Artur H. Adams. London Streets. T. N. Foulis. London and Edinburgh. 1906. 3 s. 6 d. править
Новозеландец Артур Эдемс воспевает лондонские улицы. Это — песни о городе, а не песни города. Лондон молчит, а говорит только Эдемс. Хорошо говорит: ловкие эпитеты, умные позы, подготовленные неожиданности поддельного импрессионизма. «Сердито отплевывающиеся автомобили» — хорошо! И «словно гонимые души, из тумана в туман перелетают кэбы» — тоже хорошо. «Гайд-Парк — накидка, оброненная деревней в бегстве от объятий города». «Придет шикарная портниха — весна и разошьет ее белым и золотым». Или разве дурно: «Колокола раскрашивают музыкой покров тишины. Моторы кричат, как совы, и подкалывают тишину кинжалами, а вдали замирает звенящая лирика кэба». Или: «За мною влачится по улицам бескрайнее великолепие лавок». Или: репортер — «неведомый Эврипид, воздвигающий шумную драму минуты» — разве дурно? После чтения Эдемса так разрозненными и запоминаются эти хорошо придуманные слова.
Выразительно для англичанина: Эдемс воспевает отдельные улицы и отдельные кварталы Лондона. Синтез городского безумства ему чужд. Он индивидуализирует Гайд-Парк, Темпл, Уайтчепел. И еще типично: стихосложение. Статика феодальных традиций доныне не позволяет английскому стиху прорваться в покорный городскому ритму vers libre. Городской поэт Англии в формах песнетворчества скован тесной догмой средневековья. Песни Эдемса предупреждаются интродукцией, разделяются интермедиями, связываются тройственными рифмами. Они лишены прихотливой городской текучести. Они изображают большими буквами средневековых баллад: бледную Юность, томящееся Богатство, убиенное Счастье. Они называют своих героинь Андромедами, Атропами, Эвредиками. Весь каданс стиха средневековый, — тот, который оживлен Чаттертоном, Китсом, Россетти. И Эдемс кокетничает своей устарелой речью о современном, особую красоту полагая в том, чтобы, например, клерк, влюбленный в переписчицу на ремингтоне, говорил о своей любви словами какого-нибудь древнего сэра Ланселотта или самого Ancient Mariner’a, — соблюдая жесты и улыбки отошедших эпох:
I am a clerk in prison held,
To a fat ledger mancled.
И, зная, что мы при этом вспомним ну хотя бы King’s Tragedy (1437):
I Catherine am a Douglas born,
A name to all Scots dear.
Но это кокетство скоро превращается в кокетничание утомительное и одноцветное. Торжественное изложение ничтожных явлений — [нишний] прием английского юмора, затасканный газетчиками, и [дважаль] прелестной книжки Эдемса; жаль, что она, часто глубокая и новая, приобретает этот налет фельетонизма. Тем более жаль, что убогие английские «магазины» изобилуют теперь модными «городскими» виршами (см. 1 кн. за 1907 г. New Ireland Review «Le Penseur de Notre Dame», by Th. Bodkin; I кн. 1907 г. Pall Mall Magazine «The Call of London», by R. Roberts). Все стихи Эдемса, свободные от такого налета, превосходно сделаны, интересны и энергичны.
Впервые: «Весы», № 2 / 1907 год