«Первый кандидат».
правитьМосковский Театр Сатиры
правитьВ этом сезоне московские театры показали ряд пьес пролетарских драматургов. Впервые выступили в качестве драматургов некоторые прозаики и поэты. «Первый кандидат», который вот уже три недели идет в Московском Театре Сатиры, является первым драматическим опытом поэта А. Жарова, написавшего пьесу в сотрудничестве с М. Поликарповым. Спектакль получил уже оценку в печати. Оценка эта весьма разноречива. На ряду с отзывами, отмечающими политическую остроту пьесы и сценический успех спектакля («Коме. Правда», «известия» и др.), рецензент «Правды» Р. Л. останавливается не на том, что в пьесе есть, а на том, что в пьесе, по его мнению, должно быть. Отметив основные черты главного героя «Первого кандидата» — Морковкина, его карьеризм, защиту религии и попов и т. д., обрисовав его окружением — букет из пом. нач. милиции (б. фельдфебеля), поповны и лишенцев, — Р. Л. находит, что стрельба по этому букету не удалась ни автору, ни театру и что пьеса не показывает опасности уездного мещанства. Р, Л. рекомендует автору другие, более крупные мишени. Он рекомендует чуть ли не демонических врагов, хитрых и, конечно, более опасных, чем Морковкины. Мы считаем такого рода выводы рецензента необоснованными, тем более, что в следующем абзаце он же отмечает, что главный герой — Морковкин — «способен возбудить лишь чувство брезгливости и пренебрежения». Этим утверждением автор критической заметки «Неразрешенная задача» опровергает и свой уничтожающий заголовок, и суть своих выводов. Вызвать презрение и брезгливость к Морковкиным, этим подонкам мещанства я обывательщины, которых еще не успели перемолоть жернова нашего социалистического строительства, было задачей драматурга. Ударить не только по хитрому врагу, но и по пошлости, по тупости и глупости мещанства, можно и нужно. В этом мы видим цель автора.
Чистка партии и советского аппарата должна освободить нас не только от вредителей и маловеров, пытающихся в повседневной практике своей работы сорвать победоносное социалистическое строительство, но и от той мелочи, от той узколобой, примитивной, одноклеточной дряни, которая, сознательно маскируясь, все же не может вскрыть своего органически реакционного перинно-граммофонного нутра.
«Первый кандидат» дает сценическую галлерею этой дряни. Напоминает о том, что она еще существует, пытается через советский аппарат, провести свой классовый нажим, или сознательно делается орудием наших классовых врагов, в данном случае — орудием попа, заставляющего кандидата, в члены партии, кандидата в заведующие типографией — Морковкина — печатать церковные листовки. Пьеса еще раз подчеркиваем как неправы те, которые считают, что не нужно бороться с ничтожествами только потому, что они — ничтожество и никому не опасны.
Можно, пожалуй, спорить, стоило ли именно поэту Жарову брать под обстрел такие «мишени», как Морковкин, Аллегориев и другие… Но сделав их об’ектами своей пьесы, Жаров взял политически правильный прицел. Пьеса впечатляет той заостренной, несколько карикатурной обрисовкой, которую придали ее персонажам автор и театр.
«Первый кандидат» имеет и ряд серьезных недостатков, а именно: недостаточно глубокая трактовка некоторых, хотя бы и мелких по масштабу, персонажей. Местами — фельетонность, не поднятая до сатирического обобщения.
Автору во многом пришел на помощь театр. Свежо и убедительно поставили пьесу режиссер А. Дикий и художник Е. Мандельберг. Они проявили большую изобретательность. Они верно поняли текст, раскрыли его в запоминающихся сценических образах. Недостатки постановки в том, что не до конца выдержан гротесковый типаж, иногда замененный реалистическими фигурами (Митрич). Остры и веселы сцены у беседки, сцена с радио (кстати — правильнее и убедительнее было бы показать в финале этой сцены не маску, а живое лицо дьякона). Прекрасно задуман и выполнен финал спектакля: большой именинный стол, символизирующий обжорный рай Морковкиных.
Крепкую поддержку встретил молодой драматург и со стороны исполнительского состава. Морковкин — Поль Аллегориев — Корф, Глафира — Нурм, секретарь редакции — Шахет, Жак — Кара-Дмитриев, старуха — Соловьева, — все они запоминаются, как гомерические образы уездного захолустья.