TАЙГА.
правитьВеличественна дикою красотою тайга: на необозримое пространство тянется темнозеленый хвойный лѣсъ, покрывая сплошною массою крутые склоны высокихъ горъ, уходящихъ непрерывною цѣпью въ синюю даль, на край горизонта. Широкія болотистыя долины прорѣзаются быстрыми рѣчками, съ бѣшенымъ ревомъ разбивающими воды свои о каменья. Извивающаяся змѣею узкая тропа ведетъ въ тайгу чрезъ топи, опасные броды, чрезъ горы по краямъ пропастей. Громадные кедры, ели и пихты, какъ сказочные великаны, стѣною подступаютъ къ тропѣ, словно стараясь загородить собою входъ въ эту заповѣдную лѣсную глушь, въ это царство угрюмаго безмолвія, — царство спящей красавицы.
Много нетронутыхъ минеральныхъ богатствъ скрыто въ нѣдрахъ твоихъ, тайга! Скоро ли наступитъ то благодатное время, когда благородный рыцарь науки разбудитъ тебя, красавица, отъ вѣковаго сна, укажетъ намъ богатства твои, научить насъ разумно пользоваться ими, разовьетъ въ васъ производительныя промышленныя силы?.. Скоро-ли! — неизвѣстно… А пока пигмеи человѣчества съ мелкими эгоистическими страстишками пользуются случаемъ, расхищаютъ первое богатство твое — золото.
«Золотопромышленность»… какою ироніею звучитъ это слово въ ушахъ истиннаго сибиряка. Промышленность и золото. Что общаго въ этихъ понятіяхъ! Кто обработываетъ у насъ сырой матеріалъ — золото, кто пользуется благами этой обработки, экономическими благами производительной промышленности, или, по крайней мѣрѣ, кто пользуется этимъ золотомъ, какъ средствомъ для поднятія и развитія мѣстной производительной промышленности? Наконецъ, какую пользу приноситъ краю эта «золотопромышленность» въ настоящее время? — Мы позволимъ себѣ отвѣтить пока на послѣдній вопросъ.
Первое октября — день разсчета пріисковыхъ рабочихъ. Въ ближайшемъ къ тайгѣ селѣ, гдѣ находятся резиденціи золотопромышленниковъ, ждутъ «бергаловъ»:[1] моютъ, скребутъ, чистятъ, точно готовятся встрѣтить великоторжественный праздникъ. Явились бергалы, смотрятъ: эка благодать: народу-то, народу… лавки заманчиво пестрѣютъ товарами, кабаки растворены настежь, дѣвчонки снуютъ въ народѣ… Покутитъ, значитъ, бергальская натура!
Стали бергалы по квартирамъ; хозяева добрые, услужливые, ласковые. Послали за виномъ, выпили «съ дороги», повеселѣли, разговорились. У хозяина дочка, юркая дѣвчонка, сдѣлалась имянинницей; подноситъ «дядюшкамъ» по рюмкѣ водки. Дядюшки проздравляютъ мнимую имянинницу, выпиваютъ и кладутъ на имянины — кто рубль, кто три.
— И какъ ребятишки-то любятъ васъ, ребятушки, говоритъ бергаламъ ласковая хозяйка, такъ и льнутъ вотъ, какъ мухи къ меду…
Отдохнули бергалы послѣ утомительной дороги, отправились покупать обновки. Торгаши запрашиваютъ за гнилой товаръ втрое и уступаютъ вдвое дороже, обыкновенныхъ продажныхъ цѣпъ. — Для васъ только, ребята, уступаю, говорить торгашъ, ей-Богу, дешевле нельзя, — себѣ въ убытокъ. Накупили бергалы шалей, бобровыхъ шапокъ, плисовыхъ поддевокъ, шароваръ, красныхъ рубахъ, гармоникъ. Иной тутъ же у лавки наряжается: снимаетъ и бросаетъ старое платье и надѣваетъ новое, повязывается шалями крестообразно на груди, идетъ и наигрываетъ на гармоникѣ.
Пошли бергалы гулять по улицамъ; распѣваютъ безобразныя пѣсни, куражатся, шумятъ, бранятся; заходятъ въ кабаки, пьютъ вино и угощаютъ безденежныхъ и пропившихся товарищей. Идутъ по улицѣ, встрѣчаютъ пріисковаго служащаго. «Сторонись, морду разобью»! кричитъ бергалъ. И дѣйствительно, сторонись и уходи, — бергалъ не будетъ много разговаривать, онъ теперь вымѣщаетъ злобу. Иной подойдетъ къ дому хозяина или довѣреннаго и ругаетъ его до тѣхъ поръ, пока самому не надоѣстъ ругаться.
Богатые бергалы, не зная какъ сбыть поскорѣе деньги, начинаютъ дурить: закуриваютъ копѣечныя трубки кредитными билетами, катаются съ проститутками въ саняхъ по голой землѣ, ходятъ по разостланнымъ въ грязь ситцамъ или носитъ ихъ пропившаяся братія изъ кабака въ кабакъ на шаляхъ. Попались на глаза мѣстной полиціи — за всѣ безобразія разсчитываются щедро.
Крѣпко напились бергалы, нагулялись, пошли по квартирамъ, пошатываясь и падая. Иной какъ свалился, такъ и лежитъ на дорогѣ, другой свалился еще въ кабакѣ. Цѣловальники не дремлютъ, ощупываютъ карманы, прибираютъ деньги къ рукамъ и выбрасываютъ бергаловъ за двери. Съ улицы поднимаютъ павшихъ десятники и тащутъ въ каталажку, ощупывая карманы съ такимъ же усердіемъ, какъ и цѣловальники.
А въ домахъ пиръ горой стоитъ: изъ оконъ слышится безобразный визгъ женскихъ голосовъ, нестройные звуки гармоники, топотъ бѣшеной пляски. Это бергалы гуляютъ съ проститутками. Пришли эти несчастныя созданія за заработками, привели матери дочерей, братья сестеръ, мужья женъ… и заработываютъ онѣ много, обирая въ сладострастныхъ объятіяхъ безчувственно пьяныхъ бергаловъ.
Кутятъ бергалы. Все, что было на долгое время подавлено въ нихъ тяжелымъ физическимъ трудомъ, тяжелою пріисковою жизнью, — все хлынуло наружу разомъ неудержимымъ потокомъ бурныхъ страстей. Кипитъ, шумитъ широкая бергальская натура, сыплетъ отвратительнѣйшею бранью направо и налѣво. Отдохнувшія сильныя руки зудятся, просятъ работы, и вотъ начинается то въ домахъ, то въ кабакамъ, то на улицѣ страшная работа — бергальское побоище…
Пропили бергалы потомъ и кровью добытые рубли, нанялись вновь и пропили задатки, пропили за безцѣнокъ одежду, промѣняли новые сапоги на брошенные самими же старые бродни, пропили придачу, — нечего больше пропивать.
— Иди, братецъ, здѣсь тебѣ не фатера, говоритъ любезный хозяинъ бергалу.
— Дайте пожить хоть денёчекъ.
— Нѣтъ, иди, — ребятишки тебя боятся…
И пошли бергалы по деревнямъ пропитываться до отправки на пріиски — кто работою у крестьянъ, а кто воровствомъ.
Безобразна картина дикаго бергальскаго разгула, печальны его послѣдствія. Отвернитесь, читатель, отъ этой картины и задайтесь лучше вопросомъ: какими путями могъ дойти человѣкъ до такого безобразія?
Гонитъ въ работу на пріиски голодъ и нужда ссыльнаго, посланнаго въ Сибирь на произволъ судьбы, какъ въ лѣсъ; гонитъ нужда крестьянина, платящаго въ годъ податей и разныхъ повинностей отъ 20 до 50 рублей; гонитъ ихъ годъ, два, пять, десять, гонитъ до смерти. Сходилъ крестьянинъ разъ-два на пріиски — онъ уже плохой работникъ дома, плохой семьянинъ, потерянный человѣкъ. Прежде всего тяжелый физическій трудъ переработываетъ его натуру по-своему. Посмотрите на бергала, землянаго работника: руки у него какъ медвѣжьи лапы съ непропорціонально развитыми пальцами отъ постояннаго напряженія мускуловъ; грудь выдалась колесомъ, но это не признакъ здоровья: отъ усиленнаго постоянною работою кровообращенія увеличиваются въ объемѣ органы дыханія и центръ кровообращенія — сердце; сердце становится болѣзненно раздражительнымъ. Бергалъ въ работѣ сдѣлался звѣремъ; за пустую обиду выругаетъ страшно, а за тяжкую пришибетъ ломомъ или кайлой. Съ другой стороны, пріисковая жизнь на всемъ готовомъ содержаніи пріучаетъ бергала къ беззаботности, къ безпечности. Грязная обстановка, грубость въ обращеніи, несправедливость, одностороннее развитіе физическихъ силъ въ ущербъ умственныхъ, полнѣйшее отсутствіе полезной духовной пищи — довершаютъ переработку характера бергала. Выходя съ пріисковъ, безпечный, развитой съ одной животной стороны, бергалъ дастъ полную свободу страстямъ: кутитъ, развратничаетъ, заражается сифилисомъ и разноситъ болѣзнь по городамъ и весямъ. Громаднымъ запасомъ физическихъ и нравственныхъ силъ долженъ обладать бергалъ, чтобы выйти съ пріисковъ неизуродованнымъ въ томъ и другомъ отношеніи.
Вотъ вамъ, читатель, польза, приносимая краю золотопромышленностію въ настоящее время. Золотопромышленность это подруга и помощница винопромышленности, а вмѣстѣ взятыя эти двѣ проклятыя силы медленно, но вѣрно подрываютъ экономическое благосостояніе края.
- ↑ Бергалъ — мѣстное названіе пріисковыхъ рабочихъ, въ переводѣ съ нѣмецкаго языка означаетъ «медвѣжья жолчь».