А. Н. Трефолев. Избранное
Ярославское книжное издательство, 1955
«СЕВЕРНАЯ ПОЧТА», ИЛИ «НОВАЯ С.-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГАЗЕТА» В ЯРОСЛАВСКОЙ ГУБЕРНИИ
(Архивно-библиографическая заметка)
править
В конце 1809 года император Александр I повелел, чтобы при Министерстве Внутренних Дел издаваемы были особенные ведомости, под заглавием: «Северная Почта», или «Новая С.-Петербургская газета». Любопытно проследить судьбу этого издания в Ярославской губернии, что мы и сделаем, на основании архивных документов.
В программу «Северной Почты» входили, между прочим, известия: « о каковом-либо добродетельном подвиге, описание какого-нибудь происшествия, достойного сведения публики, необыкновенное происшествие в натуре (sic), с подробным оного описанием, открытие какого-нибудь полезного заведения, установление фабрики, распространение хлебопашества или какого-нибудь другого хозяйственного предмета, о ярмарках и о происшествиях, на оных случающихся, и тому подобные сведения, паче же до народной промышленности, торговли и нравственности касающиеся».
Ярославским губернатором в то время был князь Михаил Николаевич Голицын, брат министра духовных дел, знаменитого при Александре I князя Александра Николаевича Голицына, несколько раз изменявшего свои политические и религиозные взгляды. Впрочем, следует заметить, что не ему принадлежала мысль (во всяком случае очень полезная) об издании «Северной Почты»: эту мысль следует отнести к почину высокообразованного Осипа Петровича Козодавлева, который рассчитывал оживить свою газету посредством официальных корреспондентов (губернаторов, предводителей дворянства, земских исправников и городничих), но, к сожалению, жестоко ошибся, большинство этих властей решительно не уразумело, чего хочется Козодавлеву. Допустим, что исправники и городничие были люди отменно храбрые в борьбе с внешними и внутренними врагами, но они боялись печатного слова и мало «упражнялись» в оном; местное же дворянство не особенно интересовалось газетами.
Так, например, Мышкинский городничий Языков донес, что «по силе предписания, приложенное объявление (о „Северной Почте“) живущим здесь (в городе Мышки-не) всем благородным дворянам, купечеству и прочим (?) от меня объявлено, но на сие мое объявление, как благородные дворяне, так купечество и прочие жители, что они желают ли оные (ведомости) получать или нет, о том мне никто не дал знать. А о прочем прописываемом: о заведении и установлении фабрик, то во всем непременное исполнение чинено быть имеет без всякого упущения» и т. д.
Не был счастливее и Романовский городничий, коллежский асессор Зуев. Тщетно он убеждал всех россиян во вверенном ему городе подписаться на «Северную Почту»: ни один не подписался. Борисоглебский магистрат прибегнул даже к суровым мерам, командировав своих сотских с требованием «о получении вышеписанной газеты и вообще (?) учинить деятельное и неопустительное исполнение», но, увы, без желаемых последствий. Ратуша ныне безуездного города Петровска отрапортовала, что «на получение каких-либо газет из Петровских жителей никого желающих не оказалось». Любимский городничий Василий Филиппович донес, что предписание губернатора «о происшествиях при всяком их случае, будет незабвенно». Однако и этот высокий слог в деле подписки на «Северную Почту» нисколько не помог. Даниловский земский суд возложил на своего председателя, т. е. земского исправника, коллежского асессора Анучина, специальную миссию «посетить все дворянские усадьбы, дабы благородные дворяне учинили подписку на „Северную Почту“, но желания на получение сей газеты никто опять-таки не изъявил.
В интересах библиографии нет ни малейшей надобности повторять одно и то же, т. е. отказы на подписку министерской газеты. Даже в губернском городе Ярославле, как видно из донесения полициймейстера Боярского, подписка не сопровождалась успехом. Наконец, в городе Ростове, „после многократных усилий“, полициймейстеру Голохвастову удалось привлечь купца Ивана Мокроусова подписаться на „Северную Почту“, даже в двух экземплярах. Извещая об этой победе, Голохвастов рапортовал князю Голицыну: „О добродетельных же происшествиях (sic) известия к вашему сиятельству доставляемы быть имеют“. Нашелся также подписчик в городе Борисоглебске, именно купец Никита Селиверстов, но „добродетелей в сем городе не оказалось“. Следует ли винить за то администрацию Ярославской губернии? Разве от нее зависело творить „добродетельные поступки“, для наполнения ими страниц „Северной Почты“.
Наконец, все было найдено: и чрезвычайные происшествия оказались, и поступки, „выражавшие в крайней степени добродетель“, тоже обрелись. Мы не желаем шутить. Ничего, кроме благодарности, не заслуживает, например, следующее объявление, доставленное в „Северную Почту“ Ярославским губернатором, об одном замечательном уроде женского пола[1].
„Престарелая бедная мещанка, живущая (в Ярославле) единственно своими трудами, содержит у себя из человеколюбия 22 года несчастную девицу, с младенчества в странном уродстве находящуюся. Лицо сей девицы представляет совершенную женщину, оно полное, приятное, имеет правильные черты, цвет здоровый, с большим румянцем, глаза свежие, показывающие здоровое сложение, шея короткая, туловище самое малое, однако же имеет небольшие груди, руки и ноги весьма малы, кривы, сухи и могут иметь слабое движение только некоторыми пальцами. Матрена (имя сей девицы) лежит без движения на спине, не имея помощи от рук и ног, 44 года, но кажется гораздо моложе, и помещается в небольшой корзине. Она разговаривает с приятностью и удовольствием; при самом жалком ея положении, виден в ней нрав приятный и более веселый. Назад тому 10 лет она могла назваться красавицей. Память имеет острую, знает в году все праздники, показывает, который когда бывает, упражняется в молитве и благоговении, знает наизусть многие молитвы. Родилась она в деревне Ярославского уезда от крестьянина; на 15-м году лишилась матери. После того, спустя 7 лет, отец, не в состоянии будучи более содержать ее в таком положении и имея семейство, решился вывезти ее на дорогу, в надежде — не возьмет ли кто? Добродетельная женщина, мещанка, имевшая у себя прежде расслабленную старуху, за которой ходила 7 лет, по смерти ея, узнав о сей несчастной, выпросила у отца к себе Матрену, любит ее, как дочь, содержит в совершенной чистоте, кормит ее с собою одной ложкой, и не только ни мало не тяготится, но, с прискорбием чувствуя склонность (преклонность?) лет, опасается, чтоб, в случае болезней и смерти не оставить бедную без призрения… О, редкое человеколюбие! Творение, без малейшего движения лежащее на спине, не жалуется ни на какую боль, не имеет пролежней, сохраняет всю свежесть здорового человека, не скорбит о своем положении, но в кротости, без ханжества и с бодростью духа благодарит творца, ее милующего, как редкость в природе!“
Автором этой статейки был ярославский полициймейстер Алексеев. В нем, надо полагать, билось сердце доброе, хотя и не особенно опытное „с литературной стороны“. Канцелярия Ярославского губернатора признала необходимым сделать следующее дополнение к упомянутой статейке: „Впрочем, когда сия несчастно-рожденная лишится настоящей своей покровительницы, или сия последняя будет не в состоянии далее ее поддерживать, в таком случае здешнее правительство не оставит первую без призрения“. Так и случилось: в несчастной женщине и ее благодетельнице, вследствие этой филантропической рекламы, напечатанной в „Северной Почте“, приняли участие некоторые высокопоставленные особы и, между прочим, супруга ярославского, тверского и новгородского генерал-губернатора, принца Георгия Гольштейн-Ольденбургского, великая княгиня Екатерина Павловна. В пользу карлицы-урода собрано было более 1000 рублей.
Наконец, мало-помалу стали появляться „примеры добродетелей“. Это мы видим из следующего случая: Мышкинский земский суд донес губернатору, что „в минувшем декабре месяце (1809 г.), явясь в Мышкинское отделение для приема рекрут присутствие, помещика Ивана Волынского, дер. Алпатова, крестьянин Никита Марков Щеголев, приехавший из С.-Петербурга на переменных лошадях, обратился с чрезвычайною просьбой, что он желает поступить в военную службу, вместо поступающего в оную от вотчины брата его родного, из любви и сожаления к нему с женою и малолетним сыном, для чего он нарочно и из С.-Петербурга с поспешностью и чтоб предупредить поставку брата его, ехал, который в оную уже и поступил, за что благородное здешнее собрание, в награду его чувствительности, пожертвовало ему 100 рублей, о каковом его, Щеголева, самовольном собою пожертвовании, вместо брата его, вашему сиятельству земский суд сим и доносит“. Из этого рапорта губернатор князь Голицын (конечно, не без сотрудничества своего секретаря) составил корреспонденцию для „Северной Почты“ и доставил ее О. П. Козодавлеву[2]. Город Рыбинск позавидовал городу Мышкину: в последнем явился добродетельный человек, а в Рыбинске такового не оказалось. Полициймейстер Голохвастов старался доставить материалы для „Северной Почты“, но тщетно: добродетели не было, а следовательно и „публиковать“ о ней не представлялось возможности. Но, к счастию, 7 сентября 1810 г. явились к нему, рыбинскому полициймейстеру, сразу четыре добродетельные персоны; это были крестьяне Рыбинского уезда, вотчины г. Глебова, дер. Липняги, Иван Никитин, вотчины гр. Салтыкова, дер. Муромца, Федор Егоров и Николай Иванов и, наконец, рыбинский посадский Петр Васильев Пошехонов, которые не воспользовались найденными ими на улице» деньгами, в количестве 325 руб., а были до того добродетельны, что представили эту находку на благоусмотрение полицейского начальства. Козодавлеву, для. его газеты, доставлено было известие и о таковом добродетельном поступке.
В древнем городе Ростове также все обстояло благополучно: ни особенно выдающихся добродетелей, ни чрезмерно-ужасающих пороков, по самым тщательным полицейским розыскам, не было обнаружено…
Козодавлев имел нужду в фактах. Но что можно было извлечь из фактов, доставленных (скажем для примера) Любимским земским судом: «Заведений, фабрик и распространения хлебопашества не замечается; а также на бываемых ярмарках в селах Пречистой, Козе, в Предтече, что в Осеку, и в Предтече на Соши, происшествий, заслуживающих внимания, не произошло, а если бы таковые произошли, и заведения были бы заведены (sic), как-то фабрики и распространение хлебопашества, сверх известного начальству, то-бы непременно вашему сиятельству сей суд имел честь донести в то же время» и т. д. Или (приводим другой пример) мог ли Ярославский губернатор сообщить товарищу министра внутренних дел, что в Ростовском уезде, касательно подписки на «Северную Почту» далеко не все обстоит благополучно? Разве Козодавлеву понравилась бы следующая выдержка из донесения того же земского суда: «По справке в сем суде оказалось, что, во исполнение прежнего вашего сиятельства предписания и по резолюции сего суда, ко всем господам благородным дворянам, не пожелает ли кто из них подписаться на получение „Северной Почты“ или „Новой С.-Петербургской Газеты“, посыланы были в округу нарочные, по инструкциям; однако никто из благородных дворян, через данные от себя подписки, получать помянутой газеты желания не изъявил, в здешней же округе (уезде) помещиками новых заведений к распространению промышленности и к удобрению землепашества (sic) равно и ничего к хозяйству относящегося, во весь прошедший год, по новой методе заводимо не было» и т. д. Получая подобные донесения, кн. Голицын ограничивался лаконическою пометкою: «к делу», или «Принять к сведению», что, конечно, приводило в содрогание его секретаря Крылова, человека грамотного и немало потрудившегося в Ярославской семинарии при изучении грамматики Ломоносова, которая даже господ губернаторов обязывала быть более осторожными в деле орфографии…
Но если, с одной стороны, ростовское дворянство не доставляло ни малейшей пользы «Северной Почте», упорно отказываясь от подписки на газету, и не приступало к улучшению своего хозяйства, то, с другой стороны, дворянство Даниловского уезда действовало несколько иначе, и князь Голицын с удовольствием получил следующий рапорт местного земского суда: «Сей суд, руководясь предписаниями вашего сиятельства касательно издаваемой при Министерстве Внутренних Дел „Северной Почты“, почитает приличным ко внесению в оную ниже, следующий хозяйственный предмет (sic). Даниловский помещик, отставной штабс-капитан и кавалер Дмитрий Богданович Философов, еще в 1806-м прошлом году приобретши одно зерно голого овса для испытания, способен-ли сего рода хлеб к произрастанию в здешнем климате, посадил оное на открытом воздухе в такое время, когда и прочий яровой хлеб высевался в обыкновенно, а не с излишеством удобренную в саду своем гряду; от зерна того произошел грозд, имеющий 30 стеблей, с которых снято совершенно вызревших 1200 зерен, из коих по нескольку сообщил он, господин Философов, своим знакомым, известя их о столь изобильном приплоде от одного зерна, им полученном. Оные, последуя его примеру, садили тот овес начально в гряды, а потом, высевая обыкновенно с прочими яровыми семенами в полях, заметили, что продукт сего рода к произрастанию здесь, по климату и по качеству земли, весьма удобен; доказательно сие тем более, что разведено оного по здешней округе от одного зерна в четыре года до семи четвертей. О чем вашему сиятельству сим земский суд почтительнейше доносит». Это известие князь Голицын не медля сообщил в «Северную Почту».
Не знаем, явилось ли на страницах официальной газеты любопытное донесение мышкинского исправника, лейб-гвардии прапорщика Опочинина. Он рапортовал так:
«В минувшем Сентябре месяце сего года Мышкинской округи, вотчины господина полковника и кавалера Михаила Петровича Селифонтова, при сельце Артемьеве, усмотрено мною вещество, из пруда вытасканное, по приказанию его, г. полковника, людьми из тины, похожее на вату, которое сходствует много с настоящею выделанною ватою, так что ничем почти одна от другой не различествует, о чем к припечатанию в „Северной Газете“ (sic) вашему сиятельству на рассмотрение сим почтеннейше и репортую».
Губернатор впал в недоумение: какое же такое вещество, сходное с ватою, может быть обнаружено в Мышкинском уезде? В здравом ли уме и в твердой ли памяти обретается бывший лейб-гвардеец Опочинин? Ведомо ли ему, что хлопок, из коего делается вата, есть произведение теплого климата, а отнюдь не хладного Мышкинского уезда? Понятно, прежде чем статейке дан был надлежащий ход, князь M. H. Голицын сделал запрос. «Не оставьте донести мне без замедления, какой точно вид составляет вещество, вытасканное из пруда в сельце Артемьеве и из каких частей оно состоит, т. е. из земли, глины, корней, травы и тому подобного? В чем именно сходствует оно с настоящею ватою, и не может-ли оно служить, по надлежащей обделке или без оной, к каковому-либо употреблению? Где оно теперь находится, и можно-ли из этого пруда достать его еще какое-либо количество? Одним словом, дайте мне о сем веществе полное понятие и сведение». Исправник рапортовал, что «вытасканное из пруда в сельце Артемьево вещество имеет сначала зеленый, а от солнечного зноя, по созрении, белый вид; оно есть из тины, на поверхности воды, в том пруде находящейся; а чтоб яснее видеть, в чем оно сходствует с настоящею ватой и может-ли служить к какому употреблению, для того часть сего вещества при сем вашему сиятельству представляю, какового довольное количество находится в доме г. Селифонтова; в пруде же том ныне боле не осталось, а в предбудущее время можно надеяться, что и еще будет довольное количество». Губернатор не преминул сообщить О. П. Козодавлеву статейку «об оной игре природы». Вероятно, и эта, так сказать, подозрительная статейка была напечатана. Быть может, и в ней заключалась частичка правды. Вопрос этот подлежит решению господ натуралистов, а не ведению библиографа и архивиста.
Вообще в Мышкинском уезде накоплялось материалов для «Северной Почты» более, чем во всех остальных уездах Ярославской губернии. Очевидно одно из двух: или тамошняя земская полиция возымела наклонность к литературным упражнениям, повинуясь воле начальства, или же Мышкинский земский суд не опускал из виду даже «происшествий в натуре», тогда как другие земские суды думали, что «натура» может существовать и без корреспонденции в «Северной Почте», хотя первая и входила в программу последней. Так, например, приводим два донесения означенного суда: 1) «В течение минувшего Сентября сего 1810 года первой половины продолжались в здешней округе морозы, а в последней наступила столь ясная, тихая и ведреная погода, которая к окончанию жатвы и уборки землепашцам с полей хлеба, а в некоторых местах и сена, много способствовала, каковых времен осени (sic) давно уже жители припомнить не могут, о чем, для припечатания в „Северной Газете“ (sic!) вашему сиятельству на рассмотрение земский суд сим почтительнейше и доносит». 2) «Минувшего Сентября 10-го числа сего года, в столь необыкновенное и опозданное время, Мышкинской округи, казенной Масловской вотчины, над деревнею Желниной последовал сильный громовый удар, от которого стоявший в огуменнике еловый кол расшиблен в мелкие части. Впрочем селению и жителям оного никакого вреда не причинено, о чем вашему сиятельству, для припечатания в „Северной Почте“, земский суд сим почтеннейше и репортует». Подписка на 1811 год несколько увеличилась, хотя, судя по нашим документам, пренумерантов было все-таки не более 18-ти на всю Ярославскую губернию. Козодавлев благодарил князя Голицына следующим официальным письмом: «Читая „Северную Почту“, ваше сиятельство, без сомнения, заметить изволили, с какою точностью помещаются в оную доставляемые вами известия. Но как я таковых давно от вас, милостивый государь мой, не имел удовольствия получать, то и побуждаюсь сей предмет возобновить в памяти вашей, оставаясь уверенным, что вам приятно будет, посредством постоянного сообщения мне разных для „Северной Почты“ статей, приобресть новое право на мою к вашему сиятельству признательность и вместе с тем содействовать к тому, чтобы случаи, до вверенной вам губернии касающиеся, известны были публике…»
- ↑ Приводим везде по архивным рукописям, которые могли быть напечатаны в неимеющейся у нас „Северной Почте“ и с некоторыми изменениями.
- ↑ При сообщении от 15 января 1810 г., № 270. Заметим, кстати, что Ярославский губернатор, великолепно владевший французским разговорным и письменным языком, писал по-русски так плохо, с такими грубыми ошибками, что современный русский грамотей невольно приходит в ужас, читая архивные княжеские писания по-русски. В то же самое время его сосед по губернии и современник, Владимирский губернатор, князь Иван Михайлович Долгорукий, упражнялся в русской поэзии не без успеха. — Л. Т.