Очень кстати вышелъ второй сборникъ стиховъ З. Гиппіусъ послѣ шестилѣтняго промежутка и снова напомнилъ намъ обликъ поэта, скрывшагося было за публицистомъ и тенденціознымъ беллетристомъ. Намъ же поэтическое творчество З. Гиппіусъ наиболѣе дорого, причемъ очевидны и безспорны заслуги автора въ этой именно области, какъ одного изъ первыхъ піонеровъ зарождавшагося русскаго символизма, давшаго незабываемые по мастерству образцы «своей» лирики и много повліявшаго ритмическими пріемами хотя бы на А. Блока. И вторая книга стиховъ, напоминая, подтверждаетъ это мнѣніе, не мѣняя почти ни одной черты въ знакомомъ лицѣ. Будь обѣ книги въ одномъ выпускѣ, цѣльность отнюдь не была бы нарушена, но годъ стоялъ бы 1903-й (мы не говоримъ о сюжетахъ, но касательно устремленій, чувствованіи поэта и формъ его лирики). Ни паденія, ни завоеванія — ровная линія. И странно, что читая прозу З. Гиппіусъ мы не скажемъ, что это — «проза поэта», какъ мы скажемъ про повѣсти и отрывки Пушкина. A между тѣмъ З. Гиппіусъ — подлинный и весьма значительный поэтъ съ рѣдкой концентраціей, ритмическимъ богатствомъ, остротою чувства и мысли, большою четкостью, но поэтъ безуханный, безъ очарованія, безъ пѣвучести, съ мыслями скорѣй разсудочными, чѣмъ поэтическими, съ головною страстностью, съ чрезмѣрной долей «мозгологіи». Цвѣтокъ засушенный въ томѣ логариѳмовъ. Новая книга даритъ насъ такими перлами какъ «Мудрость», «Перебой», «Три формы сонета», «Малинка», «Дьяволенокъ», «Женское», и за одно это должно благодарить автора. Но встрѣчаются и стихотворенія среднія, испорченныя то прозаизмомъ мысли, то не поэтическимъ способомъ ея выраженія, напр.
Я ждалъ полета и бытія,
Но мертвый ястребъ — душа моя (отлично).
Какъ мертвый ястребъ, лежитъ въ пыли,
Отдавшись тупо во власть земли.
(ст. 18).
Хочу разъединить
Себя съ моимъ страданіемъ.
Открой, мнѣ Боже, открой людей!
Прости мнѣ! Безконечности
Въ ліобви я не достигъ.
и т. д.
Стихи З. Гиппіусъ грѣшатъ также чрезмѣрнымъ обиліемъ отвлеченныхъ словъ для выраженія душевныхъ движеній и словообразованіемъ существительныхъ отъ любого прилагательнаго, что повелось съ Бальмонта и придаетъ стихамъ видъ то отвлеченно-сухой, то ненужно-декадентскій: «темность, свѣтлость, побѣдность, всестрастность, безудержность, мглистость, иглистость, льдистость, забвенность» и пр.
Самыя заглавія — «Такъ ли? Только о себѣ, Внезапно, Оно, Имѣть», — показываютъ или чрезмѣрную щепетильность, разсудочную добросовѣстность, или напоминаютъ названіе картинъ у Передвижниковъ. Мы сознательно останавливаемся на этихъ недостаткахъ, не преувеличивая ихъ нисколько, такъ какъ съ самаго начала подчеркнули, что имѣемъ дѣло съ книгой подлиннаго и не маленькаго поэта, достоинства котораго и заслуги, отчасти уже упомянутыя нами, всѣмъ давно и достаточно извѣстны: новая же книга еще разъ напомнила и подтвердила ихъ.