Письмо Е. П. Пешковой 9 января 1905 года (Горький)

У этой страницы нет проверенных версий, вероятно, её качество не оценивалось на соответствие стандартам.
Письмо Е. П. Пешковой 9 января 1905 года
автор Максим Горький
Дата создания: 9 января 1905 г., опубл.: 1949-53 г. Источник: М. Горький. Полное собрание сочинений. Письма. Том пятый. Письма 1905-1906. Москва, 1999 г. • Воспроизведено непосредственно по печатному изданию.

9 января 1905, Петербург


Ты прочитаешь удивительные вещи, но — верь им, это факты.

Сегодня с утра, одновременно с одиннадцати мест рабочие Петербурга в количестве около 150 т. двинулись к Зимнему дворцу для представления Государю своих требований общественных реформ.

С Путиловского завода члены основанного под Зубатова «О-ва русских рабочих» шли с церковными хоругвями, с портретами царя и царицы, их вел священник Гапон с крестом в руке.

У Нарвской заставы войска встретили их девятью залпами, — в больнице раненых 93 ч., сколько убитых — неизвестно, сколько развезено по квартирам — тоже неизвестно. После первых залпов некоторые из рабочих крикнули было — «Не бойся, холостые!» — но — люди, с десяток, уже валялись на земле. Тогда легли и передние ряды, а задние, дрогнув, начали расходиться. По ним и по лежащим, когда они пытались встать и уйти, — дали еще шесть залпов.

Гапон каким-то чудом остался жив, лежит у меня и спит. Он теперь говорит, что царя больше нет, нет Бога и церкви, в этом смысле он говорил только сейчас в одном собрании публично и — так же пишет. Это человек страшной власти среди путил[овских] рабочих, у него под рукой свыше 10 т. людей, верующих в него, как в святого. Он и сам веровал до сего дня — но его веру расстреляли. Его будущее — у него в будущем несколько дней жизни только, ибо его ищут, — рисуется мне страшно интересным и значительным — он поворотит рабочих на настоящую дорогу.

С Петербург[ской] стороны вели рабочих наши земляки — Ольга и Антон — у Троицкого моста их расстреляли без предупреждения, — два залпа, упало челов. 60, лично я видел 14 раненых — 5 женщин в этом числе — и 3-х убитых.

Продолжаю описание: Зимний дворец и площадь пред ним были оцеплены войсками, их не хватало, вывели на улицу даже морской экипаж, выписали из Пскова полк. Вокруг войск и дворца собралось до 60 т. рабочих и публики, сначала все шло мирно, затем кавалерия обнажила шашки и начала рубить. Стреляли даже на Невском. На моих глазах кто-то из толпы, разбегавшейся от конницы, упал, — конный солдат с седла выстрелил в него. Рубили на Полицейском мосту — вообще сражение было грандиознее многих манчжурских и — гораздо удачнее. Сейчас по отделам насчитали до 600 ран[еных] и убит[ых] — это только вне Питера, на заставах. Преувеличения в этом едва ли есть, говорю как очевидец бойни.

Рабочие проявляли сегодня много героизма, но это пока еще героизм жертв. Они становились под ружья, раскрывали груди и кричали: «Пали! Все равно — жить нельзя!» В них палили. Бастует всё, кроме конок, булочных и электрической станции, которая охраняется войсками. Но вся Петербургская сторона во мраке — перерезаны провода. Настроение — растет, престиж царя здесь убит — вот значение дня.

Ты поймешь это и поверишь, когда узнаешь подробности, я, видишь ли, не могу писать связно, ибо очень утомился за день. В свисте пуль нет ничего грустного, но — трагичны и подавляют раненые женщины.

Избиение — предумышленное и затеяно в грандиозных размерах. Надо тебе сказать, что 8-го вечером мы — Арсеньев, Семевский, Анненский, я, Кедрин — гласный думы, Пешехонов, Мякотин и представитель от рабочих пытались добиться аудиенции у Святополка с целью требовать от него, чтоб он распорядился не выводить на улицы войска и свободно допустил рабочих на Дворцовую площадь. Нам сказали, что его нет дома, направили к его товарищу, Рыдзевскому. Это — деревянный идол и неуч — какой-то невменяемый человек. От него мы ездили к Витте, часа полтора — без толку, конечно — говорили с ним, убеждая влиять на Святополка, он говорил нам, что он, Витте, бессилен, ничего не может сделать, затем по телефону просил Святополка принять нас, тот отказался. Но мы считаем, что выполнили возложенную на нас задачу, — довели до сведения министров о мирном характере манифестации, о необходимости допустить их до царя и — убрать войска. Об этом за подписями мы объявим к сведению всей Европы и России.

Итак — началась русская революция, мой друг, с чем тебя искренно и серьезно поздравляю. Убитые — да не смущают — история перекрашивается в новые цвета только кровью. Завтра ждем событий более ярких и героизма борцов, хотя, конечно, с голыми руками — немного сделаешь.

Вот буквальная копия письма Гапона к рабочим:

«Родные товарищи рабочие!

Итак — царя нет! Между им и народом легла неповинная кровь наших друзей. Да здравствует же начало народной борьбы за свободу! Благословляю вас всех. Сегодня же буду у вас. Сейчас занят делом.

Отец Георгий».

Прилагаю его письмо к Святоп.

Очень жалею, что не могу приложить письма к царю — с извещением, что вот рабочие и он идут к нему с просьбой принять их, — и программы требований Гапона, составленной под редакцией с.-д. Требования те же, что у земцев, но, конечно, более демократические.

За меня — не беспокойся. Около 20-го увидимся. Береги себя и Максима, прошу тебя! И сделай из него смелого, честного человека.

Послезавтра, т.е. 11-го, я должен буду съездить в Ригу — опасно больна мой друг М[ария] Ф[едоровна] — перитонит. Это грозит смертью, как телеграфируют доктор и Савва. Но теперь все личные горести и неудачи — не могут уже иметь значения, ибо — мы живем во дни пробуждения России.

Береги Максима, повторяю, и береги себя, прошу.

Ну — и будь здорова, пока. Крепко жму твою руку, друг мой.

Сообщи письмо В[асилию] А[лексеевичу] — скажи ему, что будущий историк наступившей революции начнет свою работу, вероятно, такой фразой: «Первый день русской революции — был днем морального краха русской интеллигенции», — вот мое впечатление от ее поступков и речей.


А.