«Сосен перезвон», «Братские песни», «Лесные были», — три тоненькие книжки стихов, — вот пока и все «поэтическое проявление» Николая Клюева.
Николай Клюев — поэт «из народа», пришедший в нашу сложную «культуру» из далеких архангельских и олонецких лесов. «Культура» часто обезличивает; и вот почему так, сравнительно, много у Н. Клюева стихотворений, принадлежащих не ему, а какому-то общему безликому поэту наших дней.
Бледна, со взором, полным боли,
С овалом вдумчивым чела, —
ведь в этих строках все не свое, чужое, наносное, ведь здесь нет ни малой частицы души Николая Клюева, ведь все это только подделка под шаблон, «общее место» поэзии. И таких общих поэтических мест не мало в стихах Н. Клюева. Даже природу перестает видеть и слышать верный ее сын, когда начинает смотреть на нее из столичных поэтических салонов и кружков. Прислушайтесь к бледным и беспомощно-банальным строкам:
Холодное, как смерть, равниной бездыханной
Болото мертвое раскинулось кругом,
Пугая робкий взор безбрежностью туманной,
Зловещее в своем молчаньи ледяном…
Какое бессилие! Бездыханная равнина, мертвое болото, ледяное молчание, туманная безбрежность — ведь это шаблон, ведь все эти резиновые штампы давно истерты, давно продаются оптом и в розницу в любом магазине резиновых изделий! И каким образом мог обмолвиться этими чужими словами тот самый поэт, который, как немногие видит и слышит «сосен перезвон» в храме природы! Или вот еще строки, которые мог бы написать любой современный поэт из «модерна»:
Потянет к загадке, к туманной мечте,
Вздохнуть, улыбнуться украдкой --
Задумчиво-нежной небес высоте
И ивам, лепечущим сладко…
И таких стихов у Н. Клюева сравнительно не мало; но это только — его дань технической выучке, «культуре»… Когда он говорит:
Вспомню вечер безмятежный,
В бликах радужных балкон, —
то ему, быть может, кажется, что куда как хороши эти «блики»! Но это, повторяю, только дань его «культурному» слову; и едва он уходит прочь от столичных кружков к природе, как сразу находит яркие слова, подлинно поэтические образы. Тут уже не беспомощные «блики», тут —
У плотины, где мшистые сваи,
Нижет скатную зернь солнцепек;
не «радужные блики» видит поэт на «балконе», нет, теперь он —
Бредет зареющей опушкой,
На сучьях пляшет солнцепек;
Вон над прижухлою избушкой
Соловый хохлится дымок…
Восточная мудрость гласит: «не надо пить всей чаши, чтобы отличить пресную воду от соленой — довольно и капли». Так по одному слову можно узнать поэта — и простить ему все его «туманные мечты», «бездыханные равнины» и все пресные общие места за одни эти строки, полные поэтических образов.
И к счастью Н. Клюева — эта подлинная поэзия составляет его сущность, его душу; увидев, почувствовав ее — навсегда забываешь все «чужие» его стихи, все резиновые штампы и общие места; начинаешь ценить и любить только подлинно его стихотворения, — а их, к счастью, тоже не мало в небольшом собрании его стихов.
Целая книжка стихов его посвящена перепевам на религиозные, полу-«сектантские» темы («Братские песни»). Но не в этом сила его. Храм его — лес, и здесь, воистину, ему
В златотканные дни Сентября --
Мнится папертью бора опушка;
Сосны молятся, ладан куря…
И в храме этом не звон колоколов, а «сосен перезвон» слышит и любит он — Адам, изгнанный из рая и обретший свой храм на земном лоне:
Блаженной родины лишен,
И человеком ставший ныне,
Люблю я сосен перезвон
В лесной блуждающий пустыне.
Здесь он становится зорок, смел, силен; слова его становятся яркими, образы — четкими, насыщенными; он заставляет видеть и нас, как «у сосен сторожки вершины, пахуч и бур стволов янтарь», как «по оврагам бродит ночи тень, и слезятся жалостно и слепо огоньки прибрежных деревень», — он заставляет слышать и нас «лесных ключей и сосен звон». Здесь — подлинный его «религиозный экстаз», и какими бледными после этого являются его песни на узко-«религиозные» темы, где мы то и дело снова встречаем мертвые слова о том, как «душа, возликовав, в бесконечность заглянула»… Он находит живые слова, лишь только входит в подлинный свой храм, где «мнится папертью бора опушка», и где «сосны молятся, ладан куря»… Вот одно из лучших его стихотворений:
Набух, оттаял лед на речке,
Стал пегим, ржаво-золотым,
В кустах затеплилися свечки,
И засинел кадильный дым.
Березки — бледные белички,
Потупясь, выстроились в ряд.
Я голоску веснянки-птички,
Как материнской ласке, рад.
Природы радостный причастник,
На облака молюся я;
На мне иноческий подрясник
И монастырская скуфья.
Обету строгому не верен,
Ушел я в поле, к лознякам,
Чтоб поглядеть, как мир безмерен,
Как луч скользит по облакам,
Как пробудившиеся речки
Бурлят на талых валунах,
И невидимка теплит свечки
В нагих, дымящихся кустах.
«Природы радостный причастник» — вот где подлинный поэт Николай Клюев, вот место его среди других современных поэтов…
Есть еще одна область, в которой Н. Клюев является несомненным «мастером»; это — «народные песни», которыми заполнена его последняя книжка стихов «Лесные были». Девичья, Полюбовная, Свадебная, Бабья, Лесная, Досюльная, Острожная, Кабацкая, Посадская — целый ряд этих народных песен обрисовывает новую сторону таланта этого поэта, сторону, тесно связанную с основной «стихией» его творчества. Природы радостный причастник не может не быть радостным выразителем души народной, ибо душа народная — та же «природа» в ином ее проявлении. Радостная вера в народ, вера в жизнь и вера в будущее — глубочайшее ощущение этого подлинно народного поэта.
Мы — жнецы вселенской нивы,
Вечеров уборки ждем…
И хоть смерть косой тлетворной
Нам грозит из лет седых:
Он придет нерукотворный,
Век колосьев золотых.
Этим стихотворением открывается «Сосен перезвон». Гибель не страшна тому, кто так любит мир и жизнь; и недаром заключительные стихи той же книжки говорят о победе, несмотря на гибель, о торжестве и радости обреченного:
В час зловещий, в час могильный,
Об одном тебя молю:
Не смотри с тоской бессильной
На восходную зарю.
Но, верна словам завета,
Слезы робости утри,
И на проблески рассвета
Торжествующе смотри.
Не забудь за далью мрачной,
Средь волнующих забот,
Что взошел я новобрачно
По заре на эшафот;
Что, осилив злое горе,
Ложью жизни не дыша,
В заревое пала море
Огнекрылая душа.
Вечную победу жизни, сквозь смерть и поражения, легче других может чувствовать поэт, который в природе видит нерукотворный храм и радостно приобщается к жизни в этом храме. Так приобщается к жизни подлинный «народный поэт», «природы радостный причастник» Николай Клюев.
Цит. по:
Иванов-Разумник. Поэты «десятых годов» // Иванов-Разумник. Творчество и критика. — Пб., 1922. — С. 196—200.