Книга «О подражании Христу» принадлежит к числу наиболее распространенных религиозных сочинений. Причины этого распространения заключаются, с одной стороны, в строгой нравственности книги, с другой — в ее древности, доставившей ей известность и упрочившей ее авторитет. Книга «О подражании Христу» написана на латинском языке в половине XV столетия и приписывается монаху августинского ордена Фоме Кемпийскому. Сочинение это вскоре распространилось в огромном числе рукописей; по введении книгопечатания оно выдержало множество изданий и было переведено на все европейские языки. У нас, в России, оно стало известно с половины XVII века и с тех пор было переведено девять раз. Последний перевод, графа Сперанского, выдержал уже шесть изданий. В нынешнем году появилось новое московское издание, но это не перевод графа Сперанского. Ежели принять в расчет ограниченный круг нашего читающего общества, то нельзя не предположить, что книга «О подражании Христу» известна в каждом религиозном семействе. На этом основании мы считаем излишним распространяться о ее достоинствах, в пользу которых так красноречиво свидетельствует самый успех ее; мы постараемся только поставить наших читательниц на ту точку зрения, с которой должно смотреть на некоторые мысли этой книги и на общий тон изложения. Для этого необходимо сказать несколько слов о содержании. Все сочинение состоит из четырех книг. В первых трех книгах выразился взгляд автора на людей и на их обязанности, выразились те требования, которыми он определяет нравственное совершенство. Личность автора, его положение, время и обстановка, среди которой он жил, — все это не могло не иметь влияния на направление его идей, и все это действительно отразилось в его сочинении. Нельзя не заметить с первого взгляда, что его советы и наставления не имеют живой связи с практическою жизнью: он смотрит на мир строго и мрачно, советует человеку удаляться от шумной светской деятельности, советует ему углубляться в самого себя, посвящать себя уединенному созерцанию и постоянному сокрушению о грехах. Человек должен, по мнению автора, отрешить себя от всего земного, убить в себе всякое уважение воли, всякое стремление ума к сознанию; все, что выходит из границ монастырской кельи, все, что не составляет подвига благочестия в тесном значении этого слова, все это признается автором или существенно вредным, или совершенно бесполезным. Невинные радости жизни, привязанность к людям близким, самоотвержение во имя науки, эстетические наслаждения предметами искусства — все это презирает автор, все это считает он недостойным христианина. Такой взгляд, конечно, в наше время не может найти себе сочувствия: мы привыкли слышать от наших духовных учителей, что всякая добросовестная и полезная деятельность ведет человека к нравственному усовершенствованию; в наше время наука не ведет ни к отрицанию законов нравственности, ни к отрицанию истин религии. В XV столетии было не то: европейское общество переживало тяжкую эпоху, нравственность находилась в упадке, наука ограничивалась мертвою буквою или занималась разрешением вопросов, не имевших ни живого смысла, ни отношения к действительности. Человеку неиспорченному, сохранившему в душе своей стремление к добру, трудно было помириться с подобною обстановкою. В таком человеке необходимо должно было возникнуть, с одной стороны, искреннее отвращение от всего окружающего, с другой — сильное влечение к лучшему миру, не имеющему ничего общего с земными страстями и побуждениями. Эти два чувства испытал Фома Кемпийский, и в своей книге он выражает их то в горьких жалобах на слабости и несовершенства человеческой природы, то в строгих упреках испорченному и суетному миру. Фома Кемпийский в этом отношении заплатил дань своему веку: в его советах и наставлениях высказывается тот же взгляд на мир, который иногда в безыскусственной форме выражали средневековые хроникеры, утомленные несправедливостями и грубою необразованностью своих современников. Ту истину, что вне Христа нет спасения ничему человеческому, Фома Кемпийский доводит до такой односторонности, что решительно не верит силе человеческой мысли, не полагается на результаты науки, забывая, что Христос пришел спасти и человеческую мысль, следовательно, и науку; оттого религиозно-нравственное учение его чисто и возвышенно, но слишком строго и односторонне; оно не мирится с деятельностью человека, не переходит в его вседневную жизнь и потому, оставаясь в пределах монастырской кельи, пугает читателя неумолимостью своих приговоров. Самое изложение носит на себе отпечаток фанатических убеждений средневекового католика; это не рассуждение, в котором автор старается подействовать на ум и на чувства читателя, это не поучение, в котором общее нравственное положение применяется к отдельным случаям жизни: это по большей части ряд общих сентенций, высказанных коротко, строгим, решительным тоном, не принимающим ни малейшего возражения, не допускающим и тени сомнения. Автор говорит читателю: «ты должен поступать так», — и большею частью не присовокупляет к таким словам никаких доказательств, не объясняет своей мысли ни одним примером. Часто даже автор говорит от лица Бога и представляет свои мысли в виде разговора между человеком и Творцом; иногда тон поучения переходит в тон молитвы; автор как бы забывает о читателе и, увлекаясь порывом собственного чувства, предается безраздельно благоговейному созерцанию. Такие места — лучшие во всем сочинении: в них видно полное одушевление, в них исчезает или, по крайней мере, делается незаметною та риторическая цветистость, которая в духовной литературе так часто вредит изложению высоких и прекрасных идей. Строгость и решительность приговоров, неприятно поражающая в наставлениях Фомы Кемпийского, смягчается в его молитвах, так что читателю становится легче на душе и он сам поддается тому благоговейному увлечению, которое испытывал в эти минуты автор. Наставления Фомы Кемпийского имеют, кроме своего мрачного характера, другой недостаток: они слишком отвлеченны; в них говорится человеку, что он должен любить Бога, что самоотвержение составляет обязанность христианина, что мир полон греха и соблазна, но на этом большею частью и останавливается автор; он не показывает, в чем должно и в чем может выражаться любовь к Богу, он не определяет, что такое самоотвержение, не дает той полной и верной характеристики пороков и добродетелей, которую мы видели, например, в объяснении молитвы св. Ефрема Сирина. Наконец, автор забывает, что он говорит с человеком, с существом слабым, склонным к греху и падению, он не хочет понять, что неумолимый тон его и строгие требования могут только потрясти и испугать читателя, а не убедить, не растрогать. Такой испуг, такое потрясение бывают иногда спасительны; но, по нашему мнению, всегда вернее и надежнее бывают те результаты, которые достигаются путем кроткого убеждения и постепенного действия на ум и на чувство. Мы много говорили о недостатках книги и, указывая на них нашим читательницам, старались объяснить их из личности самого автора, жившего в печальную и смутную эпоху. Недостатки эти во многих отношениях вредят целому, и ежели сравнить книгу «О подражании Христу» с религиозными сочинениями Иннокентия и Кирилла, на которые мы уже указывали, то нельзя не отдать предпочтения последним. Нравственное учение их также чисто и возвышенно, но предложено в более современной форме; взгляд на жизнь кротче и терпимее; наставления более применимы к действительности, подкреплены доказательствами и вообще более действуют на ум; изложение проще, скромнее и естественнее. При всем том, книга «О подражании Христу» имеет свои неотъемлемые достоинства: она может возбудить в душе читателя неудовольствие против самого себя, может навести его на спасительные размышления; самая суровость тона в некоторых местах придает изложению такую силу и энергию, которая может произвести глубокое впечатление.
«О подражании Христу». Четыре книги Фомы Кемпийского (Писарев)
"Рассвет", № 5, 1858