Hume by William Knight. London. W. Blackwood and sons. 1886 (VIII and 329). Въ ряду движеній философской мысли нашего времени стало все болѣе и болѣе становиться замѣтнымъ то, которое стремится обосноваться на данныхъ положительной науки и извѣстно подъ названіемъ опытной философіи, позитивизма, научной философіи. Тогда какъ различныя мистическія и метафизическія «переживанья» съ послѣднимъ перенапряженіемъ силъ изнуряются надъ подкрашиваніемъ и подмалевываніемъ всякаго рода старины, научно-философское движеніе, разъ навсегда распростившись съ мечтою о вторичномъ прохожденіи по пройденному уже пути, ищетъ въ живыхъ данныхъ современности средствъ къ проложенію новыхъ путей, стремится къ установленію новыхъ точекъ зрѣнія и съ этихъ вновь завоеванныхъ позицій дѣлаетъ пересмотръ и переоцѣнку какъ прошедшаго, такъ и настоящаго хода умственной дѣятельности и имѣетъ въ виду внести свѣтъ своей критики во всѣ углы рутины, во всѣ отрасли стараго наслѣдія, накопленнаго и зарегистрованнаго съ точки зрѣнія тѣхъ принциповъ, за которыми она теперь признаетъ одно только историческое значеніе.
Но если научная философія убѣждена, что полнота истины лежитъ на ея пути и что она идетъ къ этой полнотѣ, то она очень хорошо знаетъ, въ то же время, что познаніе истины не можетъ возникнуть вдругъ, не является разомъ. Преодолѣвъ тысячи препятствій по тѣмъ отдѣльнымъ тропинкамъ, общая совокупность которыхъ составляетъ широкій и сложный путь философіи, т.-е. путь всенаучный, путь познанія въ его общемъ значеніи, мыслители, вносящіе свою долю труда для выработки новой философіи, не забываютъ и о томъ, что у нихъ были предшественники и провозвѣстники. Отыскать ихъ, изучить заново ихъ произведенія, дать правильное освѣщеніе ихъ заслугамъ, противуи о ставить ихъ достодолжнымъ образомъ тѣмъ ихъ современникамъ, которые до сихъ поръ закрывали ихъ собою, благодаря чрезмѣрному превознесенію и превосхваленію со стороны историковъ, точка зрѣнія которыхъ утратила уже для настоящаго времени всякое значеніе, — вотъ одна изъ благодарныхъ темъ, разработка которыхъ лежала на обязанности представителей научной философіи и исполненіе которой осуществляется на нашихъ глазахъ.
Однимъ изъ величайшихъ провозвѣстниковъ научно-философскаго движенія былъ, конечно, геніальный Давидъ Юмъ (1711—1776), о которомъ въ прежнее время очень любили говорить какъ о скептикѣ, значеніе котораго преодолѣно и роль котораго въ исторіи философіи заключается, главнымъ образомъ, въ томъ, что онъ «пробудилъ Канта отъ его догматическаго сна». Только съ конца пятидесятыхъ годовъ начинаютъ замѣчать, что заѣзженный «скептицизмъ» Юма былъ, собственно говоря, «критицизмъ» и что дѣло Юма, освѣщаемое проливаемымъ этимъ критицизмомъ свѣтомъ, было не разрушительное, а созидательное, и что оно, заставивъ философскую мысль пережить кризисъ, указывало ей новые пути, новую плодотворную работу. Уже одинъ изъ первыхъ возстановителей истиннаго значенія Юма — Фернанъ Папильонъ — въ коротенькомъ очеркѣ, посвященномъ Юму въ философскомъ журналѣ Литтре, старался выставить Юма, какъ предшественника Ог. Конта, и утверждалъ, что «скептицизмъ» Юма относился только къ проблемамъ, рѣшеніе которыхъ навсегда останется спорнымъ, тогда какъ по отношенію ко всѣмъ другимъ онъ прилагаетъ методъ позитивный (La Philosophie positive. Revue 1868, № 2). Въ слѣдующемъ же году появилась имѣющая громкую извѣстность жизнь Юма Гёксли. Указавъ на Юма, какъ на противника метафизики, взывавшаго къ непримиримой войнѣ съ нею и желавшаго проникнуть во всѣ закоулки, гдѣ еще скрывается этотъ страшный врагъ, Гёксли замѣчаетъ, что и черезъ столѣтіе послѣ того, какъ были написаны эти строки, было еще очень мало сдѣлано изъ того, что требовалъ Юмъ. Причина тому, по мнѣнію Гёксли, заключалась въ недостаткѣ хорошаго операціоннаго базиса. "Но съ тѣхъ поръ, какъ за послѣднія пятьдесятъ лѣтъ естественныя науки поставили во главѣ своей арміи неистощимый контингентъ артиллеріи новаго образца, имѣющей возможность опрокидывать ядрами опыта самые густые ряды непріятеля, дѣла приняли лучшій оборотъ; и однако же, и теперь отдѣльные передовые застрѣльщики аванпостовъ едва ли могутъ видѣть нерѣшительное мерцаніе зари того счастливаго дня, когда суевѣріе и ложная метафизика перестанутъ существовать и благоразумные люди получатъ, наконецъ, возможность «жить мирно» (Hume, sa vie — sa philosophie. 1880, p. 79). И еще черезъ годъ Эспинасъ въ очеркѣ шотландской философіи XVIII вѣка поддерживаетъ ту же мысль (Rev. Philos. 1881, № 8), и мало-по-малу старое заблужденіе о разрушительномъ значеніи идей Юма уходитъ на задній планъ. Но недостаточно было, какъ то и очевидно, посвятить Юму журнальную статью или даже цѣлую монографію; надо было еще ввести его свѣтлый обликъ въ картину общаго движенія научно-философской мысли, показать значеніе его просвѣтительной дѣятельности въ общей связи событій, — словомъ сказать, сдѣлать тотъ рядъ сопоставленій, безъ котораго невозможно составить объ Юмѣ полнаго и всесторонняго сужденія. Такого рода задачу выполнилъ въ Германіи Риль, а у насъ г. Троицкій. Риль въ своей Исторіи философскаго критицизма опредѣляетъ мѣсто, которое занимаетъ Юмъ «въ борьбѣ противъ всѣхъ понятій, имѣющихъ значеніе въ метафизикѣ», и въ дѣлѣ установленія метода, который можно назвать позитивнымъ въ обширномъ значеніи этого термина (Der philosophische Kriticismus. I Band. Geschichte und Metode des рhil. Er.). Г. Троицкій въ своемъ Очеркѣ успѣховъ психологіи въ Англіи со временъ Бэкона и Локка, составляющемъ первый томъ его монографіи о нѣмецкой психологіи въ текущемъ столѣтіи, точно такъ же, какъ и Риль, опредѣляетъ заслугу Юма въ разоблаченіи научной несостоятельности схоластической метафизики и говоритъ, что Юмъ сдѣлалъ для метафизики то же, что Броунъ собственно для космологіи (Нѣмецкая психологія въ текущемъ столѣтіи. 2 изд. Москва, 1883 г.). Можно сказать, что въ настоящемъ десятилѣтіи интересъ, возбуждаемый Юмомъ, не могъ уже исчерпаться общимъ его изученіемъ и въ трудахъ Мейнинга (Hume-Studien, I, 1877; II, 1882) начинается уже детальное его изученіе, обѣщающее окончательно выдвинуть эту геніальную личность на первый планъ исторической сцены.
Само собою разумѣется, что въ глаза бросающееся возростаніе значенія Юма, какъ провозвѣстника научнаго направленіи въ философіи, не могло не возбуждать и противниковъ этого направленія по мѣрѣ силъ парализовать это возростаніе. Работы Кампейре и въ особенности Пфлейдерера имѣютъ въ виду поколебать истинное значеніе Юма въ исторіи мысли и стараются выставить вредное значеніе его скептицизма и эмпиризма.
Къ числу работъ этой послѣдней категоріи принадлежитъ и книжка Найта, заглавіе которой мы привели выше. Книжка эта составляетъ одно изъ звеньевъ «серіи философскихъ классиковъ для англійскихъ читателей», издаваемыхъ Блэкуудомъ. Серія эта дала уже аналогическія нынѣ появляющейся книжкѣ работы извѣстныхъ англійскихъ писателей о философахъ новѣйшей эпохи въ Англіи и на континентѣ. Новый томикъ Найта, хотя и вышелъ изъ-подъ пера редакціи «серіи», чуть ли не принадлежитъ къ числу самыхъ слабыхъ. Онъ состоитъ изъ трехъ частей: обзора предшественниковъ Юма, изложенія Юмовой философіи и критической ея оцѣнки. Говоря о предшественникахъ Юма, Найтъ заявляетъ, между прочимъ, что особенное значеніе между ними имѣлъ Локкъ, такъ какъ объяснить Локка значитъ уже объяснить Юма. И, несмотря на это, авторъ находитъ, однако же, полезнымъ съузить мѣсто, отводимое Локку, и вести совершенно безполезную бесѣду о Декартѣ, Спинозѣ и Лейбницѣ. Что касается философіи самого Юма, то изложеніе ея, какъ чрезмѣрно краткое, не имѣетъ большихъ достоинствъ, оцѣнка же ея до крайности слаба и едва ли удовлетворяетъ самыя скромныя ожиданія. Здѣсь мы опять встрѣчаемся съ заѣзженными разсужденіями о Юмовомъ скептицизмѣ съ присовокупленіемъ самыхъ избитыхъ мѣстъ о смѣнѣ разрушительныхъ эпохъ, подобныхъ Юмовой, съ созидательными, подобными той, которая обозначается какъ реакція противъ скептической и эмпирической философіи автора Inquiry. Само собою разумѣется, что главнымъ упрекомъ Юму является уличеніе его въ неспособности видѣть другую сторону природы (otker side of nature), въ отсутствіи внутренняго ока, въ пропускѣ имъ идеальнаго элемента въ жизни. Найтъ сожалѣетъ, что Юмъ ставилъ себѣ въ заслугу прозаичность своей философіи; ему бы хотѣлось, чтобы перестали считать, подобно Юму, поэтическій элементъ въ философій фантастическимъ. На идеалистовъ — представителей реакціи — Найтъ смотритъ, конечно, какъ на спасителей цѣлостности и жизненности самой философіи.
Появленіе книжки Найта, каковы бы ни были ея недостатки, показываетъ, однако же, что интересъ къ Юму не ослабѣваетъ. У насъ пока нѣтъ еще ни одного перевода изъ довольно большой литературы, на которую мы дали лишь бѣглыя указанія, хотя возбужденіе интереса къ Юму, какъ представителю просвѣщенія и геніальному критическому уму, было бы очень желательно. Сочиненія Найта даютъ намъ поводъ обратить на этотъ вопросъ вниманіе нашихъ переводчиковъ. Мы рекомендуемъ имъ, конечно, выбрать не Найта, даже и тогда, когда явится обѣщаемое имъ болѣе полное сочиненіе объ Юмѣ, а всего лучше Гёксли или, по крайней мѣрѣ, Іодля (Fr. Jodl: «Leben und Philosophie David Hume’s». Halle, 1872).