому Федору — Феде, как его называют, — три года. Он не так хорош, хотя у него черные глаза, невероятно блестящие и большие, с длинными черными ресницами, но особую прелесть составляют его оригинальность и живость. Уже почти можно говорить о его уме, и Анна так и делает, но она, конечно, очень усложняет те пустяки, которые он произносит. хотя мальчик определенно обещает быть небанальным. Что касается воспитания обоих малышей, можно сказать, оно предоставлено природе, и потому они немного балованы, но несмотря на это я не нахожу их докучливыми, а малышка Софи, по-моему, даже очень послушна.

К. Пфсффелю

1876. 4/16 сентября. Артемово

Я все еще в деревне и из экономии останусь здесь по крайней мере весь сентябрь (ст. стиля), плохая или хорошая будет погода. Я нахожусь в полном одиночестве, но почти не замечаю его, благодаря данной мне Богом способности предаваться разным занятиям. Теперь я читаю переписку Ампера, можно сказать с увлечением. <…> Здоровье Ивана лучше, чем весной. Он очень занят своими обязанностями мирового судьи и сельским хозяйством.

К. Пфеффелю

1876. 11/23 октября. Петербург

<…> 22 сентября я праздновала ваш день рождения не только в мыслях, но и на словах, в тот день я находилась в Муранове у Путят, где много говорилось о вас, и Иван с женой присоединились к моим добрым пожеланиям. Письмо от 26-го нашло меня в Артемове в самый разгар осени. Я не хотела больше писать вам из этого места, где меня вконец одолела скука, я бы не продержалась там так долго, если бы не обещала Ивану провести с ним несколько дней, прежде чем уеду в Петербург, а чтобы выполнить это обещание, надо было дождаться, пока мурановский дом частично освободится от гостей. Итак, только 3/15 октября я рассталась со своим уединенным уголком, ставшим в последнее время менее печальным, благодаря нескольким прекрасным жарким и солнечным дням, давшим вновь возможность совершать прогулки хотя бы в саду, так как дороги все же окончательно испорчены проливными дождями и даже сильным снегопадом 21 сентября/3 октября. В Муранове я приятно провела четыре дня в теплом доме, где, начиная от входной двери и кончая последним уголком, температура была 15 градусов и выше. В этом прибежище Иван с семьей проведут зиму, моя невестка должна родить в следующем месяце. Дети очень милы и прекрасно воспитаны, правда без малейших к тому усилий родителей или лиц, приставленных к ним. Наконец, в четверг 7/19 октября я вырвалась из тенет этой патриархальной жизни и направилась в Москву, где меня встретили с распростертыми объятиями.

А. Ф. Тютчева, в замужестве Аксакова, дочь поэта.
Фото Г. Деньера. Петербург, начало 1860-х годов

К. Пфеффелю

1876. 7/19 ноября. Петербург

<…> семья Тютчевых пополнилась новым членом. Моя невестка родила мальчика, которого назвали Николаем в честь его деда по материнской линии, что будет напоминать, хотя бы на время, двух братьев Тютчевых — Николая и Федора.

Д. Ф. Тютчевой

<1877>. 15 июня. Артемово*

Неделя как приехала в Артемово. В Муранове* все хорошо. Внуки очень милы, а младший Николай Иванович* — лучший из бэби, кроткий, спокойный, довольный и цветущий. Иван, интересующий меня больше, чем молодое поколение, выглядит хорошо <…> У меня есть закрытая и очень комфортабельная коляска… это превосходное средство, чтобы поехать в Хотьково* или Талицу*, или добраться до Муранова.

Д. Ф. Тютчевой

<1877>. 18 июля. Артемово*

Я была уверена, что ты особо вспомнишь обо мне в этот день. Я заказала заупокойную обедню и панихиду* в церкви в нескольких верстах от Муранова* и долго вспоминала о монастыре и о печальной дорогой могиле <…> Теперь, чтобы вернуться к милому уголку земли, где я проживаю, скажу, что погода здесь стоит идеальная и воздух напоен тысячью ароматов, приносимых летним ветерком из глубины леса, тянущегося до горизонта. 15-го после службы я вернулась к себе и провела в одиночестве этот и следующий день, бесконечно перебирая в памяти не только печальные воспоминания о смерти l’Aime, но о всей той части его жизни, которую я знала и в которой принимала участие. Я часто вижу детей и всех обитателей Муранова*, но, поскольку сейчас среди скота надеж, а лошади не являются исключением, Иван ввел карантин для скота, так что теперь я сама в наемной карете езжу в Мураново*, тогда как в прошлом году обитатели Муранова* приезжали в Артемово*. Мне кажется, что новый порядок предпочтительнее, так как я более свободна в своих действиях.

К. Пфеффелю

1877. 25 июня/7 июля. Артемово

Я живу уже почти три недели в том же доме среди лугов с лесами на горизонте, откуда я вам писала прошлым летом. Здоровье мое немного поправляется под влиянием деревенского воздуха, но я все та же старая развалина, которой не угодить <…>. Как говорил мой муж, жизнь — это такая трудность, которая становится все более обременительной. Я вижусь каждый день с Иваном и его семьей, и иногда выезжаю в деревню к Путятам, где собрались все те же, что и прошлым летом. Весь этот кружок (за исключением молодежи — Ивана и его семьи) чрезвычайно постарел и охвачен недомоганиями — кто катаром, кто астмой, кто другими, еще более сильными болезнями. В общем, эти люди стоят одной ногой в могиле, среди них даже я выгляжу сильной, хотя почти им ровесница. Живут здесь очень тихо; впрочем все страстно интересуются войной, следят за ее ходом, желая России успехов, в которых, впрочем, никогда не сомневаются. При этом читаются газеты, обсуждаются депеши из армии.

Обыкновенно главная тема общих разговоров — дети. Все крутится вокруг малышей, у которых поистине счастливое детство.

Д. Ф. Тютчевой

<1878>. 7 июня. Артемово*

…вчера утром прибыла в Москву, а затем в Артемово* в три часа пополудни <…> Дети и их родители ждали меня в Артемове*, как и в предыдущие годы. Я нашла Колю* чрезвычайно похорошевшим и очаровательным, хотя совсем в другом роде, чем Федя*, который по-прежнему драгоценность в высшей степени.

К. Пфеффелю

1878. 24 июля/5 августа. Артемово

Мы через несколько часов ждем в Муранове (местопребывание Ивана) знаменитого изгнанника, который отсюда, вероятно, отправится в Овстуг, т. к. вчера он телеграфировал Ивану, прося пристанища на его земле, не имея больше его на своей. <…> Мои внуки очень милые, хорошенькие, свежие, кроткие и хорошо воспитанные. Я их вижу почти каждый день, хотя нас разделяет темный лес с дорогой, почти всегда отвратительной… Иван благополучен, но нервничает перед предстоящими выборами мировых судей. Он боится, что не будет переизбран, и очень огорчается этим обстоятельством.

Д. Ф. Тютчевой

<1878>. 29 июля. <Артемово>

…я тотчас же хотела ответить, но отложила до получения самых свежих известий от А<ксаковых>, которых я должна была увидеть на следующий день, т. е. вчера. Поскольку это свидание состоялось, я хочу сделать тебе отчет о нем. Прежде всего, я присоединилась к Анне в поезде, направлявшемся в Троицу, и на целую станцию меня опередила Ольга с Соней* и Федей*. В Троице А<ксаков> пришел встретить свою жену, и мы увидели, как он серьезно и достойно переносит — без тени ярости и злобы — свою опалу. День прошел самым приятным образом. Погода стояла прекрасная, не считая довольно докучливого восточного ветра. Мы все были в соборе, где хранятся мощи св. Сергия, и А<ксаковы> заказали молебен перед ракой Святого. Федя* поцеловал мощи с серьезным видом, а Соня со священным трепетом, вызвавшим у нее слезы. <…> После совместного обеда, прошедшего очень весело, мы, обитатели Муранова* и Артемова*, попрощались с блестящими изгнанниками. Что до них, они только в 11 часов вечера смогли продолжить свой путь. Впечатление от этого свидания таково, что нельзя испытывать и переносить лишения с большим стоицизмом, чем эти супруги. Между прочим, никакой бравады, никакого нарочитого равнодушия — но полнейшая свобода разума и смирение, смирение без усилий и горечи.

Д. Ф. Тютчевой

<1878>. 11 декабря. <Петербург>

Что до 100 рублей, это пожертвование* в школу Ивана, и ты меня обяжешь, передав деньги г-же Путяте с просьбой отправить их прямо в Мураново*. Они пойдут на оплату столяру, который изготавливает скамьи для будущей школы.

К. Пфеффелю

1879. 10/22 апреля. <Петербург>

Мой сын, который, слава Богу, самый преданный слуга Его Величества, достойно отпраздновал в своей деревне сохранение жизни Государя. Были отслужены обедня и молебен в маленькой церкви, построенной им самим, после чего он произнес речь, обращенную к крестьянам, в которой призывал их не поддаваться внушениям негодяев, сеющих недовольство в умах и призывающих к бунту против законов страны. Его слова сопровождались бурным «ура!», а вечером, в заключение праздника состоялась небольшая иллюминация: горел вензель Императора в окружении слов: «Боже, Царя храни». Я очень одобряю все это.

Д. Ф. Тютчевой

<1879>. 7 июня. Бабушкино *

Милая Дарья, я не буду сегодня описывать тебе мое новое жилище, я только хочу сказать, что прибыла вчера благополучно в назначенный час. Дом очень милый и даже удобный, расположенный на границе сада в Муранове* и в ста шагах от дома самих хозяев. Добрый Лизи трудился сам, чтобы построить для меня этот дом, и он сделал чудо, закончив в течение одного месяца и шести дней полностью весь дом с печами и всем тем, что составляет комфортабельное и основательное жилище, Как говорят, здесь можно проводить зиму, а всегда хорошо знать, что в случае крайней нужды имеется свой очаг рядом с лучшим из сыновей. Лизи решительно таков, и мое сердце переполняется нежностью к нему. Я нашла, что он довольно хорошо выглядит, а Ольга в известном положении… Дети очень, очень милы и так кротки и доброжелательны! Сейчас занялись шитьем платья, присланного тобой Соне*. Оно должно было быть готово к моему приезду, но запоздали. Вот я и на месте и не представляю, как я смогу уехать в конце августа, чтобы навестить брата.

И. С. Аксаков. Фото Г. Деньера. Петербург, вторая половина 1860-х годов

К. Пфеффелю

1879. 13/25 июня. Подмосковье.
<Мураново>

…уехала в Москву, чтобы оттуда сбежать в деревенский дом, подготовленный мне заботами моего милого сына. Добрый мальчик, убедившись, что лачугу, в которой я жила три лета подряд, не годится больше снимать, придумал ни больше ни меньше, как построить в деревне, где живет он сам, прелестный деревянный дом на кирпичном фундаменте, оборудованный прекрасными печами, украшенный балконами и в самом деле очень комфортабельный. Он его построил меньше, чем за шесть недель почти тайком от меня, и хотя я не сомневалась, что по приезде меня ждет сюрприз, я все же была поражена видом хорошенького, изящного дома на том месте, где когда-то был огород. Я очень удобно расположилась одна в моем доме, с моими людьми и совершенно независима и свободна в моих действиях и во времени. Что меня особенно привлекает, так это прекрасный вид из окон, которым я любуюсь. Окна теперь широко раскрыты, и через них проходят широкие потоки воздуха, наполненные полевыми ароматами, навевающими на меня меланхолию и напоминающими мне летние дни, проводимые когда-то в Овстуге. Я благословляю моего милого Ивана, за то, что он сделал для меня, и в то же время я не совсем довольна, так как во-первых, мне жаль денег, потраченных им на меня, а во-вторых, мне грустно возобновлять новый арендный срок с жизнью, после того, как я не одно лето провела во временном состоянии. <…> мы получаем большое количество газет.

Д. Ф. Тютчевой

<1879>. 14 июня. <Мураново>

Я по-прежнему очарована Бабушкиным*, и привыкаю к нему все больше и больше, что несколько скрашивает мое положение. Более всего остального меня восхищает вид из моих окон — широкий и меланхолический. Через широко распахнутые окна с края горизонта проникают потоки благоуханного воздуха, которым я не могу надышаться. Это несравнимо лучше, чем то, что мы вдыхали через открытые окна на Итальянской. Анна хочет проездом в Варварино остановиться в Муранове, и помимо всего, в Бабушкине*, где действительно есть комната для гостей, но очень маленькая и рядом с комнатой для прислуги <…>. Говорила ли я тебе, что маленькая церковь очаровательна? Я уже два раза ходила туда к обедне. При церкви живет священник, нанятый на средства Ивана. Дети очень милы. Маленький Коля* красивый мальчик, самый крепкий из троих, не похожий ни на отца, ни на мать, живой, веселый, очень предприимчивый и решительный но характеру. Федя* тонкий, легкий, изящный, в этом у него есть сходство с его дедом, но не в чертах лица.

Д. Ф. Тютчевой

1879. 21 августа/2 сентября.
<Мураново>

На следующий день <16 августа> в праздник иконы, которой посвящена церковь, построенная Иваном (Нерукотворенный образ Спасителя)*, состоялась торжественная служба с дьяконом и певчими, приглашенными для этого случая из Москвы. Действительно, говорят, что здешний священник человек образованный и выходящий из ранга обычных сельских священников. Но он, кажется, никогда и не был сельским священником. Он служил священником в семинарии в Троице, и из-за своего слабого здоровья согласился искать место, где он не был бы перегружен работой.

Д. Ф. Тютчевой

1879. 2/14 сентября. <Мураново>

Анна, добрая маленькая Анна, вчера вечером приехала сюда. К счастью, погода несколько дней назад переменилась к лучшему и, похоже, так удержится. <…> Анна чувствует себя лучше. До сих пор она, кажется, довольна Мурановом, вернее, Бабушкином*; не знаю, что останется от этого настроения через несколько дней. Все зависит от ее здоровья. Анна вновь завалила детей всевозможными игрушками, и вчера у меня стоял необычный гам, который, должно быть, удивил стены моего жилища, до сих пор привыкшие к полной тишине.

С. Л. Путята. Фото Ю. Мебиуса.
Москва, конец 1860-х годов

К. Пфеффелю

1879. 3/15 сентября. <Мураново>

Я пишу сегодня, можно сказать, зажавшись в угол. Анна (Аксакова) приехала ко мне на несколько дней, а лишний человек в пределах моего деревенского дома — это почти теснота. Бесконечные беседы, разговоры на разные темы уносят все мое время и делают это письмо бессвязным… Сегодня с коротким визитом должен приехать Аксаков. После его знаменитой прошлогодней речи в Славянском комитете, стоившей ему ссылки, Аксаков больше ничего не пишет, и вы неправы, думая, что именно его памфлеты против Германии чуть не смешали карты правительств вашей страны и России.

К. Пфеффелю

1879. 10/22 сентября. <Мураново>

Анна уехала, проведя шесть дней под моей крышей. Приезжал Аксаков и был приятен и очарователен в беседах, почти не затрагивая политических и славянских вопросов. Он ничего больше не пишет и ждет лучших дней для России. Впрочем, он считает, что они наступят нескоро. Одно его выражение поразило меня, что в России народ являет собой партию тори, а высшие классы виги. Это очень верно и утешительно, т. к. благодаря этому, революция по образу революции 89-го года во Франции, невозможна.

Д. Ф. Тютчевой

1879. 10/22 сентября. <Мураново>

Анна провела у меня полных шесть дней. Фурункулы не слишком беспокоили ее и, в общем, мне кажется, она осталась довольна своим пребыванием здесь. Она несколько излишне вмешивалась с критикой гигиены детей Ивана и этим глубоко обидела Ольгу, которая не любит советов, но она была очень добра к самим детям и нельзя не быть к ней за это признательным. Аксаков пробыл здесь сутки. Я была очень рада увидеть его. О политике говорили мало, и он был кроток и симпатичен. <…> Мой дом теплый, и мне довольно хорошо.

Д. Ф. Тютчевой

1879. 27 сентября/9 октября.
Мураново

Китти пробыла здесь сутки, думаю, она напишет тебе. Она, кажется, осталась довольна Мурановым и среди всего прочего Бабушкиным*, которое она нашла милым и комфортабельным жилищем. Мой дом очень теплый, иногда даже слишком теплый, но я на этот недостаток не жалуюсь. Ольга меня особенно просила напомнить тебе о ней, Лизи также. Он в настоящее время очень занят постройкой дома, предназначенного служить школой для 30 мальчиков. Единственным учителем в школе будет священник, а затраты оплатит земство, — я, по крайней мере, на это надеюсь.

Д. Ф. Тютчевой

<1879>. 1 ноября. <Мураново>

…вчера в 10.30 вечера у меня родилась внучка, которую назвали Екатериной. Она появилась на свет без шума и хлопот, как и подобает хорошо воспитанной маленькой барышне. <…> Сегодня метель, и деревня имеет темный и печальный вид.

Д. Ф. Тютчевой

<1880>. 14 июня. Мураново

На следующий день после моего приезда сюда установилась невероятно отвратительная погода. Мне пришлось велеть затопить печи, т. к. в моих комнатах было всего 10-12 градусов тепла. Нельзя было выйти из дома из-за проливного дождя, и мне казалось, что продолжается прошлая осень, так схожи были мои впечатления. У бедного Ивана на следующий день после моего приезда началась зубная боль, и он жестоко страдал всю неделю, не выходя из дома, и, что еще хуже, проводя ночи без сна. Я навещала его время от времени по нескольку минут, но, поскольку в сущности, я ничем не могла помочь ему и не имела возможности беседовать с ним, я не злоупотребляла своими визитами. Сегодня боль покинула его, как считают, вследствие чар одного заговорщика*, которого вызвали из Москвы. Этот человек приехал в прошлую среду вечером, а в четверг и пятницу Иван страдал еще больше, чем раньше. Вечером в пятницу он почувствовал себя легче, крепко уснул и сегодня он совсем здоров. Он даже приходил в Бабушкино*, где его застала гроза, но это досадное обстоятельство не имело никаких последствий. Теперь нездорова Ольга, и, поскольку она кормит маленькую Катю*, это новый повод для волнения. Надеюсь, что все кончится благополучно, но ты видишь, что с тех пор, как я здесь нахожусь, у нас все немного неблагополучно. Последних два дня потеплело, воздух наполнился запахами, на деревьях появилась свежая и густая листва — прелестный месяц июнь вступает в свои права, правда, слишком поздно, но, наконец-то, он здесь, и хоть бы он больше не уступил несвоевременным холодам.

Д. Ф. Тютчевой

1880. 15 июля. <Мураново>.

Милая Дарья, я вернулась из церкви, где отслужили обедню и панихиду* за упокой души моего дорогого Aime', и я хочу немного поговорить с тобой, к сожалению, письменно, чтобы вновь помянуть нашего усопшего в годовщину его смерти. Семь лет прошло с тех пор, как прекратились его жестокие страдания, и как он вошел — я надеюсь — в царство вечного покоя. Какою бы ни была его привязанность к жизни, я уверена, что он более счастлив там, где он сейчас находится, чем в этом печальном мире, и это примиряет меня с моей утратой. Но когда я думаю только о себе, мне так же печально, как в первый день, не видеть и не слышать его больше. Я не понимаю, как могут в свете обходиться без его ума, такого живительного, и я уверена, что там впали в самую отвратительную пошлость. Рядом с ним самые глупые обретали немного ума, он им давал часть своего, и в наименее думающих иногда рождалась мысль. Есть ли кто-нибудь в обществе похожий на него? Не думаю. Я вновь перебрала в памяти ужасные страдания последнего месяца его жизни, и мое сердце сжалось, как и в те дни, когда я присутствовала при этом горестном зрелище. Бедный Aime', если для того, чтобы войти в вечную жизнь, он должен был искупить какой-нибудь грех, — то я уверена, что его долгая, жестокая болезнь способствовала очищению души от любого пятна. Я верю в это так же, как в Божье милосердие.

Д. Ф. Тютчевой

1880. 30 июля/11 августа. <Мураново>

Оба милых мальчика, Федя* и Коля*, носят часто и с большим удовольствием красивые тирольские шапочки, которые ты им привезла из Мариенбада прошлым летом. Они им очень идут. Эти два шалуна поистине восхитительные дети и неотразимы каждый в своем роде. Федя* более красив, чем Коля*, но последний так оригинален, что очаровывает этим. В наших краях уже две недели стоит тропическая жара. И, вообще, давно я не видала подобного лета.

К. Пфеффелю

1881. 13/25 апреля. <Петербург>

Мой сын имеет у себя в Муранове школу, которая зависит от уездных властей, хотя открыл ее Иван и содержит почти единственно на свои средства. Эта школа нам нравится, потому что обучением в ней занимается священник, или поп, который служит в маленькой церковке, основанной и построенной моим добрым Иваном.

К. Пфеффелю

1881. 15/27 июня. <Мураново>

Я нашла здесь все таким, как оставила 8 месяцев назад. Иван выглядит не лучше, чем тогда, но по-прежнему поглощен своим делом мирового судьи, которое он выполняет с завидным усердием.<…> Он хотел бы быть избранным на новый срок, но для детей — двух старших, разумеется, — было бы лучше жить в городе, т. к. здесь очень трудно, если не сказать невозможно, найти гувернера или гувернантку, которые согласились бы запереться в деревне на круглый год. <…> Всего несколько дней стояла прекрасная погода, и наступило обычное русское лето — если не жара, то ветер и холод.<…> В качестве чтения взяла с собой два тома неизданных сочинении Сен-Симона, которые вам, конечно, известны. А сейчас я читаю очень увлекательное сочинение «History of our own times» Me Carthy.

Д. Ф. Тютчевой

<1881>. 13 июля. <Мураново>

В качестве праздников мы имели именины Ольги, которые для меня свелись к длинной службе утром в церкви и обеду с шампанским у г-жи Путяты.

К. Пфеффелю

1881. 19/31 июля. Мураново

Несмотря на все мои старания добиться, чтобы в доме было прохладнее, термометры показывали постоянно, даже ночью, 22—23 градусов жары (по Реомюру). Это ужасно. К счастью, гроза освободила нас 15/27-го от этой бразильской температуры. <…> Сегодня с утра Царская семья отправилась в Троицкую лавру поклониться мощам св. Сергия. Троица в 2,5 часах от Москвы по железной дороге, которая ведет также в Мураново. Ольга и Иван в надежде увидеть Государя отправились на станцию в 1 час и увидели лишь хвост поезда, увозившего в Москву высочайших пассажиров.

К. Пфеффелю

1881. 18/30 октября. Мураново

Все еще Мураново! 5 градусов мороза. Яркое солнце. Установился санный путь. Я накануне отъезда из Муранова. Завтра именины Ивана, а потом я уеду. В этом году была исключительно хорошая погода. <…> Иван вновь избран мировым судьей.

Д. Ф. Тютчевой

<1882>. 4 июля. <Мураново>

Я напрасно искала в твоем недавнем письме слово, которое бы мне оставило надежду увидеть тебя здесь. Может быть, ты воздерживаешься от приезда в Бабушкино, потому что боишься, что я отдам тебе свою комнату. Но, если я это сделаю, это будет для меня удовольствием, а если не сделаю — лишением. Но, конечно, я могу тебе предложить комнату, в которой жила Анна, если только это тебя удерживает, чтобы приехать ко мне. Петербургские Путяты здесь уже давно. Они меня ничуть не стесняют, и часто я целыми днями их не вижу.

Д. Ф. Тютчевой

<1882>. 18 июля, <Мураново>

Ужасная жара, продолжавшаяся всю прошлую неделю, помешала мне, милая Дарья, написать тебе, как я хотела, чтобы сообщить тебе об Иване. На моем балконе, выходящем прямо на юг, было до 39 градусов, а в комнатах колебалось от 23 до 25. Невозможно ничего делать при такой температуре, но тем временем наш дорогой больной понемногу выздоравливал — я тебе хотела это сказать, но не было сил. Теперь Лизи здоров по-своему, т. е. не совсем. Сегодня он в первый раз мог отстоять обедню без особого утомления <…> 15-го у нас здесь была панихида в память о дорогом Aime' и других наших возлюбленных усопших.

Д. Ф. Тютчевой

<1882>. 23 августа. <Мураново>

Мой Иван сказал, что у крыльца его школы висят фонари и что зимой они необходимы. Он говорит, что это незначительный расход, поскольку два фонаря стоят всего 4,50 руб. <…> Погода великолепная; на солнце жара и очень свежо в тени. Не знаешь, что и выбрать. Я читаю Карлейля, прогуливаясь по очаровательной, уединенной дорожке парка, соприкасающейся одной стороной с довольно широкой полосой газона и затененной великолепными деревьями. Я очень люблю эти часы, проведенные наедине с книгой.

Д. Ф. Тютчевой

<1882>. 17 сентября. <Мураново>

Я рассчитываю уехать отсюда 24-го, т. е. через неделю. <…> Я тем более сожалею о своем отъезде из Муранова*, что стоит прекрасная погода, впрочем, мне трудно покидать не только само место… Я теперь совершаю прогулки среди дня и мне очень не хватает тебя в этих странствованиях, потому что ты, по-моему, любишь ходить пешком. Впрочем, на днях, я — помимо своей воли — совершила такую прогулку и очень устала.

К. Пфеффелю

1883. 22 марта/3 апреля. <Петербург>

Мой сын пишет, что вьюги, не прекращающиеся порой по двое суток, буквально замели дом высокими сугробами. В усадьбе работают изо всех сил, расчищая дороги — в первую очередь к колодцу, откуда берут воду, но за ночь этой работы уже не видно, т. к. все снова заносит снегом. Невозможно посылать изо дня в день на железнодорожную станцию за письмами и газетами; впрочем, то и дело из-за снежных заносов на дороге поезда останавливаются и все сообщение прекращается. Неделю назад все еще было 23 градуса мороза. Иван жалуется, что у них нет ни дров, ни сена и нужно их покупать за немыслимую цену; он опасается за последствия ледохода на маленькой речке, которая из-за обильного снега выйдет из берегов; он уверен, что снесет плотину, и прочие бедствия потребуют от него расходов. Разумеется, у крестьян тоже нет корма для животных, и, чтобы прокормить лошадей и коров, они снимают с крыш солому, защищавшую их кое-как от холода. Эта страшная зима — настоящее бедствие. А сколько болезней она принесла. Москва наводнена ими. Будем надеяться, что перед коронацией атмосфера очистится от этих тлетворных миазмов.

К. Пфеффелю

1883. 1 июня/20 мая. <Петербург>

Мой сын с семьей ездил в Москву. Они присутствовали при торжественном въезде Государя в столицу и посмотрели, насколько это было возможно, церемонию коронации, — вернее, выход Императора из храма после церемонии коронации, и иллюминацию в городе. Но вчера наши милые деревенские жители вернулись в свое Мураново. Иван, как председатель уездного съезда мировых судей, должен поехать в ближайшее воскресенье к Троице встречать Государя и Государыню, которые со всем двором приедут поклониться мощам св. Сергия. Троица — это центр уезда, который представляет Иван, и он должен будет предложить хлеб-соль Их Величествам. Я молю Бога, чтобы ему не пришлось отказаться от этой чести из-за нездоровья — но надежды мало.

Д. Ф. Тютчевой

1883. 29 мая/10 июня. <Петербург>

Завтра день рождения Лизи. Ему исполняется 37 лет. Дай Бог ему здоровья и сохрани в великих жизненных испытаниях. Соня* все еще, кажется, слегка хромает. Что до Ивана, он 22-го был в Троице и помогал преподносить Государю хлеб-соль. Лизи считает, что Его Величество его совсем не заметил, и это более чем вероятно, но я, по крайней мере, довольна, что он не отказался исполнить эту обязанность, как я опасалась. Лизи жаловался, что в Троице, пока ждали Государя, было холодно.

Д. Ф. Тютчевой

1883. 10/22 июня. Бабушкино*

Я приехала сюда во вторник 7/19, как и предполагала… <…> Я нашла все на своих привычных местах. Соня хромает, вернее тащит ногу, Лизи чувствует себя неплохо. <…> Соня очень подросла, она побледнела и осунулась, и, на мой взгляд, она сейчас как раз формируется. Но вот эта нога беспокоит — боюсь, как бы у нее не оказалось то, что по-немецки называют <нрзб.>, болезнь, которой не видно конца… Мне за них очень тревожно — видимо, это крест, посланный, чтобы уравновесить радости отцовства и материнства. Ольга временами очень обеспокоена, но она успокаивается при первом проблеске надежды. Бедная женщина, да к тому же она отягощена присутствием г-жи Путяты из Петербурга. По-прежнему стоит жара, но здесь, на природе, это благо. Впрочем, в эту минуту собирается гроза и в отдалении гремит гром. <…> Я получила вчера твое письмо от 2/14 июня, а в эту минуту от 5-го. Оба дня — годовщины. 2/ 14 была 11-я годовщина смерти моей Мари, а не 13-я, как ты пишешь. Будет 13 лет, как нет больше Димы и 10 лет, как нас покинул папа. Вчера, 9-го июня, был день рождения дядюшки Николая. Словом, почти каждый день памятная дата. <…> Дождь перестал, я только что прогулялась по балкону. Воздух напоен самыми опьяняющими запахами, и природа восхитительна. Я очень люблю мой маленький домик и отдыхаю здесь всей душой.

И. Ф. Тютчев, сын поэта. Фото M. Конарского. Москва, 1868
О. Н. Тютчева, невестка поэта. Фото M. Конарского. Москва , 1868

К. Пфеффелю

1883. 18/30 июня. Мураново

…я уже почти десять дней в деревне, отдыхаю от усталости последних двух недель, проведенных в Петербурге.<…> Своего сына я нашла в добром здравии, слава Богу. Он с головой ушел в обязанности мирового судьи, ведение собственных дел и занятия с двумя старшими детьми — дочерью и сыном. Он бесконечно далек от праздности, чему я очень рада. Однако в Муранове совсем не весело, несмотря на прекрасную погоду и удовлетворительное в данный момент здоровье Ивана и детей. Бедная г-жа Путята, теща моего сына, умирает от рака груди и зрелище упадка ее сил очень печально. К счастью, она не сильно страдает, но на ее чертах лежит печать смерти.

Д. Ф. Тютчевой

<1883>. 26 июня/8 июля. <Мураново>

Анна собирается приехать в Мураново 14-го июля, чтобы провести здесь 15-ое июля. <…> Маленькая Катя прелестна, а Коля ласковый и дружелюбный. Он заметно подрос, но, по сравнению с ростом Сони*, братья ей уступают. Катя*, по-моему, тоже будет очень высокой, и только Федя* будет, наверное, среднего роста. Лизи чувствует себя очень неплохо, но это вовсе не значит, что он пышет здоровьем.

К. Пфеффелю

1883. 16/28 июля. Мураново

У меня всю неделю гостила Анна, и ее муж тоже дважды приезжал на день в Мураново. Аксаков — лучший из людей. Он доставил мне большое удовольствие своей оценкой деятельности Ивана и его общественного служения. Он сказал, что если бы в каждом уезде бескрайней Российской Империи был бы такой Иван Федорович, проблемы были бы решены, и счастливый русский народ процветал. К сожалению, очень мало таких заинтересованных, как Иван, таких преданных своему делу и выполняющих его с таким знанием и постоянством.

Д. Ф. Тютчевой

<1883>. 13/25 июля. Мураново

Анна в эти минуты находится здесь. Она прибыла третьего дня, а ее муж приедет завтра. Я еще не знаю, останутся ли они здесь, чтобы провести с нами 15-ое. <…> Приезд Анны внес разнообразие в мою монотонную жизнь. Сегодня была панихида в память о Диме.

Д. Ф. Тютчевой

1883. 3/15 августа. <Мураново>

Что тебе сказать о нашей жизни в Муранове*? В этом уголке земли царят однообразие и серость, но для меня это не худо, и я вовсе не жалуюсь. Я бы только хотела немного ясной погоды и тепла, чтобы закончить мои ванны. Лизи здоров и в настоящую минуту находится на съезде мировых судей в Троице, Ольга поехала вместе с ним. Вот подробности for the sake местного колорита.

К. Пфеффелю

1883. 5/17 сентября. Мураново

Дарья уже несколько дней рядом со мной и могу сказать, что мы говорим только о вас. Она чрезвычайно тронута вашим горячим приемом и проявлениями дружбы, которыми ее окружили ваши дочери.<…> С тех пор, как она здесь, мне кажется, я дышу воздухом Мюнхена и Рейхенхаля. <…> Здесь уже две недели стоит прекрасная погода. Мы с Дарьей пользуемся этим, чтобы совершать долгие прогулки по окрестным лесам, имеющим свою особую прелесть даже после величественных и живописных ландшафтов Тироля.

К. Пфеффелю

1883. 9/21 октября. Мураново

… я по-прежнему в деревне и останусь здесь до 20 этого месяца, чтобы провести с Иваном его именины 19-го. <…> Я не могу сообщить ничего нового. Погода здесь уже вполне осенняя, у нас даже шел снег недели две назад, но теперь, в основном, идет дождь, и, как следствие, кругом грязь. Мой сын готовится провести в деревне седьмую зиму. Он чрезвычайно занят своими обязанностями мирового судьи, — равного ему по усердию и добросовестности не найти. Это прекрасно, но я все же надеюсь, что он не выставит свою кандидатуру на следующий год, чтобы в четвертый раз быть избранным, и найдет возможность переехать с семьей в город. Старшему сыну исполнилось 10 лет, и ему необходимы хорошие учителя, но весь вопрос в том, на какие средства Ивану жить в Москве, чтобы не расстроить дел, и тут, по-моему, нет определенности.

К. Пфеффелю

1883. 27 ноября/9 декабря.
<Петербург>

На этих днях в семье моего сына Ивана происходит большое и важное событие. В дом поступает гувернер, или наставник для обоих мальчиков. Бедный Иван полон сомнений в отношении этой персоны, которая будет оказывать влияние на его сыновей, но этот человек имеет превосходные рекомендации известных и уважаемых за свои добрые принципы преподавателей, и сам он, насколько я могу судить с первого взгляда, показался мне соответствующим высоте своего дела. Он будет учить латыни, греческому, русскому и немецкому языкам, истории. Для французского есть гувернантка-швейцарка, приставленная к девочкам, прелестная и умная особа. Закон Божий будет вести священник, служащий в маленькой церкви Ивана, он же учит в школе Ивана и живет у него. Никакой нигилист, наверное, не нашел бы способа бросить свое недоброе зерно в почву, так заботливо охраняемую, на которой воспитываются мои внуки. Но Иван тем не менее озабочен, полон сомнений и колебаний. Будущему гувернеру 30 лет. Он русский, окончил университет, факультет точных наук (это и внушает опасение Ивану), его манеры и язык весьма достойны. Он производит самое лучшее впечатление. Посмотрим, что будет дальше. В любом случае, надо было предпринять что-то более серьезное и основательное для образования детей, чем до сих пор, особенно для старшего сына, которому 10 лет. Женское воспитание уже не годится. Иван сам давал уроки латыни и истории, но бедный мальчик, не изучавший греческого в училище Правоведения, принялся изучать этот язык со своим сыном, боюсь, не очень успешно. Все делалось им добросовестно, но довольно непоследовательно.

К. Пфеффелю

1884. 25 марта/6 апреля. <Петербург>

Сын мой продолжает нести обязанности мирового судьи в деревне. Здоровье его с годами укрепляется. Он очень занят, но не жалуется, т. к. чувствует себя необходимым. Он недавно написал статью по вопросу о суде присяжных, занимающему ныне умы России. Эта статья была опубликована в «Новом времени» и имела резонанс в определенных кругах, как написанная человеком, со знанием дела, а не просто бюрократом, владеющим предметом теоретически. Если Господь даст Ивану жизни, я не сомневаюсь, что он будет играть определенную роль в судьбах своей страны. Он не человек прогресса, как говорят обыкновенно, он хотел бы лишь одного, — чтобы мировые судьи имели влияние в крестьянском самоуправлении, так оно и будет со временем, будет признана невозможность оставлять крестьян без руководителя и советчика, как это делается сейчас. Мои внуки растут и процветают в деревне и, кажется, довольны гувернером, который занимается с мальчиками уже четыре месяца.

Д. Ф. Тютчевой

<1884>. 16 июня. <Мураново>

Коля* передает тебе тысячу нежностей. Он большой проказник, но неотразим, когда чего-нибудь хочет. У него есть теперь гувернер, молодой немец, который «следует за ним, как тень», — выражение, которое Коля* употребляет с некоторым оттенком недовольства. Катя* тоже очень, очень мила и умна. Она иногда капризничает <…> Ее можно оставить одну, и она будет играть со своими куклами, рассматривать гравюры и даже стараться читать, что ей и в самом деле удается, к моему великому удивлению. Федя* учится очень хорошо, Соня* тоже, но она не проявляет к учебе особого интереса. Словом, это маленькое семейство весьма удовлетворительно. <…> В заключение маленький анекдот: прошлым вечером Катя* ошпарила себе руку, резко подвинув к себе чашку. Конечно, крики и слезы, совершенно законные, потому что у бедной малышки вскочил волдырь. На следующее утро она сказала матери: *"Мама, пузырь мой разорвался, — и, показывая на сердце, добавила, — и я чувствовала, будто крест в сердце".* А вот наивность Коли*. Он спросил свою бабушку С.Л.*, почему она не поднимается к нему в комнату, а та объяснила ему, что она больная, старая и не любит показываться, потому что уродлива. «О, нет, ты не уродлива, — сказал Коля*, — а, может, и уродлива, а мне только кажется, что нет, потому что я привык к твоему лицу». Забавный малыш этот Коля*.

Д. Ф. Тютчевой

<1884>. 7 июля. <Мураново>

Погода по-прежнему грозовая и дождливая, но поскольку температура очень мягкая, мне не пришлось откладывать прием ванн, и я приняла уже 10. <…> Петербургских Путят еще нет в Муранове*, но есть надежда, что они вскоре приедут — ко дню именин Ольги. <…> Г-н Липкин живет в Даниловском, в деревне, которую видно из моих окон, и появляется здесь только для того, чтобы давать уроки детям. После завтрака, в котором я никогда не участвую, он исчезает, так что с тех пор, как я живу в Муранове, я видела его всего два раза. Ольга не может его выносить, материнский инстинкт подсказывает ей, что это не тот человек, который нужен ее детям, особенно Феде. <…> Молодой немец, напротив, именно то, что нужно, чтобы следить за детьми и заниматься с ними помимо уроков. <…> Ольга хотела бы оставить у себя этого славного молодого человека, но почти нет надежды, что он пробудет дольше августа, поскольку в сентябре он должен поступить в Московский университет.

Д. Ф. Тютчева, дочь поэта. Фотография начала 1870-х годов

Д. Ф. Тютчевой

<1884>. 28 июля. <Мураново>

Вчера и третьего дня было просто холодно, и мне пришлось велеть затопить все три моих печи, чтобы поддержать в доме приемлемую для моих ревматизмов температуру. Сегодня утром выглянуло солнце, но дует ледяной северный ветер. <…> Я перечитываю время от времени биографию папа' и его стихи в рукописи. Все это напоминает мне прошлое, куда я люблю погружаться, чтобы бежать от обыденности, точнее, пошлости* настоящего. Прошлое, мое прошлое, вовсе не счастливое и благополучное, если вспомнить, но оно всецело принадлежит мне, и там я обладаю моими дорогими усопшими еще полнее, чем когда они были живы.

К. Пфеффелю

1884. 5/17 сентября Мураново

Мы здесь в большом волнении, а я еще и в тревогах. Моя невестка, ожидавшая родов через шесть-семь недель, родила пять дней назад без всякого к тому повода. Роды, хотя и более тяжелые, чем предыдущие, прошли нормально, ребенок — девочка — появился как и следовало. Новорожденную окрестили на следующий день и назвали Марией — именем, которое она носила недолго, потому что вчера вечером завершилось ее краткое пребывание в этом мире. Она была хорошо сложена и даже хорошенькая и могла бы жить. Но Господь не захотел этого и очень хорошо, потому что одним ангелом стало больше на небесах и одним страдальцем меньше на земле.<…> Иван говорит, что теперь жена его спокойна и благоразумна и смирилась с тем, что нужно заниматься домашними, которые живы и которым она нужна. Дай Бог, чтобы она скорее поднялась, так как мой бедный сын без нее как неприкаянный, и жизнь имеет для него смысл лишь когда она рядом с ним и детьми. Эта женщина способна на всякого рода оттенки любви: она такая же превосходная дочь, как преданная мать и жена.

К. Пфеффелю

1884. 1/13 октября. Мураново

19-го октября по старому стилю, день ангела моего милого Ивана, в который я обещала быть рядом с ним — разумеется, рядом с Иваном, а не с ангелом… Мы уже две недели наслаждались великолепной солнечной погодой, но два дня как наш праздник прекратился. Небо темное, идет дождь, листья опадают — наступила самая грустная осень.

К. Пфеффелю

1884. 18/30 октября. Мураново

Он (Иван) на этих днях в 4-й раз избран мировым судьей и председателем суда в уезде, куда входит Мураново. Надеюсь, что он в последний раз согласился взять на себя эту ношу, привязывающую его к деревне, тогда как скоро придется жить в Москве ради образования сыновей, особенно старшего, которому 11 лет. Кроме русского наставника, у него сейчас еще немец, преподающий только немецкий язык, но постоянно наблюдающий за обоими учениками, что помогает им делать успехи в немецком языке, т. к. он ни слова не знает по-русски, хотя является русским подданным из Балтийских провинций.

К. Пфеффелю

1884. 10/22 ноября. <Петербург>

Я уехала из деревни немного раньше, чем рассчитывала, из-за смерти тещи Ивана, умершей в Москве две недели назад от ужасного рака. Иван и бедная Ольга поспешили к умирающей и, уезжая, доверили мне детей, о которых они всегда беспокоятся. Мне нужно было дождаться их возвращения в Мураново, прежде чем я сама смогла двинуться в путь.

Д. Ф. Тютчевой

<1885>. 25 июня. <Мураново>

Анна и Иван Серг<еевич>* только что приехали, и я могла сообщить им новости о тебе. Сегодня вечером они уехали. <…> Сегодня в 11 часов вечера добрая маленькая Анна вернется из Муранова очень усталой. Она была так добра и ласкова, что глубоко тронула меня, и мне грустно сегодня вечером из-за ее скорого отъезда. Но она не могла продлить своего пребывания, и я ее понимаю. Иван Сергеевич* прекрасно выглядел и очаровал все общество своей любезностью, в которой нет ничего банального.<…> Дети, с горячим нетерпением ждавшие приезда тетушки Анны и дядюшки Аксакова, были осыпаны прелестными подарками из Ялты. Но вот и закончился этот визит, и вслед за оживлением, предшествовавшим ему, последовала глубокая тишина. Дети, конечно, ничего не замечают, но вечный прилив и отлив, сопутствующий всему в этом мире, наполняет меня меланхолией.

К. Пфеффелю

1885. 29 июня/11 июля. Мураново

Мы здесь жаримся, сгораем уже три недели. В эту минуту температура 28 градусов в тени, а в моей комнате 22 градуса день и ночь. Каждый вечер собираются тучи — думаешь, вот будет гроза. Ветер крутит и поднимает столбы пыли, но вместо того, чтобы принести долгожданный ливень, рассеивает тучи и на следующий день небо блещет синевой и ярко светит солнце. На свете никогда не бывает так, как хочется. В прошлом году не переставая лил дождь, а в этом году нас убивает чрезмерная жара… Я нашла моего сына в довольно хорошем здравии. Дети очень подросли, особенно старшая моя внучка Соня, которая в 15 лет переросла меня на голову. Прусская гувернантка, которую я привезла с собой, кажется, очень подошла. Здесь же живут два молодых немца, которые учат своему языку моих внуков, и один из них, родом из Пруссии, устраивает им военные экзерсисы. Другой молодой человек в Муранове временно, т. к. учится в Московском университете. По-прежнему у нас говорят о поездке в августе в Швейцарию. Надеюсь, что ничто не помешает этим планам… Мои внуки просты и естественны и в то же время кротки и правдивы. М-ль Альхельм, гувернантка, которую я привезла, дает также уроки французского, английского и музыки мальчикам. Она очень хвалит их, как и основную свою ученицу.

Ф. И. Тютчев, внук поэта. Фото M. Конарского. Москва, начало 1880-х годов

Д. Ф. Тютчевой

<1885>. 16 августа. <Мураново>

Я в последний раз пишу тебе из Муранова, по крайней мере, в этом году. Я уезжаю отсюда завтра <…> Сегодня престольный праздник мурановской церкви и была торжественная обедня, продолжавшаяся три часа, а молебен* отслужили в доме, куда принесли образ Спасителя, которому посвящена церковь.

К .Пфеффелю

1885. 6/18 сентября. <Петербург>

У меня хорошие новости от сына Ивана и его семьи. Они устроились в Ялте и намереваются провести там два месяца. Они писали мне из Севастополя письма, полные патриотического восторга, теперь пришел черед любоваться красотами мест, наслаждаться прелестью климата.

Д. Ф. Тютчевой

1885. 23 сентября. <Петербург>

Я поистине счастлива, что уехала из Муранова*, пока не испортилась погода… Ольга довольна пребыванием на даче в Кучук-сарае*, хотя все четверо детей простудились и до сих пор кашляют. Надеюсь, они скоро поправятся. Впрочем, даже несмотря на это недомогание, которое в Муранове заточало их на неопределенный срок в верхнем этаже дома, на юге они проводят время на свежем воздухе в саду. Какая благодать, и как я рада, что именно в этом году они не сидят в своем лягушачьем болоте.

К. Пфеффелю

1885. 21 ноября/3 декабря. <Петербург>

Мой сын вернулся в деревню со своей семьей в начале ноября. Он очень хорошо провел время в Крыму, т. к. погода была прекрасной, но похоже, что по возвращении его здоровье не так уж и хорошо.

Д. Ф. Тютчевой

1886. 15 июля. <Мураново>

13-я печальная годовщина.

Твое письмо от 11-го я получила вчера в присутствии Анны, которая приехала сюда накануне, чтобы присутствовать на заупокойной обедне в Муранове, состоявшейся 14-го вместо 15-го по причине какой-то служебной поездки Ивана, которую нужно было совершить непременно 15-го, то есть сегодня. Так что Анна пробыла с нами все воскресенье и понедельник до вечера.

Д. Ф. Тютчевой

<1886>. 26 июля. <Мураново>

Я вновь назначила свой отъезд — и на этот раз, надеюсь, окончательно — на вторник 29 июля. <…> Мои слуги уезжают отсюда в понедельник, и маленький дом в Бабушкине* овдовеет (вернее, осиротеет) через 3 дня. Завтра утром, 27 июля, мы уезжаем с первым поездом в Троицу: Ольга, два мальчика, г-жа Путята, ее племянница и я. Там мы отстоим обедню и панихиду* в память полугода со дня смерти Ивана Сергеевича*.

Д. Ф. Тютчевой

<1886>. 8/20 августа. Мюнхен

О Муранове я знаю только, что Соня* вернулась туда, что Иван и Ольга ездили в Троицу вместе с Федей*, который еще до сих пор не был на могиле своего дядюшки, к великому негодованию Анны.

Д. Ф. Тютчевой

1887. 11 июня. Мураново

Я написала тебе на следующий день после моего приезда сюда, т. е. 6-го <…> чтобы сообщить о моем благополучном прибытии в форт Бабушкино*. <…> Каплюшка* слывет здесь оригинальной, она всем нравится и живет в большом доме. Все с ней любезны <…> и, действительно, мои милые мурановцы славные люди, такие простодушно добрые и приветливые. Каплюшка*, к тому же, имела хорошую возможность понравиться Анне, которая провела здесь прошлое воскресенье. Она нашла, что Каплюшка* настоящая Тютчева, только без недостатков, по крайней мере, не банальная и не скучная. Только бы это доброе впечатление не стерлось при новой встрече, которая состоится завтра в Троице, куда две кузины — Соня* и Каплюшка* — поедут на сутки под кров тетушки Анны.

Д. Ф. Тютчевой

<1887>. 13 июля. Мураново

Сегодня утром я получила твое доброе дружеское письмо от 11-го. В этот день в Муранове тоже шел дождь. Утром была обедня и молебен*, и я думала про себя, что, конечно, в Варварине молятся за упокой души моего Димы… Здесь это сделают только послезавтра, во время обедни, посвященной памяти папа'. Уже 17 лет, как нет Димы, и сегодня ровно 14 лет, как папа' соборовался! Все проходит; и, по-моему, самый счастливый момент тот, когда перестаешь ждать своей очереди.

Д. Ф. Тютчевой

<1888>. 17 июня. <Мураново>

Сегодня в Мураново на сутки должна приехать Анна. Вчера привезли чудотворный крест из Дмитровской церкви. Мураново — один из этапов, по которым его везут. <…> Сегодня состоится семейный обед в большом доме.

Д. Ф. Тютчевой

<1888>. 22 июня. Мураново

Соня чувствует себя хорошо <…>. Вчера я застала ее за чтением первого тома присланной тобой книги о салонах прежнего времени. Я думаю, она напишет тебе и поблагодарит за прелестный подарок. <…> Мальчики много занимаются и с большей последовательностью, чем в предыдущие годы. Когда я говорю много — это значит, Коля* занимается три часа в день, а Федя*, по-моему, четыре. Подготовка к урокам требует много времени и регулярности, которая до сих пор точно не соблюдалась. Гувернер-швейцарец, молодой человек 25 лет, тоже очень хорош — это товарищ для Феди, а не просто учитель французского и немецкого, к тому же товарищ умный и, по-моему, с хорошими манерами.

Д. Ф. Тютчевой

<1888>. 10 июля. <Мураново>

Я читаю сейчас первый том автобиографии Ивана Сергеевича*, который дала мне Анна. Это чтение меня очаровывает. Мне кажется, уже нет таких молодых людей, какими были Аксаков* и даже папа', — хотя и в своем роде, но с тем же ранним развитием ума. Я думаю, что автобиография будет иметь большой успех у публики; это поистине увлекательное чтение. И как хорошо Анна составила книгу. Я не нахожу, что в ней слишком много интимных подробностей, которые могут быть интересны только семье Аксаковых*. Когда я вспоминаю, что находят интересными письма добрейшего Плетнева и даже письма Жуковского, — мне остается только предпочесть им письма Ивана Сергеевича*, которые гораздо оригинальнее. Завтра годовщина смерти Димы — 18-я! — и именины Ольги. Анна приедет сюда с первым поездом и проведет весь день в Муранове. Состоится обедня, затем завтрак у именинницы* и, наконец, обед — тоже у Ивана.

Д. Ф. Тютчевой

<1888>. 16 июля. <Мураново>

Вчера, 15-го июля, исполнилось 15 лет со дня смерти дорогого Aime' и прошло празднование 900-летия крещения русского народа. 14-го у нас была заупокойная обедня по папа' и Диме, а вчера — праздничная обедня с молебном и водосвятием в честь 900-летия введения христианства на Руси. Все было очень красиво и торжественно, насколько это возможно в известной тебе тесноте. Накануне вечером была Всенощная*, тоже более торжественная и долгая, чем обычно. Священник замечательно вел службу, он был облачен в ризу, подаренную тобой в церковь Ивана. Вчера во время обедни были употреблены подаренные мной воздухи* и чаша, и очень красивая риза*, сделанная из покрова, лежавшего на гробе г-жи Путяты. Для освящения воды в источнике священник надел расшитую серебром ризу*, подаренную Дмитрием Васильевичем*. Иван старался, чтобы все пожертвования* в его церковь были употреблены на службах в честь великой годовщины крещения русского народа. Дети из школы пели, всем раздавалась маленькая книжечка о крещении Руси и о государе, вернее, государях, вводивших его. Конечно, и у тебя в Варваринской церкви вчера состоялись религиозные торжества с раздачей этой же книжечки, и по всей России было то же. Хоть бы эти миллионы молитв и выражений благодарности дошли до Неба, как чистый фимиам, угодный Богу, — хоть бы они послужили возрождению сердец в России и продвижению ее по доброму пути.

Д. Ф. Тютчевой

<1888>. 15 августа. <Мураново>

В эту минуту — уже со вчерашнего дня в Муранове находится маленькая Анна, она пробудет здесь до завтрашнего полудня. Все эти дни в церкви Лизи идут службы. Завтра престольный праздник его храма. Сегодня именины Мари, уже 17-ые без нее, после обедни у нас будет панихида*. <…> Анна вчера очень устала, приехав с первым поездом, а потом продолжив путь по ужасной дороге из Талицы до Муранова. Но она хорошо провела ночь и утром показалась мне бодрой. Сейчас она ушла гулять с Колей. Погода стоит ясная, но воздух ледяной, по крайней мере, в этот утренний час, когда я тебе пишу. Увы! Лета уже нет, это чувствуется и наводит на мысль, что после лазурных и ясных дней наступает грустная русская осень.

Д. Ф. Тютчевой

<1888>. 4 сентября. <Мураново>

У нас настоящая осень — она наступила в один день. Вчера Ольга и Иван вернулись из Троицы, где провели ночь у Анны. Ивану пришлось поехать в Троицу на заседание, поскольку он по-прежнему почетный мировой судья, что его ни к чему не обязывает, но он любит бывать на заседаниях и посещает их так часто, как может. Анна здорова и в хорошем настроении, как сказала Ольга. <…> Я с наслаждением читаю второй том писем Ивана Сергеевича*. Я закончила только его письма из Петербурга. Я, однако, несколько шокирована неистребимой ненавистью, которую он питал к этому городу и его высшему обществу. Как будто в Москве не те же люди, что и в Петербурге, как будто там не такие же ничтожества и, к слову, не та же низость. <…> К сожалению, ему больше приходилось встречать на мостовых этого славного города людей с видом грустным и недовольным. Отец Аксаков* произвел на меня впечатление ума более широкого, чем у его сыновей, — более широкого, но, конечно, не более возвышенного.

Д. Ф. Тютчевой

<1888>. 7/19 декабря. <Петербург>

Вопрос с квартирой в Москве для семьи Ивана пока не решился. Я не очень понимаю, как это будет сочетаться с надеждами Ивана относительно службы в Балтийских провинциях. <…> Можешь ли ты представить Ивана, едущего одного в Ригу, чтобы вступить в новый пост? <…> Мне больно признаться, но Иван больше не способен вырваться за пределы Муранова. Это место стало его судьбой, и, если не принять предосторожности, так случится и с его сыновьями. Дай Бог, чтобы все шло к лучшему. Наш человеческий взгляд недальновиден, и то, что мне кажется огорчительным, может и не быть таковым.

Д. Ф. Тютчевой

1889. 7/19 января.<Петербург>

Я так и думала, что мой дорогой сын покажет спину, как он говорит, своим соотечественникам в немецких провинциях.<…> Вся семья Лизи с невероятным трудом перебралась из Муранова в Москву. <…> Если бы он мог найти службу в Москве, это было бы самым приемлемым для него, т. к. не удаляло бы его от Муранова, почвы, в которой он пустил такие глубокие корни…

Д. Ф. Тютчевой

<1889>. 16/28 апреля. <Петербург>

Ольга вместе с детьми Колей* и Катей* была в Троице у Анны. Та жаловалась на слабость, но ее состояние, в общем, показалось Ольге неплохим. <…> Иван пишет, что они переедут в Мураново в первые дни мая, поскольку Федя должен держать экзамены в Троицкой гимназии с 8 мая до 8 июня. Это большое событие в жизни молодого человека и его отца.

Д. Ф. Тютчевой

<1889>. 21 мая/2 июня. Мюнхен

В окрестностях города уже начали косить сено. Этот чудесный запах напоминает мне прошлое, а также Бабушкино* и весь милый мурановский народ. Мальчики уже несколько раз ездили в Троицу одни, без докучливого, хотя и естественного сопровождения матери, и прекрасно ночевали у Анны.

С. И. Тютчева, внучка поэта. Фото А. Эйхенвальда. Москва, начало 1880-х годов

Д. Ф. Тютчевой

<1889>. 9/21 июля. <Мюнхен>

Соня задержалась в Муранове из-за разболевшейся ноги и принимает ванны, пока стоит хорошая погода. Иван и Ольга с тремя детьми и горничной уехали 30-го июня (старого стиля) в Ярославль*, Нижний* и далее, по-моему, в Казань. Они предполагают вернуться в Мураново 11-го, к именинам Ольги. Эта поездка, уже давно обещанная детям, предпринята также по совету доктора Якуба*, чтобы развеять меланхолию Ивана. Что касается до поездки в Ригу, то к 30 июня еще не было ничего определенного.

Д. Ф. Тютчевой

<1889. Июль.> <Мюнхен>

Утром, проснувшись, я увидела письмо от Ольги, посланное с вокзала в Москве, куда вся семья приехала из Нижнего. Похоже, что задуманная экскурсия до Казани превосходно удалась, и перемена воздуха и места произвела на Ивана наилучшее действие. В Нижнем к ним был полон внимания твой друг Баранов, он даже предложил остановиться у него, от чего они, разумеется, отказались.

Д. Ф. Тютчевой

<1889>. 26 августа/8 сентября. <Мюнхен>

Прежде, чем я поеду в Мураново, мне бы хотелось направиться прямо в Троицу, чтобы поклониться могиле милой Анны и повидаться с тобой. <…> Иван и Ольга считают, что мне будет лучше в Бабушкине*, чем в их доме, и я полностью с ними согласна.

Д. Ф. Тютчевой

1890. 13/25 июня. Мураново

Я поздравляю тебя с окончательным решением относительно бумаг Славянского комитета. Это дело доставляло тебе столько хлопот всю зиму до самого твоего отъезда в конце мая. Лизи, читая и перечитывая твое письмо от 4/16-го обдумывает, что он может сделать со своей стороны, чтобы довести до конца передачу в Императорское общество Истории Древностей Российских бумаг Славянского комитета, оставшихся после Аксакова, а потом и после Анны. Я думаю, что мой сын сумеет сделать все, как должно.

Д. Ф. Тютчевой

1890. 16/28 июня. <Мураново>

Иван проявил инициативу и написал г-ну Барсову*, предлагая сговориться в отношении бумаг Славянского комитета. <…> Здесь было ясно и очень жарко, жаловались на засуху. Со вчерашнего дня появились тучи и воздух стал восхитительный, ароматный, упоительный. Федя* уже давно и довольно удовлетворительно сдал экзамены. Что до Коли*, он умудрился заболеть бронхитом как раз во время экзаменов, так что ему придется сдавать их позже. А пока у них здесь в качестве гувернера живет бывший гвардейский артиллерийский офицер, которому пришлось оставить службу, чтобы зарабатывать на жизнь, поскольку он потерял все свое состояние вследствие воровства и хищений управляющего. Он посвятил себя служению церкви и только что сдал экзамены в Академию или Семинарию в Троице. Он прекрасный музыкант и порядочный человек, но в высшей степени восторженный. Поскольку он очень образован и может давать уроки латыни, греческого и любого другого языка, его взяли на лето.

Д. Ф. Тютчевой

1890. 25 июня/7 июля. Мураново

Вчера, в воскресенье, г-н Барсов провел день в Муранове. Ночевать он поехал в Троицу, где сегодня заберет из Троицкой академии ящик с бумагами Славянского комитета, увезет его в Москву и там немедленно передаст в Историческое общество. Иван должен был сегодня утром встретиться с ним в Троице, чтобы присутствовать при передаче этого ящика в руки г-на Барсова*. Но в эту минуту (в 10 часов утра) я узнала, что сегодня ночью Иван сделался нездоров и не сможет отправиться на условленное свидание с Барсовым*. <…> Я думаю, что его присутствие при передаче ящика необязательно, поскольку печати не будут вскрываться. Я думаю и надеюсь, что Барсов* все же сумеет получить ящик и доставить его в Москву. Что касается до вскрытия ящика и снятия печатей, то, как говорил мне Барсов*, это будет позднее, в августе, когда ты вернешься в Россию.

Д. Ф. Тютчевой

<1890>. 6 сентября. <Мураново>

Ольга и Иван уехали в Троицу, где проведут ночь, поскольку у Ивана завтра там заседание. Он также побывает на кладбище, чтобы удостовериться, что сделано — помещен ли образ на крест памятника Аксакова и Анны.

Д. Ф. Тютчевой

<1891>. 8 августа. <Мураново>

В ближайшее воскресенье мы все поедем в Троицу, чтобы присутствовать на обедне и панихиде* за упокой души Анны. <…> 1-го сентября Федя должен идти в Московский лицей и родители предполагают оставить его одного в городе, а по праздникам сын будет приезжать в Мураново. Я думаю, что они сами часто будут бывать в Москве. В любом случае в конце сентября вся семья переедет в город.

Д. Ф. Тютчевой

<1892. 6 июня>. Мураново

На балконе в Бабушкине* меня ожидали дети и Ольга с Иваном. <…> Все произошло, как и много лет подряд. Деревня, как всегда, прелестна и очаровательна.

Д. Ф. Тютчевой

<1892>. 2 июля. Мураново

Сегодня перед моими окнами возле крестьянских полей отслужили молебен*. Пшеница, которая в этом году была чрезвычайно хороша и обещала прекрасный урожай, в несколько дней была съедена невидимыми мошками, живущими в колосе и сгрызающими его. Всюду бедствия — вдобавок ко всему не хватает только войны.

Д. Ф. Тютчевой

<1892>. 16 июля. <Мураново>

В эту пору в Муранове почти нет клубники, а смородины и вовсе нет. Но из предосторожности мы воздерживаемся есть фрукты. У меня уже сварили немного варенья из лесной земляники, которую я особенно люблю. <…> Всю прошлую неделю у нас, как и повсюду в России, стояла страшная жара. В моих комнатах постоянно, днем и ночью, было 23 градуса. Это было невыносимо. <…> Холера, говорят, понемногу стихает и, возможно, не достигнет Москвы.

Е. И. Тютчева, внучка поэта. Фото О. Ренара. Москва, конец 1880-х — начало 1890-х годов

Д. Ф. Тютчевой

1892. 22 июля. <Мураново>

Итак, ты появишься в наших краях после 26-го. <…>

Я раздумываю, где лучше тебя разместить. В жару в маленькой комнате в Бабушкине* будет невыносимо, в таком случае лучше остановиться в большом доме в комнате г-жи Путяты. Прошу тебя, не считай, что ты меня обидишь, отдав предпочтение житью под крышей Ивана и Ольги. У меня только одно желание, чтобы ты как можно меньше ощущала разницу между твоими, несравненно более просторными комнатами в Варварине и скромным мурановским жильем.

Д. Ф. Тютчевой

1892. 12 августа. <Мураново>

Завтра неделя, как ты уехала из Муранова* <…> Здесь у нас была обедня и панихида* по Анне; Лизи и я присутствовали на ней. Ольга с Соней*, двумя мальчиками и Еленой Кристофович были у обедни в Троице.

Д. Ф. Тютчевой

1892. 16 августа. <Мураново>

…Сегодня утром… состоялась праздничная обедня по случаю престольного праздника маленькой церкви в Муранове*. Служили три священника и два дьякона. <…> В Муранове все по-прежнему, но жара так угнетала Лизи, что вчера он не выходил из своего кабинета, расположенного на северной стороне, температура в котором была необычайно приятной и желанной. Сегодня <…> Коля* в первый раз надел лицейский мундир, и он ему очень к лицу. <…> Молодежь готовится запускать ракеты и иллюминовать часть сада. Если я и увижу что-нибудь из этого, то только из моих комнат.

Д. Ф. Тютчевой

<1893>. 7 июня. <Мураново>

К сожалению, я застала Катю больной, и довольно серьезно, что, естественно, приглушило радость свидания, поскольку бедные Иван и Ольга пребывают в беспокойстве и тревоге. Говорят, что на следующий день после твоего отъезда, у малышки вновь заболело ухо.

Д. Ф. Тютчевой

1893. 10 июня. <Мураново>

Мой милый сын возрождается к жизни, но некоторая апатия, вследствие сильных волнений недели, еще заметна в нем. Он, конечно, послал ко всем ч<ертям> свои дела во время болезни любимой дочери и целыми днями шагал взад и вперед по гостиной, безразличный ко всему. <…> В этих обстоятельствах вопрос о представлении Государю, как ты понимаешь, отошел на второй план не только для Лизи, но даже для меня.

Д. Ф. Тютчевой

<1893>. 21 июня. <Мураново>

Якуб* настоял, чтобы ее <Катю> перенесли хотя бы в мой дом, в Бабушкино*, где балкон позволяет ей быть на воздухе, и, к тому же, воздух на высоте этого дома более здоровый, чем там, где расположен большой дом.

Н. И. Тютчев, внук поэта. Фото Г. Трунова. Москва, 1896

Д. Ф. Тютчевой

<1893>. 3 июля. <Мураново>

Он <Коля> и его брат полны восхищения прелестями Варварина, но еще более твоей добротой к ним, о чем мне рассказал Коля*. Этот молодой человек, с врожденным чувством комфорта и элегантности, в полной мере оценил, насколько ты окружила себя ими. Его также не оставили равнодушным изысканность и разнообразие твоих обедов… Ровно 17 лет прошло, как я гостила в Варварине у Китти и тетушки Сушковой, там же тогда находился и Оттон. Увы, все они умерли, и уже давно, одна я все живу!..

Д. Ф. Тютчевой

1893. 15 июля. <Мураново>

Уже третий день здесь находится г-н Саломон, пользующийся успехом среди всех членов семьи. Я тоже нахожу его очень симпатичным и славным. Думаю, что он продлит свое пребывание здесь; мальчики строят всевозможные планы исследования окрестностей вместе с ним. Они также хотят поехать в Троицу, в Новый Иерусалим, сделать визиты к Карелиной в ее имение и к Кротковой.

Д. Ф. Тютчевой

1893. 31 августа/12 сентября. <Мураново>

Я уеду из Муранова 7 числа этого месяца, ровно через три месяца с тех пор, как приехала сюда. <…> Сегодня здесь ждут г-на Саломона. Он появился у нас примерно неделю назад, вернувшись от графа Льва Толстого, и теперь посвятит несколько дней Муранову и его обитателям.

Д. Ф. Тютчевой

<18>93. 3 сентября. Мураново

Вот и последний раз я пишу тебе из Муранова и последний раз пишу в Карлсбад. <…> Я уеду в понедельник 6-го, чтобы не пропустить обедню 8-го в праздник Богородицы. <…> Саломон все еще здесь, немного эксплуатирует Лизи, изучая русский язык, но он славный и в длинные вечера настоящая находка для Ивана.

*  *  *

Д. Ф. Тютчева — Н. И. Тютчеву

<1903>. 10 февраля. <Петербург>

Вчера, перечитывая старые бумаги, я нашла мемуары бабушки о ее молодости. Эти воспоминания восхитительны — я их отложила для Кати, которая очень похожа манерами и характером на Эрнестииу Федоровну.

Перевод с французского — Л. В. Гладковой

Примечания

править

к Троице… — Троице-Сергиева лавра. Монастырь, основанный в середине XIV века преподобным Сергием Радонежским. В 20 км от лавры находится Мураново.

Овстуг… — родовое имение Тютчевых в Брянском уезде Орловской губернии. Там в 1803 г. родился Ф. И. Тютчев.

Прелестными малышами… — Софья и Федор, дети И. Ф. и О. Н. Тютчевых.

Артемово… — поместье в 3-х верстах от Муранова, где в летние месяцы 1876—1878 годов Эрн. Ф. Тютчева нанимала половину помещичьего дома.

В 1841—1842 годах во время постройки мурановского усадебного дома в Артемове жил с семьей поэт Е. А. Боратынский.

Ольга… — Ольга Николаевна Тютчева (р. Путята), жена И. Ф. Тютчева.

Марья… — горничная Эрн. Ф. Тютчевой.

г-н Франсуа… — Франсуа Поччи (1870—…), внук К. Пфеффеля.

Анна… — Анна Федоровна Тютчева (1829—1889), старшая дочь поэта от первого брака. С 1866 года замужем за И. С. Аксаковым. Автор мемуаров «При дворе двух императоров», впервые опубликованных в 1928—29 гг. в издательстве М. и С. Сабашниковых в Москве.

переписка Ампера… — Андре-Мари Ампер (1775—1836) — знаменитый французский математик и естествоиспытатель. Жан-Жак Ампер (1800—1864) — историк литературы, его сын. В Мурановском музее сохранилась так называемая Мемориальная библиотека, состоящая из книг, принадлежавших нескольким поколениям обитателей усадьбы. В ней имеется издание: Andre-Marie Ampere et Jean-Jacques Ampere. Correspondance et souvenirs (de 1805—1864). Recueillis par Madame H.C.Deuxiиme e’dition. J.Hetzel et C-ie, editeurs. Paris, 1875. Vol.2. (Книга поступлений (КП): № 2700/1608-1609, без владельческих знаков). Возможно, что Эрн. Ф. Тютчева писала именно об этом издании. Возможно также, что именно ей принадлежал мурановский экземпляр книги. Так, в письме к Д. Ф. Тютчевой в Петербург от 27 июля 1876 года она просила прислать ей переписку Ампера.

мирового судьи… — с 1875 до 1889 года И. Ф. Тютчев был мировым судьей по Дмитровскому уезду Московской губернии.

у Путят… — Н. В. и С. Л. Путяты, родители О. Н. Тютчевой.

назвали Николаем… — Николай Иванович Тютчев, внук поэта. Создатель, а с 1924 года директор и пожизненный хранитель Мурановского музея. Умер в Муранове в 1949 году и похоронен перед домовой церковью во имя Спаса Нерукотворного.

в Хотьково или Талицу… — ближайшие станции Московско-Ярославской железной дороги.

о монастыре… — Воскресенский Новодевичий монастырь в Петербурге. Основан в 1845 году. С 1854 года переведен в помещение близ Московской заставы. 18 июля 1873 года там был похоронен Ф. И. Тютчев.

l’Aime… — Любимый (пер. с франц.яз.). Так Эрн. Ф. Тютчева называла мужа в письмах к родным с 1858 года.

интересуются войной… — Русско-турецкая война 1877—78 гг.

знаменитого изгнанника… — И. С. Аксаков (1823—1886) — поэт, писатель-публицист, общественный деятель, зять Ф. И. Тютчева, его первый биограф. Был выслан из Москвы за речи против Берлинского конгресса, произнесенные в Славянском благотворительном обществе. И. Ф. Тютчев предложил ему гостеприимство в Муранове, но из-за близости Муранова к Москве Аксакову не разрешили жить здесь, и он вынужден был уехать в с. Варварино Владимирской губернии, имение Е. Ф. Тютчевой.

от А<ксаковых>… — И. С. и А. Ф. Аксаковы.

Ольга с Соней и Федей… — О. Н. Тютчева с детьми Софьей и Федором.

Св Сергия… — святой преподобный Сергий Радонежский (1318 или 1322—1397), основатель Троице-Сергиевой лавры.

в школу Ивана… — школа для крестьянских детей в Муранове, которую И. Ф. Тютчев строил в 1879 г.

сохранение жизни Государя… — 2 апреля 1879 года народником А. Соловьевым было совершено покушение на Александра II.

маленькая церковь… — домовая церковь во имя Спаса Нерукотворного, построенная И. Ф. Тютчевым в Муранове. Освящена 18/30 декабря 1878 года. Престольный праздник церкви 16 августа ст.ст.

Бабушкино… — так в семье называли флигель Эрнестины Федоровны, построенный для нее И. Ф. Тютчевым в 1879 году в Муранове.

Лизи… — домашнее имя И. Ф. Тютчева.

на Итальянской… — с 1877 года и до самой смерти Эрн. Ф. Тютчева снимала квартиру в Петербурге на Малой Итальянской улице в доме № 10.

Варварино… — имение Е. Ф. Тютчевой во Владимирской губернии.

с его дедом… — Ф. И. Тютчев.

речь в Славянском комитете… — Славянское благотворительное общество. Учреждено в 1858 году кружком московских славянофилов с М. П. Погодиным во главе. Аксаков состоял при жизни Погодина секретарем, а после его смерти (1875) — председателем. После речи Аксакова Славянский комитет в Москве был закрыт (1878).

тори… виги… — виги — старое название либеральной парламентской партии в Англии, данное оппозиции при Карле II (1679). Сторонники власти короля получили в ответ кличку тори по ирландскому прозвищу папистов.

Китти… — Е. Ф. Тютчева (1835—1882), младшая дочь поэта от первого брака.

назвали Екатериной… — Е. И. Тютчева (в замужестве Пигарева), дочь И. Ф. и О. Н. Тютчевых. Умерла в Муранове в 1957 году.

два тома неизданных сочинений Сен-Симона… — Сен-Симон, Луи де Рувруа (1675—1755), герцог де, французский политический деятель, писатель. Ecrits inedits de Saint-Simon… Vol.l-8. Paris, 1880—1893.

Первые два тома были опубликованы в 1880 году. В мемориальной библиотеке Мурановского музея хранятся первые шесть томов этого издания (КП — № 2700/1692—1697) с владельческим знаком: экслибрисом-печатью Ф. И. Тютчева-младшего, внука поэта. Не вызывает сомнения, что он получил их от Эрнестины Федоровны. В завещании от 16 марта 1894 года она оставляла внуку Федору "русские или французские книги, которых у него нет. На этом основании можно считать, что тома Сен-Симона, находящиеся в Муранове, некогда принадлежали ей.

History of our own times Me Carthy… — История нашего времени Дж. Макарти. Эрнестиной Федоровной был составлен список: «Mes livres Anglais a’Petersbourg» («Мои английские книги в Петербурге»). В нем упоминается это издание в трех томах.

Петербургские Путяты… — Д. В. Путята (1805—1889), генерал-адъютант, брат Н. В. Путята; его жена Е. Е. Путята (р. Пашкова) (1820—1893). В музее хранятся многочисленные акварельные изображения мурановской усадьбы, написанные Д. В. Путятой в 1860—80-е годы.

читаю Карлейля… — Томас Карлейль (1795—1881), английский писатель, историк и философ. Речь идет об издании: Сагlyle Thomas. Reminiscences. London, 1881. Это следует из писем Д. Ф. и Эрн. Ф. Тютчевых. 14 августа 1881 года из Варварина Дарья Федоровна писала своей мачехе: «Мы сейчас читаем the Reminiscences Т. Карлейля. — Это замечательная книга. Китти хочет послать ее тебе. Я выписала для тебя из нее отрывок, касающийся смерти отца Карлейля, который был простым каменщиком, но отличался сердечностью и сумел дать образование своему выдающемуся сыну. Надеюсь, это тебе понравится». 17 сентября 1882 года перед отъездом из Муранова Эрнестина Федоровна сообщала своей падчерице: «Я увезу с собой Карлейля <…> и передам твоему слуге в Петербурге, если увижу его. Если нет, книги для тебя останутся в моей квартире».

маленькой речке… — речка Талица, протекающая в Муранове.

перед коронацией… — коронация императора Александра III, состоявшаяся 15 мая 1883 года.

моей Мари… — Мария Федоровна Тютчева (1840—1872), дочь Ф. И. и Эрн. Ф. Тютчевых. С 1865 года замужем за Н. А. Бирилевым.

Димы… — Дмитрий Федорович Тютчев (1841—1870), сын Ф. И. и Эрн. Ф. Тютчевых.

дядюшки Николая… — Николай Иванович Тютчев (1800—1870), старший брат Ф. П. Тютчева.

старшими детьми… — Софья и Федор Тютчевы.

for the sake… — ради, для (пер. с англ.яз.).

ваши дочери… — дочери К. Пфеффеля: Эрнестина Тауфкирхен (1836—1922), Мария Поччи (1838—192..), Каролина Сетто (1839—1913).

Рейхенхаль… — курорт в Верхней Баварии.

гувернер или наставник… — Николай Александрович Липкий, домашний учитель детей Тютчевых с 1 декабря 1883 по 1 апреля 1885 года (из списка «Наши учителя», составленного Ф. И. Тютчевым-младшим, внуком поэта).

гувернер, молодой немец… — «Карл Федорович Рерих, курляндец, с 1-го июня 1884 по 22 сентября 1884 года» (из списка «Наши гувернеры», составленного Ф. И. Тютчевым-младшим, внуком поэта.)

C. Л. … — Софья Львовна Путята.

немец, преподающий только немецкий язык… — «Иван Карлович Репниц, латыш, с начала до конца октября 1884 года» (из списка «Наши гувернеры», составленного Ф. И. Тютчевым-младшим, внуком поэта.)

прусская гувернантка… — м-ль Альхельм (Ahlhelm), до приезда в Мураново давала уроки в семье Крузенштернов в Кронштадте.

два молодых немца <…> один из них из Пруссии… — «Леопольд Федорович Конрадт, пруссак, с 13 февраля 1885 по 13 февраля 1886 года» (из списка «Наши гувернеры», составленного Ф. И. Тютчевым-младшим, внуком поэта.)

13-я печальная годовщина… — 15 июля — годовщина со дня смерти Ф. И. Тютчева.

Ольга, два мальчика, г-жа Путята, ее племянница… — О. Н. Тютчева, Федор и Николай Тютчевы, Е. Е. Путята (р. Пашкова), Е. М. Кристофович (1862—1930-е гг.).

после смерти Ивана Сергеевича… — И. С. Аксаков умер 26 января 1886 года в Москве и похоронен в Троице-Сергиевой лавре, близ Успенского собора.

своего дядюшки… — И. С. Аксаков.

Каплюшка… — домашнее имя Ольги Дмитриевны Тютчевой, в замужестве Дефабр, (186—1941), внучки поэта.

Варварино… — в это время имение принадлежало Д. Ф. Тютчевой.

гувернер-швейцарец… — «Алексей Федорович Борель, швейцарец, с 31 мая 1888 года по 18 мая 1889 года; с 3 октября 1889 года по 3 мая 1890 года» (из списка «Наши гувернеры», составленного Ф. И. Тютчевым-младшим, внуком поэта).

первый том автобиографии Ивана Сергеевича… — И. С. Аксаков в его письмах. Т. 1—4. М., 1888—1896. Издание подготовлено его вдовой А. Ф. Аксаковой.

письма Плетнева… — П. А. Плетнев (1792—1865), поэт и критик. В Мемориальной библиотеке музея хранится трехтомное издание: Плетнев П. А. Сочинения и переписка. Издание Я. Грота. Спб., 1885. (КП — № 2700/950—952). Все три тома имеют владельческий знак: экслибрис-печать Ф. И. Тютчева-младшего. Учитывая завещание Эрн. Ф. Тютчевой, можно утверждать, что именно она оставила эти книги своему внуку.

отец Аксаков… — С. Т. Аксаков (1791—1859), писатель, отец И. С. Аксакова.

Якуб… — домашний врач семей Путят и Тютчевых.

Баранов… — Н. М. Баранов (1836—1901), генерал-губернатор Нижнего Новгорода.

могиле милой Анны… — А. Ф. Аксакова скончалась 11 августа 1889 года в Сергиевом Посаде и была похоронена рядом с могилой мужа И. С. Аксакова в Троице-Сергиевой лавре близ Успенского собора.

г-на Барсова… — Е. В. Барсов (1836—1917), фольклорист, историк литературы, член Общества Любителей Российской словесности и Московского Общества Истории Древностей Российских при Московском университете.

Московский лицей… — Императорский в память Цесаревича Николая (Катковский) лицей в Москве. Открыт 13 января 1868 года. Основан на средства М. Н. Каткова, П. М. Леонтьева и С. Полякова.

тетушки Сушковой… — Дарья Ивановна Сушкова (р. Тютчева) (1806—1879), сестра Ф. И. Тютчева.

Оттон… — О. А. Петерсон (1820—1883), пасынок Ф. И. Тютчева, сын его первой жены Элеоноры от брака с А. Петерсоном; художник-любитель. В Мурановском музее хранится акварель, написанная им в Варварине в 1876 году. На балконе усадебного дома изображены: Эрн. Ф. Тютчева, Д. И. Сушкова и Е. Ф. Тютчева.

г-н Саломон… — Шарль Саломон (1862—1936), директор Социального музея в Париже. Переводчик Л. Н. Толстого и др. русских писателей, профессор русского языка в Париже. Впервые приехал в Россию в 1893 году.

в Новый Иерусалим… — Воскресенский монастырь, основанный в 1658 году патриархом Никоном.

Карелиной… — Софья Григорьевна Карелина (1826—1915), сестра Е. Г. Бекетовой, двоюродная бабушка А. А. Блока; жила в имении Трубицыно, неподалеку от Муранова.

Кротковой… — Елизавета Степановна Кроткова, начальница дома призрения в Троице.

последний раз я пишу тебе из Муранова… — действительно, этот приезд в Мураново оказался последним. 17/29 апреля 1891 года Эрнестина Федоровна умерла в Петербурге.

в Карлсбад… — курорт в Австро-Венгрии, где лечилась в это время Д. Ф. Тютчева.

праздник Богородицы… — 8/21 сентября праздник Рождества Пресвятой Богородицы.

*  *  *

мемуары бабушки… — «Воспоминания Эрн. Ф. Тютчевой» в записи Д. Ф. Тютчевой впервые были опубликованы К. В. Пигаревым, правнуком Ф. И. Тютчева, в тютчевском томе «Литературного наследства» (М., 1989, т. 97, кн. 2, с. 99—103).

Публикация и комментарии С. А. Долгополовой и И. А. Королевой