Nunc est bibendum: nunc pede libero
Pulsanda tellus…
Hor., lib. I. Car. XXXVII[1]
1
Сидит Людмила под окном,
Часы вечернего досуга
С ней делит старая подруга,
И рассуждают — о пустом:
О жизни будущего века,
О мнимой младости своей,
О воспитании детей,
О прегрешеньях человека
И злой политике чертей.
2
Как сон души благочестивой,
Беседа женская тиха,
Когда без чувства, без греха
Язык болтает неленивый;
Но речи смелые летят,
Они решительны и громки,
Когда от сердца говорят
Ребра Адамова потомки.
3
«Ax боже мой! что вижу я!
Душа пугается моя,
Какими страшными толпами
Идут студенты! И куда?
Ей-богу, вольность им беда
С их удалыми головами.
О! будь я ректор! Я б дала
Поступкам их другую славу;
Их отвращала б ото зла
И не пускала б за заставу…
Смотрите: что у них в руках!
Вино и трубки!!» — так судила,
С душой на стареньких устах,
Религиозная Людмила;
Так непонятлив женский взор,
Так суеверная старуха
Мечтает видеть злого духа,
Глядя на светлый метеор!
4
Идут студенты. Неба своды
Сияют мирною красой:
Богам любезен пир свободы,
И просвещенной и живой!
Сыны ученья и забавы
Небрежно, весело идут;
Вперед! вперед! Вот у заставы,
Где строго что-то берегут
Игрушки мнительной державы.
5
Чу! за границей городской
Гремят студентские напевы:
Их не поет старик плохой,
Их не поют плохие девы;
Но их поэзия мила
Душе чувствительной и вольной,
Как шум веселости застольной,
Как вдохновенные дела.
6
Туда, где Либгарт домовитый
На лоне старческих отрад
Проводит жизненный закат
Своей души незнаменитой,
Где обольстительно шумят
Пруда серебряные воды
И, сладостный певец природы,
В тени раскидистых ветвей
Весенний свищет соловей;
Где, может быть, в минувши годы
Сражались рыцари мечей,
Громили чухон-дикарей,
И, враг тиранства благородный,
Отчизне гордо изменя,
Садился Курбский на коня,
С душой высокой и свободной! —
Туда идут, рука с рукой,
Отважно, громко восклицая,
Студенты длинною толпой;
И с ними Бахус удалой!
И с ними радость удалая!
7
У прохладительной воды,
Пред домом старца-господина,
Есть полукружная долина.
Дерев тенистые ряды —
Ровесники ливонской славы —
Высоки, темны, величавы,
Кругом, как призраки, стоят.
И на лужайке аромат,
И струй веселое плесканье,
И легкий шепот ветерков,
И трепетание листов,
Там всe — душе очарованье
И пища девице стихов.
8
Сюда веселость молодая
Пришла на дружественный пир.
О вольность, вольность, ангел рая,
Души возвышенной кумир!
Ты благодетельна, ты гений
Великих дел и вдохновений;
Святая, пылкая! с тобой
Нет в голове предрассуждений
И нет герба над головой.
9
Как милы праздники студентов!
На них приема нет чинам,
Ни принужденных комплиментов,
Ни важных критиков, ни дам;
Там Вакх торжественно смеется,
Язык — не гость и либерал,
Сидишь, стоишь — покуда пьется
И пьешь — покуда не упал.
10
Смотрите: вот сошлися двое!
Бутылки верные в руках,
И видно чувство неземное
В многозначительных очах.
Стекло отрадно зазвенело,
Рука с рукой переплелась,
И в души сладость полилась
Струeй шипучей и веселой.
И взоры блещут, как огонь,
Лицо краснеет и пылает,
Бутылки прочь — и упадает
Ладонь горячая в ладонь.
Вот величаво и свободно
Уста слилися: раз, два, три
(Не так целуются цари
В часы их радости негодной!).
Свершив приятельский обряд,
Они с улыбкой упованья
Один другому говорят
Свои фамильные названья.
11
Великолепная картина!
Отрада слуху и очам!
Иной гуляет по холмам
И дружно пьет чужие вина:
В устах невнятные слова,
И руки трепетные машут,
И ноги топают и пляшут,
И без фуражки голова!
Вот он стоит — и взором ищет
Неопустелого стекла,
К нему несется как стрела,
И улыбается, и свищет.
12
Другой, подъемля к небу взгляд,
Свою бутылку допивает,
Ее колеблет и бросает
К жилищу ратсгофских[2] наяд;
Она летит — она упала
На лоно светлого пруда,
И серебристая вода
Запенилась и засверкала.
13
А там, разнеженный вином,
В восторгах неги полусонной,
Усильно борется со сном
И по долине благовонной
Беспечно движется кругом;
Руками томно жестирует,
Привстанет, смотрит на друзей
И полупьяных критикует
В свободной смелости речей.
14
Среди смеющегося луга
Звучат органа голоса,
Для пира новая краса;
Обняв пленительно друг друга,
Студенты в радости живой,
Лихие песни напевая,
Кружатся шумною толпой,
И спотыкаясь и толкая…
Чета несется за четой,
Одна другую нагоняет —
И вот слетелися оне,
И вальс в небрежной толкотне
На землю с криком упадает.
15
Уж догорел прекрасный день
За потемневшими горами;
Уж стелется ночная тень
Над благовонными брегами,
Над чистым зеркалом зыбей
И над шумящими толпами
Развеселившихся друзей;
Светило кроткое ночей
То прячется, то выбегает
Из тонкой сети облачка
И светом трепетным слегка
Леса и долы осребряет.
16
А праздник радости кипит,
Не утомясь, не умолкая;
Туманный берег озаряя,
Костер сверкает и трещит.
И в тишине красноречивой
Не побежденная вином
Толпа стоит перед огнем;
Огонь растет и блещет живо
Над разгоревшимся костром,
И вот багряными струями
Восстал высоко, зашумел;
И дым сгустился, почернел,
Слился огромными клубами
И по дубраве полетел!
17
При громе буйных восклицаний
Студенты скачут чрез огонь,—
Так прыгает ученый конь,
Так прыгают младые лани
Через пучину, через ров;
Одежда гнется, загораясь,
И с треском локоны власов,
То развиваясь, то свиваясь,
Во мраке дымчатых столбов
Блестят, как огненное знамя,
На беззаботных головах.
Один промчался через пламя,
Другой запнулся в головнях —
Готов упасть — он упадает,
Но встал и вышел из огней —
И хохот радостных друзей
С улыбкой гордою внимает.
18
И вот иная красота!
Дары забавы благородной!
Рукой отважной и свободной
С плеча нетвердого снята,
Чернея в зареве багровом,
Одежда легкая летит —
Падет, и сумрачным покровом
Костер удержан и покрыт,
Огонь редеет, утихает,
И вдруг сильней, ожесточен,
Ее обхватывает он,
Ее вертит и разрывает.
19
Но полночи угрюмой сон
Лежит по стихнувшим долинам;
Конец студенческим картинам.
Питомец вольности живой,
Питомец радости высокой
Спешит задумчиво домой
И на кровати одинокой
Вкушает сладостный покой.
______
Суета сует и всяческая суета!
Соломон.
