Musikalische Cliarakterbilder von Otto Gumprеcht. Leipzig. 1869. (Музыкальныя характеристики, О. Гумпрехта).
Извѣстный музыкальный критикъ, Гумпрехтъ, собралъ въ книгу нѣсколько этюдовъ, помѣщенныхъ имъ въ разныхъ изданіяхъ. Въ этой книгѣ заключаются біографическіе очерки и характеристика творчества Ф. Шуберта, Мендельсона, K. М. Вебера, Россини, Обера и Мейербэра. Изъ нихъ — только статья объ Оберѣ совершенно новая. При собраніи отдѣльныхъ этюдовъ въ книгу, авторъ не только далъ имъ большую полноту и поставленъ былъ въ необходимость согласовать ихъ такъ, чтобы книга его представляла нѣчто цѣлое, такъ сказать, музыкальную картину первой половины нашего вѣка. Для полноты этой-то картины разныхъ направленій, ему и пришлось включить сюда характеристику Обера. Въ отдѣльныхъ этюдахъ не было нужды въ классификаціи; здѣсь она представилась необходимою. Вышла очень дѣльная и занимательная книга въ которой интереснѣе всего именно классификація, то-еетъ указаніе на соотношеніе между различными направленіями или школами.
"Оживленіе драматической музыки — говоритъ Гумпрехтъ — совершалось двумя прямо противоположными путями. Гендель, Глюкъ и Моцартъ одѣли германскую серьезность, германскую глубину чувства въ увлекательныя формы красоты, заимствованныя ими изъ Италіи. какъ умственное пріобрѣтеніе. Къ этимъ даннымъ, композиторъ обѣихъ «Ифигеній» (Глюкъ) присоединилъ еще бойкость французской драмы. Керубини и Спонтини, на другой сторонѣ, стремились къ такому же слитію всѣхъ условій. Въ совсѣмъ противоположномъ направленіи дѣйствовали Россини (за исключеніемъ его «Телля», который постъ на себѣ отпечатокъ космополитическій), Оберъ и Веберъ. При всемъ различіи въ образахъ и выраженіи, они сходятся въ томъ общемъ условіи, что творенія ихъ проникнуты чисто-національнымъ элементомъ. То, что пѣли они, било чистымъ, непосредственнымъ ключемъ изъ сердца ихъ народа, и этимъ приближеніемъ къ духу народности опера обновилась въ ихъ рукахъ. Когда, такимъ образомъ, вдохновенію трехъ націй, раздѣлившихъ между, собою музыкальный міръ, притекла неисчерпаемая струя покой, цвѣтущей жизни, тогда, по закону исторической необходимости, должно было повториться стремленіе соединить разрозненные элементы, устранить перегородки между отдѣльными музыкальными сценами, спеціально-итальянскою, спеціально-французскою и нѣмецкою, и такимъ образомъ донести музыкальную драму до неизвѣстной доселѣ широты и разнообразія формъ.
«И вотъ, со второй четверти нашего столѣтія, мы видимъ цѣлый рядъ композиторовъ, работающихъ именно въ такомъ смыслѣ. Самъ Россини, въ послѣднихъ своихъ произведеніяхъ, и особенно въ „Теллѣ“, сдѣлалъ громадный шагъ изъ того узкаго круга, въ которомъ до того времени было заключено его творчество. Беллини, еще болѣе тѣсно, чѣмъ онъ, связанный съ мелодическими традиціями своей родины, и безконечно отстоявшій отъ Россини въ отношеніи какъ богатства музыкальнаго образованія, такъ и гибкости стиля, и тотъ, однакоже, предпринялъ, въ „Пуританахъ“, сбросить съ себя узы чисто-національныхъ формъ изложенія. Чѣмъ ближе подходимъ мы къ настоящему, тѣмъ болѣе замѣчаемъ космополитическаго характера въ драматическо-музыкальномъ творчествѣ Италіи. Въ позднѣйшихъ партиціяхъ Доиндзетти все съ большею силою проявляется французская манера, а что касается вердіевской оперы, то она посвящена по всѣ парижскія тайны. Во Франціи національный характеръ сохранился безъ примѣси до нашего времени только въ комическомъ родѣ; прочіе роды музыкальной драмы тамъ давно подчинились иностранному вліянію. Французскую оперу создали нѣмцы и итальянцы, и въ самомъ развитіи ея они же приняли наиболѣе существенное участіе. Даже въ лицѣ своихъ національныхъ представителей, французская музыка является все-таки зависящею отъ посторонняго вліянія». Мейербэра авторъ ставитъ въ первомъ ряду тѣхъ композиторовъ, которые извлекли свои богатства изъ разнообразныхъ національныхъ источниковъ и вели къ слитію всѣхъ условіи и формъ, выработанныхъ для музыки временемъ"
Изъ приведенной страницы достаточно явствуетъ безпристрастіе нѣмецкаго критика и широта его взгляда. Книга его не тенденціозная; ею онъ не прокладываетъ путей, а описываетъ пути, открытые и отчасти уже пройденные. Очерки его живы и дѣльны. Наиболѣе полны этюды надъ Мендельсономъ и Веберомъ.
О Беберѣ онъ разсказываетъ, между прочимъ, что его раздражало пристрастіе публики къ извѣстному свадебному хору «Фрейшюца» (Jungfernkranz; Гейне говоритъ, что отъ этой мелодіи въ Берлинѣ просто не было спасенія).
— «Ну, какъ можно-сердился Веберъ — такъ неумѣренно хвалить этотъ мотивъ! Вѣдь онъ просто находится, въ самыхъ словахъ. Wir winden dir и такъ далѣе; всякіИ человѣкъ самъ нашелъ бы его.» Въ этихъ наивныхъ словахъ высказывается геніи и геній именно германскій экая важность мелодія; стоитъ только тактъ бить!
Вотъ нѣсколько строкъ объ Оберѣ: «Оберовская опера скрываетъ въ себѣ, подъ прозрачною драматическо-музыкальною маскою — парижскій салопъ второй (?) половины нашего вѣка. Въ мірѣ она видитъ огромный танцовальный залъ, въ жизни-непрерывный рядъ празднествъ, а мѣрку людей и вещей даетъ ей собственная причуда. Такъ какъ она съ самаго начала стала внѣ борьбы за существованіе, то и отбросила отъ себя всякое бремя мышленія, страстную впечатлительность и сосредоточеніе воли. Она знаетъ только одинъ законъ, быть можетъ самый деспотическій: законъ миловидности, обязанность нравиться. Со всѣхъ сторонъ сплетаютъ насъ его граціозныя, обвитыя цвѣтами. по тѣмъ не менѣе узкія и крѣпкія стѣнки. Вотъ этотъ законъ, эта обязанность, они только и представляютъ здѣсь нѣкоторое вознагражденіе за недостаточность существеннаго содержанія, кладутъ на эти образы печать аристократическаго излишества и прикрываютъ даже легкомысліе, которое поминутно изъ нихъ выглядываетъ.»
Замѣчательно по тонкости анализа и искреннему стремленію къ безпристрастію мнѣніе, какое авторъ высказываетъ о Мейербэрѣ. О немъ рѣдко можно прочесть сколько-нибудь справедливый отзывъ въ музыкально-критическихъ статьяхъ. Классики-эстетики не хотятъ допустить его въ число признанныхъ геніевъ искусства за то, что онъ обращался къ реализму и разсчитывалъ на эффектъ, а реалисты не признаютъ его своимъ. Только масса, которой окончательный приговоръ всегда вѣрнѣе приговоровъ партій, воздастъ справедливость Мейербэру; въ особенности къ нему привержена масса во Франціи, и наивно считаетъ его композиторомъ французскимъ. Отсюда происходитъ, что наиболѣе популярная изъ оперъ Мепербэра — «Гугеноты», между тѣмъ какъ но глубинѣ мысли «Робертъ» далеко оставляетъ ее за собою. Выписываемъ одно мѣсто изъ характеристики Мейербэра у Гумпрехта: «Онъ былъ полнымъ властелиномъ надъ всѣмъ богатствомъ того музыкальнаго языка, который стремится къ способности каждую вещь называть по имени. Церковная музыка католическая и протестантская, классическая и романтическая опера — все это открыло передъ нимъ свои наполненныя сокровищницы. Искусство и народная пѣсня, оркестръ мастеровъ и эффекты, заимствованные отъ спеціальной виртуозности каждаго отдѣльнаго инструмента — все это несло ему свою дань. Онъ то заимствуетъ изъ древнѣйшаго времени отголосокъ его ребячески-наивныхъ ощущеній, то вдругъ хватается за самые вершки новѣйшей энгармоники и хроматики. Однакоже, мнѣніе, высказанное Берліозомъ, будто партитуры Мейербэра — только энциклопедіи, невѣрно потому, что представляетъ только одну сторону дѣла. Такое произведеніе, какъ „Гугеноты“, вовсе не есть только галлерея деталей, собранныхъ съ разныхъ сторонъ; составныя части его находятся въ самой тѣсной связи съ образомъ всей этой музыкальной драмы, какъ онъ представился композитору; и композиторъ этотъ такимъ образомъ усвоилъ себѣ этотъ матерымъ, обработалъ и слилъ его, что плодомъ того явился совсѣмъ новый и очень опредѣленный стиль, котораго онъ сдѣлался творцомъ. Наконецъ, дѣятельность его никакъ не ограничивается только собираніемъ, обработкою и слитіемъ матерьяла. Вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ внесъ въ свои произведенія много чисто-индивидуальнаго, принадлежащаго ему самому, и на скалѣ чувства тронулъ нѣсколько такихъ нотъ, которыхъ до него не касалась ничья рука. Правда и то, что средства выраженія, которыми Мейербэръ обогатилъ искусство, далеко отстоять отъ здоровой середины человѣческаго чувства; онъ заимствовалъ ихъ изъ крайностей, изъ наибольшей высоты и самой темной глубины страсти». Затѣмъ, авторъ разбираетъ реалистическій элементъ въ музыкѣ Мейербэра.
Книга Гумпрехта — это нѣсколько дѣльныхъ и тонко-написанныхъ этюдовъ. Въ этихъ этюдахъ, имѣющихъ направленіе объективное, разумѣется, не могло быть сказано много новаго, но они все-таки имѣютъ и музыкально-практическое и литературное достоинство. На музыку онъ смотритъ, какъ на одно изъ проявленіи умственной жизни общества и указываетъ на связь между ея направленіемъ и настроеніемъ литературы и поэзіи, этой музыки, осужденной на точность и реализмъ человѣческаго слова.