Г. В. ПЛЕХАНОВ
правитьО чрезвычайном партийном съезде
правитьВ этом письме я обращаюсь к сознательным рабочим, входящим в нашу партийную организацию, и к тем принадлежащим к той же организации «интеллигентам», которые в самом деле стоят на точке зрения рабочего класса. Я надеюсь, что эти мои, — единственные настоящие, — товарищи «поймут мои побуждения и признают справедливость моих доводов.
С 1867 г. в Англии каждою осенью собирается съезд представителей рабочих союзов (трэд-юнионов). Этот съезд продолжается неделю, которую организованные английские рабочие так и называют неделей съезда (congress week). Германская социал-демократия собирается на съезд тоже один раз в год, и ее съезд продолжается тоже не более одной недели. Ежегодные съезды французских социалистов и французских „синдикатов“ заканчиваются в несколько дней. Приблизительно столько же времени длятся австрийские съезды и т. д.
Съезды нашей партии, — которые, по нынешнему ее уставу, должны быть ежегодными, — продолжаются от трех недель до одного месяца.
Это значит, что съезды отнимают у нее, по крайней мере, втрое больше времени, чем у любой западной партии.
Но это еще не все. При наших политических условиях нам по необходимости приходится тратить на организацию своих съездов относительно гораздо больше средств, чем социал-демократическим партиям и профессиональным союзам свободных стран.
Стало быть, мы посвящаем своим партийным съездам абсолютно больше времени и относительно больше средств, чем все наши западноевропейские товарищи[1].
За вычетом времени и средств, затрачиваемых на съезды, у нас остается, стало быть, абсолютно меньше времени и относительно меньше средств для пропаганды, агитации и организации в массе, чем у западных партий и союзов.
И это показывает, что работоспособность нашей партии значительно ниже, чем работоспособность западных партий. После нашего второго съезда Пауль Зингер опросил меня, встретившись со мною в Брюсселе: „А сколько времени продолжался этот съезд?“ — Около месяца, — ответил я. Сангвинический Зингер громко расхохотался. „Да этак вы должны были все перессориться“, заметил он. — Почему же? — „Просто от нервного переутомления“. Надо заметить, что Зингер тогда еще ничего не знал о происшедшем на этом съезде расколе.
А нам следовало бы быть более экономными, чем западные партии и союзы, по отношению к времени и к средствам, так как нам приходится работать при гораздо более тяжелых условиях и так как наша масса, можно сказать сразу пробуждающаяся от многовекового сна, предъявляет относительно больший, — гораздо, несравненно больший, — опрос на пропагандистов, агитаторов и организаторов.
Но и того, что мы тратим на съезды в смысле времени и средств, кажется мало некоторым членам нашей партии.
От последнего нашего съезда нас отделяет едва только несколько месяцев, а они уже требуют нового, чрезвычайного съезда. Как будто у нас нет другого дела, кроме поездок на съезды! И это теперь, когда политическое положение нашей страны крайне серьезно и когда, благодаря многим тактическим ошибкам, сделанным нами, наша партия, — надо иметь мужество открыто признать это, — совсем не стоит на той высоте, на которой она должна была бы и могла бы стоять к великой пользе для пролетариата и для всей России! Нечего сказать, хорошо придумали наши охотники до съездов!
Если наша партия не лишена сознания своей обязанности перед пролетариатом и перед всей страной, — которой она должна прелагать путь к политической свободе, — то она огромным большинством отвергнет неразумное предложение о созыве чрезвычайного съезда.
„Но, — возразят мне сторонники этого неразумного предложения, — мы хотим созвания чрезвычайного съезда именно потому, что его требуют интересы партии, именно по той причине, что он облегчит ей выполнение ее обязанности перед пролетариатом и перед всей страною“.
На это я отвечу, что это возражение может показаться убедительным только таким людям, которые или очень наивны от природы, или же совсем незнакомы с нашими „внутренними делами“.
Эти „внутренние дела“ совсем не отрадны. Уже в продолжение нескольких лет у нас происходит борьба между двумя фракциями, которые сначала, — в эпоху второго съезда, — расходились между собою лишь по некоторым организационным вопросам, но между которыми в настоящее время лежат, подобно глубочайшему рву, самые серьезные тактические и даже программные разногласия. Я не стану касаться здесь вопроса о том, какая из двух борющихся между собою фракций права, какая — ошибается. Я уже не раз весьма определенно высказывался на этот счет. Здесь я замечу только, что при наличности этой борьбы между двумя фракциями, отделенными одна от другой глубочайшими разногласиями, частые партийные съезды решительно не могут приносить нам даже и ту небольшую долю пользы, которую они могли бы принести при условии внутрипартийного мира, условии, которое, к сожалению, останется несбыточною мечтою, по крайней мере до тех пор, пока судьбы российской социал-демократической рабочей партии останутся в руках „интеллигентов“.
Стыдно сказать это во всеуслышание, a грех утаить это от рабочих: между „интеллигентами“ есть слишком много людей, с головою ушедших в междуфракционные распри. Такие люди только и думают о том, как бы доставить торжество своей фракции, как бы сделать ее „лозунги“ официальными лозунгами партии. Такие-то люди и требуют теперь созыва чрезвычайного партийного съезда.
Известно, что на нашем последнем партийном съезде бывшие „большевики“ оказались e меньшинстве. Это им не понравилось. И вот они добиваются нового съезда в расчете на то, что большинство голосов на нем, может быть, как-нибудь окажется на их стороне. Если этот расчет не оправдается, то они ничего не потеряют, а если о» окажется верным, то они выиграют то, что окажутся «у власти». Так рассуждают они.
Само собою разумеется, что во всякой современной партии всякое меньшинство, — не отрицающее партийной программы и подчиняющееся партийному уставу, — имеет полное, неоспоримое право стремиться к тому, чтобы доставить торжество своим фракционным взглядам. Но оно не должно злоупотреблять этим полным и несомненным своим правом. А оно злоупотребляет им, если оно больше энергии употребляет на борьбу с партийным большинством, нежели на борьбу за достижение общепартийных целей. Когда дело принимает такой оборот, тогда силы партии парализуются внутренней борьбою, и тогда даже раскол оказывается для нее гораздо выгоднее слишком дорого стоящего единства, потому что он освобождает часть ее сил, употреблявшихся прежде на внутреннюю борьбу, и дает ей возможность употребить эту часть на положительную работу.
Состояние нашей партии очень недалеко от этого. Внутренняя борьба парализует ее силы, и я не знаю, когда она перестанет парализовать их. Требование созыва нового съезда, идущее от наших бывших «большевиков», является лишь одним из многочисленных и ясных доказательств того, что эти товарищи готовы приносить общепартийный интерес в жертву интересу своей фракции.
Впрочем, беспристрастие требует более точного выражения. В своем увлечении внутрипартийной борьбой, эти товарищи дошли до того, что победа над бывшими «меньшевиками» стала представляться им самым насущным партийным интересом. Поэтому они и стремятся к ней, не спрашивая себя о том, во что обошлась бы партии их победа, если бы даже она и была возможной. Я помню, что однажды, в эпоху формального раскола в нашей партии, Ленин стал уверять меня в том, что он сам всей душой хочет объединения с «меньшевиками». «Верю, — ответил я ему, — но вы так же стремитесь к объединению с ними, как голодный человек стремится к объединению с куском хлеба: вы хотите съесть их». И это была правда. И это осталось правдой до сих пор. Ленин и его единомышленники очень хотели бы мира с бывшими «меньшевиками», но мира — под тем непременным условием, чтобы эта фракция перестала существовать, как таковая. Пока эта цель останется не достигнутою, — а она никогда не будет достигнута, — «миролюбивый» Ленин останется крайне воинственным и готов будет хоть каждый месяц созывать чрезвычайные съезды в надежде на то, что один из них доставит ему, наконец, знаменитую «дирижерскую палочку».
Мы еще до сих пор не имеем протоколов последнего съезда, так что партия не знает хорошенько, почему этот съезд принял именно те, а не другие резолюции. Казалось бы, надо было дать ей хоть бы то время, которое ей потребуется для приобретения себе этого необходимого сведения. Но когда речь идет о «дирижерской палочке», тогда Ленину очень не терпится. Что же общего с серьезным делом могут иметь съезды, созываемые при таких условиях?
Но партия обязана заниматься серьезным делом, и было бы для нее большим позором, если бы она не поняла, почему Ленин и его единомышленники требуют теперь созыва нового съезда. Я потому говорю о большом позоре, что средства, находящиеся в нашем распоряжении, принадлежат, можно сказать, не нам одним. В самом деле, ведь мы чуть не каждый месяц громко взываем к пролетариату обоих полушарий: «окажите нам материальную поддержку!» И всемирный пролетариат, по мере возможности, оказывает нам такую поддержку, он собирает для нас свои «рабочие гроши». А мы? Мы будем брать эти гроши, выработанные тяжелым трудом честных, мозолистых рук, и… и будем тратить их на организацию съездов, нужных лишь для взаимной борьбы из-за «дирижерской палочки»?! Это позор в полном смысле слова.
Нет, товарищи, такая позорная трата наших средств не должна иметь место уже по одному тому, что она была бы насмешкой над нашими западными братьями, почти преступлением перед ними. Эти братья поддерживают нас совсем не для того, чтобы мы проводили свое время в междуфракционных распрях. Перед нами — целая гора самой серьезной и самой неотложной положительной работы, которой мы и обязаны посвятить все свое внимание. Пора, давно пора оставить «интеллигентские» шалости, привычкой к которым наградила нас наша старая, — вынужденная обстоятельствами, но тем не менее крайне вредная, — кружковщина.
Нам надо все решительнее и решительнее выходить на путь широкого массового движения. В интересах же этого движения нам нужно думать сейчас не о таких съездах, на которых снова и снова возобновлялся бы спор из-за «палочки»[2]. Такие съезды хуже, надоедливее и бессодержательнее сказки о белом бычке. Нам нужны съезды, которые способны были бы сообщить новый размах движению пролетариата. На первый раз нам нужно было бы как можно скорее добиться созвания того «рабочего съезда», счастливая мысль о котором была выдвинута П. Б. Аксельродом. Это одна из самых важных практических задач, над решением которых должны теперь трудиться сознательные рабочие и «интеллигенты», в самом деле стоящие на точке зрения рабочего класса.
P. S. Один товарищ заметил мне, когда я прочитал ему это письмо, что предложение о созыве чрезвычайного съезда поддерживается также польскими социал-демократами. По этому поводу я считаю нужным здесь же прямо сказать, что я нисколько не сомневаюсь в серьезности мотивов, заставляющих наших новых товарищей — поляков — поддерживать это предложение. Но я думаю, что эти товарищи смотрят в этом случае исключительно со своей местной точки зрения. Если бы они знали, какой вред принесет чрезвычайный съезд нам, «россиянам», то они первые же решительно высказались бы против его созыва. Вот почему мне очень хотелось бы, чтобы наши польские товарищи вдумались в это мое письмо.